Не многие восстанавливаются после катастроф вроде той, что пережила Аманда Уигал.

Однажды июньским утром 2007 года Аманда загорала с друзьями на палубе шикарного прогулочного катера на озере Бартлетт. Вокруг сновали туда-сюда гидроциклы и лодки любителей вейкбординга. Воздух был наполнен музыкой — ритмы хип-хопа смешивались со звуками кантри и рока.

Капитану судна — Аманде — было двадцать пять или около того. Это была стройная, миниатюрная девушка с русыми волосами, выступающими высокими скулами и добрыми глазами. Ее общительность в сочетании с открытостью и естественной красотой очаровывали практически каждого, кто встречал ее. Узнав Аманду, нельзя было не полюбить ее.

Жених Аманды Джереми завел лодку в небольшую бухту и привязал ее к причалу. Аманда достала сэндвичи, кто-то из друзей открыл переносной холодильник с напитками. Когда стало совсем жарко, все разделись до купальников и плавок и прыгнули в озеро, в котором отражалось бескрайнее небо Аризоны. Джереми прикрепил к корме лодки большой надувной круг желтого цвета с двумя ручками. Аманда подплыла к кругу и забралась на него всем своим хрупким телом. Она перевернулась на спину, запрокинула голову назад, обратив лицо к небу, и сложила ноги на круге так, чтобы только ступни касались воды. Зажмурившись от солнца, она помахала Джереми, который стоял за штурвалом лодки и улыбался, излучая уверенность. Джереми надавил на газ. Аманда уверенно взялась за внутренние ручки круга, предвкушая восторг стремительного движения. Гребной винт забормотал, нарушая безмятежный покой водной глади. Катер тронулся, увлекая за собой круг и Аманду. Оказавшись во власти потоков свежего воздуха, она ощутила прилив сил и радость бытия.

Вдруг краем глаза Аманда заметила большое белое судно, двигавшееся не по той стороне озера, по которой оно должно было двигаться. В соответствии с правилами судоходства озеро, подобно многополосному шоссе с двухсторонним движением, было условно разделено на две половины. Но не все знают правила, и один из таких горе-моряков как раз и приближался к катеру на полной скорости. Обладая большим опытом управления плоскодонными судами и быстроходными катерами, Джереми тоже сразу заметил несущуюся навстречу яхту. Не тратя времени на раздумья, он попытался сменить курс, но немного ошибся в расчетах, повернув на доли секунды позже, чем было нужно. Катер избежал столкновения с яхтой, но сила инерции увлекла Аманду вперед — прямо на приближающееся судно. Она с такой силой ударилась головой о корпус яхты, что потеряла сознание. Хлынувшая из раны кровь обагрила воду.

Аманду доставили на вертолете в медицинский центр Осборна в Скоттсдейле. Врачи оценили ее состояние как критическое. Позже, в состоянии комы, она была перевезена в Медицинский центр Cв. Джозефа. Уже в первые, самые критические дни, проведенные ею в отделении интенсивной терапии, медсестры обратили внимание на казавшийся бесконечным поток посетителей, беспрерывно входивших в палату Аманды и выходивших из нее. Друзья разных возрастов приходили навестить ее и поддержать. Ежедневно кто-то сидел у края кровати Аманды, держа ее за руку и говоря, как много она значит для них. «Мы любим тебя, — говорили они. — Ты выкарабкаешься!»

Но Джереми не был уверен в благополучном исходе. Неврологи сказали, что мозг Аманды мертв и никогда не восстановится. Джереми раз за разом в мельчайших подробностях прокручивал в голове события того злополучного дня, пытаясь понять, была ли возможность предотвратить случившееся. Но что бы он ни предпринимал в своем воображении, все заканчивалось одним и тем же: он вытаскивает свою невесту на берег, и кровь хлещет из глубокой раны. В тусклом свете больничных ламп казалось, что его будущая жена мирно спит. Красота осталась, но это была другая красота — катастрофа и недели комы не прошли бесследно. Белизна кожи сливалась с цветом больничного халата и простыни. Лица практически не было видно под толстыми слоями бинтов. Во рту — трубка; дыхание — едва заметное, ровное.

Должно быть, друзьям и родственникам Аманды было трудно примириться с тем, что они видели в больнице, — они помнили ее жизнерадостным человеком, беззаботной студенткой, членом университетского женского клуба, легкой на подъем аспиранткой, готовой все выходные напролет флиртовать на вечеринках у бассейна, гулять по горным склонам Юты или нежиться на пляжах Пуэрто-Вальярта. Она никогда не отрицала, что ей не хватает целеустремленности. Она была молода, и вся жизнь была впереди. Она жила в доставшейся ей от дедушки и бабушки квартире, за которую не нужно было платить, так что весь доход шел на путешествия и ночную жизнь — она была не прочь выпить с друзьями, повеселиться в клубе и потанцевать. Друзья прозвали ее болтушкой, потому что она без умолку болтала со всеми парнями вокруг. Теперь же никто не знал, сможет ли Аманда когда-нибудь снова говорить.

После многих недель, проведенных в ожидании хоть каких-то изменений в состоянии Аманды, ее семья и друзья были вынуждены сделать неутешительный вывод: Аманду не вернуть. Нейрохирурги подтвердили, что поддержание жизни в ее теле равнозначно отсрочиванию неизбежного. Посетители, которые еще недавно излучали оптимизм и старались подбодрить Аманду, теперь приходили для того, чтобы попрощаться с нею.

И вдруг Аманда очнулась.

* * *

О таких случаях врачи обычно говорят как о чудесном исцелении, поскольку происходят они исключительно редко. Далеко не каждый день люди со столь серьезными травмами, как у Аманды, выходят из комы. Но мы бы не хотели, чтобы у читателя создалось впечатление, будто родившиеся заново — это своего рода сверхлюди, которым даже смерть не страшна. Разумеется, сама Аманда так не считает. Как мы увидим, ее история дает нам очередной пример использования внутренних ресурсов, таких как обоснованная надежда и вера в способность контролировать свою жизнь, о которых мы рассказывали в других главах. Но она не думает, что своим вторым рождением обязана всему этому. И в самом деле, учитывая нахождение в коме, вряд ли выбраться с того света ей помогли какие-то там внутренние ресурсы. В этой истории источник чуда нужно искать вовне — в любви и заботе других людей.

«Аманда всегда хорошо ладила с людьми, и у нее всегда было больше друзей, чем времени, которое она могла бы провести с ними, — рассказывает мама Аманды Айрис Уигал. — Она не могла сидеть дома. Ей всегда нравилось быть участницей какого-нибудь общего дела».

И, возможно, как раз это и сыграло решающую роль. Впоследствии, пытаясь осмыслить все то, что с ней произошло, Аманда скажет, что даже сквозь непроницаемую пелену комы она каким-то загадочным образом ощущала присутствие близких людей, приходивших ее поддержать. Медицина в данном случае не дает однозначного ответа, но не исключено, что без поддержки всех этих людей Аманда не выжила бы. «Я не могла поверить, что столько людей пришли навестить меня, — говорит Аманда. — Мои собственные друзья, мамины друзья, люди, вместе с которыми я росла, люди, которых я не видела много лет. Не будь их, ради кого бы стоило возвращаться к жизни?»

Десятки исследований показывают, что окружающие играют по-настоящему большую роль в нашей жизни. Например, психологи Кэтрин Хербст-Дамм и Джеймс Кулик хотели узнать, является ли поддержка семьи и друзей важным фактором в тех случаях, когда речь идет о жизни и смерти. В статье, вышедшей в 2005 году в журнале Health Psychology, они рассказали о результатах наблюдения за 290 пациентами с момента их поступления в хосписы — учреждения, где ухаживают за безнадежно больными в последний период их жизни. Участниками исследования были люди с очень тяжелыми заболеваниями; как правило, место в хосписе предлагают только тем, кому осталось жить не более полугода. Большинство занимающихся этой деятельностью организаций не смогли бы работать без постоянной поддержки сплоченной группы волонтеров, готовых посещать пациентов и оказывать им как эмоциональную поддержку, так и практическую помощь. Приблизительно треть пациентов, участвовавших в исследовании, настояли на том, чтобы их посещали только эти волонтеры; остальные две трети таких просьб не высказывали.

Глядя на заботу и терпение, с которыми волонтеры хосписов ухаживают за людьми в последние месяцы и дни их жизни, трудно удержаться, чтобы не назвать их ангелами. Но в них нет ничего сверхъестественного, они не обладают сверхчеловеческой способностью исцелять. Это-то и делает результаты упомянутого исследования еще более любопытными: пациенты, которых посещали волонтеры, жили в три раза дольше тех, к кому никто не приходил. В среднем пациенты из первой группы жили на два с половиной месяца дольше — вечность для того, кто надеется дожить до рождения внука или отпраздновать последнее Рождество.

Имеются и другие данные, свидетельствующие о том же. В значительно более масштабном исследовании, результаты которого были опубликованы в American Journal of Epidemiology в 1997 году, группа ученых во главе с Брендой Пеннинкс наблюдала приблизительно за 3000 человек на протяжении почти двух с половиной лет с целью выявления зависимости между поддержкой со стороны других людей и уровнем смертности. Данная работа проводилась в рамках амбициозного проекта Longitudinal Aging Study Amsterdam. Отбор проводился методом случайной выборки среди жителей муниципальных образований по всей Голландии. Это были обычные люди в возрасте 55–85 лет с постоянным местом проживания. Распределение по группам осуществлялось на основе возраста и пола. Короче говоря, это было одно из тех добротных исследований, которые обычно проводят, когда хотят получить четкие ответы на непростые вопросы.

При оценке объема социальной поддержки в жизни людей исследователи учитывали несколько факторов: семейное положение (наличие супруга или партнера), общее количество друзей и членов семьи и субъективную оценку участниками качества получаемой поддержки. Но, как оказалось, самым важным фактором была эмоциональная поддержка как таковая. Через 29 месяцев исследователи приступили к изучению официальных документов с данными о смертности с целью выявления участников, умерших естественной смертью в течение этого периода по самым разным причинам, начиная с сердечного приступа или рака и заканчивая несчастными случаями или самой обычной старостью. Ученые обнаружили, что участники с уровнем эмоциональной поддержки от среднего до высокого умирали в два раза реже тех, чей уровень поддержки был низким. Доля умерших среди людей с низким уровнем эмоциональной поддержки была около 13 %, тогда как среди людей, получавших средний или высокий объем такой поддержки, смертность составила приблизительно 6 %. Таким образом, социальная поддержка помогала людям выживать в прямом смысле этого слова, без чего, разумеется, второе рождение просто невозможно.

При взгляде на проблему с точки зрения психологии выясняется, что, как показывают многочисленные исследования, различные формы социальной поддержки служат своего рода буфером между человеком и эмоциональными последствиями травмы, а также прочими негативными явлениями, помогая защититься от губительных для психического здоровья симптомов, которые способны сделать жизнь невыносимой. Также наличие поддержки является одним из важных факторов посттравматического роста, под которым понимается склонность отдельных людей к поиску положительных моментов в той ситуации, которая сложилась после пережитой ими трагедии.

Мы уже познакомились с некоторыми из тех, кто родился заново, добившись поддержки многих людей и используя ее как опору. Аша Мевлана, после победы над раком посвятившая жизнь музыке, на своем пути к известности и признанию завоевала сердца тысяч поклонников по всему миру, и они в ответ оказали ей эмоциональную поддержку. Пол Риекхофф не смог бы заручиться поддержкой людей, которые помогли ему создать Американское общество ветеранов войн в Ираке и Вьетнаме, не окажись он в центре внимания федеральных СМИ и не получи известность, которая позволила ему приобрести сотни тысяч сторонников. Даже Алан Лок, который, будучи незрячим, пересек второй по величине океан на планете на весельной лодке, смог сделать это благодаря любви и поддержке друзей и семьи, которые дали ему силы и помогли поверить в успех.

Никто из этих людей не заявляет о том, что своим вторым рождением он обязан лишь самому себе.

Но разве, полагаясь на других, мы не впадаем в противоположную крайность? Отношения между людьми далеко не всегда бывают идеальными. Случается, что нас разочаровывают, от нас отдаляются, к нам поворачиваются спиной. История Аманды Уигал на первый взгляд кажется незамысловатой, однако, как и все истории, иллюстрирующие тот или иной аспект восстановления после травмы, требует внимательного рассмотрения.

* * *

Многие посещавшие Аманду приносили ей подарки, цветы, открытки с пожеланием выздоровления, журналы и книги. Когда она открывала журнал, слова плавали по странице. Значение букв, в которых было что-то знакомое, ускользало. Память подводила Аманду. Подобно обломкам потерпевшего крушение корабля, имена, лица, места свободно дрейфовали в ее сознании без какой-либо привязки к смыслу или контексту.

Отведенное для посещений время в больнице начиналось рано. Ежедневно в палате появлялись люди, лица которых казались знакомыми, но место и время знакомства были словно скрыты от нее за пеленой тумана. Они разговаривали с ней. Иногда она пыталась отвечать. Вместо слов из ее рта вырывался нечленораздельный поток звуков. Ее ответы приводили людей в замешательство. Ее мозг был похож на сломавшуюся машину — провода оборваны, механизмы расстроены.

Вспоминая сегодня о времени, проведенном в больнице, Аманда представляет себе череду полных абсурда сцен. «Я попросила медсестру набрать номер мамы, — рассказывает Аманда. — Когда она ответила, я сказала ей, что застряла без денег на обочине шоссе I-17 и хочу, чтобы она приехала и забрала меня. Я собрала все свои вещи и ждала, когда она приедет за мной».

При этом некоторые образы, по словам Аманды, были вовсе не воспоминаниями, а последствием применения препарата, порождавшего в ее голове видения, которые она воспринимала как реальность. В одном из таких видений, например, сотрудник больницы убивал пациентов и раскладывал их тела по кроватям.

Проснувшись однажды утром, Аманда ощутила себя в незнакомой обстановке. Она не узнавала кровать, на которой спала, не узнавала комнату, ничего не знала о здании, в котором находилась. Аманда с трудом поднялась с постели, судорожно хватаясь за поручень, чтобы удержать равновесие; она все еще чувствовала слабость в правой половине тела. На цыпочках она проскользнула мимо сестринского поста и крадучись прошла вдоль стены, ни разу не споткнувшись. Пробравшись к лифту, она нажала кнопку «Вниз». Ей нужно было выбраться с этого этажа и найти телефон. Но кому звонить? «Маме, — подумала Аманда. — Я позвоню маме и скажу, где я». Но где она была? Это было не важно — мама все равно ее найдет, она решит все вопросы, она все уладит. Как только открылась дверь лифта, кто-то коснулся ее плеча. Аманда повернулась и что-то сказала. Она говорила по-французски — этот язык она изучала в колледже. Так Аманда узнала, что ее поместили в специально охраняемое отделение Неврологического института Бэрроу и что она никуда не пойдет. Уигал раз шесть пыталась сбежать, но ей ни разу не удалось уйти далеко. Охранники надели ей на лодыжку браслет, который активировал сигнал тревоги, как только девушка покидала этаж. Когда выяснилось, что даже это не способно ее остановить, Аманду стали привязывать ремнями к кровати или коляске.

Восстановление умственных способностей Аманды приводило к неоднозначному результату: с одной стороны, она была достаточно умна, чтобы замыслить побег, а с другой — недостаточно сообразительна, чтобы осознать, что сбегать незачем. Друзья, которые еще недавно навещали ее, чтобы попрощаться, пребывали в полной растерянности, не зная, как ей помочь. Что они могли сказать? Что могли сделать? Они оказались в странной ситуации. Пока Аманда считалась умирающей, друзьям было легко находить формы для выражения своей поддержки. Теперь, когда она возвращалась к жизни, друзья куда-то исчезли.

«Я видела, что Аманда перестала получать какую-либо поддержку со стороны окружающих, — говорит ее мать. — Аманде пришлось нелегко после катастрофы, потому что ее отношения с людьми изменились. Вот так сразу всех потерять — это был настоящий удар для нее. Я хотела убедить, что она не станет другой, что будет той же, какой была прежде». Но, учитывая необходимость круглосуточного ухода и годы интенсивных занятий, предусмотренные планом реабилитации, это была другая Аманда.

Даже ее жених Джереми был в растерянности и не знал, как вести себя с ней. Всего несколькими неделями ранее на задуманной как сюрприз вечеринке в ресторане Fox Sports Grill, где они когда-то познакомились, он встал на одно колено и сделал ей предложение на глазах у всех их друзей. Теперь же была велика вероятность, что даже при самом благоприятном исходе ему до конца жизни придется ухаживать за инвалидом. Это был самый трудный момент в его жизни, и он не был бы человеком, если бы не задумался о том, чтобы просто развернуться и сбежать.

* * *

Снижение уровня поддержки со стороны близких, с которым столкнулась Аманда, отнюдь не редкое явление. За десятилетия исследований ученые изучили все тонкости многоходовой игры, участниками которой становятся жертвы травмы и люди, помогающие им оправиться после трагедии. Начинается все приблизительно так: сразу после катастрофы буквально выстраивается очередь, чтобы поддержать пострадавшего, всячески выказывая участие и предлагая всевозможную помощь. Прошлое столетие дает множество примеров этого — именно так вели себя люди практически после всех стихийных бедствий. Уже в наши дни, после землетрясения 2010 года, унесшего жизни более чем 200 000 человек на Гаити и лишившего крова еще миллион, частные лица и компании по всему миру немедленно отозвались на эту трагедию, демонстрируя чудеса щедрости и самоотверженности. Правительства многих государств приняли решение о выделении материальной помощи на сумму более 5 млрд долларов; в измученную стихией страну хлынул поток сотрудников гуманитарных организаций.

Психологи Кржиштоф Каниасти из Университета Джорджии и Фрэн Норрис из Индианского университета в Пенсильвании посвятили более двух десятилетий изучению того, как помощь, оказываемая после трагических событий, влияет на жизнь пострадавших. В своей статье в журнале Current Directions in Psychological Science они назвали это явление «героической фазой» процесса оказания помощи жертвам катастроф и пришли к заключению, что оно имеет место практически после каждого массового бедствия.

Но у организаций и частных лиц просто нет ни энергии, ни ресурсов, чтобы бесконечно проявлять чудеса героизма. Спустя какое-то время сокращается объем оказываемой поддержки — будь то финансового, практического или эмоционального характера. Когда потребность в помощи слишком велика, многие важные задачи могут остаться нерешенными. По данным службы новостей Си-би-эс, даже через шесть месяцев после землетрясения на Гаити неразобранными оставались 98 % завалов. Темпы строительства временного жилья оставляли желать лучшего, в результате чего число людей, живущих в палатках и собранных наспех времянках на территории развернутых спасателями лагерей, достигло ужасающего значения — 1,6 млн. Даже год спустя в опубликованном Оксфам отчете отмечалось: «Несмотря на успех операции по спасению человеческих жизней после прошлогоднего землетрясения, реализация долгосрочных мер, направленных на полное восстановление после стихийного бедствия, фактически не начиналась». Кроме того, вопреки всем усилиям, предпринятым за прошедшие годы, до сих пор так и не удалось справиться со вспышками холеры, которая, вероятнее всего, была случайно занесена миротворцами ООН в октябре 2010 года.

Факты говорят о том, что объем помощи жертвам землетрясения был максимальным сразу после трагедии: миллиарды долларов финансовой поддержки; тысячи добровольцев, решивших протянуть руку помощи жителям Гаити. Некоторые волонтеры остались там на несколько лет. Согласно упомянутому отчету Оксфам, благодаря этой помощи сразу после землетрясения удалось спасти тысячи жизней. Разумеется, без проблем не обошлось: иногда помощь запаздывала, оказывалась не тем, кто в ней больше всего нуждался, или не так, как это требовалось. Но каким бы большим ни был объем поддержки, его все равно было недостаточно для решения проблем, с которыми сталкивались гаитяне, — осознание этого факта приводило в уныние и пострадавших, и сотрудников гуманитарных организаций. Один из таких сотрудников, Куинн Циммерман, поделился своими переживаниями в программе Talk of the Nation. Поясняя, почему его не покидает чувство неудовлетворенности, он сказал: «Думаю, в моем случае это результат осознания того, что, как бы я ни старался помочь и сколько бы я ни продолжал помогать, ситуация в целом останется прежней».

Постепенное сокращение поддержки извне характерно не только для трагедии на Гаити. По данным Норрис и Каниасти, это закономерный этап практически любой спасательной операции. «Начальный период живейшего участия, героического самопожертвования и альтруизма постепенно сменяется осознанием суровой реальности с ее горем, потерями и разрухой», — писали они в Journal of Personality and Social Psychology в 1996 году, задолго до землетрясения на Гаити. Добрые самаритяне тоже люди. Какими бы благими ни были их намерения, они ограничены в своих возможностях, как и в количестве эмоциональной энергии, которую они могут отдать. Трудно все время быть героем.

Таким образом, несмотря на колоссальный уровень поддержки, который фактически получают люди, пережившие трагедию, в определенный момент они могут почувствовать, что никому нет до них дела. Наличие этих двух обязательных этапов в процессе оказания социальной поддержки заставило Каниасти и Норрис, как и многих других исследователей, поставить под сомнение корректность исследований, показывающих, что поддержка со стороны окружающих благоприятно сказывается на психологическом состоянии человека. Они предположили, что авторы существующих исследований рассматривали как одно явление социальную поддержку и уверенность в том, что при необходимости такая поддержка будет оказываться в будущем. Но возможна ситуация, когда пострадавшие от стихийного бедствия не верят в поддержку в будущем, даже несмотря на огромный объем уже полученной помощи. Ученые задумались: а что если рассматривать эти два аспекта социальной поддержки отдельно друг от друга? Какой из них действительно важен для пострадавших?

Чтобы ответить на этот вопрос, Норрис и Каниасти опросили 498 взрослых, переживших ураган четвертой категории «Хьюго», через шесть месяцев после того, как в 1989 году он обрушился на Северную и Южную Каролину, унеся жизни 33 человек и оставив без крыши над головой десятки тысяч. Многие помнят, какой критике подверглось тогда Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям США (Federal Emergency Management Agency — FEMA) в связи с неспособностью оперативно отреагировать на это стихийное бедствие. Вместе с тем множество добровольцев со всей страны начали стекаться в пострадавший регион с намерением помочь. Красный Крест и Армия спасения выделили средства и направили сотрудников для содействия пострадавшим в ликвидации последствий стихийного бедствия. Общая сумма средств, полученных регионом в виде финансовой поддержки от федеральных властей и различных мер реагирования на чрезвычайные ситуации, таких как содействие в обустройстве временного жилья, составила 200 млн долларов.

Опрашивая пострадавших через шесть месяцев после катастрофы, исследователи добавили в анкету вопросы, направленные на оценку степени влияния на жизнь людей психологической травмы, пережитой ими в связи с потерей близких или физическими увечьями, связанные с различными формами поддержки, которую они фактически получили от других, а также с тем, верят ли они в возможность получения такой поддержки в будущем в случае необходимости. Результаты опроса оказались не столь уж обнадеживающими: чем серьезнее были пережитые людьми потери и полученные увечья, тем меньше они верили в то, что кто-то будет помогать им в будущем. Каниасти и Норрис назвали это явление «эффектом субъективного восприятия снижения социальной поддержки». Как ни странно, организации, занимающиеся оказанием гуманитарной помощи, заявляют об обратном, утверждая, что в первую очередь они предлагают свою помощь людям, которые больше всего в ней нуждаются, и только потом — тем, кто пострадал не так серьезно. Но сами пострадавшие воспринимают реальность иначе.

Некоторые из выводов Каниасти и Норрис могут пролить свет на этот тревожный разрыв. Они выяснили, что фактический уровень поддержки, полученной пострадавшими после бедствия, не связан напрямую с их эмоциональным благополучием. Напротив, субъективное восприятие пострадавшими самой возможности получения поддержки определяло их эмоциональное состояние. Таким образом, даже если в течение какого-то периода люди получали большой объем поддержки, они могут считать, что в настоящий момент поддержка недоступна или что она не будет доступна им в будущем, и, судя по всему, именно от этого зависит эмоциональное состояние пострадавших.

К подобным результатам приводят исследования во многих областях психологического знания: реальность и ее восприятие — две разные вещи, и далеко не всегда они связаны друг с другом так, как принято думать. Речь не о том, что они совсем никак не взаимосвязаны — в данном случае важно, что связь не очень прочна. В зависимости от подходов к измерению этих двух явлений в различных исследованиях связь между ними может оцениваться по-разному: от «умеренно выраженной» до «практически отсутствующей».

Как мы уже упоминали, усилия добрых самаритян обычно с течением времени сходят на нет. Поэтому, даже если пострадавшие получают по-настоящему большой объем помощи, иногда они небезосновательно задумываются о том, что долго это не продлится. Случается, что в действительности поддержка все еще оказывается, тогда как людям кажется, что ее уже нет. Пока наука не дает четкого ответа на вопрос, почему происходит это разделение реальности и субъективного ее восприятия. Однако существует ряд гипотез. Согласно одной из самых любопытных, срабатывает своего рода эффект контраста: независимо от того, насколько велика фактически предоставляемая поддержка, потребность в ней зачастую оказывается намного выше. Именно это случилось на Гаити. То есть, даже если поддержка присутствует постоянно, разница между возможностями сотрудников гуманитарных организаций и реальной потребностью в помощи оказывается настолько огромной, что у пострадавших создается впечатление, будто им никто не помогает.

Сразу внесем ясность: мы не утверждаем, что героические усилия людей, оказывающих помощь другим после трагедии, бесполезны. Зачастую именно эти усилия, которые могут включать медицинскую помощь, предоставление пищи, крова и оказание тех или иных услуг, в прямом смысле слова спасают человеческие жизни. Мы также не утверждаем, что пострадавшие не испытывают чувство благодарности за полученную поддержку, что они слишком требовательны или что сотрудникам организаций, занимающихся оказанием гуманитарной помощи, не следует слишком уж усердствовать, пытаясь удовлетворить потребности пострадавших. Потребности пострадавших оправданны, поскольку эти люди прошли через немыслимые страдания. Но их потребности могут быть такими огромными, что, какие бы усилия ни предпринимались, удовлетворить их в полной мере просто не представляется возможным. В этом нет вины пострадавших; это следствие ужасного стечения обстоятельств. Однако конкретные шаги, предпринимаемые с целью оказания помощи сразу после трагедии, не кажутся такими уж эффективными, как можно было бы ожидать, когда речь заходит о смягчении причиненного травмой эмоционального ущерба. С учетом восприятия событий пострадавшими более эффективными кажутся меры, направленные на поддержание уверенности в том, что они смогут получить помощь всякий раз, когда это будет необходимо.

Таким образом, пережившие бедствие люди зачастую должны пройти через двойное испытание. Во-первых, им нужно справиться с вызванным трагедией стрессом. Во-вторых, многим из них, вероятно, приходится иметь дело с не менее тяжелым переживанием — чувством отчуждения и одиночества, которое медленно, но верно нарастает после трагедии.

Положение, в котором оказалась Аманда, было во многом схоже с той ситуацией, в которой оказываются жертвы природных катастроф: после первых бурных проявлений поддержки друзья отдалились от нее — просто ее потребность в помощи была столь велика, что никто из них не был способен справиться с этим. Как ни странно, даже в этой ситуации Аманда никогда не испытывала чувство отчуждения, о котором мы говорили ранее. Если спросить у нее, как ей удалось выжить, где она нашла силы, чтобы снова встать на ноги и добиться того, о чем она даже подумать не могла до катастрофы, Аманда ответит, что всем обязана неослабевающей поддержке друзей и близких. Она была уверена, что всегда сможет на них опереться. И это при том, что среди многочисленных лишений, которыми теперь была наполнена ее жизнь, ощущение растущей пропасти между нею и близкими ей людьми было, пожалуй, самым большим и труднопреодолимым.

* * *

Происшествие с ящиком письменного стола казалось поначалу безобидным, однако в результате Джейн Макгонигал столкнулась с теми же трудностями, с которыми имела дело Аманда.

Последние десять лет Джейн занималась изучением компьютерных игр. Поступив в аспирантуру Калифорнийского университета в Беркли, она сосредоточила свое внимание на приобретаемых игроками навыках и умениях, которым можно было бы найти применение при решении возникающих в реальной жизни проблем.

Будучи блестящим исследователем и талантливым разработчиком игр, Макгонигал, которая ни внешним видом, ни поведением совсем не похожа на типичного умника-технаря из Кремниевой долины, умеет создать впечатление утонченной интеллектуалки без напыщенного занудства. Что касается одежды, она любит, чтобы все блестело, сверкало, притягивало взгляд, как, например, высокие ботинки яркого цвета, серьги в форме молний и прочая бижутерия в стиле супергероев из комиксов. Обладая внешностью феи и умом Эйнштейна, она покоряет прямотой, неторопливой рассудительностью и искренним интересом к людям.

Диссертация Макгонигал была посвящена теме, находящейся на стыке двух дисциплин — информационных технологий и психологии. Научная работа требовала многочасовых размышлений, что вполне ее устраивало, поскольку, несмотря на яркую внешность, от природы она интроверт. «Я не могу много времени проводить в компании других людей — я быстро исчерпываю свой лимит, — признается она, глядя сквозь пряди белокурых волос. — Я обычно не отвечала на звонки друзей. Я все время была погружена в себя. Я могла отправиться на пробежку и не заметить собственную мать». И это не преувеличение. Джейн часто устраивала пробежки по улицам своего родного района в Сан-Франциско, отстраняясь от людей и всего, что может отвлечь, чтобы полностью сосредоточиться на своих мыслях.

В результате продолжительных пробежек она, сама того не сознавая, натренировала мышцы ног. Однажды Джейн наклонилась, чтобы положить бумагу в лоток принтера, а затем резко разогнулась, со всей силы ударившись головой об открытый ящик стола. Удар был такой силы, что она буквально почувствовала, как ее мозг ударяется о верхнюю стенку черепа. Час спустя ей стало плохо, ее тошнило, у нее кружилась голова, и она перестала понимать, где находится. Это было сотрясение мозга — легкая травма, как правило, носящая временный характер. Врачи сказали, что симптомы будут проявляться не дольше трех недель. В этот период она не должна была занимать голову проблемами, чтобы дать мозгу возможность оправиться.

Но он не оправился. Прошел месяц, но лучше ей не стало. «Я почувствовала неладное, — вспоминает она. — Я могла читать, писать и говорить, но когда я начинала думать, то ощущала, как что-то сдавливает голову, и очень быстро боль в голове становилась такой невыносимой, что я теряла сознание. Я больше не могла думать о сложных вещах — но ведь в этом и состоит суть моей жизни!»

Макгонигал, которая еще совсем недавно излучала радость и жизнелюбие, начала погружаться в депрессию. Она всегда принадлежала к числу людей, которым все удается, все по плечу. В первой половине 2009 года в возрасте 31 года она выпустила две игры и начала работу над книгой. Ей чрезвычайно важно было заниматься чем-то продуктивным, и ее мозг привык работать быстро. После несчастного случая жизнь пошла под откос.

Неожиданно для себя самой Макгонигал начала испытывать чувство одиночества. Внешне она казалась совершенно такой же, как прежде, поэтому друзья продолжали относиться к ней точно так же, как и раньше. Казалось, никто не понимал, что происходит у нее в голове. Впервые в жизни она почувствовала, что не хочет быть одна, так как одиночество означало отсутствие поддержки, в которой она так нуждалась. Макгонигал задавалась вопросом: способен ли кто-нибудь понять, что с ней происходит, найдется ли кто-нибудь, кто действительно поможет ей побороть растущий страх и чувство неопределенности?

Еще больше пугало то, что у нее начали появляться мысли о самоубийстве. С парящей над городом крыши 43-этажного здания, в котором она жила, открывался захватывающий вид, но Макгонигал перестала туда подниматься — боялась, что спрыгнет. Спустя месяц после полученной травмы она наконец пришла к осознанию, что мириться со страданиями больше нельзя и пора что-то делать.

Ей был нужен человек, который отвлек бы ее от размышлений. Проблема заключалась в том, что Джейн приучила всех своих друзей держать дистанцию и не докучать ей. «Мне нужны были люди, которые общались бы со мной по-другому, — говорит она. — Когда у кого-то травма, люди не знают, что делать и как себя вести». Например, друзья приносили ей вино, хотя ей нельзя было пить. Они приглашали ее в кафе, чтобы выпить чашечку кофе, но кофеин ей был противопоказан. Более того, девушка просто-напросто не могла выйти из квартиры: ее сразу начинало тошнить, и ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Они не были виноваты. Большинство не знают, как вести себя с человеком, попавшим в подобную ситуацию. «Я должна была сама объяснять им, чего я от них хочу», — рассказывает Джейн.

Под влиянием того, что с ней происходило, Макгонигал начала работу над концепцией видеоигры, которую она назвала SuperBetter. В основу проекта легла мысль, в справедливости которой Джейн убедилась на собственном опыте. Она поясняет, что, как показывают научные исследования, тяжелые испытания, через которые проходит человек, могут привести к положительным изменениям в его жизни: «Вместо того чтобы делать нас слабее, препятствия могут стать источником силы». Макгонигал пришла к мысли, что, применяя правильные инструменты, люди могли бы использовать эти препятствия в качестве трамплина, помогающего им проявить свои лучшие качества и сделать свою жизнь счастливее.

В роли игроков выступают люди, пережившие травму. Войдя в игру, они могут выбрать одно из нескольких реалистичных заданий, задуманных таким образом, чтобы развивать в них качество, которое Макгонигал называет «социальной устойчивостью». Задания намеренно построены так, чтобы их легко можно было выполнить. Например, нужно пожать кому-нибудь руку так, чтобы рукопожатие длилось пару секунд, или послать кому-нибудь короткое текстовое сообщение. В SuperBetter созданы условия для того, чтобы игрокам хотелось пригласить в игру в качестве союзников людей из реальной жизни (друзей и членов семьи), а эти союзники, в свою очередь, должны ставить перед игроками реальные задачи. За каждое успешно выполненное задание игрок SuperBetter получает награду в виде повышения персонального показателя устойчивости, который отражает его физическое, социальное, психологическое и эмоциональное состояние. Помимо самой игры существует форум, на котором игроки могут общаться и находить новых виртуальных союзников — других игроков со всех уголков земного шара, воюющих с теми же самыми врагами, то есть с посттравматическим стрессовым расстройством, хронической болезнью или тяжелой зависимостью.

Во многом выводы Макгонигал совпадают с выводами, сделанными Каниасти и Норрис. Анализируя свою жизнь после травмы головы, она обратила внимание на то, что все чаще чувствует себя одинокой, несмотря на полноценную поддержку со стороны мужа и друзей. Глубоко внутри Макгонигал начала осознавать, что уровень социальной поддержки снижается и это очень плохо сказывалось на ее психическом здоровье. Она жаждала оказаться в обществе людей, которые были бы готовы ей помочь; людей, которые действительно понимали бы, с какими испытаниями ей приходится иметь дело, и которые были бы готовы, не дрогнув, пройти с ней весь путь до конца. Чтобы реализовать эту мечту, Макгонигал должна была помочь своим друзьям и семье примириться с ситуацией и снабдить их четкими указаниями относительно того, как ей помогать.

После публикации в Интернете понадобилось некоторое время, чтобы SuperBetter набрала обороты. Но постепенно сформировалось целое виртуальное сообщество игроков, которые начали общаться и заботиться друг о друге в реальной жизни. Один из участников, страдавший острым миелолейкозом, использовал игру, чтобы улучшить свою жизнь настолько, насколько это было возможно: он давал другим игрокам задания, выполняя которые они должны были убедиться, что он не забыл встать с кровати, одеться, выйти из дома, — они помогали ему формировать память. Проведя в игре несколько недель, программист из Сан-Франциско признался друзьям и членам семьи, что пребывает в депрессии, и предложил им быть его союзниками, чтобы стать ближе и лучше понимать друг друга.

Сама Макгонигал тоже играла в SuperBetter. «У меня был ноутбук, а мой муж придумал простенькую систему баллов и стал вести список того, что я хотела сделать в течение дня: творчество, душ, еда. За прогулку вокруг квартала я получала три балла. Я обращалась к людям с конкретными просьбами. Это было лучше, чем говорить: “Я в затруднительном положении, мне нужна ваша поддержка”. Большинство не понимают, как поступать в подобной ситуации. “Просто позвони мне вечером, чтобы спросить, как у меня дела и поговорить со мной пять минут”. Как говорит моя сестра: “Сядь у окна и смотри на то, что ты видишь”».

Благодаря десяткам таких поводов для общения с другими людьми и задачам, какими бы незначительными они ни были, Джейн начала понимать, что на самом деле не одинока. Участие в игре дало ей уверенность, что, когда потребуется поддержка, она ее получит.

Ее опыт опять-таки согласуется с наблюдениями Каниасти и Норрис. В своей статье в журнале Current Directions in Psychological Science они пишут, что «уверенность в наличии прочной связи с другими людьми защищает пострадавших от сильных негативных переживаний». Еще недавно ощущавшая себя так, как будто она была одна посреди пустыни, Макгонигал вдруг обнаружила виртуальное море поддержки, в которое она могла окунуться с головой. Девушка нашла способ доказать самой себе, что рядом с ней есть люди, на которых можно положиться, и что они никуда не исчезнут.

Впрочем, между исследованиями Каниасти и Норрис и проектами Макгонигал есть существенные различия: Каниасти и Норрис изучают масштабные катастрофы, затрагивающие жизнь большого числа людей, тогда как Макгонигал главным образом интересует, как люди справляются с личными травмами. Кроме того, Каниасти и Норрис просто наблюдают за тем, как люди, пережившие трагедию, воспринимают социальную поддержку, — Макгонигал пытается повлиять на это восприятие. Так или иначе, они все пришли к выводу, что пропасть между реальностью и ее восприятием может быть преодолена.

* * *

Аманда всегда была близка со своей матерью Айрис, а когда умер отец (Аманде тогда было двадцать), их отношения стали еще более тесными. После этого Аманда и Айрис пообещали друг другу, что всегда будут рядом, что бы ни случилось.

Проработав тридцать три года учителем в начальной школе, Айрис вышла на пенсию. После произошедшего с Амандой несчастного случая она стала заниматься с ней так, как когда-то с десятилетними и одиннадцатилетними ребятами, — временами Аманда сама напоминала малыша. Айрис ставила перед дочерью карточки с простыми математическими упражнениями и спрашивала ее: «Ты можешь сложить эти цифры?»

Джереми тоже не оставался в стороне. Однажды, занимаясь стиркой, он взглянул на Аманду, которая в задумчивости лежала на диване, свернувшись клубочком и нежась в лучах солнечного света. «Привет», — сказал Джереми и присел у нее в ногах. Аманда едва заметно улыбнулась. Он протянул ей рубашку. Она сложила ее, потом — еще одну, и еще одну, а затем сделала из них аккуратную стопочку. «Одна, две, три…» — считал Джереми вслух вместе с Амандой. Она повторяла за ним. Сам того не зная, Джереми воспроизвел упражнение из сборника игр, составленного Джейн Макгонигал. Иногда за обедом он спрашивал Аманду, какого цвета еда на тарелке. В машине по пути в реабилитационный центр он по многу раз повторял с ней слова, начинающиеся с определенной буквы.

Несмотря на все старания Айрис и Джереми, пытавшихся вернуть ее к жизни, Аманда понимала, как она беспомощна, как много времени у нее уходит на освоение каждой цифры и каждого слова. Она мечтала снова стать той яркой, жизнерадостной женщиной, какой была до несчастного случая. Но каждый дававшийся ей с огромным трудом шаг в умственном и физическом развитии убеждал ее, что эта мечта может не сбыться, а если даже и сбудется, то лишь отчасти.

Аманда переехала к матери, так как ей требовался уход и она не могла жить одна. «На восстановление ушло около года, — вспоминает Айрис. — Я контролировала каждый ее шаг. Мы составляли расписание на каждый день: встать с кровати, одеться, почистить зубы. В реабилитационном центре ей давали задания на дом с подробнейшими инструкциями по их выполнению. Она должна была отвечать на разные вопросы. Я по два раза проверяла ее ответы и сидела рядом с ней, пока она занималась. Она полностью утратила математические способности. И это девочка, которая легко перескочила через два уровня по математике в третьем классе!»

В результате несчастного случая оказались частично травмированы лобные доли мозга. Одним из первых последствий была утрата воспоминаний о подробностях ее жизни до трагедии. Например, Аманда не помнила, что работала в небольшой компании по производству рекламной продукции, где отвечала за продажи. Она не помнила, что работа не приносила ей большого удовлетворения в профессиональном смысле и что в какой-то момент она решила уволиться, но передумала, когда владелец объявил о своем уходе от дел и предложил ей купить компанию. Так что, вновь обретя способность к общению, Аманда с удивлением обнаружила, что является владельцем небольшой компании под названием Brandables в Скоттсдейле.

Отчасти чтобы принять на себя долговые обязательства Аманды, отчасти чтобы поставить перед ней конкретную цель, к которой можно было бы стремиться, Айрис взяла в свои руки руководство компанией. «Мне казалось, что, пока есть компания, в которой ждут Аманду, она будет стараться изо всех сил, чтобы вернуться в нее», — говорит Айрис.

До травмы Аманда не была настолько сильно привязана к своей компании, чтобы теперь ее можно было использовать в качестве стимула к восстановлению, тем более что это была достаточно отдаленная цель. Однако Айрис оказалась права. После травмы возвращение в Brandables стало жизненно важной задачей для Аманды. Компания стала конкретной целью, заставлявшей ее двигаться вперед по пути восстановления физических и умственных способностей. В какой-то момент между несчастным случаем на озере и восстановлением базовых навыков существования среди людей Brandables стала чем-то большим, чем просто работой. Компания стала для Аманды спасательным кругом.

«Я знала, что люди с такой же травмой, как у меня, обычно не могут вернуться к прежней жизни, — признается Аманда. — Многое приходится менять». Но она очень сильно хотела вернуться туда, где она по крайней мере могла быть независимой и заниматься делами, и Аманда день за днем работала, чтобы добиться этого. «Врачи сказали, что она добилась потрясающего результата, — вспоминает мать с улыбкой. — Достаточно сравнить то, какой она была в начале пути, с ее нынешним состоянием. Когда мою дочь привезли на вертолете, мне сказали, что ее мозг мертв. Мне рекомендовали дать согласие на отключение систем жизнеобеспечения. И вот теперь она почти полностью — на 90 % — вернулась к нормальной жизни. Она вернулась в компанию. Это был счастливый день».

Но оказалось, что далеко не все так гладко. В июле 2007 года, когда Аманда впала в кому, Министерство торговли США сообщало об экономическом росте, низкой безработице и увеличении заработной платы по всей стране. Придя в сознание, Аманда увидела мир, живший совсем по другим законам. За те недели, что она провела в коме, ситуация в мировой экономике ухудшилась. В течение многих месяцев, которые понадобились ей, чтобы восстановить то, что она утратила за мгновение, цены на акции и недвижимость обвалились. К декабрю, когда Аманда заново училась говорить, сотни тысяч людей пополнили ряды безработных.

Финикс и его пригороды пострадали особенно сильно — лишь в трех других регионах США число потерявших работу было еще выше. Компании премиум-сегмента сворачивали деятельность, лучшие рестораны закрывались, самые модные заведения банкротились. Торговые центры, еще два года назад едва справлявшиеся с потоком посетителей, с трудом сводили концы с концами. Из 15 офисов в том комплексе, где размещалась Brandables, были заняты лишь пять. Подобно многим другим компаниям, Brandables переживала не лучшие времена. Так что Аманде пришлось иметь дело не только с трудностями когнитивного характера, но и с казавшимися непреодолимыми экономическими проблемами.

«Я хотела, чтобы Brandables работала. Я нуждалась в ней, — вспоминает Аманда с дрожью в голосе. — Я не потеряла веру в возможность реабилитации. Как же я могла потерять веру в свою компанию?»

Для начала Аманда произвела тщательные подсчеты — само по себе это было нелегко — и приняла тяжелое решение. У компании просто не было денег на оплату труда сотрудников. Как бы мучительно это ни было, Brandables не могла остаться на плаву без увольнений. В знак солидарности она сама полностью отказалась от зарплаты. «Я не собиралась отдавать свой бизнес без боя. Я не могла оставить все как есть, вести дела, как прежде, и продолжать получать прибыль», — рассказывает Аманда. Это был тот момент, когда она осознала, что если она хочет остаться в бизнесе и возродить компанию, буквально начав с нуля, то должна уволить и свою мать.

Аманда осталась совершенно одна, окруженная безжизненными вешалками для одежды и рекламными образцами, в опустевшем офисе площадью 200 кв. м. Она подошла к столу, за которым еще недавно сидела ее мать, — на нем по-прежнему красовалась конфетница Айрис. Аманда прошла вдоль пустых боксов и направилась по короткому коридору на склад, размышляя, как она будет выполнять все заказы в одиночку.

Память все еще была слаба, поэтому Аманда организовала работу таким образом, чтобы заказы клиентов все время были у нее перед глазами — в противном случае она бы просто о них забыла. Повсюду на стенах были листочки клейкой бумаги для заметок. Белые доски в коридорах напоминали Аманде о текущих заказах на трафаретную печать или вышивку, о том, кому нужно выставить счет и куда доставить продукцию. Она сама занималась упаковкой, таскалась по выставкам и даже вступила в местную торгово-промышленную палату. Но долго поддерживать такой темп работы в одиночку было невозможно — он изматывал ее и причинял больше вреда, чем пользы.

«Я не могла позволить ей потерпеть неудачу, — говорит Айрис. — Она моя дочь, и она всегда будет ею». Так что однажды утром она пришла и, не говоря ни слова, взялась за обслуживание клиентов. Она даже не заикалась о зарплате. «У меня никогда не было такого делового чутья, как у Аманды, но со здравым смыслом у меня все в порядке. Я хотела сохранить нашу с ней связь».

Даже перестав получать поддержку со стороны друзей, в опустевших пустых помещениях некогда процветавшей компании Аманда никогда не чувствовала себя брошенной. «Как это ни странно, — говорит она с задумчивой усмешкой, — я ни секунды не чувствовала себя одинокой». Чтобы понять, как такое возможно, необходимо учесть разницу между фактической поддержкой окружающих и субъективным восприятием этой поддержки. Ранее мы отмечали, что возможна ситуация, когда человеку кажется, что социальная поддержка отсутствует даже после получения им большого объема такой поддержки. Но возможно и обратное: Аманда жила с ощущением, что ее со всех сторон окружают люди, которые готовы в любой момент прийти ей на помощь, тогда как, если смотреть на вещи объективно, большинству ее жизнь показалась бы блужданием по пустыне. Скорее всего, этим своим восприятием ситуации Аманда обязана неустанным усилиям Айрис и Джереми. Сколько бы людей ни покинуло ее, Аманда знала, что мать и жених всегда будут рядом. Это усиливало ее веру в то, что она сможет получить поддержку тогда, когда будет нужно, — веру, которая давала ей силы двигаться дальше.

* * *

За время мирового экономического кризиса в США прекратили работу более 200 000 малых предприятий, но Аманда смогла превратить Brandables в одного из 25 лучших поставщиков рекламных материалов в Аризоне. В то, что такое возможно, трудно поверить, даже если не знать о травме головы, едва не стоившей ей жизни.

Миллион долларов или около того, заработанные компанией с момента ее почти неотвратимого банкротства, — вовсе не это удивляет в истории Аманды, и не это делает ее настоящей историей второго рождения. Таковой ее делают те физические и финансовые испытания, которые выпали на долю Аманды. Правда в том, что не все, кто пережил второе рождение, меняют мир вокруг. Часто второе рождение связано с изменениями, не выходящими за рамки личной жизни человека. Некоторые люди в корне меняют свою жизнь, начиная иначе смотреть на мир, находя смысл в чем-то новом. Для Аманды Brandables стала чем-то существенно большим, чем задумывалось изначально. «Мне нужно было сохранить компанию. Внезапно Brandables стала всем для меня. Мы стали одним целым. Из источника заработка она превратилась в смысл моей жизни», — рассказывает Аманда. В условиях, когда каждый день в округе закрывался очередной магазин, Brandables продолжала работать. Клиенты продолжали приходить. Аманда и Айрис продолжали выполнять заказы. Сегодня мать и дочь все так же у руля Brandables.

Даже долго общаясь с Амандой, вы вряд ли заметите шрам в верхней части лба или паузы, которые она делает, чтобы извлечь из памяти нужные слова. Но она — другой человек, хотя произошедшие изменения почти незаметны со стороны. После несчастного случая и потери многих друзей Аманде пришлось распрощаться с образом любительницы вечеринок, которой она когда-то слыла. Она проводит больше времени в одиночестве, стала менее общительной и предпочитает шумной толпе тишину уединения. Она называет это вновь обретенным ощущением покоя.

Как только Аманда была к этому готова, а Джереми почувствовал, что сможет заботиться о ней, они снова стали жить вместе. Их отношения подверглись суровому испытанию на прочность — ведь Аманда получила травму всего несколько недель спустя после предложения Джереми выйти за него. Несмотря на сомнения и трудности, Джереми, подобно Айрис, остался рядом с Амандой. Они поженились через три года после катастрофы на озере Бартлетт.

Аманда убедилась в том, что среди окружающих ее людей по крайней мере двое всегда придут на помощь. А уверенность в том, что рядом есть кто-то — не только тот, кто может заставить тебя улыбнуться, но на кого можно рассчитывать, когда требуется поддержка, — один из самых больших секретов успеха родившихся заново.