Моя мать умерла, когда мне было тринадцать лет. С отцом они жили плохо. Мама была из богатого дома. Когда мой батюшка посватался к маме, ее родители были против, мой дедушка три дня ходил словно туча, но не смог со своей дочкой справиться – уж такая набалованная была! Она целыми днями плакала, чтобы ее отдали замуж за моего отца, вот дедушка и согласился. Первые годы они жили хорошо, только мама была очень ревнивой, любила попрекать отца своим богатством. Он ее попреков не мог вынести и молча уходил из дома. Сколько раз, бывало, плакала матушка, обнимая меня да на свою горькую долю жалуясь. Говорит, бывало:

– Катюша, мне недолго осталось жить! Как умру, вспоминай меня!

Я тогда видела, что она очень несчастна. Бывало, заплачет, побледнеет, возьмет меня за руку, сожмет ее, а слезы – градом!

Однажды я сидела в уголке, шила куклу, а маменька читала что-то. Отец сидел за столом. Матушка спросила его:

– Ты где вчера был, Федя?

– Где был, там уже меня нет!

Обидно стало матушке, сдержала она слезы, подошла к нему, за руку взяла и ласково сказала:

– Федя, почему ты такой стал? Я при тебе слова не смею сказать. Пожалей меня, Федя, ведь я болею!

Мама обняла его, а отец оттолкнул ее, встал и ушел. Мама пошатнулась, чуть не упала, да как заплачет! Потом она схватилась рукой за сердце и легла на кровать. С той поры мама не вставала. Сил у нее уже не было, она таяла как свечка. Я от нее тогда ни на минуту не отходила.

– Твой отец скоро после меня женится, небось! Не верь мачехе, Катя: они все злые, коварные! Много тебе будет горя, бедненькая моя!

Через месяц мама умерла. Она была права: отец вскоре женился, взял невесту из соседней деревни. Пришла наша соседка, бабушка Фекла, нарядила меня в новый сарафан и все время плакала надо мной:

– Сиротка горькая, тело матери не успело остыть, а отец уже мачеху в дом берет!

Я не плакала, у меня не было слез. Приехали отец с мачехой. Молодая-то славная такая, лицо доброе, глаза веселые! Подозвал меня отец, а я не иду к нему. Взял он меня за руку, подвел:

– Вот, – говорит, – наша Катюша!

А мачеха сказала:

– Какая бледненькая! – и ласково взяла меня за руку.

– Вот тебе новая маменька, – сказал отец, – люби ее!

Вырвала я руку и сказала:

– Нет у меня матери, мою маму в землю зарыли, а эту не буду любить!

– Полно, деточка, бедная, не скучай по маме: ее Господь на Небо взял! – сказала мачеха и взяла меня за руку.

Не помнила я себя, вырвала руку и закричала:

– Не смей меня трогать!

Рассердился отец, схватил меня, а она его уговаривает:

– Оставь ее! Бедная девочка по матери скучает!

И мне кажется, если бы отец меня побил, мне было бы легче, чем слышать, как она за меня заступается! Я выбежала из дома в сад и заплакала. С той поры я стала ко всему равнодушна. Ходила, как кукла: спросят – отвечу, а сама больше молчала. Мачеха пыталась со мной подружиться, но я ей огрызалась. Она отходила от меня грустная… Мне даже иногда становилось ее жалко. Так мы с ней, почитай, год прожили, и сколько я тогда передумала да перемучилась – одному Богу известно.

Наступила зима. Вышла я как-то на улицу с девочками в снежки поиграть. Невесело было мне, а все потому, что на душе у меня было тяжело. Поиграла я немного и говорю:

– Нет, я домой пойду!

– Полно, Катя, поиграй, мы тебя не отпустим!

Девочки обступили меня, я от них вырвалась и побежала. А земля-то обледенела! Я поскользнулась и упала. Из носа хлынула кровь. Вскочила я и побежала домой. Набрала холодной воды, смочила платок, а мачеха испугалась, бросилась ко мне:

– Что с тобой?

Отмахнулась я от нее, говорю:

– Отстань!

А она меня как будто не слышит:

– Дай, – говорит, – я тебе помогу!

Бережно взяла меня за голову, а я закричала:

– Отстань! Чего пристала?

Я ее оттолкнула, прямо в грудь ей попала, с ног сшибла! Испугалась я, подбежала к ней, а она лежит, стонет:

– Беги, Катюша, скорей за бабушкой Феклой!

Побежала я, позвала бабушку, а сама во дворе осталась. И стало мне стыдно, что я ее ударила. Стала я вспоминать, сколько раз ее обижала, как обозлилась на невинного человека, а теперь, может быть, искалечила. Долго я сидела в саду и вдруг захотелось мне попросить у нее прощения. Вошла я в сени, а отец выходит мне навстречу.

– Тише, чего расшумелась! – говорит.

Притихла я, говорю:

– Можно мне к маменьке?

Отец с удивлением посмотрел на меня и сказал:

– Иди, только не озорничай, тише там! Тебе Бог братца послал!

Вошла я, смотрю: лежит она бледная, а рядом бабушка Фекла ребенка пеленает. Никого я больше не видела, подошла к кровати, говорю:

– Маменька, прости меня ради Христа! – да как расплачусь.

Удивилась она, говорит:

– Полно, деточка! Не плачь так, что ты? Хотя, может, тебе легче будет – намучилась ты, бедная, целый год ведь мучилась! Видела я все, только как помочь тебе, не знала…

И с той поры мы привязались друг к другу. Этот ребеночек у нее на третий день умер, а меня она как свою дочку полюбила, и живем мы с ней душа в душу до сих пор.