Дамаск, Орегон

23 марта

— Наконец-то, — сказал Бек, вставая, когда Катерина поднялась на холм. — Я начал беспокоиться. Черт возьми, почему так долго?

— Прости, — ответила она. — Дочь никак не ложилась спать. Я ждала.

— Я думал, что разделаюсь с Уоллес, пока ты, для разнообразия, будешь ждать где-нибудь в темноте и грязи. Но о ней уже не нужно беспокоиться, приказ только что поменялся. — Бек наклонился и поднял плед. — Ты легко отделалась, Мисс Крутая Задница.

Катерина посмотрела на него.

— Поменялся? Как?

— Они хотят уволить ее и посадить за решетку, поэтому послали Норвича и Шеп.

— За решетку? Почему?

Бек выпрямился, перекинув плед через руку, и долго смотрел на нее в тишине.

— Откуда я знаю, мать твою? — спросил он наконец. — С каких пор ты спрашиваешь почему?

— С этого момента, — ответила Катерина.

— Тогда выброси все из головы, и давай уже свалим, черт возьми, — сказал Бек. — Я голоден и устал, а еще меня искусала чертова уйма насекомых. — Он начал спускаться по другой стороне холма к арендованному автомобилю Mazda.

Катерина глубоко вдохнула пропитанный хвоей воздух и подняла глок.

— Бек.

Бек обернулся, его глаза расширились. Плед свалился на землю. Он схватился за кольт в наплечной кобуре. Она прицелилась. Мгновение растянулось, время внезапно стало резиновым и обтекаемым. Их глаза встретились.

Бек выдернул кольт из кобуры. Катерина нажала на курок. Пуля врезалась прямо ему между глаз, и он умер прежде, чем тело успело рухнуть на землю и покатиться вниз с холма.

Опустив оружие с колотящимся сердцем, Катерина закрыла глаза и сошла с каната.

***

Бродяга вампир вышел из-за занавеса на сцену и присоединился к участникам «Inferno», которые уже разбирали и складывали оборудование. Шеридан поднялся по боковым ступенькам и скользнул мимо затемненного угла занавеса. Пробрался внутрь. И застыл.

Данте Прейжон растянулся на потрепанном диване, черные волосы наполовину закрывали бледное лицо. Сидевшая на подлокотнике дивана красивая рыжеволосая женщина двумя руками подняла пистолет и прицелилась.

— Разворачивайся и уходи, — тихо сказала Хэзер Уоллес.

Шеридан не сомневался, что она нажмет на курок, если он не подчинится. Его мысли ускорились, как и пульс. Уоллес защищает гребаного вампира.

На один удар сердца, кристально-чистый момент, Шеридан представил, как стреляет в Уоллес, потом в Прейжона, но понял, что ему никогда не хватит времени, чтобы прикончить ублюдка прежде, чем кто-то — бродяга, или смертные участники группы, или поклонники — заинтересуется закулисьем.

Выдавив улыбку, Шеридан поднял руку в примирительном жесте, показал цифровую камеру в другой руке.

— Я от журнала «Spin», — сказал он. — Просто надеялся на несколько кадров.

Уоллес не вернула улыбку. Не опустила пистолет. Не сказала ни слова. Шеридан отошел, держа руки поднятыми, затем скользнул за занавес. Он вздохнул с облегчением, только когда вышел из клуба.

Он пересек парковку, обходя лужи и игнорируя холодный дождь, стекающий по лицу. Пора было вернуться к начальному плану, проследовать за Прейжоном до отеля, а затем дождаться дневного света, чтобы прикончить его; хотя приступ казался такой замечательной возможностью.

Век живи, век учись, мать твою.

А что касается милой предательницы Хэзер Уоллес, он надеялся предупредить ее, но она вела себя непростительно. Так что Кортини может забрать ее.

***

Алекс стоял снаружи «Весперса» и продолжал наблюдать за облепленным жуками автобусом «Inferno». Он вытряс еще одну сигарету из почти пустой пачки Winston, зажал ее губами и зажег, прикрывая ладонью огонек от Zippo. Вдохнув дым, он почувствовал, как никотин заскользил по венам.

Шоу закончилось рано, и, судя по гудящим разговорам, стало понятно, что что-то случилось с Данте. Кто-то шептал, что передозировка; другие — что приступ. Алекс подумал, не проснулось ли в молодом вампире что-то темное, смертельное, голодное, и не завладело ли им?

Большинство людей, которые толпились у автобуса, надеясь получить фото, автограф или быстрый секс, рассеялись, когда бродяга вампир в кожанке Ночного волка вышел из здания и раздавил их мечты.

Никаких фото. Никаких автографов. Никакого секса, быстрого или не очень. На встречу с Данте сейчас можно не рассчитывать, но он устроит встречу с фанатами позже.

Фанаты «Inferno» подождали еще немного на мокрой от дождя парковке, словно думали, что бродяга рассмеется, скажет, что это была шутка, и Данте уже ждет встречи с каждым из них, чтобы исполнить их самые глупые желания. Когда этого не случилось, они наконец-то сдались и разошлись, на разрисованных лица было написано разочарование. От тех нескольких, что проходили мимо Алекса и обсуждали «передозировку наркотиками» в разгоряченных тонах, тащило едким, пробивающим нос запахом пачули и пота.

Алекс сделал последнюю затяжку и кинул сигарету в водосточный желоб. Похоже, возможность поговорить с Данте уменьшалась с каждым проходящим мгновением. Он планировал представиться неопытным музыкантом с ремейком песни «Inferno» на своем iPod и попросить Данте — Ох, можешь, пожалуйста? Это будет так много для меня значить! — послушать. Единственной возможной преградой была Хэзер, но он мог действовать так, чтобы не попасться ей на глаза.

Время импровизации. Он последует за группой туда, где они остановились, выждет некоторое время, притаится до сумерек. А потом постучит в дверь Данте.

Лучше рассказать Отцу о задержке.

Алекс прислонился к зданию, камни за спиной были твердыми. Он вытащил телефон из кармана толстовки, коснувшись при этом пальцами тонких форм iPod. На мгновение он подумал, что нажал не ту кнопку, когда Афина ответила на звонок с первого гудка.

— Идущая по канату хочет поговорить с тобой, — сказала она.

Алекс выпрямился, пульс ускорился в два раза.

— Кто? Афина, что происходит…

— С твоей сестрой все хорошо, — незнакомый женский голос коснулся его уха. — Но дуло моего пистолета у виска твоего отца. — По низкому и ровному голосу Алекс без сомнений понял кто она — ассасин ТО. — Я могу нажать на курок и уйти или могу убрать пистолет на время. Зависит от того, как ты ответишь на следующий вопрос.

***

— Боб? Дорогой?

Уэллс перевел взгляд от искусной текстуры потолка, похожей на сахарную глазурь на верхушке кекса, и посмотрел на свою жену. Все маленькие светящиеся лампочки, которые показывали состояние жизненно важных органов Глории, моргали под равномерный и обнадеживающий писк.

— Как Афина смогла застать тебя врасплох? — спросила Глория, голос ее был тонким, как бумага, и как ее хрупкая кожа.

Уэллс смог грустно рассмеяться.

— У меня был план на случай нападения ТО или coup d’etat Александра, но я никогда не предвидел предательства от нашей дочери.

Кожа скрипнула, когда Уэллс еще раз повернул запястье, надеясь даже на малейший шанс ослабить хватку. И, как бы ни пытался, он не нашел лазейки. Сколько прошло с тех пор, как Афина и другая женщина — убийца, ассасин, но та, что не нажала на курок… пока — покинули комнату? Возможно, час.

— Боб?

— Слушаю, дорогая.

— Возможно, Александр проинструктировал Афину. Это его coup d’etat.

Уэллс нахмурился. В этом нет смысла.

— Нет, — сказал он. — Александр бы подождал, пока узнает, как использовать С. Он бы хотел смотреть в мои глаза, поворачивая нож. Нет. Афина действовала сама по себе.

— Александр Великий предательски убил своего отца.

Знакомый аргумент. Даже теперь, когда Глория умирала на одной кровати, а он был связан на другой, они все еще не соглашались с точками зрения друг друга по истории. Уэллс вздохнул.

— Он ничего не сделал ради смерти царя Филиппа. Это было бы просто глупостью для Александра, нашего Александра, убить меня прежде, чем я передам знания. Я…

— Безумец, — откровенно закончила Глория. — Разве я не предупреждала тебя, не говорила умертвить близнецов, когда Афина начала ползать? Ее сумасшествие — это сумасшествие Александра. Я предупреждала тебя, дорогой, я предупреждала.

— Предупреждала. Но я все-таки думаю, что Александр ничего не сделает.

Писк и мигание. Скрип ремней. Его жена была раздражительно тихой.

— Шприц все еще у тебя под подушкой? — спросил Уэллс. Ни Афина, ни ассасин не ожидали нападения от Глории.

— Да.

— Возьми его. Держи в руке. — Уэллс наблюдал, как его жена слабой рукой полезла под подушку. — Осторожно.

Она вытащила руку, зажав шприц в ладони. Послала мужу вялую улыбку.

Уэллс улыбнулся в ответ.

— Хорошо. Будь сильной.

Глория сняла колпачок с иглы и приставила шприц к тыльной части своей руки. Шприц выскользнул из хватки, ее пальцы стали неистово ощупывали одеяло, чтобы его найти.

Уэллс наблюдал, беззвучно и бездвижно. Холод исходил из его сердца, леденил душу.

— Нет, — прошептал он наконец, — не для тебя.

— Твое сердце никогда не позволит тебе это сделать, — сказала Глория мягко.

— Александр привезет С. Мальчик может исцелять! Он может воссоздать тебя…

— Бобби, пожалуйста. Я так устала. Отпусти меня.

Ищущие пальцы Глории нащупали шприц и сжали его. Она посмотрела на Уэллса с улыбкой облегчения на губах, губах, которые так хорошо когда-то знали его.

С мог сохранить Глорию, он знал это, чувствовал.

Мягкий звук проник в комнату, скользя между писком и миганием, звук, похожий на ветер в деревьях.

— Добропожаловатьваддобропожаловатьваддобропожаловать- ваддобропожаловатьваддобропожаловатьвад…

Сердце Уэллса громыхало у него в груди. Глаза Глории расширились, и она рванула на себя шприц, но тот вылетел из трясущихся пальцев и упал на ковер.

— Нет, — простонала она, схватилась за спинку кровати и подтянулась к краю. На лбу выступил пот, она стиснула зубы и потянулась к полу дрожащей рукой.

— Добропожаловатьваддобропожаловатьвад… — Афина шагнула в комнату, держа копье в руке.

Пальцы Глории нащупывали шприц, но он был вне ее досягаемости.

— Афина, — сказал Уэллс, пытаясь держать голос спокойным, надеясь отвлечь улыбающуюся дочь, — твой брат звонил? Он знает, что ты делаешь?

Афина проигнорировала его. Она шагнула между кроватями, наклонилась и подняла шприц.

— Уронила что-то?

Выпрямившись, она сфокусировала свой дикий эгейский взгляд на Глории.

— Афина, дорогая, послушай меня…

— Заткнись, Папочка.

Глория поднялась и свалилась на подушки, задыхаясь. Афина подошла к стулу рядом с дверью и прислонила к нему копье. Уэллсу дышалось немного легче, когда у его душевнобольной дочери в руках не было оружия.

— Афина, дитя, Отец никогда не помогал тебе, но я помогу, — сказала Глория не дыша, но спокойным голосом. — Я всегда за тебя боролась. Ты всегда была моей любимицей.

«Да, — подумал Уэллс, — такой подход может сработать. Плохой родитель-хороший родитель».

— Зови меня Аид, — сказала Афина, снова поворачиваясь лицом к матери.

Улыбка стерлась, глаза потемнели.

Положив шприц в карман лабораторного халата и вернувшись к кровати, она взяла одну из подушек из-под головы Глории. И прижала ее к лицу матери.

— Добро пожаловать в ад, — прошептала Афина.

Уэллс закричал.