Проблема распространения ядерного оружия возникла вместе с его появлением и исчезнет только вместе с ним. Невозможно представить себе положение, при котором ядерное оружие будет принадлежностью нескольких ядерных государств и недоступно остальному миру. Рано или поздно мировое сообщество вынуждено будет согласиться с тем, что либо ядерное вооружение есть, но тогда повсеместно, либо его нет вовсе. Сложившееся ныне положение нелогично, недемократично, неустойчиво. Процесс распространения остановить нельзя — слишком много соблазнов и путей для того, чтобы обойти существующие ограничения.
Обратимся за аргументами к нашей недавней истории.
Уже в 1940 году советская разведка имела директиву, нацеливавшую её внимание на „урановый проект“ Англии. Затем, в годы войны, внимание переключилось на Манхэттенский проект, на Лос-Аламос.
В 1942 году в Чикаго Энрико Ферми запустил ядерный реактор, в Москве об этом выдающемся достижении узнали из телеграммы резидента Понтекорво: „Итальянский мореплаватель достиг Нового Света“.
Сегодня общеизвестна роль Фукса, который по идейным соображениям пошёл на сближение с советскими разведывательными органами. Уже никто не оспаривает того факта, что первая советская бомба была сделана по американским чертежам. Факт примечательный и тщательно скрываемый до самого последнего времени. Я о нём узнал только в 1991 году, хотя всю жизнь трудился в учреждениях Минсредмаша.
В связи с вышедшей — сначала за рубежом, а затем и в России — книгой генерала КГБ Судоплатова развернулась довольно широкая дискуссия об участии некоторых видных учёных в советском атомном проекте. В разных источниках, у разных авторов назывались разные имена: Оппенгеймер, Бор, Сциллард, итальянцы Ферми, Понтекорво. Мне приходилось делать доклад в Италии на эту тему — итальянцы категорически настаивают на том, чтобы фамилии Энрико Ферми не было в приведённом списке. Впрочем, и в отношении остальных много неясного, недоговорённого. Что отчасти и побудило меня высказаться по этому поводу.
В середине 40-х годов вокруг СССР сложилась исключительно доброжелательная международная обстановка — главным образом из-за многочисленных жертв и страданий, понесённых нашей страной и её народами во время войны. Часть интеллигенции в самом деле верила, что мы строим новое прогрессивное общество. А кроме того, среди учёных-ядерщиков существовало убеждение, что монополизм во владении ядерным оружием резко нарушает баланс сил, и прежде всего — во взаимоотношениях Советского Союза с союзниками по антигитлеровской коалиции. В таком развитии событий они видели чисто военную опасность гегемонизма США и прямое предательство союзнических интересов.
По-видимому, разведывательные органы использовали эти настроения. И для того, чтобы внедриться в закрытые учреждения, и для получения общих сведений, примером чему — поездка научного консультанта КГБ Якова Терлецкого в конце 1945 года к Нильсу Бору.
Передо мной отчёт об этом историческом визите. Интересно читать, как многоопытный и проницательный Бор аккуратно уходит от всех конкретных вопросов, ссылаясь на неведомые ему технические детали. Всего одна цитата. На вопрос Терлецкого: „ Существует ли защита от атомных бомб? “ Бор, как бы между прочим, отвечает: „ …Естественным методом борьбы с атомной бомбой надо считать установление международного контроля над всеми странами. Надо, чтобы всё человечество поняло, что с открытием атомной энергии судьбы всех наций сплетены чрезвычайно тесно. Такое международное сотрудничество, обмен открытиями науки, интернационализация достижений науки могут привести к уничтожению войн, а значит, и к уничтожению самой необходимости применения атомной бомбы… Я должен заметить, что все учёные без исключения, работавшие над атомной проблемой, в том числе американцы, возмущены тем, что великие открытия становятся достоянием группы политиков “.
Как современно эти далёкие слова звучат сегодня!
Не нам, русским, осуждать учёных, восставших против монополизма США. Мы благодарны их мужеству, проявленной солидарности. Меня не оставляет другой мучительный вопрос: хватило бы у нас сил, смелости, окажись мы в их положении тогда или в будущем, чтобы выступить так же решительно, отстаивая общегуманные позиции? Готовы ли мы пойти на самопожертвование ради высших категорий? Где проходит та зыбкая граница, которая отделяет предательство от общественного долга?
Процесс распространения, как известно, не ограничился двумя странами — США и СССР. Сегодня официально признано, что ядерных государств пять. Мы не сомневаемся, что в становлении Англии и Франции как ядерных держав немалую роль сыграла Америка, оказывая им научную и материальную помощь. Свыше 20 учёных, непосредственных участников американского атомного проекта, вскоре после окончания войны вернулись в Англию. Известно заявление Жолио Кюри о том, что если Франция не будет допущена к англоамериканскому ядерному проекту, то она вынуждена будет ориентироваться на Россию.
Аналогичной была позиция Советского Союза по отношению к Китаю. Каждая сторона занималась укреплением своих союзников. Я знал двух учёных, которые рассказывали о своей миссии в Китай в середине 50-х годов . Думаю, что трения между нашими странами в ту пору отчасти были вызваны недовольством китайской стороны нашей, по их мнению, недостаточной поддержкой в ядерной области.
Вектор распространения всегда направлен наружу, тогда как политические симпатии переменчивы. Вчера — Англия, Франция, сегодня — предположим, Израиль; вчера — Китай, сегодня — Индия, Иран…
Пропаганда со всей определённостью относит к ядерным странам Израиль, ЮАР, Пакистан, Индию и считает стоящими „на пороге“ Иран, Северную Корею, Египет. Кто на очереди? Куда далее обратится внимание сильных мира сего?
* * *
Определённое беспокойство в связи с этим проявлял в беседах со мной Владимир Иванович Алфёров, имя которого я уже упоминал. Крупный организатор, многие годы остававшийся бессменным заместителем министра среднего машиностроения Славского, в последние годы жизни он чувствовал себя забытым и был рад искреннему вниманию с моей стороны. В одной из наших бесед, незадолго до кончины Алфёрова, приоткрылись очень важные, но мало кому известные эпизоды из недавнего прошлого. Передаю эту часть разговора, как она сохранилась в памяти.
Л.Ф.Владимир Иванович, скажите, как совершалась передача нашей атомной документации Китаю?
В.А. Документация не передавалась. Приехала китайская делегация, мы собрались в кабинете Славского.
— Кто был и кто докладывал?
— Я точно не помню, но были Харитон, Зернов, ещё кто-то. Докладывал Славский. Я представлял серию от КБ amp;ndash;11 . Развернули чертежи РДС… и РДС… Вы понимаете, о чём речь?
— Да. А у китайцев были понимающие люди или так себе — чиновники, правительство?
— Совещание было очень секретное, велось оно в общей форме. Гостей поодиночке не представляли. Кто они, я толком не знаю. Затем в Китай уехали (называетфамилии ) .
— Они повезли чертежи или что-то материальное?
— Насколько я знаю, ни то ни другое. Они там выступали с „просветительными“ лекциями, каждый по своей части. Почему на них пал выбор? Не знаю, нас не спрашивали, всё шло по линии КГБ.
— Можно задать вопрос на другую тему? Вы отвечали за серию. Скажите, пожалуйста, как вёлся учёт наших „изделий“ по номенклатуре, количеству?
— Каждый месяц шли ко мне сводки от заводских военпредов. Я их систематизировал и составлял письменный, от руки, отчёт, сколько и куда направлялось. Листы из тетради вырывались, тетрадь уничтожалась, с тем чтобы нельзя было обнаружить пропечатки на следующих листах. Внизу записывалось: „Исполнено от руки в одном экземпляре“. С этим листом я шёл к министру. Поэтому, в принципе, содержание письма знали два человека: министр и я. Снаружи кабинета в это время нас охраняли, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не вошёл. После прочтения мы ставили свои подписи, запечатывали конверт суровыми нитками.
— Кому адресовалось письмо?
— Пока я шил, Славский звонил в ЦК КПСС. Вскоре приезжали два фельдъегеря, один оставался снаружи, другой (обычно в чине капитана) проходил в кабинет и забирал письмо. Потом мы с Ефимом Павловичем смотрели в окно до тех пор, пока они сядут в машину, после чего Славский повторно звонил в Секретариат ЦК КПСС. Письмо предназначалось Генеральному секретарю, его никто не имел права читать, даже другие члены Политбюро.
— Таким образом, в Минсредмаше не оставалось дубликата, и вы не смогли бы восстановить, куда что девалось?
— Не только я — никто.
— Значит, чтобы точно что-то подсчитать, нужно обращаться к архивам ЦК. А если они пропали, допустим, во время путча?
— Всё это очень тревожно, я согласен. В принципе, был ещё один канал информации — через Министерство обороны. Туда военпреды тоже давали информацию, но я не знаю, что именно.
— Процедура передачи сохранилась после вашего ухода?
— Не могу сказать.
— По поводу бомбовых материалов — не могла ли их часть, например в виде бесформенного плутония, попасть не по назначению? Быть попросту украдена?
— Не исключено.
* * *
К настоящему времени скопилась довольно обширная информация на тему ядерного оружия, главным образом во всякого рода справочниках и энциклопедиях. Фактически любой грамотный физик имеет общее представление об устройстве атомной бомбы. Вопрос в другом — где взять необходимые материалы. А также в тонкостях конструкции, которые во много раз могут изменить боевые качества оружия.
Иногда очень важные сведения проникают случайным образом, но от этого они не становятся менее значительными. Два примера на эту тему.
В упоминавшейся мною статье Д. Хирта и У. Мэтьюза „Водородная бомба: кто выдал её секрет“ (журнал „Успехи физических наук“, 1991, N 5) приводятся аргументы, из которых совершенно определённо следует нечто очень важное. А именно: между американскими и российскими водородными бомбами нет различия, они близнецы по построению, техническим данным. Люди, посвящённые в тонкости предмета, могли догадываться об этом и без статьи. Теперь же есть прямое подтверждение, можно сказать, официальное.
Признание такого положения само по себе очень важно, так как ведёт к упрощению американо-российских взаимоотношений в части ядерного оружия, сдерживаемых секретностью. В частности, возможен упрощённый контроль за процедурой ядерного разоружения. Он может осуществляться, при желании, смешанной комиссией открыто, визуально, а не только с помощью приборов, по косвенным данным.
Второй пример. В середине 60-х годов меня попросили ознакомиться с Уставом войск НАТО. Занятие не очень увлекательное. Но каково было моё удивление, когда я наткнулся на строчки, которые никак не вязались с моим представлением об определённом виде ядерного оружия. После долгих размышлений мы убедились в достоверности сведений. И „развили“ их в практические результаты, за что и я среди прочих был впоследствии удостоен Государственной премии. Как видим, безобидная на первый взгляд информация порой приносит большую пользу.
Вместе с тем к подобной информации нужно относиться с осторожностью. Мне известны по крайней мере три случая, когда хорошо поданная информация на самом деле оказывалась умело сфабрикованной фальшивкой.
В своё время в США начал подниматься ажиотаж вокруг кюрия-245 (вкратце я упоминал об этом во второй главе) . Появились сообщения, в том числе в научной литературе, о его необыкновенных делительных свойствах. Упоминалась в связи с этим уже не атомная бомба, а атомная пуля. Несмотря на явные преувеличения (ни теория , ни эксперимент ничего подобного не обещали) , у нас в России кинулись всё перепроверять — на всякий случай. Довольно скоро выяснилось, что никаких особых преимуществ у кюрия по сравнению с плутонием нет, и проблема умерла сама собой.
В середине 70-х годов , как я уже упоминал, мир взбудоражила очередная американская сенсация — нейтронная бомба. В примитивной форме действие такой бомбы представлялось в следующем виде. Нет ударной волны, нет мощного светового излучения, есть только нейтроны: остаются целёхонькими дома и другие сооружения — нет только людей, погибших от нейтронного излучения. Евтушенко даже поэму написал — „Мама и нейтронная бомба“. Каково же положение на самом деле?
Реакция термоядерного синтеза, или так называемая DT-реакция (дейтерий-тритий), на единицу мощности имеет выход нейтронов примерно в пять раз больше, чем при делении. Однако никто пока не умеет вызвать богатую нейтронами термоядерную реакцию, не прибегая к атомному взрыву (в основе которого, как известно, лежит цепная реакция деления ядер урана или плутония) . С учётом этого нейтронный поток при комбинированном характере взрыва реально может возрасти не более чем в 2 amp;ndash;3 раза . А мощность взрыва ограничена примерно 1 килотонной, т. к. проникающее действие нейтронов снижается экранировкой атмосферы, и нет смысла эту мощность увеличивать.
В результате, если даже человек находится в пределах досягаемости нейтронного потока, но прикрыт стеной дома, землёй блиндажа, очередное „супероружие“ оказывается неэффективным. На передний план опять выходит ударная волна. Увеличивая мощность атомной бомбы в 2 amp;ndash;3 раза по сравнению с нейтронной (скажем , до 3 килотонн) , можно достичь того же нейтронного потока. При этом добавляется усиленное действие ударной волны, светового излучения. Да и сделать такой заряд намного проще, чем нейтроную бомбу, конструкция которой заметно сложнее и значительно дороже.
Не случайно поэтому американцы, пропагандируя своё последнее изобретение — Стратегическую оборонную инициативу, — обозвали нейтронную бомбу „примитивным предшественником“. Авантюре с СОИ, провозглашённой президентом США Рональдом Рейганом в 1983 году, был придан необычно широкий разворот, её поддержали многие видные учёные, включая Э. Теллера. И цель, как объясняли, заключалась в том, чтобы создать над Америкой „колпак“, непроницаемый для ракет потенциального противника — будь то Россия, другая „страна или террорист-одиночка. Задача заманчивая — но как её решить? Конечно, всемерным развитием противоракетной обороны во всех её компонентах: ракетах, радарах, боевых лазерах и т. п.
Особое внимание уделялось ядерным зарядам нового поколения. Как следствие — начался очередной виток в развитии и совершенствовании ядерного оружия с так называемым направленным действием. Ставилась задача научиться управлять взрывом до такой степени, чтобы энергия распространялась не во все стороны, а целеустремлённо, только на поражение вражеской ракеты. Главное внимание было уделено рентгеновским лазерам, для которых в качестве лампы-подсветки предполагалось использовать атомный взрыв.
Надо прямо сказать — размах, который имел место в США по поводу СОИ, не остался незамеченным в России. Кое в чём в этой связи были достигнуты некоторые технические и научные результаты, никак не сопоставимые с общими затратами. Так, например, были продемонстрированы в лабораторных условиях лазеры (с подсветкой от других лазеров) в рентгеновском диапазоне частот, которые, возможно, найдут применение в технике или медицине.
И всё же как быть с противоракетной обороной?
Довольно быстро стало ясно, что достичь сколько-нибудь надёжной обороны невозможно. Противник имеет возможность концентрировать удар на определённые точки, преодолевая оборону. Экономически более выгодно развивать наступательные средства, наращивать типовые боевые части, освоенные промышленностью, и нейтрализовать тем самым возможность обороны количественным насыщением.
Кроме того, у ядерных рентгеновских лазеров оказался низкий КПД, они не давали реальных преимуществ по сравнению с ненаправленным атомным взрывом. Размещённые на платформе в космосе, они сами требовали защиты от превентивного удара („защиты защиты“) , а вся система в целом вступала в противоречие с договором о неразмещении ядерного оружия в космосе.
Несостоятельность идеи становилась всё более очевидной, и разговоры о ней постепенно смолкли. Остаётся гадать, что это было: голубая мечта защитить себя от агрессии? Авантюра? Или откровенная дезинформация? Позволю себе привести цитату из статьи Ю.Б. Харитона в журнале „Наука и жизнь“ (1993, N 12) .
„ …Многие помнят недавние драматические коллизии в связи с провозглашённой в 1983 году президентом США Р. Рейганом так называемой Стратегической оборонной инициативой (СОИ) . Только теперь появились признания бывших высокопоставленных должностных лиц США, что это была сознательно запущенная грандиозная дезинформация. Целью её было склонить нашу страну к бессмысленным затратам в десятки миллиардов долларов. Министр обороны США того периода К. Уайнбергер недавно заявил в связи с этим, что обман противника — вещь естественная, и добавил: „Вы всегда работаете на обман, вы всегда стараетесь практиковать дезинформацию. Всегда стараетесь ввести противника в заблуждение, чтобы быть уверенным, что реальная информация ему неизвестна “.
* * *
Совсем недавно Советский Союз обладал самой большой армией в пересчёте на душу населения. У нас было около 40 тысяч ядерных зарядов — больше, чем во всех странах вместе взятых, 80 тысяч танков — больше, чем в остальном мире, 40 тысяч тонн веществ для химического оружия — огромное количество, рассчитанное на миллионы снарядов. У нас свыше миллиона артснарядов, у которых, как сообщалось, вышел гарантийный срок. Сейчас становится ясным, и об этом раньше не задумывались, что уничтожение всей этой груды бессмысленности будет стоить не меньше, чем потрачено на её создание.
Постепенно приходит осознание того, что массовое разоружение, конверсия жизненно необходимы: процесс, как говорится, пошёл, и его невозможно остановить, он на благо всем нам. Постепенно приходит общее понимание, что величие России не в танках и бомбах, а в экономике и благосостоянии народа, его культуре и науке. Становится очевидной несостоятельность легенды, активно внедряемой в наши мозги, что разработка новых систем оружия быстрее всего продвигает вперёд фундаментальные и прикладные научные исследования, наиболее эффективно способствует познанию тайн природы и укреплению технологического могущества. История свидетельствует об обратном.
Россия, наиболее милитаризованная из всех стран, отстала в своём развитии — экономическом, научном — на десятки лет от передовых капиталистических стран. Наоборот, такие страны, как Германия и Япония, с ограниченными в силу договорных обязательств военными расходами, сумели поднять свою промышленность до высочайшего уровня и кое в чём даже перещеголять США.
У нас нет развитой науки, потому что нет дорогостоящей экспериментальной и приборной базы, мы уже стали забывать, что в мире существуют Нобелевские премии. Но зато у нас есть ядерные заряды и ракеты вполне современного уровня.
Вопреки распространённому взгляду, военная сфера гораздо больше заимствует из гражданской, чем наоборот. Так, возможность создания ядерного оружия была подготовлена в результате сугубо мирных, отвлечённо академических исследований атомного ядра. Действительно, для каких гражданских целей может пригодиться самолёт с изменяемой геометрией крыла или летящий над поверхностью земли, скрываясь от радаров, со сверхзвуковой скоростью? Или лазерная пушка, расстреливающая цель на расстоянии в тысячу километров?
Наконец, нельзя не остановиться ещё на одном аспекте — моральном. Военизированное государство воспитывает свои технические кадры в духе их незаменимости, оказывает им существенную материальную и моральную поддержку. Вместе с тем круг деятельности человека, занятого в военной промышленности, как правило, неширок, ему трудно перестроиться, а по характеру воспитания — и не хочется. Несмотря на изменившееся время, конверсия идёт с трудом, военно-промышленный комплекс, вследствие своей консервативности, становится оппозиционной силой, достаточно мощной, включающей в себя правительственные круги. Не только в России, но и в США тоже.
США, а вслед за ними Франция начинают строить сверхмощный лазер с целью вызвать термоядерную реакцию — но не для того, чтобы создать новую термоядерную энергетику. Финансирование осуществляется под военную программу, необходимую якобы в условиях полного запрещения испытаний ядерного оружия.
Положение в России сходное. Оно оценивается как абсолютно безнадёжное для развития новых ядерных реакторов и оставляет лазейку, чтобы попробовать добыть денег под военные программы. Подобного рода настроения, однако, не являются только внутренним вопросом. На международной конференции по проблемам взаимодействия лазерного излучения с веществом, где мне довелось побывать, научная общественность неядерных стран выражала свою озабоченность в связи с развитием лазеров с явно выраженным военным акцентом, высказывала недоумение и непонимание своей роли, беспокоилась о судьбе будущих конференций, которые пользовались поддержкой сугубо мирных организаций — ЮНЕСКО, МАГАТЭ и т. п.
С подачи некоторых учёных, специалистов всерьёз рассматривается надуманная задача уничтожения опасных для Земли астероидов водородными зарядами — хотя вероятностная оценка подобного события ничтожна, — тоже ради сохранения ядерного оружия.
Большой размах приобрёли дискуссии о ядерном терроризме и в связи с этим — о ядерной противоракетной обороне, как будто у террориста только один путь — использовать ракету…
Появится ли воздушный террорист или нет, столкнётся или не столкнется небесное тело с Землёй — не ясно, но ядерные запасы, заявляют наши оппоненты, должны быть наготове. Искусственность аргументов, их направленность очевидны: нам хотят внушить, что мир без ядерного оружия существовать не может, что у оружия есть позитивные стороны, создающие уверенность и спокойствие.
За ширмой переговоров и дискуссий о полном запрещения ядерного оружия проповедуется идея создания международных ядерных сил. Сосредоточение некоторого количества оружия в международной организации (типа ООН) не может считаться удовлетворительным решением хотя бы потому, что фактически происходит подмена понятий. Ядерный заряд — сложное устройство, его эксплуатация требует навыков, знаний, обновления. Следовательно, несмотря на международный статус, оружие останется принадлежностью некоторых стран (или одной страны — скорее всего, США) , в них поддерживается соответствующий уровень исследований. В сущности, эта страна (или страны) сохранила бы себя как ядерную — вместе с учёными, с конструкторами, заводами — в противоположность всем остальным.
Не намного лучше и предложение американского политолога Грэма Эллисона. Он называет российский арсенал „ядерным супермаркетом“, предлагает выкупить его целиком по миллиону долларов за штуку (всего за 30 млрд. долларов) и разместить в международном охраняемом хранилище.
Инерция коснулась и промышленности. До сих пор Россия производит плутоний, которого сейчас в избытке, и нам ещё предстоит определиться, что с ним делать. В сущности, совсем небольшие изменения претерпела вся отрасль, производящая атомное оружие. Однако не случаен и такой факт: я не знаю политических деятелей, которые бы во всеуслышание говорили, что нужно всемерно развивать атомное оружие, тем более — использовать. В поисках популярности и голосов избирателей даже самые решительные из них не допускают крутых выражений, потому что учитывают настроение народа, который давно понял, что жить по-человечески можно только без истребительных войн.
Пятьдесят лет существует атомное оружие… С ужасом думаешь, что оно будет ещё 50 лет и жизнь наших внуков и правнуков останется под угрозой полного истребления. Нам твердят про сдерживающую функцию ядерного оружия, нас пугают: Россию, как и Советский Союз, уже растащили бы по кускам не будь она ядерной страной. Только кому она нужна, голодная и отсталая? И почему такие традиционно нейтральные страны, как Швеция, Швейцария, Люксембург и другие, не постигла подобная участь?
Само по себе утверждение, что 50 лет не было крупных войн благодаря сдерживающей функции ядерного оружия, на мой взгляд, безосновательно. Тем более что войны — пусть не мировые, но многолетние — были. Вспомним хотя бы Вьетнам и Афганистан, где ядерные страны потерпели поражение, но ядерное оружие не использовали. В противоположность этому — конфликт США с Ираком: международная солидарность способна погасить любую агрессию, не прибегая к атомным бомбёжкам.
Любое неядерное государство, приобретая оружие, ставит перед собой определённую цель. Одни стремятся иметь систему вооружения ради защиты, другие — в целях шантажа. Между тем известно, что создание ядерного оружия — дело не одного дня, требует колоссальных затрат, и потому скрыть это невозможно. Совершенно немыслимо при современных видах разведки, чтобы в неядерной стране внезапно возникло ядерное оружие в количестве, опасном для другого государства или мира в целом. Да и вряд ли найдётся сегодня страна, которая встанет на путь конфронтации со всем миром, открыто заявив о своём решении обзавестись ядерным оружием.
Но это не уберегает от опасности терроризма.
Шантаж и террор сопровождают нашу жизнь: угнанные самолёты, заложники, зарин в метро… Преступный мир развивается в своей плоскости, хотя и использует порой высшие достижения науки и техники. Невозможно, конечно, исключить, что со временем появится шантажист с ядерным уклоном. Украдёт ли он бомбу (или перекупит) , достанет ли плутоний и изготовит себе примитивное устройство — для поставленной задачи достаточно. Есть ли смысл в часто используемом аргументе, что он, террорист, испугается ядерного возмездия со стороны общества? Попробуем вообразить себе нечто абсолютно невероятное. Террорист подложил под Московский Кремль атомную бомбу и взорвал её. Что дальше? Мы не знаем ни его самого, ни организацию или страну, которые он представляет. А если и узнаем — не истреблять же за это ни в чём не повинный народ ядерными бомбами! То же самое относится не только к террористу-одиночке, но и к некоей стране.
При всех сходных ситуациях появление нелегального оружия в условиях военного ядерного сообщества, в котором и бомбы на складах, и плутоний в котлах, намного вероятней, чем в мире без ядерного оружия.
Ядерное оружие как оружие массового уничтожения людей не отличается от химического, бактериологического. Отношения к ним ко всем должно быть одинаково запретительным.
Я уверен, что при доброй воле государств, разветвлённой международной инспекции ликвидация оружия возможна и в конце концов принесёт материальную выгоду всем народам. А если ничего не делать, то избежать катастрофического распространения ядерного оружия нам не удастся. Единственная логически замкнутая альтернатива состоит в абсолютном уничтожении ядерного оружия. Или мы придём к самоуничтожению.
У всякой крупной деформации общества есть свои положительные и отрицательные черты. Переход от ядерного мира к безъядерному не является исключением. Важно, чтобы в итоге баланс был положительным.