Глаза школьного врага были закрыты, руки скручены за спиной, а под носом запеклась кровь. «Хорошенько я его, – подумал Мышкин, глядя на распухшую губу Никиты. – Ну полежи теперь, крутой ты наш».

Анохин не шевелился, и Вениамин Быков выжидающе смотрел на Лешу: мол, давай, скажи уже что-нибудь.

– А что это он тут… лежит? – полюбопытствовал Леша. – За что вы его связали?

Гости «Доктора Живаго» зароптали, но Быков коротким жестом приказал молчать.

– Это акабадорская шавка, – бросил он, легонько пнув Анохина носком черной туфли. – Ходил тут, выискивал. Вот и получил!

– Что выискивал? – Леша поднял глаза. – Какая шавка?

Быков подошел ближе, и, положив Леше руки на плечи, зашептал:

– Ты, наверное, уже слышал об акабадорах, мой мальчик. Мы выпускаем эскритов в наш мир. Они затаскивают их обратно. Мешают нам жить нормально. Путаются под ногами. Вот еще и прихвостней своих посылают.

– Почему затаскивают обратно?

– Обидно им, – Быков фыркнул. – Завидуют. Мы – особенные. У нас дар. А у них нет ничего. Леша, – его голос потеплел. – Мой сын, Рома, сказал, что этот гаденыш, – он кивнул на Анохина, – что-то смел про тебя в школе вякнуть!

– Князь Чмышкин. Вот кто я теперь, – вырвалось у Леши. – Или просто Чмыш.

– Да как эта гадость, – Быков пнул недвижимого Анохина еще, на этот раз сильнее, – смеет открывать свой гнилой рот! Катя! Катя, подойди сюда.

В центр круга вышла девушка Быкова и взяла Лешу за руку. Пальцы у нее были нежные, прохладные.

– Катя, ты знаешь, что делать, – главный инсептер Москвы возвел глаза к потолку.

Всё еще держа Лешу за руку, Катя присела у связанного Анохина и коснулась его лба указательным пальцем.

В голове у Леши щелкнуло. «Доктор Живаго», Быков, Анохин и все люди потонули в белом свете.

Вокруг был снег, километры снега. Снег падал с неба мокрыми хлопьями, оседая на сторожке станционного смотрителя и красном шлагбауме. Леша одернул футболку: странно, что не холодно. Послышался шум поезда, он становился всё громче, и уже через пару секунд длинный товарняк пронесся мимо, стуча колесами.

Мышкин подошел ближе к шлагбауму и чуть не закричал от ужаса. Там, на путях, сжавшись в комок между рельсами, лежал мальчишка. «Анохин, – прошептал Леша. – Никита!» И он бросился к путям, но тут перед глазами заплясали белые точки, картинка исчезла. Леша по-прежнему стоял в «Докторе Живаго» и держал за руку прекрасную Катю.

Анохин – настоящий, связанный – дергался, словно от ночного кошмара. Тонкий Катин палец гладил Никиту по лбу.

– Видел? – Быков вернул Лешу из оцепенения. – Моя Катерина управляет воспоминаниями – самыми страшными, самыми тяжелыми. Воспоминания – лучший способ отомстить кому угодно. Хочешь еще посмотреть?

– Прекратите, – Леша отдернул руку. – Оставьте его в покое!

В зале повисла неловкая тишина.

– То есть он, – Быков сделал длинную, почти театральную паузу, – имел право издеваться над тобой? А ты даже не хочешь отомстить?

Леша еще раз посмотрел на школьного недруга. Мерзкий тип этот Никита Анохин «фром Ноябрьск, Сайбирия». В его прошлой школе таких макали головой в унитаз – и правильно делали. А он его от сынка Быкова спасал. Дрянь неблагодарная!

Леша еще раз поглядел на разбитую Анохинскую губу и, махнув рукой, выдохнул.

– Мы всё решили уже. Я его ударил, он меня. А вы же… взрослый. Что вы его… обувью тыкаете?

Быков нахмурился. Теперь его лицо больше не напоминало морду добродушного мопса.

– Слушай, парень, – он схватил Лешу за грудки и хорошенько потряс. – Нет никакой жалости к акабадорам! Никакой! Жалости! Или ты с ними, или ты с нами! Третьего не дано!

Анохин глухо застонал.

– Не, нельзя так, – Леша вырвался и, отступив назад, расправил футболку. – Инсептеры– неинсептеры. Дар-не дар…

– Мы – элита! – выкрикнул Быков. – Мы – особенные! Что, готов лишиться всего этого, – он оглядел ресторан, – ради акабадорской шавки?

Леша еще раз бросил взгляд на столы, забитые едой. На прекрасных, невозможно прекрасных девушек. На барную стойку. И почему-то сейчас всё это не показалось ему таким желанным. Он живо представил, как все эти люди едят, пьют и веселятся, пока к постаменту гипсовой пионерки привязан Никита Анохин – избитый и еле живой.

– Да пошли вы нафиг, – Леша усмехнулся. – Элита, блин!

Глаза Быкова налились кровью. Пару секунд они с Лешей смотрели друг на друга не мигая. Но тут глава инсептеров Москвы выбросил вперед правую руку и выкрикнул:

– Взять!

Леша отступил к стене и едва не упал, наступив на скатерть. Круг смыкался.

* * *

Самым быстрым оказался качок в кожаной куртке, ухвативший Лешу за ногу. Мышкин упал, долбанувшись затылком о пол, но тут же отполз и повалил на качка стол.

Началась суматоха. Леша принялся метать в толпу всё, что было под рукой: вилки, столовые ножи, винные бокалы и еду.

– Взять, взять! – кричал Быков, брызгая слюной.

Но Леша был проворнее. Он быстро подметил: инсептеры слишком пьяны, а эскриты – глупые. Исполняют приказы «начальства», кидаются куда-то толпой, а толку от них – ноль. К тому же, никто не стрелял. Пока.

Спасаясь, Леша запрыгнул на стол. За ним полез тот же качок в кожанке. Мышкин наступил ему на ладонь, и тот, разозлившись, выхватил пистолет.

– Слезай! – пробасил он. – Слезай сейчас же!

Увидев дуло, Леша сглотнул и поднял руки. «Сына топ-менеджера пристрелили в ресторане» – это еще круче, чем «умер от голода». «Схватить нож со стола и метнуть в него», – лихорадочно придумывал план Леша. Он нагнулся, но качок только потряс пистолетом.

– Без фокусов тут!

Ловя на себе напряженные взгляды Быкова и его компании, Леша сошел со стола.

– Быстрее! – командовал парень в кожанке. – Я взял его, мастер!

Быков довольно улыбнулся и подошел к Леше.

– Ну, допрыгался? – спросил он с улыбкой.

Качок всё еще держал пистолет в руках. Леша покосился надуло.

Быков брезгливо сморщился и оглядел зал. Свита главного инсептера притихла.

– Ты не один из нас, – сказал Быков. Круглые собачьи глаза смотрели на Лешу в упор. – Ты – не инсептер, ты генетическая ошибка. И сейчас я покажу, что бывает с такими, как ты!

– Сам ты генетическая ошибка! – выкрикнул Леша и, выхватив из-за пояса палку сервелата, долбанул ею по пистолету. Качок ойкнул, и оружие упало.

Леша тут же ткнул сервелатом Быкова в живот и снова вскарабкался на стол.

Раздался выстрел, статуя гипсовой пионерки опасно накренилась и упала в толпу. Кто-то взвизгнул, ножка Лешиного стола подломилась, и Мышкин свалился на пол.

– Маленький ублюдок! – раздалось над ухом шипение Быкова, и из общей свалки выплыло лицо главного инсептера.

Цепкие пальцы схватили Лешу за горло. Тот хрипнул, дернулся, но вырваться не смог. Перед глазами запрыгали пятна и звездочки.

Но вдруг хватка ослабла, и Быков отступил назад.

– Если ты не готов, чтобы в тебя стреляли, не давай своей фантазии в руки пистолет, – услышал Леша.

Никита Анохин приставил дуло к виску Быкова. Он был так холоден и спокоен, будто сотни раз держал людей на мушке, что Леша испугался. А вдруг выстрелит? Но Анохин не стрелял. Он посмотрел на Лешу и скосил глаза в сторону двери: уходи. Леша дернулся. Этот парень – а так ли можно ему верить?

– Уходи! – крикнул Анохин. – Хватит тупить!

И Леша побежал. Он перепрыгнул через поваленные стулья и столы, оттолкнул кого-то и наконец оказался на свободе.

Со стороны Манежной слышались голоса припозднившихся гуляк.

– По-помогите! – завопил Леша. – По-мо-ги-те! По…полиция!

– Чего орешь?! Какая полиция?

Вслед за ним выскочил Никита Анохин и, не дав Леше опомниться, потащил его к Тверской.

– Мы куда? – спросил Леша на бегу.

– Давай-давай, пока они ничего не поняли, – не отвечая, подгонял Никита. – Идиот! Стило надо было доставать, а не колбасу!

Они повернули и оказались у отеля «Ритц Карлтон». Анохин обогнул припаркованный у входа «Бентли» и нырнул в крутящуюся дверь. Леша ринулся за ним.

Пробежав блестящий холл, они оказались в лифте, и Никита забарабанил по кнопке двенадцать.

– Там бар, – сказал Леша, отдышавшись. – Наверху. Вроде.

– Без тебя знаю, – не слишком вежливо буркнул Никита. – Пошли.

И, не обращая внимания на милую девушку-хостес, они выскочили из лифта и пронеслись прямо на открытую террасу.

Никита встал на кадку с зеленью, вытащил из внутреннего кармана пиджака стило и начертил им в воздухе две линии крест-накрест. Линии загорелись красным, словно были нарисованы не на воздухе, а на металле, и расползлись в светящийся круг.

– Вперед, – Анохин кивнул на круг.

Леша перегнулся через стеклянное ограждение, посмотрел на пустую Красную площадь и стены Кремля, убрал со лба взмокшую челку.

– Ты чего? – спросил он, покрутив пальцем у виска.

– Прыгай в портал, Мышкин, если жить хочешь, – фыркнул Анохин.

– Нет уж! – Леша отступил на два шага. – С двенадцатого этажа меня скинуть задумал?!

– Надо мне больно!

– Не верю я тебе, Анохин, – Леша покачал головой.

– Вот они! Держи! – раздалось за спиной.

Леша увидел Быкова.

– Лезь давай! Я разберусь! – крикнул Анохин, подтолкнув Лешу к кадке с зеленью.

«Что я делаю, что я делаю, что я делаю», – шептал Леша, наступая обеими ногами на кадку и подтягиваясь на стеклянном ограждении. Круг был прямо перед глазами – горящий красным, как кремлевские звезды.

Оттолкнувшись правой ногой, Леша перегнулся и нырнул в круг рыбкой. Огни ночного города превратились в одно цветное месиво, в ушах засвистел ветер, где-то справа мелькнул шпиль Никольской башни, и в голове стукнуло одно слово – асфальт.

Леша упал навзничь. Всё закончилось быстро и резко.