Через пару дней стол капитана Эштаву в кабинете административного комплекса украшал букет цветов. Стену в лаборатории же украшала новая стенгазета, так Ким снова отметил свое возвращение в ряды действительных сотрудников лаборатории, но уже масштаб был побольше. Появилась статья о Еретике с пожеланиями успешной службы на объекте. Прямо под статьей красовалась новая карикатура – мужчина с лицом лейтенанта Китта в строгой серой форме двумя руками держал удирающего человека в костюме привидения за край длинной простыни.

Подпись гласила «Еретик ловит Призрака». Халатики были счастливы как дети, только что не хихикали, когда Китт проходил мимо, и не пихали друг друга локтями. Сам Дасаи спрятался в медблоке под прикрытием процедуры прогревания и просидел там аж до обеда.

А днем Китта нашел старшина и без лишних разговоров, что было удивительно само по себе, сказал, что его вызывает Старик. По тону Унару было ясно, что случилось нечто серьезное, поэтому и Еретик не стал тратить время на пустую болтовню и отправился вместе со старшиной в кабинет профессора Шеклу.

– Господа, наш саботажник снова себя проявил, – Шеклу барабанил пальцами по столу. – Пропала папка с прогнозами. Двадцать листов текста, не очень много, можно восстановить за два дня… Но это опять два дня работы, которую мы уже делали!

– Неделя без сбоев в работе, и вот на тебе, опять! – старшина недовольно скривился. – Массаракш, снимут мне голову из-за этого сопляка. Наверняка же один из мелких научных сотрудников, у них никакого соображения нет!

– Вряд ли это кто-то из младшего поколения, они все загипнотизированы идеей прекратить войну и тем прославить свое имя в веках, – сказал Еретик. – А тот социалист…

– Глист! – вставил Унару.

– …и его приятели и вовсе спят и видят, как бы поскорее закончить исследования и обучить человечество всеобщей любви к труду. Нет, я считаю, что молодняк здесь ни при чем. Да и попались бы они мгновенно.

Тут старшина Унару и профессор Шеклу проявили редкое единодушие и заговорили одновременно.

– Как раз мальцов и не поймаешь! Они друг с друга списывают! – сказал старшина.

– Вы сошли с ума! Старшее поколение не имеет к этому отношения! – сказал профессор.

– Почему же я сошел с ума? – спросил Еретик у возмущенного Шеклу, оставив без внимания высказывание старшины.

– Говорить, что саботажником может быть кто-то из старшего поколения, просто безответственно! – воскликнул Шеклу. – Вы еще скажите, что это я торможу процесс!

– Нет, Старик точно вне подозрений, – весомо проговорил Унару, как будто его мнением кто-то интересовался. – Ну и ты, лейтенант, кстати, тоже.

– Это радует, – кивнул Китт.

– А ведь сбои прекратились после вашего появления, Чейз, – сказал вдруг профессор. – Должно быть, все это время злоумышленник выжидал, присматривался к вам.

– Не исключено, – кивнул Еретик. – Но в этом временном затишье может быть и иная причина. Не связанная со мной.

– Это какая же? – подал голос Унару.

– Ким Дасаи всю неделю находился в лазарете, – просто ответил Еретик. – Он не покидал помещения и физически не мог устроить никакой пакости.

– Вы меня сейчас просто убиваете, – сказал Шеклу после долгого молчания. – Я, конечно же, вижу нерушимую логику в ваших рассуждениях, но при этом готов ручаться честью, что Ким не имеет никакого отношения к саботажу. Я знаю этого мальчика. Послушайте, Чейз, из-за слабого здоровья он вынужден был пойти в школу только в десять лет, но сдал все экзамены экстерном и уже в пятнадцать был зачислен на первый курс… На мой курс. Сейчас ему двадцать. Все эти пять лет я пристально наблюдаю за ним и могу вас уверить – он целиком и полностью предан нашему проекту. Без мотива не бывает преступления, а как раз мотива-то у Кима нет. Возможность есть у всех, а мотив?

– То же самое вы можете сказать о каждом вашем сотруднике, – мягко проговорил Еретик. – Разве нет? Разве вы можете заподозрить в саботаже, к примеру, старшину Унару. А ведь он такой же сотрудник лаборатории, как и все остальные, имеет доступ ко всем помещениям.

– Вот спасибо тебе, массаракш, теперь Старик будет на меня коситься! – проревел старшина и, угрожая, показал Еретику огромный кулак.

– Нет, не буду – все это началось до того, как к нам перевели господина Унару, – отмел Шеклу кандидатуру старшины. – Если только его предшественник не передал какие-то указания своему преемнику…

– Так мы можем кого угодно уличить и кого же угодно вывести из-под подозрений, – поспешил сказать Еретик, не дожидаясь взрыва возмущения со стороны Унару. – В обычных условиях я предложил бы просто усилить охрану и назначить дежурства, но у нас здесь не обычные условия. Скажите, господин профессор, кто из сотрудников в курсе событий?

– В лабораториях, конечно, болтают о Призраке – сложно скрыть все эти бесчинства. Но масштаб убытков мы держим в секрете. Если все это всплывет наружу, будет, боюсь, еще хуже, чем сейчас. Вряд ли кто-то из молодой части коллектива подозревает нечто большее, чем этакое хулиганство. Старшее поколение, несомненно, все понимает, но у всех хватает ума не делиться информацией с молодыми сотрудниками. Это доктор Доов, доктор Фешсу, доктор Теф… Вы, разумеется, господин Унару и юный Ким.

– Будешь вычислять преступника дедуктивным методом? – спросил Унару, демонстративно не глядя на профессора. – Как детектив Холлу из книжек?

– Нет, – ухмыльнулся Китт, – но не помешает собрать сигаретный пепел на месте преступления и снять отпечатки пальцев.

К вечеру следующего дня Еретик успел неоднократно пожалеть о своем выступлении в кабинете у Старика. Много патетики. Много самоуверенности. Теперь много многозначительных взглядов старшины и исполненных надежды взглядов профессора Шеклу. Китт изнемогал от стыда. Какого черта он взял на себя такую ответственность? Он же в жизни никогда не ловил преступников. Как это делается вообще? Мысль взять в казенной библиотеке пару детективных романов и на этой основе провести блестящее расследование Китт отверг сразу, хоть и с большим сожалением.

Что мы имеем. Информация? Никакой. Подозрения? Никаких. Еретик еще раз перечитал личные дела каждого из сотрудников. Вопреки его надеждам, ни в одной папке не появилось записи «патологически склонен поганить результаты собственной работы». Каждый халатик на Зоне 15 был проверен и перепроверен при поступлении, результаты ментограмм прилагались. Прогнать каждого через полиграф? После одного нашумевшего на весь континент романа о шпионах, где автор, не страшась разбирательств с ИРУ, давал реально работающие техники из арсенала разведки, не умеет обманывать «детектор лжи» только ленивый. Или неграмотный. Китт и сам практиковал это ради интереса. Получалось безукоризненно – оператор полиграфа четко видел на ленте, выползающей из аппарата, что Китт страдающая ожирением пожилая дама, любительница тяжелых наркотиков, кошечек и мыльных опер… Конечно, халатики в основном очень увлеченные, а значит, наивные в социальных вопросах люди. Но если всех записать на проверку, тогда точно не избежать вопросов, подозрений, а то и паники. Ладно. Полиграф – это крайний случай.

Не важно. Информация? По-прежнему никакой. Подозрения? Все еще никаких. Идеи? Начисто отсутствуют. А Шеклу смотрит на Еретика как на спасителя. Масскаракш, кто тянул Китта за язык?

Следующие сутки Китт позорно прятался от Шеклу и его немых вопросов «как идет расследование, господин лейтенант?» в собственном кабинете и не брал трубку телефона. Сообразив к вечеру, что у Шеклу по расписанию «ковер» в Административном комплексе, Еретик решился выползти из логова. Во время внеурочного сеанса Китт был в комнате для наблюдения за добровольцами. Вполглаза смотрел на рыдающих под облучением добровольцев. Вполуха слушал болтовню техников.

– А все ж таки гаже депрессии нет ничего. Черное излучение, злое… – морщился один. – Вон как убиваются.

– Все в человеке изначально есть, и депрессия эта тоже, – возражал другой.

– Да, человек такая скотина, в нем чего только нету.

– Был у нас кладовщик, – принялся рассказывать еще кто-то, кого Еретик не видел, – работал несколько лет, все на полную ставку. А тут что-то кадрам взбрело в голову, взяли еще одного кладовщика. Так первый-то возьми и невзлюби его, второго. То одну ему гадость сделает, то другую. Доказывает, значит, что ты тут никто, звать тебя никак и работаешь ты паршиво. А я, мол, тут сто лет уже, и справлялся, стало быть, ты здесь лишний. А казалось бы – кладовые они и есть кладовые. Так что человеческое естество – штука сложная…

И тут Еретика осенило. Все составляющие загадки вдруг встали на свое место, и ответ оказался близок и очевиден. Конечно, глупо вот так набрасываться на первую попавшуюся идею, но за отсутствием не то что лучших, а хоть каких-либо иных…

Китт, ни слова не говоря, встал из-за пульта и направился в кабинет Шеклу.

– Я знаю, кто Призрак, – уверенно сообщил он с порога. – Скоро все проблемы в лаборатории будут решены, профессор.

«Вранье, – сказал сам себе Еретик, – ничего я не знаю. Но на какое-то время Старик перестанет пронзать меня взглядами. Невыносимо быть чьей-либо последней надеждой, гораздо невыносимее, чем лгать…»

– Кто же это?

Еретик хотел было выдержать драматическую паузу, как в детективных фильмах, но передумал и сказал сразу:

– Доктор Фешсу.

– Еретик, вы сошли с ума, – Шеклу устало потер лицо ладонями.

– Опять сошел?

– Опять сошли. Доктор Фешсу занимается излучением с самого начала. Можно сказать, он основоположник исследования в целом, еще со времен ИИОО.

– Именно поэтому я и уверен, что это он, – ответил Китт. – Родоначальник изучения А-волн он, а руководитель лаборатории – вы. Это похоже на научную ревность, профессор. Зачем бы иначе он рвался сюда, на Зону 15. Он ведь физик-ядерщик, что ему до этих добровольцев с гимнами, казалось бы? Но он чув-ствует свою причастность к исследованию. Он знает, что это его тема, которую захватили вы.

– Но он же никогда не говорил об этом…

– А что он должен был сказать? – удивился Еретик. – «Профессор, верните мне мое исследование, а то я вам его загублю»? Он хочет показать вам и всем остальным, что вы не справляетесь с процессом. Что у вас все не так – пропадают отчеты, теряются приказы, результаты недостоверны. Может быть, он и сам не до конца понимает, что делает и зачем. Я сталкивался с таким поведением и знаю, как это бывает, профессор.

– Это чудовищно… Это невозможно… – Шеклу помолчал. – Но логично, сейчас я вижу, как пропадают некие лакуны, неясности в его поведении… Что вы намереваетесь сделать?

– Отправить его в камеру восьмого блока. Что еще я могу сделать? – Еретик пожал плечами. – Иного пути нет, мы не можем ставить под угрозу исследование, и так уже много времени потрачено впустую.

– Но, может быть, домашний арест? – предположил Шеклу.

– Не имею права, профессор. При всем уважении – я не имею права. Каким образом я обеспечу надлежащую охрану в жилом комплексе? Научные сотрудники должны работать, лишним людям сюда допуска нет.

– И вы хотите его изолировать…

– Придется, профессор, – твердо сказал Еретик. – Но для этого мне нужно либо заставить его сознаться, либо поймать с поличным.

– И как вы хотите добиться первого? – поинтересовался Шеклу.

– Никак. Я добьюсь второго. Лучший способ выявить преступника – поймать его на живца, – Еретик хлопнул кулаком по ладони, один из любимых жестов старшины Унару, и весьма эффектный притом. – На что может клюнуть Призрак? Какие-то важные документы, без которых исследование затормозится.

Шеклу хмыкнул:

– Любезный Еретик, вы ведь понимаете, у нас нет неважных документов. Впрочем… Я начал готовить сравнительный анализ психического состояния добровольцев на момент начала пассивного облучения, сопряженного с информационной атакой «патриотизм», и их же психического состояния через месяц постоянного облучения. Но отчет еще не готов, даже половина не готова.

– Доктор Фешсу знает об этой работе? – быстро уточнил Еретик.

И получил немедленное же подтверждение:

– Конечно.

– Тогда сойдет, – кивнул Еретик. – Я правильно помню, документы пропадали из наблюдательной комнаты более чем в половине случаев?

– Да. Там же все ходят – кто наблюдает за добровольцами, кто проверяет оборудование. Больше столпотворение только в столовой!

– Отлично.

Это было приключение. Конечно, можно просто арестовать Фешсу и на допросе заставить сознаться, но поймать с поличным – это совсем другая история. Еретик оставил в комнате наблюдения приманку и позаботился, чтобы Фешсу узнал о ней. Еретик дождался вечера, высидел, как на иголках, вечерний сеанс и, сделав круг мимо жилого комплекса, снова вернулся в наблюдательную.

Через полчаса стояния за шкафом Еретик подумал, что он ошибся и Призрак не придет. Кто сказал, что он обязательно клюнет на приманку? Может, он пожалеет работу Шеклу! Может, он что-то заподозрил! Может, у него вообще норма – красть не более двадцати страниц текста в неделю! Никто не хочет работать сверх нормы, кроме добровольцев, да и те облучены, а значит, уже не совсем нормальны. А вот Призрак нормален, и он не хочет. А Еретик уже нацелился, как бы схватить его обеими руками за край белой простыни, сдернуть ее, а под ней – доктор Фешсу. И тут, конечно, аплодисменты публики и Сой тоже…

Не было ни звука шагов, ни разговоров в коридоре, просто дверь в пустую и темную комнату наблюдения неожиданно отворилась, образовав в стене яркий прямоугольник света, льющегося из коридора. За ней стоял доктор Фешсу, Еретик сразу узнал его рослую фигуру и круглую голову с большими залысинами. Фешсу прошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь. Снова стало темно, и в этой темноте Еретик услышал, неровное дыхание Фешсу, проходящего совсем рядом. И представил себе из-за одного этого дыхания, что у Фешсу приоткрыт рот, а над верхней губой капельки пота, что у него мокрые ладони, а во рту сухо. Что Фешсу пришел сюда ночью и отчаянно трусит. Но боится Фешсу не темноты и не звуков работающей аппаратуры, а его, Еретика, которого не видит, но точно так же чувствует и представляет себе в каждом темном углу уже больше недели.

Фигура продвинулась дальше, нашарила на столе разбросанные там и сям бумаги, собрала их в стопку и скрутила в трубочку, чтобы не было видно текста.

– Зачем вы это делаете, господин доктор? – спросил Еретик, и фигура дернулась к выходу, но замерла на полдороге.

– Как вы узнали, что это я? – хрипло спросил Призрак, и Еретик, пошарив ладонью по стене, нашел выключатель и зажег свет в комнате.

Фешсу часто заморгал, стремясь поскорее привыкнуть к свету, сглотнул, сомкнув на мгновение губы. Над верхней губой действительно были капельки пота, а ладони нервно сжимали документы, словно им физиологически необходимо было непрестанно шевелиться, что-то трогать, как-то действовать.

– Больше некому, доктор Фешсу, не будем тратить время на обсуждение очевидных фактов. Так зачем вы это делаете? Неужели дей-ствительно научная ревность? Неужели потому, что исследованием руководит Шеклу, а не вы…

Фешсу склонил голову и задумался, сразу став спокойнее. Пальцы перестали нервно танцевать по бумагам. Таким людям необходима интеллектуальная деятельность, как дыхание. Фешсу придвинул стул и сел:

– Позвольте уточнить, вы вычислили меня, размышляя так, господин лейтенант? Это действительно интересно.

Призрак снова надолго задумался, и Еретик спросил:

– Что именно интересно?

– Интересно, что вы верно решили задачу, несмотря на то, что ваше решение пошло по ложному пути, – Фешсу совсем пришел в себя. – Вы совершенно ошибочно приняли в этом уравнении «икс» за ревность этого исследования, но тем не менее верно вычислили «игрек» – виновного. Никакой ревности в уравнении нет вообще, мой «икс», мой мотив – комплекс вины. Даже, не поверите, немного обидно, что меня нашли, руководствуясь идеей, что у меня такой постыдный склад ума… Научная ревность, подумать только…

– Что же в ней постыдного? – Еретик сел напротив Фешсу. – Однажды мой приятель перехватил у меня тему для монографии – я думал, я его убью.

– Вы молоды, вам простительно, – возразил Фешсу. – Нет, лейтенант Китт, никакой ревности не было, наш профессор Шеклу – прекрасный специалист, на две головы выше, чем я. Если бы я хотел, чтобы исследование было завершено, лучшей кандидатуры на пост руководителя лаборатории и вообразить нельзя.

– Но вы не хотели…

– Но я не хотел, – подтвердил Фешсу. – Помните громкое дело об академиках, которые тормозили процесс создания ядерной бомбы? С того самого момента, как мы в ИИОО получили первые достоверные результаты, я понял, что принес из Области Отклонений еще более страшную силу, которая не должна достаться людям. Это слишком большое искушение, слишком большое могущество. Люди не должны получить такую власть. Не сейчас. И, наверное, очень нескоро. Этой власти невозможно сопротивляться.

– И после того как ваш отдел в ИИОО закрыли, вы решили во что бы то ни стало найти прототип, верно? – спросил Еретик. – Вы хотели контролировать процесс исследования, не могли оставить эту власть без присмотра.

– Да нет, какой там присмотр, – обреченно махнул рукой Фешсу. – Я хотел уничтожить излучатель. Связи помогли, я нашел прототип. Правдами и неправдами проник в Зону 15, кинулся в ноги Верьямеру, умолял принять меня в команду. Он был ошарашен, конечно, но взял меня в лабораторию, хотя это совсем не мой профиль. Здесь я некоторое время выждал и принялся… вредить.

– Почему бы тогда просто не бросить бомбу в комплекс «Луч»? Или вы на самом деле не хотели уничтожать «Старушку»?

– Хотел, – Фешсу горько усмехнулся. – Я просто слабый. И трусливый. Я совсем не приспособлен для таких дел, это не то, чем я должен бы заниматься. Вам странно и неудобно, должно быть, слышать такие слова от пожилого человека, господин лейтенант. Простите меня за эту неловкость. Я ночь за ночью планировал, как я отправлюсь в «Луч» и разобью излучатель. Иногда мне даже казалось, что я уже это сделал, одной силой воли, одним желанием, одним усилием мысли… Но утром я приходил в комнату для наблюдений, и сеанс шел без сбоев. Тогда я себя ненавидел за трусость. И сейчас ненавижу, потому что знаю, вы безотлагательно отведете меня в тюремный блок и я просижу там до конца исследования. И уже ничего не смогу сделать. И никто не сможет. Верьямер – гений, но он только сейчас начал понимать то, что я понял еще в Институте Исследований. И был бы шанс, что он закончит мое дело, но он все еще не может смириться с этой мы-слью. Утешает себя тем, что излучатель будет в руках Императора и значит, все в порядке… Как будто Император безгрешен. Как будто Император вечен. Как будто Император что-то решает.

– Мне жаль, что так получилось, – Еретик не знал, что еще сказать. – Давайте прогуляемся до блока, господин доктор.

– Что, вы не станете надевать на меня наручники? – Фешсу обежал взглядом комнату для наблюдений, словно ища поблизости нечто, что могло бы ему помочь.

– Если вы сейчас попытаетесь чем-нибудь меня стукнуть – придется надеть, – поспешно предупредил Еретик. – Я не хочу вести вас в наручниках, в коридорах могут попасться младшие халатики. Им не нужно такого видеть.

– Бережете мое доброе имя? – у Фешсу хватило характера на иронию.

– А что еще у вас остается? – спросил Еретик. – Работы больше не будет, жизнь отнимут по законам военного времени, едва мы выйдем на поверхность. Я не буду делать из вас в глазах коллег ни жертву, ни злодея. Скажу всем, что вы по приказу командования будете заниматься параллельной темой и что вам нельзя мешать.

– Спасибо, господин лейтенант, – Фешсу поднялся со стула и сунул руки в карманы халата. – Вы разумный человек, может быть, я убедил бы вас в своей правоте, но вы наверняка не дадите мне времени.

– Совершенно верно, не дам, – Китт встал со стула, аккуратно задвинув его на место, открыл дверь в коридор и пропустил Фешсу вперед.

До тюремного блока они шли молча и неторопливо. Кивали редким пробегающим по коридорам коллегам, словно ничего не случилось.

– Я прослежу, чтобы вас здесь кормили и… – Еретик не знал, что нужно говорить в таких случаях. – Вам что-нибудь нужно? Книги, может быть? Тетради?

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь пошел и уничтожил излучатель, но я не имею права требовать от других того, на что не смог решиться сам, – проговорил Призрак. – Так что книги, пожалуй, сойдут. Если вас не затруднит, конечно.

– Я принесу, – пообещал Китт и закрыл дверь одиночной камеры.

Вернувшись в свой кабинет, он написал сообщение полковнику Мору и немного посидел за столом, собираясь с мыслями. Когда он только вычислил Призрака, он был собой доволен – еще бы, поймать саботажника. Теперь было какое-то неясное ощущение, словно где-то он ошибся. И дело было не в том, что Китт ошибся в мотиве, хотя неприятно, конечно, узнать, что твоя блестящая теория о том, что чувствует другой человек, оказалась пустой и бессмысленной. Дело было в личности самого Призрака-Фешсу. В том, что его нельзя было назвать полностью неправым, а когда наказываешь того, кто может быть прав, – это гложет.

Шеклу, должно быть, спал, но Еретик все же поднял трубку и набрал две цифры, соединяющие с кабинетом профессора.

– Да, – ответил Шеклу через два гудка.

– Профессор, это Китт. Вы не спите? Я могу зайти?

– Конечно, господин лейтенант. Какой там сон… Я вас ожидаю.

Ожидал, как оказалось, не только Шеклу, но и старшина Унару. Оба они выжидательно глядели на вошедшего Китта, но первым не выдержал старшина:

– Ну чего? Поймал Призрака?

– Поймал, – Еретик присел в кресло. – Он в камере, просил принести ему книг.

– Дект раскаивается? – спросил Шеклу.

Ему было стыдно, и горько, и больно, это сразу бросалось в глаза.

– Нет, – признал Китт. – Не раскаивается ни в чем. Считает, что излучение – это сила, страшнее ядерной бомбы, и власть, страшнее… ну, тоже ядерной бомбы. Хотел уничтожить «Старушку», но не мог решиться и потому пакостил по мелочи, от бессилия, как я понимаю.

– То есть это не ревность к тому, что я украл его исследование? – Шеклу встал с места и прошелся по кабинету. – Мне это покоя не давало все это время. Я ведь не виноват, что этот проект отдали мне, я даже не думал никогда, что…

– Нет, профессор, это моя глупая ошибка, – Еретик скривился. – Хотя доктор Фешсу действительно виновен в саботаже. И если признаться, я отчасти понимаю его доводы…

Но закончить свою мысль Еретик не успел, в кабинет стремительно вошел доктор Доов, и лицо у него было белое от потрясения.

– Прости, Верьямер, я без стука, – сказал он с порога, и Еретик отметил, что на людях они с профессором всегда были на «вы» и именовали друг друга официально.

– Что случилось? Если ты узнал про Декта, то так было нужно, – поспешил сказать Шеклу. – У нас не было выбора, он саботировал исследование!

– Фешсу? – Доов нахмурился, соображая. – Так Дект – саботажник? Что, совершенно точно? Подумать только…

– Судя по реакции, вы пришли сюда не из-за него, – Еретик поднялся с кресла. – Прошу вас сохранить эту информацию в тайне от других сотрудников, официально у доктора Фешсу свой проект.

– Конечно, – Доов глубоко вдохнул и покачал головой. – Час от часу не легче.

– Вы пришли с новостями? – спросил старшина. – Я понимаю, новости про Призрака – это ужасно интересно, но у вас и с собой что-то было.

– Да, у меня важное сообщение с поверхности, господа, – произнес Доов. – Южные провинции, отделившиеся от Империи и самовольно присвоившие себе независимость, уничтожены массовыми ядерными бомбардировками. На месте этой группы стран… Больше там ничего нет. Ядерная пустыня. А южная граница Империи теперь совпадает с руслом реки Голубая Змея и прибрежных лесов.

– Господи боже, – профессор на нетвердых ногах подошел к столу и оперся об него, затем упал в кресло и закрыл лицо руками.

– Это все? – спросил Унару.

– Нет, к сожалению, это не все… На Зартак были также сброшены супербомбы… Мне очень жаль, господин Унару.

Сначала Еретик даже не понял, а потом в мозгу словно вспыхнуло – как же, Зартак, восточный горный хребет! Полубоги в маленьком горном селе. Славные предки старшины, его священная земля.

– Господи боже, – повторил глухо Шеклу. – Прекрасный наш Зартак.

– Господи боже?.. Профессор, – старшина Унару поднял глаза на Шеклу, и Еретик поразился глубине этого взгляда, – скажите откровенно, вы верите в бога?

– О, я страстно желал бы верить, – Шеклу отнял ладони от лица, вид у него был потерянный и разбитый. – Ведь иначе получается, что все наше существование, весь наш мир – это случайность, глупый бессмысленный пузырь в монолите. Хотя исследования геологов говорят, что по мере углубления растет температура и монолит вовсе не монолит, но лава… Не важно. Я не желаю думать, что наш мир есть не более чем погрешность в равновесии, нарушение в закономерности… Приятнее думать, что наш мир не ошибка, что все это не случайно, что есть некий общий божий замысел…

– Боюсь, идея бога так же ущербна, профессор, – старшина Унару встал, по привычке расправляя усы, словно они могли примяться оттого, что старшина сидел. – Потому что когда я смотрю вокруг и вижу все это паскудство, то думаю, что если это, массаракш, и есть божий замысел, то пошел он в задницу.

Хрег шумно вздохнул, не говоря более ни слова, вышел из кабинета, и в тишине были еще долго слышны его удаляющиеся по коридору шаги. Реже и тяжелее, чем обычно.