Должность министра иностранных дел традиционно считалась второй позицией после премьерства. Именно так и было воспринято всеми получение Троцким портфеля наркома иностранных дел в Совнаркоме (СНК). Как человек, проведший много лет за границей, знакомый с нравами и обычаями многих стран, говорящий (пусть даже не в совершенстве) на каких-то иностранных языках, Троцкий подходил на эту должность больше, чем сидевшие в российской ссылке, мало бывавшие или вообще не бывавшие за границей и не знавшие иностранных языков большевики типа Свердлова или Сталина. Склонности к дипломатической работе у Троцкого конечно же не было, если не считать того факта, что пребывание вне фракций социал-демократического движения в течение долгого времени требовало известной дипломатической гибкости. Тем не менее М. Истмен утверждал, что «нехватка дипломатичности относилась к существу натуры Троцкого» [89] . Но центр тяжести большевистской политики лежал в тот момент не в дипломатии. В ведении Троцкого находились, собственно, два вопроса: о войне и мире и об организации мировой революции (здесь Троцкий по праву считался бесспорным экспертом).
Уверенность в скорой мировой революции не покидала Троцкого ни на минуту. Троцкий не был здесь в одиночестве. Почти все большевистские руководители лелеяли планы ускорения мировой революции. Только Ленин занимал в этом вопросе несколько более осторожную позицию [90] . Но и Ленин, и Троцкий изо дня в день заявляли, что русская революция является репетицией всемирной пролетарской революции, что, по словам Троцкого, в плане перспектив мировой революции «самые оптимистические предположения оправдались» [91] . Американский исследователь А. Рабинович справедливо отмечает, что Троцкий, «как и Ленин, если не больше, был поглощен идеей разжигания, с помощью революционного взрыва в России, пожара социалистических революций в развитых странах Европы, и, судя по его заявлениям, бо́льшая часть представлений о российской политике определялась этой, без преувеличения, всепоглощающей идеей» [92] .
Тем не менее в первые недели после Октябрьского переворота Троцкий занимался не только делами своего ведомства. Примерно до марта 1918 г. он активно участвовал во всех делах Совнаркома. Его кабинет и кабинет Ленина находились в противоположных концах Смольного. Но между ними происходило непрерывное общение. Троцкий бывал у Ленина по несколько раз в день, матрос-курьер мотался по коридору, обеспечивая обмен записками между двумя лидерами, текстами Ленина с исправлениями Троцкого; текстами Троцкого с поправками Ленина. Ленин даже в шутку предлагал установить сообщение в Смольном на велосипедах [93] . Самой неотложной задачей, которая стояла перед двумя узурпаторами, стало формирование под их руководством большевистского правительства.
Ленин и Троцкий не спешили делить власть с другими партиями. Вопрос о создании коалиционного «однородного социалистического правительства» был поставлен на II съезде Советов 26 октября не ими, а левым крылом социал-демократов (интернационалистов) и левыми эсерами. Меньшевик-интернационалист Б.В. Авилов огласил резолюцию «о необходимости передачи всей власти в руки демократии», подчеркнув, что нужно создать правительство, которое поддержали бы не только рабочие, но и «все крестьянство, как состоятельное, так и беднейшее». В.А. Карелин [94] , выступавший от левых эсеров, придерживался центристской позиции, протестуя против того, что вместо «временных комитетов, которые бы взяли на себя временное разрешение наболевших вопросов дня», создается «готовое правительство». Карелин, однако, добавил, что левые эсеры не собираются из-за этого «идти по пути изоляции большевиков», поскольку понимают, что «с судьбой большевиков связана судьба всей революции: их гибель будет гибелью революции» [95] .
В принятой левыми эсерами резолюции настаивалось на необходимости образовать правительство совместно с другими революционными партиями, ушедшими со съезда, но при неудаче переговоров, оказывая большевикам «помощь в технической работе», в Совнарком не входить [96] , поскольку в этом случае левые эсеры должны будут рвать с ушедшими со съезда Советов партиями [97] . Карелин указал также, что список членов СНК, предложенный новым председателем ВЦИКа, избранным II съездом Советов, Каменевым, от имени большевистской фракции, левых эсеров не удовлетворяет, поскольку в нем не представлены интересы Советов крестьянских депутатов.
Имея на съезде Советов большинство, Ленин с Троцким могли бы не уступать давлению прочих социалистических партий. Но сами большевики в тот период не были едины. Уверенность Ленина и Троцкого в том, что большевики одни сумеют удержать власть, разделялась далеко не всеми. Бывший большевик и будущий нарком и посол Л.Б. Красин (в то время он, отойдя от политики, был генеральным представителем в России германской электротехнической компании «Сименс – Шуккерт») писал своей жене, благоразумно отправленной вместе с дочерьми в Швецию выжидать, чем кончится большевистская авантюра: «Все видные б[ольшеви]ки (Каменев, Зиновьев, Рыков /Алексей-заика/ etc.) уже откололись от Ленина и Троцкого, но эти двое продолжают куролесить, и я очень боюсь, не избежать нам полосы всеобщего и полного паралича всей жизни Питера, анархии и погромов» [98] .
Сходной была и информация, поступавшая от наркома просвещения большевистского правительства Луначарского, чья жена пережидала горячие революционные дни в Швейцарии. 27 октября Луначарский писал ей, что «выходом» из кризиса «была бы демократическая коалиция. Я, Зиновьев, Каменев, Рыков за нее. Ленин, Троцкий – против» [99] . А.А. Богданов тоже относился отрицательно к перевороту и идее формирования чисто большевистского правительства, считая, что во всех случаях Луначарскому не место в компании Ленина и Троцкого: «Я ничего не имею против того, что эту сдачу социализма солдатчине выполняют грубый шахматист Ленин, самовлюбленный актер Троцкий. Мне грустно, что в это дело ввязался ты» [100] , – писал он Луначарскому в середине ноября.
Предложение о создании однородного социалистического правительства при условии невключения в него Ленина и Троцкого было выдвинуто Викжелем [101] 29 октября. В этот же день ЦК большевистской партии рассмотрел это заявление. Ленин и Троцкий, которых собственный ЦК собирался лишить власти, променяв их на новое коалиционное социалистическое правительство, неожиданно для себя оказавшись в меньшинстве, не стали принимать участие в голосовании по вопросу о собственной отставке и в знак протеста ушли с заседания [102] . В их отсутствие ЦК принял решение признать возможным расширить политическую базу правительства и изменить его состав. Вести переговоры были уполномочены Каменев и Г.Я. Сокольников [103] .
Руководство Викжеля считало, что СНК, «как опирающийся только на одну партию, не может встретить признания и опоры во всей стране» [104] и что поэтому необходимо создание нового правительства. В случае отказа политических партий сформировать такое правительство и прекратить вооруженные столкновения в Москве и Петрограде Викжель грозил всеобщей железнодорожной забастовкой начиная с 12 ночи с 29 на 30 октября. Викжель предлагал всем социалистическим партиям немедленно послать своих делегатов на совместное заседание с ЦИКом железнодорожного союза [105] .
От Викжеля зависело очень многое. Профсоюз железнодорожников, настроенный категорически против правительства Керенского, заявил о том, что не пропустит к Петрограду правительственные войска, а в случае проникновения в город войск Керенского или Краснова [106] – блокирует Петроград [107] . Два представителя Викжеля были посланы в Могилев. Во время их переговоров с Общеармейским комитетом они указали, что считают соглашение между Керенским и Лениным невозможным и единственное, что остается, – это убедить обе стороны в интересах предотвращения гражданской войны уступить власть третьей силе – однородному социалистическому правительству, опирающемуся на «революционную демократию» фронта и тыла. Самой подходящей кандидатурой в главы правительства Викжель считал эсеровского руководителя Чернова.
Средняя линия Викжеля в тот момент была выгодна большевикам. Когда в Петроград пришли сведения о намерениях Юго-Западного фронта выслать войска для подавления большевиков, Викжель снова пригрозил всеобщей железнодорожной забастовкой. В дополнение к этому Викжель разрешил беспрепятственное передвижение по железным дорогам большевистских вооруженных отрядов и тех воинских частей, которые поддерживали большевиков, а на предложение преданных Временному правительству частей спустить под откос движущиеся в Петроград большевистские части отвечал категорическим запретом, так как считал, что с разгромом большевиков будет подавлена вся революция [108] .
В ответ на лояльную позицию Викжеля Каменев, как председатель ВЦИКа, дал согласие на переговоры о формировании однородного социалистического правительства. Обсуждение этого вопроса началось 29 октября в 7 часов вечера в помещении Викжеля. Переговоры продолжались несколько дней. Заседания открывались вечером и тянулись иногда до раннего утра. На первом заседании Каменев от имени ВЦИКа заявил, что «соглашение возможно и необходимо». Условия: платформа II съезда Советов; ответственность перед ВЦИКом; соглашение в пределах всех партий, от большевиков до народных социалистов включительно. «Для ВЦИКа на первом месте стоит программа правительства и его ответственность, а отнюдь не личный его состав», – закончил Каменев, дав понять, что готов отказаться от кандидатур Ленина и Троцкого. Это удовлетворило не всех. Некоторые высказались против участия большевиков в правительстве вообще. Дан, например, предложил еще и распустить ВРК, объявить II съезд Советов несостоявшимся и требовать прекращения террора. Прочие были менее жестки. Мартов в примирительной речи призвал к соглашению «обоих лагерей демократии». Сокольников заявил, что ЦК большевиков в основном поддерживает позицию Викжеля и предложил социалистическим партиям разделить власть с большевиками. Все конфликты, кажется, были разрешены, и для уточнения внесенных предложений избрали комиссию в составе Дана, Каменева, Рязанова, Сокольникова, представителей Викжеля, Петроградской думы и ЦК ПСР. Комиссия работала всю ночь с 29 по 30 октября. Всеобщая железнодорожная забастовка Викжелем объявлена так и не была [109] .
Утром 30-го состоялось новое заседание. От большевиков были Рязанов, Каменев, Сокольников, Рыков. Но к соглашению не пришли. Вопрос о включении большевиков в состав однородного социалистического правительства не был решен совещанием ввиду разногласий. Заслушали доклад комиссии, избранной совещанием для переговоров с Керенским, и отложили совещание до вечера. Вечером опять заседали. Под угрозой вторжения войск Керенского и не желая разрывать отношений с Викжелем, большевики дали согласие на создание Временного народного Совета из 420 человек, должного заменить распускаемый, согласно плану, ВЦИК Советов. Начали обсуждать кандидатуры будущего правительства, причем все партии заявили, что не уполномочены выражать окончательное мнение. На пост министра-председателя выдвинули Чернова и Авксентьева, но кандидатура последнего была снята, так как против высказались большевики. На кандидатуре Ленина никто из большевиков всерьез даже не настаивал. На пост министра иностранных дел предложили Авксентьева, Скобелева, Троцкого и М.Н. Покровского. Двух последних выдвинули большевики. После краткого обмена мнениями кандидатуры Троцкого и Скобелева сняли. Оговорили кандидатов на прочие министерские посты, с одобрения большевиков составили соответствующий проект соглашения. На этом заседание закрыли [110] .
Настроение было подавленное. «Мы погибли!» – сказала при встрече меньшевику Д.А. Сагирашвили жена Каменева (и сестра Троцкого) Ольга Давидовна. Все боялись, что в город войдут войска 3-го казачьего корпуса генерала П.Н. Краснова, к которому отправился просить помощи Керенский. Но Керенский не смог уговорить Краснова двинуться в столицу, причем похоже, что самому Керенскому снова пришлось бежать, теперь уже от Краснова, чтобы не быть задержанным казаками. Адъютант Керенского, по крайней мере, арестован Красновым был.
На следующий день Троцкий лично прибыл в Царское Село, где размещался штаб казачьего корпуса. Узнав, что под арестом находится адъютант Керенского, он затребовал арестанта, чтобы получить от него информацию о местонахождении бежавшего премьер-министра, которого подозревал в организации «контрреволюции». Вот как описывает с оттенком антисемитизма и снобизма приезд Троцкого в Царское Село ставший затем писателем генерал Краснов:
«Уже в сумерках ко мне вбежал какой-то штатский с жидкой бородкой и типичным еврейским лицом. За ним неотступно следовал молодой казак 10-го Донского полка с винтовкой больше его роста в руках и один из адъютантов Керенского.
– Генерал, – сказал, останавливаясь против стола, за которым я сидел, штатский, – прикажите этому казаку отстать от нас.
– А вы кто такие? – спросил я.
Штатский стал в картинную позу и гордо кинул мне:
– Я – Троцкий.
Я внимательно посмотрел на него.
– Ну же, генерал! – крикнул он мне. – Я Троцкий!
– То есть Бронштейн, – сказал я. – В чем дело?
– Ваше превосходительство, – закричал маленький казак, – да как же это можно? Я поставлен стеречь господина офицера [адъютанта Керенского], чтобы он не убег, вдруг приходит этот еврейчик и говорит ему: я Троцкий, идите за мной. Офицер пошел. Я часовой, я за ним… Я его не отпущу без разводящего.
– Ах, как это глупо, – морщась, сказал Троцкий и вышел, сопровождаемый адъютантом Керенского.
– Какая великолепная сцена для моего будущего романа, – сказал я толпящимся у дверей офицерам!» [111]
И действительно написал роман, но позже. Потому что 1 ноября Троцкий отдал приказ об аресте Краснова, после чего телеграфировал в Смольный о победе: «Гатчина занята Финляндским полком. Казаки бегут в беспорядке и занимаются мародерством. Приняты быстрые меры, чтобы положить конец мародерству. Керенский бежал в автомобиле» [112] .
Конечно, Троцкий появился в Царском Селе, когда опасность захвата столицы Красновым фактически миновала – из факта бегства Керенского из частей Краснова и ареста адъютанта Керенского следовало, что Краснов не доверял Керенскому не меньше, чем большевикам. Тем не менее, не имея пока еще отношения к военному ведомству, Троцкий, приехав к Краснову, продемонстрировал свою готовность и умение заниматься еще и военными вопросами, а в глазах большевистского актива стал спасителем советского правительства от «налета Керенского и генерала Краснова на Петроград» [113] .
Арестованный генерал Краснов, доставленный в Смольный, под обещание не выступать против большевиков был помещен под домашний арест, вскоре бежал на Дон по чужим документам и в центре казачьей вольницы стал одним из организаторов вооруженной борьбы против большевистского режима. Керенскому же после побега из Гатчины удалось эмигрировать.
B.C. Войтинский являвшийся комиссаром Северного фронта и в этом качестве принимавший участие в несостоявшемся выступлении Краснова – Керенского, после неудачного его завершения был доставлен в Петроградский Совет лично Троцким, где последний не без патетики заявил: «Гражданин Войтинский, вы являетесь пленником революционного народа, обвиняемым в конспирации и бунте» [114] . Просидев два с половиной месяца в Петропавловской крепости, Войтинский по ходатайству Горького был освобожден и тоже бежал, но на Кавказ, где он сыграл важную роль в становлении независимого Грузинского государства [115] . Время было сумбурное. Арестованных пока еще выпускали. Карательной политике большевистская власть и Троцкий, как ее представитель, только еще учились.
Состоявшееся в ночь на 1 ноября заседание специально созданной комиссии большевистского руководства (Каменев, Сокольников и Рязанов) приняло решение об исключении Ленина и Троцкого из числа возможных кандидатов на министерские посты и о существенном ограничении участия большевиков в проектируемом новом объединенном правительстве [116] . Секретом это решение не являлось. О нем был поставлен в известность актив социалистических партий [117] . Затем на заседании ЦК большевиков 1 ноября был заслушан доклад Каменева о переговорах с социалистическими партиями и Викжелем. Каменев доложил, что договоренность о формировании однородного социалистического правительства без Ленина и Троцкого достигнута и что структура, перед которой будет ответственно правительство – своего рода новый Предпарламент, – будет укомплектован на непартийной основе из представителей от ВЦИКа, крестьян, флота, Викжеля и ряда профсоюзов [118] .
Однако к 1 ноября ситуация уже изменилась в пользу Ленина с Троцким. Большевистскими частями была взята Гатчина, угроза со стороны Керенского – Краснова отпала, Краснов был арестован. Керенский бежал. На заседании Петербургского комитета РСДРП(б) Ленин, не собиравшийся конечно же отдавать власть Чернову или Авксентьеву, обрушился на тех, кто за его спиною вел переговоры: «Зиновьев и Каменев говорят, что мы не захватим власти. Я не в состоянии спокойно выслушивать это. Рассматриваю как измену… Соглашение?.. Я не могу даже говорить об этом серьезно. Троцкий давно сказал, что объединение невозможно… Нам бы еще стали предлагать соглашение… с Викжелем… Это торгашество… Согласиться с соглашателями, а потом они будут вставлять палки в колеса… Если будет раскол – пусть. Если будет их большинство – берите власть в Центральном исполнительном комитете и действуйте, а мы пойдем к матросам. Мы у власти… Они говорят, что мы одни не удержим власти… Но мы не одни. Перед нами целая Европа. Мы должны начать. Теперь возможна только социалистическая революция… Необходимо арестовывать – и мы будем. И пускай нам на это будут говорить ужасы о диктатуре пролетариата. Вот викжелевцев арестовать – это я понимаю. Пусть вопят об арестах… Наш лозунг теперь без соглашений, т. е. однородное большевистское правительство!» [119]
Именно в этот день на заседании Петербургского комитета партии Ленин заявил, что, после того как Троцкий убедился в невозможности союза с меньшевиками, «не было лучшего большевика», чем Троцкий. Ленин завершил свою речь лозунгом: «Без соглашений – за однородное большевистское правительство!» [120]
Ленина безоговорочно поддержал Троцкий: «Нельзя, говорят, сидеть на штыках. Но и без штыков нельзя… Ведь никто еще не знает, какие жесткие меры мы вынуждены будем проводить… Почему, на каком основании эту партию, которая захватила власть с бою… они хотят обезглавить, отстранив Ленина?.. Всякая власть есть насилие, а не соглашение» [121] .
Ленин считал, что переговоры, которые вел Каменев, «должны были быть как дипломатическое прикрытие военных действий», что во что бы то ни стало «нужно отправить солдат в Москву» для захвата власти еще и там, что «политика Каменева» должна быть немедленно прекращена. Троцкий, выслушав Каменева, выступил с негодующей, хотя и не очень связной речью. Было заметно, что из-за возмущения он плохо контролирует произносимые им слова и плохо склеивает их в фразы: «Партии, в восстании участия не принимавшие, хотят вырвать власть у тех, кто их сверг. Незачем было устраивать восстания, если мы не получим большинства… мы не можем уступить председательства Ленина… Рвать с ними мы должны на программе, мы должны выяснить массам, что́ мы хотим провести в жизнь и что для этого нам нужен министерский аппарат».
Пытаясь полемизировать с теми, кто обвинял большевиков в разжигании гражданской войны, Троцкий демагогически восклицал, что гражданская война фактически идет уже давно – она началась еще в феврале 1917 г., в первые дни революции. Он призывал действовать с позиции силы: «Вся эта мещанская сволочь», говорил Троцкий, имея в виду социалистические партии и Викжель, «когда узнает, что за нами власть силы, то будет с нами, и Викжель» в том числе. В новом правительстве Троцкий соглашался отдать другим партиям не больше 25% мест, причем указал, что во главе такого правительства должен стоять Ленин [122] .
Ленина и Троцкого поддержал Дзержинский: «Мы не допускаем отвода Ленина и Троцкого». Ленин потребовал идти на прямой разрыв с Викжелем. Троцкий присоединился к его заявлению и еще более усилил позицию, утверждая, что «нашим укрывательством и попустительским отношением к Викжелю мы придаем духу им и ослабляем себя». В итоге по инициативе Ленина и Троцкого было проведено новое голосование и приняты решения о прекращении переговоров с Викжелем и о том, чтобы принять участие лишь в еще одном заседании «с целью последнего разоблачения несостоятельности… попытки» создания однородного социалистического правительства «и окончательного прекращения дальнейших переговоров о коалиционной власти» [123] .
Одновременно большевистская фракция во ВЦИКе 1 ноября по решению ЦК потребовала, чтобы не менее половины наркомовских портфелей остались за большевиками и чтобы участие Ленина и Троцкого в правительстве обсуждению не подлежало, правда не уточняя, какие именно посты должны были занять в таком новом правительстве Ленин с Троцким. Меньшевики, не согласные с идеей включения Ленина с Троцким в обсуждаемое новое правительство, покинули заседание, и большевистская резолюция была принята единогласно при одном воздержавшемся [124] . Похоже, что этим воздержавшимся был Д.Б. Рязанов, который заявил, что «ультимативность кандидатур Ленина и Троцкого компрометирует партию пролетариата» [125] .
На заседании ЦК, тянувшемся весь вечер 1 ноября и большую часть ночи 2-го, мнения снова разделились. Ленина и Троцкого поддержали Урицкий и Дзержинский. Зиновьев считал, что нужно добиваться соглашения с другими социалистическими партиями на условиях принятия большевистской программы и «ответственности власти перед Советом как источником власти» (пункта о включении в правительство Ленина и Троцкого Зиновьев не оговаривал). Рязанов указал, что «соглашение неизбежно», так как даже в Петрограде власть не у большевиков, а у Советов. Не идти на соглашение, утверждал Рязанов, – значит остаться в одиночестве. «Мы уже сделали ошибку, – продолжал Рязанов, – когда возглавили правительство и заостряли [внимание] на именах», т. е. требовали включения в правительство Ленина и Троцкого. «Если бы мы этого не сделали, за нас были бы средние бюрократические круги». Рязанов далее сообщил, что через два-три дня большевики будут стоять перед необходимостью выдавать по четверти фунта хлеба в день, а если не согласятся на блок с другими социалистическими партиями, то останутся еще и без левых эсеров, что неизбежно приведет к расколу в самой партии большевиков [126] .