Щелкали вспышки фотокамер; из толпы раздавались восторженные крики. Поклонники, туристы и просто любопытные проталкивались к ограждениям, чтобы оказаться поближе к знаменитостям, прибывающим на просмотр новой картины с участием Ричарда Гира.

Джетта и Нико расположились на заднем сиденье длинного белого лимузина и ожидали своей очереди в веренице машин, выстроившихся перед входом в «Чайниз Тиэтер» на Голливудском бульваре.

Из автомобиля, стоящего впереди них, выходила Элизабет Тейлор. Ее осаждали репортеры с микрофонами.

Джетта схватила Нико за руку.

– С ума сойти! – воскликнула она. – А теперь наша очередь.

Для этого случая Джетта купила белое вечернее платье от Нины Риччи: броское, с тройным воланом, оно оставляло открытыми ее плечи и намного не доходило до колена. К нему она подобрала огромные белые клипсы и белое боа из страусовых перьев.

– У кинозвезд любимое занятие – пускать пыль в глаза, – проворчал Нико со скучающим видом.

Опустив тонированное стекло, Джетта высунулась из окна. Короткое платье задралось еще выше. Нико протянул руку и одернул воланы. Его прикосновение было неожиданно осторожным.

– Не забывайся, – предостерег он, – кругом телекамеры. И лиф тоже поправь: он и так мало что прикрывает.

– Тут поправь, там поправь, – огрызнулась Джетта. – А что такого? Долли Партон себе вообще ничего не прикрывает, а мне нельзя?

– Нашла с кем себя сравнивать, с этой дешевкой, – отрезал он. – У тебя другой уровень, запомни.

Водитель обошел вокруг машины и открыл дверцу. Джетта ступила на красную ковровую дорожку.

Не успела она сделать и шага, как к ней ринулись журналисты. Они совали ей в лицо микрофоны и сыпали вопросами.

– Джетта! Джетта! Это правда, что вы встречаетесь с Ричардом Гиром?

– С Гиром? О нет, это всего-навсего рекламный ролик, – начала Джетта.

– Разве вы не были его любовницей? Ведь вы...

– Не задерживайся, – приказал Нико, сжимая ее локоть. – Все, больше никаких вопросов. Отстаньте от нее.

Они прошли в фойе, где уже стоял гул бесчисленных голосов. Актеры, руководители киностудий и рекламных бюро, агенты, режиссеры, состоятельные любители кино, раздобывшие пригласительный билет, – все оживленно беседовали, держа в руках бокалы. Мужчины были в смокингах, женщины – в дорогих изысканных платьях.

– Не сердись, – шепнула Джетта, когда они с Нико направлялись к одному из четырех баров. – Эти дурацкие вопросы... Ричард Гир. Да я никогда в жизни... Конечно, в нем море обаяния, но мне не нужен никто, кроме тебя.

– Поверю тебе на слово.

– Правда-правда!

За минувшие три года Джетта узнала Нико так, как его не знала ни одна другая женщина. Тем не менее он иногда ее озадачивал. Наедине с ней Нико был мягким, ласковым и заботливым. Но стоило им оказаться на людях, как он сразу начинал вести себя отчужденно. Джетта объясняла это тем, что он – siciliano, о чем он сам нередко ей напоминал. По его словам, сицилийцы не выставляют напоказ своих слабостей, а любовь к женщине у них считается не чем иным, как проявлением слабости.

В отношениях с Джеттой Нико всегда стремился быть полновластным собственником. Однажды, после того как они четыре часа подряд занимались любовью, а потом в изнеможении лежали рядом, он сказал:

– Ты слишком сильно любишь меня, Джетта.

– В каком смысле? – переспросила она.

– Ты любишь меня безоглядной любовью, хотя ничего обо мне не знаешь. Для тебя я только возлюбленный, малышка Джетта. Но я представляю собой нечто большее. И тебе предстоит узнать меня совершенно с другой стороны, когда в моей семье произойдут кое-какие перемены. А от тебя я требую только одного.

– Чего же?

– Чтобы ты никого не пускала туда, где бываю я.

Джетта сделала вид, что не поняла, хотя ей уже все стало ясно.

Нико положил руку на ее мягкий, влажный пушок в низу живота.

– Это принадлежит мне. Только мне и больше никому.

* * *

В фойе, как и у входа, сновали газетчики и фоторепортеры. Нико извинился перед Джеттой и отправился в курительную комнату. К Джетте тут же подскочила Ширли Эдер, известная журналистка, снабжавшая светскими новостями сразу несколько популярных изданий.

– Конечно, я бы с удовольствием снялась в кино, – ответила на ее вопрос Джетта. – Но я слишком дорожу своей ролью в «Кэньон-Драйв». Мне известно множество случаев, когда актрисы в погоне за славой отказывались от ролей на телевидении, после чего их имен никто не вспоминал.

Ширли лихорадочно строчила в миниатюрном блокнотике.

– Кто вас сегодня сопровождает, Джетта? Ваш спутник просто неотразим. Он актер?

– О нет, он бизнесмен из Чикаго.

– В какой области он работает?

– В области предпринимательства, – туманно пояснила Джетта. – Он заключает различные контракты.

Когда Ширли отошла в поисках очередного объекта, Джетта обернулась, ища глазами Нико. Она случайно встретилась взглядом с интересным, высоким мужчиной, чье лицо показалось ей знакомым. В ее памяти всплыла свадьба Александры: это был Дерек Уинтроп, брат невесты. Джетта вспомнила, что напропалую кокетничала с ним и в чем-то даже вышла за рамки приличий. Она не смогла сдержать улыбки.

– Вы затмили всех, – сказал Дерек, приближаясь к ней. Его голубые глаза тоже улыбались.

– Даже Элизабет Тейлор? – игриво спросила Джетта.

– Ну, ей-то вы просто дадите сто очков вперед.

– Неужели?

– Я всегда говорю то, что думаю. Вы потрясающе красивы. – Дерек перешел в наступление. – Меня всегда можно застать в Сенате. Звоните моему референту, вас сразу соединят.

Джетта была польщена. Ее с детства окружали знаменитые личности, но политических деятелей среди них не было. Пусть Дерек не отличался такой эффектной внешностью, как Нико, но в нем угадывалась властность. Это интересно. Очень даже интересно.

Она состроила ему глазки:

– Возможно, когда-нибудь позвоню...

– Надеюсь.

В это время вернулся Нико, и они вместе с толпой устремились в зал.

– Здесь даже водопроводные краны сделаны в виде драконов, – сообщил он и без всякого перехода спросил: – Что за субъект?

– Да так. Просто подошел поболтать.

Он взял Джетту за локоть и сжал так, что она чуть не вскрикнула.

– Расскажи это кому-нибудь другому. Он к тебе приставал.

– А хоть бы и так! – не выдержала Джетта. – Нико, вокруг меня все время крутятся мужчины. Пойми, это в порядке вещей. Я же актриса.

Этого говорить не следовало.

В голосе Нико зазвучало нескрываемое бешенство:

– В порядке каких вещей?

– Ну, в актерской среде. Нико, если человек с кем-то заигрывает, он таким способом выражает свою симпатию – и ничего больше. – Джетта начала злиться. – И вообще, какая тебе разница? Ты же не собираешься на мне жениться, правда? Тебе подавай непорочную итальянку.

Его глаза вспыхнули холодным блеском:

– Да, представь себе, я ценю непорочность.

– Скажите на милость, он ценит непорочность! – вскипела Джетта. – Не смеши меня! Ты без возбудителей в постель не ложишься! У тебя целый склад искусственных членов, вибраторов, смазок и черт знает чего. До встречи с тобой я о таких штуках и понятия не имела.

– Джетта... – предостерегающе начал он.

– Да что там говорить! У тебя одно на уме: поскорее уложить меня под себя. Я тебе только для этого и нужна!

– Замолчи, – процедил он сквозь зубы. – Кругом люди.

– Не замолчу. Я тебе не подстилка. Мне каждый раз...

– Прекрати – или я встану и уйду, – перебил Нико. Через пять минут он так и поступил.

Джетта сидела в темном зале, уставившись на экран, но не могла сосредоточиться. Ее душила обида. После просмотра она взяла такси и поехала к Сибилле Шеперд, которая пригласила к себе избранных гостей.

У Сибиллы собралась пестрая голливудская компания. Из динамиков неслась оглушительная музыка: Линда Ронштадт пела новую балладу Александры Уинтроп. Для Джетты это была ничем не примечательная вечеринка. Много воды утекло с тех пор как она, дрожа от волнения, входила с матерью в дом Брэдли Голдфарба. Теперь она стала своей в этом кругу.

– Надо же, мы снова встретились. – Рядом с ней неожиданно возник Дерек Уинтроп.

– Вы проникли сюда хитростью?

– Сознаюсь, виноват, – усмехнулся он. – Помогли друзья из высших сфер. Послушайте, а что если мы отсюда удерем, посидим где-нибудь в баре, немного поболтаем?

Джетта ответила не сразу. Если Нико узнает, ей это даром не пройдет.

– Поверьте, я вас не съем. Просто посидим где-нибудь вдвоем.

– Подождите, я только что вошла. Не знаю, возможно... Мне бы хотелось выпить крюшона. Сладкого, с тропическим вкусом и с кусочками ананаса, только не слишком калорийного.

– Я знаю, где такой подают, – заверил Дерек.

Не прошло и двух месяцев, как Джетта и Дерек Уинтроп стали очень близкими знакомыми. Он заинтриговал ее некоторой загадочностью и остроумием, а также абсолютной уверенностью в своей неотразимости. Действительно, какая-то сила притягивала к нему окружающих. Джетта с интересом наблюдала, как в ресторанах Бостона к их столику стекалась масса людей, которые желали завести знакомство не с ней, а с Дереком.

Их роман разворачивался на двух побережьях. Каждую пятницу Дерек присылал Джетте цветы, а дважды в месяц заказывал для нее билеты в Бостон на выходные дни.

Она находила Дерека посредственным любовником. За предварительные ласки она бы поставила ему «четыре», а за выносливость – едва-едва «троечку». Как только приближался кульминационный момент, он заставлял ее говорить непристойности и даже сдавливать самые чувствительные места, чтобы ему было больно.

Джетта мирилась с этими безобидными причудами. Она рассудила, что иначе он будет вообще ни на что не способен. С Дереком ей не приходилось рассчитывать на полное удовлетворение. Видимо, Нико Провенцо был единственным мужчиной, с кем она могла разделить миг высшего наслаждения.

Сенатор и мафиозо. Кто бы мог подумать...

Теперь, когда она ловко манипулировала двумя любовниками, ее жизнь приобрела особую остроту. Дерек и Нико не подозревали о существовании друг друга, хотя оба нередко наезжали в Лос-Анджелес: Нико – по таинственным «семейным делам», а Дерек – на конференции по торговле с Латинской Америкой.

Чтобы разделить две фазы своей интимной жизни, Джетта использовала автоответчик. Принимая у себя одного из любовников, она отключала звонок и до минимума уменьшала громкость, так что ее ответ, заранее записанный на пленку, в доме был не слышен.

Но однажды в июне, когда Нико появился в Лос-Анджелесе и остался на выходные, она утратила бдительность.

Они с Нико лежали в спальне, изящно отделанной бледно-лиловым ситцем, и читали воскресный номер «Лос-Анджелес таймс». Покрывало сбилось в сторону. Над постелью витал мускусный запах разгоряченных тел и пряный аромат огромной пиццы, ждущей своего часа в картонной коробке между ними.

Когда белый с золотом телефон залился трелью, Джетта мгновенно прокляла свою забывчивость. Нико всегда расспрашивал, кто ей звонит, и, если она не снимала трубку, требовал объяснения причин.

Джетта подбежала к аппарату.

– Алло?

– Детка, это я, – раздался у ее уха вкрадчивый голос Дерека Уинтропа.

– Вы не туда попали, – быстро ответила она и повесила трубку.

Телефон немедленно зазвонил снова, и опять Джетта подскочила как ужаленная.

– Вы ошиблись номером, – раздраженно крикнула она и незаметно отключила звонок, соображая, что можно будет наврать Дереку.

Вернувшись к кровати, Джетта плюхнулась рядом с Нико.

– Вот черт! – воскликнула она. – Прямо хоть меняй номер. Постоянно звонят какие-то идиоты.

– Какие идиоты? – Нико оторвался от газеты. Его мускулистый торс был покрыт блестящими черными завитками; можно было подумать, что он позирует для эротического журнала.

Джетта нервно рассмеялась.

– Не знаю, куда деваться от этих дурацких звонков. А ты бы посмотрел, какие я получаю письма – можно подумать, кругом сплошные психи. Один предлагает мне руку и сердце, другой скорбит, что я в последней серии сделала аборт, третий возмущается, зачем я ношу манто из меха убитых животных. А недавно один полоумный написал, будто Господь Бог нам с ним повелел произвести потомство, которое спасет мир. – Она захихикала. – Честное слово! Сибилле тоже пришло почти такое же письмо.

Нико пронзил ее взглядом.

– Любопытно, – тихо сказал он.

Джетта прильнула к нему, выхватила газету и проникновенно заговорила:

– Миленький мой, зачем ты забиваешь себе голову этими несчастными биржевыми сводками? Такая скука, и все одно и то же, разве нет? Купи, продай, сколоти капитал.

Под его пристальным взглядом Джетта поежилась и замолчала. После некоторого раздумья Нико заговорил:

– Люди покупают и продают акции без разбора. Большей глупости не придумаешь. Я предвижу крах фондовой биржи в ближайшие год-два. Если у тебя есть акции, надо поскорее сбыть их с рук.

– Этими вопросами занимается мой поверенный.

– Тебе надо с ним поговорить. А лучше поручи это мне.

Нико потянулся к Джетте и покрыл поцелуями ее лицо и шею. От прикосновений его быстрого, чувственного языка Джетта блаженно постанывала. Только сейчас ей удалось расслабиться. Нельзя забывать про автоответчик, иначе недолго потерять Нико.

* * *

В тот год у Александры вышел третий платиновый диск. Баллада «Женщина простит», написанная для Кенни Роджерса и Барбары Мэндрелл, получила международное признание и вошла в «топ-твенти».

В названиях всех песен Александры так или иначе фигурировало слово «женщина». Оно сделалось ее фирменным знаком.

В июле у Коксов гостила Джетта. Она прилетела на уикэнд. Как назло, все выходные не переставая лил дождь.

– Что новенького в музыкальном мире? – спросила она.

Александра светилась от радости.

– У меня столько замыслов! Настоящий творческий подъем. Я разговаривала с дирекцией «Ариста рекордс» – они собираются выпустить целый альбом с моими балладами в исполнении разных певцов.

– Потрясающе!

Александра подошла к белому роялю, который занимал центральное место в гостиной Коксов.

– Хочешь послушать, что я написала совсем недавно?

– Хочу, но сперва сыграй мне «Ласковую женщину», хорошо? Я могу ее слушать сколько угодно. Она в точности передает мои чувства к Нико.

Джетта забралась с ногами на длинный, обтянутый нарядной тканью диван и закрыла глаза.

По комнате разлился теплый голос Александры. «Всю нерастраченную ласку я сберегала для тебя» — пела она. Джетта слушала как зачарованная. Песня проникала в самую душу, вызывая светлую, щемящую грусть.

– Бесподобно, – вздохнула она, когда смолкли последние ноты. – Бесподобно. Просто нет слов! Как тебе удается выразить такую печаль?

– Как, Джетта, разве это печальная песня?

Джетта не успела ответить, как в комнату притопал Трип, а следом за ним вошла няня с трехмесячным Энди на руках.

– Мама, мама! – Трип подбежал к Александре. Красивые дети, круглолицые, беленькие, хоть снимай их для рекламы, подумала Джетта. Она не сводила глаз с Трипа. Уже сейчас можно было представить, в какого неотразимого мужчину он превратится, когда вырастет.

– Трип услышал звуки рояля и попросил, чтобы вы ему что-нибудь спели, – улыбнулась Брауни.

– Вот и хорошо. Я как раз сочинила для него песенку – закончила прошлой ночью.

– Песенку, – нетерпеливо просил Трип. Руки Александры застыли над клавишами.

– Песенка про белочку, – объявила она. – Про веселую белочку.

Прозвучал вступительный аккорд.

– Про беличку? – Трип только-только начинал говорить. В год и три месяца он значительно обгонял в развитии своих ровесников.

– Про белочку, – отчетливо повторила для него Александра. – Жила-была попрыгушка и хохотушка белочка. Больше всего на свете она любила танцевать.

Песенка звучала легко и задорно. Джетта не удержалась и принялась притопывать ногами в такт. Трип, стоя возле рояля, отбивал ритм пухлым кулачком. Джетта рассмеялась, с умилением глядя на малыша. Так или иначе, Александра получила все, к чему стремилась. У нее любящий муж, который не только хорош собой, но и сказочно богат. Двое прекрасных детей. И, конечно, творчество: можно было подумать, что музыка дается ей легко, без малейших усилий.

Александра не превратилась в типичную жену миллионера, думала Джетта. Она всегда сохраняла свою индивидуальность.

Песенка кончилась.

– Еще про беличку! Еще!

Александра со смехом сгребла сына в охапку и усадила за рояль рядом с собой. Джетта попросила дать ей подержать маленького Энди и почувствовала, как ее согревает частичка счастья этой семьи.

Нельзя сказать, чтобы ее собственная жизнь сложилась неудачно. Вовсе нет. Миллионам женщин такая жизнь и во сне не снилась. Тогда почему же она отчаянно завидовала своей подруге? Почему вдруг почувствовала себя обделенной?

Няня увела детей спать. Джетта и Александра потягивали вино и не могли наговориться друг с другом. Они позвонили Мэри-Ли, которая не сумела в тот день присоединиться к ним. Каждая взяла трубку, после чего они болтали без умолку добрых два часа.

– Я до сих пор в сомнениях насчет замужества, – призналась Мэри-Ли, закончив рассказ о своей новой программе – она брала интервью у Генри Киссинджера. – Не знаю, нужно мне это или нет. Джейк поставил мне ультиматум: либо за полгода я выбираю обручальное кольцо, либо через полгода мы расстаемся.

Подруги обсудили все за и против. Александра полагала, что Мэри-Ли не должна упускать своего счастья, потому что Джейк искренне любит ее. Джетта, в свою очередь, считала, что все сомнения Мэри-Ли объясняются ее прохладным отношением к Джейку.

– Я-то думала, вы мне дадите дельный совет, – сказала Мэри-Ли через час. – Но, похоже, вынесение вердикта откладывается. Еще я вам хотела сказать, что моя мама в больнице – возможно, вы слышали. Ее положили на обследование: почему-то она стала терять память.

– Терять память? – поразилась Джетта.

– Да, именно так, – взволнованно подтвердила Мэри-Ли. – Знаменитая Мариетта Уайлд, написавшая Бог весть сколько романов, с трудом вспоминает, куда засунула ключи. Не знаю, заметили вы или нет, но за последние три года она не опубликовала ни одной новой книги. У нее был в запасе роман на китайском материале, но издатель его отверг. Говорит, что это «непечатное произведение».

– Что с ней стряслось? – спросила Александра.

– Могу тебе сказать, – ответила Мэри-Ли. – Врачи у нее усматривают то авитаминоз, то побочное воздействие снотворного, то нарушение мозгового кровообращения. Но я-то знаю, что это такое. Здесь витаминные пилюли не помогут.

– Какое же это заболевание? – снова спросила Александра.

В голосе Мэри-Ли послышались горькие нотки.

– У нее синдром Альцгеймера. Вот ведь ирония судьбы, правда? Она пыталась мне внушить, что у меня страшная болезнь, а теперь оказалось, что болезнь поразила ее самое. Мне, конечно, придется взять на себя заботу о ней. Получается, что она, хоть и таким изощренным способом, все равно будет сживать меня со свету.

Потом Джетта с Александрой еще долго сидели в спальне и, откупорив вторую бутылку вина, смеялись и болтали. Джетта начала рассказывать то, о чем невозможно было говорить по телефону. Она описала их ночные безумства с Нико, не скрыла, что он давал ей возбудители, и посетовала, как сложно крутиться с двумя любовниками.

Но даже в порыве откровенности Джетта умолчала об одном. Она не назвала имени своего второго возлюбленного, опасаясь, что Александра не одобрит такой связи.

В половине второго ночи зазвонил телефон.

– Вероятно, это Ричард, – сказала Александра, подливая в бокалы еще вина. – Он снова в Финиксе; уже третья поездка за этот месяц. Возьми, пожалуйста, трубку: у меня заняты руки.

Подходя к телефону, Джетта почувствовала легкое головокружение от выпитого вина.

– Я слушаю.

– Джетта? Это ты? – В трубке звучал изумленный и недовольный голос Дерека.

– Зачем ты сюда звонишь? – зашептала она.

– Что за вопрос? Александра, между прочим, моя родная сестра.

Джетта передала трубку Александре, которая в замешательстве остановилась с графином в руке. Она еще больше удивилась, когда узнала, что это Дерек.

Разговор с братом был недолгим. Они согласовали какие-то подробности очередного благотворительного вечера.

– Джетта... – нерешительно произнесла Александра, повесив трубку, – почему ты спросила Дерека, зачем он сюда звонит? Что в этом особенного?

Джетта смущенно пожала плечами и отвела глаза. Александра нахмурилась.

– Джетта, а Дерек случайно не тот... не с ним ли ты встречаешься в Калифорнии? Он в последнее время часто летал на побережье, и я все не могла понять, какие у него там дела.

Джетта поднесла к губам бокал, не зная, что ответить. Александра проявляла настойчивость:

– Слушай, Джетта, успокой мое сердце. Не может же быть, чтобы ты закрутила роман с моим братом? Я не хочу сказать ничего плохого, наоборот, я тебя очень люблю, но Дерек должен проявлять осмотрительность, ведь он политический деятель.

Джетта опустила бокал на стол.

– Объясни, что ты имеешь в виду.

Они обе выпили больше, чем следовало. Соломенные волосы Александры растрепались, щеки горели румянцем глаза блестели.

– Ты мне никогда не рассказывала, чем занимается твой Нико, но я слышала о нем в «Аристе».

Джетта смотрела в сторону.

– Я устала, пойду ложиться.

Александра шла за ней по коридору.

– Наверно, я совсем пьяна и ничего не понимаю. Ты хочешь сказать... ты живешь одновременно и с мафиозо, и с моим братом?

– Ну и что такого? Подумаешь, переспали пару раз! – досадливо отмахнулась Джетта, входя в пышно обставленную спальню для гостей.

– Джетта, – умоляюще выговорила Александра.

* * *

Был уже полдень, когда Джетта наконец выбралась из кровати и направилась в столовую. На ней были узкие джинсы и длинный жилет с бахромой. На шее и на запястьях позвякивали бесчисленные экзотические цепочки с кожей и бирюзой. Блестящие черные волосы рассыпались по спине непокорными кудрями. На лице не было ни тени косметики.

– Ты сегодня выглядишь как дочь племени краснокожих, – заметила Александра. Она сидела у стола за чашкой черного кофе.

Джетта обиженно фыркнула:

– Извини, забыла, что я в Чикаго. У нас в Лос-Анджелесе Чикаго считается провинцией.

Они молча смотрели друг на друга. Потом Джетта с грохотом отодвинула стул, села и мрачно уставилась на кувшин со свежим апельсиновым соком и теплые круассаны, которые бесшумно внесла горничная.

– Прошу прощения. Я на еду смотреть не могу.

– Я тоже. Меня очень беспокоит судьба Дерека. Дело кончится тем, что ты опорочишь его имя, а потом уйдешь в сторону.

– Какая чушь! – выкрикнула Джетта со слезами на глазах. – За что ты меня возненавидела? Пойду-ка я лучше заказывать такси.

– Черт возьми, – вырвалось у Александры. На ней тоже были джинсы, а сверху – многократно стиранная футболка с концерта Оливии Ньютон-Джон. – Никак ты жалеешь себя? Ты знаешь мое отношение к тебе, Джетта. Я только не хочу, чтобы ты своим безрассудством сломала карьеру Дерека.

– Ты злишься на меня потому, что я встречаюсь с твоим драгоценным братцем! Все ясно: я ему не чета.

– Неправда!

В столовой опять повисло молчание. Тем временем молодая горничная принесла из кухни подрумяненные булочки и свежезаваренный кофе.

– Спасибо, Иоланда, – сказала Александра. – А теперь оставь нас. Нам нужно поговорить.

Когда горничная вышла, Джетта взяла булочку, разломила пополам и откусила большой кусок.

– Давай не будем ссориться, – в конце концов не выдержала Александра.

– Давай не будем.

– В кои веки мы встретились – и сцепились, как кошки. Но Дерек – мой брат, и я не могу допустить, чтобы его репутация пострадала от необдуманных шагов. Наш отец мечтает увидеть его президентом.

Джетта подняла глаза от своей тарелки и в упор посмотрела на Александру:

– У него была полная свобода выбора. Он холост. Я не замужем. Какие могут быть проблемы?

Александра покачала головой.

– Разве ты не понимаешь? Проблема заключается в следующем: ты не сказала Дереку, что у тебя есть другой мужчина, за которым стоит мафия. Разве это честно?

– Ну ладно, сдаюсь, – пристыженно бормотала Джетта.

– Ты должна порвать с Дереком. Сегодня же. Если ты не... – У Александры на глаза навернулись слезы. – Если ты этого не сделаешь, мы все равно останемся подругами, но наши отношения никогда не будут прежними.

Перед отъездом Джетта обняла Александру и обещала позвонить Дереку, как только вернется в Лос-Анджелес.

– Клянусь, между нами все будет кончено. Честное слово. Я верну ему все, что он мне подарил. Даже цыпленка.

– Какого еще цыпленка? – непроизвольно рассмеялась Александра.

– Однажды перед Рождеством мы были в Мексике, и Дерек купил мне маскарадный костюм: такая прелесть, весь мягкий, желтенький, с розовыми бумажными перышками...

Александра почувствовала себя виноватой. Она никогда не могла долго сердиться на Джетту.

– Цыпленка можешь оставить на память. Господи, Джетта, ты не представляешь, как важна для меня наша дружба. – Они обнялись. – Я вела себя как идиотка, – всхлипнула Александра. – Я знаю, ты никому не желаешь зла.

– Нет, ты во всем права; это я вела себя как дура, – признала Джетта, покачав головой. – Мне бы надо порвать и с Нико, только я не смогу. Кажется, я слишком к нему привязалась.

* * *

Александра выждала несколько дней, а затем заказала билет на ночной рейс в Вашингтон, объяснив Ричарду, что собирается организовать для Дерека благотворительный бал.

Она договорилась пообедать с братом в ресторане «Дюк Зайберт» – излюбленном месте встреч видных государственных деятелей.

– С чего ты вдруг сюда примчалась? – в недоумении спросил Дерек, когда метрдотель проводил их к заказанному столу. – Не иначе как собираешься записать пластинку в Белом доме: Джордж Буш играет, Барбара поет. – Ни на минуту не умолкая, он приветственно кивнул сенатору Говарду Бейкеру и конгрессмену Билли Форду.

Хотя салат из шпината был приготовлен великолепно, Александра не почувствовала его вкуса. Ей хотелось поскорее покончить со щекотливым делом.

– Дерек, я прилетела в Вашингтон из-за тебя.

– Из-за меня? – Он удивленно поднял густые светлые брови.

– Да, из-за тебя, Дерек. Ты, возможно, хорошо разбираешься в политике, но в обычной жизни ты наивен, как дитя.

– Что-о-о? – вытаращился Дерек. – Выходит, я засветился. А я-то думал, никто не знает про мои амурные похождения с Элизабет Тейлор.

– Ах, как остроумно. – В глазах Александры блеснули слезы. – Тысячи людей помогают тебе деньгами; избиратели возлагают на тебя большие надежды. Я уж не говорю об отце. Он мечтает, чтобы ты переступил порог Белого дома, и, черт побери, я не хочу, чтобы ты лишил его этой радости.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Дерек, услышав от сестры столь многозначительные слова. – А о чем, собственно, идет речь?

– О твоей возлюбленной, Джетте. Ты, наверно, не знаешь, что она встречается также с Нико Провенцо. За ним стоит чикагская мафия, ясно тебе?

Дерек побледнел:

– Разве она до сих пор с ним не порвала?

– Нет, – отрезала Александра.

– Вот черт...

– А на что ты надеялся? Она голливудская актриса, яркая женщина, да к тому же предельно своенравная. Это ни для кого не секрет. Тебе хорошо известно, что Джетта... – К ужасу Александры, у нее задрожал голос.

– Умоляю, не устраивай здесь потоп. – К Дереку вернулось привычное самообладание. – По сути дела, вопрос уже решен: она звонила мне вчера вечером и сказала, что мы с ней больше не увидимся.

Александра испытала некоторое облегчение.

– У тебя есть кто-нибудь еще? Кроме Джетты?

Он пожал плечами и отпил большой глоток воды.

– Ну, допустим.

– И кто же?

– Ее зовут Рита-Сью Эшленд. Типичная южанка, голубая кровь. У нее такой прононс, что даже я с трудом ее понимаю. Семья самая что ни на есть респектабельная, солидное состояние. Хорошие манеры, умеет держаться в обществе... Ну, ты понимаешь.

– А внешность?

– На уровне.

– Сексуальная?

Дерек неловко отодвинул стакан с водой.

– Как тебе сказать... Она немного чопорная. А с какой стороны тебя это интересует?

Александра ответила после некоторого колебания:

– Извини, но лучше это скажу я, чем кто-то другой. Тебе необходимо жениться, Дерек, – на ней или на какой-нибудь другой девушке такого же типа. Твоя личная жизнь должна быть упорядоченной и не вызывающей кривотолков. Если ты действительно стремишься стать президентом, тебе надо состоять в законном браке.

– Что я слышу? – опешил Дерек. – Ты учишь меня жить? Ты, Сисси? Да кто ты такая, чтобы меня поучать? Жена миллионера. Хороша бы ты была, если бы тебе ничего не перепадало от папы и муженька! Привыкла сорить деньгами. Один этот костюм, что на тебе, стоит тысячи три баксов.

Александра вздрогнула, как от пощечины.

– Разреши тебе возразить. Если у меня останется только рояль, я все равно смогу себя обеспечить. В прошлом году мои доходы составили шестьсот пятьдесят тысяч; неплохая сумма, верно?

– Я не к тому, Сисси...

– А если бы мои песни оказались никому не нужны, я бы нашла другую работу – да хоть здесь, в Вашингтоне, у меня есть диплом Вассара и некоторый опыт. Так что ты несправедлив.

– Ну извини, извини. – Дерек быстро пошел на попятный. Александра швырнула свою салфетку на стол.

– Дерек, ты так ничего и не понял?

Она ушла из ресторана, оставив брата сидеть с раскрытым ртом.

Как только Александра скрылась из виду, Дерек бросил на стол несколько купюр и вышел. Его трясло от злости, давление подскочило – и во всем была виновата эта дрянь, Джетта Мишо...

Вместо того чтобы возвратиться на службу, он поехал домой. Захлопнув дверь, он набрал номер своего офиса в Сенате и поручил референту отменить три встречи, назначенные на вторую половину дня.

Покончив с делами, Дерек открыл бар и приготовил себе мартини с двойной порцией водки. Ему необходимо было снять напряжение.

Через два часа Дерек все еще успокаивал себя спиртным. Александра, вне всякого сомнения, права. Политический климат в стране изменился. Если президент Кеннеди не стеснялся принимать длинноногих девиц прямо в Белом доме, то теперь такие номера никому не сходят с рук. Нынче общественность сует свой нос в спальню каждого политика, и его счастье, если там обнаружится только традиционный секс с преданной женой.

В данный момент Рита-Сью Эшленд – наиболее подходящая кандидатура. Эта добропорядочная дочь богатого папаши соглашается заниматься любовью только в полной темноте и под одеялом. Но ведь Первой леди так и положено себя вести?

Дерек выругался. Он с содроганием вспоминал пуританскую занудливость Риты-Сью. Ничего не поделаешь, ее уже не исправить.

Телефонный звонок вывел его из задумчивости. Дерек с неохотой взял трубку. Звонил Бо Донохью, его помощник. Он сообщил, что предложенный Дереком законопроект поддержан комиссией. Они говорили минут двадцать, и Дерек целиком сосредоточился на делах.

После этого разговора Дереку стало легче. Пока снова не накатила тоска, он решил позвонить Рите-Сью.

– Мы увидимся вечерком, солнышко мое? – спросил он елейным голосом.

– Я думала, у тебя заседание сенатской комиссии, – ответила Рита-Сью.

– Ты права, детка, но я собираюсь улизнуть пораньше, чтобы встретиться с тобой. Часиков в девять, хорошо? Или в половине десятого. Я сорвусь с этого заседания при первой же возможности.

– Значит, в половине десятого?

– Я понимаю, это поздно, куколка, но мы сходим куда-нибудь поужинать. Кроме того, у меня есть для тебя... как бы это сказать... маленький сюрприз.

– Хорошо, я жду.

Дерек подумал, что при всех своих недостатках Рита-Сью будет идеальной женой. Эмансипация никак ее не коснулась. Она не станет точить мужа за поздние возвращения и поддержит любой его шаг. Даже если муж загуляет на стороне, она лишь молча подожмет губки.

Дерек уже в который раз подошел к бару и смешал себе коктейль. После этого он вернулся к телефону и набрал другой номер. Этот вариант он использовал крайне редко, только когда хотел забыться.

– Алло, – ответил вкрадчивый голос.

– Это Дерек. Ты мне нужен.

– Сегодня? Это мне не совсем удобно, Дерек. Надо предупреждать заранее.

– Постарайся, дружок. Пожалуйста, малыш, ты же знаешь, что иногда ты мне просто позарез необходим. Ты не пожалеешь. Я бы предпочел подъехать прямо сейчас, потому что около девяти уже надо будет прощаться.

В трубке раздался тихий дразнящий смех.

– Ну, разве что прямо сейчас...

– Ты не прогадаешь, – снова пообещал Дерек. – Буду у тебя через полчаса.

– Лучше через сорок пять минут.

* * *

Дерек подъехал к неприметному дому в Джорджтауне, ничем не отличавшемуся от того, где снимала квартиру Ингрид Хиллстром. Ему часто приходило в голову, что такие дома, стоящие вплотную друг к другу, были бы идеальным местом для тайных свиданий президента. Достаточно приобрести два соседних дома и оформить покупку на разных владельцев. Любовница жила бы в одном доме, а президент приезжал бы в соседний. Если наверху, в спальне, сделать потайную дверь, то можно будет беспрепятственно проникать из одного дома в другой.

Сейчас фантазии Дерека подогревались тем, что он ощущал под собой пару упругих белых ягодиц с мягкой, как бархат, кожей. Анальный секс. Его тайный грешок. Он предавался этому удовольствию весьма редко, да и стоило оно недешево.

Распаляясь от придыханий и стонов своего партнера, Дерек трудился что есть сил. Наконец, весь дрожа, он дошел до экстаза. В решающий момент партнер, как всегда, сжал ему до боли самые чувствительные места – он знал, что от него требуется.

Дерек обмяк и вытерся полотенцем. Они долго лежали обнявшись. Партнер получил наслаждение первым: Дерек старался не быть эгоистом.

– Гадкий мальчик, ты сегодня торопился, – пробормотал Джек Вандерпул. Крепкая рука потянулась к тумбочке и нащупала сигарету.

Джек, парикмахер из престижного салона причесок, испытывал неодолимую страсть к азартным играм. Чтобы иметь возможность время от времени наведываться в казино Атлантик-Сити, он в свободное от работы время оказывал определенные услуги избранному кругу клиентов. Джек отличался абсолютной чистоплотностью и регулярно обследовался на СПИД.

– Извини, – прошептал Дерек.

– Не хочешь разговаривать?

– Не знаю.

– Бедный малыш, у тебя, похоже, неприятности. – Джек сочувственно прильнул к Дереку.

Дерек вздохнул и пристально посмотрел в зеленые глаза своего партнера. Он не считал себя «голубым» или хотя бы бисексуалом. Это был запретный плод, своего рода авантюра, способ уйти от проблем и огорчений. Дерек познакомился с Джеком, когда учился на последнем курсе Гарвардского университета, и устроил его на работу в самый дорогой салон причесок. Они были «друзьями» уже двенадцать лет.

– Дерри, тебе надо выговориться. Облегчи душу, расскажи папочке, что случилось, – убеждал Джек.

– Судя по всему, мне придется жениться, – признался Дерек. – Представляешь, какое свинство?

– Придется? В том смысле, что тебе сказали: «Дорогой, я от тебя беременна»?

– Нет, не то. Скорее, мне сказали так: «Пора остепениться, если хочешь и дальше заниматься политикой».

– Понятно. Тебе лучше расстаться со мной, Дерек. Я ведь не вписываюсь в эти планы, правда?

– Да, это так.

Джек на минуту задумался.

– Конечно, я был бы признателен тебе за скромное ежемесячное вознаграждение, вроде выходного пособия. Скажем, в течение двух-трех лет. Я многого не прошу.

Дерек привстал, потянувшись за одеждой.

– Сколько?

– Ну, допустим, сотни три-четыре в месяц. Наличными, разумеется.

– Само собой, – устало подтвердил Дерек.

– Я не какой-нибудь столичный вертопрах, Дерри, я сохраню о тебе самые теплые воспоминания, – утешал Джек.

* * *

Вечером Дерек сделал предложение. Рита-Сью Эшленд знала, что он – восходящая звезда на политическом горизонте, и была полна решимости пойти на покорение Белого дома вместе с ним. Они улыбнулись друг другу и взялись за руки; оба понимали, что это скорее деловое соглашение, нежели священное таинство любви.

Вернувшись домой, Дерек проверил сообщения, записанные на автоответчик. Среди них было пять посланий от Джетты. Он включил самое последнее: «Дерек... неужели ты сидишь дома и не берешь трубку? Дерек, ты меня слышишь? Мне надо сказать тебе что-то очень важное. Пожалуйста, перезвони мне, прошу тебя. Честное слово, мне надо с тобой поговорить. Я сказала не всю правду».

Он уже понял, о чем пойдет речь.

Дерек обдумывал создавшееся положение. Его неотступно преследовал образ Джетты Мишо: копна непокорных волос, дразнящее соблазнительное тело. Проклятье! Он понимал, что нельзя откладывать этот разговор. Необходимо выяснить, чем занимается этот Нико Провенцо, как далеко зашли его дела и чем это угрожает ему, Дереку.

Он вынужден жениться на Рите-Сью, безликой и невероятно скучной. Придется вычеркнуть из жизни и Джека Вандерпула, и Джетту Мишо. Наверно, ему суждено до скончания века коротать ночи с занудой-женой – в потемках, укрывшись одеялом.

Нет, надо будет завтра высвободить время в своем расписании и напоследок всадить Джетте такой пистон, чтобы всем чертям тошно стало.

* * *

Нико должен был появиться с минуты на минуту. Он только что позвонил и сказал, что приехал повидаться кое с кем на студии. Джетта стояла перед самым большим шкафом и никак не могла решить, что надеть.

За последнее время она приобрела невероятное количество туалетов; они уже не умещались в шкафы. Чего тут только не было: модные комбинезоны с набивным рисунком, экстравагантные цыганские юбки, кожа, нейлон, прозрачная индийская вуаль с ручной вышивкой, золотая парча. Все мыслимое разнообразие тканей и фасонов было втиснуто в пять обширных стенных шкафов. Смуглая кожа позволяла Джетте носить любые вещи. Как-то журнал «Пипл» включил ее имя в список наиболее элегантных женщин Америки, а на следующий год – в список наименее элегантных.

В конце концов она вытащила ярко-розовый костюм с короткой юбкой, который выгодно подчеркивал фигуру. Когда Джетта застегивала золотые пуговицы, у въездных ворот раздался настойчивый сигнал. Она подошла к окну и, вглядевшись, узнала Дерека, который сидел во взятом напрокат «мерседесе».

– О Господи!

Джетта бросилась к щитку и нажала кнопку дистанционного управления. Она снова выглянула в окно, чтобы убедиться, что ворота открылись, и похолодела от ужаса: в эту самую минуту у забора оказался также автомобиль Нико.

Она в панике выскочила в сад и понеслась по кирпичной дорожке, стуча высокими каблуками. Нико на сером «BMW» припарковался рядом с «мерседесом» и пристально изучал Дерека, стиснув зубы. Дерек бросал в ответ злобные взгляды. Надо же такому случиться...

Оба вышли из машин.

– Здравствуйте, – официально обратилась Джетта к Дереку, словно к постороннему. – Не могли бы вы минутку подождать? – Она умоляюще посмотрела ему в глаза.

– Хорошо, – холодно ответил Дерек. – Мне подождать в машине?

– Ну зачем же, – запинаясь, ответила Джетта; она еле удерживалась от нервного смеха. – Проходите в дом. Я скоро освобожусь, мистер... э...

Она схватила Нико за руку, но тот не двинулся с места. Джетта пришла в отчаяние.

– Это... это финансовый консультант моей матери, – на ходу выдумала она, моля Бога, чтобы Дерек не выдал ее. – Я послушалась твоего совета и сейчас пытаюсь найти себе другого поверенного в делах. Мама порекомендовала своего консультанта. У него большой опыт, – тараторила Джетта. – Он сэкономил маме полмиллиона долларов. Или даже два миллиона.

– Вот как? – Нико внимательно посмотрел на Дерека. У Джетты сердце ушло в пятки: она поняла, что Нико не поверил ни единому ее слову.

– Странно, – саркастически заметил Нико, обращаясь к Дереку, – вы совершенно не похожи на консультанта по финансовым вопросам. Вы почему-то похожи на сенатора от штата Массачусетс. Случается же такое сходство! – Нико расправил плечи. – Если бы я заподозрил, что вы не тот, за кого себя выдаете, что на самом деле вы имеете виды на мою Джетту, я был бы очень недоволен. Я бы вам кое-что лишнее отрезал и запихнул в рот, как принято у нас в Чикаго.

Нико говорил так спокойно, что Джетта не сразу поняла, что это означает. Когда же до нее дошел смысл его слов, она чуть не задохнулась. Дерек побледнел.

– Я сицилиец, – негромко добавил Нико. – Мы, sicilianos, смотрим на мир другими глазами. Мы очень бережем своих женщин.

– Я позвоню завтра, Джетта, – сказал Дерек, садясь в машину.

Нико подождал, пока «мерседес» не свернул за угол, а затем молча повернулся к Джетте и положил руку ей на плечо. Он не сделал ей больно, но и ласковым его прикосновение никто бы не назвал. Никогда раньше он так к ней не прикасался.

– Дерек Уинтроп – stronzo... pezzo de merdo. – Джетта впервые услышала, как он ругается по-итальянски. – Придется убить тебя за измену.

Она подняла на него глаза, полные ужаса.

– Прости меня, – прошептала она.

– Puttana, — прорычал Нико. – Что, я тебя избаловал? Наверно, ты плохо слушаешь, когда с тобой говорит мужчина.

Пока они шли в спальню, Джетту трясло. Разве она раньше не знала, что с Нико шутки плохи? Нельзя было играть с огнем. Какая идиотка...

Для начала Нико достал из бумажника маленький пакетик кокаина, неторопливо высыпал его на карманное зеркальце и разделил на две дозы. Потом он запрокинул голову и глубоко вдохнул. Когда кокаин подействовал, по его телу пробежала судорога.

– Раздевайся, – грубо приказал он.

До смерти перепуганная, Джетта начала неловко расстегивать костюм, цепляясь пальцами за петли. Под костюмом на ней были только колготки. Она впервые устыдилась своего безупречного тела и почувствовала себя беззащитной.

– Снимай все, – ледяным тоном повторил Нико. Джетта подчинилась. Торопливо стаскивая колготки, она порвала их ногтями. От страха и унижения она расплакалась.

– Прошу тебя, Нико, дорогой, – всхлипывала она, – я... я понимаю, что ты сердишься, но я никогда не... я только немного кокетничала. Совсем невинно. Он увлекся мною. И не он один.

Джетте показалось, что его колючий взгляд немного смягчился.

– Ты на меня действуешь как кокаин, Джетта. Ты самый лучший наркотик. Это тебя спасло. – Он начал расстегивать рубашку.

Нико набросился на нее как зверь. Он овладел ею сзади, яростно вонзаясь в ее застывшее тело. Джетта поняла, что ему противно смотреть ей в лицо. Сама она не чувствовала ничего, кроме боли.

Она безропотно сносила эти мучения, лишь изредка испуская жалобные стоны. Однако она понимала, что Нико, несмотря ни на что, любит ее и не сможет от нее отказаться. Сознает ли он это? Он не нарочно делает ей больно. Со временем он успокоится.

Ведь она так его любит.

* * *

Нико умчался на своем глянцевом «BMW» навстречу огням Лос-Анджелеса. Он чувствовал себя опустошенным и усталым. Кокаиновый дурман рассеялся. У него стучало в висках.

Puttana. Потаскуха.

И все же он не знал ничего более захватывающего, чем миг обладания Джеттой. Возможно, он любил ее больше, чем ему всегда казалось. Она была красива и на удивление непосредственна, делала и говорила что хотела, и это подкупало его.

Повернув на Голливудский бульвар, Нико сбавил скорость и принялся разглядывать совсем юных девчонок, по-детски круглолицых, увешанных цепочками и затянутых в черную кожу. Ни одна из них и в подметки не годилась Джетте. Черт побери. Напрасно он сделал ей больно.

Утром надо будет позвонить в цветочный магазин и заказать для нее огромный букет роз.

Нико знал, что на языке цветов красные розы означают глубокую страсть, а белые – легкое увлечение, не перерастающее в серьезное чувство.

Он решил послать ей белые розы.

* * *

Битси вернулась в полшестого утра. У нее ломило все тело – не так-то просто заснуть в машине. Ее мучили кошмары: будто в нее снова попала пуля и разворотила все лицо, будто она ведьма и люди шарахаются от нее, как от прокаженной. Она боялась ложиться спать.

В последнее время Битси постоянно клокотала от злости. Если бы она смогла выплеснуть накопившуюся ярость ей бы стало легче.

Она устало потащилась вверх по лестнице, надеясь, что пьяное сборище у Ингрид уже закончилось.

В квартире был полный кавардак. Из всех пепельниц вываливались окурки. В воздухе висел густой табачный дым. Повсюду валялись пластмассовые стаканы, грязные тарелки с присохшими объедками, банки из-под пива, винные бутылки, использованные шприцы. Со стола свисали кружевные трусики.

Вся квартира пропиталась тошнотворным запахом. Пересиливая себя, Битси распахнула окна, достала пару черных мешков для мусора и принялась за уборку. Она сомневалась, что Ингрид в ближайшее время будет в состоянии навести порядок.

Когда Битси рылась в шкафчике под раковиной в поисках освежителя воздуха, она случайно наткнулась на закрытый отсек, который был едва заметен.

– Ингрид, – спросила Битси ближе к вечеру, когда Ингрид наконец появилась из своей комнаты, – тебе это о чем-нибудь говорит?

Она показала подруге коробку из фирменного магазина, которую нашла под раковиной. Там лежали разрозненные предметы: сломанный игрушечный мотоцикл, целлулоидная кукла с исковерканной головой, старая газетная статья и фотография, изображающая двух людей с бокалами в руках.

– Где ты это взяла?

– Под раковиной. Там есть тайник.

Ингрид пожала плечами:

– Джанкарло как-то чинил раковину, вот ему и взбрело в голову устроить тайник.

Битси уставилась на нее, припоминая все, что когда-либо слышала от Ингрид.

– Почему ты мне никогда об этом не рассказывала?

Ингрид тяжело опустилась на диван.

– Я об этом и думать забыла. Понятия не имею, для чего это ему понадобилось. И вообще, какая разница? Джанкарло не вернешь. Не хочу больше о нем вспоминать.

Битси унесла коробку к себе в комнату, высыпала содержимое на кровать и стала перебирать предмет за предметом: мотоцикл, кукла, газетная вырезка, фотография.

Зачем Джанкарло все это припрятал? Она пробежала глазами заметку о какой-то дорожной аварии в Лондоне, затем рассмотрела фотографию конгрессмена Дерека Уинтропа и его сестры Александры Уинтроп, самой красивой дебютантки того сезона.

К чему бы это?

Битси легла на кровать и закрыла глаза. Она расслабилась и попыталась выстроить цепочку: кукла с болтающейся головой... газета... смерть... двое богатых людей из высшего общества...

Шантаж.

Она села. Сердце учащенно забилось. Что, если Джанкарло кого-то шантажировал, к примеру, Дерека Уинтропа или его сестру? Какая-то бессмыслица; но чем больше она об этом думала, тем тревожнее становилось у нее на душе.

Ей не сиделось на месте. Она подошла к большому зеркалу, от которого в последнее время старательно отворачивалась. На нее смотрело ее собственное лицо, ставшее чужим. Дрожащими пальцами она потрогала тонкие шрамы вокруг правой глазницы.

Искусственный глаз. Какая гадость. Она отвратительна, сама себе противна, и от этого ей никогда не избавиться.

Теперь еще эта коробка со всяким барахлом, которое припрятал Джанкарло, не давала ей покоя.

* * *

В богатейшей библиотеке Джорджтаунского университета студенты готовились к экзаменам. Сидя перед проектором для просмотра микрофильмов, Битси изучала пленку, на которую была переснята подборка статей о кампании по борьбе с наркотиками. Сердце у нее колотилось так, что казалось, она вот-вот упадет в обморок. Подсознательно она чувствовала, что переступает запретную черту.

Я не в себе, твердила она. Я просто не в себе.

Битси просматривала статью за статьей, пока не нашла то, что искала, – заметку по поводу облавы на наркоманов, во время которой погиб Джанкарло. Раньше ей и в голову не приходило поинтересоваться, что писали об этом газеты.

Не пропуская ни строчки, она наконец нашла имя офицера полиции, который застрелил Джанкарло. Байрон Мак-Кэфферти. Рядом была помещена его фотография. Битси узнала этого убийцу с холодными пустыми глазами.

Снова все всплыло в памяти: хлопки выстрелов, упавший навзничь Джанкарло, красная струйка, вытекающая из его головы. Тогда же чуть не погибла и она. Мучительная, нестерпимая боль заполнила все ее существо.

Стоп. Если она видела, как стреляли в Джанкарло, то значит, легавый стрелял не один раз. Для верности. Следовательно, в нее попали со второго выстрела, а не с первого...

– Вам плохо? – спросила девушка, сидевшая за соседним столом. Битси сообразила, что разговаривает сама с собой.

– С чего это мне должно быть плохо? – огрызнулась она. – Занимайтесь своим делом.

– Мне показалось... извините, пожалуйста... – смутилась девушка.

Битси смотрела в объектив и чувствовала, как в душе снова закипает злость.

* * *

Байрон Мак-Кэфферти, по прозвищу Бубба, втянул живот, приосанился и не отрываясь смотрел на девчонку в дальнем конце бара. Вот уже минут двадцать она строила ему глазки. Этакая лисичка: рыженькая, стриженая, с пухлыми губками. На ней были джинсы в обтяжку и открытая трикотажная майка ярко-красного цвета, которая соблазнительно облегала маленькие аппетитные груди.

Молоденькая. Может, даже слишком молода для него. Ему-то через три дня стукнет пятьдесят.

Бубба опрокинул в себя порцию виски и запил пивом, а потом щелкнул пальцами, чтобы бармен повторил заказ.

Девушка пересела поближе к нему, улыбаясь, как старому знакомому.

– Привет! Вы, наверно, часто здесь бываете? – спросила она полушепотом.

– А то как же! Я, можно сказать, завсегдатай.

Он откровенно изучал незнакомку. Многовато косметики. Маникюр давно не делала: руки неухоженные, ногти короткие и обкусанные. Он подумал, что рыжеватые кудряшки свободно могли оказаться париком – уж чересчур они аккуратно лежали и отливали искусственным блеском.

Черт возьми, не иначе как это обыкновенная шлюха.

Ну и что? На вид недурна, подвоха ждать неоткуда.

– Я вам нравлюсь?

– Еще как!

– Вот и чудесно. – Она поднесла к губам свой бокал и стала не спеша отпивать коктейль – видно, тянула время.

– Что-то я тебя раньше тут не видел, – отметил Байрон. – Живешь где-то рядом?

– Да... Меня зовут Бонни.

Зная, что проститутки частенько называют себя вымышленными именами, он начал поддразнивать ее:

– Бонни? Это пчелку так звали. А у тебя есть медок? Надо бы проверить.

– У меня не только медок есть. Я вся очень сладкая.

– Дашь попробовать? Восемьдесят баксов.

– Сто, – не моргнув глазом, сказала она.

– Девяносто. Не торгуйся, черт бы тебя драл, а то у меня все настроение пропадет. Соглашайся – не пожалеешь.

Когда Бубба привел ее к себе домой, он извинился и первым делом направился в ванную, где снял куртку и отстегнул кобуру.

Гостья была уже в спальне. Она откинула темно-синее стеганое одеяло и лежала совершенно голая, согнув ноги и раздвинув колени, чтобы ему были видны рыжевато-золотистые завитки, а под ними розовое лоно. Бубба весь задрожал.

– Давай скорее, – томно прошептала она.

Он посмотрел девушке в глаза, и его обдало холодом. Вот тебе и раз. Такие глаза бывают у полицейского, которого вытаскивают на дежурство в субботу вечером.

Мак-Кэфферти уже жалел, что связался с ней. Неизвестно, что за бабенка. Подцепил в баре первую попавшуюся, как будто девок никогда не видел.

– Ну, что же ты медлишь? – поторапливала она, еще шире раздвигая ноги.

Бубба не утерпел. Ему уже ни о чем не хотелось думать. Одно из двух: или заниматься любовью, или рассуждать.

– Иду, крошка.

Не прошло и двух минут, как она оседлала его и ее тело заходило вверх-вниз. Девчонка попалась крепенькая. У нее внутри были такие мышцы, что Бубба чуть не лопался от удовольствия. Давно с ним такого не бывало. Не зря все-таки он выбрал именно эту.

– Давай, давай, – стонал он. – О, все...

Его хватило ненадолго, но он ничего не мог с собой поделать.

Краем глаза он заметил, как ее рука скользнула под подушку. В момент неудержимого, животного наслаждения его обожгла резкая боль в горле, прямо над кадыком.

По шее потекла теплая струйка. Боже, эта потаскуха приставила ему нож к горлу!

– Если двинешься или заорешь – глотку перережу, – злобно пригрозила она.

– Умоляю, – только и сумел выдавить Бубба. Словно взбесившись от его мольбы, она еще сильнее надавила на лезвие.

– Рассказывай все, – приказала она.

– Что? – прохрипел он.

– Рассказывай.

Она переместила лезвие, направив его прямо в сонную артерию. Нож впивался в кожу. Бубба боялся не то что пошевелиться, но даже глубоко вдохнуть.

– Не могу говорить... – Его глаза наполнились слезами. – Убери нож.

Она словно не слышала его.

– Ты в меня стрелял, признавайся?

Этот вопрос поверг его в ужас. Откуда она взялась на его голову? Видимо, из прошлого. Оттуда тянулись кое-какие грехи.

– Тебе ведь было на все плевать, верно? Прицелился и выстрелил.

Он жалобно заскулил.

– Я была ни при чем, – закричала она. – Я была ни в чем не виновата, кретин вонючий. Говори, кто тебе приказал убить Джанкарло Феррари?

Он попытался сделать вид, что не понимает, но не справился с испугом.

– А что...

– Говори все – и быстро. А то всажу нож тебе в глотку.

Он увидел ее глаза, лихорадочно сверкающие, сумасшедшие. Боже милостивый, такая на все способна. Вот влип. Единственное спасение – все ей рассказать, заставив при этом отодвинуть нож – может, тогда удастся его выхватить.

– Говори, кто тебя подослал?

Задыхаясь, он сдавленно прошептал имя. Она наклонилась вперед и всей тяжестью навалилась на нож. Бубба успел заметить, как у него из горла хлынул красный поток, но не поверил своим глазам.

Ее пухлые губы зашевелились, но Байрон Мак-Кэфферти уже ничего не слышал. Он захлебнулся своей кровью.

Через двадцать минут, закутанная в неприметный серый плащ, с рыжим париком в сумочке, Битси уже спешила прочь от дома Мак-Кэфферти. У нее подкашивались ноги, к горлу подступила тошнота, все тело покрылось липким потом, несмотря на апрельскую ночную прохладу. Она вымылась под душем в квартире Мак-Кэфферти, но облегчения это не принесло. Ей все равно мерещилось, будто она кожей чувствует его сперму, пот и кровь.

Никто ее не опознает, тем более в таком плаще. Удачно, что Мак-Кэфферти жил один: вероятно, пройдет пара дней, прежде чем его найдут, а если повезет, то и неделя.

Битси непроизвольно сунула руку в сумочку и нашарила металлический предмет. Это был длинный нож, купленный в хозяйственном магазине. Лезвие из шведской стали могло бы рассечь пополам телефонную книгу. Она оттерла его под душем: жалко выбрасывать такую вещь, может, еще пригодится.

Определенно, для него еще найдется работа.

Ей никогда не забыть имя, которое прошептал Бубба Мак-Кэфферти. Теперь она знает, кто был истинным виновником той трагедии. Сенатор Дерек Уинтроп.