#img_12.jpeg
Несколько лет назад в печати было высказано мнение, что на нашей земле некогда побывали пришельцы из космоса. В подтверждение этой гипотезы указывались некие непонятные до сих пор древние сооружения, которые, по мнению авторов гипотезы, могли быть не чем иным, как стартовыми площадками звездных кораблей. Ссылались также на мифы и легенды разных народов (в том числе на Библию), где присутствует сошествие на землю божества.
Серьезные ученые им возражали: это не гипотезы, а фантазии, не солидные раздумья, а сенсационный бред и т. д. И очень аргументированно доказали, что никаких таких пришельцев не было.
Мой друг, прочитав одно такое научное опровержение, вздохнул и сказал:
— Уж лучше бы они молчали.
— Они же ученые, — возразил я, — и разве истина не дороже фантазий?
— Когда как, — уныло выдавил он из себя.
Это было что-то новое. А он между тем продолжал:
— Тома Сойера тоже не было. И Дон-Кихота. И Мюнхгаузена. А им памятники стоят. А на Беккер-стрит Шерлоку Холмсу до сих пор пишут письма с просьбой раскрыть преступление, перед которым пасует Скотланд-Ярд. Так были они или не были?
— Видишь ли, — начал я, но он перебил меня.
— Нет, ты послушай. Вот мы ругаем детективные кинофильмы и повести. Все говорим: в жизни не так, в действительности по-другому. Верно все. А вот мне жаль, что по-другому. Мне больно, если интуицию заменит ЭВМ.
— Подожди, подожди… Одно дело сладкие сказки, которые в лучшем случае волнуют воображение и не больше. И другое дело — преступление. Ты что же, хочешь, чтобы мы выбросили за борт всю технику расследования — пусть вместо этого гений сыска поразит всех своей проницательностью, раскроет одно-два эффектных преступления, а другие преступники в это время будут посмеиваться. Так ты хочешь?
Очевидно, я взял слишком серьезный тон. Он сник сразу, пробормотал: «Извини, я совсем запутался», — и ушел. Я, откровенно говоря, даже испугался. И так у него, как говорят наши общие знакомые, резьба не в ту сторону. А я на него напустился еще. Чего доброго…
Но на другой день Порфирий ворвался ко мне радостный, словно выиграл по лотерее «Волгу».
— Кассу ограбили, — улыбаясь во весь рот, завопил он. — И как ограбили! Как в кино!
Я рискнул заметить, что радоваться по этому поводу, по меньшей мере, неуместно. А мой друг, захлебываясь от восторга, выкрикивал несвязные слова: «борода», «пистолет», «оптический прицел», «восемнадцать тысяч», «кисточка для грима».
— Успокойся, успокойся, — всполошился я, предлагая ему стакан воды.
— Да нет, я серьезно. Поразительно дерзкий налет. А как их раскрыли?! Ты обязательно должен пойти на суд.
Я пообещал, что пойду, и был благодарен моему другу за то, что не пропустил этого процесса.
Все происходило действительно как в кино…
29 мая 1968 года около 8 часов вечера молодой человек с бородой, в зеленой «болонье», со спортивной сумкой в руках подошел к истринскому универмагу № 2. Миновав торговый зал, человек в «болонье» открыл дверь бухгалтерии. В помещении находилось несколько женщин.
— Здравствуйте, — кашлянув, сказал незнакомец.
— Добрый вечер…
— Инкассатор уже был?
— Нет. А что?
— Тогда минуту внимания. Всем поднять руки вверх, — человек в «болонье» медленно опустил руку в карман.
— Если это шутка, то дурного тона, — улыбнувшись, сказала старший бухгалтер.
— Я не шучу. Руки! — Круглое дуло пистолета приворожило взоры испуганных женщин.
Одна из них, кассир, сделала инстинктивное движение к сейфу.
— Ни с места. Стреляю. Отойдите в угол, — незнакомец быстро подошел к сейфу, открыл сумку, сгреб туда пачки денег. Потом, поводя пистолетом, медленно отступил к двери. Тем же пистолетом ткнув в часы, сказал:
— Сейчас шесть минут девятого. Еще семь минут не трогаться с места. В противном случае, — пистолетом он указал через плечо на окно, — мой партнер откроет огонь. Он сидит в чердаке напротив. Учтите, винтовка с оптическим прицелом. Оревуар, мадам…
Ошеломленные женщины стояли, глядя в страшное окно. Когда стрелка показала 15 минут девятого, кассирша кинулась к сейфу, будто надеясь, что все это дурной сон. Увы, денег не было. 18 186 рублей…
Утром работники следственного управления УВД Московской области В. А. Бабаянц и Е. А. Абрамов осматривали место происшествия и беседовали с очевидцами дерзкого и редкого по исполнению налета. Вскоре к ним присоединились работники угрозыска И. П. Стасевич, Ю. М. Степанов и В. В. Крутов. Оперативную группу возглавил заместитель начальника УВД Московской области А. Г. Экимян. Начальник Истринского горотдела С. Е. Никифоров тоже принял участие в поисках грабителей.
Поисках… Ограбление-то совершилось, как в кино! Да вот только грабитель (или грабители) забыли одну кинематографическую деталь: на месте преступления не осталось ничего — ни отпечатка пальцев, ни следа подошвы.
— Как вы думаете, — спросили у женщин, когда те рассказали обо всем во всех подробностях, — борода настоящая?
— Кто ж его знает. Теперь многие в бородах ходят. М-да! Скорее, настоящая. Бледный такой молодой человек. Интересный. На кандидата наук смахивает.
— А по-моему, приклеил бороду, — не согласилась другая. — Уж очень аккуратная. А сам — да, бледный очень.
— А пистолет? Какой у него был пистолет? — перед очевидцами разложили все виды отечественного и трофейного оружия.
— Нет… Не похож… Не то… — ни один из пистолетов женщины не признали. — Тот большой, черный. Эти другие…
— Н-да, не густо, — сказал кто-то…
Чтобы начать расследование, вернее представить хоть возможные пути поисков, решили создать модель преступления. Из опроса очевидцев создавалось твердое убеждение, что грабитель был интеллигентный человек — вежливый тон, книжные обороты речи. Действия выдавали опытного преступника: перчатки, уверенность. Но может быть, как раз наоборот: опытный не решился бы в одиночку прийти в универмаг, когда там полно народу. А вдруг сообщники были за дверью? Борода своя или приклеенная? Бледность естественная или грим? Если человек гримировался, следовательно, скорее всего местный. Модель получалась довольно расплывчатой…
А поиски тем временем шли.
Участникам группы бороды стали буквально мерещиться и сниться во сне. Они понимали, что приклеенную бороду снимут, свою обреют. И все же «бородомания» преследовала их. Случайно узнали, что на матче в Лужниках кто-то из зрителей, замеченный в хулиганстве, нарядился в бороду. Его не задерживали, только замечание сделали. Нашли-таки парня: оказался, как и ожидали, не тот. Просто баловался с бородой. Когда бородатого официанта из ресторана «Истра» пригласили в отделение «насчет паспорта», он лукаво подмигнул:
— Уже третий раз «паспорт проверяете…»
Звезда местной самодеятельности, «первый любовник», истринской сцены в те дни сбрил бороду — если бы он знал, какие «надежды» подал сыщикам. Нет, все не то. Все не те…
Но, между прочим, посещение Дома культуры, не давшее никаких реальных результатов, снова навело на размышление о бутафории и гриме.
— Если предположить все-таки, что грабитель был загримирован, — сказал себе следователь Абрамов, — очень искусно загримирован, так, что никто не заметил…
Гипотеза всегда лежит в основе версии. Она высказывается часто «в порядке бреда», но базируется на опыте, фактах, интуиции. Опыт говорил о квалифицированности преступников, но факты (проверка всех, о ком есть данные) не подтверждали вывода; интуиция нашептывала, что преступники ловко разыграли сцену ограбления, ограбив-таки кассу взаправду. Тогда грим, некоторая инсценированность преступления — откуда это? Пожалуй, стоило внимательнее присмотреться к Дому культуры.
Так в поле зрения оперативной группы попал один из администраторов Москонцерта, ведающий «кустом», куда входила Истра, Евгений Попов. Дело в том, что в 1956 году его уже судили за нападение на кассира, а в 1962-м за то, что под видом милиции он производил обыски у граждан с целью грабежа.
— Он, — уверенно заявил один из инспекторов, — смотрите, Попов на складе получал бороду.
— Ну-ка, ну-ка, давайте его сюда!
— Да, Попов получил реквизит. Только он не администратор Москонцерта. Опять ошибка? У бравшего реквизит алиби. А у администратора? 29 мая он был в Истре… Фотография Попова предъявлена очевидцам.
— Нет, это не он… Абсолютно уверены…
Надо начинать сначала. И все-таки, как быть с Поповым? Уж коль вычеркнуть его из списка подозреваемых, то надо все проверить до конца. Живет он широко — вино, женщины, друзья. Сейчас роман с некоей Медведевой. Больше, чем роман. Она почти жена, прежнюю Попов бросил.
29 мая Попов был в Истре и сразу же уехал в Ленинград. Там в гостиницу он дал заявку на трех знаменитых — Вицина, Моргунова и Никулина. И еще на Кустинскую. Но поселились в номерах вовсе не знаменитости, а сам Попов, некто Епихин, Медведева и еще Шевцов, молодой человек, руководитель художественного коллектива Дома культуры. Погуляв в Ленинграде, все трое поехали в Прибалтику.
Стоило присмотреться к этой троице…
Попов, как личность, не вызывал сомнения. Жуир и мот, он ради денег готов был на все, о чем свидетельствовали прошлые преступления. Одному из своих друзей Попов говорил:
— Вот ты живешь на 140 рублей. Как, скажи мне? Хватит этого, чтобы завтракать в ресторане? Чтобы на пару дней слетать в Коктебель искупаться?
— Да, но где же взять деньги?
— Где? Они лежат всюду. Надо уметь переложить их в свой карман…
Шевцову было 30 лет, на десять меньше, чем Попову. Недавно демобилизовался и мечтал о сцене. Увы, данных хватило лишь на то, чтобы стать баянистом в Доме культуры. Но мечта осталась. И к Попову он прикипел всей душой, потому что тот обещал ему артистическую карьеру. В будущем. Пока же все ограничивалось попойками, на которые зарплаты явно не хватало.
И вдруг в Ленинграде Шевцов во время ужина идет на эстраду, о чем-то шепчется с конферансье, передает ему две красненьких бумажки и… поет… Мечта сбывается, но… за 20 рублей.
Всего за ужин трое платят 92 рубля. Широко! Странно, если учесть, что до 29 мая Попов и Шевцов стреляли у знакомых по пятерке. Но, может быть, Медведева платит за компанию?
Раиса, однако, тоже не имела состояния. Сладкая же жизнь грезилась ей давно. Вот выписка из решения Комиссии по делам несовершеннолетних, направлявшей Медведеву в детскую колонию:
«ведет аморальный образ жизни, знакомится с мужчинами, пьет, курит, уклоняется от работы и учебы, из подчинения родителей вышла».
А вот высказывания самой Раисы:
— Работая, любой дурак проживет, надо не работая уметь жить!
У Попова она стала третьей женой, хотя и неофициальной, то есть сожительницей, как это называется в протоколах. Готовилась стать матерью. Пока же кутила напропалую.
Так выглядели трое. Прямо скажем, не очень… Но ведь аморальные качества и даже кутежи еще не доказывают участия в ограблении кассы… Хотя ограбления и другие подобные преступления частенько, как подсказывала детективам их богатая практика, вырастают из стремлений к «сладкой жизни». Поэтому вопрос о том, где провели день 29 мая два остальных члена теплой компании, казался небезынтересным.
Пока детективы прослеживали путь троицы по ленинградским и рижским ресторанам, сотрудники НИИ МВД СССР делали так называемый «фоторобот»: показывают части лица (рот, глаза, лоб, подбородок и т. д.) очевидцам, и те говорят, похожи ли таковые снимки на черты физиономии виденного человека. Так подбирается примерный портрет. А художник в это же время со слов работников бухгалтерии делал словесный портрет человека, ограбившего кассу. И когда посмотрели на портрет художника на «фоторобот», вроде бы обозначился Шевцов, хотя последний бороду никогда не носил.
Потом уже, когда следствие было окончено, схема ограбления и сокрытия следов стала ясной. Когда же только производились описанные действия, картина была туманной. Попов и компания укладывались всего лишь в одну из версий. «Они или не они» — с уверенностью сказать было нельзя. Да, отсутствие алиби, траты денег, аморальный облик, некоторое сходство словесного портрета с обликом Шевцова — это были ниточки, но не улики. И все же этого стало достаточно, чтобы получить санкцию на обыск…
Квартира, где жил Попов, напоминала театральную уборную (грим, реквизит, бутафория) — мать Евгения актриса. Осматривая вещи и обстановку, следователь Абрамов обратил внимание на кисточку, которая лежала на столе сына, а не в вещах матери. Взял следователь кисточку, повертел в руках.
— Это Евгений билеты обычно приклеивает к авансовым отчетам, — пояснила мать, — он ведь администратор, у него целая бухгалтерия.
Следователь положил кисточку. Ничего в ней особенного. Потом снова взял. Почему? Он этого бы не мог сказать. Очевидно, искусство расследования, как и всякое другое, имеет не то что свои секреты (хотя и секретов хватает), а какие-то неуловимые нюансы и штрихи, те самые «чуть-чуть», которые возводят ремесло в творчество. Словом, взял кисточку Абрамов…
А тем временем компания уже перебазировалась на юг, в Краснодарский край. Шел июль. По всей вероятности, начинались финансовые затруднения. Недавно приобретенный транзисторный приемник «Шарп», магнитофон «Нивико» продаются в комиссионке Шевцовым. Попов устраивается в краевую филармонию, организует музыкальную бригаду. Дела, однако, идут плохо. Из «люксов» перебираются в частный дом — 1 рубль койка. Солистка Анжела отдает Шевцову последние 80 рублей. Попов организует работу в Гаграх, в ресторане. Но и здесь дело не ладится. Что-то надо предпринимать…
Однако от этих забот их уже избавляют. 23 августа арестовывают Шевцова. Прокурор дает санкцию, хотя прямых улик все еще нет. Но косвенных достаточно. Теперь важно так повести допрос, чтобы подозрения либо рассеялись, либо следователь, безусловно, убедился в виновности человека.
— Зачем вас сюда доставили на самолете, вы не предполагаете? — такой вопрос задал Шевцову Евгений Александрович Абрамов, когда встретился с ним уже в Москве, в управлении.
— Понятия не имею.
— Хорошо, чтобы объяснить это, нам придется проанализировать динамику вашего финансового положения.
— Не понимаю.
— В мае вы кругом занимали деньги. В июне вдруг начали жить на широкую ногу.
— То есть, как?
— Пожалуйста! Вы покупаете мебель, транзистор, телевизор. Это 720 рублей. Дальше следуют часы, фотоаппарат. Я уже не говорю о ресторанах, где за ужин выкладывается 90 рублей…
— Видите ли, в армии я скопил три тысячи. Правда. Я даже могу показать где хранил — у трубы на чердаке.
— Предположим. Но вы же отдали две с половиной тысячи долгу. Кому? Попову. Вернее, через Попова в Москонцерт. Так откуда…
— ?
— Молчите? Попытаюсь вам подсказать. Не в кассе ли истринского торга?.. Впрочем, вы, кажется, утомились. Давайте прервемся. Да и время обедать…
Когда Шевцова вновь привели на допрос, он сначала сел, потом поднялся.
— Что же это получается? Вы что, с тех пор как я вышел из универмага с сумкой денег, не отходили от меня ни на шаг? Почему ж тогда сразу не брали? Да, перед вами исполнитель главной роли ограбления в Истре. Это я — Шевцов…
Медведева была в положении и поэтому ее арест произвели со всей осторожностью. Операцию проводил инспектор Баварский. С ним была врач. Мало ли что может случиться — все же беременность! И все было так обставлено, что Раиса Петровна прилетела в Москву с сопровождающими ее лицами, доехала до места назначения и, только когда за ней захлопнулась дверь камеры, она удивленно спросила:
— Послушайте, а я случаем не в тюрьме?
— Увы, Раиса Петровна, в ней!
— Касса?
— Она.
— Любопытно. Как же так?
— Все очень просто. Мы вам все расскажем. А сейчас вам надо сообщить, куда вы бросили пистолет, сумку, бороду и прочее.
— В пруд.
Вот только когда открылась перспектива добыть самые надежные доказательства — вещественные. Пока что у следователя в руках была лишь сотня зайцев, из которых не составишь одного слона. Признание — еще не доказательство вины. Не безусловное доказательство. В конце концов от показаний отказываются сплошь и рядом. Работники бухгалтерии видели бородатого человека — но мало ли бородатых. Откуда компания брала деньги, она может и не объяснять, в крайнем случае — «мама дала». Вещественные атрибуты преступления — это уже бесспорные улики.
Итак, пруд в Истре. Медведева неважно себя чувствовала, и ее решили не тревожить. Взяли с собой акваланги, шесты, багры, сети и поехали. Теперь детективы, смеясь, показывают фотографии — посредине пруда стоит аквалангист, не замочив коленей. Но лужа большая — и чего там только нет! Выудили из пруда кучу разных вещей. И каждую тщательно осмотрели. Проползли по всему берегу: сумка, очки, кепка найдены. Но где борода, плащ, пистолет — по словам Медведевой, все это брошено в пруд. Снова поиски. И сколько бы они продолжались, если бы не мальчишки, которые уже все знали.
— Дяденька, вы зря ищете. Тут три дня назад Васька сумку нашел — плащ и пистолет взял, а вот что у вас — выбросил.
Наконец-то! Нашли Ваську. Он отдал плащ. Полдня шарили по берегу в поисках бороды. Нашли. И вот когда «сыграла» кисточка Попова. Химическая экспертиза бесспорно установила: следы клея на кисточке и на бороде одни и те же. Волосы с бороды и обнаруженные на кисточке — идентичны. Все. Не найден лишь пистолет — он был сделан из двух, купленных в… «Детском мире»; за три дня Васька успел его разломать и выбросить. Но теперь улик достаточно. Прямых, надежных, неопровержимых…
И все-таки Попов не признается ни в чем. То есть он не отрицает связи с Медведевой и дружбы с Шевцовым. Не отрицает совместных путешествий, попоек и трат. Отрицает лишь участие в ограблении кассы.
— Да, деньги были. Да, шиковали. Но касса! Грабеж?!! Я этого так не оставлю. Это произвол. Дайте бумагу и ручку — буду писать Генеральному Прокурору.
На следующем допросе Попов заявил, что на вопросы следователя Абрамова отвечать не намерен, что согласен на допрос лишь в присутствии прокурора. И полное отрицание участия в ограблении кассы истринского универмага. Шевцов и Медведева, может, и грабили, но ему, Попову, ничего об этом неизвестно. И так три месяца. Три месяца он отрицал все.
Но сама-то кошка знала, чье мясо съела! И чувствовала, что в капкане. И напрягалась, чтобы вывернуться. Да как? И вот на волю посылается записка: надо закопать на даче у Шевцова деньги, а потом навести на них милицию. Пытается передать записку Медведевой:
«Роли должны распределяться так: — говорится в этой записке, — это Володины дела, ты — под влиянием Володи. Я — жертва твоего и Володиного обвинения. Другого выхода нет. Ничего не бойся — он этого заслуживает. Еще раз говорю — на Володю ноль внимания…»
В кабинет Алексея Гургеновича Экимяна привели Попова. Здесь В. А. Бабаянц, следователь Е. А. Абрамов, сотрудник угрозыска В. В. Крутов. Роли распределены. Каждый допрашивает по определенному эпизоду. Фотокопии записок на столе. Сейчас начнется перекрестный допрос.
…На несколько вопросов Попов по-прежнему дает отрицательные ответы.
— Пил, гулял, сорил деньгами. Это в моем вкусе. О кассе ничего не знаю. На преступление я не пойду.
— А вот эти записки о чем говорят? Вы узнаете свою руку?
…Долгое молчание. Потом тихое:
— Ну что ж. Правда, обо всем этом я хотел сказать на суде. Вы же понимаете, что я не всерьез отказывался. Действительно, Шевцов вовлек меня в эту авантюру. Он все организовал, сам взялся все исполнить. Я, верно, помогал кое в чем…
— Ну, это вопрос другой. Суд разберется, кто в чем виноват. Подпишите протокол…
Следствие заканчивается. Преступление в Истре раскрыто. Попов, Шевцов и Медведева признались в предъявленных им обвинениях — в ограблении кассы. Вещественные доказательства бесспорно подтверждают их признания.
И вот начинается судебное заседание в здании Московского областного суда. Председательствует председатель областного суда Н. П. Макарова. Обвинение поддерживает заместитель прокурора области Н. П. Зарубин.
Преступные объединения всегда непрочны. Когда еще «делу» сопутствует удача, когда ощущаются результаты и реальными кажутся иллюзии «сладкой жизни», тут еще держится какое-то согласие. Когда же надвигается возмездие, «благородные жулики» превращаются в неких пауков, заключенных в банку; рушится пресловутый «воровской закон», ибо своя-то рубашка ближе к телу; недавние сообщники становятся сокамерниками и сообвиняемыми, и теперь каждый стремится выплыть, хотя бы утопив для этого своего ближнего…
Такова закономерность зла.
Подсудимые произносили много красивых слов, делали массу выразительных жестов, что в совокупности должно было убеждать судей. В чем же? В том, что более виноват другой. Это составило, собственно говоря, стержень процесса. Попову и Шевцову важно было переложить друг на друга первую роль, то есть роль организатора преступления. Судьям же надо было установить истину — кто же, в конце концов, на самом деле глава преступной группы.
Из показаний Шевцова.
— В нашей семье любили песню. В школе я активно участвовал в самодеятельности. Стал работать — играл в народном театре. Режиссер советовал мне идти на профессиональную сцену, в армии руководитель самодеятельности — тоже. И я мечтал быть музыкантом. После демобилизации пришел в Дом культуры. Играл. Но все же это были любительские подмостки. А ведь мне говорили, что у меня данные…
Однажды в Истре я познакомился с Медведевой. После концерта она пригласила в гостиницу, где остановился администратор Москонцерта.
Шевцов надолго замолчал. А потом продекламировал:
Как прав был поэт!
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
«С твоими данными ты прозябаешь на периферии! — сказал мне администратор Москонцерта. — Приезжай ко мне, я из тебя сделаю профессионала». Администратора этого звали Евгений Попов…
Знакомство Владимира Шевцова с администратором Москонцерта Евгением Поповым оказалось, по мысли непризнанного гения, роковым. Он наобещал золотые горы, шумный успех и даже собственный оркестр. Разумеется, обещания эти следовали не в деловом кабинете, а за столом, уставленным водкой и закуской. И от картин будущей славы, и от водки голова шла кру́гом. Настроение омрачало лишь отсутствие денег.
Как-то майским вечером Попов сказал своему новому другу после очередной выпивки:
— Между прочим, мы истратили деньги, которые мне дали для устройства концертов. Казенные, словом, деньги.
— Что же делать?
— Надо достать. Того, что ты занял, мало. Я должен две тысячи…
— Две тысячи! Где ж их взять?
— Это надо обдумать. Я знаю одну кассу…
Чтобы сгладить столь грубое и низкое предложение, тут же заговорил о высоком искусстве, о сценических данных молодого дарования, о радужных перспективах. Старая иезуитская формула «цель оправдывает средства» стала, так сказать, теоретической базой преступления. Ею пытаются подсудимые оправдать и свою вину — дескать, намерения-то были благие…
А бывает ли, чтобы в преступлении, которое само по себе деяние низкое, гнусное, присутствовали высокие мотивы? Отрицать это вообще, думаю, было бы неправильно. Бывает, все бывает! В душу человека, понятно, не залезешь, но в словах Шевцова о сценической карьере, о мечте стать профессиональным музыкантом нет ничего неправдоподобного. Но только, когда благородные стремления трансформируются в преступление, это, если не усугубляет юридическую вину, то вызывает тем большее отвращение. В конце концов более объясним грабеж ради наживы, чем из-за музыки.
Итак, Шевцов объясняет свое падение тем, что был в полной моральной зависимости от Попова, которого искренне обожал. И еще — «желал сыграть роль, как актер» (?!).
Последнее объяснение, конечно, вызывает смех. Дурное влияние Попова скорее всего было. Да только не 15 ведь лет Шевцову, а все 30. Так что же, что толкнуло к пропасти? Мы постараемся ответить на этот вопрос чуть позже, пока же послушаем показания Попова, ибо они проливают некоторый свет на причины того, что случилось.
Попов старше Шевцова лет на десять. У него очень располагающая внешность, хорошие манеры, и особенно выразительны жесты, которыми он сопровождает невыгодные для себя показания соучастника. Ну так искренне пожимает он плечами и так поводит большими глазами, что будто слышишь: «Граждане судьи, вы же видите, что я почти невиновен, — слышите, это поклеп на меня». Впрочем, и слова примерно такие произносятся. Вот только «граждане судьи» не могут этого понять, ибо слова не соответствуют фактам.
Из показаний Попова.
— Кто предложил ограбить кассу, сказать теперь трудно. Но, во всяком случае, не я. И в кассе этой я никогда не был, да и трудно было поверить в успех столь авантюрного, прямо-таки фантомасовского плана.
П р о к у р о р. Так какова же ваша роль в этом преступлении?
П о п о в. Фактически мы с Медведевой поехали сопровождать Шевцова. Решили посмотреть, что получится из его плана. Мы в другой машине ехали. Как только прибыли в Истру — смотрим, Володя идет, уже с деньгами. Тут только я понял, что оказался замешанным в преступлении.
П р о к у р о р. Ну, а деньги? Как распределили награбленное?
П о п о в. Во всяком случае не так, как это представил Шевцов.
Деньги.. Награбленное… всегдашний камень преткновения в делах о хищениях.
Подсудимые так рассказывают о судьбе похищенного. Сначала все 18 тысяч доставили на квартиру Попова. Шевцов утверждает, что ему в общем итоге выделили третью часть. Попов же говорит, будто отдал приятелю, как главному исполнителю преступления, 13 тысяч, а остальные прокутили вместе. Подсчетам суд уделяет много внимания — это важно для того, чтобы установить, кто же организатор преступной группы. Каждый, однако, открещивается от денег, как черт от ладана.
П р о к у р о р (Попову). Так у кого же хранились деньги?
П о п о в. Формально у меня, но я ими не распоряжался. Шевцов хотел создать оркестр — вот он и искал деньги, чтобы купить инструменты. Мы же с Медведевой почти ни при чем.
П р о к у р о р. Но какая-то часть денег все же осела у вас. Куда ее истратили?
П о п о в. Мало ли… На такси ездил. Мне же концерты надо организовывать. На себя я не тратил.
П р о к у р о р. Простите, вы утверждаете, что за месяц на такси истратили 40 рублей. И концертов организовали на… 40 рублей. Не кажется это странным?
П о п о в. Я вообще люблю в такси ездить («…На трамвае только на кладбище ездят», — так в одном из писем писал Попов.)
С у д ь я. На предварительном следствии вы утверждали, что лично на себя истратили 7 тысяч. Теперь это отрицаете, говорите, что последние показания, вот здесь в суде, правдивые. Допустим. Но зачем на следствии на себя поклеп возводили?
П о п о в. Неправдой я хотел доказать правду (?).
Эту туманную формулу Попов объяснить толком так и не смог. И вообще многого не смог объяснить, хотя отчаянно пытался как-то выгородить себя. Видя, что попытки эти ни к чему не приводят, прямо заявил:
— Я, конечно, в чем-то (!) виноват. Но не считаете же вы меня негодяем?
Этой теме — то есть моральной подоплеке преступления на процессе было уделено много внимания. Допрос подсудимых и свидетелей, выясняя обстоятельства преступления, все время вился и вокруг моральных проблем. Хочется заметить, что государственный обвинитель, заместитель прокурора Московской области Николай Павлович Зарубин, очень по-деловому вел допрос. Немногословие прокурорских вопросов возмещалось точностью их постановки, знанием уголовного дела во всех деталях, умением найти такие подробности, которые бы в наиболее полной мере представили судьям личность подсудимых.
Попов, задав свой риторический вопрос-ответ насчет того, какого мнения о его моральных достоинствах должны придерживаться судьи, попытался, на худой конец, изобразить из себя эдакого «благородного жулика», ибо отказываться от преступления вообще было нельзя. Шевцов также много говорил о естественном отвращении к насилию и т. д.
Ну что ж, если брать само ограбление кассы, канву, что ли, преступления, то тут и впрямь все происходило по О. Генри: бутафорский пистолет, приклеенная борода, изысканные фразы. Насколько мне не изменяет память, книжные герои остроумного американца и от погонь спасались, выручая друг друга. Как же в ситуации, когда надвинулась погоня, повели себя наши реальные «герои»?
Ш е в ц о в (отвечая на вопросы прокурора). Да, когда нам стало ясно, что на наш след напали, Попов сказал мне: «Лучше, если обо всем будем знать только мы двое». Я спросил, что он имеет в виду. «Медведева поедет в Москву поездом из Краснодара. Ты можешь сесть в другой вагон. В дороге разве не может произойти несчастный случай?» Я с гневом отверг это предложение.
П о п о в. Вы понимаете, граждане судьи, что я не мог, просто не мог и подумать о таком. Я повторяю: негодяем, подонком меня считать нельзя.
Суд не имел объективных данных, чтобы выяснить — было ли намерение убрать лишнего свидетеля или это измышления Шевцова. Не в этом, в конце концов, дело, тем более что никаких реальных шагов не предпринималось. Важен для нас сам факт, что либо Попов предлагал такую гнусность, либо Шевцов возвел на своего кумира столь гнусный поклеп. Вот вам и «благородные жулики». Вот она — закономерность зла!
Моральные качества неподсудны уголовному суду, но без их оценки не объяснишь преступление.
Евгений Попов воспитывался в семье, где живет искусство: его мать — актриса, отчим — актер. Вдвоем они составляют концертную бригаду, дают гастроли в разных городах страны. Судя по всему тому, что сказано было на процессе, оба работают в поте лица, неплохо зарабатывают. Мать души не чает в сыне; отчим (он на шесть лет старше пасынка) — относится к нему вполне лояльно, по-дружески. Все вроде хорошо в семье. Но откуда же в ней преступник-рецидивист? Нынешняя судимость Евгения Попова — третья.
Из допроса свидетельницы — матери Попова (она носит другую фамилию и, я думаю, нет нужды раскрывать ее).
С у д ь я. Расскажите о своем сыне.
М а т ь. Он большой фантазер и в этом его беда. Невероятно легкомысленный человек. Но очень порядочный мальчик. Правда… Кончил Женя 10 классов с трудом (из учебного заведения его выгнали за воровство. — Ю. Ф. ) Потом несчастье случилось. (Судили за нападение на кассира. — Ю. Ф. ). Освободился. Женился на Нине. Хороший мальчик у них родился… Осудили снова (теперь за мошенничество. — Ю. Ф. ). Вышел. Женился на Гале… Развелся. С Раисой Медведевой сошелся. Ребенок от нее. Вот теперь опять… (Как видите, вся трудовая биография Попова укладывается в нехитрую схему: судился — женился).
С у д ь я. На какие средства жил ваш сын?
М а т ь. На наши… Он ведь всего 40—50 рублей зарабатывал.
А жил на все двести. Отчим фактически кормил и поил сорокалетнего мужчину, содержал его детей, да еще давал деньги на карманные расходы. Кажется, это говорит в пользу доброты отчима? Но государственный обвинитель зачитывает записку, посланную Поповым из тюрьмы:
«Мама и Леня (Леня — отчим), надо дать показания, что на кинокамеру вы мне дали 240 р., на магнитофон — 450 р.».
И вот на суде отчим — солидный человек, актер — говорит так, как продиктовано в записке преступника, хотя утверждает, что никакой записки не получал. Говорит, например, что магнитофон «купил Женя для нас».
П р о к у р о р. Вы утверждаете, что дали Евгению деньги на покупку магнитофона? Он вам нужен для концертной программы?
О т ч и м. Да, это так.
П р о к у р о р. Вы использовали его?
О т ч и м. Нет, не успели… Но мы хотели записать Грига.
П р о к у р о р. Почему же столь нужный вам магнитофон очутился с Поповым в Краснодаре и записан на нем не Григ, а блатные песни?
О т ч и м. (Долгое молчание.)
Преступность вообще имеет объективные причины — экономические, социальные, нравственные и т. д. Но конкретное преступление этим ни в какой мере ими не оправдывается. Вину данного грабителя или насильника нельзя переложить на плечи общества, среды, окружения. За содеянное отвечает он лично.
Но вообще отбросить среду нельзя — тогда ничего не объяснишь. Устами матери Попова мы рассказали его биографию. Жены, законные и незаконные, а их перед судьями предстало четыре, совершенно спокойно мирились с тем, что Попов не содержал своих детей, что все время занимался комбинаторством, пил, гулял, встречался с женщинами. Дают показания знакомые — один из них сидит за изнасилование, другой — тунеядствует, третий — бросил завод, ибо не выносит шума, и поступил на эстраду… барабанщиком. Отчим утверждает, что «Женя исключительно чуткий, воспитанный, не теряет своего «я», и тут же утверждает, что магнитофон и кинокамера куплены якобы не на награбленные деньги. Но это не что иное, как попытка выгородить преступника.
Нет, не каждый человек, который совершает аморальные поступки, обязательно станет преступником. Но всегда преступлению предшествует моральное падение. Суд над Поповым, Шевцовым и Медведевой достаточно убедительно подтверждает эту аксиому. Нравственное программирование делает человека либо полезным обществу, либо злом общества.
Процесс, однако, подходит к концу. Преступление и все обстоятельства, ему сопутствующие, раскрыты перед судьями достаточно полно. Евгению Попову при всем желании не удается сбросить с себя роль организатора преступной группы. Шевцов, хоть и ссылается на влияние своего кумира, на «благородную» цель создать свой оркестр и даже на то, что «хотелось просто сыграть сцену ограбления», ни в чем никого не убеждает, ибо эдаким «младенчеством ума» нельзя же оправдать тяжкое преступление. Медведеву привело на скамью подсудимых желание жить за чужой счет. Она старается представить себя «жертвой любви» к Попову. Но она — активная участница преступной группы. Злое деяние есть злое деяние и за него надо отвечать.
Из последнего слова Медведевой.
Я раскаиваюсь в том, что произошло. Я любила Попова и ради него готова была пойти на все.
Из последнего слова Шевцова.
Богемная жизнь закрутила меня, и я пошел на преступление. Сейчас все осознал и уже стал другим человеком. Честным трудом я искуплю вину.
Из последнего слова Попова.
Если бы время можно было повернуть вспять… Я принес горе своей матери, Медведевой, я совершил тяжкое преступление. Любую меру наказания приму, как должную.
Из приговора Коллегии по уголовным делам Московского областного суда:
…Евгения Попова — к 15 годам лишения свободы; Владимира Шевцова — к 12 годам; Раису Медведеву — к 3 годам.
Согласитесь, редкое по своей фабуле дело. Если бы его сочинил литератор, читатели имели бы основание сказать: «Интересно, конечно, но в жизни так не бывает: пистолет, борода, маскарад — так только в кино показывают».
Ну что же, случай исключительный. А вот если взять сам ход розыска, то тут нет никакой исключительности. Сколь бы искусно ни заметали следы, злоумышленники, они неизбежно будут разоблачены.