– Лех, проснись, – Мышкина сильно потрясли за плечо. – Лех.
Башка раскалывалась. Леша потрогал ноющую губу – болит, распухла, наверное, зараза. Он приоткрыл глаза и увидел черную макушку Анохина.
Марины рядом не было.
– Уже утро? – Леша свесился, чтобы посмотреть на друга. На Анохинском подбородке запеклась кровь, но в целом выглядел он бодро.
Сквозь плотно закрытые коричневые шторы пробивались солнечные лучи. Зябко, одеяло лысое, почти не греет.
– Пойдем, – тихо сказал Анохин.
Лешино сердце заколотилось быстрее, и он с опаской посмотрел на облупленную дверь. В квартире было тихо. Никаких криков, никаких звуков борьбы. Ничего.
– Он проснулся? – спросил Леша одними губами.
Никита кивнул: да. Мышкин слез, дрожащими руками натянул джинсы и футболку.
Они с Никитой вышли в коридор – как же холодно, черт.
Дверь родительской спальни была плотно закрыта. Леша подошел, прислушался. Постоял пару секунд и наконец приоткрыл.
Вагазов лежал, всё так же привязанный, и тяжело дышал. Лицо его опухло и заплыло, глаза налились красным, и когда Леша зашел, он окинул его таким взглядом, что Мышкину захотелось упасть на колени и взмолиться о пощаде. Максим с Мариной стояли у окна, рассматривая узор ковра на полу.
Леша беспомощно огляделся. Он совсем не знал, о чем говорить, как говорить. Что делать вообще.
Но Вагазов сам пришел ему на помощь.
– Так и будешь молчать? – прохрипел он. – Ну, давай, Мышкин, говори.
Леша нащупал стило в кармане джинсов, вытащил и дрожащей рукой направил на Рената.
– Мы знаем, что вы инсептер, – произнес он тихо, но уверенно. – Вы лжете акабадорам.
Вагазов расхохотался – глухо, будто залаял старый цепной пес.
– И что? – рявкнул он.
Леша ждал, что Вагазов начнет злиться и отпираться, но он только поднял глаза к потолку и односложно произнес:
– Лгу. Дальше?
– В Питере пропал инсептер! – заорал Леша. – Это вы виноваты! Где он? Где Иван Сидоренко?
Стило мелко дрожало в неуверенной Леши-ной руке.
– Если бы не эти тупицы, – произнес Вагазов, – я бы увел его по-тихому никто бы не заметил.
– Какие тупицы? – осторожно поинтересовался Леша.
– Акабадоры! Инсептеры! Все! – крикнул Ренат, брызнув слюной в потолок. – Все!
Леша с Никитой машинально отпрянули. Мышкин бросил короткий взгляд на Марину с Максимом. Те опустили головы еще ниже.
– Мне нужно было его спрятать, вывести из игры, – продолжил Ренат. – Чтобы никто не догадался, чтобы никто не видел его. Потому что на него начали охотиться. Если бы его нашли… если бы узнали, что он такой… Если бы… Мой секрет бы раскрыли!
– Кто начал охотиться? – хором спросили Леша и Никита.
– Я не знаю! – огрызнулся Вагазов и потом чуть тише добавил. – Принесите воды.
Леша с Никитой переглянулись: кто пойдет? Максим кивнул из дальнего угла комнаты: схожу. Косо посматривая на Рената, он обогнул кровать и почти бегом бросился на кухню.
– То есть, – продолжил Леша, – кто-то начал на него охотиться, и вы решили его спрятать?
– Быстро соображаешь, – прохрипел Вагазов.
Тут Максим вернулся с кухни. Он сунул Леше граненый стакан, до верху наполненный водой, и Мышкин замешкался: подойдешь к Вагазову с этим стаканом, он тебя и пришибет. Хотя как, он же связанный.
– Дай мне попить, идиот! – рявкнул Ренат, и Мышкин повиновался. Подойдя ближе, он осторожно поднес стакан к сухим губам Вагазова, и тот стал жадно пить. В другой руке Леша всё еще держал стило.
– Зачем кому-то охотиться на инсептера? – спросил Анохин.
Ренат сделал последний глоток, вздохнул.
– Потому что он никакой не инсептер, – сказал он, глядя Леше в глаза. – Он мой эскрит
* * *
Леша поставил пустой стакан на тумбочку, отошел. Переглянулся с Анохиным. Тот покачал головой. Марина всё также изучала ковер, казалось, слова Рената ее ничуть не удивили. Максим непонимающе хлопал глазами.
– Что значит эскрит, – Мышкин первым подал голос. – Все говорили, что он инсептер! Что он пропал!
– То и значит, – ответил Вагазов, – Я создал этого эскрита. И многих других. Нуэва-Барселона – это мой город.
– Как вы сделали так, чтобы эскрита все стали считать инсептером? – засомневался Леша.
– О, это было сложно, – издевательски протянул Ренат. – Я написал его историю, Мышкин. Написал целиком – от и до. Написал так хорошо, что жители Нуэва-Барселоны стали считать его, а не меня своим хозяином.
– Зачем? – крикнул Леша. – Зачем вы это сделали?
– Развяжешь, – Вагазов бросил на Мышкина короткий взгляд, – расскажу.
– Теоретически то, что он говорит, возможно, – пробормотал Анохин. – Инсептер в Экритьерре пользуется неограниченной властью… Он может создать кого угодно. Значит, еще одного инсептера он тоже может создать. Или псевдоинсептера?
Максим вцепился клешнями в Лешину руку.
– Не развязывай, – прошептал он умоляюще. – Он на Маринку напал.
– Это я напала, – вдруг послышалось из другого угла комнаты, – первая. – Почувствовала инсептерский запах, ну и…
– А я как будто видел, кому сдачи давал, – фыркнул Ренат. Это был не вопрос, а утверждение. – Я вас, дерьмоедов, узнал, когда вы мне уже по башке долбили. Акабадоры, воины, чтоб вас.
– Может, развязать? – одними губами шепнул Леша.
– Подожди, – Анохин сощурился. – Можем развязать, – сказал он громко. – Только вы пообещаете, что никому не расскажете о том, что произошло ночью. Не отдадите нас под трибунал.
– Вас, молокососов, не под трибунал, а в колонию надо, – оскалился Вагазов. – Обещаю.
– Слово, – твердо кивнул Анохин.
– Слово акабадора, – поморщившись, сказал Вагазов.
– Развязывай, – сказал Никита Леше, и тот, подойдя ближе, ослабил путы.
Вагазов высвободил руки и, рыкнув, схватил Мышкина за грудки.
* * *
Схватил – и тут же отпустил.
– Идиот, – бросил он зло.
Леша едва дышал. Вагазов сел на кровати, потрогал корочку запекшейся крови на лбу, кое-как вытащил длинные ноги из простыни.
– Выйдите все, – сказал он. – Кроме Мышкина. Да, Анохин, ты тоже.
Никто не сдвинулся с места.
– Вон! – заорал Вагазов. – Вон, я сказал!
Марина с Максимом засеменили к двери. Никита, кивнув Лёше, вышел за ними.
Мышкин с Вагазовым остались один на один. Глава акабадоров Питера сидел, тер шею. Длинные волосы свалялись и теперь висели грязными сосульками. Крепкие мышцы прорисовывались под рубашкой. От былого снобизма Рената ничего не осталось. Он казался уставшим и злым.
Вдруг раздалось пиликанье мобильника. Ренат похлопал по карманам джинсов, вытащил старенькую «Нокию» и прохрипел «алло».
– Да, я, – сказал он после паузы. – Прости, Кирилл, напился, разбил бутылки. Больше ничего? Конечно, оплачу.
Он бросил взгляд на Лешу, и тот понял: платить придется им. Ренат нажал «отбой».
– И как дотащили-то, – произнес он, обращаясь не к Леше, а куда-то в пустоту. – Без куртки. Ночью «минус» на улице.
– Да вы не очень сопротивлялись, – заметил Леша.
– Такое ощущение, что это не мне, а тебе по башке ударили, Мышкин, – нахмурился Вагазов. – Я несколько часов без сознания был. А умер бы я у тебя на руках?
– Ну, вы же дышали, – неуверенно прошептал Леша.
К горлу Мышкина подкатил комок, губы предательски дрогнули. Послушал он Анохина! А если… Нет, даже подумать страшно!
– Ну что, догадался, – Вагазов посмотрел исподлобья, – что я инсептер. Молодец. Хвалю.
– Дальше вы скажете мне, где Люк Ратон, – ответил Леша.
– Кто такой Люк Ратон? – хохотнул Вагазов. – Ты думаешь, я знаю?
– Ваш этот, из Нуэва-Барселоны! – закричал Леша. – Эскрит, инсептер – без разницы! Он знает, где Люк Ратон! А нам нужен Люк! Срочно!
– Слушай, Мышкин, – Вагазов поманил Лешу пальцем. – А я не простой инсептер. Зря ты сделал из меня врага.
– Зря? – опешил Леша. – Да вы не помните, как вы ко мне докапывались? А дуэль! Чуть не сдох!
– Я делал всё, чтобы ты догадался! – простонал Вагазов и схватился за голову. – Специально выводил из себя, напоминал о поворотном моменте! Чтобы ты понял, что мы – я и ты – одинаковые.
– Зачем?
– Подойди ближе, – сказал Вагазов.
И Леша подошел и осторожно присел на кровать рядом с Ренатом.
– Ты, конечно, помнишь, – начал Вагазов, сцепив руки в замок и рассматривая пол, – историю про братьев де Лара. Один стал инсептером, второй – акабадором.
– Конечно, – ответил Леша. – Витсель этой историей весь мозг проел.
– Напомни, – Ренат оскалился.
– Алонсо помешал брату уничтожить колдовской дар и сам стал властителем Эскритьерры. Николасу по всему миру пришлось искать таких же, как он, – перехитривших смерть, чтобы защитить эскритов.
– То есть это история про предательство? – уточнил Ренат.
– Нуда.
– Так говорят акабадоры. Святой Николас Энганьямуэрте и его ушлый брат, мечтающий получить целую армию личных рабов. У инсептеров есть версия получше. Хочешь послушать?
Леша кивнул.
– Эскриты не просили Николаса избавить их от чужого влияния. Они вообще не понимали, что ими кто-то управляет. Николас сам пошел к колдуну и, приставив ему нож к горлу, велел передать свой дар.
– А тот?
– А тот уже передал его Алонсо – как более способному к писательскому ремеслу. Николас был воином, создавать миры было ему недоступно.
– Почему я этого не знал? – глухо спросил Леша.
– Потому что ты никогда не спрашивал. Ты же не знаешь, кто такие инсептеры. Акабадоры внушили тебе, что все они эгоисты и уроды. Такие есть. Но не все. А дальше, Мышкин, начинается самое интересное.
– Что?
– Дар создавать эскритов стал распространяться. Николас искал себе приспешников среди перехитривших смерть, Алонсо – среди тех, кто умел фантазировать. Смешение крови передавало дар колдуна от одного человека к другому. Хватало пары капель. Этих людей стали называть инсептерами – и они появились по всему миру. Вскоре их стало слишком много, и в девятнадцатом веке было принято решение не передавать больше дар другим – только внутри своей семьи.
– Тайное общество, – пренебрежительно заметил Леша.
– Не такое уж и тайное. В мире пять тысяч инсептерских родов. Пять тысяч тридцать, если быть точнее.
– Много, – согласился Леша. – Значит, они не уникальны, как о себе говорят.
– Забавно, что ты называешь инсептеров «они». Много, ты прав. И среди этих «много» были…
– Перехитрившие смерть, – закончил Леша.
Он сказал это спонтанно, не задумываясь. Просто вылетело, сорвалось с языка – раз и всё.
– Да, – кивнул Вагазов, потрогав пальцами свалявшиеся волосы. – Инсептеры, которые могли войти в Эскритьерру. Инсептеры, которые могли быть акабадорами. Инсептеры, кого стило слушалось в обоих случаях – и когда они писали на бумаге, и когда создавали порталы. Их стали называть морочо.
– Ни те, ни другие, – вздохнул Леша. – Как вы? Как… я?
– Инсептерский запах у них почти отсутствовал, его можно было почувствовать очень редко, только когда акабадор был страшно испуган. Именно поэтому ты впервые почувствовал мой запах во время дуэли – ты испугался. Именно поэтому Марина почувствовала его в баре «Хроники». Я напал неожиданно, она испугалась. За морочо сразу начали охотиться.
– Кто?
– Некоторые акабадоры. Если есть инсептеры, которые могут вернуть эскрита назад, то зачем нужны акабадоры?
– Логично, – согласился Леша.
– Я делал всё, чтобы ты догадался, кто я такой. Кто ты такой, – Вагазов бросил на Мышки – на осторожный взгляд. – Эта дуэль. Я хотел, чтобы ты испугался. Чтобы ты почувствовал запах. Чтобы ты всё понял.
– Я понял. Вроде как.
– Слушай, Мышкин, – хрипнул Вагазов. – Ты не знаешь, какая сила таится в таких, как мы. Мы, как акабадоры, можем пользоваться порталами. Наши эскриты могут путешествовать по всей Эскритьерре. Из города в город, для них не существует никаких границ.
– Но как? – выдохнул Леша. – Сколько раз я слушал на лекциях, что этого не может быть!
– А ты всегда веришь в то, что тебе говорят, Мышкин? Нельзя. Только если ты не морочо. И главное – такие, как мы – могут менять реальность под себя. Мы можем не только создать эскрита и заставлять плясать под нашу дудку, мы можем поворачивать мир так, как захотим.
– В смысле?
– Если хотя бы двое таких, как мы, объединятся, мы сможем… С помощью одних только слов поменять всё! – горячо зашептал Вагазов. – Никому не говори, что у тебя был поворотный момент! Никому не говори, кто ты есть на самом деле! Не открывай, что ты и инсептер, и акабадор – тебя убьют, сразу же убьют!
– Да кому надо меня убивать, – вяло запротестовал Леша, но сердце легонько екнуло. – А вы сами? Почему вы среди акабадоров? Ведь если вы родились инсептером, то у вас должна быть семья, корни, род. Мы хотели искать информацию про вас в акабадорских архивах.
– Вы бы ничего не нашли. У меня нет семьи, – ответил Вагазов. Он сидел на кровати, подтянув колени, и его длинные руки почти доставали до пола, как у демона на картине Врубеля. – И поэтому мне нельзя к инсептерам. Я не из тех, кому инсептерский дар достался по рождению. Я стал акабадором прежде, чем инсептером. А инсептерский дар получил за одну услугу. Это была плата.
– То есть кто-то смешал свою кровь с вашей? – уточнил Леша, и Вагазов кивнул. – Кто?
– Это неважно, – отрезал Вагазов. – Главное, что мы в опасности. Я. Ты. За нами ведется охота. Я заметил, что кто-то идет по следам моего эскрита, кто-то ищет его. Я уговаривал его спрятаться и наконец у меня получилось. Только я был неосторожен. Питерские инсептеры начали подозревать неладное. Пришлось инсценировать пропажу. Скажи, что с тобой происходило эти месяцы?
Леша промолчал, прикидывая, можно ли доверять Ренату Вагазову.
– Ну, – начал он неуверенно, – два раза меня выбрасывало в Лимбо. Кто-то пытался своровать нашу книгу. Один раз мы с Анохиным чуть не погибли, попав в портал. Я знаю, кто может нам мешать. Это Алтасар, мальпир, завладевший разумом отца! Он знает, что мы ищем Люка Ратона, и пытается нам помешать! Потому что только Люк Ратон может одержать над ним победу!
– Мальпир – это такой же эскрит, это тоже порождение Эскритьерры, – прошептал Вагазов, как заклинание. – У него должны быть союзники в Эль-Реале. Скажи, кто-нибудь, кроме меня, знает, кто ты такой на самом деле? Что ты морочо?
– Конечно, нет, – ответил Леша зло. – Я и сам об этом только что узнал.
– Хорошо, – кивнул Вагазов. – Потому что тот, кто знает, возможно, хочет тебя убить.
– В смысле?
– Есть еще одна вещь, Мышкин, – Вагазов нахмурился. – Когда инсептерский город накрывает Черная Вдова, эскриты погибают. Но инсептер может создать следующий город. Морочо нет. Если твой город погибнет, ты тоже умрешь.
Леше показалось, что его мутит. Мир вдруг стал размытым, текучим. Голос Вагазова звучал фоном. «Ты умрешь, умрешь, умрешь», – звучало в голове.
– И? – спросил Леша еле слышно.
– Я бы не доверял Никите Анохину, – бросил Ренат. – Не понимаю, почему он ошивается рядом с тобой.
* * *
Тикали круглые часы, показывая восемь-тридцать утра. В комнату потихоньку проглядывало робкое зимнее солнце. Леша сидел на кровати рядом с Ренатом Вагазовым, пытаясь осмыслить. Он – кто? Морочо? Конечно, никто об этом не подозревает. Даже Ромка Быков, зная о том, кто Лешин отец, считал, что Мышкин просто отказался примыкать к инсептерам… Да и разве посвятил его отец во все тонкости! Никто не знает, нет.
Кроме Анохина.
Эта мысль показалась Леше абсурдной, даже смешной, и он отогнал ее, словно назойливую муху.
* * *
– Возьми, – Ренат протянул Леше конверт. – Там билеты домой. Полетите самолетом. И деньги на такси.
Они стояли на улице около дома Максима. Вагазова пришлось отпустить. Он вернулся к вечеру – осунувшийся, с перемотанной головой.
Леше было ужасно неудобно брать конверт. И вообще рядом с Ренатом он чувствовал себя жутко некомфортно. Избили человека до полусмерти, а он еще и билеты им купил.
– И еще, – он протянул Леше еще один конверт. – Здесь написано, как тебе связаться с Иваном Сидоренко. Сделай то, что там написано. Если мой эскрит действительно знает, где Люк Ратон, он расскажет тебе.
Леша кивнул. Подать руку Вагазову на прощание было как-то стыдно, и Мышкин спрятал глаза и просто сухо кивнул. Он знал, что Никита, Марина и Максим с ума сходят от любопытства, сидя в квартире, но так и не придумал, что им сказать. Вагазов ушел, и Леша еще долго стоял во дворе, разглядывая следы на снегу, оставленные Ренатом, и сжимая в руках оба конверта.
Когда снова поднялся ветер, он вернулся в подъезд, но в квартиру не зашел, а поднялся на крышу. Скользя по обледенелому железу, лег, раскинув ноги и руки и выдыхая облачка пара. Питерское небо было на расстоянии вытянутой руки – казалось, стоит черпнуть ладонью, и поймаешь его за фиолетовый хвост, украшенный редкими звездами.
Лежать было холодно, но Леша лежал. Лежать и смотреть наверх – это было его любимое занятие, и он так от него отвык, что несчастные минуты на морозе воспринимал как настоящее счастье. Счастье просто побыть одному.
– Леша?
Мышкин вздрогнул. Марина Кахиани, балансируя, прошла по скользкой крыше и села рядом.
– Что Вагазов? – спросила она.
– Я не могу сказать. Но всё в порядке. Правда.
– Максим вызвал вам такси в Пулково, – сказала она.
– Спасибо.
– Слушай, – она замялась, – когда ты просил меня вспомнить о поворотном моменте. Так вот, для меня запах инсептера – это запах моря.
– Не так плохо.
– Мой брат утонул, – произнесла она, глядя на салют вдалеке. Звуки почти не слышались.
Леша хотел сказать, что он любит море, что год жил на Кипре, что за это время море ему стало почти другом, и что он валялся на пляже и считал звезды, и что на Кипре звезд больше, чем зимой в Питере. И что Питер ему не нравится совсем, но вот сейчас, в эту конкретную минуту, он готов с ним помириться и даже как-то его принять. В голове было много мыслей, но Леша молчал, искоса поглядывая на темный профиль Марины.
– Тебя ведь кто-то ждет в Москве? – спросила она.
– Нет, – ответил Леша после недолгой паузы, – никто.
Воспоминания о Ларисе, о той глупой драке со Святославом, о том, что она его совсем-совсем не любит, отдались в сердце слабым звонком. Почему-то сейчас это не казалось таким уж важным.
– Значит, ты кого-то ждешь, – улыбнулась Марина. – Максим звонит. Такси приехало. Пойдем.
* * *
В такси, битом серебристом «Солярисе», витал запах ядреного цветочного ароматизатора, бензина и табака. Леша ехал на переднем сиденье, вглядываясь в пустую, припорошенную снегом дорогу. Питерская ночь казалась гулкой и одинокой.
– На Новый год в Москву? – спросил таксист. – К друзьям? К родителям?
– Ага, – протянул Анохин сзади.
Леша не мог разговаривать. Хотелось только смотреть вперед, щуриться на фонари, глубоко дышать, чтобы не тошнило от ужасной вони.
В «Пулкове» Мышкина накрыла обычная аэропортовая суета, к которой он был так привычен в прошлой жизни и от которой успел отвыкнуть. Очередь на регистрацию – досмотр. «Ремень снимите, мелочь выньте из карманов».
Леша молча снимал, вынимал, ставил, шел, куда нужно и делал, что скажут. Анохин следовал за ним молчаливой, покладистой тенью. Мышкин считал каждую минуту. Всё, чего он хотел, – сесть в чертов самолет, прилететь в Москву и забыть эту поездку как страшный сон. Квартиру Максима, драку, то, как они тащили недвижимого Вагазова по ночной улице, как Леша всю ночь боялся, что тот умрет. И разговор о морочо тоже.
Когда самолет набрал высоту и Анохин сонно закрыл глаза, Леша достал телефон. Фотографии из Питера получились дурацкие. То они с Никитой глаза сощурили, то рожи красные, то просто глупые. Конверт Рената Вагазова лежал в рюкзаке.
* * *
Такси из «Внуково» довезло их до школы от силы за полчаса. В этот раз водитель попался неразговорчивый, и Леша наконец-то был предоставлен своим мыслям и разглядыванию фур на МКАДе. Москва помаргивала новогодними гирляндами. Леша смотрел сначала на вереницы одинаковых блочных домов, потом на пылающий центр и всё никак не мог понять, любит ли он свой город или нет. Еще пару часов назад в Питере он мечтал вернуться, а сейчас ехал по ночной столице и не знал, почему все его ужасы никуда не делись, и от перемены мест ничего не изменилось.
Школьный охранник пьяно посапывал на рабочем посту, и Леша с Никитой добрались до комнаты без выговоров и происшествий.
– Я морочо, – сонно пробормотал Леша, заворачиваясь в одеяло.
Никита ничего не ответил. Он лежал, отвернувшись к стене.
– Никит?
– Чего?
– Я, – Леша замялся, – я просто хотел поговорить. Я наконец узнал, кто я такой, почему я ни инсептер, ни акабадор. Мне, знаешь, стало спокойнее. Хотя Вагазов сказал, что я могу умереть, если мы не спасем Альто-Фуэго. Никит?
– Я сплю, – прохрипел Анохин, не поворачиваясь. – Давай завтра об этом.
Леша глядел в потолок, задумчиво водил пальцем по дырке на простыне и думал: хорошо, ему нужно найти Люка Ратона, чтобы спасти отца. Но зачем это всё Никите Анохину?