1

Осенний день был унылым, все небо затянуто тучами, а серый свет умирающего дня, проникавший сквозь кусты и деревья сада, казался еще более тусклым. С Ильмазурского хребта дул холодный порывистый ветер, неся с собой бурую пожухлую листву. Он безжалостно гонял ее по мощеным улицам деревни. Отдельные листья пытались освободиться из-под его власти, затаившись за крупным камнем или за углом дома. Но он немедленно находил их, не давая покоя.

Через маленькое окно прядильни Илайя отрешенно наблюдала за бесчинствами ветра. День постепенно угасал. Девочка не могла оторвать взгляда от беспорядочного кружения листьев: ей было жаль маленьких бурых остатков ушедшего лета. Роскошный зеленый наряд, который деревья носили летом, потрепался и высох. Сухие и безжизненные листья безотчетно и беспомощно пытались спрятаться от разрушительной силы ветра.

…Огонь был повсюду. Яркие языки пламени лизали низкие облака, освещая непроглядную тьму, нависшую над крепостью. Едкий черный дым носился по узким улочкам Нимрода, разъедая испуганным людям глаза. Сотни раненых и умирающих протягивали руки к тем, кто еще пытался спастись, мешая им бежать в узких переулках.

Высокая молодая женщина в белых одеждах целительницы шла, не обращая внимания на отчаянные крики. Ее сердце разрывалось от жалости и бессилия. Она что есть силы прижала к себе ребенка, ускоряя шаг, чтобы успеть добраться до ворот на другом конце города прежде, чем там окажется враг.

Маленькая рыжеволосая девочка спрятала лицо на плече женщины и тихо плакала. Поначалу она еще кричала и отбивалась. Но женщина не ослабляла железной хватки.

В свои четыре лета Илайя понимала, что происходит. Только недавно взволнованная мама вбежала к ней в спальню и разбудила крепко спящую дочурку. Не объясняя ничего испуганной и растерянной Илайе, мама заставила ее быстро надеть пальто поверх ночной рубашки и бежать на улицу. Там девочку уже ждала чужая темноволосая женщина, которая тут же взяла ее за руку. Илайя не поняла слов, которыми мама обменялась с женщиной, но отчетливо уловила страх в голосах обеих. Мама плакала.

В последний раз она погладила Илайю по волосам, поцеловала в щеку и быстро убежала в дом, чтобы привести старшую сестру Илайи.

Чужая женщина молча повела Илайю за собой. Но малышка не хотела уходить. Она снова и снова звала мать и отчаянно вырывалась. Пройдя сотню шагов, женщина внезапно остановилась и обернулась. Илайя почувствовала, что та, должно быть, увидела что-то страшное. Девочка перестала плакать и подняла голову. Сквозь пелену слез она увидела дом, в котором совсем недавно спала. Тростниковая крыша пылала, огонь охватил дом со скоростью ветра, и изнутри доносились отчаянные крики. Но никто не спешил помочь, потому что большинство соседних домов тоже горело и люди бежали, не помня себя от страха.

Женщина сделала несколько шагов к горящему дому, но остановилась, когда, взметая языки пламени, провалилась крыша. Страшные крики стихли. Женщина поспешно спрятала лицо Илайи в своих густых черных волосах, чтобы избавить девочку от ужасного зрелища, и, тихо выругавшись, побежала прочь.

Илайя больше не вырывалась. Она безучастно покорилась происходящему. Горящий дом накрепко засел в душе девочки, и Илайя догадывалась, что ей никогда больше не увидеть маму и старшую сестру.

Она осталась одна.

Они бежали через запруженные людьми улицы и видели бесчисленное множество горящих домов и умирающих людей. Но малышка была так измучена, что уже ничего не чувствовала, а слезы давно закончились. После того как рухнул ее родной дом, все происходящее казалось Илайе сном. Страха не было. Она не испугалась даже тогда, когда впервые увидела одного из страшных черных воинов, все чаще мелькавших среди домов и гнавших жителей города, как ветер листву.

Илайя вздрогнула. Ужасные картины детства исчезли так же быстро, как и появились, а жухлые листья все летели вдоль улиц.

С наступлением темноты ветер усилился, загоняя холодный осенний воздух в трещины и щели маленькой прядильни. Железная печь в это время года еще не топилась. Илайя растерла озябшие пальцы и, пытаясь согреть их, спрятала руки в рукавах рубашки. Ожидая, пока в пальцы вольется тепло, девочка задумчиво рассматривала наполовину готовый коврик, висевший на простом, но довольно большом, почти во всю комнату, ткацком станке. Та-Ури снова будет недовольна. Как и в предыдущие дни, Илайя сделала слишком мало, чтобы успеть закончить ковер к празднику Солнца.

В последнее время ее терзали страшные воспоминания, мешая работать. В голове всплывали ужасные картины, ненадолго обретая контроль над сознанием. А ведь приемная мать Та-Ури и целительница Тассея так долго трудились над тем, чтобы Илайя забыла все, что пережила.

Вздохнув, девушка взяла в руки челнок с шерстью, чтобы засветло вплести в ковер еще несколько тонких нитей. Но она долго просидела у окна без дела, пальцы замерзли и перестали слушаться, отзываясь болью на каждое движение. Поэтому Илайя вскоре отложила челнок, снова подошла к окну и стала наблюдать за диким кружением листьев на площади.

Погруженная в свои мысли, девушка не заметила, как дверь тихо отворилась и в комнату вошла невысокая полноватая женщина. Ее слегка сгорбленная спина и пепельно-серые волосы говорили о том, что она переживает закат своей жизни. Женщина осторожно притворила дверь за собой и с приязнью посмотрела на Илайю. Наконец сочувственно покачала головой.

— Дитя, дитя, — мягко сказала она, чтобы не испугать приемную дочь. — Снова видишь сны наяву?

Илайя виновато взглянула на Та-Ури, но не ответила. Та печально покачала головой.

— Ты должна сопротивляться этому, Илайя, — не допускать, чтобы воспоминания мучили тебя, милая моя, — она замолчала, села рядом, пододвинув к себе низенький табурет, и нежно обняла, как обнимала, когда Илайя была совсем еще маленькой девочкой. — Ты же знаешь, что те ужасные вещи мы изменить не можем, — тихо сказала она. — Поэтому ты должна научиться бороться с воспоминаниями. Только тогда ты сможешь жить в мире с собой и быть счастлива. Постарайся смотреть только вперед и думать о чем-нибудь прекрасном.

Услышав слова приемной матери, Илайя закрыла глаза. Как и всегда, когда Та-Ури так обнимала ее, она чувствовала, что ее любят и охраняют. В те страшные дни ткачиха приняла девочку у себя, ни о чем не спрашивая. Она вырастила Илайю как собственную дочь, за что девушка была ей бесконечно благодарна. Но именно в такие минуты она начинала тосковать по родной матери.

— Или тебя тревожит что-то другое? — спросила Та-Ури, поглаживая Илайю по волосам. — Расскажи мне. Часто горе кажется не таким уж большим, если его с кем-нибудь разделить.

Девушка открыла глаза и с нежностью взглянула на приемную мать. Слова Та-Ури тронули ее, заставив еще раз убедиться, насколько хорошо та знает Илайю. Но девушка понимала, как опасно доверять кому бы то ни было свою тайну, даже приемной матери.

Илайя закусила губу, раздумывая, что бы ответить. Та-Ури не торопила ее, терпеливо ожидая, что скажет приемная дочь.

Та выпрямилась, взглянула приемной матери прямо в глаза и, покачав головой, ответила:

— Думаю, мама, ты скоро об этом узнаешь. Но пока я действительно не могу об этом говорить. Не сегодня. — Илайя надеялась, что Та-Ури перестанет расспрашивать.

Но пожилая женщина не собиралась сдаваться так быстро.

— Что-то не так между тобой и Къельтом? — не унималась она.

Ах ты Боже мой, удивленно подумала Илайя. Почему именно с Къельтом? Как Та-Ури могло такое в голову прийти? Ведь она любила Къельта. Девушка решительно покачала головой, заставляя себя улыбнуться.

— Нет, матушка, дело действительно не в этом. У нас с Къельтом все в порядке. Не беспокойся. Я уверена, что скоро мне станет лучше.

Илайе больше не хотелось говорить, лучше бы Та-Ури оставила ее в покое. Казалось, приемная мать почувствовала это и не стала допытываться. Женщины молча сидели рядом, пока в маленькой комнате не стемнело, а через ставни стал пробиваться ветер.

Наконец Та-Ури поднялась.

— Если захочешь поговорить, милая, — приходи. Меня очень тревожит, что ты так печальна, больно смотреть, как воспоминания мучат тебя. — Она вздохнула. — Я была бы рада помочь.

Та-Ури собралась было уходить, но на пороге обернулась:

— На сегодня достаточно, Илайя, — приветливо сказала она. — Ужин уже вот-вот будет готов, — и с этими словами вышла в небольшой коридор, затворив за собой дверь. Когда звук ее шагов замер в отдалении, Илайя задумчиво поглядела в окно.

Тем временем на деревню опустилась темнота, луны-близнецы где-то за облаками начали свой путь по ночному небу, бросая на землю сероватые тени.

Неосознанно Илайя сложила руки на животе, словно защищаясь. Там и крылась причина ее печали, крошечная, спрятанная глубоко-глубоко.

Прошло около четырех недель с тех пор, как прекратились ежемесячные очищения. Она была еще очень молода и неопытна, но уже сознавала, что это может значить. И хотя какая-то частичка ее еще сомневалась, Илайя все же была уверена, что любовь к Къельту принесла свои плоды. Она ждала ребенка.

Но это было совершенно невозможно!

Уже три года, как Ан-Рукхбар с помощью своего магического красного ока мешал женщинам Тале рожать детей. Жители страны не знали, зачем он делает это, однако ходили слухи, что таким образом Великий хочет уберечься от проклятия друида. Хотя бывали случаи, что магия красного ока не срабатывала. И тогда каждый, кому становилось об этом известно, должен был сообщить о зачавшей женщине в Нимрод, если она отказывалась сделать это сама. Каждая отказавшаяся явиться и тот, кто предпочел промолчать, рисковали понести страшное наказание.

За два прошедших лета Илайя не раз видела, как женщин, ждавших ребенка, воины мрачного Властителя отвозили в крепость Нимрода.

Никто не знал, что там с ними делают, потому что в деревню вернулась только одна из них. И от мысли о ее ужасной судьбе Илайе становилось страшно. Слишком жива была картина: молодая женщина, испуганная и дрожащая, стоит посреди деревни, не в силах вспомнить, где ее дом. Семья приняла ее, но через несколько месяцев бедняжку нашли мертвой в речке неподалеку. Тогда говорили, что она прыгнула в ледяную воду от отчаяния, сама лишая себя жизни.

Илайя долго не могла понять, зачем женщина это сделала. Но теперь знала и была предупреждена о том, что ее ждет. И если ее опасения были верны, то никто не должен узнать о ее состоянии.

Но как это сделать? Как быть дальше?

Тем временем наступила глубокая ночь. Илайя подумала, что пропустила ужин, но ей было все равно. Есть не хотелось. Усталость навалилась свинцом. Вздохнув, девушка поднялась, вышла из прядильни и со свечой в руке отправилась к себе.

На столе в ее комнате стояла зажженная Та-Ури керосиновая лампа. Маленький язычок пламени распространял приятный аромат, и помещение словно купалось в мягком неярком свете.

Должно быть, Та-Ури почувствовала, что Илайя не придет ужинать, и заботливо оставила приемной дочери немного хлеба и фруктов. Хотя Илайя была не голодна, она присела на кровать, взяла небольшое яблоко и задумчиво откусила кусочек.

Позже, укладываясь в постель и зябко ежась от холода, Илайя отметила, что приемная мать позаботилась о том, чтобы девушке было тепло, положив под одеяло нагретый теплый кирпич, завернутый в полотенца. Илайе стало уютно и тепло под толстыми одеялами, и она с удовольствием вытянулась во весь рост Приятное тепло убаюкивало, и скоро, несмотря на все огорчения, девушка уснула.

Сон был беспокойным.

Он пришел сразу после того, как Илайя уснула. Девушка осознавала, что это всего лишь сон, но проснуться и покончить с этим ужасом не могла. Она видела себя бегущей по ночному лесу в разорванном платье, прижимая к себе плачущего ребенка. От чего она бежала, понять Илайя не могла. Смутная темная тень угрозы затаилась среди деревьев, девушка чувствовала ужас опасности. Она бежала так быстро, как только могла, в легких пекло, и казалось, что у нее на ногах тяжелые вериги, отнимающие последние силы, мешая бежать. ОН не должен получить ребенка! Но Илайя бежала слишком медленно. Преследователи догоняли. Илайя не оглядывалась, но знала: ОН прямо за ней. Его горячее дыхание обжигало шею, огненная, нечеловеческая рука грубо коснулась плеча. Потом вцепилась в нее, заставила повернуться и посмотреть страшному преследователю в глаза.

Громкий крик Илайи сумел вырвать ее из объятий кошмара, какое-то время еще отдаваясь эхом в стенах маленькой комнаты. Сердце громко стучало, девушке было очень страшно, но она села и огляделась по сторонам. Спала Илайя недолго: свеча, которую она забыла потушить, уменьшилась совсем чуть-чуть. Девушка знала, что поступила неправильно, и, несмотря на страх, все же задула ее. Свечной воск был очень дорог, да и достать его было трудно. Опасаясь, что кошмар вернется, Илайя некоторое время лежала без сна, заложив руки за голову, и пыталась успокоиться, ощущая стук собственного сердца и вслушиваясь в ночную тишину.

Ветер утих, где-то прокричала одинокая сова. Тихая, мирная ночь.

Постепенно сердце успокоилось, дыхание стало тише и размереннее. Вернулось чувство усталости, но Илайя уснула быстрее, чем ожидала.

Среди ночи она снова проснулась.

Воздух в комнате неуловимо колебался, и ее вдруг охватило чувство, что она не одна в комнате. Девушку пробрал мороз, она, боясь вздохнуть, испуганно натянула одеяло до самого подбородка. Мужества недоставало даже на то, чтобы снова зажечь свечу, стоящую у кровати.

Илайя пыталась разглядеть, что происходит в темноте, и, повернувшись к окну, замерла от ужаса. В двух шагах от ее постели, прямо посреди комнаты, неожиданно возникла тонкая искрящаяся колонна света. Колонна росла с каждой минутой. Внутри нее, окутанная светящейся аурой из миллионов искринок, стала проступать фигура стройной молодой женщины. От колонны к лицу испуганной девушки потянулись серебряные лучи, они мягко коснулись ее, погладив по щеке. Эти прикосновения дарили покой, приветливое тепло, доверие и уверенность, они проникли в мысли девушки и прогнали испуг. Теперь Илайя смотрела на светящуюся фигуру молодой женщины без тени страха.

Женщина металась внутри колонны, и ее медленные движения создавали впечатление, что она находится под водой. Длинные темные волосы незнакомки вопреки здравому смыслу парили над ее головой, попирая законы тяготения. Их мягкие темные волны разительно контрастировали с лицом цвета слоновой кости и светящимися синими глазами женщины, укутанной в тонкое белое одеяние, мягко обволакивавшее все ее тело, так что из широких рукавов видны были только маленькие ладони.

Илайя смотрела на светящуюся колонну, не в силах отвести глаз от прекрасной женщины. Время будто перестало существовать, и девушка уже не стремилась убежать или позвать на помощь.

Удостоверившись в том, что Илайя в состоянии слушать, женщина заговорила. В комнате зазвучал ее чистый приятный голос, который порождал странное эхо — казалось, что незнакомка говорит в огромном пустом зале.

— Слушай меня внимательно и не бойся, дитя мое, — негромко произнесла она. — У меня мало времени: сейчас в твоем мире бродят порождения тьмы, способные ощутить мое присутствие, и поэтому скоро меня станут искать.

Незнакомка говорила, требуя внимания, но слова ее были приветливы, и Илайя слушала как зачарованная.

— Ты уже поняла, что носишь под сердцем ребенка. И ты боишься, потому что знаешь: если малыша найдут, то его отберут, — продолжала женщина. — Но ты также должна знать, что моя Госпожа, изгнанная Благая Богиня, приложит все усилия, чтобы защитить этого ребенка. Ему уготована великая участь, и его судьба тесно связана с моей Госпожой, — незнакомка подплыла ближе и умоляюще посмотрела на Илайю огромными темно-синими глазами. — Очень важно, чтобы ребенок выжил. Важно не только для моей Госпожи, но и для твоего народа. Пообещай мне, Илайя, что сделаешь все, чтобы ребенок жил.

Женщина замолчала, и Илайя поняла, что та ждет ответа. Но что она могла сказать? До этой самой минуты она не была даже уверена в том, что действительно беременна. Смущенная, она была не в силах дать такое обещание. К тому же девушке было страшно, и в памяти непроизвольно всплыло воспоминание об утонувшей женщине.

Неужели ее постигнет такая же участь?

Незнакомка заметила и поняла колебания Илайи. Неожиданно картина гибели сменилась другой, изображавшей молодую воительницу, — она карабкалась по отвесным склонам заснеженной горы, а вокруг нее бушевала буря. Она казалась измученной, ее руки искали, за что бы ухватиться, шквальный ветер, трепавший доспехи, сорвал с головы шлем.

У Илайи перехватило дыхание. Это она стояла на скале. Ее огненно-рыжие волосы развевались на ветру. Она что-то кричала буре, повернув разъяренное лицо к бушующим тучам снега, откуда постоянно били яркие зеленые молнии.

Видение исчезло. Но незнакомка по-прежнему терпеливо ждала ответа.

— Я стану воительницей? — удивленно спросила Илайя.

Женщина тихонько засмеялась — ее смех напоминал нежный перезвон колокольчиков — и покачала головой.

— Ты видела не себя, дитя мое, — мягко сказала незнакомка. — Смелая молодая девушка на скале — это твоя дочь, Сунниваа, — женщина сделала многозначительную паузу, задумчиво взглянула на Илайю и добавила умоляющим тоном:

— То есть она может стать такой, если ты позволишь ей жить.

Илайя судорожно сглотнула. Откуда эта женщина знает имя, которое она дала бы своей дочери? И как она могла показать ей то, что будет только через много лет?

Она хотела спросить об этом, но вдруг ощутила непривычное тепло, разлившееся у нее на груди. Илайя поспешно расстегнула рубашку — на шее, между грудей, на простой кожаной ленточке висел талисман. Маленький оранжевый камень необычайной красоты, настолько легкий, что даже не верилось, действительно ли это камень. Он был у нее уже очень давно, но то, что она увидела сейчас, заставило дыхание девушки на мгновение прерваться. Она осторожно взяла чудесный камень в руки. От него исходили мягкое оранжевое свечение и тепло. Неожиданно свет и тепло стали слабее.

— Что происходит с моим талисманом? — удивленно спросила Илайя и протянула талисман незнакомке. При этом светлые лучи, окружавшие женщину, заставили его еще раз вспыхнуть ярким оранжевым светом, и впервые Илайя заметила, что внутри камня что-то заключено.

— Он особенный, — улыбаясь, ответила женщина. — Ты еще помнишь, откуда он у тебя?

— Талисман… — Мысли Илайи вернулись на много лет назад…

Дрожа от холода, она, еще совсем маленькая девочка, сидела на поверженном бурей стволе дерева. Его прогнившая трухлявая кора густо поросла толстым слоем темно-зеленого мха, в котором пряталось множество разных грибов. Пять улиток путешествовали по стволу между грибов в поисках вкусного завтрака, оставляя на влажном мху серебристые следы.

Солнце еще не взошло, и на востоке небо по-прежнему освещало жуткое зарево полыхающего города. Меж деревьев висел вязкий серый туман, мерзким горелым запахом заглушая пряные ароматы утреннего леса.

Илайе было очень холодно в тоненькой ночной рубашке. Пальто промокло от миллиардов ледяных капель оседавшего тумана, густым дождем сыпавшихся на Илайю с кустов и деревьев. Капли мерцали на ее волосах и, словно слезы, сбегали по лицу. Девочка не обращала них внимания и без особого интереса наблюдала за улитками. Илайя ждала. Молодая женщина, на руках которой она покинула город, отправилась вперед, чтобы разведать, свободен ли путь. Она посадила Илайю на поросший мхом ствол дерева и объяснила, что здесь безопасно и что она пройдет немного вперед, а пока не вернется, Илайе строго-настрого запрещено слезать с дерева.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как ушла спутница Илайи. Неожиданно девочка услышала позади треск сухих веток. Казалось, в горящем Нимроде Илайя утратила способность бояться. И даже услышав быстрые шаги прямо за спиной, она продолжала наблюдать за маленькими пожирателями грибов. Только почувствовав, что кто-то сел рядом с ней, она медленно повернула голову. Вначале она увидела белую одежду и подумала, что это вернулась та целительница, но потом поняла, что ошиблась.

Та, кто сидела рядом, тоже была молодая и очень высокая. Но ее лицо с тонкими чертами в обрамлении золотых волос было настолько прекрасно, что Илайя раскрыла от удивления рот. Прежде чем девочка успела что-либо сказать, женщина умоляюще приложила палец к губам. Потом она поднялась и присела перед Илайей на корточки.

— У меня есть для тебя подарок, дитя мое, — тихо сказала она, устремив на ребенка любящий взгляд темно-синих глаз. Голос ее был теплым и дружелюбным, и Илайя тут же почувствовала к ней симпатию.

Поначалу Илайя не решалась принять подарок, но потом вспомнила, что теперь никто не может ей это запретить.

Женщина сняла с шеи кожаную ленту и вынула из складок одежды амулет. Это был нешлифованный камень оранжевого цвета необычайной красоты с оправой в виде серебряного кольца искусной работы, на внешней стороне которого было выгравировано множество значков-завитушек. Амулет был настолько прекрасен, что Илайя в первый момент не поверила, что женщина действительно собирается его подарить. Но незнакомка, спрятав амулет в ладонях, протянула его девочке.

— Я хочу подарить тебе этот камень. Он приносит счастье, — пояснила женщина. — Хочешь, чтобы он был твоим?

Илайя не отрывала взгляд от прекрасного амулета. Она молча кивнула, и незнакомка продолжила:

— Но ты должна обещать, что будешь присматривать за ним и все время носить его на шее.

Она взяла Илайю за подбородок и посмотрела ей прямо в глаза.

— Пообещай мне, — дружелюбно, но требовательно сказала она. Илайя снова кивнула и позволила женщине надеть на себя амулет.

— Отныне ты должна носить его, не снимая, — торжественно произнесла она. — Увидишь, он принесет тебе счастье. — Потом улыбнулась Илайе. — Теперь я должна покинуть тебя, дитя мое. — Она махнула рукой в направлении горящего города. — Там исполнится моя судьба. Мне нужно торопиться, чтобы успеть помочь несчастным, находящимся там, — она задумчиво поглядела на Илайю и нежной рукой убрала со лба девочки намокшую прядь. — Тебе уготована иная судьба, малышка моя. Верь своей Богине, она всегда будет с тобой. — Незнакомка поцеловала Илайю в лоб и ушла.

Через несколько мгновений после того, как прекрасная гостья исчезла в тумане, Илайя услышала тихий голос своей спутницы.

— Пойдем скорее, Илайя. Путь свободен, пора выбираться отсюда.

С того самого дня Илайя не расставалась с амулетом ни на минуту. Но теперь она недоверчиво смотрела на камень, сияние которого тем временем померкло.

— Сейчас строжайше запрещено иметь детей, — задумчиво сказала она. — Я подвергаюсь огромной опасности, решаясь оставить ребенка. Сможет ли мой талисман защитить меня?

— В твоем мире нет защиты надежнее, — многозначительно ответила женщина. — ОНА, та, кто некогда заботилась обо всем, дала его тебе, потому что знала: однажды он тебе понадобится.

— Вы знаете ту, которая дала мне амулет?

Лицо незнакомки осветила приветливая улыбка.

— Моя Госпожа не часто показывалась в человеческом облике, — торжественно произнесла она. — В те дни она предприняла последнюю отчаянную попытку оградить свою страну от тьмы. Но ей это не удалось. Повелитель Тьмы был уже слишком силен, Ан-Рукхбар победил ее и изгнал.

Илайя не знала, что сказать, только недоверчиво смотрела на женщину. Сама Благая Богиня пришла тогда, чтобы подарить ей талисман!

Вдруг девушка осознала, что выбора у нее нет, все уже давно предрешено и судьба распорядилась так, что она должна родить этого ребенка.

— Я рада, что ты решилась, дитя мое.

По лицу женщины Илайя поняла, что той было известно о ее решении раньше, чем Илайя сказала о нем.

— Моя Госпожа поступила мудро, избрав тебя. Ты очень мужественна. Но будь осторожна и никому не доверяй, потому что у твоей еще не рожденной дочери уже сейчас есть могущественные враги. — Внезапно женщина замолчала, испуганно оглядываясь. Образ начал таять. — Я должна идти, — торопливо прошептала она. — Мое присутствие в твоем мире обнаружено. Иначе я выдам тебя и натравлю на вас жутких слуг Ан-Рукхбара.

Незнакомка положила руку на лоб Илайи. Прикосновение было нежным как перышко.

— Но прежде чем уйти, я сплету для тебя заклинание, скрывающее от чужих глаз то, как будет увеличиваться твой живот, — сказала она. — Но будь осторожна. Заклинание сумеет обмануть не каждого.

Незнакомка закрыла глаза, и Илайя почувствовала легкое приятное покалывание под кожей. Сначала оно ощущалось только на лбу, там, где женщина касалась ее ладонью. Но потом оно быстро распространилось по всему телу и наполнило его живительным теплом. Незнакомка отняла руку, покалывание прекратилось. Не прощаясь, гостья исчезла, и в маленькой комнате снова воцарилась темнота. Ничто больше не напоминало о чудесном видении. Внезапно Илайя почувствовала такую сильную усталость, что не в состоянии была даже думать обо всем случившемся. Измученная, она провалилась в глубокий сон без сновидений.

На следующее утро ее разбудил дождь. Было еще темно, и сильный ветер швырял большие капли, громко барабанившие по стеклу. Ветер стучал в окна и двери, старая крыша стонала и скрипела. У Илайи не было ни малейшего желания вылезать из теплой постели. Она блаженно потянулась под одеялом и закрыла глаза, вспоминая о чудесных событиях прошедшей ночи. Она знала, что выбранный ею путь будет труден и опасен. Но она решилась и будет бороться за своего ребенка. Ее дочь должна жить. Ее дочь Сунниваа!

 

2

— Когда точно это произойдет? — Верховный главнокомандующий без стука вошел в рабочий кабинет своего звездочета, громко хлопнув дверью. Твердые подошвы его сапог для верховой езды шаркали по деревянному полу, и этот звук заставил звездочета, много часов проведшего в слабо освещенной комнате, удивленно оглянуться. Совсем недавно он отправил главнокомандующему известие о своем необычайном открытии и не рассчитывал, что тот так скоро появится.

Звездочет привык к бесцеремонности Тарека и в то же время боялся, что верховный главнокомандующий подумает, будто звездочет не выказывает достаточного уважения. Поэтому Нафарель отложил пергаменты, поднялся и слегка поклонился, приветствуя посетителя.

Тарек ответил коротким кивком.

— Скажи мне, когда это произойдет, Нафарель, — без предисловий потребовал гость. В его голосе отчетливо звучало напряжение.

Тарек был выше худого астронома больше чем на голову. Его выправку, свидетельствующую о дисциплине и уверенности в себе, часто по ошибке принимали за надменность. Мужественный вид главнокомандующего подчеркивал небольшой шрам под левым глазом, а в его длинных черных волосах, по обычаю воинов Нимрода схваченных простой кожаной лентой, уже кое-где пробивалась седина. Под роскошной накидкой цвета ночи Тарек носил искусно сработанный полудоспех, прикрывавший мускулистую грудь главнокомандующего сотней блестящих металлических пластин.

Облик гостя разительно отличался от облика хозяина комнаты в башне. Тот был примерно в два раза старше своего посетителя, и его редкие русые с сильной сединой волосы были коротко подстрижены. Макушку звездочета прикрывала черная шапочка ученого, указывавшая на принадлежность его к мастерам своего цеха. Подбитая мехом пурпурная накидка тяжело ниспадала до самого пола, защищая от пронизывающего холода, царившего зимой в рабочем кабинете.

Звездочет был рассудительным человеком, которого не так-то просто было вывести из равновесия. Он неторопливо пересек заставленную астрономическими приборами комнату и остановился перед большим медным диском, разделенным на двенадцать сегментов. В каждом из сегментов были изображены символы луны и солнца, кроме множества других символов и букв, значение которых было не так-то просто разгадать непосвященному.

Звездочет еще раз неторопливо проверил расчеты на маленькой доске, которой, судя по ее плохому состоянию, он в последние месяцы часто пользовался. Над доской он застыл надолго, полностью погрузившись в работу.

— Когда, Нафарель? — нетерпеливо повторил Тарек, и взгляд его карих глаз требовал немедленного ответа. Главнокомандующий сделал несколько шагов по направлению к звездочету. Шаркающий звук его сапог казался странно чужим в полуночной тишине.

Однако астроном во избежание ошибки позволил себе потратить еще немного времени на проверку расчетов и наконец кивнул:

— Вот! — Он указал на третий сегмент большого медного диска. — Это произойдет через четырнадцать дней после начала весны, господин мой Тарек. Этой ночью, — он коснулся символа в третьем сегменте, — наступит поочередное затмение лун-близнецов То и Ю, когда они попадут в тень этого мира. Очень редкое явление. Если наши данные верны, а я в этом ни капли не сомневаюсь, то последнее затмение лун-близнецов было двести сорок лет назад.

Погруженный в свои мысли Тарек подошел к одному из высоких мозаичных окон и выглянул в морозную звездную зимнюю ночь.

— Я уже почти поверил в то, что слова Анторка лживы, — сказал он. — Мы ждем это событие уже четыре лета. Если вы правы и это действительно случится весной, то у нас остается меньше трех месяцев на то, чтобы найти Нерожденного, — добавил он. — Срок небольшой, а мы не должны пропустить ни единой женщины. Опасность, что пророчество Анторка исполнится, слишком велика.

Звездочет приложил правую руку к груди и покорно склонил голову.

— Тарек, мой повелитель, позвольте мне напомнить, что в последние месяцы мы получаем все меньше сообщений о забеременевших женщинах, — осторожно сказал он. — Кажется, распространилась весть о том, что происходит с запрещенными детьми. Все указывает на то, что некоторые женщины скрывают свое состояние и тайно рожают детей. И есть все больше доказательств того, что при этом они получают поддержку.

Тарек резко развернулся, и его темно-синяя накидка взметнулась, сбрасывая пергаменты со стоящего неподалеку стола.

— Все это мне хорошо известно, Нафарель. Но теперь все должно измениться! — он с силой ударил кулаком по столу, так что перья и чернильница подскочили и свалились на пол. Там немедленно образовалось черное озеро, а мебель и пергаменты покрылись маленькими черными пятнышками. Звездочет поспешно наклонился, чтобы спасти свои драгоценные заметки.

Тарек был настолько взволнован, что не обратил ни малейшего внимания на последствия своей неловкости. Теперь его главная задача — любой ценой предотвратить рождение ребенка в ночь затмения лун-близнецов. Он не имеет права проиграть. Слишком многое поставлено на карту. Тарек только недавно получил пост верховного главнокомандующего, да еще и против воли секвестора. И верховный судья Ан-Рукхбара был не единственным, кто считал его слишком молодым и слишком неопытным для такой ответственной должности. Но теперь Тареку наконец-то предоставлялась возможность доказать своим противникам, что он больше, чем кто бы то ни было, достоин должности и способен помешать возвращению изгнанной Богини, укрепляя власть Ан-Рукхбара.

Он вынул из складок накидки запечатанный свиток.

— Немедленно идите к Аско-Бахррану, — велел он звездочету. Время поджимало, а достичь цели без помощи мастера-волшебника Нимрода, нечего было и думать. — Если потребуется, разбудите его. Сообщите о своем открытии и передайте, что завтра к обеду он должен завершить все приготовления, необходимые для того, чтобы призвать ловца снов, — он передал звездочету свиток. — Здесь мастер-волшебник найдет мои точные указания. И еще скажите ему, что дело не терпит отлагательства.

Нафарель, явно не собираясь покидать комнату, задумчиво взвесил свиток в руке.

— Чего вы ждете? — нетерпеливо спросил главнокомандующий.

— Ловец потребует высокую плату за услуги, мой повелитель, — осторожно намекнул звездочет. — Что вы собираетесь предложить ему в качестве оплаты?

Вопрос был правомерен. Тарек знал, что ловцы снов покидают свое измерение, только если плата достаточно интересна для них. Прежде чем ответить, главнокомандующий ненадолго задумался. Обычно эти существа удовлетворялись тем, что забирали некоторых пленников из города-крепости в свой мир. Но Тарек придумал плату, которая заставит ловца снов выполнять свою задачу особенно тщательно.

— Скажите Аско-Бахррану, что он может пообещать ловцу всех нерожденных детей, которых обнаружит, — ответил Тарек, и ни один мускул не дрогнул на его лице. — Только носящий знак лун-близнецов должен остаться здесь, чтобы мы могли отдать его Великому.

Было видно, что Нафарелю не по нраву такое предложение, но он заставил себя улыбнуться и еще раз поклонился, чтобы избежать взгляда верховного главнокомандующего.

— Уверен: при такой великодушной оплате любой ловец снов немедленно примется за работу, — сказал он, снова поклонившись, и добавил: — А теперь вы должны извинить меня, мой повелитель. Я немедленно спущусь в нижние покои, чтобы проинформировать Аско-Бахррана и передать ему ваши приказы.

Тарек промолчал, отпустив звездочета легким кивком, и тот быстрым шагом покинул комнату.

Оставшись один, он принялся задумчиво разглядывать символы на большом медном диске. Его взгляд остановился на третьем сегменте. Только глубокая вертикальная морщина, перерезавшая лоб воина, выдавала напряжение, которое ему приходится испытывать. Согласно расчетам Нафареля, пророчество Анторка, предсказавшее конец правлению его повелителя и возвращение изгнанной Богини, исполнится через три месяца.

Он решительно сжал кулаки. Он найдет Нерожденного! Он не разочарует Великого!

Тем не менее Аско-Бахрран сообщил Тареку, что для вызова ловца снов все готово, только на следующий вечер. Не мешкая, верховный главнокомандующий покончил с ужином и отправился в подвалы, где трудились колдуны Ан-Рукхбара.

Его ждали. Аско-Бахрран и пятеро помощников стояли неровным полукругом вокруг большой красной пентаграммы, нарисованной на каменном полу. Тарек подошел поближе, и в нос ударил знакомый неприятный запах. Воин догадался, что красные полосы на полу нарисованы не обычной красной краской.

— А, Тарек, — воскликнул мастер-волшебник, — вы как раз вовремя. Мы только собирались начинать призыв, — он подмигнул и жестом велел главнокомандующему занять место рядом с пентаграммой.

Кровь на полу была настолько свежей, что в щербинках камней все еще влажно поблескивали не засохшие лужицы. Тарек, с отвращением глядя на пентаграмму, поскорее отогнал от себя мысли о происхождении крови. На каждом из пяти лучей звезды было три магических символа, также нарисованных кровью. Они были выполнены намного аккуратнее, да и кровь уже успела подсохнуть.

— Мы начинаем! — прозвучали слова Аско-Бахррана. Вместе с остальными магами он занял место между лучами звезды, а Тарек немного отступил назад. Маги протянули друг другу руки, для полной концентрации закрыв глаза, и Аско-Бахрран начал призыв с короткого заклятия, изредка перекрывавшего монотонный ритм, похожий на песню. Маг спел его семь раз, в то время как остальные колдуны ограничивались каким-то тихим жужжанием. На восьмой раз вступили все, и пение стало громче.

В подвале повисло напряжение. С каждым повтором крики колдунов становились все настойчивее и громче, пока воздух не наполнился магией до такой степени, что Тареку вдруг показалось, что он больше не в силах вздохнуть.

Неожиданно в центре пентаграммы воин заметил слабое красноватое мерцание, которое разгоралось все сильнее. В нем носились миллионы светящихся пылинок, а свет становился ярче, пока не превратился в пятиугольную колонну, достигающую потолка комнаты. Когда движение внутри колонны успокоилось, колдуны замолчали. Все отступили назад и с напряжением стали вглядываться в центр колонны. Ворота были открыты.

Мастер-волшебник стал выкрикивать короткие гортанные звуки на непонятном языке. Однако ничего не происходило. Он повторил попытку, которая тоже не дала результата, и тогда Аско-Бахрран сделал знак одному из магов, и тот исчез за низкой, обитой железом дверью, закрывающейся на толстый засов. Вернулся маг со связанным пленником, рот которого был закрыт кляпом. Пленник был очень истощен и еле-еле плелся за магом, ни капельки не сопротивляясь. Колдун молча передал пленника Аско-Бахррану, который тут же толкнул связанного внутрь светящейся колонны.

Только теперь пленник понял, что ему угрожает. Он задрожал всем телом, его голова отчаянно замоталась, из заткнутого рта послышались глухие звуки.

Мастер-волшебник действовал быстро. Еще раз выкрикнув что-то, он с такой силой толкнул пленника в спину, что тот, покачнувшись, безмолвно исчез в светящейся колонне. Маг ждал. Прошло немного времени, и его терпение было вознаграждено. В светящейся колонне показался сначала нечеткий образ чуждого существа. По комнате прошло взволнованное бормотание, но Аско-Бахрран решительным жестом заставил колдунов замолчать.

Жуткое существо, стоявшее в пентаграмме, обрело отчетливые очертания. Оно было намного больше человека, его руки были очень длинные. Почти лишенная волос голова казалась огромной, а зеленые светящиеся глаза вопросительно глядели на мастера-волшебника.

— Зачем вы звали меня?

Тарек взволнованно огляделся. Он был совершенно уверен, что губы ловца снов не шевелились. И все же мастер-волшебник общался с этим существом. Он тоже говорил, не раскрывая рта, и Тарек понял, что они беседуют при помощи мыслей.

Он не слышал, что Аско-Бахрран сообщил ловцу, но слова чудовища эхом отдавались в его голове.

— Что я получу за свои услуги? — спросил он. По лицу ловца снов нельзя было понять, понравился ли ему ответ мастера-волшебника.

— Но я хочу есть сейчас! — возразил ловец и замер в ожидании. По всей видимости, мастер-волшебник предложил ему что-то другое, но ловец снов покачал своей огромной головой и требовательным тоном заявил:

— Девять!

Аско-Бахрран повернулся к Тареку.

— Ловец требует жизни девяти пленников, прежде чем вообще согласится нам помочь, — пояснил он, предоставляя право решать Тареку.

Девять человеческих жизней! Это действительно высокая цена, но время не терпит.

— Дайте ему их, — велел Тарек, хотя и чувствовал себя очень неуютно.

Мастер-волшебник кивнул и повернулся к колдуну, стоявшему непосредственно рядом с Тареком.

— Идите вниз и скажите стражам, что они должны немедленно привести сюда девять пленников, — велел он. Тот, к кому он обратился, повиновался немедленно, торопливо скрываясь за той же самой дверью, откуда появился первый пленник. На этот раз, правда, колдуна не было гораздо дольше.

Когда дверь отворилась, послышались отчаянные крики пленников и щелчки от ударов плетью. Некоторое время спустя в комнату вошли четверо воинов. Они вели девятерых узников — мужчин и женщин с завязанными глазами, но воины не успели заткнуть им рты. Шестеро мужчин и трое женщин отчаянно сопротивлялись, и только сильные удары плетьми как-то сдерживали пленников.

Их вопли усиливало эхо в высоких сводах комнаты, и у Тарека заболели уши. Он сделал мастеру-волшебнику знак, чтобы тот вышел с ним из помещения. Но Аско-Бахрран не смог последовать за Тареком сразу. Поэтому главнокомандующий, выйдя первым, оказался в коридоре. Когда тяжелая двустворчатая дверь захлопнулась за ним и крики остались позади, главнокомандующий с облегчением вздохнул.

Вскоре вышел и Аско-Бахрран, предоставив передачу пленников своим магам.

— Вы хотели со мной поговорить? — спросил он, закрывая дверь и снова выпустив на некоторое время крики пленников в коридор.

— Согласен ли ловец снов с нашим предложением? — Тареку не терпелось узнать.

— Он вскоре начнет поиск! — серьезно ответил мастер-волшебник. — Нерожденные люди, даже если они мертвы, в его измерении очень редки и поэтому очень ценны для него.

Тарек кивнул.

— Вы уверены в том, что он вернется по собственной воле, когда поручение будет выполнено?

Аско-Бахрран усмехнулся.

— Конечно, не стоит беспокоиться, — сказал он. — Наш мир для него враждебная среда. Он будет очень рад покинуть его как можно скорее. — Ответ мастера-волшебника успокоил Тарека: мысль о том, что это отвратительное создание бродит по Тале, ему совершенно не нравилась.

— Когда ловец снов будет готов, велите немедленно начинать, — потребовал Тарек. — И пусть сообщит вашему медиуму, как только найдет женщину, которая носит ребенка. О ней позаботятся мои люди.

Аско-Бахрран коротко кивнул и сказал;

— Я передам ему ваши приказы. — Он почтительно подождал, пока Тарек вышел из длинного коридора и скрылся из виду. Только после этого маг вернулся в зал.

 

3

Весна была ранней. Влажная и слишком мягкая зима, оправдавшая свое название только в последние дни, без всякого сопротивления преждевременно предоставила страну вестникам весны.

Уже через два месяца после зимнего солнцеворота первые цветы робко потянулись своими нежными головками навстречу по-зимнему низкому солнцу, а на ветвях кустов смородины набухли крохотные почки.

Жители деревни, выйдя на поля, принялись за крестьянскую работу.

Однажды прохладным солнечным утром, полным пения птиц, Илайя с двумя подругами Нагикой и Иовен отправилась вспахивать поле. Они уселись на козлы повозки, запряженной парой каурых. Поездка предстояла дальняя — вчера вечером девушкам досталось поле высоко в предгорьях Вальдорского кряжа.

— Стойте! — воскликнула Иовен, указывая на темную полосу на востоке. — Синие лебеди возвращаются! — В безоблачном небе, которое рассвет окрасил нежно-розовым, отчетливо виднелась стая крупных величественных птиц.

Нагика подняла голову.

— Ну, теперь точно зиме конец, — улыбнулась она, щурясь от солнечных лучей.

Птицы, выстроившись правильным клином, пролетели прямо над головами девушек. Взмахи их мощных крыльев в чистом воздухе издавали похожий на пение звук, означавший для жителей Тале приход весны.

— Ты еще спишь? — обернулась Нагика к Илайе, сидевшей рядом, и обеспокоенно поглядела на подругу. — Или ты чувствуешь себя не очень хорошо?

Илайя отвела взгляд, пробормотав что-то невнятное. Она действительно чувствовала себя нынче утром не слишком хорошо: она носила под сердцем ребенка уже целых восемь месяцев, но ее по-прежнему жестоко мучила по утрам тошнота, проходившая чаще всего только после обеда. Кроме того, она сердилась, что заставили пахать. Другая женщина в ее положении побереглась бы и осталась в деревне. Но чтобы избежать лишних расспросов, приходилось браться за работу, хотя ребенок уже был очень большим и мешал двигаться. Часто болела спина, было трудно дышать. Но Илайя не жаловалась, а заклинание посланницы Богини по-прежнему действовало, и, похоже, никто не догадывался о ее состоянии.

— Со мной все в порядке. Но у нас будут неприятности, если мы будем сидеть тут и просто смотреть на небо, — раздраженно ответила она, но, увидев удивленные взгляды подруг, добавила более приветливо: — Старейшины надеются, что мы постараемся и вовремя закончим всю работу. И чего же мы ждем?

Она решительно передала поводья Иовен.

— Давайте же наконец трогаться, чтобы успеть закончить поле к вечеру. Тогда можно будет начать сеять уже завтра.

— Ты, наверное, хочешь получить на празднике урожая венок из колосьев за особую старательность, — поддразнила ее Нагика, убирая со лба непослушный русый локон. Потом насмешливо взглянула на Илайю со стороны.

Та подняла руки, словно защищаясь, и сказала:

— Упаси меня наша Благая Богиня, а то мне придется танцевать с деревенским старостой.

Внезапно все замолчали. Иовен и Нагика испуганно переглядывались. Слова Илайи были очень легкомысленными — в Тале было строго-настрого запрещено произносить имя изгнанной Богини. Нагика осторожно огляделась и, убедившись, что, по всей видимости, слов подруги никто не слышал, вздохнула с облегчением. Все вокруг были заняты работой.

— Ты с ума сошла, Илайя? — испуганно прошептала она. — Такие слова доведут тебя до трибунала в Нимроде. — Покачав головой, она взглянула на подругу, но та только пожала плечами.

— Думаю, нам пора, — поспешно сказала Иовен, чтобы Илайя еще раз не сказала что-то необдуманное. Она повязала голову платком и взяла в руки поводья. Потом легко хлестнула лошадей кожаным ремнем и прищелкнула языком.

— Но, каурые! — крикнула она. — Сегодня предстоит долгая дорога!

Когда повозка, загрохотав, тронулась с места, Илайя устроилась поудобнее, чтобы не стеснять движения ребенка, и закрыла глаза. Пусть остальные думают, что она уснула. Ей нужны все силы, чтобы подавить тошноту на непроходимых, размытых зимними дождями дорогах.

Илайя была занята собой настолько, что поначалу даже не заметила, что Иовен остановила лошадей.

— Проснись, Илайя! — крикнула она. — Мы на месте!

Девушка открыла глаза и часто-часто заморгала. Прямо перед ней лежало большое поле, ожидавшее, что руки тружениц пробудят его от зимней спячки. Влажная земля парила под солнцем, дыша пряными ароматами влажной травы.

Илайя поднялась и, прежде чем сойти с повозки, предательски ухватилась за поясницу. Но подруги, казалось, ничего не замечали. Они уже распрягали лошадей, чтобы запрячь их в два больших плуга.

Покончив с упряжью, Нагика взяла повод большей лошади и, похлопав ее по крупу, сказала:

— Я начну там, — и указала свободной рукой на левый край поля.

Илайя не хотела, чтобы подруги заметили, насколько ей плохо: она молча взяла поводья второй лошади и повела ее к правому краю поля.

Из ноздрей ее каурой, когда та принялась за работу, вырывались белые клубы теплого пара. Она сильно и размеренно тянула плуг по полю, и Илайя была рада тому, что ей досталась такая опытная и послушная лошадь. Девушка чувствовала: у нее просто недостанет сил заставить лошадь работать.

Илайя и Нагика начали работу, а Иовен принялась искать сухое и солнечное место для стоянки. Подходящая лужайка, покрытая мягким ковром травы, обнаружилась совсем рядом. Иовен аккуратно разостлала одеяла и спрятала еду в негустой тени низкого куста, покрытого первой листвой. Покончив с приготовлениями, девушка присела и стала наблюдать за работой подруг. Казалось, у Нагики и Илайи работа спорилась. Лошади, привычные к полевым работам, еще не устали. Плуг плавно и беспрепятственно резал рыхлую, без крупных камней, землю.

Иовен вздохнула и ненадолго прикрыла глаза. Воздух полнился пением маленьких пичужек, а цветущая дикая слива источала легкий пьянящий аромат. После долгой зимы все воспринималось особенно остро, и девушка с наслаждением подставляла лицо теплым лучам.

— Иовен, Иовен! — позвал кто-то, и девушка приподнялась на локте, смущенно щурясь от яркого света. Видимо, она нечаянно задремала: и беглого взгляда на небо было достаточно, чтобы понять — солнце поднялось довольно высоко.

— Иовен, да очнись же наконец! — нетерпеливо теребила ее Нагика. — Мы должны помочь Илайе. Скорее! — Иовен вскочила, оглядываясь вокруг. Но, как ни старалась, обнаружить Илайю не могла.

— Где она? Что случилось? — обеспокоенно спросила она. Нагика указала по направлению к второму плугу.

— Она там, за плугом. Споткнулась или просто упала без сил. Я не видела, что произошло. Вставай скорее. Мы должны немедленно ей помочь!

Иовен наконец-то пришла в себя. Девушки побежали через поле к подруге, лежавшей без сознания на свежевспаханной земле. Со всей возможной осторожностью они подняли Илайю и перенесли на стоянку. Иовен смочила платок водой из фляги и положила на горячий лоб Илайи. Дыхание девушки было прерывистым, лицо горело, словно в лихорадке.

— Тут мы ничего сделать не сможем, — задумчиво сказала Иовен. — Надо отнести ее к Тассее. Она наверняка знает, как ей помочь.

— Если оставим плуги здесь, можно уложить ее на повозку, — сказала Нагика. — Боюсь только, ей будет очень неудобно.

— У нас нет другого выхода, Нагика, — отрезала Иовен, вставая. — Побудь с ней, я запрягу лошадей и приведу повозку.

Девушки двигались не так быстро, как хотелось: Иовен старалась, чтобы повозка шла по ухабистым булыжным дорогам деревни как можно ровнее. По дороге Илайя часто-часто стонала и беспокойно металась, если Иовен не удавалось объехать какую-нибудь выбоину. Наконец они добрались до дома целительницы. Он стоял на отшибе, на холме с плоской вершиной. Дверь небольшой беленой хижины была заперта, но деревянные ставни и окна — распахнуты, впуская в дом свежий весенний воздух после долгих зимних месяцев. Маленькая серая кошка целительницы, свернувшись клубком на подоконнике, щурилась на солнце.

Иовен остановила лошадей, спрыгнула с повозки и быстро побежала к дому по узкой дорожке, выстланной галькой. Девушка громко постучала.

— Целительница, вы дома? — что есть силы закричала она, не надеясь, что целительница услышит стук в дверь. Не получив ответа, Иовен заколотила с новой силой, одновременно пытаясь заглянуть внутрь через окно.

— Ты что-нибудь видишь? — нетерпеливо спросила ее Нагика, которая осталась в повозке с Илайей. — Дома целительница?

Иовен молча покачала головой, не объясняя, впрочем, на какой из двух вопросов отвечает. Вместо этого она вновь принялась стучать. Такого же просто не может быть, чтобы Тассеи не оказалось дома, твердила она. Все окна открыты, поэтому кто-то да должен отворить!

За домом что-то стукнуло, послышалось взволнованное кудахтанье кур, и неожиданно из-за угла с громким лаем вылетела огромная собака: длинная всклокоченная шерсть, из-за которой не видно глаз. Псина увидела Иовен и поднялась перед ней на задние лапы.

— Иду, иду! Совершенно незачем ломать двери, — раздался голос целительницы откуда-то из-за дома. — Брокс, иди сюда, — сурово велела она. — Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты не пугал моих гостей?!

Пес тут же отстал от Иовен и скрылся за домом. Девушки услышали, как захлопнулась дверь, и высокая стройная женщина неопределенного возраста вышла из тенистого прохода между домом и старым полуразвалившимся козлятником. Ее длинные кудрявые волосы когда-то, должно быть, были черными. Но за прошедшие зимы и лета в них равномерно вплелась седина, которая, казалось, повинуясь какому-то особому плану, окрасила в белый каждый третий волосок. Целительница носила толстую длинную косу, перевязанную пестрой кожаной лентой. На ней было простое рабочее платье, какое носили крестьянки деревни, и зеленый, покрытый пятнами передник, говоривший, что женщина работала в саду.

— Тассея! — с облегчением воскликнула Иовен, подходя к целительнице. — Я уже было испугалась, что вас нет дома. Илайя больна. Нам срочно нужна помощь! Пойдемте скорее! — и она жестом пригласила женщину следовать за собой. Тассея поспешила за ней, по пути вытирая руки о передник.

Подойдя к повозке, целительница обеспокоенно положила руку на лоб Илайи, прощупывая при этом пульс на шее девушки. Лицо ее посуровело.

— И давно это с ней? — спросила она. — Утром ей уже было плохо?

— Нет, — ответила Иовен. — Хотя она выглядела немного уставшей и, похоже, была не в настроении, когда мы выезжали, плохо ей не было. Она сразу же взялась за плуг.

— А потом, видимо, упала и потеряла сознание, — продолжила Нагика рассказ подруги. — Но точно мы не знаем: Иовен заснула, а я работала.

Лицо целительницы стало еще более серьезным.

— Для начала отнесем ее в дом. Я осмотрю ее, — сказала она, направляясь к дому. Вскоре она вернулась с носилками. — Помогите мне, — сказала она, укладывая носилки на землю рядом с повозкой. Тассея кивнула Иовен, жестом велев ей держать Илайю под коленями, а сама подхватила девушку под мышки. Они приподняли и перенесли ее с повозки на носилки и отнесли в дом.

Воздух в единственной большой комнате был пропитан резкими запахами трав. Масляные лампы не горели — дневного света хватало, чтобы осветить скромно обставленное помещение.

— Туда, — кивком головы целительница указала на ложе рядом с камином, в котором горел слабый огонь, прогоняя из комнаты последний зимний холод. Илайя застонала, когда женщины немного неловко уложили ее на жесткое ложе из вереска и папоротника, застеленное свежим бельем, однако не проснулась. Прежде чем тщательно вымыть руки, целительница поспешно подбросила в огонь несколько сухих веток и пошевелила уголья. Тут же на ветках заплясали маленькие огоньки, искры взметнулись, и в убогой комнатушке стало тепло и уютно.

— Хотите подождать — садитесь вон, за стол, — велела Тассея, указывая на место у окна. — А я посмотрю, как помочь вашей подруге, — она подошла к Илайе и осторожно начала раздевать девушку.

Внезапно она остановилась как вкопанная, так что Иовен и Нагика испуганно вскочили, не решаясь, впрочем, приблизиться к ложу. Милостивая Богиня! Целительница не верила своим глазам. Эта девушка должна вот-вот родить! Тассея знала о строгих законах Ан-Рукхбара и хорошо представляла, сколько страху натерпелась Илайя за последние месяцы. Однако как же ей удалось так долго скрывать свое состояние?

Движение у окна заставило Тассею оторваться от размышлений. Взволнованная Нагика подошла ближе, и целительнице пришлось действовать. Наверняка обе девушки не знали о состоянии подруги. Целительница повернулась к ним, закрывая собой Илайю, и улыбнулась.

— Можете спокойно возвращаться к работе, — подчеркнуто деловито сказала она, скрывая волнение. — Не стоит беспокоиться. С Илайей не случилось ничего страшного, ей просто необходимо отдохнуть. Я заварю чай, который поможет восстановить силы. День-два посидит дома и скоро снова сможет работать.

Иовен и Нагика нерешительно переглянулись. Тассея поняла, что объяснения прозвучали не очень-то убедительно, и заставила себя улыбнуться.

— Ну идите же. Вы поступили совершенно правильно, привезя Илайю сюда. Но она не поправится быстрее оттого, что вы будете тут сидеть, — приветливо, но настойчиво сказала она. — Увидите, совсем скоро она пойдет на поправку. — Тассея подошла к девушкам и мягко подтолкнула к двери.

— Может, стоит хотя бы сообщить об этом приемной матери Илайи? — осторожно начала Нагика.

— Нет-нет, — перебила ее Тассея. — Ваша подруга сделает это сама, но чуть позже. Я сама провожу ее домой, как только она почувствует себя лучше, — говоря это, целительница открыла дверь и выпроводила девушек. Недовольные, они попрощались и уехали.

Облегченно вздохнув, Тассея вернулась в комнату, служившую ей одновременно и гостиной, и больничной палатой. Просто чудо, что никто ничего не заподозрил о состоянии Илайи. За прошедшие годы целительнице дважды доводилось быть свидетелем нарушения запрета. Однако ни одной из женщин не удавалось скрыть свое состояние, и обеих постигла страшная участь.

Целительница вздохнула и посмотрела на спящую. Как она молода, подумала Тассея, сердясь на судьбу, пославшую такому юному существу столь тяжелое испытание.

— Ну да ладно, — пробормотала она. — Нам не дано выбирать свое предназначение.

Илайя дышала спокойно и ровно — знак, что тело уже пошло на поправку. Целительница взялась за приготовление травяного чая, а затем вернулась к ложу, чтобы влить в рот спящей немного душистого напитка.

Чай подействовал быстро, и Тассея стала терпеливо ждать, когда девушка очнется.

Наконец Илайя открыла глаза и неуверенно огляделась. Ее затуманенный взгляд постепенно прояснялся.

— Где я? — хрипло спросила она.

Целительница снова подала кружку с травяным чаем, и Илайя с благодарностью сделала глоток.

— Ты в доме целительницы, Илайя, — приветливо сказала Тассея. — Твои подруги привезли тебя ко мне. Ты упала, когда работала в поле, и они за тебя переживали, — Тассея покачала головой. — Ты поступила очень опрометчиво, дитя мое, — заключила она, но в голосе ее не слышалось ни малейшего упрека.

Илайя испуганно вскочила, посмотрела на расстегнутое платье и поспешно запахнулась. Подняв взгляд на Тассею, она поняла, что целительница знает.

— Пожалуйста, не выдавайте меня, — взмолилась девушка с глазами, полными слез, и, словно защищаясь, закрыла руками свой округлившийся живот. Тассея молча обняла девушку, и Илайя заплакала, уже не сдерживаясь. Отчаяние, неуверенность и страх прошедших месяцев прорвались наружу, бесконечным потоком слез обрушиваясь на целительницу. Крепко обнимая Илайю, Тассея ждала, пока та успокоится.

— Я не выдам тебя, Илайя, — серьезно сказала Тассея, вытирая последнюю слезу со щеки девушки. — Напротив. Если ты доверяешь мне, то я попробую помочь.

— Вы хотите помочь мне? — Илайя удивленно взглянула на Тассею. — Но вы подвергаете себя огромной опасности!

Тассея уверенно улыбнулась.

— Пусть это не тревожит тебя, дитя мое, — ответила она. — Пей свой чай. Потом расскажешь обо всем, что произошло с тобой за последние месяцы.

Когда Илайя закончила рассказ, целительница задумалась.

— Действительно очень необычная история, — сказала она, покачав головой. — Это ночное видение, посетившее тебя в спальне, о таком я и не слышала никогда. — Тассея с сомнением посмотрела на Илайю. — Не может ли быть, что все это тебе приснилось?

Илайя возмущенно покачала головой.

— Она действительно приходила ко мне, — воскликнула девушка и хотела что-то добавить, но Тассея перебила.

— Ну, об этом мы поговорим в другой раз, — сказала она и перевела разговор на другую тему. — Ты уверена, что о твоем положении больше никто не знает?

Илайя кивнула.

— Даже Та-Ури, — ответила она.

Тассея удовлетворенно кивнула.

— Но есть еще кое-что, что ты должна знать, прежде чем решишься принять мою помощь, — сказала целительница, пристально глядя на Илайю. — Тебе известно, что уже три года как запрещено рожать детей. Поэтому ты должна будешь покинуть деревню за месяц до срока и тайно родить ребенка. Если хочешь жить, никто не должен узнать об этом.

Она взяла ледяные руки Илайи в свои и с любовью погладила их.

— Я знаю одно безопасное место высоко в горах. Там живет старая знахарка. Она уже помогла нескольким женщинам, которые были в таком же положении, как и ты. У нее ты будешь в безопасности. Но… — она замолчала, и Илайя догадалась, что сейчас целительница произнесет самое главное. — Когда ребенок родится, ты вернешься в деревню одна. Ребенок останется у знахарки.

Тассея знала, как подействуют ее слова на Илайю, но была уверена — девушка достаточно разумна, чтобы понять — другого выбора у нее нет.

Илайя долго молчала, задумчиво покусывая нижнюю губу.

Тассея подошла к камину. Огонь почти догорел, и она подбросила пару веток. Ей не хотелось слишком настаивать. Важно, чтобы Илайя приняла решение по собственной воле, поскольку предстоявший ей путь был тяжел и опасен.

Так в молчании текли томительные минуты, тишину нарушал только треск горящих поленьев. Наконец Илайя вздохнула и повернула к целительнице заплаканное лицо.

— Я сделаю так, как вы говорите, — тихо сказала она, и Тассея почувствовала, насколько трудно далось девушке это решение.

Улыбнувшись, она подошла к Илайе и присела рядом.

— Это самое лучшее, что ты можешь сделать для своего ребенка, — мягко сказала она.

— Для моей дочери, — поправила ее Илайя.

Целительница удивленно взглянула на нее.

— Ни одна женщина до рождения не знает, пошлет ли ей Богиня дочь или сына.

— А я знаю! — настойчиво ответила Илайя. — И назову ее Сунниваа.

Она хотела добавить что-то, но внезапно согнулась, словно от боли.

— У тебя что-то болит? — испуганно спросила Тассея.

Илайя покачала головой. Потом снова застонала и повернулась на бок.

— Ничего, — сказала она, тяжело дыша. — Думаю, Сунниваа услышала, что мы о ней говорим, и сильно толкнула меня.

— Это хороший знак, — сказала целительница. — В таком случае, ему… ей не повредило твое легкомысленное поведение сегодня утром. Тебе обязательно надо поберечься, Илайя, — предупредила она. — Такого, как сегодня, повториться не должно. Ты легко могла потерять ребенка.

Илайя удрученно глядела в пол.

— Сколько еще до родов? — спросила она.

— Думаю, что ты поносишь ее еще месяца два, — ответила Тассея. — А это значит, что у нас достаточно времени, чтобы подготовиться к путешествию.

Она подошла к окну и выглянула наружу.

— Уже почти стемнело, — сказала она. — Если ты чувствуешь в себе достаточно сил, то будет лучше, если я провожу тебя домой, — она вопросительно взглянула на Илайю. — Или переночуешь у меня?

Илайя покачала головой. Девушка боялась идти в темноте, но знала, что Та-Ури будет очень волноваться, если она не вернется ночевать домой.

Целительница понимающе кивнула и сказала:

— Нам повезло. То и Ю взошли. Будет достаточно светло.

 

4

Луны-близнецы То и Ю высоко стояли в ночном небе, зачаровывая серебристым светом луга и леса, околдовывая все вокруг игрой света и тени.

Над спящей землей на фоне мерцающих звезд пронеслась огромная тень. Описав широкий круг, серая птица поднялась в теплых восходящих потоках. Сверху открывался прекрасный вид. Далеко-далеко на горизонте, где на закате солнце касалось земли, она видела широкую ленту Юнктуна, похожую на расплавленное серебро, сверкающее в свете луны. Птица пожалела, что нынче вечером воздух слишком влажен, иначе можно было бы разглядеть за рекой величественный силуэт ее родины, Ильмазурского хребта. Взгляд пернатого странника направился дальше, туда, где первые лучи солнца уже прогоняли тьму. Здесь вздымалась мощная гряда Вальдорского кряжа, с самого высокого пика которого за жизнью в Тале следил красный глаз Властелина. Где-то в серой дымке под заснеженной горой расположился Нимрод. Много лет назад мощная крепость у подножия горы была резиденцией могущественного совета друидов Тале. Но с тех пор как Властелин Тьмы завоевал город, сделав его своей резиденцией, красота стала уходить, и Нимрод, бывший некогда гордостью страны, приходил в упадок все быстрее и быстрее.

С Нимродом у птицы было связано множество болезненных воспоминаний, она избегала его во время своих ночных вылазок. Но этой ночью крылатый бродяга решился на то, на что ему всегда не хватало мужества. Сегодня он направился прямо на красный глаз.

Мысли огромной птицы устремились в прошлое. В лучшие времена, когда Тьма еще не захватила Тале. Тогда между мудрыми друидами Тале и умными птицами-долгожителями, которых люди называли гигантскими альпами, существовала тесная дружба. Почти все альпы поплатились жизнью за эту дружбу, когда пришли на помощь друидам Нимрода, защищая их от Тьмы. Даже неутомимые и сильные птицы не сумели помочь друидам в их безнадежной борьбе против мощного войска Ан-Рукхбара.

Тогда альп был еще совсем молод. Он едва выбрался из гнезда, и старшины птичьей колонии посчитали его слишком юным и неопытным, чтобы сражаться, и велели отсидеться в безопасных пещерах. Но альп тайком последовал за сородичами. Жуткую смерть братьев и сестер, которой он стал свидетелем, ему не забыть никогда. Даже многие десятилетия одиночества не смогли смягчить боль и печаль.

После победы Тьмы и смерти товарищей альп бежал и затаился в Небесной Башне — высочайшей вершине Ильмазурского хребта, надеясь избежать преследования Ан-Рукхбара. И только много зим спустя, когда одиночество стало невыносимым, он решился выбраться на равнины в поисках уцелевших сородичей.

Альп искал без устали много лет, и страх быть обнаруженным стал его постоянным спутником. Но как пернатый ни старался, ни единого выжившего сородича обнаружить не удалось.

Однажды ночью он, измученный, потеряв всякую надежду, вернулся к себе в пещеру. На сердце было тяжело: он понимал, что остался один во всем мире. Желание жить покинуло альпа, он утратил аппетит. Единственная мысль оставалась у птицы: чтобы смерть наконец избавила его от одиночества и позволила воссоединиться с его потерянными сородичами. И тогда ему во сне явилась прекрасная девушка с огненно-рыжими волосами. Она умоляюще глядела на него огромными карими глазами. Губы девушки шевелились — казалось, она умоляет о помощи, но как альп ни старался, слов разобрать не мог.

С тех пор этот сон преследовал его каждую ночь. Поначалу альп думал, что его измученные голодом чувства решили сыграть с ним такую шутку. Однако странный сон заинтересовал птицу, и он постепенно начал есть. Голод исчез, но сон не отступал.

Однажды альп понял, что не в силах больше бездействовать, и принялся искать загадочную рыжеволосую девушку из своих снов. В первые ночи под покровом темноты альпу удалось исследовать лишь небольшую область неподалеку от пещеры. Он боялся страшных слуг Ан-Рукхбара, шнырявших по стране по ночам. Но эта горная местность была бедной и необжитой, и альп понял: ему предстоят долгие перелеты, чтобы добраться до поселений людей.

Однако люди тоже были пугливы и после наступления темноты запирались в домах. Только изредка крылатому страннику встречались одинокие путники или пастухи, сидевшие у небольших костров. Но гигантский альп не собирался сдаваться. Сны вселили новый смысл в его жизнь, и он решил продолжать поиски до тех пор, пока наконец не найдет девушку.

Внезапный страх пронизал тело гигантской птицы, отвлекая от раздумий. Сам того не заметив, он коснулся кроны дерева кончиками крыльев. Сделав несколько сильных взмахов, альп набрал высоту и продолжил ночной полет над лесом неподалеку от горного кряжа. Вскоре деревья остались далеко позади, и странник медленно полетел над холмами предгорий. Местность была незнакомой, и альп внимательно разглядывал все, что проносилось под крылом. Многочисленные поля и дороги указывали на то, что неподалеку есть человеческое поселение. Гигантский альп решился пролететь немного над дорогой. Наконец вдалеке замерцали огни деревни, и он устремился в том направлении.

Острый взор пернатого разглядел какое-то движение на поляне неподалеку от деревни. Оно было едва заметным, но все же возбудило его любопытство. Бесшумно опустившись, альп устроился на крепкой ветке дерева на краю поляны. Ветка предательски хрустнула под немалым весом альпа, но женщины, шедшие по освещенной поляне, тихо переговариваясь, ничего не услышали. Только всклокоченный коричневый пес обернулся и угрожающе зарычал.

Одна из женщин наклонилась к собаке и погладила ее по голове, словно успокаивая. Когда она выпрямилась, платок, наброшенный для защиты от ночного холода, соскользнул, и в свете луны заблестели ее ярко-рыжие волосы, потоком расплавленной меди расплескавшиеся по спине. Не оглядываясь, девушка направилась дальше.

Огромная птица взволнованно вытягивала шею, но женщины дошли до края поляны, и он не мог видеть их лиц.

Была ли это та самая гостья из его снов?

Гигантскому альпу очень хотелось увидеть ее лицо.

И он крикнул. Совсем тихо. Но в ночной тишине поляны крик был отчетливо слышен. Меднокосая испуганно оглянулась и встревоженно посмотрела на кроны деревьев, окружавших поляну. Прямо в глаза гигантскому альпу. Она не видела его, но сомнений у птицы не осталось. Меднокосая была как две капли воды похожа на девушку из его снов. Это должна была быть она! Правда, на ней было обычное крестьянское платье и она не была воительницей.

Женщины покинули поляну, а гигантский альп еще долго сидел на ветке, раздумывая. Он не мог ошибиться, слишком уж велико сходство с гостьей из его снов, даже пусть эта меднокосая и не воин.

Первые нежные розовые лучи зари из-за гор заставили птицу пуститься в обратный путь. Но он решил, что непременно вернется.

 

5

Снедаемая нетерпением и тревогой, Та-Ури сидела у залитого лунным светом окна. Она напряженно вглядывалась в темноту улицы и ждала. Столько страшных событий произошло сегодня с утра, а Илайи все нет и нет. Та-Ури боялась, что ей больше не доведется встретиться с приемной дочерью.

Ближе к вечеру в деревню нагрянуло больше десятка воинов. На их доспехах красовался герб с изображением обвившей окровавленный меч черной зеленоголовой змеи. Каждый, кто видел герб, понимал, что перед ним воины Ордена Змеи — самого страшного и ненавидимого подразделения армии Ан-Рукхбара. Где бы ни появились эти воины, за ними тянулся след смерти и тления, и никто не сомневался, что даже самые жуткие приказы исполняются ими без размышлений.

В центре деревни воины спешились, обыскали каждый дом, выгоняя людей на улицу. Обнаружилось, что все способные работать мужчины и женщины — в поле, а в деревне остались только старики и дети. Предводитель повелел отвести воинов на поля. Но прежде чем покинуть деревню, солдаты схватили двух девочек и двух мальчиков и, следуя за своим предводителем, увели отчаянно кричавших детей.

При воспоминании об этом Та-Ури невольно вздрогнула. В беспомощном отчаянии крестьяне смотрели, как уводят детей. Должно быть, они были не единственными из тех, кого воины взяли с собой. Та-Ури обеспокоенно подумала об Илайе, темнота мешала ей немедленно отправиться на поиски. С тех пор как страной стал править Ан-Рукхбар, появились страшные существа, под покровом тьмы летающие над селениями. Жители деревень покидали свои дома после наступления темноты только в случае крайней необходимости.

Внимание Та-Ури привлекло движение на дороге. Она всматривалась во тьму, пытаясь что-то увидеть. Похоже, Илайя! Сердце Та-Ури едва не выскочило из груди, когда она наконец увидела ее, подходившую по узкой тропинке к дому в сопровождении Тассеи. Когда женщины были в нескольких шагах от дома, Та-Ури распахнула дверь и выбежала навстречу. Не помня себя от счастья, она крепко обняла приемную дочь. По ее щекам бежали слезы облегчения. Она прижимала девушку к груди и гладила по голове.

— Я так рада, что с тобой ничего не случилось, — сказала она дрожащим голосом. — Столько всего страшного произошло! Пойдемте же в дом.

Внутри Илайя обессиленно опустилась на стул. Тассея не стала снимать пальто, хотя в комнате было тепло, а ее пес сонно свернулся клубочком у печи.

— Что случилось? — спросила она.

Со слезами на глазах Та-Ури поведала о событиях прошедшего дня. При этом она так сильно дрожала, что Илайя, желая успокоить приемную мать, крепко обняла ее.

— Четверых детей? — Тассея была в ужасе. — И скольких они еще забрали?

— Восьмерых! — Та-Ури вытерла слезы рукавом. — И еще сожгли одно из полей. Вроде бы их командир сказал, мол, оно нам уже не нужно, поскольку теперь нужно кормить меньше ртов, — она крепко прижала к себе Илайю. — Ах, дитя мое, я так испугалась, что тебя тоже… — Та-Ури вздохнула и замолчала.

— Орден Змеи! — сказала Тассея, покачав головой. — Я слышала о подобном из других деревень, но двенадцать человек из одной деревни — такого прежде не бывало.

— Почему они это сделали? — печально спросила Та-Ури. — Мы ведь ничего такого не совершили. А дети… — ее глаза снова наполнились слезами, говорить она больше не могла.

— Я не знаю, — целительница беспомощно пожала плечами. — Знаю только, что воины отводят их в город-крепость. Оттуда не возвращался еще никто из пленников.

— Мама, что с Къельтом, Нагикой и Иовен? — испуганно спросила Илайя.

— С ними все в порядке, — сказала Та-Ури, поглаживая руку Илайи. — Но почему ты спрашиваешь? Разве не с ними ты была весь день?

— Илайя заболела. — Тассея ухватилась за возможность сменить тему. Времена были тяжелые и несправедливые. И точно так же, как и другие, их деревня безропотно подчинялась произволу Ан-Рукхбара. И говорить об этом не стоило.

В нескольких словах целительница пояснила Та-Ури, что случилось утром, не называя, впрочем, истинной причины состояния Илайи. Она терпеливо отвечала на все вопросы, ухитряясь как можно осторожнее описывать симптомы «болезни» девушки. Напоследок она продиктовала несколько предписаний и пояснила, что пару дней Илайе не стоит выходить из дому, а нужно как следует поберечься.

Когда некоторое время спустя Тассея стала прощаться, Та-Ури предложила целительнице не уходить и заночевать у нее.

— Не беспокойтесь за меня, — уверенно сказала Тассея, кивнув на собаку. — Брокс меня защитит. Мне часто приходится ходить по ночам одной. Я нужна пациентам в любое время, — она попрощалась с Илайей и сделала несколько шагов к двери. Потом обратилась к Та-Ури:

— Я скоро зайду снова, посмотреть, как себя чувствует Илайя. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы она следовала моим предписаниям.

Следующие четыре дня Илайя провела большей частью в постели.

На пятый, около полудня, она наконец не выдержала безделья и встала.

Поспешно одевшись, Илайя отправилась на кухню, где Та-Ури стряпала, стоя над большим медным котлом. Терпкий запах вареной брюквы заполнил комнату и через открытое окно тянулся на улицу.

Когда Илайя вошла, Та-Ури удивленно спросила:

— Разве ты не должна лежать в постели?

— Но, мама, мне уже намного лучше, — ответила Илайя, не покривив душой. — Я хотела узнать: может быть, тебе чем-нибудь помочь?

Но Та-Ури энергично покачала головой.

— Не нужно, я уже почти закончила, — сказала она, многозначительно улыбнувшись. — Но Къельт наверняка обрадуется, когда увидит, что тебе уже намного лучше, поскольку он придет сегодня после обеда.

Илайя испугалась.

— Къельт придет? — удивленно переспросила она. Та-Ури кивнула.

— Ну что же ты не радуешься? В последнее время ты что-то совсем охладела к Къельту, он ведь не заслужил такого обращения, — она непонимающе покачала головой. — Он ведь любит тебя, дитя мое. Ты должна радоваться, что он настолько терпелив. Другой давно уже оставил бы тебя… А ты к нему так относишься…

— Знаю, мама, и я тоже люблю его. Правда! — стала оправдываться Илайя. — Просто в последнее время я чувствую себя неважно.

Снаружи послышались торопливые шаги, в дверь постучали.

— Я пойду, — быстро сказала Илайя, обрадовавшись, что не нужно продолжать разговор, и побежала открывать.

Снаружи стояла совершенно запыхавшаяся невысокая темноволосая девушка лет пятнадцати. Илайя часто видела ее и знала, что это Ксара, ученица Тассеи. Должно быть, она очень спешила, поскольку ее худое лицо с темными, глубоко посаженными глазами раскраснелось, а на лбу блестели капельки пота.

— Хорошо, что ты уже встала, — сказала она Илайе. — Целительница хочет поговорить с тобой. Ты можешь пойти со мной прямо сейчас?

Илайя была удивлена. Что нужно Тассее?

— Конечно, — сказала она. — Подожди минутку, я только пальто возьму.

Она поспешно вернулась на кухню, чтобы попрощаться с Та-Ури. Но приемная мать была против того, чтобы Илайя выходила из дому, и стала убеждать Ксару, мол, не лучше ли, если целительница сама к ним придет навестить пациентку. Тем временем вернулась Илайя в пальто и услышала взволнованные слова Та-Ури.

— Мама, — мягко, но настойчиво сказала она. — Мне уже намного лучше. Тебе не стоит так переживать.

Она пошла к двери и, проходя мимо Та-Ури, поцеловала ее в щеку. Уже в дверях она обернулась и сказала:

— Если вдруг я не вернусь к тому времени, как придет Къельт, будь добра, скажи ему, что мне уже намного лучше. И скажи, что я буду рада, если он зайдет в другой раз.

Дорога вела девушек через деревню. Высоко в ветвях пели птицы, пчелы летали с цветка на цветок. После нескольких безрадостных дней, проведенных в комнате, Илайя просто наслаждалась прекрасным весенним днем. Тепло солнечных лучей было ей на пользу. Она ненадолго закрыла глаза, подставив лицо лучам.

Открыв глаза, она испуганно вздрогнула. Прямо перед ней стоял Къельт, преграждая Илайе дорогу.

— Илайя, я думал, ты еще болеешь, — с упреком сказал он, и Илайя поняла, что он толком не знает, сердиться ли ему на неразумное поведение девушки или радоваться, что ей уже лучше.

— Я и болела. Но сегодня я почувствовала себя лучше, — сказала Илайя, одарив своего спутника взглядом, полным любви. Она нежно взяла его за руку и продолжила:

— Очень мило с твоей стороны, Къельт, что ты так заботишься обо мне, но я очень спешу. Целительница послала за мной — хочет еще раз осмотреть.

Къельт вырвался и обернулся к Ксаре, нетерпеливо ожидавшей Илайю в нескольких шагах от них.

— Это действительно так? — недоверчиво спросил он, и девушка молча кивнула. Она совершенно не хотела вмешиваться в их отношения.

— Когда в моей семье кто-то болеет, — продолжал Къельт, вопросительно глядя на Илайю, — целительница приходит сама, чтобы осмотреть больного. Ни разу не было такого, чтобы мы к ней ходили.

Он замолчал, но Илайя чувствовала, что он ждет от нее объяснения, и не находила подходящего ответа.

— В этот раз все несколько иначе, — беспомощно ответила она, сделав еще одну попытку обойти Къельта.

Тот схватил ее за руку, не отпуская.

— Еще минутку, Илайя, — его голос был резок, в нем слышалась ярость, и Илайя не решилась вырваться. — Ты по-прежнему больна, поэтому я пойду с тобой, — и, не дожидаясь согласия, направился вперед. Он по-прежнему крепко держал Илайю за руку, и девушка с трудом поспевала за его широкими шагами.

— Къельт, пожалуйста, нельзя ли помедленнее? — простонала она, безуспешно пытаясь высвободить руку. Отчаянно болела спина, от напряжения перед глазами плясали черные круги. Къельт не ответил, но, заметив, что Илайе нехорошо, пошел медленнее. Вскоре показалась хижина целительницы.

Ксара мгновенно исчезла в доме. А Къельт наконец-то отпустил Илайю.

— Сядь туда, — резко сказал он, указав на деревянную скамью у дома. — А я пойду и серьезно поговорю с целительницей.

Он решительно повернулся и хотел было постучать, но дверь распахнулась, и из дома вышла Тассея. Не обращая внимания на искаженное яростью лицо Къельта, она протянула ему руку для приветствия:

— Очень мило с твоей стороны, Къельт, что ты привел Илайю, — приветливо сказала она, прежде чем Къельт успел вставить хоть слово.

Было очевидно, что тот растерялся и отчаянно пытался придумать, что сказать.

— Она… она еще очень больна, — неуверенно начал он, пытаясь снова собраться с мыслями. — Ей не стоило так далеко ходить, она еще слишком слаба для этого, — он с трудом подбирал слова, но в его глазах целительница прочла заботу об Илайе.

— Разве Илайя ничего не рассказывала тебе о своей болезни? — спросила Тассея, подмигнув застывшей от ужаса Илайе.

— Нет, — честно ответил Къельт. — Но я же вижу, как ей плохо, как трудно ходить и как быстро она начинает задыхаться…

Тассея неодобрительно покачала головой и с укоризной поглядела на Илайю.

— Илайя, тебе следовало бы рассказать любящим тебя людям, что с тобой стряслось, — пожурила ее она. — В любом случае, не стоит скрывать причину болезни от твоего спутника. Думаю, нам все же стоит войти в дом и присесть.

Тассея указала на дверь, и вскоре они втроем сидели за небольшим столом в гостиной целительницы. Илайя устала и охотнее всего прилегла бы, но она ни в коем случае не хотела, чтобы Къельт заметил, что ей плохо. Поэтому она собралась с силами и предоставила целительнице говорить.

— Ты должен знать, что свою болезнь Илайя носит в себе уже давно, — медленно проговорила Тассея, казалось, она ищет подходящие слова. — Но отчетливо проявилась она только в последние месяцы. Речь идет не совсем о болезни, а о редком яде, который распространяется по ее организму, — она сделала паузу, чтобы посмотреть, какой эффект произвело на Къельта объяснение.

Лицо парня выражало ужас, и, прежде чем задать вопрос, он долго откашливался.

— Как так могло случиться? Откуда взялся этот яд?

— Прошло слишком много времени, и сейчас я уже не могу это выяснить, — серьезно ответила Тассея. — Но по своему опыту знаю, что причиной отравления может стать даже маленькая ранка, соприкоснувшаяся с грибком — переносчиком этого яда. Вероятно, он убил бы Илайю, если бы ее не привезли ко мне несколько дней назад, — Тассея улыбнулась Къельту, желая успокоить. — Ей очень повезло. Мне удалось остановить распространение яда, хотя он очень сильно поразил ее тело, — целительница пристально глядела на Къельта, пытаясь понять, удовлетворится ли он ее объяснением.

Казалось, Къельт сильно задумался. Сначала он посмотрел на Тассею, потом на Илайю. Наконец он опустил взгляд и тихо сказал Илайе:

— Думаю, я должен извиниться. Ты могла мне это все рассказать, — и он нежно ее поцеловал. — Наверное, будет лучше, если я оставлю вас одних, — мягко добавил он.

Къельт поднялся и хотел уже прощаться, но Тассея задержала его.

— Подожди еще минутку, — серьезно сказала она. — Есть еще кое-что, что ты должен знать. Через два дня Илайя вместе с моей ученицей поведет коз на летние выпасы. Там, в горах, есть травы, которые смогут вывести яд из ее тела, да и горный воздух пойдет ей на пользу.

Къельт удивленно поглядел на целительницу. Илайя тоже потеряла дар речи. Ведь Тассея говорила, что у них еще много времени. А теперь оказывается, что придется уходить через два дня.

— Вам лучше знать, что нужно для здоровья Илайи. Самое главное, чтобы она поскорее поправилась, — услышала девушка слова Къельта, он подал целительнице руку и поблагодарил ее за старания. Илайю он с любовью поцеловал в щеку и сказал:

— Не важно, сколько времени понадобится, пока ты полностью не выздоровеешь, я буду ждать тебя, — и, погруженный в свои мысли, отправился домой.

Тассея дождалась, пока Къельт скрылся за поворотом, и обернулась к Илайе.

— Ты выглядишь измученной, — обеспокоенно сказала она, указав ей на постель для пациентов, стоявшую в центре комнаты. — Будет лучше, если ты приляжешь, пока мы будем разговаривать. Есть важные новости.

Илайя с благодарностью кивнула. Она медленно поднялась со своего стула и с помощью Тассеи прилегла на постель. Вздохнув, она закрыла глаза и стала слушать, что скажет целительница.

— Сегодня я получила известие от Мино-Тей, целительницы из Дарана, — начала Тассея. — В нем она сообщила мне, что Тарек, верховный главнокомандующий Нимрода, уже несколько месяцев старательно ищет женщин, которые собираются родить. Чтобы найти всех женщин, он с помощью мастера-волшебника Нимрода вызвал ловца снов, который помогает ему в поисках. По словам Мино-Тей, это существо способно читать мысли, когда люди спят. И так он узнает обо всех наших тайнах.

— Можно ли скрыться от этого существа? — испуганно спросила Илайя.

Тассея молча взглянула на нее и покачала головой.

— Боюсь, что нет, — честно ответила она. — Но в любом случае, мы знаем, что пока что он не добрался до нашей деревни. Иначе он наверняка нашел бы тебя. Единственная возможность, которая у нас есть, — бежать, — Тассея посмотрела Илайе в глаза. — Ты должна уйти из деревни как можно скорее, — настойчиво сказала она. — Это единственная надежда.

Илайя испуганно молчала.

— Я долго думала над этим. Хочешь послушать мой план?

Девушка молча кивнула. О том, что придется на некоторое время покинуть деревню, чтобы незаметно родить дочь, она знала, но события неожиданно стали развиваться чересчур быстро.

— …поговорю об этом с твоей приемной матерью… — Илайя пропустила первые слова целительницы, однако не решилась переспросить, а Тассея продолжала рассказывать, не заметив, что Илайя ее не слушала.

— …Она тоже поверит в то, что ты будешь сопровождать Ксару и моих коз на горные пастбища и проведешь с ними лето. Так что никто не станет удивляться, что тебя так долго нет.

Илайе хотелось разделить уверенность Тассеи, но получалось плохо. Девушка упрямо смотрела в пол, борясь со своими чувствами.

— Что мне нужно сделать до ухода? — выдавила она из себя, пытаясь сдержать слезы, обжигавшие глаза.

— Я провожу тебя домой и поговорю с Та-Ури, — пояснила Тассея. — Ты тем временем сложишь вещи для путешествия, а потом мы вернемся сюда.

— Но вы же сказали, что мы выходим только послезавтра, — испуганно воскликнула Илайя. События все ускорялись.

— Илайя! Мы не имеем права рисковать, — напомнила целительница. — Ловец снов может достичь нашей деревни в любое время. У Та-Ури ты будешь для него как на ладони. А здесь я смогу по крайней мере попытаться защитить тебя, — Тассея видела, что при этих словах Илайя нахмурилась. — Да, ты все правильно поняла, — сказала она. — Я тоже нахожусь в большой опасности. Мне все известно, и мои мысли могут выдать твою тайну ловцу. Поэтому нам нужно как можно скорее покинуть деревню.

В мыслях Илайя все еще сопротивлялась скоропалительному отъезду, но, тем не менее, понимала, что Тассея права.

Та-Ури поначалу ни в какую не соглашалась отпускать приемную дочь. Но целительнице удалось убедить ее в том, что провести лето в горах будет полезно для здоровья Илайи, заверив ее, что позаботится о том, чтобы девушка вернулась домой здоровой. Таким образом, Илайя наконец получила разрешение на путешествие. Пока шли уговоры, она собрала немного вещей, которые, как ей казалось, пригодятся в дороге. Потом к ним добавились те, которые, по мнению Та-Ури, были просто необходимы в горах. Когда наконец они все собрали, на улице уже начинало темнеть, и Тассея заторопилась.

Вернувшись домой, целительница разожгла свечу и поднесла к ней толстый пучок наполовину высушенных трав. Пламя жадно впилось в длинные стебли.

— Тебе станет лучше, если ты приляжешь, — посоветовала целительница, указав на постель. Потом накрыла горящие травы глиняной миской и протянула Илайе тлеющий букет. — Вдыхай дым поглубже, — пояснила она. — Он укутает твои мысли плотным туманом, скрывая их от посторонних.

Илайя послушно вдохнула. От едкого запаха горелых трав она закашлялась, голова закружилась. Однако она продолжала дышать дымом, пока Тассея не решила, что уже достаточно.

— Теперь спи, — сказала Тассея, и одурманенная Илайя натянула одеяло повыше. Глубоко вздохнув, она завернулась в него, закрыла глаза и моментально уснула.

Спала она крепко, без сновидений, и на следующее утро чувствовала себя отдохнувшей, чего не бывало с ней уже довольно давно.

Девушка медленно поднялась и огляделась. Тассея уже проснулась. Ее постель была пуста, а дверь в сад — приоткрыта, и Илайя услышала, как целительница разговаривает с Ксарой. Пошатываясь, Илайя направилась к ним. Небо было затянуто тучами, но, запрокинув голову, девушка увидела, что высокие тонкие облака вскоре развеются и, самое позднее, к вечеру в них проглянет солнце.

Утром в дальней части крепости Нимрода раздались душераздирающие крики женщины, гулким эхом разносясь по пустым коридорам.

Даже стражники, сопровождавшие секвестора к единственному входу в эту часть замка, вздрогнули от этих нечеловеческих воплей. Стражников не посвящали в то, что происходит за тяжелой, обшитой железом дверью, и никто из них и не горел желанием это выяснить. Их задача — отгонять любопытных от длинного коридора. И, как и все воины Ан-Рукхбара, они выполняли свои обязанности беспрекословно, не задавая вопросов и не интересуясь тем, что происходит вокруг.

Секвестор еще до восхода пришел сюда с самыми близкими из своих магов. Они вели связанную молодую женщину с сильно округлившимся животом, нервно оглядывавшуюся вокруг. Волосы ее были грязны, одежда изорвана, от нее сильно пахло лошадью, в юбках запутались травинки, и вообще весь вид свидетельствовал о том, что ей пришлось проделать долгий путь. Когда маги вели ее по длинному коридору, она отчаянно сопротивлялась, резко и пронзительно моля о пощаде.

Она была не первой, прошедшей этим путем. За минувшие месяцы уже пятеро женщин вошло с секвестором в комнату в конце коридора, и каждый раз солдаты стояли на страже.

Когда пронзительные крики, звучавшие, казалось, целую маленькую вечность, наконец стихли, стражники облегченно вздохнули. Им было безразлично, жива женщина или нет, — главное, что замолчала. Дверь отворилась, и мимо солдат быстро пробежал один из колдунов. Вскоре он вернулся в сопровождении главнокомандующего. Когда стражники увидели спускавшегося по винтовой лестнице Тарека, они тотчас же подтянулись, отдавая честь. Однако тот не обратил на них внимания, он следовал за спешащим впереди магом.

Дойдя до приоткрытой двери в конце коридора, Тарек остановился, отказываясь войти.

— На этот раз та? — спросил он с порога.

Вышедший секвестор с сожалением покачал головой.

— Боюсь, что нет. На этот раз хотя и мальчик, но у него нет Знака, — пояснил он, подозвав одного из магов. — Посмотрите сами, — предложил он, а маг, протягивая главнокомандующему забрызганный кровью небольшой сверток, хотел было развернуть его, но Тарек поднял руку, покачав головой.

— Не нужно, — быстро сказал он. — Я не сомневаюсь в правдивости ваших слов, — и он с отвращением взглянул на окровавленные тряпки. — Отнесите к остальным внизу, — велел он колдуну, который, низко поклонившись, тотчас же отправился исполнять приказ.

Тарек обратился к секвестору.

— Время не терпит, — задумчиво сказал он. — Через несколько дней ловец закончит поиски, а мы все еще не нашли ребенка.

Казалось, чиновник не разделял опасений верховного главнокомандующего.

— Если этот ребенок вообще существует, — улыбнулся он, указывая на комнату. — Вы должны извинить меня, Тарек, мы еще не закончили, — сказал он и исчез за дверью, не дожидаясь ответа, а Тарек, словно потерянный, зашагал наверх, в свои покои.

Настроение у Илайи испортилось, поскольку после завтрака Тассея уложила ее в постель, чтобы девушка поберегла силы для путешествия. Она хотела было возразить, но целительница энергично пресекла все ее попытки. А сама вместе с Ксарой принялась за сборы.

Во второй половине дня Илайя, не вынеся вынужденного безделья, потребовала, чтобы Тассея позволила ей хоть чем-нибудь помочь. Та, покачав головой, уступила. Целительница собрала в дорогу снедь, разложив ее на столе. И теперь Илайя могла заняться упаковкой дорожных сумок. Обрадованная тем, что наконец-то может быть хоть чем-то полезна, Илайя принялась за работу. Упаковав все очень быстро, Илайя решила перенести туго набитые рюкзаки к двери. Но когда она приподняла один из них, резкая боль пронзила все ее тело. Рюкзак с грохотом свалился на пол, а девушка оперлась о стену, чтобы не упасть. Она сползла на стул, стоявший у стола, но боль не уходила, и Илайя не на шутку испугалась. Как она могла вести себя столь неосмотрительно? От боли выступили слезы, и Илайя сжала зубы, чтобы не расплакаться. Задрожав, она закрыла глаза и стала ждать, пока боль наконец отпустит.

Целительница вошла в дом, едва не споткнувшись о рюкзак, лежавший посреди комнаты, и мгновенно поняла, что произошло.

— Быть того не может! — в ужасе воскликнула она, подбежав к Илайе. — Ну что за неразумная девочка!

Она была очень взволнована, но все же говорила мягко, без резких выражений. Тассея помогла ослабленной девушке встать и отвела к постели. Когда та осторожно улеглась, целительница пододвинула к кровати стул, чтобы осмотреть ее.

— Не нужно было разрешать тебе, — бормотала она, покачивая головой и ощупывая упругий живот Илайи. Илайя молчала. Ей было стыдно за свою глупость, и она боялась, что не сможет ехать.

Осмотр длился очень долго. На пороге появилась Ксара с каким-то вопросом, но Тассея только отмахнулась, велев подождать на улице, пока она не закончит. Когда Ксара закрыла за собой дверь, целительница молча продемонстрировала Илайе свой указательный палец. Он был весь в крови.

— Откуда?.. Это значит?.. — забормотала Илайя, подыскивая подходящие слова. Ей хотелось, чтобы Тассея сказала хоть что-нибудь, но та только покачала головой, вытирая кровь платком.

Наконец целительница вздохнула и встала.

— Придется поискать в деревне кого-нибудь, кто бы одолжил пони. Может, повезет и удастся раздобыть повозку. Теперь тебе ни в коем случае нельзя ходить. — Лицо ее было серьезно. — И о чем ты только думала, поднимая тяжелый рюкзак? — с упреком сказала она. — Еще очень повезло, что ты не потеряла ребенка.

Илайя виновато смотрела в пол, пожимая плечами. Вообще то она ни о чем не думала, просто хотела помочь.

— Сегодня ты больше не будешь вставать, — решительно заявила Тассея. — Хотелось бы немного переждать, но другой возможности не будет, да и время поджимает. Завтра рано утром выезжаем. Отдыхай, Илайя, попытайся как следует выспаться, — с этими словами целительница вышла из дому, направляясь в деревню.

Илайя послушалась совета, но сон все не шел. У нее было кровотечение. Из-за ее легкомысленного поведения Сунниваа оказалась в большой опасности. Теперь она будет вести себя разумно, будет слушаться Тассею. Она не может потерять Сунниваа, иначе все, происходившее с ней, будет Напрасно.

Илайя долго не могла заснуть, прислушиваясь к своим ощущениям, но, кроме нескольких мягких толчков, ничего не произошло. Когда последние лучи заходящего солнца коснулись ее постели, она наконец заснула.

На следующее утро она проснулась очень рано. На окне напротив ее постели сидела маленькая птичка, неустанно чирикая короткую утреннюю песню. Илайя сонно моргнула. В доме было еще тихо, и, когда утренний певец ненадолго смолкал, было слышно ровное дыхание целительницы.

Во рту у Илайи пересохло. Она медленно поднялась, чтобы попить. В животе было какое-то странное ощущение плотности и тяжести, и поэтому она передвигалась осторожно, мелкими шагами. Илайя нашла на столе глиняную кружку, налила немного воды и неожиданно почувствовала колющую боль внизу живота. Она инстинктивно ухватилась за край стола. Кружка выпала из рук и, с громким стуком ударившись об пол, разбилась.

— Илайя! — Тассея мгновенно выскочила из постели. Она обняла Илайю и повела обратно к кровати. — Что случилось-то? — спросила она.

Илайе не хотелось волновать целительницу.

— Уже все прошло, — ответила она. И, заметив недоверчивый взгляд целительницы, быстро добавила: — Я просто испугалась.

Тассея нахмурилась, но ничего не сказала. Когда Илайя снова легла, целительница подошла к окну и выглянула на улицу.

— Ксара уже готовит пони для тебя, — сказала она, сменив тему.

— Вам действительно удалось все достать? — удивилась Илайя, пытаясь приподняться, чтобы увидеть пони.

— Къельт сразу же согласился отдать своего, — сообщила Тассея, улыбнувшись. — Он очень беспокоится. К сожалению, из-за полевых работ он не смог дать повозку. — Она подошла к постели Илайи и велела ей снова лечь. — Лежи, пока приготовлю поесть, — сказала она. — Выезжаем сразу после завтрака.

Трое мужчин, стоявших в тронном зале крепости Нимрод, подняли головы в ожидании.

Зеленый свет, заполнявший просторное помещение, стал плотнее и наконец превратился в светящуюся колонну, скрывавшую трон. Постепенно внутри колонны он стал настолько ярок, что люди закрыли глаза.

Когда свет немного потускнел, Тарек облегченно вздохнул и благоговейно взглянул на величественный черный трон, заключенный в центре светящейся колонны. Как часто в ожидании Ан-Рукхбара вид черного колосса вызывал в нем ужас! Главнокомандующий не впервые спрашивал себя: откуда мог взяться этот жуткий трон?

Несмотря на гигантские размеры, трон, казалось, состоял из застывших человеческих тел: многие из неподвижных фигур вздымали руки к небу, словно умоляя о чем-то, другие застыли в ужасе, согнувшись в три погибели, кто-то обнимал фигуры других людей или детей, словно защищая. Но у всех, в какой бы позе они ни замерли, было одинаковое выражение лиц. Тареку никогда не приходилось видеть такого ужаса, какой был написан на этих каменных лицах. Их широко открытые рты замерли в бесшумном крике, а в погасших глазах застыл страх.

Один-единственный раз Тарек решился прикоснуться к черной полированной поверхности трона. Он ожидал холод безжизненного камня, но, к его ужасу, на ощупь трон напоминал мягкие теплые груди его подруги. Краткое прикосновение вызвало такую бурю воспоминаний, что оторвать руку от трона ему удалось с огромным трудом.

И с того момента темная сторона его натуры, словно наркоман, требовала нового прикосновения. И сейчас он молча боролся с самим собой, пытаясь в очередной раз преодолеть искушение.

В лицо ударил поток ледяного затхлого воздуха и отвлек его от мучивших его мыслей. Зеленое свечение слабело, и в мрачноватой тени над троном возникла расплывчатая фигура. Все трое покорно опустились на колени, и неестественный холод тонкими струйками дыма, словно ледяными пальцами, касался их лиц.

— Докладывайте!

Низкий голос Великого, внезапно раздавшийся в зале, заставил Тарека вздрогнуть. Ан-Рукхбар не назвал его имени. И тем не менее главнокомандующий сразу же понял, что слова относятся именно к нему. Тарек поднялся и, гордо подняв голову, подошел к своему повелителю.

Как обычно, Великий, приходя в этот мир, был укутан в темно-синий плащ. Голову покрывал белый капюшон, а там, где должно было быть лицо, клубился серо-голубой туман. Из тумана на Тарека смотрели два сверкающих зеленых глаза, и нетерпение, отражавшееся в них, напомнило воину — его отчет Великому не понравится.

— Великий владетель Тале! — начал Тарек с благоговейным трепетом в голосе. — Завтра ночью мои звездочеты ожидают предсказанного затмения лун-близнецов. Могу сообщить, что ловец снов почти закончил работу и отправится в свое измерение, как только вернется в город-крепость. Мы нашли шестерых женщин, которые, несмотря на ваш закон, пытались скрыть своих нерожденных детей. Трое из них вынашивали сыновей, но секвестор может подтвердить — ни у одного из них не было Знака лун-близнецов, — Тарек поклонился и умолк. Он сказал все.

Горящие глаза Ан-Рукхбара резко повернулись к секвестору. Тот, к огромному удивлению Тарека, встретил этот взгляд спокойно.

— Это правда? — пророкотал Ан-Рукхбар исполненным ярости голосом.

Секвестор и теперь не потерял самообладания.

— Да, мастер! Слова верховного главнокомандующего истинны, — уверенно ответил он. — Мы осматривали мальчиков особенно тщательно, но среди них не оказалось никого, кто мог бы исполнить пророчество Анторка.

— То есть вы не справились! — Ан-Рукхбар раздраженно повернулся, и Тарек вздрогнул: взгляд Великого поразил его подобно острому мечу. — Если мальчик еще жив, то однажды он станет очень опасен, и вы, — правая рука Ан-Рукхбара взвилась, указывая длинным скрюченным пальцем на Тарека, — поплатитесь за свою несостоятельность, если к тому времени не разыщете его.

Выходило, что Великий ни секунды не сомневается в том, что ребенок, носящий Знак лун-близнецов, существует. Не все присутствующие разделяли его мнение, однако никто не отважился заявить об этом.

— Идите! — велел Ан-Рукхбар. — Найдите ребенка!

Слова Великого еще звучали грозным эхом в огромном зале, а сияние снова набрало силу. Поначалу оно было слабым, потом завихрилось вокруг трона, и трое мужчин стояли, согнувшись в почтительном поклоне. Вскоре исчезли холод и затхлость, свет померк, и жуткий черный трон опустел.

 

6

Первую часть пути трое женщин прошли в пестром окружении белых, бурых и пятнистых коз. Ксара с козлом-вожаком возглавляла шествие, и Илайя с интересом наблюдала за тем, как внимательно Брокс следил, чтобы ни одно из животных не отстало по дороге.

Ближе к обеду потеплело, солнце выбралось из-за туч. Илайя сняла накидку и сложила ее в узел, который Ксара закрепила на спине пони позади девушки.

Хотя Ксара и Тассея шли медленно, а целительница следила, чтобы пони не ступал по выбоинам, к концу дня у Илайи сильно болела спина, и вскоре ей пришлось просить Тассею готовиться к ночевке. Им повезло, вскоре женщины обнаружили подходящее место на краю небольшой поляны. Они и разбили лагерь так, чтобы с утра их разбудили солнечные лучи.

Ужинали молча. Илайя так устала, что даже не пыталась начать разговор. Последовав совету Тассеи, она легла спать, и, хотя было далеко до заката, девушка вскоре заснула. Тассея тоже чувствовала себя измотанной, она пожелала Ксаре доброй ночи и уснула, закутавшись в одеяло.

Вдруг среди ночи она проснулась. Ее разбудил странный шорох, который, впрочем, вскоре стих. Целительница напряженно вслушивалась в темноту. Вот, опять! Высоко в кронах деревьев трещали сучья, ломаясь под чьим-то весом. Тассее даже показалось, что она услышала звук хлопающих крыльев, словно там, наверху, устроилась крупная птица. Потом все стихло. Целительница села, внимательно приглядываясь к Илайе и Ксаре. Обе крепко спали и, по всей видимости, ничего не слышали. Даже Брокс, спавший среди овец, казалось, ничего не почуял. Тассея подождала еще немного, но, кроме мягкого шороха листвы и писка каких-то грызунов в сухих листьях под деревьями, ничего не услышала. Утомленная, она снова завернулась в одеяло, пытаясь заснуть.

Альп, сидевший высоко в кроне дерева, тоже закрыл глаза. Он отвык летать при свете дня. Ночь стала ему ближе, но он не хотел потерять из виду трех путешественниц, поэтому приходилось отправляться за ними с утра.

Альп обнаружил их случайно, когда уже начинало темнеть. Как это часто бывало в последние месяцы, он летал, наблюдая за поселением, где жила рыжеволосая девушка, которая, сама того не ведая, вернула его к жизни. Но на расстоянии примерно одного дневного перехода от деревни альп заметил небольшой костерок на обочине. Повинуясь внезапному порыву, он решил взглянуть, кто расположился в лесу. Чтобы как следует разглядеть стоянку, птица спустилась практически бесшумно, соблюдая крайнюю осторожность, чтобы не напугать пасущихся невдалеке коз. Однако несмотря на все предосторожности, какая-то тонкая ветка все же хрустнула под его весом и одна из женщин проснулась. Но, не заметив альпа в кроне, вскоре снова легла.

Разглядев остальных женщин внимательнее, птица очень удивилась. Трудно было поверить, что там, внизу, на жесткой земле, спит именно она, девушка из его снов. При виде медно-рыжих волос, обрамлявших знакомое лицо, сердце его забилось чаще.

Что ей здесь нужно? Куда собрались эти женщины?

Альп непременно должен был выяснить это и решил остаться. Если вернуться в пещеру, думала птица, возможно, следующим вечером уже не удастся найти их в густом лесу. Задумавшись, гигантский альп принялся чистить перья. Утром он незаметно полетит за женщинами. Пернатый странник устало расправил крылья, встряхнулся и спрятал клюв под крыло. Сон нашел его быстро. Но, как и у всех животных, какая-то часть сознания альпа бодрствовала, чтобы предупредить в случае опасности.

Прошло совсем немного времени, и вдруг гигантская птица проснулась. Все его чувства кричали: немедленно бежать! Но гигантский альп заставил себя остаться на месте, чтобы выяснить причину охватившего его леденящего ужаса. Он осторожно переместился на своем наблюдательном пункте, выбирая удобную позицию, чтобы лучше видеть дорогу и женщин на поляне.

Поляна опустела — все козы разбежались. Женщины по-прежнему спали. Только всклокоченный пес, лежа рядом с рыжеволосой женщиной, тихонько рычал. Внезапно гигантский альп почувствовал, как какое-то существо пытается проникнуть в его мысли. Касание было холодным и настолько чуждым, что птица едва сумела его вынести. Он поспешно возвел вокруг своих мыслей барьер, скрывавший его разум, и у чужака должно было сложиться впечатление, будто он наткнулся на мелкую лесную птичку. Существо отпрянуло, оставив после себя какой-то нездешний холод. Заставить себя оставаться и наблюдать гигантскому альпу удалось громадным усилием воли.

Немного позже он увидел кошмарного чужака, как-то неестественно двигающегося по лесной дороге. Существо постоянно подымало голову, словно что-то вынюхивая. Никакие силы не могли больше удержать альпа — потрясенный, он улетел. В голове его билась единственная мысль: прочь, прочь отсюда! прочь от страшного слуги Ан-Рукхбара! Преисполненный ужаса, пернатый одиночка совершенно забыл о своем намерении и бросил трех женщин на произвол судьбы.

Жуткое, похожее на призрак существо остановилось на лесной дороге и без всякого интереса проводило взглядом большую птицу. Оно искало не животных.

Скрюченное тело чужака казалось слишком маленьким по сравнению с огромной бесформенной головой, оно было покрыто длинной редкой черной шерстью. На чересчур длинных трехпалых, касавшихся земли руках в лунном свете блестели когти. Огромные когтистые стопы коротких ног придавали необходимую устойчивость, давая чудовищу возможность удерживать равновесие. Но самыми ужасными были глаза существа, светившиеся зеленым, лишенные век, позволявшие чужаку заглянуть любому спящему на самое дно души. Поэтому его, не имевшего в своем измерении имени, в этом мире называли ловцом снов.

Илайя проснулась оттого, что лежавший рядом Брокс сердито заворчал. Прижав уши и обнажив клыки, пес смотрел в темноту, на узкую лесную дорогу. Илайя ощутила повисшее в воздухе напряжение, ее охватило необъяснимое чувство страха, по спине пробежал холодок. Амулет у нее на груди странно потеплел и стал пульсировать. От страха девушка не решалась вздохнуть и в поисках поддержки взглянула на Тассею. Целительница тоже проснулась и оглядывалась вокруг широко раскрытыми от ужаса глазами. Только Ксара по-прежнему спала, беспокойно ворочаясь с боку на бок, но было ясно, что она тоже вот-вот проснется. Нигде не было видно коз и пони.

Вдруг камень, висевший у нее на груди, стал невыносимо горячим. Илайя осторожно вынула его и положила на ладонь. Сквозь пальцы проникал слабый оранжевый свет, но не успела она удивиться, как Брокс стал испуганно скулить. Такого визга Илайя никогда не слышала. Что бы там ни было, оно было уже близко, и казалось, словно оно что-то ищет.

Илайя попыталась припомнить слова целительницы: «Он вызвал могущественное существо из своего измерения, которое должно помочь найти женщин вроде тебя…» — Тассея говорила ей что-то в этом роде. От страха Илайю словно парализовало. А если там, в темноте, притаилось это существо? Не помня себя от страха, она сжала амулет еще крепче и прижала его к груди, отчаянно умоляя о защите. И тут сияние амулета усилилось и стало распространяться все дальше и дальше, пока не накрыло девушку, собаку и, наконец, всю стоянку.

К Илайе пришло удивительное чувство покоя. Брокс тоже утих, перестав повизгивать. Ксара проснулась и удивленно смотрела на Илайю. Никто не отваживался вымолвить ни слова, боясь даже пошевелиться. Все испуганно ждали развития событий.

Что-то было не так.

Ловец снов удивленно огляделся. Только что он совершенно отчетливо ощущал сны спящих женщин, а теперь все куда-то пропало. Пытаясь отыскать потерю, он тщательно прощупывал окрестности, но женщины словно сквозь землю провалились. Обманутый магией амулета, ловец не заметил, что они никуда не делись и по-прежнему прямо перед ним. Зеленые глаза чужака не могли проникнуть сквозь магическое сияние, окружавшее стоянку, и мысли существа, ощупывавшие пространство, словно отскакивали от оранжевого купола, сообщая ловцу, что перед ним только темень и пустота.

Ловец презрительно втянул носом воздух. Он ненавидел этот мир, полный света и жизни. Последовать зову мастера-волшебника его мог заставить только неутолимый голод. В его измерении человеческие души были большой редкостью. И даже за то, что он вообще снизошел до беседы с людьми, многим пленникам в крепости пришлось распрощаться с жизнью. Предложение мага было на редкость великодушным, поэтому чужак согласился некоторое время помогать ему. Однако ловцу уже просто не терпелось покинуть этот чуждый мир. Оставалось проверить всего одну деревню — и можно возвращаться.

Не обнаружив никаких признаков людей, чудовище направилось прочь. Ночь подходит к концу, и нужно спешить, чтобы найти подходящее место, где он переждет, пока ненавистное солнце не скроется за горизонтом.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сияние амулета вначале немного померкло, а затем и вовсе погасло.

— Что… что это было? — удивилась Ксара, по ее хриплому голосу было ясно, что она очень испугана.

— Ловец снов, — коротко ответила Тассея.

Она медленно поднялась, подошла к Илайе и, положив на ладонь амулет, стала его рассматривать.

— Он вернется? — испуганно спросила Илайя.

— Нет, не думаю, — сказала Тассея, взвешивая амулет в руке. — Должно быть, он отправился к нам в деревню, — вслух размышляла она, но, увидев испуганное выражение лица Илайи, поспешно добавила:

— Не бойся, в деревне о тебе не знают. Ловец никого не найдет, людям ничего не угрожает. Я уверена.

— Что такое «ловец снов»? И что это за амулет? — поинтересовалась Ксара, указывая на талисман, который целительница по-прежнему держала на ладони. — Этот свет! Это он спас нас, да?

Тассея ответила не сразу. Она внимательно огляделась, прислушиваясь к ночным шорохам. Потом вздохнула и повернулась к Ксаре.

— Ловец снов — это существо, призванное в наш мир. Он обладает способностью читать самые тайные мысли людей.

Ксара удивленно посмотрела на Илайю.

— Ты обладаешь магическим даром? Ты отогнала его с помощью этого? — спросила она, указывая на талисман.

Илайя не знала, что ответить, и обратила к Тассее вопросительный взгляд. Целительница незаметно покачала головой, давая Илайе понять, что Ксаре ничего рассказывать не нужно.

— Не помню, когда я в последний раз так пугалась, — Илайя перевела разговор на другую тему, так и не ответив на вопрос Ксары.

— Я тоже очень испугалась, — быстро сказала Тассея, возвращая Илайе амулет.

Но Ксара продолжала настаивать.

— Теперь мы можем не бояться его? — спросила она, испуганно оглядываясь. — Или он вернется?

— Думаю, он не вернется, — подчеркнуто твердо сказала Тассея. Потом почесала Брокса за ухом и добавила:

— Завтра тебе предстоит много работы, друг мой, — сказала она, обращаясь к псу. — Очень надеюсь, что нам удастся найти коз прежде, чем нужно будет отправляться в путь.

О сне нечего было и думать. Однако, несмотря на пугающую темень, они решили не разжигать костер. Слишком уж велика была опасность того, что ловец заметит огонь и вернется. Поэтому путники еще немного посидели в лунном свете, тихонько перешептываясь. Наконец Тассея велела девушкам немного поспать, чтобы набраться сил перед дорогой. И хотя и Илайя, и Ксара уверяли, что не смогут заснуть, целительница переложила их одеяла поближе друг к другу и настояла, чтобы они прилегли, а сама завернулась в плед.

Амулет на шее Илайи снова стал слабо светиться, защищая поляну от врагов, и женщины действительно смогли уснуть. Брокс увидел, как на поляну неуверенно возвращаются козы и пони, и он тоже сонно зевнул и закрыл глаза.

 

7

— Наэми, проснись… Наэми…

Настойчивый голос звал ее уже давно.

Она пошевелилась под грудой одеял и мехов, защищавших одинокую обитательницу пещеры от ночного холода.

— Наэми, проснись…

Внезапно бледная худая рука отбросила одеяла и мгновенно схватилась за короткий кривой кинжал, лежавший рядом с ложем. Высокая и гибкая представительница народа туманных эльфов выскочила из-под одеял, словно кошка, и приземлилась на жесткий пол пещеры. Длинные синеватые волосы, почти скрывавшие верхнюю часть кожаного доспеха, спадали на плечи, обрамляя бледное неопределенного возраста лицо с правильными чертами и серыми, слегка раскосыми глазами.

— Кто ты? — без тени страха спросила она, недоверчиво оглядывая колонну зеленого света, висевшую в нескольких сантиметрах над потухшим костром и практически достигавшую свода пещеры. Мягкий свет от колонны разогнал ночную тьму, и в зеленоватом свете виднелась фигура прекрасной женщины. Хотя женщина, вне всякого сомнения, висела в воздухе, казалось, что она плывет.

— Я посланница, Наэми. Для меня очень опасно приходить сюда, — мягко сказала женщина. — Меня послала моя Госпожа, я должна передать тебе важное известие. У меня очень мало времени, потому что Ан-Рукхбар уже почувствовал мое присутствие. Послушай меня…

— Кто твоя госпожа? — у Наэми было много врагов. Осторожность не позволяла ей доверять странной гостье.

— Она — Изгнанная, имя которой больше нельзя произносить в твоем мире, — поспешно ответила женщина, и ее облик на мгновение мигнул. Потом она снова заговорила, не давая Наэми возможности вставить слово.

— У моей Госпожи для тебя очень важное задание, — начала она. — Сегодня ночью должно исполниться пророчество Анторка. И ты, Наэми, должна забрать новорожденного и отнести к оставшимся служительницам Богини… Я знаю, что дорога тебе знакома. Ребенок… Ах, они нашли меня!

Женщина нервно огляделась, и вместо пояснения в мозгу Наэми возникла картинка укутанного туманом леса. У маленького костра лежала женщина, у нее было сильное кровотечение, вторая стояла рядом с ней на коленях. На тропе стоял пони, в траве неподвижно лежала коричневая собака.

— Иди туда, когда наступит затмение лун… — посланница еле шептала, а свет почти померк.

— Подожди! — крикнула ей вслед Наэми. — Как я узнаю, что это не ловушка? — Но ответа не последовало — зеленое свечение погасло.

Туманная эльфийка задумчиво подошла к костру. Негнущимися пальцами положила на остывшие угли сухой травы, взяла огниво и попыталась разжечь огонь.

Наэми нашла пристанище у подножия Ильмазурского хребта. Но зимний холод еще не покинул пещеру, и без костра и теплых одеял туманная эльфийка чувствовала себя отвратительно. Как ей хотелось, чтобы в этот негостеприимный край поскорее пришло лето!

У нее на родине, в болотах Нумарка, вода никогда не превращалась в лед. Но путь туда был заказан. Ан-Рукхбар изгнал народ туманных эльфов из их исконных земель уже много-много лет назад. Большинство из тех, кто избежал клинков его воинов, вскоре погубил смертельный для эльфов климат. Немногие смогли выжить, предоставленные сами себе, оторванные друг от друга.

Наэми не погибла потому, что ее отец был только наполовину эльфом. Его рождение стало результатом страстной любви, которую много сотен лет и зим назад бабушка эльфийки испытала к человеку. Эта любовь теперь жила в Наэми.

Наконец между камней огнива проскочила большая искра, и костер вспыхнул. Отогревая озябшие руки, эльфийка задумчиво наблюдала за тем, как маленькие неуверенные язычки пламени понемногу съедают сухую траву. Взяв пригоршню мелких веток, эльфийка положила их в костер и стала смотреть на разгорающееся пламя.

Было ли Шари так же одиноко? Наэми часто задавала себе этот вопрос, считая, что в том, что произошло с сестрой, есть и ее доля вины. Наэми понимала, что никогда не узнает, как умерла Шари, но эльфийку мучила мысль о том, что в решающий момент ее не оказалось рядом, что она не сумела помочь. Наэми поначалу собиралась отправиться в Темные Пределы вместе с сестрой, но Шари настояла на том, чтобы идти одной. Шари говорила, что достаточно взрослая для такого путешествия. Наэми взяла небольшую веточку и бросила ее в огонь. Если бы она пошла с сестрой! Потом многие умерли, но смириться со смертью сестры Наэми так и не смогла.

С тех пор прошли годы. Одинокие годы, которые Наэми большей частью провела в бегах, скрываясь от воинов Ан-Рукхбара. Единственное, что удерживало эльфийку в этой стране, — жгучее желание отомстить за Шари.

А теперь еще эта посланница… Казалось, она хорошо знала Наэми. Иначе откуда ее уверенность, что Наэми известно тайное место, где скрывались служительницы? Но, возможно, это ничего не значит. Наэми никак не могла поверить, что видение было действительно посланницей Богини, ведь та изгнана и не обладает никакой властью…

Может быть, это всего лишь хитрость, выдуманная Ан-Рукхбаром, чтобы наконец избавиться от последнего выжившего туманного эльфа?

Наэми не знала, как поступить. Наскоро перекусив, она закуталась в одеяла и задумалась. Огонь дарил живительное тепло, эльфийка задумчиво глядела на пламя, как будто надеясь, что оно поможет найти ответ.

Неужели она действительно должна туда идти?

Место, указанное посланницей, было немного в стороне от выбранного ею маршрута. Вообще сегодня она собиралась отправляться на юг в надежде, что, возможно, там будет немного теплее.

Но пророчество Анторка! Оно было надеждой для всех людей Тале. Мысль о том, что однажды придет Спаситель, заставляла людей терпеливо сносить страдания, поскольку их Богиню изгнали и верить было больше не в кого. Наэми не совсем была уверена в том, что слова пророчества друида не были искажены. Сама она не слышала слов пророчества, потому что в то время уже находилась в бегах. Вполне возможно, что время исказило слова друида и то, что сейчас известно как пророчество, далеко от того, что на самом деле говорил Анторк. Но если все действительно так, как предсказал друид, то у нее наконец появляется возможность мстить.

Внезапно она поняла, что делать. Эльфийка решительно встала, затушила пламя, собрала немногочисленные пожитки, еще раз прокрутила в памяти слова посланницы о том, как добраться в нужное место, и решительно вышла из пещеры. Длинной палкой Наэми принялась чертить на песке перед входом большую пентаграмму. На каждом из пяти лучей звезды она изобразила магический символ. Когда пентаграмма была готова, она закинула свой узел на плечо и осторожно ступила в центр звезды. Медленно протянула раскрытые ладони навстречу солнцу и так и застыла на некоторое время, только губы бесшумно шевелились, пока она произносила древние эльфийские слова, которые должны были перенести ее через холодное междумирье в место, где свершится пророчество.

Илайя проснулась очень рано. Она промерзла до мозга костей.

Последние угли костра дотлели, в воздухе стоял запах влажного остывшего пепла. От росы платье промокло, все тело болело. Она взглянула на небо и поняла, что солнце вот-вот взойдет. Илайя потеплее завернулась в одеяло и стала ожидать первых лучей с востока.

Когда бледный солнечный диск наконец поднялся над горизонтом, Илайя поднялась и набросила одеяло на плечи.

Оглядев поляну, затянутую туманом, Илайя заметила, что почти все козы вернулись. Брокс бродил между животными, следя за тем, чтобы они держались вместе. Пони мирно пощипывал траву, наполовину скрытый в белых полосах тумана, укутавших поляну белым плотным одеялом.

Ксара на коленях у кострища готовила незатейливый завтрак. Илайя отметила, что девушка не стала разжигать костер, а значит, им придется, не мешкая, отправляться дальше. Еще бы! Ей тоже не терпелось поскорее убраться отсюда. Илайя не стала жаловаться и капризничать, хотя после холодной влажной ночи очень хотелось выпить горячего чаю.

Тассеи нигде не было видно, и Илайя подумала, что та, наверное, ищет в лесу пропавших коз.

Целительница вернулась только тогда, когда солнце поднялось над покрытым туманом лесом, разгоняя сырость и холод. Поиски Тассеи не увенчались успехом: пока путники в молчании расправлялись с холодным завтраком, целительница то и дело поглядывала в сторону животных.

Собрав пожитки, Ксара подвела пони и помогла Илайе взобраться на него. Тассея подозвала Брокса. Лохматый пес подбежал, залаял и стал прыгать вокруг женщин. Как и в первый день пути, Ксара вместе с вожаком шла впереди, козы послушно шли следом. Тассея взяла пони под уздцы и осторожно повела по тропе.

На этот раз спина разболелась у Илайи уже к полудню, пришлось устроиться на отдых.

— Боюсь, что езда на пони для тебя так же нежелательна, как и ходьба, — задумчиво сказала Тассея, готовя для Илайи травяной чай. — На вот, выпей. Чай должен смягчить боль, — сказала она, протянув Илайе кружку ароматного напитка. — Было бы неплохо, если бы нам сегодня удалось пройти еще немного.

— Как я буду рада, когда это путешествие закончится! — вздохнула Илайя. Она поднесла кружку к губам и едва не обожглась, пробуя напиток.

Тем временем Тассея затушила костер и, чтобы он не чадил, засыпала горящие уголья песком.

— Пока что нам везло, — размышляла вслух целительница. — Дорога ведет прямо на Нимрод, ею часто пользуются воины Тарека. Чудо, если мы никого из них не встретим. — Она задумчиво взглянула на Илайю. — Пей чай, пока горячий, Илайя, — посоветовала она. — Травы подействуют быстрее, и тебе скоро станет лучше.

Действительно, вскоре Илайя почувствовала, что боль уходит, и объявила, что может продолжать путешествие.

— Лучше пойду пешком, — уверенно сказала она, и обеспокоенной целительнице не удалось ее переубедить.

Пони вез вещи путешественниц, а Илайя с Тассеей молча шли рядом с ним.

 

8

Вечером появились всадники. Сначала женщины почувствовали, как дрожит земля под подкованными железом копытами, а вскоре из-за поворота показалось около десятка верховых в блестящих черных доспехах. Тассея отвела пони на обочину, свободной рукой обняла Илайю, как будто защищая, и стала ожидать, пока проедет отряд. Ксара, успевшая уйти немного вперед, тоже остановилась в напряженном ожидании. Девушка с трудом удерживала за ошейник разволновавшегося Брокса.

Лошади, мчавшиеся во весь опор, заставили коз нервничать. Животные испуганно сбились в кучу, нерешительно бросаясь из стороны в сторону. Но на узкой дороге, заросшей по обочинам кустами малины, бежать было некуда.

Девять всадников неслись что есть духу. Не останавливаясь, кони врезались в перепуганных коз. Казалось, им доставляло огромное удовольствие гонять животных. Коза с черными пятнами не успела увернуться и была безжалостно растоптана. Истекая кровью и плача, она лежала на дороге, тщетно пытаясь подняться на перебитые ноги.

Всадники осадили лошадей прямо перед Тассеей и Илайей — обе женщины в испуге отпрянули. Они слышали, как нервно храпят кони, видели, как они яростно закатывают глаза, когда узда слишком сильно режет им рты. Пена стекала на землю, покрытые потом бока животных дрожали.

— А ну-ка, кто это у нас тут? — голос первого всадника из-под железного подбородника, закрывавшего нижнюю часть лица, звучал глухо. На нем, как и на остальных всадниках, были черные доспехи, а на груди красовался герб Ан-Рукхбара с кроваво-красным глазом. Было очевидно, что верховые принадлежали к числу рыцарей Нимрода, которых за их жестокость очень боялись жители Тале. Женщинам оставалось надеяться только на то, что всадникам нужно торопиться.

Но рыцари, похоже, не собирались двигаться дальше. Растоптанная коза по-прежнему кричала. Первый всадник, очевидно предводитель отряда, жестом подозвал своих людей. Слов воина женщины не слышали, но увидели, как предводитель указал сначала на коз, а затем и на них.

Двое воинов повернули лошадей и медленно направились по дороге. Остановились они прямо перед Ксарой. Один слез с коня и схватил искалеченную козу за горло. Вытянув руку, он поднял животное, при этом медленно сворачивая ему шею. Козочка закатила глаза, открыла рот, пытаясь кричать. Но в легких больше не осталось воздуха.

От ужаса Илайя закрыла глаза. Она не могла видеть отчаянной агонии гибнущего животного. Илайя почувствовала, как Тассея крепче сжала ее руку. Ксара стояла, не шевелясь, рядом с воином, устремив на него полный ненависти взгляд. Правой рукой она крепко держала за ошейник рвущегося и рычащего Брокса, который то и дело вскидывался на задние лапы, пытаясь броситься на воина.

Наконец тело козочки обмякло. Воин перебросил ее через седло, словно добычу, сел на коня и подъехал к своему начальнику. С видом триумфатора он поднял безжизненное животное и, смеясь, воскликнул:

— Вот наш ужин, командир!

Командир оценивающе осмотрел добычу и с сожалением покачал головой.

— Слишком тощая. Мы не наедимся, — пояснил он, кивнув другому воину, все еще стоявшему на дороге.

Тот вынул меч и пришпорил коня, который стремительно сорвался с места. Всадник направил животное прямо в гущу коз, испуганно жавшихся друг к другу на обочине дороги. Увидев приближающуюся лошадь, козы бросились врассыпную.

Сильная белая коза в панике побежала по дороге. Воин на полном скаку нагнал животное, острый клинок его меча, прежде чем обрушиться на жертву, блеснул в лучах заходившего солнца. Одним выверенным движением он отделил голову козы от тела. Она прокатилась по дороге, свет в глазах померк. Обезглавленное тело по инерции пробежало несколько шагов и наконец упало.

Воин подхватил обезглавленное животное за задние ноги. Из раны тонкой струей стекала кровь, оставляя на земле длинный бурый след.

— Думаю, теперь хватит, — удовлетворенно объявил командир. Он наклонился к Тассее и, вздернув ее лицо за подбородок, добавил с холодной усмешкой:

— Мы ведь не звери.

Тассея выдержала насмешливый взгляд воина, поборов желание плюнуть ему в лицо. Проглотила она и ядовитые слова, вот-вот готовые сорваться с ее губ. Можно было только надеяться на то, что девушки тоже будут сдержанны.

Вдруг один из всадников пришпорил коня и помчался прямо на Ксару. Девушка сообразила, что тот несется к ней, поэтому отпустила Брокса и кинулась в лес. Смелый пес бросился на скачущую лошадь, пытаясь укусить ее за ноги. Но отлично вышколенная лошадь не обратила на пса никакого внимания и, промчавшись мимо, лягнула его. От сильного удара Брокс пролетел над дорогой и рухнул рядом с деревом на обочине, где и замер, а всадник и его конь исчезли в густых зарослях.

— Нет, нет, не делайте этого, — отчаянно закричала Тассея. Она отпустила руку Илайи и, не помня себя от ярости, стала колотить кулаками по ноге командира.

Тот с наигранным удивлением поглядел на целительницу и заставил ее замолчать ударом кулака.

— Радуйся, что ты слишком стара, женщина, — угрожающе сказал он. — Иначе… — воин замолчал. От ужаса Тассея тоже примолкла: из лесу внезапно раздались громкие, пронзительные крики. Лошадь без седока проломилась сквозь кусты и принялась щипать траву на обочине. Крики превратились в мучительное всхлипывание, а потом и вовсе стихли.

Наэми наблюдала за происходящим из укрытия в густых ветвях дерева.

Она с трудом преодолела желание спрыгнуть с дерева и прийти на помощь женщинам. Она не единожды вступала в схватку с воинами Ан-Рукхбара, со времен битвы за Нимрод она насчитывала их не меньше десятка. Ни одному воину в черных доспехах не удалось пережить стычки с Наэми. Но сейчас их было слишком много. С одним или двумя туманная эльфийка справилась бы играючи, но девять хорошо обученных всадников — это было слишком много даже для такой опытной амазонки, как Наэми.

Она оставалась в укрытии вне себя от собственного бессилия, надеясь, что все же удастся как-то помочь несчастным на дороге.

— При таком количестве женщин даже обидно, что удовольствие получит только Спарк. Вы не находите, ребята? — на губах командира играла жуткая улыбка. Раздалось одобрительное мычание, и воины еще теснее сомкнули ряды. Раздался лязг оружия. — Вы, — командир указал на троих всадников, — поищите Спарка, — засмеявшись, он сильно хлопнул одну из лошадей по крупу. — Ну же, чего ждете? За работу! А то ничего вам от хорошенькой малышки не достанется.

Воины не заставили себя упрашивать. Они поспешно развернули лошадей и поскакали по дороге. Возле пасущейся лошади своего товарища они спешились и исчезли в лесу.

Тем временем командир оценивающе оглядел Илайю.

— Ты не так стройна, как та, — с сожалением констатировал он. — Ну да ладно. Кажется, под этим пальто ты скрываешь целую сокровищницу.

Илайя закусила губу и промолчала. Взгляды, которыми окидывали ее воины, пугали ее до глубины души. Но командир тем временем махнул рукой, словно приглашая всех, спешился и сказал:

— Слезайте, ребята. Расположимся на ночлег здесь.

Тассея снова обняла Илайю, но двое воинов уже шли к ней. Они схватили целительницу железной хваткой и оттащили от девушки, не обращая внимания на отчаянное сопротивление Тассеи.

— Привяжите старуху там, — велел командир, указав на дерево, возле которого в высокой траве по-прежнему неподвижно лежал пес. Воины повиновались.

— Не смейте, ублюдки! — закричала Тассея воинам, отчаянно пытаясь вырваться. — Она ведь вам ничего не сделала!

Командир раздраженно повернулся.

— И не забудьте заткнуть старухе рот, — крикнул он вслед своим людям и обернулся к Илайе.

И Илайя побежала. Она не знала, куда бежит, но страх неожиданно придал ей сил. Сердце отчаянно колотилось, спина болела, дорогу преградили колючие кусты у обочины, но ей было все равно. Шипы больно ранили ее руки, царапали лицо, но она ничего не чувствовала. Хриплое дыхание преследователей заставляло ее забыть обо всем. Вдруг ее ногу захлестнул длинный побег малины. Острая боль моментально пронзила ногу от сустава до икры, заставив вскрикнуть. Слезы застлали глаза, и Илайя упала.

Воины настигли ее. Не обращая внимания на протесты, они схватили девушку и потащили обратно. Илайя поняла, что пропала. Все было так же, как во время побега из горящего Нимрода. Илайя перестала сопротивляться. Происходящее просто не умещалось в ее сознании. Страх ушел, боль притупилась, и сознание оставило девушку.

Сильным ударом по лицу командир привел ее в чувство. Сустав по-прежнему болел, щека горела, словно обожженная, удар рассек Илайе губу. Командир рванул за подбородок, запрокидывая голову и заставляя девушку посмотреть ему в глаза.

— Ты ведь не собиралась убегать? — Грубые пальцы воина ласкали ее щеку.

Илайя попыталась освободиться от железной хватки. Но ничего не вышло.

— Уберите руки, вы делаете мне больно, — прошипела она, пытаясь забыть о страхе. — Разве вы не видите — я подвернула ногу?

Но мучитель и не думал отпускать. Наоборот, он схватил ее крепче, и в его темных, пылающих страстью глазах Илайя прочла, что только что совершила ошибку. Командир стал медленно поворачивать голову девушки из стороны в сторону. И хотя она отчаянно сопротивлялась, он все же заставил ее взглянуть на воинов, окруживших небольшой костер и нетерпеливо смотревших на нее. Увидев их взгляды, девушка поняла, что это конец. Положение было безвыходным.

— Вы слышали, ребята? — спросил командир, оглядевшись вокруг с видом триумфатора. — Малышка не может ходить. Как это прискорбно! Нужно отнести ее туда, где ей будет удобно.

Двое воинов тут же повиновались. Они резко подняли Илайю и уложили ее на траву с другой стороны костра.

Движение принесло Илайе жуткие страдания. В суставе с удвоенной силой запульсировал огонь, губа по-прежнему кровоточила. Но хуже всего были жуткие боли в низу живота. Такого она не чувствовала никогда прежде. Но уйти не могла. Ее крепко держали, ожидая дальнейших указаний. Краем глаза Илайя увидела, что двое других воинов, стоя рядом с командиром, оживленно о чем-то спорили. Но вскоре спор прекратился — один из мужчин в сердцах топнул, а другой отошел и остановился рядом с Илайей.

Командир снова неторопливо подошел к лежащей девушке. Казалось, его улыбка застыла в прохладном воздухе ночного леса, а в глазах сверкало страстное нетерпение. Илайя дрожала от страха, глядя широко раскрытыми глазами на внушавшую ужас фигуру. Но тот не спешил. Улыбнувшись, он наклонился, медленно расстегнул пальто и запустил холодную руку в вырез ее платья. Илайя чувствовала, как пальцы воина, словно плавящийся лед, скользили все ниже по ее теплой коже, пока наконец не нащупали одну из набухших грудей.

Это прикосновение было удивительно мягким и нежным. Но Илайя догадывалась, что так будет продолжаться недолго. Она закрыла глаза, сжала губы и отчаянно стала ждать чуда.

— Сейчас тебе спать перехочется, малышка моя, — услышала она насмешливый голос мучителя и почувствовала острую боль в груди. Илайя вскрикнула и открыла глаза. Ее реакция, казалось, очень понравилась командиру. Он, самодовольно улыбаясь, мертвой хваткой впился в нежную кожу ее груди. Указательным пальцем другой руки он медленно провел по сухим губам Илайи. Развернувшись, он крикнул:

— Смотрите внимательно, ребята! Сейчас вы увидите кое-что красивое.

Воины усмехнулись, нетерпеливо облизывая губы. Тот схватил ткань обеими руками и под громкие одобрительные крики подчиненных рванул ее так сильно, что обе груди полностью обнажились. Но этого ему было мало. Руки командира исчезли под толстым пальто Илайи, и она почувствовала, как его холодные пальцы коснулись внутренней стороны бедер. Она отчаянно сжимала ноги, но подошедшие мужчины держали ее, не позволяя их свести. Измученная, она сдалась. Слезы отчаяния застилали глаза, стекая по щекам. Она с ужасом ощущала, как холодные пальцы воина медленно поднимаются все выше, пока новая волна боли не пронзила низ живота.

— Ну давай же, Вегто, мы и так долго ждали, — один из воинов подошел поближе и положил руку командиру на плечо, с трудом сдерживаясь, жадно глядя на полуобнаженное тело Илайи. Командир кивнул, его огромные руки схватили за остатки платья.

Когда воин одним сильным движением разорвал ткань, мир вокруг Илайи заплясал, кровь застучала в висках в такт сошедшему сума сердцу. Из последних сил Илайя приподнялась и закричала. Она кричала до тех пор, пока в легких не закончился воздух, а милосердная судьба не лишила ее сознания.

Когда наступила ночь, гигантский альп выбрался из своей пещеры на горе Химмельстурм. Ему было стыдно за свой страх, заставивший его сбежать прошлой ночью, бросив на произвол судьбы троих женщин. А еще ему было страшно представить, что он может обнаружить на месте их стоянки.

Мучимый дурными предчувствиями, крылатый странник низко летел над дорогой, старательно высматривая следы путников.

На горизонте То и Ю начали свой путь по небосклону. Их серебристый свет озарял ночной лес, но поиски альпа были напрасны. Наконец он добрался до места, где прошлой ночью женщины расположились на ночлег. Над поляной струились белые полосы тумана. Огромная птица бесшумно приземлилась на мягкую траву меж деревьев и внимательно огляделась. Гигантский альп не обнаружил никаких признаков борьбы. В его душе затеплилась надежда. Женщинам, видимо, удалось сбежать от страшного слуги Ан-Рукхбара.

Пока он раздумывал, в каком направлении продолжить поиски, темень спящего леса разорвал громкий пронзительный крик, заставивший птицу вздрогнуть. Крик был недолог и вскоре стих, но альп не сомневался ни минуты. Это кричала ОНА! ОНА в огромной опасности!

Несколько взмахов мощных крыльев — гигантский альп поднялся в воздух и быстро полетел над кронами деревьев.

Лес вздрогнул от мощного взрыва.

Над потерявшей сознание девушкой в небо взлетел огненный шар, осветив лес вокруг себя. Мужчина вскрикнул от боли, в воздухе запахло горелым.

Когда дым развеялся, воины в ужасе отпрянули от бесчувственной девушки. Ни у кого не возникало желания коснуться ее.

Прямо перед ними по земле катался их командир, прижимая руки к изуродованному лицу. Его волосы и короткая борода обгорели практически полностью. Кожа головы свисала окровавленными кусками, и между пальцев стекала темная густая кровь.

Он беспомощно барахтался в увеличивавшейся луже собственной крови, а его ослепшие глаза, лишенные век, казалось, по-прежнему изумленно глядели на лежавшую рядом с ним девушку.

В тот миг, когда он наклонился, чтобы наконец-то полностью овладеть ею, магия амулета неожиданно выплеснулась в яркий огненный шар. Свет ослепил воина, горячая волна сожгла лицо и отбросила назад.

Свет погас, но амулет по-прежнему угрожающе пульсировал слабым оранжевым угольком, готовый в любой момент защитить свою хозяйку.

Краем глаза гигантский альп заметил, как туман осветился мощным огненным заревом. Должно быть, она там! И хотя альп не знал, что ожидает его под густыми кронами деревьев, он полетел на вспышку.

Подлетая, он запрокинул голову, и впервые за много лет и зим над лесом разнесся леденящий душу боевой крик гигантского альпа. Отбросив предосторожности, с треском ломая ветки, он понесся к земле.

Восемь мужчин на поляне удивленно вскинули головы. Гонимые безотчетным страхом, они бросились к лошадям, пытаясь спастись. Но испуганные взрывом животные, услышали крик гигантской птицы, и чувствовали ее приближение. В глазах животных полыхало безумие, из ртов шла пена, охваченные паникой, они лягались и рвали уздечки, стремясь освободиться.

Пытаясь обуздать взбесившихся лошадей, воины попадали под удары молотящих копыт. Но им было все равно. Оказавшись верхом, они, не оглядываясь, уносились прочь, в ночную темь. Ни один не подумал о тяжело раненном командире. Они бросили его, слепого и беспомощного, и исчезли в ночном лесу.

Теряя сознание от боли, воин слышал стихающий вдалеке цокот копыт, потрескивание огня и шумное, прерывистое дыхание Илайи. Командир тихо стонал, и его ослепшие глаза не видели приближения разъяренной гигантской птицы. Воину не довелось пережить бесконечного ужаса, возникающего у жертвы, глядящей в глаза своей смерти. Гигантский альп замер прямо над воином и угрожающе поднял голову. Издав жуткий вопль, альп вонзил острый клюв глубоко в тело командира, и раненый, вскрикнув в последний раз, поднял голову. И птица, захватив труп клювом, забросила его в густой подлесок.

В ночной лес вернулся призрачный покой. Гигантский альп задумчиво глядел на обнаженную фигуру девушки, неподвижно лежащую на покрытой жухлой листвой земле. К распахнутому пальто прилипли высохшие листья, а туман оставил в ее огненно-рыжих волосах миллионы капель воды. Дыхание прерывалось, а кожа приобрела нездоровый оттенок. Гигантский альп не знал, чем помочь. Поэтому он подобрался поближе и осторожно расправил крыло над ее обнаженным телом, пытаясь немного согреть его.

Даже Наэми не заметила приближения гигантской птицы. И вопль альпа заставил ее вздрогнуть. Внимание эльфийки было поглощено событиями на поляне, и она по-прежнему отчаянно пыталась придумать какой-нибудь способ помочь бедным женщинам.

Мощный взрыв, внезапно сотрясший поляну, удивил ее, однако эльфийка решила этим воспользоваться. Она уже хотела покинуть свое укрытие, как из кустов на поляну вывалились остальные четверо воинов, и туманной эльфийке пришлось снова карабкаться на толстую ветку, скрывавшую ее от посторонних глаз.

Когда гигантский альп спикировал на поляну, взмах его огромных крыльев чуть не свалил Наэми с ветки. Бранясь вполголоса, эльфийка устроилась поудобнее и стала наблюдать за птицей. Когда она увидела, что альп напал на воинов, защищая девушку, она поняла, что нужно ловить момент. С ловкостью кошки эльфийка спустилась с дерева и, воспользовавшись суматохой, освободила связанную женщину. Но еще до того, как женщина поняла, что снова свободна, Наэми скрылась между деревьев в поисках второй девушки.

Темнота и туман не мешали эльфийке. В нескольких шагах от дороги она увидела обнаженное безжизненное тело с вывернутыми руками и ногами — девушка лежала в небольшой, освещенной лунным светом прогалине, поросшей папоротником и высокой травой. Волосы были растрепаны, а серые полуприкрытые глаза слепо смотрели на полосы тумана над прогалиной. Ее ноги были в крови поруганного юного тела, а множество ран и следов от укусов говорили о том, что умерла девушка нелегкой смертью.

При виде растерзанной Ксары Наэми жестоко отругала себя за излишнюю осторожность, помешавшую немедленно броситься на помощь. Происшедшее до боли напоминало о том, что случилось с ее сестрой, и разбередило старую рану, которая заживет не раньше, чем Наэми наконец отомстит за смерть Шари. Эльфийка тряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли, — она прекрасно понимала, что ее сил было недостаточно, чтобы спасти бедную девушку.

Наэми тихонько вздохнула. Здесь ей нечего было больше делать. Она медленно опустилась на колени во влажную траву рядом с погибшей и ладонью закрыла ей глаза. Где-то высоко в ветвях печально крикнул сыч, а туманная эльфийка помолилась Благой Богине и попросила покоя для невинной души.

Потом она поднялась и стала искать ее пальто среди разбросанных на поляне вещей. Эльфийка обнаружила его шагах в двадцати от хозяйки: оно запуталось в колючих ветвях малины. Вероятно, пальто мешало девушке бежать, пока воины ее наконец не настигли.

Эльфийка осторожно высвободила пальто, завернула в него безжизненное тело, подняла несчастную на руки и медленно побрела обратно.

Всадники разбежались. Тассея чувствовала, как неожиданно ослабли путы, потом она обнаружила, что ее руки свободны, и вынула кляп. Целительница удивленно огляделась, пытаясь понять, кто же ей помог. Но глаза застилали слезы, и Тассея заметила только легкую тень с очень светлыми серебристыми волосами, мелькнувшую в подлеске.

Туманная эльфийка?

Тассея поспешно вытерла слезы и еще раз огляделась. Но темнота и туман скрыли ее таинственную спасительницу.

Первая мысль была об Илайе. Ей пришлось беспомощно наблюдать за тем, что воины делали с беззащитной девушкой, и она не знала, выдержала ли несчастная. Не меньше Тассею мучила мысль о Ксаре. Но искать ее в полной темноте было совершенно невозможно. Брокс по-прежнему неподвижно лежал в траве, тихо поскуливая. Сердце целительницы разрывалось от жалости при виде того, как страдает ее любимый пес, но в первую очередь нужно было позаботиться об Илайе и еще не рожденном ребенке.

Гигантская птица по-прежнему охраняла Илайю, расправив над ней крыло. Что ей здесь нужно? Почему она помогла Илайе? Тассея боялась прилетевшей невесть откуда птицы с темными глазами, которая без всякого выражения следила за каждым движением целительницы.

У костра Тассея остановилась и робко огляделась. Подпустит ли ее альп?

Она нерешительно сделала еще шаг к распростертой на земле Илайе. Гигантский альп приподнялся и немного отступил.

Даже в слабом свете догорающего костра Тассея заметила, что у Илайи начались схватки. Больше не обращая на гигантского альпа ни малейшего внимания, целительница поспешно запахнула на девушке пальто, стараясь защитить от ночного холода. Затем сняла свое и, сложив его вроде подушки, осторожно подложила Илайе под голову.

Хотя было холодно, на лбу у Илайи блестели капельки пота. Побледневшие руки девушки были сжаты в кулаки, а тело сотрясали сильные судороги. У нее действительно начались схватки! Ребенок вот-вот родится!

Тассея быстро поднялась и выбежала на дорогу. В густом кустарнике она обнаружила пони. Целительница распустила подпругу, чтобы животное могло спокойно попастись и не пораниться, сняла притороченный к его спине рюкзак и побежала обратно.

Тем временем гигантский альп принялся ломать тонкие ветки подлеска и подбрасывать их в костер.

Тассея выбрала один из своих инструментов, воронкообразную трубку, приставила ее к большому животу Илайи и прислушалась. При этом она мельком бросила взгляд на край поляны и в неверном свете костра заметила стройную женскую фигуру. Она не ошиблась. Это была туманная эльфийка.

Когда она подошла ближе, Тассея увидела, что та несла какой-то большой сверток — пальто, в котором было что-то тяжелое.

Пальто Ксары!

Внезапно целительница почувствовала, как грудь ее сдавило железным кольцом, медленно лишавшим воздуха. Благая Богиня, пусть это будет неправдой, молила она, глядя в небо. Но когда эльфийка положила ношу по другую сторону костра и Тассея узнала темные локоны, выпавшие из свертка, она поняла, что самые страшные опасения сбылись.

— Она… мертва? — хрипло выдавила Тассея, прекрасно понимая, что вопрос излишен.

Туманная эльфийка потупилась и молча кивнула.

Ксара была мертва.

С каждой секундой в груди Тассеи разрасталась боль, сжимающая сердце. В каком жутком мире мы живем! В мире, где на долю невинных выпадают самые тяжкие страдания. Ксара была так юна! Почему именно ей досталась такая жуткая смерть? Длинный протяжный стон Илайи отвлек целительницу от мрачных мыслей, заставляя вспомнить о живых. Воины убили Ксару. Но Илайю и ребенка они не получат.

Тассея проглотила слезы и обратилась к незнакомой женщине, сидевшей у костра.

— Эта девушка должна родить сегодня ночью, и ей срочно нужна ваша помощь, туманная эльфийка, — сказала она.

Наэми удивленно взглянула на нее. Она считала, что вторая девушка тоже мертва. Она внимательно поглядела на Илайю своими миндалевидными глазами и наконец поняла, почему посланница прислала ее сюда.

Эльфийка молча поднялась, перенесла безжизненное тело Ксары в траву подальше от костра. Вымыв руки в ручье, она вернулась к целительнице.

— Меня зовут Наэми, — без предисловий сказала она. — Чем я могу тебе помочь?

— Она без сознания, — пояснила Тассея. — Но она должна обязательно очнуться, иначе ребенок задохнется во время родов.

Она с надеждой посмотрела на Наэми.

— Ваш народ некогда был знаменит искусством целительства. Вам известно, как можно ее разбудить?

Наэми кивнула.

— То, о чем ты просишь, возможно, но я не целительница, у меня мало опыта в таких вещах, и есть риск, что попытка окончится неудачей.

— Вы должны попытаться! — настаивала Тассея, обеспокоенно глядя сверху вниз на Илайю, обрывки платья которой совершенно промокли от пота. — Это наша единственная надежда.

Наэми кивнула и опустилась на колени рядом с Илайей. Она осторожно положила изящную руку на покрытый потом лоб девушки и закрыла глаза. Мягко коснувшись своими мыслями души девушки, она осторожно проникла глубже. Туманной эльфийке пришлось открыть на своем пути немало накрепко запертых ворот, пока она не добралась до места, в котором укрылось сознание девушки. Когда она наконец обнаружила его, эльфийке с большим трудом удалось привязать его к себе: Илайя отчаянно сопротивлялась, отказываясь возвращаться. Но Наэми настаивала. Она отчетливо видела, насколько слаба девушка, замечая, что слабый огонек, все еще удерживавший ее, уже мерцает все слабее. Но предназначение, данное судьбой, еще не было выполнено. И эльфийка, преодолев наконец сопротивление, мягко вывела девушку наверх, заставляя прийти в себя.

Свет!

Перед глазами все плыло, плясали огненные круги. Илайя ощущала сильную тягучую боль в районе бедер. Она как-то сразу поняла, что с ней происходит. Но ведь этого не может быть. Нет, еще рано, с ужасом подумала она, еще слишком рано. По расчетам Тассеи, до родов оставалось больше тридцати дней. Вот поднимается новая волна; Илайя закрыла глаза и с силой выдохнула сквозь стиснутые зубы. Никто не предупредил, что будет так больно. Когда волна Схлынула, Илайя огляделась в поисках поддержки. Перед глазами вспыхивали цветные пятна, она никого не узнавала. Девушка неуверенно попыталась хоть что-то нащупать рядом с собой. Ребенок вот-вот родится, ей срочно нужна помощь. Когда стала подниматься следующая волна, Илайю охватила паника. Жалобно всхлипывая, она лежала на холодной земле, вцепившись мертвой хваткой в мягкую траву. Ей было очень страшно, Илайя чувствовала себя брошенной.

Кто-то, словно пытаясь утешить, взял ее за руку. На лоб положили прохладный влажный платок, смочили пересохшие губы.

— Тассея? — хриплым голосом спросила она, в надежде что не обманывается.

— Я здесь, дитя мое, — мягкий голос целительницы раздался совсем рядом. — Будь мужественной, Илайя. Твоя дочь торопится родиться. И ей очень нужна твоя помощь.

— Мой ребенок, моя Сунниваа, — испуганно прошептала Илайя. — Она… Еще так рано… Она не должна умереть.

— Успокойся, Илайя, — уверенно сказала Тассея, — ребенок действительно рождается рановато, но она будет жить.

Илайю захлестнула новая волна схваток, резкая, как удар грома. В висках глухо стучало, казалось, ее губы кусают тысячи муравьев, а голова гудела, словно пчелиный улей.

— О Тассея… Мне так больно, — задыхаясь, прохрипела она, когда тянущие боли и толчки в низу живота стали понемногу стихать.

— Нельзя сопротивляться боли, Илайя, — напомнила целительница. — Ты должна раскрыться, и, когда снова начнутся схватки, ты должна изо всех сил выталкивать ребенка из себя. Ты поняла?

Глаза Илайи были закрыты, она только измученно кивнула.

И вдруг боль ненадолго стихла, давление в низу живота стало слабее, и она заметила, что ее подол и ноги мокрые от крови и воды. От страха Илайя даже поперхнулась, закашлявшись, она ощутила, как из нее течет вода. И с этим вернулась боль.

— Тассея! — в отчаянии закричала она, вцепившись в руку целительницы. — Что мне делать?

— Тужься, Илайя, и дыши глубже, — настойчиво сказала целительница, и Илайя, несмотря на боль, изо всех сил старалась следовать ее советам. Давление в низу живота стало настолько сильным, что ей на секунду показалось, что она вот-вот лопнет. Илайя отчаянно выталкивала ребенка, но силы быстро покидали ее.

— Она слишком слаба, — услышала она чужой голос сквозь пульсирующую боль в ушах.

— Но она должна стараться, ребенок сидит крепко. Если он вот-вот не пойдет, то мы потеряем их обеих, — в голосе Тассеи слышалась тревога. Больше ничего Илайя не услышала — началась новая волна схваток, заставившая ее вскрикнуть. Она хотела подняться, но потом почувствовала, как кто-то сильно давит на живот, сдвигая его книзу, и ребенок немного продвинулся вперед.

— Показался? — раздался незнакомый голос. Ответа целительницы девушка не услышала — боли новых схваток оглушили ее. Кто-то снова сильно надавил, но это не вызвало у Илайи неприятных ощущений. Казалось, с каждым нажатием ребенок немного продвигается.

Когда Илайе стало казаться, что ее вот-вот разорвет, ребенок плавно вышел из защищавшей его утробы и забрал боль с собой.

Словно издалека раздался громкий крик. Илайя безуспешно пыталась поднять голову, чтобы посмотреть на свою дочь. Потом она почувствовала, что Тассея сидит рядом, и с трудом открыла глаза. Было очень темно.

— Что случилось с лунным светом? — услышала она голос Тассеи. — Так внезапно стемнело. Подбрось дров в огонь, Наэми, нам нужно больше света!

Вскоре костер ярко запылал, затрещал, вверх взлетели искры. Но в глазах у Илайи по-прежнему стоял красный туман, и она с большим трудом рассмотрела крошечное окровавленное существо, лежавшее на руках целительницы.

— Сунниваа, — нежно прошептала она, ей хотелось, чтобы у нее было достаточно сил, чтобы поднять руку и коснуться своей маленькой дочурки.

— Ты права, это девочка, — подтвердила целительница. — Можешь не переживать за свою дочь. Она здоровая и сильная. Жить будет! — и Тассея одобрительно улыбнулась Илайе. — А теперь отдыхай, дитя мое. Роды были трудные, — говоря это, она осторожно завернула новорожденную в одеяло, защищая от холода, и передала другой женщине, которая как раз подошла к Тассее и склонилась над ней.

— Кровотечение не останавливается, — прошептала она. Потом взяла Сунниваа и исчезла вместе с ней в темноте.

Илайя чувствовала себя оглушенной, у нее кружилась голова. Движимая дурными предчувствиями, она вдруг заметалась. Собрав все силы в кулак, она немного приподнялась и сняла с шеи амулет.

— Тассея, — тихо позвала она, и целительница тут же склонилась над ней. — Пообещай мне позаботиться о том, чтобы мой ребенок не достался ЕМУ, — попросила она, умоляюще глядя на Тассею.

— Да что ты такое говоришь, дитя мое, — целительница пыталась успокоить ее. — Через несколько дней ты сможешь позаботиться о ней сама, — но Тассее не удавалось сдержать слезы, даже Илайя поняла, что она лжет. Хотя девушка чувствовала, как жизнь неудержимо вытекает из нее, ей не было страшно. Было еще кое-что очень важное, что нужно было сделать. Слабым движением она подняла руку и протянула амулет целительнице.

— Это для моей дочки, — прошептала она и тут же закашлялась. — Это… единственное, что я могу ей дать, и я хочу, чтобы она его получила.

Целительница осторожно приняла его из слабых ладоней Илайи и погладила девушку по щеке.

— Она будет носить его всю жизнь, я обещаю, дитя мое, — всхлипнула Тассея и отвернулась, чтобы Илайя не видела ее слез, неудержимо катившихся из глаз.

— Пойдем, Илайя!

Кто это зовет ее? Илайя огляделась по сторонам. И лес, и Тассея исчезли за непроглядной пеленой тумана. Боль отступила. Она была одна.

— Пора, нам пора идти, — невдалеке из тумана показалась фигура посланницы Благой Богини и протянула ей руку. Она была так прекрасна и приветлива, как и тогда у нее в комнате, и Илайя сразу же почувствовала к ней безграничное доверие. Обрадовавшись, что не одна, она схватила протянутую руку и пошла следом. Но внезапно остановилась. Она ведь не может так просто уйти! Она нужна Сунниваа! Илайя сделала несколько шагов обратно и снова остановилась. Где ее дочь? Где Тассея?

— Ты должна пойти со мной, — женщина подошла ближе и, желая утешить, обняла за плечи. — Госпожа уже ждет тебя.

— Но моя дочь… — отчаянно пролепетала Илайя.

— Ты исполнила свое предназначение в этом мире, — прервала ее женщина. — И не можешь больше здесь оставаться. Иначе ты подвергнешь Сунниваа опасности.

Илайя непонимающе взглянула на женщину. Как она может такое говорить, ведь она — мать Сунниваа, она любит своего ребенка.

— Через тебя Ан-Рукхбар найдет ее, а этого мы не можем допустить, — пояснила женщина, настойчиво потянув Илайю за руку. — У Сунниваа есть важная миссия, которую она должна исполнить.

Но Илайя все еще не решалась уйти и отчаянно сопротивлялась. А как же Тассея, Та-Ури и Къельт? Ведь все любимые люди будут горевать, если она уйдет.

— Илайя, — настаивала женщина, — ты не можешь сопротивляться своей судьбе, и, кроме того, — она остановилась и указала куда-то вперед, — тебя там уже ждут с большим нетерпением.

Илайя и представить не могла, кого ожидать из этого тумана. Она удивленно подняла взгляд и застыла как вкопанная. Прямо перед ней открылся вход в светящийся туннель. Приглядевшись внимательнее, она увидела, что в серебристом свете движутся две нечеткие фигуры. Когда они подошли ближе, Илайя, оставив сомнения, ступила в свет. Как же она по ним соскучилась.

— Мама, мамочка, — воскликнула она, переполненная счастьем, нежно обнимая маму и сестру.

Рыжеволосая девушка перестала дышать.

Ничего не понимая, гигантский альп, который все это время поддерживал огонь, перестал ломать сухие ветки.

ОНА ушла! Ни один костер мира больше не сумеет согреть ее, и сон, много месяцев назад спасший ему жизнь, никогда не станет реальностью. Слез у него не было, но вид умершей разрывал сердце.

Прочь отсюда!

Он печально расправил огромные крылья и устремился в ночь. Светящиеся диски То и Ю вышли из тени, на мгновение затмившей их, и вернули миру свое серебристое сияние.

Лунный свет вернулся, туман исчез.

Глаза Илайи были закрыты. На губах играла нежная улыбка, но она уже не дышала.

Тассея накрыла безжизненное тело Илайи одеялом и подвинулась к потухшему костру. Она молча смотрела на угли, и совесть терзала ее.

Наэми стояла по другую сторону костра. На руках у нее спал ребенок, которого она мягко укачивала. Ей было невыносимо жаль крошечную девочку, и эльфийка спрашивала себя, как такое хрупкое дитя сможет выполнить свое предназначение.

Она вздохнула и взглянула на Тассею. Безграничное страдание во взгляде целительницы тронуло ее, но эльфийка не находила слов утешения.

Внезапно она почувствовала, что должна объяснить целительнице, почему здесь оказалась. Наэми обошла костер и присела рядом с женщиной, но та, казалось, не замечала ничего вокруг.

— Твоя подруга была очень мужественна, — тихо сказала Наэми. — Но она выполнила свою миссию и должна была уйти.

Ответа не последовало, но эльфийка надеялась, что Тассея ее слушает.

— Сегодня утром ко мне явилась посланница Богини и сказала, что этой маленькой девочке необходима моя помощь, — продолжала Наэми. Она осторожно раскрыла одеяло и обнажила плечо ребенка.

— Посмотри сама, — сказала она, обращаясь к целительнице.

Несмотря на слабый лунный свет, на спине девочки отчетливо было видно маленькое родимое пятно. Два одинаковых круга стояли рядом, связанные широкой темной полоской.

Тассея недоверчиво смотрела на ребенка.

— У нее Знак! — растерянно сказала она.

Наэми кивнула.

— Она исполнит пророчество Анторка, — сказала она. — И моя задача — отнести ее в безопасное место.

Тассея нежно провела пальцем по морщинистому лобику девочки и спросила:

— Вам известно такое место?

Наэми снова кивнула, но вдаваться в подробности не стала.

— Тогда спешите, — сказала Тассея. — Как только ребенок проснется, он захочет есть.

Наэми знала, что целительница права. Она осторожно протянула ей ребенка и принялась рисовать на земле пятилучевую звезду. Закончив, она собрала вещи и молча подошла к Тассее.

Та протянула ей ребенка, но Наэми почувствовала, что целительница колеблется.

— Ты можешь мне доверять! Там, куда я отнесу ее, у нее ни в чем не будет недостатка, — пояснила она. — Ей будет хорошо. Обещаю.

Тассея кивнула и на прощание поцеловала спящую девочку.

— Илайя хотела, чтобы ее назвали Сунниваа, — бесцветным голосом сказала она.

Вдруг она кое-что вспомнила. Целительница поспешно достала талисман и положила его на одеяло.

— Этот амулет Илайя дала мне незадолго до смерти, — прошептала она. — Для Сунниваа. Позаботьтесь о том, чтобы она получила его, когда подрастет.

Наэми взяла амулет и внимательно посмотрела на него.

— Это очень ценное наследство, — серьезно сказала она. — Девочка получит его. Можешь на меня положиться.

Наэми встала в центр пентаграммы.

— Уничтожь пентаграмму, когда я уйду.

Тассея подошла ближе и протянула Наэми на прощание руку.

— Непременно. Да сохранит вас Богиня.

— И тебя тоже, целительница, — ответила туманная эльфийка. Потом пальцами начертила в воздухе запутанные знаки и тихо прошептала древние слова, открывавшие двери в междумирье.

Спустя мгновение пентаграмма опустела и Тассея осталась одна. Наломав веток, она тщательно стерла знаки на земле и затушила костер.

Ее заставил прислушаться тихий лай Брокса, напоминая, что она все же не совсем одна. Верный сторожевой пес лежал под деревом и, заслышав шаги хозяйки, тихонько заскулил.

— Брокс, о Брокс, — прошептала Тассея, ласково запуская пальцы в его извалявшуюся в листьях шерсть и осторожно осматривая пса. Правая задняя лапа была сломана.

— Похоже, ты никогда не сможешь пасти коз, — тихо сказала она собаке и принялась перевязывать ей лапу.

Потом она принялась за носилки из мягких молодых веток для мертвых девушек, чтобы пони мог тащить их за собой. Работа продвигалась медленно, с большим трудом и была закончена, только когда луны снова взошли на горизонте. Тассея отправилась в обратный путь со своей печальной ношей.

 

9

— Действительно поразительно, — глаза секвестора насмешливо блеснули, когда он оторвал взгляд от лежавших на столе пергаментов. Ближайшее доверенное лицо и верховный судья Ан-Рукхбара был невысок и немного сутул — эти его недостатки скрывала элегантная туника сиреневого сукна. На его лице, таком же круглом, как и живот, не было ни единой морщины, хотя секвестор был далеко не молод. Когда он заговорил снова, в уголках его губ заиграла злобная ухмылка, которую Тареку часто доводилось наблюдать. Их отношения с верховным судьей Ан-Рукхбара нельзя было назвать хорошими. Хотя открыто они и не ссорились, Тареку было прекрасно известно, что секвестор предпочел бы видеть на его посту другого человека.

— Несмотря на помощь ловца снов, вам удалось отыскать всего лишь шестерых женщин, на которых не подействовала магия красного глаза, — продолжал секвестор. — И ни у одного из детей не было Знака лун-близнецов, — он самодовольно откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки. — Мы уже три лета ожидаем, что сбудется мрачное пророчество Анторка, и вот вчера ночью оно должно было исполниться. Честно говоря, я и до этого слабо верил в то, что дурак друид окажется прав, — секвестор вздохнул, но вышло неубедительно. — Как жаль, что вам не удалось найти ребенка. Не хотел бы я оказаться на вашем месте, когда вы сообщите Ан-Рукхбару о своем провале. Кажется, единственный, кто доволен результатами поисков, — это ловец. Аско-Бахрран сказал мне, что он ждет не дождется, когда сможет вернуться в свое измерение с мертвыми детьми, — он содрогнулся в притворном отвращении. — Как бы там ни было, чувствуешь облегчение, когда он наконец уходит. Жуткое создание.

Секвестор поднялся и обошел вокруг стола. Оказавшись перед Тареком, он посмотрел верховному главнокомандующему прямо в глаза.

— Если хотите услышать мое мнение, Тарек, то это мероприятие вообще было ненужным. Анторк просто хотел нагнать страху напоследок. Приговоренный к смерти старик, понимающий, что все потеряно. Этот ребенок никогда не родится!

Тарек спрашивал себя, зачем, собственно, секвестор его вызвал. У него не было ни малейшего желания выслушивать все эти колкости. Он раздраженно посмотрел собеседнику в глаза.

— Кажется, вы забыли, — заметил он, — что вчера перед восходом солнца в нашем измерении снова была обнаружена посланница изгнанной Богини. К сожалению, она исчезла так же быстро, как и появилась, и созданиям Аско-Бахррана не удалось ее схватить. Недооценивая Изгнанницу, мы совершаем ошибку. Уверен, что ее власти достаточно для того, чтобы исполнить пророчество.

Секвестор отошел на несколько шагов и махнул рукой, словно отбрасывая что-то от себя.

— Без своего жезла она бессильна что-либо сделать, — отмахнулся он от главнокомандующего. — Она больше не может нам повредить, — он пожал плечами и заговорщицки улыбнулся. — Ну вы же знаете, любая Богиня могущественна только тогда, когда есть люди, которые в нее верят. А я очень сильно сомневаюсь в том, что в Тале еще остались верующие в НЕЕ. Об этом я позаботился. Ее Жезл Мудрости находится в безопасном месте, которого ей не достичь никогда. А пока он не попадет в ее руки, возможность помешать господству Великого совершенно исключена. Я уверен, что Изгнанница полностью смирилась с тем, что останется в своем безрадостном узилище навечно.

Главнокомандующего очень злили самоуверенные речи и тон секвестора, а от его злорадного ехидства Тарек просто вскипал. Найти ребенка с родимым пятном было бы для него большой удачей. Но, несмотря на все усилия, ему это не удалось. Конечно, если ребенок вообще существует. Ведь может статься, что секвестор прав и власть изгнанной Богини действительно столь слаба, что не представляет опасности для владычества Великого.

Тарек решил, что настало время прекратить неприятный разговор. Он резко поднялся, отодвинув кресло, в котором обычно располагались посетители секвестора, и грубо спросил:

— Итак, что вам от меня нужно? Ваше мнение по поводу неудавшихся поисков мне известно. И тем не менее я не сомневаюсь, что найду этого ребенка, — самоуверенно закончил он, собираясь выйти из комнаты.

— Еще на пару слов, Тарек, друг мой, — секвестор подошел ближе и по-приятельски похлопал его по плечу. — Вы, наверное, слышали, что мы вынуждены признать некоторые потери среди женщин. Старания наших целителей пропали впустую — троим женщинам не удалось пережить наше маленькое вмешательство. А две другие, — с наигранным сожалением он покачал головой, — это действительно очень прискорбно, но они сами решили расстаться с жизнью.

Слова секвестора резко диссонировали с его равнодушным тоном. Не было сомнений в том, что судьба женщин его ничуть не волновала.

— Вам следует подготовиться к тому, что в родных городах и селах этих женщин начнутся небольшие волнения, — посоветовал верховный судья и снова приятельски похлопал Тарека по плечу.

Коротким и быстрым движением Тарек сбросил руку секвестора и сердито взглянул на него.

— Не стоит объяснять мне последствия вашего неосторожного обращения с человеческими жизнями, — горячо ответил он. — Не в первый раз у нас возникают из-за этого трудности с жителями деревень. Не беспокойтесь, с этим мои воины справятся, — он развернулся и вышел. Этот человек был ему противен.

По пути в свои покои его занимала единственная мысль. Действительно ли прошлой ночью не родился ребенок пророчества? Или они просто не нашли его? В голове эхом прозвучали слова Ан-Рукхбара: «Вы поплатитесь за свою неудачу, если не принесете мне этого ребенка!»

Где же его искать? Где можно спрятать этого ребенка?

Он задумчиво шел по длинным коридорам города-крепости и сам не заметил, как добрался до своих покоев.

Надеясь, что его больше не потревожат, он зашел к себе. Тяжелая дубовая дверь была слегка приоткрыта, и по лицу Тарека приятно скользнул небольшой сквозняк.

Слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте, Тарек подошел к распахнутому окну, закрыл глаза и с наслаждением вдохнул ароматы раннего лета в горах. Когда он поднял веки, то увидел, как на горизонте последние лучи заходящего солнца освещают из-за туч горы Ильмазурского хребта. Надвигалась гроза.

Кто может ответить на его вопросы?

Не впервые пожалел он о том, что после победы над Благой Богиней Ан-Рукхбар уничтожил всех видящих страны. Насколько ему было известно, не осталось людей с подобным даром. Тарек подавленно смотрел вниз, на мощную крепость. Без особого интереса он разглядывал людей, сновавших по узким улочкам, его взгляд лениво скользнул по крепостным стенам внутреннего защитного кольца, пока наконец не уперся в толстую беленую стену большого здания.

Темница Нимрода!

Тарек уже думал о том, чтобы сходить туда и посмотреть, не осталось ли среди пленных хотя бы одного видящего. До сих пор это казалось слишком неправдоподобным, и он отбрасывал эту мысль прочь. Но на этот раз все было иначе, и он решительно вышел из комнаты.

Шагая по слабо освещенным и полупустым коридорам, он направлялся в самое темное помещение города-крепости. Путь, которым прошли многие из тех, кто никогда больше не увидит солнечного света. Темницы боялись во всем Нимроде. Даже Тарек не любил приходить сюда. Но он хотел получить ответ на свои вопросы, и другого выхода у него не было.

До винтовой лестницы, ведущей в подвал, было довольно далеко, но в нос ему ударил неприятный запах плесени и застоявшейся воды, и верховный главнокомандующий с отвращением зажал нос ладонью. С каждым шагом вонь усиливалась, воздух становился все более влажным и холодным. Тарек по-прежнему прижимал ладонь к лицу, но это не помогало. Наконец он добрался до камер. За зарешеченной дверью находились небольшое караульное помещение и комната начальника темницы. Тарек вошел в караульную, не постучавшись и не обращая внимания на четверых неопрятных солдат, которые при виде его испуганно вскочили, роняя на стол игральные карты. В комнату начальника темницы он тоже вошел без стука. Но тот крепко спал на своем стуле и, кажется, не думал просыпаться.

Пинок заставил его подскочить на стуле.

— Господин начальник темницы, у меня мало времени, — коротко пояснил Тарек. — Вы достаточно проснулись для того, чтобы сообщить мне, есть ли среди пленных в камерах хоть один видящий?

Начальник ответил не сразу. Он спешно приводил в порядок униформу, что ему удалось плохо: несмотря на отчаянные попытки и тусклый свет, ее плохое состояние было по-прежнему очевидно.

— Ну, отвечайте же! — Тарек нетерпеливо стукнул по столу кулаком. — Есть видящий или нет?

Начальник темницы откашлялся и неуверенно начал:

— Есть еще один. Может быть, он даже еще жив. Но не стоит слишком надеяться. Он здесь уже одиннадцать лет. С такими пленниками обычно каши не сваришь.

— Немедленно отведите меня к нему! — велел Тарек. Он не верил, что в темнице видящий мог остаться в живых. Поэтому просто сгорал от нетерпения, чтобы как можно скорее увидеть его. В сопровождении начальника и охранника он отправился к пленному.

Внизу, там, где находились камеры, зловоние стало еще невыносимее. Здесь неприятный затхлый запах плесени смешивался с запахом тления и экскрементов. Чем дальше они шли, тем хуже становился запах. Тарек боролся с подступающей тошнотой, он неожиданно понял, почему дежурство в темнице было среди его подчиненных любимым наказанием для строптивых солдат.

Наконец начальник остановился перед наполовину заросшей плесенью дверью, которая держалась, очевидно, на нескольких ржавых железках.

— Мы не открывали ее очень давно, — извинился он, пытаясь отыскать подходящий ключ. — Но он пока еще ест, — поспешил заметить начальник, указав на небольшое окошечко в нижней части двери, у которого стояла деревянная миска с какими-то объедками, по виду которых Тарек при всем желании не мог определить, оставлены ли они вчера или же лежат тут уже несколько лет.

И в то же мгновение, когда начальник темницы наконец повернул ключ в замке, черное, словно сажа, небо над Нимродом озарила первая молния, после которой раздался яростный раскат грома. Но никто из солдат не заметил этого. Тарек снял со стены один из чадящих факелов.

— Я войду один, — пояснил он и наклонился, чтобы втиснуться в камеру.

Внутри зловоние стало просто ужасным. Одной рукой Тарек держал факел, другой прикрывал рот и нос, однако зловоние не становилось слабее, и выходило, что ему придется либо задохнуться, либо все же как-то дышать этим воздухом. В слабом свете факела Тарек огляделся. При виде открывшейся картины у него едва не отнялся язык. Воин с трудом подавил желание немедленно повернуть обратно и никогда больше не возвращаться в это отвратительное место.

Камера была крохотной, без единого окна. Кроме небольшой глиняной миски, возле которой за остатки еды дрались две крысы, в комнате находилась наполовину заросшая влажным мхом доска. Она была прикреплена к стене и служила заключенному постелью. На этой доске сидел неухоженный старик с длинной спутанной бородой и редкими седыми волосами. На мгновение главнокомандующему показалось, что старик ждал его.

Но больше всего Тарека поразила осанка этого человека. Она свидетельствовала о достоинстве, которого он до сих пор не видел ни у одного из заключенных. Долгие годы заточения в этой недостойной человека каморке не смогли сломить старика.

— Итак, отчаяние все-таки привело вас ко мне, — хриплым голосом сказал видящий. — Могущественный Тарек не знает, что делать, и ищет ответа на вопросы у приговоренного к смерти.

Откуда заключенному знать об этом? Онемев от удивления, Тарек лихорадочно пытался собраться с мыслями. Теперь он, как никогда, был уверен, что старик знает ответ на мучащий его вопрос. Он даже не удивился бы, если бы оказалось, что тому известны даже вопросы, которые он собирается ему задать.

Видящий снова заговорил, и по звуку его голоса было слышно, что он не разговаривал уже очень давно.

— Ты правильно предполагаешь. Я знаю твои вопросы и знаю ответы, но не уверен, что ты хочешь их услышать.

Слова заключенного привели Тарека в бешенство. Что взбрело в голову этому глупому старику? Он получит ответ, даже если видящий откажется говорить добровольно. Для этого существует множество замечательных методов.

Тарек вставил факел в заржавевшую подставку.

— Старик, лучше добровольно расскажи мне обо всем, что тебе известно о Ребенке со Знаком, — угрожающе прорычал он. Тарек не знал, сколько заключенному лет, но видящий производил такое впечатление, словно успел немало повидать на своем веку. — А будешь артачиться, последние часы твоей жизни станут для тебя очень болезненными и мучительными, — пригрозил он.

Однако запугать старика оказалось непросто.

— О повелитель, — заявил он тоном, не оставлявшим сомнений, что власть для него ничто, — вы пытаетесь угрожать тому, кто и так уже мертв, — он покачал седой головой и указал костлявой рукой туда, где, предположительно, находилось небо. — Затмение лун-близнецов состоялось, как и предсказывал однажды Анторк. Вы хотите найти Ребенка и даже призвали на помощь могучее создание тьмы. Но поиски не увенчались успехом.

В вышине над толстыми сводами пророкотал гром, и пол темницы содрогнулся. Раскат был достаточно громким, и было ясно, что гроза бушует прямо над городом.

Но Тарек не обратил на нее внимания.

— У тебя есть выбор, видящий, — заявил он. — Либо ты отвечаешь добровольно, либо мы вынудим тебя. Сделай мудрый выбор, старик, и если ты нам поможешь — получишь свободу.

Видящий вздохнул и покачал головой.

— Вы теряете время, могущественный Тарек. Свободы, по которой я тоскую, в этой жизни вы мне дать не сможете. Скоро длань Богини протянется ко мне и призовет меня. Тогда… я буду действительно свободен!

Тарек яростно схватил старика за плечи и поднял его. Как этот полуживой пленник смеет смеяться над его великодушным предложением?! Казалось, видящий очень хрупок, словно малое дитя, его мускулы были настолько слабы, что в руках Тарека, яростно глядевшего на него, он казался просто куклой.

— Скажи мне, исполнилось ли вчера пророчество? Родился ли в Тале ребенок, носящий Знак лун-близнецов?

В этот миг сильный раскат грома заставил темницу содрогнуться до основания. С потолка посыпалась пыль.

— Ох! — видящий застонал от боли, однако даже не пытался вырваться из рук Тарека. — Вам не суждено найти Ребенка, — голос видящего звучал еле слышно и почти неразборчиво. Старик заговорил снова, глядя слепыми глазами в потолок камеры, словно ждал оттуда помощи. — Он будет скрыт долгие годы… и когда будет уже поздно, вы узнаете о нем…

— Значит, он все-таки родился! — Бешенство, вскипавшее от ощущения собственного поражения, Тарек готов был выплеснуть на заключенного: дрожа от ярости, он поднял старика и собирался было швырнуть о стену, но сообразил, что видящий должен знать, где прячут ребенка. — Скажи мне, где он! Скажи мне, где найти этого ребенка! — кричал он, но видящий только качал головой.

Внезапно от сильного раската грома содрогнулись стены крепости, Тарека сбило с ног, и, испуганный, он выпустил старика. Видящий рухнул рядом на жесткие камни, где и остался лежать без движения. Крепость содрогалась. Стены и потолок скрипели, из трещин и дыр сыпалась пыль. Крысы бросили драку и, взволнованно пища, исчезли в норе под кроватью как раз в ту секунду, когда с потолка сорвался крупный камень и упал рядом с миской. Факел выпал из ржавой подставки и, разбрасывая искры, покатился по полу.

Из коридора что-то кричал начальник, слов Тарек не разобрал. Затем в дверях показалась его голова. Лицо его было перекошено.

— Прочь отсюда! Скорее! — закричал он Тареку, тот среагировал немедленно. Факел поджег солому на полу, и едкий дым заполнил каморку. Тарек закашлялся, из глаз потекли слезы, он выскочил в коридор.

Здесь тоже стояла пыль. Заключенные в панике бились о двери, но никто не обращал на них внимания. Пол по-прежнему дрожал, с каждым новым раскатом паника усиливалась. Через несколько мгновений после того, как Тарек покинул камеру, потолок в ней обрушился. Камни весом в тонну затушили пожар, погребая под собой старика.

На раздумья времени не было. Начальник схватил Тарека за руку и потащил к выходу сквозь завесу из пыли и мрака. Тарек не сопротивлялся, послушно следуя за ним. Без помощи он ни за что не нашел бы выход из этого хаоса. И когда они оказались в караульной, Тареку это показалось чудом.

Кода они выбрались наружу, воздух очистился и пол уже не дрожал. Признаки разрушения исчезли. Только гроза яростно гремела над городом.

Это было просто невероятно! Тарек был убежден в том, что рушится вся крепость, но пострадала только темница, где постепенно стихали крики заключенных.

Сидящего на полу начальника темницы била дрожь. Он закрыл глаза и уронил голову на руки. Тарек понимал, что этот человек только что спас ему жизнь. Он дружески положил руку ему на плечо.

— Благодарю тебя, — приветливо сказал он. — Ты обо мне еще услышишь. — Главнокомандующий поднялся и быстро исчез.

Ребенок жив! Слова старика огнем жгли мысли Тарека. Он почти бежал к себе в кабинет, чтобы написать письмо. Он всех подвел! Но он не успокоится, пока не отыщет Ребенка!