Дамаск, Орегон

23 марта

Алекс закончил закапывать останки последнего эксперимента Афины, утрамбовав землю задней стороной лопаты. Пот щипал глаза. Выпрямившись, он вытер лоб рукавом и выгнул спину, чтобы уменьшить напряжение в мышцах. Затем втянул в себя воздух со смесью запахов замерзшей реки и хвои, чтобы избавиться от вони расплавленной плоти.

Закинув лопату на плечо, он направился в коттедж, в душ. После, высушив полотенцем волосы, надел джинсы и черную футболку «Inferno» с языками пламени, вылизывающими край рукава, и надписью «ГОРИ» с левой стороны груди. Он зашнуровал рипперсы, натянул толстовку с капюшоном, затем последовал за похожим на шелест-ветра-в-деревьях шепотом Афины.

Она сидела, скрестив ноги, на диване в темной занавешенной гостиной, свет от монитора ноутбука мерцал на ее лице, искрясь в глазах. Губы двигались, словно она шептала.

— Я уезжаю в Сиэтл, — сказал Алекс, остановившись рядом.

Синий свет вспыхивал на восхищенном лице Афины, когда она снова и снова просматривала, как Данте разрушает Джоанну Мур. Он понял, что сцена поставлена на повтор.

— Я уезжаю, — повторил он мягко, присев около дивана. — Я могу тебе доверять, оставляя здесь, пока меня не будет?

Афина кивнула, волосы упали ей на лицо. Она откинула их назад рассеянным движением руки. Голубой свет танцевал в ее глазах.

— Держись подальше от Отца. И это не значит, что ты можешь убить Мать. Обещай.

— Обещаю.

— Что ты видишь? — спросил Алекс.

— Ночное небо, полное черных и золотых крыльев, — пробормотала она. — Падшие спускаются, охваченные огнем в небе, с песнями. Я видела женщину, балансирующую на канате.

— Что это значит?

— Спроси Данте.

Алекс схватил руку близнеца и сжал.

— Фина, ты будешь в порядке? Ты всегда можешь пойти со мной. Когда она посмотрела на него, яркий свет от монитора исчез из ее глаз. — Со мной все будет хорошо, Ксандр, — небольшая улыбка коснулась ее губ. — И в Сиэтле ты управишься лучше без меня.

Она сжала его руку в ответ, горячо и быстро.

Круг замкнулся снова, и на краткий миг Алекс почувствовал связь и единение. Затем Афина убрала руку. Ее взгляд вернулся к монитору. Она коснулась клавиатуры, и свет опять вспыхнул на лице. Затанцевал в глазах. Ее губы двигались, шептали.

Он потерял ее. Снова.

Алекс поднялся на ноги, открыл парадную дверь и покинул особняк. Туманный дождь прекратился. Бледные и рваные лучи тянулись от серых туч, пробиваясь через верхушки деревьев. Бриз шелестел в ветвях, принося запах сосны и сырой земли, словно мягко и еле слышно выдыхая.

Зови меня Аид.

Холод пронзил Алекса, кожа покрылась мурашками. Время убегало. Быстрее, чем он хотел. Быстрее, чем он мог представить. Алекс пробежал через двор к дорожке, покрытой гравием, к своему Ram. Дождь украсил бисером ярко-красный багажник джипа, поблескивая на окнах. Скользнув за руль, Алекс посмотрел на пол.

В бывшей сумке для оружия теперь было все, что нужно, чтобы сдерживать Данте. iPod с зашифрованными инструкциями отца и маленький тонкий пистолет с транквилизатором лежали в кармане толстовки. Там было и кое-что, о чем Отец не знал и, безусловно, не одобрил бы — флешка, содержащая всю историю Плохого Семени и прошлое Данте.

На случай, если все пойдет прахом.

— Аминь, брат, — пробормотал Алекс, заводя пикап.

***

Лежа в грязи, сосновых иголках и насекомых, Катерина смотрела в бинокль, как высокий худой блондин в джинсах и черной толстовке залез в пикап. Он вывел его по подъездной дороге к шоссе и уехал.

Выглядело так, словно у Александра Лайонса выходной, учитывая то, во что он был одет, и поздний полуденный час. Он покинул близняшку в коттедже и умирающую мать в главном доме с отцом.

— Интересно, как долго не будет сына, — сказал Бек.

— Это имеет значение? — спросила Катерина, оставаясь сконцентрированной на дорогом доме среди сосен. — Покончить с Уэллсом займет лишь мгновение.

— Ага, — вздохнул Бек, — маленькая Мисс Крутая Задница.

— Оставь свои комментарии при себе.

— Понял. Маленькая Мисс Крутая Задница на деле.

Мышцы Катерины напряглись, на мгновение в ее мыслях проскочила очень ясная картина, как она душит Майкла Бека ремнем бинокля, как обездвиживает его, прижимая колено к широкой спине. И, по некоторым причинам, эта воображаемая картина насмешила ее. Все выглядело как кадр из старого кино, боевика, наполненного отвратительной игрой слов и чопорными диалогами.

I’ll be back…

День, когда она задушит кого-нибудь ремешком от бинокля, станет днем ее отставки. А как же боевики? Ее негодование, вызванное присутствием Бека, утихло. Глубокий вдох — напряжение ушло. Краткий разгоряченный разговор с начальством в аэропорту Портленда ни к чему не привел.

— Мне не нужно прикрытие. Отзовите его.

— Уэллс и Уоллес твои, Катерина, и только твои. Бек здесь на случай, если что-то пойдет не так. Лучше быть подготовленным, чем пойманным врасплох.

— Все пойдет так. Были ли у меня когда-нибудь…

— Бек остается.

Так оно и получилось. Даже несмотря на то, что обычно она работала одна, предпочитая, чтобы так все и оставалось, работодатели иногда посылали прикрытие на задания с несколькими целями. Как в данном случае.

Ее пульс стал медленнее и ровнее. Успокоившись, Катерина пересмотрела, что знала о жителях дома.

Александр Аполлон Лайонс. Взял девичью фамилию матери с расчетом, несомненно успешным, сделать карьеру без какого-либо влияния отцовского имени. Агент ФБР, руководящий специальный агент отделения в Портленде, тридцать пять лет, рост — шесть футов два дюйма, вес — сто девяносто фунтов, младше сестры-близнеца на две минуты. Его карьерный взлет в Бюро со свистом остановился, когда близняшка стала душевнобольной, и он перевелся из Вашингтона, чтобы заботиться о ней.

Афина Артемида Уэллс. Известный клинический психолог, специализирующийся на аномальной психологии, тридцать пять лет, рост — пять футов десять дюймов, вес — сто сорок фунтов. Ей овладела шизофрения, или одна из ее форм, в возрасте двадцати пяти лет. Она проработала еще в течение пяти лет, прежде чем ее безумие дошло до степени, требующей строгой изоляции, лекарств и ограничений.

Внизу, рядом с домом и гостевым коттеджем, было тихо. Еще две машины были припаркованы на подъездной дороге, Saturn и автомобиль, покрытый брезентом. Покрытая машина скорее всего принадлежала Афине.

Расследования Катерины показали, что жене Уэллса, Глории, пять лет назад поставили диагноз рак матки. Она перенесла операцию и облучение. Год назад в счетах Уэллса обнаружили покупку препаратов для химиотерапии, морфина и медицинского оборудования, похоже на то, что рак вернулся.

Осмотрев двор, Катерина не увидела признаков собаки или любого другого питомца. Возможно, Уэллсы не были приятной семьей. Запах хвои и мокрой травы заполнил ноздри.

Отправил ли Бронли запись из медсанчасти Уэллсу? Катерина планировала это узнать, как только стемнеет. Миссия на сегодня включала два пункта: прижать Уэллса, вернуть отсутствующую запись — если она у того была.

Несколько тихих часов спустя дверь коттеджа открылась, оттуда вышла фигура. Катерина сфокусировала бинокль на Афине Уэллс. Одетая в запачканный лабораторный халат и коричневые брюки, она вышла босиком во двор, оставив дверь за собой открытой, и направилась к основному дому. Затем внезапно остановилась. Обернулась.

И посмотрела прямо в бинокль Катерины.

Афина коснулась пальцем губ. Ш-ш-ш…

— Господи, — выдохнула Катерина. Ее кожа покрылась мурашками. — Она знает, что мы здесь.

— Невозможно, — ответил Бек. — Она псих. Она ничего не знает.

У Катерины было явное чувство, что это они те, кто ничего не знают.

Афина Уэллс отвела взгляд, затем преодолела остаток пути к главному дому. Открыв дверь, она скользнула внутрь. Та захлопнулась следом. Мгновение спустя сканер системы сигнализации в руке Катерины пикнул и показал: «все чисто».

Она была выключена. Или выведена из строя.

Катерина наблюдала за домом в течение следующего получаса, чувствуя, как под ногами туго натягивается канат.

— Я иду внутрь.

— Понял, — тон Бека наконец стал деловым. Он коснулся переговорного устройства, вставленного в ухо. — Я дам сигнал, если сын вернется.

Катерина упаковала бинокль и другие приспособления и начала спускаться по склону холма, держа пистолет в руке.

***

Уэллс сел за стол, прислонив к нему ружье. Слайд-шоу семейных фотографий мелькало на мониторе компьютера: Глория на серфе на пляже Линкольн Сити; близнецы — светловолосые карапузы, только начинающие ходить; смеющаяся Глория. Глубокая боль в его груди ослабла впервые за несколько месяцев.

Скоро Глория снова будет смеяться. В ближайшие часы Алекс удостоверится, что С прослушал сообщение на iPod. Потом С, красивый и смертоносный, начнет действовать, и назначенная ему цель, РСА Альберто Родригез, умрет. И хорошо бы, если в сильной агонии. И глядя в бледное беспощадное лицо С, Родригез поймет, кто его послал и почему.

Когда Алекс приведет С домой, Данте Прейжон исчезнет навсегда. Уэллс направит С вылечить Глорию, украсть его красавицу Персефону из горячей хватки Аида еще раз и вернуть Уэллсу смеющуюся невесту.

Темное эмоциональное возбуждение завертелось внутри, Уэллс коснулся клавиатуры, и слайд-шоу исчезло. Пролистав файлы, он кликнул на тот, что был обозначен С, открыл его. Затем расслабился в кресле, когда изображения заполнили монитор.

Запертый внутри кроличьей клетки, карапуз с черными волосами, вьющимися позади бледной шеи, наблюдает, как его игрушки, одну за другой, бросают в костер. Следуя инструкциям Уэллса, пьяные приемные родители сказали ребенку, что это его вина, что они сжигают его игрушки.

— Ты был плохим мальчиком, ты. Плохим-плохим злым мальчиком. Это все твоя вина, твоя.

Маленькая пластиковая гитара плавится в огне. За ней следует мяч. Но когда достают последнюю игрушку, истрепанную, изодранную плюшевую черепаху, чтобы кинуть в пламя, карапуз вырывается из клетки. Свет от огня отблёскивает от его маленьких клыков, когда он выхватывает черепаху из руки приемной матери.

— Дерьмо собачье! — вопит приемный отец, потом, отойдя от шока, хватает карапуза. Он засовывает его руку вместе с зажатой маленькими пальчиками черепахой в огонь.

«Пусть сейчас кто-нибудь попробует такое вытворить», — подумал Уэллс. Он прокрутил файл, пытаясь найти другие особенные кусочки, другие значимые воспоминания, затем остановился. Он услышал, как открылась входная дверь? Сигнализация пищала ускоренным темпом, и сердце Уэллса подскочило к горлу. Его пульс стучал так быстро, что зрение помутилось. Он опустил голову, глотнул воздух, думая. Прекрасно. Несмотря на твою готовность, ты ловишь воздух как выброшенная на сушу золотая рыбка.

Когда он потянулся трясущейся рукой к ружью, неистовый писк прекратился. Уэллс схватил ружье и напряженно вслушивался, минуя свой громыхающий пульс. Через мгновение он уловил знакомый мягкий звук, словно шелест ветра в деревьях.

И облегченно выдохнул. Всего лишь Афина. Он провел все еще трясущейся рукой по мокрой от пота брови. Шепот предшествовал его дочери, идущей по коридору, слова, которые она повторяла снова и снова, становились понятнее.

— Триводномтриводномтриводномтриводномтриводномтрив одном…

Но потом ужасающий вопрос пришел ему на ум — как Афина заглушила сигнализацию? Даже Александр не знал, что он изменил код, пока нет.

Все еще шепча, Афина зашла в его кабинет, ее грязные босые ноги испачкали светлый ковер. Она прошла мимо стола, засунув руки в карманы забрызганного и испачканного лабораторного халата.

— Афина, — сказал Уэллс, беря ружье под руку и дотягиваясь до блокирующего мысли устройства в кармане штанов. Шепот прекратился. — Что ты здесь делаешь? — Он развернулся в кресле.

Афина стояла напротив его коллекции эллинских копий, щитов и нагрудников. Затем выдернула копье, развернулась на носочках. Ее эгейские глаза блестели, словно от солнца. Улыбаясь, она вытащила из кармана спрятанный в нем тазер.

Стрелки проткнули его грудь. По телу прошел электрический ток. Боль стерла все мысли из головы. Мышцы свело судорогами, Уэллс задергался в конвульсиях и свалился на пол.

Сквозь дымку ударов и нарастающую боль он услышал голос дочери:

— Я нарушаю обещание, папочка, — сказала она.