Дамаск, Орегон

25 марта

Видишь, Папочка? Видишь?

Данте вскочил и развернулся. Комната завертелась, и он оперся о Хэзер.

— Держу, — сказала она, затем сделала резкий вдох. — Вот дерьмо!

Мужчина стоял в проходе темного коридора, обняв Энни за бок. Он держал нож у ее горла. А в изгибе руки Энни приютилась отрезанная голова женщины.

— Я пришла, чтобы спасти вас, — пробормотала Энни с омерзением на лице. — Я не Люк Скайуокер. Черт.

Данте посмотрел на лицо мужчины. Или попытался, во всяком случае. Лицо его было размытым, пустым, и образ его ускользал из разума Данте. Боль резала глаза, как от яркого слепящего света, пульсировала в его висках. Он не мог вспомнить, что делал или думал.

— Твой переворот провалился, Александр, — в голосе мужчины сквозили холод и презрение. — Ты даже не в силах контролировать свою душевнобольную сестру. Как ты мог надеяться завладеть С? Я ожидал от тебя большего, гораздо большего. Теперь я начну все с начала, с воскрешения невесты и производства новых потомков.

Голос человека без лица сработал как переключатель. Что-то острое сместилось внутри Данте, приводя его в действие. Его сердце забилось в жестоком и бешеном ритме.

Надеясь остановить то, что бы с ним не происходило, надеясь уберечь себя от совершения ошибочных действий, Данте зажмурил глаза и нырнул в глубины, полные гудящих ос.

— Уходи отсюда, Батист! — Хэзер толкала и вышвыривала его, отчаяние появилось в ее аромате.

— Я не покидаю тебя, — прошептал он.

И погрузился еще глубже.

Святаятроицадантесделаетнасединымисвятаятроицайдантесделаетна сединымисвятаятроица…

Она доверяла тебе. Полагаю, она получила то, что заслужила.

Время принимать лекарства, p’tit.

Что он кричит?

Убейте меня.

Но он не мог упасть достаточно глубоко и достаточно быстро.

— Открой глаза, С, мой красивый ангел sans merci. Открой глаза и посмотри на меня. Рип ван Винкль.

Голос обвился вокруг Данте, как петля, и выдернул его.

И, не имея возможности себя остановить, Данте открыл глаза и посмотрел.

***

Грохот Indian Марли и Kawasaki Глена унесся прочь, звук моторов растворился в тишине, когда мотоциклы уехали в темноту по блестящей от дождя дороге. Вон, нахмурившись, посмотрел на пустой Trans Am. Энни не подождала. Он покачал головой.

Глупая дурочка. Очень глупая.

Возможно, сердечность и твердость были чертой семьи Уоллес — как минимум, у потрясающих женщин с этой фамилией.

Вон открыл водительскую дверь и взял с заднего сиденья черную виниловую сумку. Расстегнув ее, вытащил горсть шприцов и несколько пузырьков с наркотиком и засунул их в карман. Он бросил сумку обратно в машину и захлопнул дверь.

Взгляд его переместился на подъездной путь под покровом ночи. Всевозможное дерьмо обрушилось на его щиты. Из чего он мог сказать, что защита Данте упала, а его демоны пробудились и властвовали.

Он надеялся, что морфина будет достаточно.

Вон заметил внедорожник с велосипедом на крыше, припаркованный у дороги чуть дальше. Внедорожник, который временно был без водителя, напомнил ему тот, что был ранее припаркован у дома Хэзер.

Похоже, я не единственный, кто шныряет сегодня ночью.

Вытащив из кобуры оба браунинга, Вон переместился.

***

Инициирующие слова из сказки.

Холодные пальцы сжались вокруг сердца Хэзер, когда глаза Данте раскрылись по команде Уэллса. Красные прожилки испещряли его темные радужные оболочки. Боль расширила зрачки. Его внимание было сосредоточено на Уэллсе, но глубокая и примитивная ярость прорезалась в его глазах.

Она дотронулась до руки Данте, и он вздрогнул. Его мышцы дрожали от напряжения.

— Не слушай его, Батист, слушай меня.

— Ему не позволено слушать кого-либо другого, агент Уоллес, — сказал Уэллс, выглядевший очень изнуренным с растрепанными волосами, щетинистым лицом и в помятой одежде. — Он не будет слушать тебя.

Хэзер встретила самоуверенный взгляд Уэллса.

— То же думала и Джоанна Мур.

Самоуверенность Уэллса поугасла. Он кивнул.

— Учел. — Он прижал нож немного сильнее к горлу Энни. Она притихла, пытаясь не глотать. Линия крови показалась под лезвием. — Будь добра, отойди от С, агент Уоллес, — сказал Уэллс.

— Его зовут Данте Батист. Не С.

— Если ты так говоришь. А теперь двигайся. Сядь на пол.

Убрав пальцы с руки Данте, Хэзер отошла в сторону на несколько шагов, затем села на колени рядом с диваном. Она рассматривала свою сестру. Та выглядела бледной и растрепанной, но была более чем в порядке для женщины с ножом у горла и отрезанной головой в руках, взгляд ее был ровным.

Она вообще не ожидала, что Энни вернется, чтобы помочь ей. И даже хотя ее тронуло, что та вернулась, Хэзер отчаянно хотела, чтобы она этого не делала.

— Позволь Энни уйти, — сказала она ровным голосом. — Тебе она не нужна.

— Не нужна, правда, но С рано или поздно понадобится ее кровь. — Уэллс посмотрел мимо Хэзер в гостиную.

Она глянула через плечо. Лайонс вытащил копье из тела сестры и бросил его, окровавленное по всей длине, на пол. Он прижал Афину-Аида к себе и качался взад и вперед.

— Нетнетнетнет, — шептал он снова и снова дрожащим и надломленным голосом.

Так же надорвано и сломлено звучал голос Данте, когда близнецы пытали его. И все сочувствие, которое могла испытывать Хэзер, высушилось жаром ее злости. Мышцы ее нижней челюсти напряглись, и она отвела взгляд. Она не была уверена, что ей нравится то, что она чувствует, но с этим она будет разбираться позже. Сейчас она не может, не станет позволять Уэллсу манипулировать Данте.

Пользуясь тем, что внимание Уэллса сфокусировалось на убивающемся горем сыне, Хэзер скользнула рукой под диван. Она провела по ковру в поисках вещи, что мелькнула под диваном, когда Данте кормился.

Шприц.

Пальцы Хэзер наткнулись на гладкую цилиндрическую форму. Схватив ее, она вытащила руку.

— Спасибо, что привел Уоллес домой, Александр, — сказал Уэллс. — Я получу удовольствие, исследуя ее, чтобы посмотреть, как изменил ее С, пока лечил.

«Держу пари, получишь, — подумала Хэзер. — И ты, и ТО».

Взглянув украдкой на шприц в ладони, она поняла, что тот полностью заполнен. Только это сказало ей, что он не предназначался для человека — слишком много, даже для смертельной дозы.

А для создания ночи?

Я не сделаю ему ничего плохого, только отправлю спать, куколка.

Безысходность сжала ее горло. Она надеялась, что это относилось ко всем наркотикам.

Поднявшись, Хэзер шагнула к Данте, держа шприц между пальцев. Уэллс не сможет командовать им, если тот будет без сознания. Не сможет заставить его что-либо сделать. Она воткнула иглу в шею Данте.

— Нет! — заорал Уэллс.

Как только палец Хэзер коснулся поршня, статическое электричество ударило по ее руке. Шприц выпал из ее рук, выдернулся из шеи Данте и пронесся через комнату.

Хэзер развернулась.

Лайонс встретил ее взгляд, глаза его были цвета светлой морской волны с примесью ненависти и горя.

— Не могу позволить тебе сделать это, — сказал он, укладывая безвольное тело сестры на ковер. — Мне все еще нужно, чтобы этот ублюдок кровосос вылечил Афину.

Затем он встал на ноги одним плавным атлетическим движением, поднял пистолет и выстрелил.

Хэзер развернулась с колотящимся сердцем и увидела растекающийся круг крови в центре рубашки Уэллса.

***

Пуля попала в край темных очков Вона, разбивая их. Осколки El Diablo оцарапали его лицо.

— Ублюдок!

Вон развернулся, падая по время поворота в кусты, и выстрелил из обоих стволов. Вспышки из, раунингов освещали мрачный двор и ослепляли его, когда он опустошал обе обоймы. Он нырнул за поленницу, дыша опилками, плесенью и дубом. Деревянные щепки взметнулись в воздух, когда следующая пуля попала в дрова.

Лежа на спине, глядя в ночное небо, которое было бледным из-за туч, Вон извлек обоймы, вытащил еще две из кармана куртки и вставил их на место — первая, вторая.

Он вытер свое исколотое лицо тыльной стороной ладони. Она тут же испачкалась кровью.

— Ублюдок, — повторил он.

Сморгнув остатки бликов с сетчатки глаз, Вон перевернулся и встал на колени.

Он поймал вспышку выстрела с другой стороны двора сверху холма, усеянного соснами и дубами. Секундой позже вторая пуля расщепила поленницу.

Вон ухмыльнулся. Попался, Мистер Снайпер из Внедорожника. Выстрелив пару раз, чтобы занять мерзавца, он вскочил на ноги и побежал.

***

Уэллс выпучил глаза, ошеломленный демонстрацией сыном телекинеза. Дар от природы, не тот, что он имплантировал или создал путем манипуляций, а тот, что Александр держал в секрете. А потом пуля достигла груди Уэллса, заставив его покачнуться, как от тяжелого удара. Он посмотрел вниз на дыру в рубашке и на кровь, пропитавшую ткань. Перочинный нож выпал из его пальцев.

Энни отпрыгнула от него. Он услышал глухой звук и посмотрел вниз, чтобы увидеть голову Глории, которая покатилась по полу.

— Нет!

Уэллс упал на колени и схватил голову за тонкие седые волосы. Он взял ее в руки. Выстрелы пронзили ночь снаружи, а затем наступила тишина. Его колотящееся сердце подскочило к горлу. ТО послало еще ассасинов?

— Черт! — сказала Уоллес. — Энни, поднимись на второй этаж! Оставайся там!

С дрожал, его чувствительные уши, без сомнения, болели от звука выстрела Александра.

Александр опустил пистолет и пошел к двери. Повернул замок.

— С, защити меня. Убей Александра! — Боль пронзала грудь Уэллса.

— Слушай меня, Батист, — сказала Уоллес. — Ты не убийца, которого он пытался из тебя сформировать, начиная с самого рождения. Ты мужчина, каким бы хотела видеть тебя твоя мать, которая желала этого вслух и от самого сердца.

Мышцы дрогнули на подбородке С. Он зажмурил глаза, ресницы трепетали, будто он пытался держать их закрытыми. Его напряженные мышцы задрожали.

— Защити меня, С!

— Не впускай его, Данте. Ты достоин того, чтобы иметь свою собственную жизнь, сформированную так, как ты хочешь. Сформированную в сердце. Мы в ней вместе, всегда.

Пот появился на лбу С.

— T’es sûr de sa? — прошептал он натянутым голосом.

— Да, Батист, я уверена, — ответила мягко Уоллес.

Уэллс уставился на С.

— Молчи, — командовал он, еле хрипя. — Открой глаза, С и посмотри на меня. Рип ван Винкль.

— Белоснежка, — ответил С. Кровь текла из его носа, падая на диван и ковер. Губы изогнулись в темной улыбке. Напряжение ушло из его тела. — Спящая чертова Красавица.

Ужас заморозил кровь Уэллса. Он боролся с дыханием. С как-то обошел его программирование. Возможно, его замкнуло, когда близнецы пытались скормить ему прошлое. Или, возможно, это Уоллес. Возможно, и то, и другое. Или никто из них.

Должен ли был он заставить его убить Уоллес, как и Хлою?

Уэллс отпрянул к стене. Медный вкус крови заполнил его рот.

Снаружи раздалось еще больше выстрелов.

С открыл глаза.

Уэллс уловил периферийным зрением вспышки движений вокруг него — сестра Уоллес ползет к дивану, Уоллес подходит к С — но он не мог оторвать взгляда от красивого, измазанного кровью лица С, от его золотых блестящих глаз.

Золотые, такие же, как когда он был только рожден. Как и тогда, когда он разрушил Джоанну.

Голубой огонь мерцал позади С, исходил из его скованных рук.

— Так будет проще убить его, — сказал Александр. — Но после этого ты вернешь мою сестру из Подземного мира.

Уэллс наблюдал, холодный и блестящий от пота, как маленький ключик пролетел через комнату и скрылся за спиной С. Он услышал резкий звук, а потом стук, когда С стряхнул открытые наручники. С размял плечи, качая руками.

Ладони светились голубым огнем.

***

Он тот самый, Данте-ангел.

Знаю, принцесса.

Песнь Данте возникла в темноте его души, опьяняя и освобождая, ария первоздания. Энергия трещала на его пальцах.

Перепрыгнув через диван, Данте приземлился, присев рядом с мужчиной, лицо которого не мог удержать в голове, отцом Лживого Лайонса. Едкий запах страха сочился из каждой поры тела Человек Без Лица.

— Мой красивый мальчик, С, — сказал мужчина булькающим голосом, — время пожелать тебе хорошей ночи для…

— Нет! — пронзительно крикнула Хэзер. — Заткнись!

Белый свет запульсировал по краям зрения Данте. Боль смазала его мысли. Он заткнул мужчине рот ладонью. Его песнь бушевала дикими возрастающими аккордами, звуча быстрее и резче, когда он запечатывал рот голубым огнем. Голубое пламя пылало вокруг лица мужчины, стирая его черты, делая проще для Данте смотреть на него. Боль, пульсирующая в его голове, немного утихла.

Человек Без Лица кричал, кричал и кричал, заглушенный звук застрял в его горле.

Но внутри Данте голоса шептали.

Хочешьнуждаешьсяубейсожги…

Он получает то, что заслуживает, Данте-ангел?

Нет, принцесса, даже близко нет.

— Чертов маленький психопат, — сказал Данте, его песнь резонировала от его сердца в ночь, пылающая и освобожденная.

***

Аnhrefncathl Данте, темная, пылающая и режущая, пульсировала в Люсьене, вытаскивая его из беспокойного сна. Его мышцы изогнулись, и он инстинктивно попытался распахнуть крылья и вознестись в небо. Боль пронзила его крылья, плечи, и Люсьен проснулся. Оранжево-желтые угли тлели под ним, а сверху угасала Геенна.

Как и он.

Холодный узел страха появился в груди Люсьена. Мощная песнь хаоса его ребенка вспыхнула в увядающем ночном небе Геенны, неистовство мерцала в каждой резкой и западающей в память ноте.

Wybrcathl звучала высоко в небе, кристально чистая, а внизу чирикали chalkydri, их возбужденные голоса разносились по тоннелям Шеола.

Anhrefncathl! Creawdwr! Песнь Создателя!

Итак, мы должны встретиться лицом к лицу с тем, чего боимся.

Данте больше не был спрятан. Все в Геенне теперь знали, что creawdwr существует, и Падшие не остановятся ни перед чем, чтобы найти его. Скоро они полетят в мир смертных в поисках источника песни хаоса — поврежденного и красивого мальчика, его неистового сына.

И снова отсутствие Люсьена обрекало Данте на адское существование. Снова он нарушал обещания.

Ты никогда больше не будешь один.

Я сохраню нашего сына.

Люсьен завертелся в своих цепях. Шипы вонзились глубже в плечи, и кровь потекла по его спине. От боли потемнело в глазах. Взмахи крыльев и рабское чирикание chalkydri оповестило о снижении кого-то из Падших.

Порыв адского зловонного воздуха, поднятый крыльями, обдал Люсьена, но под ним был намек на запах кедра, теплого янтаря и мирры. Когда его зрение прояснилось, он увидел Лилит, парящую перед ним, на ее опьяняющем теле было платье насыщенно синего цвета.

— Твой сын заявил о себе, — сказала она, эмоции на ее лице в отблесках углей Люсьен опознать не мог. — Время вышло.

— Он не намеренно, — сказал Люсьен, — ему больно.

Если прошлое в конце концов настигло Данте, как цунами, поднявшееся из глубин, он надеялся, что Вон был рядом, надеялся, что у него был подготовленный шприц.

— Ты должна найти его прежде, чем Габриэль или Утренняя Звезда это сделают. Скажи Данте, что я послал тебя.

— А что если он мне не поверит?

— Скажи ему, что когда-то он сделал мне подарок, который я холил и лелеял, руну в виде буквы Х на шнурке.

— Знак дружбы. — Выражение лица Лилит смягчилось. — Что с ней стало?

— Ее у меня отобрали, — сказал Люсьен тихо.

Лилит посмотрела вверх на тени, парящие над головой.

— Давай, Люсьен, надо спешить.

Люсьен закрыл глаза, снял ослабшие щиты и открыл скрученную неземную связь, соединяющую его и Данте — отца и сына, творца и творение, aingeal и creawdwr.

<Следуй по ней к моему сыну>.

Закрыв глаза, Лилит погрузилась в сознание Люсьена, в сознание, которое когда-то она знала очень близко. Он почувствовала ее присутствие, разумное, теплое и сильное. Он почувствовал ее следование связи, вслушивание в ее ритм. Почувствовал, как ритм резонировал в ее разуме. Вместе они изобрели временную связь друг с другом.

<Как только найдешь Данте, сообщи мне, чтобы я смог разорвать связь>.

Лилит уставилась на него, золотые искры блестели в ее фиолетовых глазах.

<Обрыв связи может убить вас обоих>.

<Это так, но это риск, на который я должен пойти. Я не позволю другим исследовать связь и использовать ее, чтобы найти моего сына>.

Внезапный шум крыльев заставил Люсьена открыть глаза. Один из chalkydri, чешуя которого блестела в свете углей, улетел. Он свистел/чирикал издевательскую wybrcathl:

— Вестник ночи связан узами с creawdwr!

Свист chalkydri завершился испуганным визгом. Устойчивый шум крыльев Падших раздавался из ближайшего туннеля. Сердце Люсьена превратилось в камень, когда белые крылья прорезали темноту во входе в туннель. Он вернул свои щиты на место.

Утренняя Звезда собственной персоной спустился в Преисподнюю, оттолкнув chalkydri когтистыми руками. Их хрупкие крылья зашипели на углях, тошнотворный запах паленой плоти взвился в воздух.

Улыбка прорезала сияющее лицо Утренней Звезды.

— Все еще сажаешь семена доверия, любовь моя?

Лилит развернулась, ее черные крылья вырисовывались во тьме под бледным небом. Люсьен сфокусировался на том, чтобы его связь была для нее достаточно яркой, чтобы по ней проследовать. Он хотел, чтобы она летела как стрела.

— Не правда ли забавно, что убийца одного creawdw стал отцом другого, — сказал Утренняя Звезда. — Данте, интригующее имя, но неподходящее, ты так не думаешь? Однажды он сядет на Трон Хаоса, и будет далеко и в безопасности от ада, известного нам как мир смертных.

Разрезая белыми крыльями зловонный воздух, Утренняя Звезда взвился к выходу из Шеола.

— И он будет мой.

Люсьен смотрел ему вслед с холодом на душе.

А anhrefncathl Данте все еще бушевала в небе Геенны.

***

С колотящимся сердцем Хэзер смотрела, как Данте отнял светящиеся руки от лица Уэллса. Или, скорее, от того, что когда-то было лицом Уэллса. Теперь осталась только гладкая кожа. А за отсутствующими губами исчез и крик Уэллса. Ее живот скрутило и, тяжело сглотнув, она отвела взгляд.

Он не мог держать образ лица Уэллса так же, как не мог запомнить имя.

Похоже, он решил эту проблему.

Защитная функция саморазрушения была запрограммирована в Данте. И Уэллс чуть было не запустил ее… что ж, Данте сделал так, чтобы он больше не смог говорить.

Глубоко вдохнув, Хэзер вернула свой взгляд к Данте, тщательно избегая смотреть на Уэллса. Данте рассеянно вытер кровоточащий нос тыльной стороной руки, затем сжал руки в кулаки — в кулаки, поглощенные голубым огнем. Боль мелькала в его золотых глазах. Он встал, быстро и грациозно, и посмотрел на нее.

Его вид притягивал ее. Изнеможение оставило синие тени под его глазами. А кровь запятнала его фиолетовую футболку из ПВХ и капала на ковер.

— Хэзер, — выдохнул он, боль исчезла из его глаз. Затем он окостенел, тело его напряглось, и Хэзер испугалась, что еще один приступ повалит его на пол. Но вместо этого он поднялся в воздух, лицо было пораженным.

— Дерьмо! — Хэзер наблюдала, как Лайонс перемещал Данте через комнату. — Ты свихнулся? Он не может контролировать свои силы!

— Мне нечего терять. — Лайонс опустил Данте на пол рядом с телом Афины в белом одеянии.

Хэзер вспомнила лицо его отца и подумала: «Есть, тебе есть, что терять». Но держала эти мысли при себе. Что бы Данте не сделал Лайонсу, Лайонс это заслужил. Однозначно.

Заслужил, да, но Данте жаждал искупления, освобождения от прошлого. Он жаждал узнать, кем и чем является. Как он сможет освободиться, если она отступит в сторону и позволит ему пойти на убийство? Она тогда будет даже более виновной, чем он, потому что она действительно знала больше. А Данте — нет… Пока нет.

— Эй, — прошептала Энни.

Хэзер посмотрела вниз. Ее сестра стояла на коленях, перочинный нож, что раньше был прижат к ее горлу, теперь был у нее в руке. Она улыбалась. Быстро взглянув на Лайонса, она срезала стяжки с запястий Хэзер.

Энни начала подниматься на ноги, но Хэзер покачала головой, так как не хотела, чтобы та увидела Уэллса.

— Оставайся внизу, — прошептала она.

Энни мгновение смотрела ей в глаза, затем прикусила нижнюю губу и кивнула. Она подползла к дивану, и начала перерезать наручники спящей женщины, разноцветные волосы скрывали ее лицо.

Потирая запястья, Хэзер оглядела комнату в поисках оружия, не нашла.

— Дай мне нож, — сказала она Энни.

Она не позволит Лайонсу опорочить Данте. И не позволит Данте сделать то, о чем он будет жалеть.

***

Габриэль спустился в Преисподнюю, лицо его горело триумфом, золотые крылья блестели в последних лучах лунного света. Wybrcathl звенела и переливалась в небесах над головой.

— Я знал, что ты прятал Создателя, — сказал Габриэль. — Мои разведчики уже выдвинулись в путь.

Послание Лилит стрелой пролетело в мыслях Люсьена:

<Я определила местоположение твоего сына>.

Не отрывая глаз от самодовольного лица Габриэля, Люсьен послал:

<Спрячь его, береги его>.

<Сделаю все возможное>.

Этого должно быть достаточно, подумал Люсьен.

Золотистые брови Габриэля нахмурились, он подлетел ближе.

— Самаэль? Кому ты передаешь сообщение? — он попробовал прорваться сквозь щиты Люсьена, согнулся под ними. — Кому?

Люсьен распахнул связь между собой и Данте, распечатал их узы. Разум его ребенка горел, разрушаемый болью, в концерте огня — его щиты были пробиты или упали. Скорбь прошелестела по Люсьену.

Закрыв глаза, Люсьен послал Данте одну последнюю мысль и разрубил их связь.

***

Энергия телекинеза связала Данте пощипывающими канатами. Он напряг мышцы, но даже его силы, обновленные кровью Катерины, не смогли освободить его.

— Она думала, что ты сможешь оживить ее, — сказал Лайонс, голос его был полон боли, а лицо мрачным. — Она была… есть… она оракул, и ее видения всегда правдивые.

— Не об этом.

— Если ты не вернешь Афину, то тогда можешь присоединиться к ней в Подземном мире. — Алекс поднял свой СВ. Нацелил в лоб Данте. — Выбор за тобой.

— Нажимай на курок…

.

Внезапная мысль мелькнула в разуме Данте, пронеслась через его лихорадящее сознание словно холодная и успокаивающая рука.

<Люсьен?>

Связь между ними распалась на части, будто кто-то разрезал ее раскаленным лезвием, концы ее взвились в небо. То же самое сделала какая-то часть него. Боль взорвалась в Данте; вспышка огня сотрясла его разум, сердце, душу и закрутила его песнь в область неистового огня.

Его песнь горела — преисподняя, хаотичная и голодная.

И Данте горел вместе с ней.

***

У ублюдка чертовски острое зрение и чертовски точный выстрел. Вычислил меня даже в движении.

Вон упал животом на землю. Хвоя под ним хрустела и пахла так, что заставила его чихнуть.

Пуля со свистом влетела в грязь в ярде справа от Вона. Черт побери. У ублюдка еще и острый слух. Возможно, создание ночи, возможно, накачанный стимуляторами или просто хорошо делает свою работу.

Снова пошел дождь, капли барабанили по листьям и стволу дерева. Мечтая о ливне, Вон перекатился на ноги и переместился. Он слышал тихие «тип» за собой, когда пули врезались в стволы деревьев. Мгновение спустя он поднялся на верх холма. Промчавшись мимо мужчины в пиджаке, он лег в грязь, поймал в поле зрения винтовку на треногом штативе, перевел взгляд за него. Поднял браунинги.

— Эй, ты, отродье. Ты задолжал мне солнечные очки.

Небеса разверзлись, и дождь полил сильнее, быстрее и тяжелее. Мужчина застыл, его смертное сердце громыхало громче, чем желаемый прежде Воном ливень.

Это осуществилось, а мое желание об выигрышном лотерейном билете нет?

— Брось винтовку.

Дрожащими руками стрелок выбросил винтовку вниз с холма. Она несколько секунд проваливалась сквозь кустарники, пока со стуком не остановилась.

Как только Вон открыл рот, чтобы спросить парня, на кого тот работает и за кем охотится, боль ударила по его щитам — дикая, первородная и глубоко-душевная — и пошатнула его.

— Братишка, — прошептал он, кидая взгляд вниз по склону. Голубой свет прорезался из окон главного дома.

Страх обвил холодом его сердце. Вон выстрелил в бедро смертного, чтобы тот не смог много и быстро двигаться. Мужчина закричал сквозь стиснутые зубы.

Вон побежал.

***

Все еще запертый в объятиях телекинеза Лайонса, Данте начал биться в конвульсиях в вертикальном положении, вертя головой, выгибая спину, его тело и конечности извивались неистовыми, щемящими сердце размазанными движениями.

Лайонс склонил голову, корректируя свою цель.

Проскользнув к нему, Хэзер вогнала лезвие перочинного ноже ему в бок, между ребрами. Лайонс задохнулся, но успел нажать на курок, выстрел отдался по комнате, как хруст зимнего льда. Запах пороха взвился в воздух.

Но его концентрация нарушилась. Данте упал на пол с тяжелым стуком, его сведенное тело все еще билось в конвульсиях, изгибалось.

Хэзер отбросила нож и отпрыгнула от Лайонса, когда тот развернулся, держа пистолет обеими руками.

— Энни, беги! — пронзительно закричала она.

— Может быть, он пойдет в Подземный мир за тобой, — сказал Лайонс.

Он выстрелил снова, и Хэзер кинулась на пол, перекатилась на колени и нырнула за кресло.

Приступ Данте стих. Он дрожа свернулся на ковре, дыхание его было неровным. Лучи голубого пламени вращались вокруг его ладоней, раскручиваясь все больше с каждым оборотом.

Преобразуя все, до чего дотрагивались.

Пол зарябил, вместо него появилась земля, усыпанная хвоей, густые заросли и маленькие голубые цветочки.

Пульс Хэзер, подстегиваемый адреналином, подскочил до бешеной скорости. Несмотря на выстрелы, что она слышала снаружи, она завопила:

— Энни! Уходи! Выйди через черный ход! — Она пригнувшись прошла мимо кресла и рискнула посмотреть на диван.

Голубой свет отражался в широко распахнутых глазах Энни, она заорала:

— Какого! Черта!

— Просто уходи!

Темноволосая женщина села, она больше не спала. Энни взяла ее за руку и дернула, поднимая на ноги. Женщина кинула взгляд на Хэзер, глаза ее были полны изумления и голубого света.

— Я присмотрю за ней, — сказала она с легким европейским акцентом.

Хэзер снова развернулась, и ее сердце подскочило к горлу. Перед ней стоял Лайонс, пистолет в его руке целился ей в голову. Данте поднялся на колени, в золотых глазах читалось ошеломление. Кровь текла из его носа и ушей, скатываясь вдоль линии челюсти.

— Достань мою сестру из Подземного мира, — приказал Лайонс, — или я пошлю Хэзер составить ей компанию.

Хэзер стиснула пальцами рукоять ножа и вонзила лезвие сквозь риппер Лайонса в ногу, лезвие прошло насквозь и вонзилось в пол… землю… под ногами. Неестественный крик вырвался из-за сжатых зубов Лайонса.

Вскакивая, Хэзер толкнула его со всей силы. Лайонс оступился, начал размахивать руками, чтобы удержать баланс, перешагивая толстые шипастые плети, вьющиеся по полу.

Данте схватил его обеими светящимися руками и сбил с ног. Голубой свет закрутился вокруг Лайонса, проходил сквозь него, излучался из его открытого рта и шокированных глаз цвета моря. Пистолет выпал из его рук в грязь и превратился в черепаху с черным панцирем, что поползла под кресло.

Хэзер попятилась от лучей света, окружающих Данте и Лайонса. Лайонс извивался, как канат или как лакричные конфеты, в руках Данте, его руки обвили тело, лицо менялось. Лайонс кричал, звук был окрашен болью и слепой яростью животного.

Энергия трещала в воздухе подобно молниям, поднимая волосы Хэзер на голове и руках. Давление нарастало внутри дома, упиралось в стены. Уши ее заложило, и она вздрогнула, шевеля челюстью. Смесь запахов озона, горящих листьев и кладбищенской грязи ударила в ноздри.

Дом содрогнулся. Зигзагообразные трещины поползли по стенам и потолку. Повалилась штукатурка. Окно в передней части дома разбилось вдребезги, осколки его превратились в мерцающих голубых кристаллических светлячков, улетевших сквозь порог в ночь.

Песнь Данте пульсировала сквозь Хэзер, темная, дикая и убитая горем, ее ритм вибрировал в ее сердце, проникал внутрь. Она смотрела на него, не могла оторвать взгляд, не хотела отрывать взгляд.

Данте закрыл глаза и задрожал. Боль промелькнула на его бледном лице. Два голубых языка пламени ударили из его ладоней; один прошел сквозь тело Афины, другой промчался по комнате, чтобы пронзить ее безликого отца.

Мертвое тело Афины заволновалось, как если бы в нем не было костей. Оно поползло сквозь голубые плетеные заросли, как растопленная ириска, вплелось в спиралевидную растянутую форму ее брата. Легкие, как пух, и горячие, как ириска, тела сплелись. Близнецы стали одним целым.

Охваченный в кольцо голубого пламени, Уэллс перелетел через куст с красными ягодами, что когда-то был диваном. Одна его тапочка зацепилась за ветку и осталась там висеть, словно потемневший на солнце лист. Он прижимал отрезанную голову к испачканной кровью груди, как ребенок в кровати прижимает плюшевую игрушку.

Уэллс объединился со своими детьми, обвиваясь вокруг и вплетаясь внутрь, его плоть была растягивающейся и эластичной. Отрубленная голова выскользнула из его рук и словно маска села на его пустое лицо. Только теперь это была голова молодой женщины с дрожащими блондинистыми волосами, упругой кожей и приоткрытым ртом.

Они поднялись в воздух, купаясь в холодном голубом огне, трехликий комок плоти. Руки и ноги тянулись следом пернатыми хвостами. Глаза блестели на триедином существе со сплетенным телом. Вращающиеся рты хором пели: «Триединая…»

Одна из толстых балок на потолке сломалась и пронзила крышу. Огромный кусок штукатурки упал на пол в шаге от Хэзер.

Дом продолжал трястись и содрогаться. С громким треском кусок другой потолочной балки и часть потолка обрушились на диван.

Хэзер вскочила, пол под ней сотрясался и шел волнами.

Глаза Данте открылись, узнавание мелькнуло в его взгляде.

— Catin, — сказал он шепотом, полным страдания. Голубые языки пламени, горящие вокруг него, исчезли, словно погашенное ветром пламя свечи.

— Триединаясвятаятроицатриединаясвятаятроицасвятаясвятаясвятая… — пело триединое существо свой многоголосый гимн, быстро скользя в сторону темного коридора.

Передняя дверь распахнулась и застыла в кривом проеме. Свежий запах хвои, дождя и кордита ворвался в комнату. Вон остановился, усердно стараясь удержать свой баланс, пока дом разваливался на части, он смотрел на поющее триединое существо Данте.

— Святые угодники, — прошептал бродяга, засовывая браунинги в кобуру.

— Да уж, — согласилась Хэзер дрожащим голосом.

Она поползла к Данте. Сев на колени рядом с ним, она убрала назад волосы с его лица, легко скользя пальцами по щеке и виску; его кожа пылала, жар, исходивший от него, обжигал ее. Уши с сережками-кольцами были наполнены кровью. Это испугало ее, и сильно.

— Данте? Батист?

Он поднял голову. Глаза больше не светились золотом, радужные оболочки теперь были насыщенно коричневыми и окружали расширенные зрачки. Она обвила его рукой за талию и потянула.

— На ноги, Батист. Нам нужно уходить.

Все больше окон взрывались облаками осколков стекла. Кирпичная кладка крошилась под тяжестью. Балки превращались в щепки. Обломки валились на пол.

— Я разберусь, куколка, — сказал Вон. — Нужно убираться.

Хэзер поднялась на ноги.

— Вместе, — сказала она.

Наклонившись, бродяга схватил руку Данте и перекинул его через одетое в кожаную куртку плечо. Выпрямившись, он посмотрел на Хэзер:

— Шевели задницей, женщина.

Заметив рядом с дверью спортивную сумку Энни, Хэзер схватила ее, выбираясь сквозь деформированный дверной проем, Вон следовал по пятам.

***

Когла Вон проследовал за Хэзер за порог и вышел во двор, обхватив рукой бедра Данте, он услышал сквозь дождь знакомый звук — взмахи крыльев. Ниточки облегчения теплом пронеслись по нему.

Значит, в конце концов с Люсьеном все хорошо. После того, что он почувствовал от Данте, и того, что тот отсутствовал, он опасался худшего. Потому что, закрыта связь или нет, Вон знал, что Люсьен прилетит на помощь к сыну, даже если придется перелететь и океан, и время, и сам ад.

<Где, мать твою, ты был?> — послал Вон, останавливаясь и поворачиваясь.

Мысль вернулась обратно, неуслышанная. Его облегчение испарилось. Смахнув с глаз капли дождя тыльной стороной ладони, он посмотрел на чернокрылую фигуру, стоящую между елей.

Не Люсьен. Она захлопала крыльями, смахивая капли дождя обратно в ливень. Ее длинные черные волосы взвились в воздух, глаза блестели, как золотые звезды. Промозглый воздух испарялся на ее коже.

— У нас мало времени, — сказала она поспешно музыкальным голосом. И вышла из-под деревьев. — Другие уже в пути. Отдай мне сына Люсьена, и я смогу его спрятать.

Слова Люсьена четко прозвучали в глубокой памяти Вона: Охраняй его от Падших, llygad. Охраняй его от них, как ни от кого другого.

Когда Вон потянулся левой рукой под куртку за оружием, дом взорвался.

И гигантская раскаленная ладонь прижала его к земле.