Сиэтл, Вашингтон

22 марта

Данте уставился на бумагу, его сердце бешено колотилось. Фотография расплывалась, а боль пронзала виски при каждой попытке сфокусироваться.

Отомсти за свою мать и за себя.

Но если то, что сказала Хэзер, правда — а у него не было причин сомневаться — тогда он проиграл. Убийца Женевьевы Батист все еще дышал, и ел, и спал. Наслаждался жизнью.

Но ненадолго.

— Назови мне имя еще раз, — сказал Данте, грудь сдавило, мышцы скрутило. — Я не могу его прочитать. Назови еще раз. Медленно.

Хэзер нахмурилась от беспокойства.

— Ты неважно выглядишь, — сказала она.

— Имя.

— Роберт Уэллс.

— Роберт… — повторил Данте и открыл было рот, чтобы произнести фамилию, но она ускользнула, утекла из хватки, смазалась болью. Глубоко внутри жужжали осы. Боль колола в висках. — Черт, — пробормотал он. — Повтори.

— Роберт Уэллс. Данте, я не думаю…

Образ вспыхнул в разуме Данте: мужчина с блондинистыми с проседью волосами и с дружелюбной улыбкой склоняется над ним. Разбрызганная кровь украшает его белый лабораторный халат. Рука поглаживает волосы Данте, когда он вставляет иглу в его шею.

— Мой красивый мальчик. Ты выживешь после всего того, что я могу с тобой сделать, не так ли?

И нажимает на поршень.

Образ развалился на части. Исчез. Боль пробралась в осознание Данте, в глазах мерцал белый свет.

— Повтори, — прошептал он, стуча кулаками по вискам. — Еще раз.

Пальцы схватили его подбородок, заставили повернуться. Их взгляды встретились: в синих глазах Хэзер отражалось беспокойство. Ее губы шевелились, но все, что он мог слышать, — голоса, нарастающие внутри как ураган.

— Нам нужна смирительная рубашка. И цепи. Поспешите!

— Маленький чертов психопат.

— Скажи это снова, и я отдам тебя этому маленькому чертову психопату.

— Беги, Данте-ангел, беги!

— Данте, вернись, — голос Хэзер прорезался сквозь голоса, и он сконцентрировался на ее лице.

Она смотрела прямо в душу. Глубже, чем, по его мнению, было безопасно. Но для него? Или для нее? Он не был уверен, казалось, что это опасно для них обоих. То, что шевелилось в темноте души. Беспокойное. Голодное.

Мышцы Данте напряглись. Глубоко вдохнув, он сфокусировался на мрачном взгляде Хэзер. Ощутил ее аромат сирени-и-шалфея-во-время-дождя. Потом ее руки обвились вокруг него, и голоса исчезли. Жужжание прекратилось.

Все стихло, кроме стука их сердец, ритма, соединяющего в себе дневной свет и восходящую луну. Он обхватил ее руками и уткнулся носом в волосы, вдыхая благоухание сирени.

— Данте?

— J’su ici.

— Как твоя голова?

— Comme çi, comme ça, — он поднял голову и увидел у ног кусочки разломанного дерева, а затем посмотрел на сломанный стул. — Черт. Прости.

— Не переживай. Сиди, — настояла Хэзер.

Данте отпустил ее, затем покачал головой.

— Нет, мне нужно идти.

Лицо Хэзер приобрело странное выражение.

— Что я говорила тебе чуть ранее?

Данте порылся в памяти, чувствуя, как что-то движется и ускользает. Боль пронзила разум. Он шмыгнул носом. Почувствовал кровь.

— Что-то о парне, который принял меня на свет и убил мою мать, но я не помню его имя, — пробормотал он и вытер нос, размазав кровь по тыльной стороне руки.

— Роберт Уэллс, — сказала Хэзер. — Доктор Роберт Уэллс. И у тебя нос кровоточит.

— Роберт… — сказал Данте, потом вернулся к памяти. Он знал, что имя было там, почти слышал его эхо, но не мог дотянуться. — Черт!

— Сядь. — Хэзер надавила на его плечи. — Данте, сядь.

Он сел и пробежался пальцами по волосам. Что-то внутри было не так, как будто бы заводилось, нечто сломанное, раздробленное, пыталось вернуться к жизни. Сердце стучало тяжело и быстро. Хэзер опустилась перед ним на колени и приложила к носу салфетку.

— Как так получается, что я могу вспомнить имя Джоанны Мур, но не этого подонка?

Хэзер покачала головой, ее лицо было очень серьезным, озабоченным.

— Не знаю, но есть ощущение, что Уэллс запрограммировал тебя с гарантией своей безопасности, о чем Мур не подозревала, возможно, чтобы остаться в живых в случае, если их дела пойдут наперекосяк.

— Хорошо, тогда давай обойдем эту чертову гарантию безопасности. Где он живет? Как мне найти его?

— Позже. Откинь голову.

— Я в порядке! — сказал он, выхватывая скомканную бумажную салфетку.

— Отдай.

— Ты не в порядке! — Хэзер кинула в него окровавленной салфеткой. Огонь горел в ее глазах, и он почуял, как кровь прилила к ее щекам. — Твой разум погружен в хаос еще с рождения, Данте. Ты далеко от того, чтобы быть в порядке. Почему ты такой чертовски упрямый осел?

— Это единственный путь, который я знаю.

Грустная улыбка коснулась губ Хэзер.

— Да, так ты и выживаешь.

— Я не единственный упрямец в этих отношениях.

— Я настойчивая, а не упрямая ослица, — пробормотала Хэзер. — Есть большая разница.

— Продолжай себе это говорить.

Смех Хэзер был глубоким, теплым и сексуальным.

— Ты помнишь, что я тебе говорила немного ранее?

Данте кивнул.

— О парне, чье имя я не могу запомнить. О парне, который ответственен за смерть моей мамы.

Слови Извращенца пробрались в его мысли. Так как она была кровососом, они отрезали ей голову и сожгли.

— Правильно. Мы разберемся с этим завтра. Думаю, нам обоим на сегодня достаточно, и тебя все еще ждет выступление.

— А у тебя Энни, — сказал Данте.

— Угу, — вздохнула она. Усталость отразилась в ее глазах. — У меня есть несколько зацепок, которые я хочу проработать сегодня, после того как разрешу проблему с сестрой. Я в безопасности до понедельника. А ты, возможно, в безопасности во время тура. Но будь предельно осторожен, я могу ошибаться.

— Ты тоже. Держи оружие при себе, chérie.

— Да, конечно.

Данте подошел к окну и открыл его.

— Завтра я первым делом починю это, — сказал он, проводя пальцем по сломанной защелке.

— Еще бы ты его не починил, — ответила Хэзер, хотя и не могла представить его с отверткой. Она проследовала за ним к окну. — Почему бы тебе не использовать дверь?

Данте пожал плечами.

— Выхожу тем же путем, которым вошел.

Повернувшись, он наклонился, и Хэзер поняла, что запрокинула голову для поцелуя, ее сердце стучало сильно и быстро, но вместо горячего прикосновения губ она почувствовала его пальцы, дотрагивающиеся до лица. Его лоб коснулся ее лба, и она вдохнула дымный и глубокий запах темной земли.

— Je te manque, — прошептал он. Его пальцы задрожали, а потом исчезли.

Хэзер посмотрела в глаза Данте; голод сверкал в их темных глубинах. Она дотронулась до его лица, и он, напрягшись, отстранился. Ее горло сжалось.

Данте целует по многим причинам — он целует друзей, он целует незнакомцев, она даже видела, как он целует врага. Но что значит, если он не целует? Когда отказывается коснуться губами?

Отодвинув занавеску в сторону, Данте нагнулся и перебросил одну ногу через оконный проем. В таком положении он посмотрел на Хэзер.

— Я добавлю вас с Энни в список гостей на завтра, если вы захотите прийти на шоу.

— С радостью, — сказала Хэзер с улыбкой. — Спасибо.

— Bonne nuit, chérie, — сказал он, спрыгивая на землю. — До встречи.

Данте натянул капюшон толстовки, опустив как можно ниже, схватившись пальцами за края у лица. Затем сделал несколько шагов, удерживая взгляд на ней, его блестящие глаза мерцали в темноте. Скользнув в тень, он развернулся и побежал.

Хэзер закрыла окно, прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. Стекло холодило кожу. Ее пальцы схватились за подоконник. Недели порознь не изменили ее чувств к Данте. Но она все еще не разобралась с тем, что творилось в сердце. Но прежде, чем она сможет что-нибудь сделать, они оба должны пережить крах Плохого Семени.

Задернув занавеску, Хэзер повернулась и подошла к дивану, на который бросила сумочку, когда пришла — огорошенная драматическим обмороком Энни и перехватывающим дыхание присутствием Данте. Она вытащила из сумочки супер-кольт и засунула его за пояс джинсов сзади. Холодное дуло касалось поясницы.

Тихие всхлипывания, несчастные и уязвимые, вернули ее в гостевую комнату к теперь уже рыдающей сестре. Слова Данте, сказанные шепотом, крутились у нее в голове: Je te manque.

«Мне тоже тебя не хватает», — подумала она.