— Так ты говоришь, — опять принялся за свое Гейл, когда они поднимались в лифте в свой номер, — что у тебя имеется шанс вновь оказаться беременной?

Энни вздрогнула: в лифте они были не одни. Кроме мальчика-лифтера в униформе, с ними ехали две элегантно одетые американки, чья беседа после того, как прозвучал вопрос Гейла, сразу же стихла.

— Это очень интересная мысль, — мягко продолжал он. Недобрый блеск в его глазах заставил Энни просто закипеть от злости. Чтобы не сорваться, она отвернулась и уперлась взглядом в собственное отражение в зеркале на задней стене кабины лифта. Помимо себя с огромными тревожными глазами газели на побледневшем лице, она узрела равнодушно-сдержанного, по-мужски привлекательного Гейла, лифтера, пытавшегося выглядеть бесстрастным, и дам со смущенно потупленными взорами.

— Как можно так… петушиться, если тебе придется нести ответственность за то, что сделал меня беременной против моей воли! — все-таки не сумев сдержаться, выпалила Энни свое обвинение.

— Мне кажется «сделал меня беременной» — неправильное выражение, — с невинным видом произнес Гейл. — Ведь раньше ты говорила: «Чтобы сделать ребенка, нужны двое»?

— Да, именно два любящих друг друга человека.

— По-моему, ты опять не права, дорогая. Вспомни, ведь у нас было достаточно любви, но мы не собирались делать ребенка, не так ли?

Лифт остановился, и попутчицы вышли, казалось, с некоторой неохотой. Энни чувствовала себя разбитой от негодования и ярости. Люкс, который они занимали, находился на последнем этаже. Она так и не разжала губ, пока невозмутимый лифтер не исчез вместе с лифтом.

Когда же они вошли в свой номер, Энни, подскочив к Гейлу, подняла руку, сжатую в маленький кулачок, и ударила его в грудь. Ее всю трясло от возмущения.

— В этот раз вообще не было никакой любви! И, я думаю, маловероятно забеременеть после… после…

— …После того, чем мы занимались на берегу? — докончил фразу Гейл. Его вздернутая бровь заставила Энни побагроветь. — Я бы даже сказал, что мы предприняли все необходимое, чтобы сделать ребенка, разве не так, дорогая?

— Меньше всего на свете мне хотелось бы иметь от тебя ребенка, — хрипло пробормотала она, ненавидя его за эту холодную иронию. — И если выяснится, что я все-таки забеременела, вина полностью будет твоя!

— Мне помнится, я тебя ни к чему не принуждал, — безжалостно возразил Гейл. Или ты так не считаешь?

— Ты меня похитил, черт побери!

— Успокойся, Энни! Ты слишком разнервничалась, у тебя может подняться давление, а это очень опасно на ранних стадиях беременности.

Эта насмешка стала последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Потеряв последние остатки самообладания, она с хриплым воплем бросилась на Гейла. Схватив Энни за руки, он прижал ее к своей груди. Сквозь тонкий шелк рубашки она ощущала тепло его тела.

— Пойдем в постель и спокойно обо всем поговорим, хорошо?

Энни недоверчиво взглянула ему в лицо. В его глазах снова появился опасный блеск. Ей вдруг показалось, что она уже нежно обнимает Гейла обнаженными руками, а потом прижимается к нему и страстно целует с тем затаенным желанием, которое он умел вызывать у нее одним только взглядом. Энни глубоко вздохнула.

— В постель? Если ты посмеешь сегодня до меня дотронуться, я… я, имей в виду, вызову полицию и обвиню тебя в попытке изнасилования!

— Эй, успокойся, — хрипло проговорил он. — Я вовсе не виноват в том, что у тебя короткая память, не так ли?

Холодные, насмешливые искорки в его глазах действовали на Энни как красная тряпка на быка. Ей снова захотелось ударить его. Оттолкнув Гейла, она вышла на балкон и вцепилась в перила, еле сдерживая гнев.

— Послушай, Энни, а может быть, то, что произошло на Китносе, непременно должно было случиться? Может, это что-то такое, над чем мы не властны?

Мягкий вопрос Гейла просто обезоружил ее. Она медленно оглянулась. Он стоял в нескольких футах от нее с непроницаемым лицом, держа руки в карманах пиджака.

Боевой дух внезапно покинул ее. Гнев сменила неуверенность. Она медленно покачала головой, чувствуя, как ее охватывает смущение, от которого едва ли не кружится голова. Слабо усмехнувшись, она запустила пальцы в пышную копну своих блестящих волос, потом бессильно опустила руку.

— Я… я не знаю, — выдохнула она наконец. — Честно говоря, не знаю.

Их глаза встретились.

— Мы оба не знаем, — задумчиво добавил Гейл.

Энни глубоко вздохнула.

— Даже если это так… это ничего не значит, кроме того… кроме того, что сексуально мы все еще привлекательны друг для друга. — Она постаралась сказать это достаточно сдержанно.

— Верно. Я с тобой согласен.

— Гейл… — Энни беспомощно уставилась на него. — Гейл, мне так стыдно…

— Ты на этот раз взяла с собой таблетки? — сухо спросил он.

Энни покачала головой, и губы ее дрогнули.

Внезапно она почти истерически расхохоталась, прошла в комнату и села в кресло у окна.

— Дело в том, что я отказалась от них уже давно. Пока ты о них не упомянул, я могла бы утверждать, что выкинула их из головы. Если хочешь знать, они были… они были мне не нужны, после того как мы расстались с тобой.

— Энни… иди сюда.

Почти бессознательно она встала и медленно пошла к нему.

— Может быть, дорогая, ты все-таки позволишь мне прикоснуться к тебе сегодня? — ласково спросил он. Энни даже на расстоянии, кажется, ощутила, насколько силен был пыл его желания. — Я не очень умею просить, Энни… но ты мне нужна. Именно сейчас ты мне нужна.

— Гейл… Я так боюсь… — ответила она прерывающимся шепотом.

— Снова забеременеть?

— Нет… сблизиться… снова сблизиться с тобой…

— Энни… — Он протянул руки и принял ее в свои объятия. — Энни, поверь, я тебя не обижу, скорее перережу себе горло, чем снова нанесу тебе какой-нибудь вред.

От охватившего волнения Энни едва дышала. Близость Гейла мгновенно отозвалась в ней горячей волной, которая растеклась по всему телу.

— Так ты… — Она судорожно сглотнула и удивленно начала снова: — Так это все не насчет другого ребенка? Ты считаешь, мы связаны между собой чем-то еще?

Он грубовато рассмеялся и прикоснулся губами к ее волосам…

— Боже мой, какая ты недоверчивая, — пробормотал он вдруг осевшим голосом.

Тепло и нежность разливались между ними, заставляя ее трепетать всем телом, в то время как он покрывал ее губы, щеки и шею быстрыми, обжигающими поцелуями.

— Разве ты все еще не понимаешь? — выдохнул он, укладывая ее на роскошную мягкую кровать. Потом вытянулся рядом с нею, обнял и начал нежно целовать. — Ты мне нужна, Энни. Будет ребенок или нет, другое дело. Если захочешь, я сам буду предохраняться, сегодня и всегда. И лично прослежу за каждой проклятой таблеткой, которую ты проглотишь. Только признайся, что ты все еще что-то чувствуешь ко мне.

— Да… я все еще что-то чувствую к тебе…

Глаза Энни распахнулись и засияли, как золотисто-карие озера, на пылающем лице.

Это правда, покорно созналась она себе. Что бы ни готовило ей будущее, какие бы игры Гейл не затевал, время притворства прошло. Да, она все еще любила его, а может, никогда и не переставала его любить.

Сердце у нее забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. По всему телу разлилась сладкая истома, которую всегда в ней вызывала близость Гейла. Протянув дрожащую руку, она прикоснулась к его твердо очерченному подбородку.

— И не надо… Не надо предохраняться, — нервно прошептала она, покраснев от смущения. — Ведь ты пока еще мой законный муж, не правда ли? — Она издала легкий смешок и хрипло добавила: — И я хочу тебя… я очень хочу тебя…

— Энни… О Господи, Энни…

Он утратил последние остатки самообладания. Сдавленно что-то пробормотав, он одним нетерпеливым движением сорвал с себя галстук-бабочку, быстро снял пиджак и рубашку. Затем поспешно расстегнул молнию на ее зеленом платье. Трясущимися от страсти и напряжения руками стащил его с нее через голову. Энни почувствовала, как сознание ее затуманилось, а голова закружилась. Гейл нетерпеливо расправился с остатками своей одежды, затем медленно снял с нее кружевной бюстгальтер. Она неподвижно застыла, невольно затаив дыхание, когда из-под белого шелка его голодному взгляду открылись высокие бледные полушария ее грудей.

— О, как ты прекрасна… — простонал он с еле сдерживаемой страстью. А потом прошелся жаркими губами от ее шеи до груди, припадая к каждому из набухших, отвердевших сосков. Он ласкал ее груди долго и умело, и она глухо стонала, стыдясь своего откровенного восторга.

— Гейл… пожалуйста… — прошептала она. Ее волосы растрепались, щеки окрасил густой румянец, губы увлажнились и припухли от поцелуев. Каждое движение его опытных пальцев было невыносимо возбуждающим. Энни молча извивалась под его прикосновениями, не в силах издать ни звука. Ее кожу покрывали мурашки, глаза невольно полузакрылись. Она вся пылала…

С коротким, сдавленным смешком, робким и в то же время чувственным, она нетерпеливо обхватила его мускулистые плечи, вонзив в них свои ногти, и притянула его к себе.

— Возьми меня скорее, — взмолилась она, задыхаясь от страсти. — Скорее, Гейл!

— Скорее? — хрипло переспросил он.

Но его руки уже снимали белые шелковые трусики, лаская при этом ее нежные бедра.

— Скорее, миссис Стикс? — снова повторил Гейл. — Даже не сняв эти прелестные чулочки с поясом?

— Гейл! — Энни задыхалась от желания. — Перестань дразнить меня. Не томи меня!

— О, я тебя возьму, дорогая, — глухо пообещал он, посмеиваясь и наваливаясь на нее всем телом. Его мускулистые бедра раздвинули ей ноги.

Энни что-то зашептала ему на ухо, и он в ту же минуту решительно проник в нее.

Страсть и нежность пронзили ее до глубины души, ее сотрясли судороги экстаза, и, потрясенная, она закрыла глаза, крепко прижимаясь к нему. Энни обвила его руками за шею. Его нагота была желанной. Ощущение слияния с Гейлом было восхитительно… И больше ничего не надо, изумленно подумала она, а потом вообще перестала о чем-либо думать. Они оба забыли обо всем, кроме друг друга. Буря наслаждения бушевала все сильнее и сильнее, пока они не содрогнулись, утонув в волнах восторга…

— Завтра вернемся в Гермуполис, — пробормотал он еле слышно… тысячу лет спустя. Энни лежала в его объятиях, удовлетворенная, сонно прикрыв глаза. Наверное, блаженство не может длиться вечно. Ну и пусть, зато сейчас ей так хорошо… Завтра?

Завтра надо будет обо всем этом подумать. Но до следующего дня еще так далеко…

— Утром я получил письмо от твоего адвоката.

Гейл в шортах и просторной черной футболке стоял у штурвала небольшого катера, взятого напрокат. Его глаз Энни не видела, они были скрыты за темными очками. Катер несся с такой скоростью, что его нос то и дело прыгал по волнам вверх-вниз, вверх-вниз. Энни сидела на кормовой скамье, и брызги уже успели промочить ее белое хлопковое платье и надетый под него купальник.

Ощущение от быстрого движения по глади залива было приятным, но слегка тревожащим. Вцепившись в поручни, она наблюдала, как они приближаются к берегу острова Сирос.

— А как оно дошло до тебя? — Ветер срывал с губ Энни слова и уносил далеко в море.

— Что?

— Я спрашиваю, как письмо дошло до тебя? — Энни поднялась со скамьи и пробралась вперед, поближе к Гейлу. — Послушай, нельзя ли помедленнее? — попросила она. — Впрочем, просить тебя об этом бесполезно, по-моему, ты решил побить мировой рекорд по скорости на воде.

Улыбнувшись, Гейл слегка откашлялся.

— Домоправитель в Хемпстеде переслал письмо по моему почтовому адресу в Афинах — на самом деле это офис Александра.

— Ах, вот как.

Она хотела еще что-то сказать, но не смогла, как будто вдруг потеряла дар речи.

— Итак, теперь уже все официально, — продолжал Гейл с любезным выражением лица.

Катер был уже совсем близко от берега и медленно входил в небольшую бухту. Энни, уцепившись за невысокое ветровое стекло катера, пристально наблюдала за Гейлом, пытаясь понять его настроение. Сама она пребывала в каком-то замешательстве и плохо соображала. А Гейл был слишком вежлив, и это настораживало. Энни, как всегда, терялась в догадках, о чем же он думает, что чувствует…

— Вон и таверна, — сказал он, выключив мотор и спрыгнув в воду, которая у берега доходила ему до колена, чтобы вытащить катер на берег. — Ты ее узнаешь?

Энни напрягла зрение и разглядела уединенное, крохотное строение на открытом воздухе. С полдюжины посетителей расположились под тентом, натянутым на бамбуковые жерди. За таверной паслась привязанная к одинокому оливковому дереву коза. А еще дальше рощица этих деревьев и ярко-зеленых сосен поднималась по склону холма. И над всем этим сияло высокое голубое небо.

— Да, я ее узнаю — подтвердила Энни. — Мы здесь были три года назад.

Почему-то внутри у нее заныло.

Вслед за Гейлом, держа в руках белые босоножки, Энни выбралась на песчаный берег. Чуть поодаль находился родник, вода из которого поступала в импровизированный душ. Пока она смывала соль с ног, на нее с мучительной ясностью нахлынули воспоминания.

— Помнишь, какой изумительный омлет мы ели там? — Гейл с улыбкой наблюдал за ней.

— Еще бы! Наверное, хозяин таверны делал сыр из молока своей козы, — усмехнулась она. — Гейл, зачем мы сюда приехали? Ты ведь говорил, что должен мне что-то показать.

— Да, должен… — неуверенно ответил он, находясь, как показалось Энни, в некоторой растерянности.

Она почувствовала, как забилось ее сердце. Она была заинтригована, смущена и, постоянно помня о собственной полной капитуляции прошлой ночью, бесконечно сожалела о своей уязвимости.

— Да, я сдержу слово, но, может, сделать это после ланча?

— Нет, сейчас же! — возразила Энни, еле сдерживая нетерпение.

— Вообще-то я проголодался, — заметил Гейл. — Давай сначала поедим. Нам предстоит нелегкий подъем.

— Ох, Гейл… — В ее голосе прозвучал упрек. Но она все-таки последовала за ним в таверну. Омлет оказался вкусным, как и в прошлый их приезд, — легкий, воздушный, в меру соленый — пальчики оближешь! К нему подали виноградное вино — белое, ароматное. А такого необыкновенного салата с сочными маслинами со склонов Сироса ей просто никогда не приходилось пробовать.

Спокойная обстановка, которая царила здесь, в таверне и вообще на острове, никак не вязалась с возникшим после сообщения Гейла о письме напряжением между ними. Стоило Энни поймать взгляд Гейла, как она тут же краснела и вспоминала о своем постыдном поведении ночью в номере афинского отеля.

Наконец с трапезой было покончено. И Гейл увлек ее за собой по тропе, идущей вверх между оливами по склону холма. Почему-то ей уже не хотелось никуда подниматься…

Ветки кустарника и сухая трава царапали ей ноги, пока она следовала за ним. В горячем воздухе стоял стрекот цикад. Запыхавшись, Энни, старавшаяся не отставать от Гейла, наконец-то выбралась на вершину холма — на широкое плоскогорье, поросшее соснами, которые отбрасывали резкие тени в ярком солнечном свете.

— Вот мы и пришли. Что скажешь? — улыбаясь, проговорил Гейл.

— Это что, шутка? — с трудом выговорила она.

Гейл снял темные очки и взглянул на нее прищуренными глазами, синева которых усиливалась отраженным в них полуденным небом.

— Вовсе нет. Посмотри, как красиво!..

Энни, не спеша, осмотрелась. Вид действительно был необыкновенный. Лазурный залив был ограничен золотой полоской пляжа, окаймленного изумрудными соснами. По водной глади медленно скользила яхта под белыми парусами. Подальше, огибая мыс и держа курс на материк, мчался катер «Пирей».

Вот там, в бухте, и коротать бы свой век, уткнувшись лицом в нагретый солнцем песок, вдыхая соленый воздух, подумала Энни.

— Да, вид чудесный, — задумчиво сказала она. — Но зачем мы сюда поднялись?

— Это мое, — пояснил Гейл с ноткой внезапного торжества в голосе, сделав круговой жест рукой. — Я купил это около полутора лет назад, когда думал, что у меня еще остался шанс вернуть тебя…

— Что купил? Не понимаю.

— Купил этот участок земли, — терпеливо продолжал он. — Предварительно я сумел получить разрешение на строительство. Если бы ты не подала на развод, мы могли бы поселиться на этом месте. Построить здесь дом.

— Здесь?

Он казался абсолютно невозмутимым. На его лице не выразилось никаких эмоций.

— Неужели тебе здесь не нравится? Ну конечно, слишком тихо и слишком далеко от огней большого города?

— Не говори глупостей, — отозвалась Энни и не узнала своего голоса — слабого и хриплого от удивления.

— Дом можно построить на склоне холма, поближе к бухте. Ее я тоже купил. И холм. И оливковую рощу…

Энни в замешательстве покачала головой.

— Ты? — тихо переспросила она. — Ты владелец холма, бухты, оливковой рощи на греческом острове?

— Да, раньше все это принадлежало пастуху и его семье. Лет десять назад несколько немцев купили этот участок. Но, не сумев получить приличного дохода от урожая оливок, перепродали все мне.

Энни долго молча смотрела на него. Позади нее лежал большой плоский камень, на котором грелась на солнце ящерица. Когда Энни собралась присесть на камень, ящерица молниеносно скрылась.

— Так, значит… полтора года назад, — произнесла она пересохшими губами, — ты явился на Сирос и купил эту землю?

Гейл кивнул, не отрывая пристального взгляда от ее лица.

— А что было потом?

— Потом… Продал свою компанию, оставил пост директора. Да и вообще захотел изменить прежний образ жизни.

— Из-за меня? — осмелилась спросить она еле слышным шепотом.

— А ты как думаешь? — Решительный взгляд его синих глаз и губы, скривившиеся в иронической усмешке, окончательно выбили ее из колеи. — Разве я не говорил, что ты очень сильная женщина, миссис Стикс? Что же оставалось делать человеку, от которого сбежала жена?

— Ну… не надо так трактовать события…

Гейл медленно подошел к камню и присел рядом, как бы случайно коснувшись коленом ноги Энни. У нее тут же перехватило дыхание.

— Энни, ты, наверное, думаешь, что я вообще не заметил твоего ухода. Ты была уверена, что я крутил в Гонконге роман с Лу Цян? Ничего подобного. Никогда у меня не было романа с Лу Цян. Правда, ее семья, да и сама Лу Цян мечтали, чтобы я на ней женился. Но у нас не было никакого официального соглашения. Поверь, с того момента, как я переступил порог твоей комнаты в Хемпстеде и мы провели вместе ночь, ты оставалась единственной женщиной в моей жизни. Знаю, что ты мне не веришь, — ты ведь никогда не верила. Так же, как не поверила, когда я сказал тебе, что то письмо было последней отчаянной попыткой Лу Цян причинить нам какие-нибудь неприятности. Хотя, теперь вижу, что встреча с Лу Цян в Афинах оказалась не очень-то удачной попыткой доказать тебе, что ее уже можно не опасаться…

— Можно не опасаться? — ехидно переспросила Энни. — Да она была готова разорвать на кусочки не только меня, но и тебя!

На лице Гейла появилось не свойственное ему грустное выражение. Не обращая внимания на ее последние слова, он угрюмо продолжал:

— Пойми меня, Энни, твой уход поверг меня в шок. Но потом шок сменился гневом, а позже, много размышляя, я пришел к печальному выводу, что оказался просто-напросто ублюдком…

— Гейл!

— Не перебивай, я хочу рассказать о том, что случилось когда-то со мной. Я никогда тебе об этом не говорил, — хрипло заметил он. — После твоего ухода я понял, что это имеет прямое отношение к той дьявольской путанице, в которую я втянул нас обоих. На первом курсе университета я учился с одной девушкой. Молодые — нам обоим было всего по восемнадцать — мы полюбили друг друга. Конечно, что это за любовь, можешь сказать ты? В таком-то возрасте? И тем не менее, чувства наши были искренними. Но в конце учебного года она провалилась на экзаменах. Переживая, наглоталась снотворного и умерла.

— Ох, нет!.. — в ужасе воскликнула Энни.

— С того трагического случая я решил всячески избегать популярной игры под названием «влюбиться». Кроме того, я и раньше уже видел, что сотворила пресловутая любовь с моим отцом…

— Мне так жаль… — с трудом вымолвила растерянная Энни.

— Но это было давно, — лаконично подытожил Гейл.

Повернувшись, он взял Энни за руку. Его загорелые пальцы были сильными и теплыми. Она невольно вздрогнула от его прикосновения.

— Это произошло тринадцать лет назад. Но я не забыл свою университетскую подругу, нет. По прошествии времени подобное опускается на дно подсознания. И хотя между нами ничего не было, я чувствовал себя виноватым, а когда начал анализировать наши с тобой отношения, то понял, что бессовестно уклонялся от своих обязательств. Энни, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Но ведь когда я сообщила тебе, что забеременела, ты сразу же предложил мне выйти за тебя замуж, — прошептала она, заметив появившееся тоскливое выражение в его глазах.

— Для меня это был удобный повод, — объяснил Гейл. — Появление на свет нашего ребенка многое упрощало. Я мог обмануть себя тем, что всего лишь выполняю свой долг. Я любил тебя очень сильно и в то же время отчаянно боялся будущего. Той ночью, у дома Луизы и Герберта, ты попросила меня не уходить… помнишь?

Она слегка кивнула, закусив нижнюю губу.

— Помню.

— Ты была для меня единственной женщиной, которую я по-настоящему хотел, и я ужаснулся, поняв, какой властью надо мной ты обладаешь. В Гонконге я чуть не свихнулся, постоянно думая о тебе.

— И все-таки, Гейл, я тебя не понимаю… Если я была тебе дорога, как же ты мог бросить меня и уехать в Гонконг в то время, когда я в тебе очень нуждалась? Мне было так трудно пережить потерю нашего ребенка.

Энни, не сумев совладать с собой, вдруг расплакалась. Слезы покатились по ее щекам, а сердце готово было разорваться от обиды и горьких воспоминаний.

Гейл в отчаянии схватился за голову, затем бессильно опустил руки на колени. Когда он взглянул в глаза Энни, лицо его было мрачным.

— Да, признаю, я виноват. Я закрутил это дело, не так ли? Мне казалось, что ты недовольна сложившейся ситуацией. Но вскоре так называемая причина нашего брака, ребенок — перестала существовать, верно? Фред Бакстер сказал мне, что ты была расстроена из-за беременности, поскольку тебе очень не хотелось бросать карьеру модели.

— Так сказал Фред?

— Да, на приеме по случаю нашей свадьбы, — усмехнулся Гейл.

— Это просто смешно, — поспешно возразила Энии, вытирая слезы дрожащей рукой. — Мне всегда хотелось иметь ребенка от тебя. Я прекратила работать моделью и бросила занятия в университете, потому что сама так решила. Может быть… может быть, это было немного незрелое и наивное решение, но тогда мне хотелось лишь одного — быть миссис Стикс. Я так любила тебя, Гейл…

Гейл побледнел, лицо его застыло.

— Фред Бакстер… мне казалось, был совершенно уверен в том, что говорил.

— Подозреваю, что тогда он был очень увлечен мною, — медленно вымолвила она. — Правда, я никогда не давала ему ни малейшего повода на какую бы то ни было надежду в отношении меня.

— В себе-то я был чертовски неуверен, поэтому и поверил ему. Уже тогда я чувствовал вину за то, что ты оставила университет. А потом мы вдруг потеряли ребенка и стали друг для друга словно чужие. Я был в панике. Мне показалось, что наши отношения дошли до той самой точки, за которой начинаются страшные раздоры. Тут-то я и кинулся на ближайший самолет… — Наступило долгое, напряженное молчание. Наконец Гейл снова заговорил все тем же бесстрастным голосом: — Предположим, что мы не разведемся…

— Гейл, я…

— Прошу тебя, не перебивай! Дай мне закончить. — Под внешней невозмутимостью скрывалось сильное напряжение, и это заставило ее умолкнуть. — Позволь изложить мою точку зрения, Энни. Пока что у меня есть дом в Хемпстеде. Но некоторое время каждый год мне придется проводить в Лондоне. А здесь, на Сиросе, я собираюсь арендовать дом в городе, пока не построю свой собственный. — Несколько приободрившись, Гейл продолжал: — В финансовом отношении в настоящее время я совершенно независим, настолько независим, что могу в обозримом будущем о деньгах не думать вообще. А свои деловые обязательства здесь я свел к периодическим консультациям предприятий Александра. Из-за чего максимум раз в неделю мне придется бывать в Афинах.

— Как же тебе это удалось? — удивленно спросила Энни.

Она с волнением и интересом слушала, как Гейл обрисовывает свой новый образ жизни, не пытаясь от нее чего-либо скрыть. От его искренности и откровенности у Энни даже в горле пересохло и в сердце заныло.

— Пару лет назад я помог Луизе и Герберту в некоторых сложных делах, куда они впутались, — как бы между прочим заметил Гейл. — Сейчас, когда я предложил стать их финансовым консультантом, они так обрадовались этому, что готовы были мне руки целовать. Ну, и кроме того, у меня самого здесь имеются кое-какие деловые интересы. Не удивляйся, но я намерен в скором времени заняться и этой оливковой рощей, и маленькой таверной на берегу. Хочу поплавать на яхте в хорошую погоду, но главное — собираюсь посвятить девяносто процентов своего времени тому, чтобы стать образцовым мужем. Что ты на это скажешь?

Энни встала. Неожиданно у нее появилась счастливая возможность спасти свой брак с Гейлом, но это казалось ей просто нереальным, невероятным. И она пребывала в растерянности, не в состоянии осмыслить эту возможность.

— Поедем в город пить кофе, — предложила Энни, старательно избегая его взгляда, а заодно и ответа на вопрос. — Я уже вся обгорела…

— Ну, разумеется, — добродушно согласился он, видимо, решив не торопить события, и они пошли вниз. — Мне бы совсем не хотелось, чтобы ты возлагала на меня вину еще и за свои ожоги.

Короткий обратный путь к катеру прошел в напряженном молчании, и Гейл своим поведением напоминал Энни подозрительно притихшего тигра.

Когда они подошли к набережной и поднялись по лестнице, она неуверенно взглянула на Гейла. Ход был за ней, напомнила она себе, облизывая пересохшие губы. Гейл сыграл честно и, похоже, раскрыл все свои карты. Проблема состояла в том, чтобы преодолеть барьер, возникший в их отношениях, и рискнуть вновь довериться Гейлу, зная, что это совсем не просто.

— Ты… ты уже представляешь себе новый дом? — осторожно спросила Энни.

— Только в самом общем виде. Чертежи дома остались на яхте, так что теперь они изрядно промокли, — ответил он с легкой усмешкой. — Но у моего архитектора имеются копии, а это выход из положения. Давай выпьем кофе в «Оливковой роще»?

— Хорошо. — Она кивнула, поежившись от натянутости, возникшей между ними. — В ресторане сейчас никого нет, но у меня есть ключ от кухни.

Держась от Гейла на некотором расстоянии, Энни шла вдоль набережной мимо переполненных кафе под тенистыми платанами и шелковицами, мимо белых яхт, слегка покачивающихся на ветру.

Ступени, ведущие к «Оливковой роще», были крутыми. Но теперь Энни чувствовала себя гораздо бодрее, чем раньше, поэтому лишь слегка запыхалась, когда они поднялись на пустующую террасу ресторана и остановились, чтобы полюбоваться открывшимся перед ними видом. Было послеполуденное время — пора сиесты. Вокруг царило сонное молчание, окутавшее сверкающие белизной стены «Оливковой рощи», высокие платаны и розовые гроздья бугенвиллей.

Энни открыла своим ключом маленькую уютную кухню и занялась приготовлением кофе.

Когда она появилась на террасе, Гейл уже сидел за столиком, откуда из-за невысокой стенки открывался необыкновенный по красоте вид на гавань. Лицо его было довольно мрачным, хотя он держался легко и непринужденно, картинно развалившись на стуле.

Она присоединилась к нему, осторожно поставив на столик темно-зеленые чашки с дымящимся кофе, и проследила за его взглядом. Вниз убегали серые шиферные и красные черепичные крыши домиков с побеленными стенами, которые, казалось, сохранились здесь еще со времен Древней Греции. Тощая серая кошка забралась на одну из ближайших крыш и, ни на кого не обращая внимания, стала тщательно умываться.

Энни на мгновение зажмурила глаза, затем снова открыла их, щурясь от яркого солнечного света. Ее пугало жуткое ощущение, что она опять отдаляется от Гейла, и никакие ее слова не помогут преодолеть возникшую между ними пропасть. Дрожащей рукой она взяла свою чашку. То ли гордость, то ли осторожность, как невидимая узда, удерживала ее от того, чтобы броситься в объятия Гейла и, наконец, помириться с ним.

— Надеюсь, что Луиза с Гербертом смогут остаться здесь, — тихо сказала она.

— Это прозрачный намек, миссис Стикс?

— Если угодно.

Энни неуверенно взглянула на Гейла и увидела в его глазах смешинку. Сердце вдруг рванулось ему навстречу. Да, она его очень любит, вдруг поняла Энни. Любит так сильно, что если бы он снова ушел от нее и закрутил романы с дюжиной Лу Цян, она все равно продолжала бы любить его.

— Никакого сомнения в том, что они останутся, быть не может, потому что теперь я их равноправный партнер.

— Ты?.. — Ее глаза засветились радостью, и она торопливо добавила: — О, Гейл, это чудесная новость. Когда вы заключили соглашение?

— Герберт и я подписали все документы утром того дня, когда мы с тобой вернулись с Китноса.

У нее перехватило дыхание. Кофейная ложечка, звякнув, упала на блюдце.

— До того, как мы поехали в Афины?

— Совершенно верно, — невозмутимо ответил Гейл.

— Значит… угроза, благодаря которой ты вынудил меня поехать с тобой, была лишь…

— Уловкой, — докончил фразу Гейл, глядя ей в глаза.

— Гейл! — Энни приподнялась из-за столика, будто снова готовясь к бою. — Сначала путешествие под парусами, теперь это?! Как я могу тебе доверять, если ты все время шутишь со мной? И как можно строить брак на таком зыбком фундаменте обмана?

— Но мы же вместе, не так ли? — улыбаясь, мягко перебил ее Гейл. Его виноватая улыбка разозлила Энни и одновременно тронула сердце. — Нас уже не разделяют тысячи миль. А это, думаю, неплохой фундамент для брака.

— Гейл!

— Остынь и послушай меня. Все, что я делал с тех пор, как ты ушла от меня, я делал для тебя. Мне так хотелось вернуть тебя. Хотелось сохранить наш брак. Поверь, дорогая Энни, кроме тебя, мне никто не нужен. Если ты сама этого не видишь, если не можешь или не хочешь понять, как ты мне нужна, то что-то придется придумать, чтобы все-таки убедить тебя в этом. Может, нанять другую яхту и снова похитить тебя…

— Нет… Я… Все в порядке, — выдохнула она и снова села за столик. Живое тепло, идущее из сердца, казалось, растопило лед ее гордости… — Теперь, Гейл, я понимаю тебя.

— Понимаешь? — Глаза Гейла сверкнули из-под тяжелых век, он пристально вглядывался в ее лицо.

— Да, понимаю, — повторила Энни, слегка задыхаясь. — А… а твою яхту действительно можно отремонтировать? — с надеждой в голосе спросила она.

— Можно. Так мне сказали на верфи, — отозвался он.

— Прости, Гейл… Мне очень жаль, что я ее разбила. — Слезы подступали к горлу, и Энни чувствовала, что вот-вот может разрыдаться.

— Мне тоже.

Он вдруг встал, обошел столик и осторожно поднял Энни на ноги. Дрожь прошла по ее телу, когда он обнял ее, крепко прижимая к себе.

— Любимая, я должен признаться — яхта была не моя.

— Что?! — Она недоверчиво уставилась на него, а он прижал ее еще крепче, глядя на нее лучистыми синими глазами.

— Тогда чья же?

— Я одолжил ее у Александра.

— Ты хочешь сказать… Значит, все это время ты заставлял меня верить, что я разбила твою… твою «плавучую радость», а она была всего лишь одолжена?

— А разве это меняет дело? — мягко спросил он. — Если разбита чужая яхта? По крайней мере, в ночном клубе я взял твою вину на себя.

— Ох, Гейл…

Внезапно гнев ее утих, и Энни, прыснув, начала неудержимо смеяться.

Гейл тоже рассмеялся, а затем, наклонившись к ней, стал жадно целовать. Губы Энни приоткрылись ему навстречу, и она ответила Гейлу с такой страстью, что он задохнулся и слегка оттолкнул ее, глядя на нее полуприкрытыми, зовущими глазами.

— Никогда так не целуй меня в публичных местах, — хрипло проговорил он. — Греки обожают сажать людей в тюрьму за непристойное поведение.

— К счастью, здесь никого нет, — прошептала Энни, крепче прижимаясь к нему.

— Скажи, дорогая, чего ты хочешь. Я все для тебя сделаю, — пробормотал он, уронив голову на ее плечо и зарываясь лицом в ее густые волосы.

— Чего я хочу? Хочу, например, помочь тебе спроектировать наш дом на холме и…

— И?..

— И в обозримом будущем быть только миссис Стикс…

— А какие у тебя планы насчет карьеры? — спросил он, не выпуская Энни из своих объятий.

— Дело в том, что находясь в Африке, я поняла — мне очень нравится работать с детьми, — прошептала Энни. — И хорошо, если бы это были наши собственные дети, не правда ли?

— Боже мой, значит, мы можем порвать на мелкие кусочки письмо твоего адвоката и скормить их в гавани рыбам для того, чтобы воскресить наши брачные обеты?

— Да! Да, конечно! — Энни плакала и смеялась, блаженствуя в его объятиях, судорожно прижимая голову Гейла к себе. Тело ее ослабело, словно растаяв от жара его страсти.

— Еще один вопрос… — В его охрипшем голосе безошибочно угадывалось желание. — Поскольку в обетах сказано: «тело мое тебе посвящается», миссис Стикс, не будут ли Луиза и Герберт возражать, если я вторгнусь в их дом, а именно в твою спальню, и буду заниматься любовью со своей женой следующие сорок восемь часов без перерыва?

— Милый… подозреваю, что мои родственники только обрадуются этому, как и я… — зашептала она ему на ухо.

Голос Энни дрожал от любви и от смеха. Их пальцы переплелись, и они вместе, рука об руку, стали спускаться по выбеленным ступенькам вниз, в теплую полуденную тень платанов…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.