Кленин из офиса прямиком отправился к Наташе. Шел дождь, сладко пахло сиренью. Он поднялся к дверям и надавил кнопку звонка. Никто не отозвался. Только эхо прокатилось по квартире. Еще раз, еще… А Наташа сидела на кухне тихо, как мышка.

Он вернулся в офис и попытался позвонить ей. Наташа молча слушала настойчивые гудки телефона, потом не выдержала, подняла трубку и опустила ее на рычаг. Звонки прекратились.

Она не знала, что происходит, но чувствовала — что-то очень важное, и от этого была в смятении. Ей хотелось спрятаться, убежать от своей судьбы, не думать и не выбирать. Пусть судьба, если это и в самом деле она, придет к ней сама.

Наташа потопталась рядом с телефоном, потом решительно сняла трубку:

— Справочная, у вас сегодня поезд на Лисовку есть?.. Спасибо.

Она кинулась собираться. Уже обуваясь, вновь услышала настойчивый телефонный звонок. Она сияла трубку и сказала:

— Меня нет!

Сергей растерялся.

— Наташа, это я, — сказал он. — Ты опять прячешься?

— Да, — ответила Смирнова и положила трубку. Ей еще нужно было успеть поменять пятьдесят долларов, полученные от Витька, и купить дочкам подарки. Не поедет же она к ним с пустыми руками.

Кленин постоял в задумчивости, потом кинулся вниз, к машине.

Из офиса вышла Анечка в белой кружевной кофточке. На сегодня у нее было назначено свидание с Жорой. Протрезвев, девушка с ужасом поняла, что натворила, но было поздно. Она была человеком честным и слово свое держала. Раз сказала, что попробует разглядеть в нем принца, — значит, так и будет.

Кружева, как известно, просвечивают. Причем иногда в самых интересных местах. Жора оглядел ее и хмыкнул:

— Куда кости бросим?

— Пойдем к озеру, — предложила Аня, надеясь, что слово «кости» Жора сказал вовсе не применительно к ее фигуре. Конечно, по сравнению с Жорой она действительно несколько худощава, но по нынешним меркам — просто супермодель. Да что он о себе воображает, чудовище…

— Пешком, что ли? — Жора озадаченно посмотрел на джип. — Как студенты?

— Угу! Ногами!

— Ну ты оригиналка… А машина на что?

— Как ты будешь по берегу на джипе рассекать? — рассмеялась Аня. — Давай не ленись. Ноги тебе на что? Только на педали нажимать?

— Ну ладно… — несколько неуверенно согласился кавалер. — Пешком так пешком…

В парке было зелено и красиво. Кое-где играли дети, на скамейках сидели мамочки с колясками. Под соснами на берегу старички так азартно резались в домино, что их голоса иногда глушили птичье пение.

Жора, не привыкший передвигаться без любимых колес, очень скоро выдохся. Аня сжалилась и усадила его на берегу, на ствол упавшего дерева.

— Как здесь красиво! — восхищенно сказала она, вдыхай нагретый солнцем сосновый воздух.

— Угу, — пытаясь отдышаться, пропыхтел Жора. — Может, в кафешку какую пойдем? Жарко здесь…

Они быстро нашли небольшое летнее кафе на берегу — с помостом над водой и четырьмя столиками под тентами на нем. Парочка уселась в тенечке, и Жора потребовал у официанта мороженого. В меню было пять видов, и новый Анин кавалер потер руки:

— Несите все! Сейчас попробуем…

Анечка ограничилась одной порцией. В отличие от Жоры, она тщательно следила за количеством съеденных калорий. Вообще порция мороженого была явным излишеством, не одобряемым адептами похудения. Но Аня всегда считала, что лучше уступить соблазну и съесть немножко сладкого, чем капать слюной на стол, наблюдая, как другие радуются еде и жизни.

Перед Жорой стояло пять пустых вазочек. Шестую он как раз приканчивал.

— Ты так любишь мороженое? — умилилась Аня.

— А что? — прочавкал Жора с набитым ртом. — Противно смотреть, как я ем? Ну уж какой есть!

Анечка молчала.

— Это я в детстве не доел, — объяснил он ей. — Бедное детство было. И теперь все ем, ем, а никак наесться не могу. Чего смотришь?

— Так… Забавно.

— Ничего забавного. Например, машина. Других детей хоть родители там возили или родственники. Хотя бы на велосипеде. А мои папаша с мамашей меня не баловали. Жили бедненько в селе. Потом мамаша на папашу случайно керосин вылила и случайно подожгла…

— Ох!..

— Вот тебе и ох. Сгорел папаня. Мамаша стала с горя выпивать, хотя и до этого частенько прикладывалась, а тут как с цепи сорвалась. Короче, попал я в детдом…

Жора сделал паузу и подлизал вазочку. Аня слушала, затаив дыхание, в глазах дрожали слезы. Он нерешительно посмотрел на ее порцию:

— Слушай, ты доедать будешь?

— Бери, бери. — Она подвинула ему свое мороженое.

— Спасибо. Это, черничное, самое вкусное. Нужно официанту сказать, чтоб еще принес.

— А дальше что?

— «Что», «что»… Как обычно. В селе я привык бороться за выживание. Папаша, когда жив был, то по уху двинет, то по скуле поучит. И мамаша тоже. Только она все больше кочергой. Так что к детдому я был нормально подготовлен. Чего смотришь?

— Да так…

— Противно? Морда — во! Кирпича просит! В глазах ни малейшего намека на мысль, а все туда же? Про бедное детство трет? Противно?

— Ты мне даже нравишься, — неожиданно сказала Аня. — Большой такой… И ежик у тебя симпатичный!

Жора подавился мороженым.

— Какой ежик?

— Прическа, — объяснила она.

— A-а! Да… — Он погладил себя по бритой голове. — Я раньше длинней носил, а потом все начали стричься, и я тоже подстригся. Теперь вот урод уродом! — И Жора грустно засмеялся.

— Чудовище ты мое, — нежно сказала она ему.

— А это ты сейчас, вроде того, дразнишься? — не понял он.

— Нет, это я сейчас сказку вспоминаю. — Анечка вздохнула. — Знаешь такую, про красавицу и чудовище? «Аленький цветочек» называется. Я в детстве маму просила, чтобы она меня на этот спектакль водила. Раз пятнадцать смотрела…

— Однако! — прочавкал Жора.

— Там чудовище было такое страшное-страшное… — вспоминала Аня. — А она должна была его полюбить, а потом поцеловать.

Жора оторвался от мороженого.

— А потом чудовище превращалось в красивого молодого человека. — Анечка мечтательно вздохнула. — А я каждый раз смотрела и не верила, что она его поцелует. И так радовалась, когда она его все-таки целовала!

Жора покраснел:

— Не надейся. Если ты меня поцелуешь, я красавцем не стану.

— А ты и так ничего, — великодушно сказала девушка. — У тебя… глаза добрые, вот. И вообще…

— Знаешь, ты, конечно, можешь сколько угодно издеваться надо мной, мне это даже нравится, но… не до такой же степени!

— Я не издеваюсь, — извинилась она.

— Тогда еще хуже. — У Жоры пропал аппетит, он отодвинул от себя недоеденное мороженое.

— Так, в чем дело? — строго спросила его Анечка. — Ты же сам говорил, что было много женщин, которым ты нравился…

Жора стал ярко-кумачового цвета.

— Ну, во-первых, я соврал. Во-вторых, если я нравлюсь женщинам, то нет никакого интереса. И вообще, так не бывает!

Анечка понимающе улыбнулась.

— Она ему нравится, он ей нравится… Это похоже на сказку, — кипятился Жора. — Давай, Анечка, ты меня не будешь путать. Будем по правилам. Ты меня ненавидишь и презираешь, а я… Как там его… Преодолеваю!

— А я тебя не хочу ненавидеть и презирать. — Она взяла его за руку.

— Почему? — растерялся Жора, его глаза беспомощно заметались: с Ани на ее руку, потом в сторону.

— Не хочется. — Она сжала его пальцы.

Жора открыл рот и уставился на нее.

В это время Ирина с Соней гуляли неподалеку от них, на противоположной стороне озера.

Инициатива встретиться исходила от Сони. Ирина охотно согласилась. Ей было так тошно после сеанса макишевской магии с полным разоблачением Смирнова, что она не могла сидеть дома и смотреть, как Степашка рисует своих «покемонов».

— Ну что, довольна? Отомстила? — без особой злобы спросила Ирина подругу. — Неужели ты меня так не любишь?

— Теперь уже не так, — задумчиво сказала Соня. — Азарт пропал. Да и со Смирновым тоже…

Она не договорила. Прошли еще немного.

— А ты его бросай, намучаешься, — посоветовала Соня. — Хотя… У вас, по-моему, главное удовольствие в жизни — жить с мужиком и мучиться!

— Жить, — усмехнулась Ирина. — До этого далеко. Хотя уже мучаюсь.

— Что это вдруг? Он же у тебя гений.

— Да не такой уж гений, как оказалось. — Ирина прислонилась спиной к березе. Сейчас она была похожа на героиню русских народных сказок. Не хватало лишь венка на голову. — Чуть всю фирму не загубил…

— Наломал дров, значит, — понимающе усмехнулась Соня. — Это хорошо!

— Почему?

— Он теперь себя виноватым чувствует, а на этом чувстве мужика можно всю жизнь держать.

— Да не хочу я его держать, — махнула рукой Ирина. Подошла к бревну и села, не посмотрев даже, чисто ли. — Сама не знаю, чего хочу…

Соня села рядом.

— Я ребенка от него хочу, — вдруг призналась Ирина.

— У-у, подруга, это край! — тоном знатока сказала Соня. — Это значит, что ты пропала! Опомнись, пока не поздно…

— Да поздно уже…

Соня вытаращила глаза.

— С ума ты сошла, что ли? — зашипела она на подругу. — Опомнись, сделай аборт! От этих русских гениев такие гении рождаются… А иметь гениального ребенка — полный гроб! Никакой личной жизни. Сплошные репетиторы, занятия, секции…

— Ты не поняла. — Ирина улыбнулась. — У нас с ним ничего и не было. А такое ощущение, что все было.

— Угу, — мрачно сказала Соня. — Вот от этого я и уезжаю. У вас тут как раньше на Севере: год за два, если без мужика, а если с мужиком, то все пять.

Ирина промолчала.

— Странная штука, — задумалась Соня. — Ведь он мне тоже чем-то понравился. Вот чепуха-то…

Ирина залезла в сумочку, достала серебряную фляжку:

— Может, выпьем, подруга?

— Давай, — согласилась Соня.

Ирина налила в крышку немного водки, протянула Соне, а сама приготовилась пить из фляжки. Обе подняли «бокалы».

— Ну что, за него? — спросила Соня.

— За него, — согласилась Ирина. — Хотя… Как всегда, все полный идиотизм!

И подруги засмеялись.

Соня и сама не знала, почему передумала. Вечером, как всегда, поговорила с Жаком. Он ныл и хныкал, и тут она поняла, что, каков бы он ни был, но это человек, который в ней нуждается. Который готов мириться с тем, что она его не любит и часто демонстрирует эту нелюбовь. Пусть Жак бездарь, пусть маменькин сынок, пусть бездельник и бабник. Может, ей стоит наконец попробовать пожить спокойно? Без всяких комплексов и изматывающих маний? Просто брать от жизни то, что она дает, и мириться с тем, что забирает?

Тем временем в офисе «Контакта» некоторые никак не могли разобраться с делами и уйти домой. Например, бедный Димочка еле-еле разгреб гору работы, сваленную на него неугомонным Смирновым. Но торопиться было некуда. Мамуля с папулей отвалили в тренажерный зал, по телевизору ничего интересного, а гулять в одиночку Димочка не любил.

В комнате стемнело, он поднял жалюзи и обомлел. За окном маячило Герино лицо. Похоже, девушка залезла на пожарную лестницу, чтобы быть ближе к любимому. Димочка резко опустил веревку, жалюзи с шуршанием вернулись на место, и лицо исчезло. Но от Геры отделаться не так-то просто.

Через пять минут она возникла перед его столом. По случайному совпадению оба были одеты в светлые летние костюмы. На голове у Геры, как всегда, красовалась какая-то немыслимая шляпка. Слава богу, что не с пером и вуалью. Если бы не трагические лица, наблюдатель мог бы принять их за жениха с невестой.

— Слушаю вас, — равнодушно-деловым тоном сказал Димочка, отворачиваясь к стенке.

— Ну зачем ты так, а? — умоляюще заговорила Гера. — Я переживаю, я… Я понимаю, что неправильно поступила, я это признаю… — Она потупилась. Димочка довольно улыбнулся, пользуясь тем, что его лица Гера не видела. — Давай поженимся? — робко спросила она и тронула его за рукав.

— Хорошо. — Димочка улыбнулся, и дама расцвела, разводя руки в широком объятии. — Хорошо, что женщины стали признавать свои ошибки, но…

Гера сникла.

— Но я хочу поговорить о будущем. Где гарантии, что ты не станешь снова агрессивной, не будешь брать на себя первые роли? Мне необходимо равенство… — закончил он дрогнувшим голосом и насупился.

Герасимальда растрогалась.

— Димочка, ну что ты такое говоришь, ну какие первые роли… да я тебя на руках носить буду! — Она шагнула к нему, и Димочка одним прыжком оказался у окна. Расстояния ему показалось мало, он отгородился стулом и замер.

— Что ты испугался? — укорила его Гера. — Не сейчас же!

Она подошла и села на стул рядом с ним. Димочка подумал и вышел из укрытия.

— Ты согласен? — чуть дыша, спросила Гера и зажмурилась.

На лице Димочки появилась робкая улыбка.

— Согласен!

Гера бросилась было ему на шею, но он нахмурился. Девушка тут же понимающе закивала и убрала руки.

— Не буду первой, — твердо пообещала она.

Димочка сам обнял ее, и они слились в страстном поцелуе.

От интимных утех их оторвал Макишев. Войдя, он увидел парочку на столе секретаря и невольно отпрянул назад. Но его дело отлагательства не терпело, поэтому он постучал по столу и недовольно сказал:

— Димочка, завтра с утречка передай этот пакет Смирнову!

Дима был не в силах говорить и лишь кивнул. Макишев скривился, с отвращением оглядел Геру и вышел.

Наташа вышла из автобуса усталая и раздраженная. Как все-таки машина облегчает жизнь! В прошлый раз, когда ее с дочками до места довез Кленин, всю дорогу она сидела, с комфортом откинув голову на мягкую спинку кресла, девочки спали сзади, вещи не оттягивали руки, а спокойно лежали в багажнике…

Теперь же ей пришлось сначала ехать в переполненном вагоне, где люди стояли друг у друга на ногах, а сумки держали в зубах, потому что руками нужно было крепко за что-то держаться. Потом она еще полчаса ждала автобус и затем тряслась по ухабам вместе с толпой таких же, как она, уставших и злых пассажиров.

«Дело действительно не в деньгах, — думала Наташа, — а в том, как сильно они облегчают жизнь. Вот ведь жила раньше, не знала, как ездить на машине, как ходить по ресторанам… А разок попробовала, и теперь словно сглазили: хочется жить лучше. Для чего-то придумывают эти достижения цивилизации? Почему бы и не для меня?»

Еле дыша, она подошла к дому и никого не увидела. Толкнув калитку, вошла во двор… Под навесом стояла машина Кленина.

Наташа уставилась на нее как баран на новые ворота. Наличие машины несомненно свидетельствовало о том, что и сам хозяин где-то неподалеку.

Наверно, из-за жары она соображала немного хуже, чем обычно, и сначала никак не могла понять, как Кленин оказался здесь, если перед отъездом она говорила с ним по телефону? Но Наташа тут же пришла в себя. Что за ерунда: ему ведь не надо было трястись в электричке, а потом ждать автобус. Сел в машину и с ветерком прокатился за город. Вполне естественно, что он ее опередил.

— Мама! — позвала она, но никто не откликнулся. Наташа потрогала входную ручку, дверь открылась. Бросив сумки на террасе, она прошла в дом. Там было пусто, тихо и прохладно.

Вдоволь напившись холодной колодезной воды из ведра, Наташа умылась, причесалась и отправилась в сад. Но сначала подошла к машине. Как ни странно, она не была заперта, и, открыв дверцу, женщина заглянула в бардачок. Ей хотелось проверить, лежит ли там еще фото Ирины.

Его не было. Зато там лежала ее фотография. Удивленная Наташа внимательно осмотрела снимок. Откуда он у Сергея? Ведь она ему ничего такого не дарила, и вместе они не снимались…

Наташа на фотографии не смотрела в кадр, ее улыбка адресовалась всем и никому. Выбившиеся из прически длинные рыжие пряди блестели на солнце, а глаза были грустными. Такой себя она никогда не видела. Большинство фотографий, на которых они были вместе с Андреем или с дочками, выглядели официальными и скучными. Так всегда получается, когда человек знает, что его снимают, и заранее принимает «приличный» вид. Девушка на этой фотографии не подозревала о том, что ее фотографируют.

— Так-так… — зловеще протянула Наташа. — Интересно…

Она положила фото обратно в бардачок и закрыла дверцу. Первым ее порывом было допросить Кленина. Он что, подослал к ней фотографа? Без ее разрешения? Но потом она спохватилась. Он резонно может спросить ее в ответ, почему она втихаря шарит в его машине. Так что они квиты.

— Вам пакет. — Димочка протянул Смирнову большой желтый конверт, накануне оставленный Макишевым.

Смирнов с недоумением повертел его в руках. Никаких надписей, никаких опознавательных знаков. Явно пришел не по почте.

Он распечатал его и достал тоненькую папку.

— Что это? — спросил он у Димочки, но секретарь лишь пожал плечами. Смирнов открыл ее без особого интереса, но тут брови его поползли вверх: «Согласно вашему запросу о патентах, посвященных противомагнитной защите…»

Дальше он читал очень внимательно, и Димочка, исподтишка следивший за его лицом, заметил, как «самодур» помрачнел.

Это был тяжелый удар. Значит, ничего гениального в его идее нет… Смирнов на нетвердых ногах направился к кабинету Ирины. Сейчас, как никогда прежде, ему нужна была ее поддержка. Знает ли она о содержимом этой папки? Наверняка! Наверняка это она ее и передала. Но зачем так, почему она не могла сказать ему об этом сама, а послала письмо через секретаря?

С другой стороны, он это заслужил. Господи, как мерзко он себя с ней вел, а она все терпела!

— Ее еще нет, — оповестил его Димочка, отрываясь от бумаг. — Никого пока нет…

Смирнов осторожно, держа анонимную папку на вытянутых руках, словно ядовитую змею, вышел. Свои вещи он оставил в офисе.

Димочка посмотрел ему вслед. Похоже, новый заместитель вернется не скоро.

Дверной звонок как-то яростно зазвенел. Может, Федотову это лишь казалось, так как спать он ложился с большого бодуна, и теперь голова раскалывалась.

На слабых ногах он доплелся в прихожую, открыл дверь и увидел мрачного Смирнова.

— А, это ты, — зевая, поздоровался Костя и пошел в кухню. — Опять с работы погнали, что ль? Только я тебя на рынок устроить не могу. Пашка до сих пор звереет, когда о тебе вспоминает…

Смирнов остановил его и развернул к себе лицом.

— Эй, в чем дело?! — возмутился Федотов. — Не толкайся!

— Ты говорил, что занимался абсорбентами? — напряженно спросил его Андрей.

Федотов понял, что другу не до шуток.

— Говорил.

— Ты говорил, что у меня перспективные разработки?

— Говорил, говорил, — нервно ответил Федотов, потирая виски. — А в чем дело-то?

— Смотри. — Смирнов протянул ему папку.

Федотов взял ее и начал вяло листать.

— Ну что, и на старуху бывает проруха, — смущенно потер он нос. — Что ты меня трясешь, облажался я, ладно. Но ведь я не эксперт. Мало ли что кому перспективным кажется…

Посмотрев на мрачного Смирнова, он попытался его утешить:

— Отрицательный результат — тоже результат! Выпьем?

Смирнов поджал губы:

— Выпьем… Сейчас самое время.

— Для выпивки время не выбирают, — зевнул Федотов и достал стаканы. — Выпивка, брат, находит тебя сама…

Наташа шла по дорожке, и юбка колыхалась вокруг ее ног прозрачными волнами. В конце сада она услышала детские голоса и поспешила туда.

Под яблонями стоял шалаш. Судя по всему, его построили совсем недавно. Оттуда донесся детский смех.

— Сейчас я вас съем! — закричал Сергей голосом чудища, и клубок играющих тел покатился по траве.

Люся подняла голову и увидела Наташу:

— Мама!

Девочки бросились к ней. Сергей, сидя на земле, вытряхивал из волос солому и травинки.

— А мы тут играем, — наперебой заговорили дочери, прыгая вокруг нее. — Мы говорим, он зверь, а он говорит, что охотник…

— Ничего не поняла, — рассмеялась Наташа.

— У-у-у! — зарычал на них Кленин, и девочки с испуганным хохотом кинулись от него в разные стороны. Старшая попыталась залезть на яблоню, а младшая спряталась за мамину юбку.

— Боюсь, боюсь! — голосила Маша. — Охотник меня убьет! Я зайчик…

— Боюсь! — вторила ее сестра. — Это злой зверь…

— Мам, а можно искупаться? — деловито поинтересовалась Маша, когда восторг от встречи с матерью прошел. — Все купаются, даже Вася Ратников. А ему всего два года!

Наташа взглянула на небо, по которому ветерок гнал тучки.

— Лучше завтра, — решила она. — Сегодня не так жарко…

— Ну мама, — заныли девочки в унисон, но как-то быстро затихли.

Сергей строил им какие-то таинственные гримасы. Девочки понимающе покивали, захихикали и убежали в сад.

— И о чем вы там секретничали? — спросила его Наташа.

Сергей слегка смутился:

— Извини, это так просто… Игра.

— Так кто ты, зверь или охотник? — уже серьезно спросила его Наташа.

— Смотря кто от кого скрывается…

— Ну почему ты решил, что я от тебя скрываюсь?

— Решил, — усмехнулся Кленин. — И мне это нравится…

— Почему? — кокетливо удивилась Наташа.

— Если бы тебе было все равно, не скрывалась бы!

Наташа покраснела и улыбнулась. Она чувствовала себя девчонкой, которая строит глазки, не ведая о сложностях жизни.

— Люся! Маша! — закричала она весело. — Я поймала зверя! Мы его зажарим и будем есть…

Смирнов прогуливался по городу. Водка, выпитая вместе с Федотовым, на его организм не подействовала. Он вылечился. Больше не падал в обморок от крика и не пьянел от одной рюмки. Но почему-то Андрея это совсем не радовало. Впрочем, сейчас его вообще ничего не радовало.

Увидев на другой стороне улицы надпись «Компьютеры», он перешел дорогу и вошел в магазин.

На полках стояли мониторы, в витринах лежали дискеты, клавиатуры, принтеры, картриджи, наушники, мышки и коврики…

— Интересуетесь? — подошел к нему продавец, молодой парень с экстремальной прической, если можно назвать прической налысо бритую голову.

На столе по экрану включенного монитора плавали золотые рыбки. На голубом фоне они смотрелись очень живописно.

— Есть новые лицензионные поступления, — улыбался продавец. — Полная защита от дурака, то есть от чужих проникновений… — Он взял со стола коробочку и протянул Смирнову. Тот машинально принялся читать надписи по-английски, почти ничего не понимая. — Объяснить?

Смирнов вздрогнул и отдал коробочку обратно:

— Нет, спасибо…

Он вышел из магазина и вновь побрел по улице. «Я и есть тот самый дурак, от которого защита нужна, — думал он тоскливо. — Наобещал с три короба, хвост распушил, кредит под мою идею Ирина выбила. Я ей все о прибыли толковал… А сотрудники? Говорил ведь Герберт Иванович, что не верит в мою идею, и оказался прав. А я его уволил…»

Он все шел и шел, мимо старых домов и палисадников. На ярком солнце играли дети, мимо изредка проезжали машины. В мире царил покой и летняя благодать, а в душе Смирнова полыхал стыд.

«И ведь советовал мне Стульев сначала запатентовать, а потом продавать. А я-то торопился, надеялся сорвать большой куш. Контрактов наподписывал… Как я теперь этим людям в глаза смотреть буду?»

На углу стояла урна. Андрей мутно посмотрел на злополучную папку, которую все еще таскал с собой. Зачем она ему нужна? Как напоминание о самом тяжелом поражении, какое когда-либо наносила ему жизнь? Он бросил ее в урну, но, пройдя несколько шагов, вернулся. «Будешь таскать! — остервенело приказал он себе. — И вспоминать, чтобы неповадно было впредь хвастаться!» Он полез в грязное отверстие, извлек оттуда папку, стряхнул с нее мусор.

Андрей вышел на набережную. Сейчас здесь никого не было, только в отдалении несколько ребятишек играли в мутной луже. Некоторое время он просто стоял, облокотившись на ограду, и смотрел вниз. Река плескалась с таким равнодушием к его проблемам, что он почувствовал себя лучше, словно плеск волн заговорил боль.

«Папку я оставлю себе, на память о собственной глупости. А бумаги… Зачем они мне?»

Он достал из папки лист, сложил из него кораблик и бросил вниз. Кораблик качнулся, загреб бортом воду и утонул.

— Дубль два, — пробормотал Смирнов, складывая следующий лист.

— Дядь, а дядь, что ты делаешь? — возник радом белобрысый мальчишка. Нос у него облупился от солнца, а хитрые глаза неотрывно следили за руками Смирнова.

— Кораблики пускаю, — усмехнулся Андрей. Он кинул второй корабль на волны, и его постигла участь первого.

— Кто ж так кидает, — не выдержал мальчик. — Их же осторожно надо спускать, чтоб воды не набирали…

— А как я это сделаю? — огрызнулся Смирнов. — Причал высокий…

— Я сейчас спущусь, — вызвался мальчик. — Давай сюда свой кораблик!

Смирнов быстро соорудил еще одно «судно». Игра стала его забавлять. Мальчик взял его в зубы и с ловкостью обезьяны полез вниз, цепляясь за ржавые балки. Андрей не заметил, как его окружили остальные ребятишки. Круглыми глазами они следили за белобрысым.

— Свалится, — радостно пищал малыш, свешивая голову вниз. — Точно свалится. Эй, Васютин, ты за ту балку не берись, она трухлявая!

Белобрысый мальчишка навис над водой, держась за балки руками и ногами. Потом осторожно отпустил одну руку и взял из стиснутых зубов кораблик. Смирнов боялся пошевелиться. Что за игру он затеял? Вот свалится ребенок, придется прыгать за ним, доставать из холодной воды…

Мальчик осторожно опустил корабль на воду, и тот поплыл, подпрыгивая на волнах.

— Ура! — заверещали его друзья. — Молодец, Васютин, хорошо пошло!

— Давайте еще один, — поднял голову белобрысый. — Спустим!

Смирнов растерялся.

— Да не надо, вылезай, — сказал он. — Еще свалишься…

— Не-а, — мотнул головой мальчишка. — У меня руки сильные. Я так могу час висеть.

— Так уж и час! — насмешливо сказал карапуз с царапиной на щеке. — А кто вчера с тарзанки свалился? И пяти минут не провисел…

— Смотрите, крыска! — вскрикнул самый маленький пацан, которому Смирнов дал бы не больше пяти лет. — Давайте ее на корабль посадим!

Крупная, гладкая черная крыса сидела на ржавом бачке и деловито уплетала сухарик, не ведая об опасности, которая над ней нависла.

— Ты слева, ты справа, — скомандовал мальчик с царапиной. Два его приятеля потихоньку направились к крысе.

Они были в метре от нее, когда животное почувствовало опасность. Бросив недоеденный сухарь, она молнией метнулась под бачок, но один из ребят ее опередил.

— Поймал! — торжествующе кричал он, прыгая с зажатым в кулаке зверьком. — Давайте ее спустим…

Смирнов, подчиняясь давлению малолетней общественности, соорудил прочный кораблик из двух листов сразу. Один из ватаги достал из кармана веревку, и крыса была привязана к кораблю, а потом спущена белобрысому смельчаку у воды.

Тот изрядно утомился висеть вниз головой, пока остальные развлекались, мучая животное. Чтобы отвязать зверька, ему пришлось сесть на ненадежную балку.

После двух неудачных попыток, когда крыса цапала его за палец и за нос, ему удалось развязать ее и посадить в кораблик.

— Спускай! — кричали ему сверху. Крыса в бумажном корабле была осторожно опущена на воду.

Казалось, она примирилась со своей горькой участью капитана дальнего плавания. Затихла и сидела спокойно, но, как только корабль коснулся воды, с тихим писком прыгнула за борт.

— Утонет! — кричали мальчишки, и Смирнов вместе с ними. — Точно утонет!

Но крыса не утонула. Судорожно подгребая лапками, она добралась до подпорок, на которых держался причал, и вскарабкалась на них. Там она и осталась сидеть, пытаясь отдышаться после купания. Возвращаться наверх, в компанию малолетних мучителей, она не спешила.

Мальчишки помогли Васютину влезть обратно на причал и помчались по своим неотложным мальчуковым делам.

Смирнов заглянул в папку. Ни одной бумажки в ней не осталось.

— Спасибо тебе, Леня, что помог мне разобраться с этими абсорбентами, — сказала Ирина Макишеву, входя в свой кабинет. Воздыхатель суетился где-то за спиной. — Другие уже знают?

— А что, это секрет? — саркастически поинтересовался Макишев.

— Да какой секрет, — вздохнула Ирина. — Где Смирнов, не знаешь, кстати?

— А они начальство, они не докладывают…

— А он тоже знает?

— А ты разве не сказала? — ушел от ответа Леонид.

— Нет. — Она покачала головой.

Разумеется, Макишеву было прекрасно известно, что Кленина и на сей раз пощадила чувства вахлака. Поэтому ему и пришлось подстраховаться, передать пакет через Димочку. Он прекрасно понимал, что Смирнов наверняка уйдет сам, как только выяснится, что он оказался некомпетентным. А Ирина и на этот раз захочет его удержать. Нет уж, конкурента надо сплавлять поскорей, не дожидаясь, пока они с Ириной снова споются.

— Я не успела, но думаю, что ему уже кто-то сказал. Не ты случайно?

Макишев изобразил на лице обиду.

— Ладно. — Ирина махнула рукой. — Кто-то рассказал, и Смирнов исчез. Иди, Леня!

Макишев остановился рядом с ней и нерешительно протянул руки к ее талии. Ирина тут же обернулась:

— Ты действительно ради дела старался? Только честно говори!

Леонид решил не лукавить:

— И ради дела тоже. И Смирнова этого хотел притопить… Не люблю выскочек!

Она усмехнулась:

— А может, ты ревнуешь?

— Не исключаю такую возможность.

Кленина внезапно развеселилась. Для каждой женщины обожание и кавалеры — неиссякаемый источник жизненной силы.

— Неужели до сих пор, Леня? Столько лет прошло…

— Первая любовь не проходит, — грустно возразил Макишев. — Она только зарастает. Иногда всю жизнь.

Ирина вспомнила Соньку. Действительно, та до сих пор своего Костю помнит. И Ирине мстит.

Она посмотрела на Макишева — он стоял перед ней и мял в руках какую-то бумажку. Неожиданно ей захотелось его помучить, подразнить. Она выхватила у него из рук бумажку и встала, касаясь грудью его груди. У Макишева перехватило дыхание.

— А если я соглашусь? — томно спросила она.

Тот судорожно сглотнул:

— На что?

— Ты сам понимаешь…

Он напряженно на нее смотрел, потом отошел, качая головой, и ослабил внезапно ставший тесным узел галстука.

— Нет, нет… Тогда все пройдет, а я не хочу… Душе тоже чем-то жить надо! А то получится, что сбылась мечта идиота, а что дальше? Никакого интереса!

— Ты прав. — Ирина стала колюче-насмешливой. — Осторожности научился?

— Просто поумнел. — Макишев грустно посмотрел на нее. — Любить можно одну женщину, а жить с другой. С другой заводить семью, детей, быт налаживать — все обычно, нормально. А с любимой женщиной изведешься. Все сердце себе надорвешь. Детей будешь любить по-сумасшедшему. Ради любви, ради семьи себя гробить…

Кленина задумчиво кивнула:

— Может, ты и прав…

— Нет, Ирина, нет, — продолжал Макишев. — Не стоит. Пусть все остается как есть. Жизнь — это штука мудрая, куда умней нас. Раз чего-то не дает, — значит, и не надо.

— Глубокий ты человек, оказывается, Макишев, — с притворным уважением вздохнула она.

Однако веселье спало с нее, как шелуха. Она погрустнела, села в кресло, сложив руки на коленях.

— А меня вообще любить-то можно?

Теперь пришел черед Макишева усмехнуться. Он встал перед ней на колени и поцеловал руки.

— Тебя лучше ненавидеть, — ласково попенял он ей. — Ты тех, кто тебя любит, в бараний рог скручиваешь. А вот если тебе сердце не отдать, ты по крайней мере заинтересуешься.

— Я же не старуха и вроде не урод. — Ирина захлюпала и стала искать в карманах носовой платок.

— Не волнуйся, — понимающе глядя ей в глаза и поглаживая руки, успокаивал Макишев. — Появится твой Смирнов, куда он денется…

Смирнов сидел за столиком уличного кафе и методично напивался. Хоть он и перестал пьянеть с одной рюмки, но все-таки целая бутылка водки сделала свое дело.

Уже почти достигнув состояния похрюкивания, он сделал из салфетки ажурную снежинку и стал примерять ее себе на разные части тела. Особенно ему понравилось сдувать снежинку с носа — она слетала прямо в тарелку. Смирнов тупо повторял эту нехитрую забаву вновь и вновь, и в этот момент увидел у светофора машину.

Ничего в ней особо примечательного не было. Обычный «БМВ», почти как у него, только не черный, а темно-серый. Как говорят, цвета мокрого асфальта. Торчали антенны связи, но самое главное — в открытом окне маячила знакомая толстая рожа. Это был товарищ Куролесов собственной персоной.

Смирнов просиял.

— А, Борис Ефимыч, — закричал он, делая безуспешные попытки подняться со стула. — Как жизнь? Самочувствие как? Шея не болит? — Он подергал себя за галстук, отчего лицо Куролесова покрылось красными пятнами.

Борис Ефимович схватился за трубку мобильного телефона. С такого расстояния Смирнов не мог услышать, с кем и о чем он говорил, но это его не обескуражило. Он схватил два стакана из-под водки, приложил один к уху, другой ко рту.

— Алло! — закричал он, передразнивая чиновника. — Секретаршу срочно сюда, твою мать…

Куролесов пробуравил его злым взглядом. В это время светофор дал зеленый, и машина начальства, сорвавшись с места, скрылась в облаке пыли.

Через несколько минут, когда Смирнов начал было мирно клевать носом, сидя за столом, из-за угла показались два милиционера. Один из них смотрел в блокнот.

— Темные волосы, хорошо одет… Ты где-нибудь его видишь?

— Да в кафе он сидит, — подтолкнул его напарник. — Под зеленым полосатым зонтом, разуй глаза!

Смирнов представлял собой забавное зрелище. Водрузив на голову дырявую салфетку, чтобы солнце не припекало макушку, он дремал, приоткрыв рот.

— Пьем? — поинтересовался мент, присаживаясь к нему за столик.

Андрей встрепенулся.

— Выпиваем, — покорно согласился он. Деваться было некуда: пустая посуда с запахом водки красноречиво говорила о том, что он здесь не свежим воздухом дышит.

— Выпивают в компании, а в одиночку — пьют! — припечатал второй, усаживаясь по другую сторону.

Андрей стряхнул с волос салфетку и вопросительно прищурился на нежданных собеседников.

— Алкоголик, — поддержал напарника первый мент, повыше и пошире в плечах.

— И в компании можно напиться, а выпивать можно и одному, — решил Андрей поддержать алкогольную тему.

— Нормальный человек один не пьет, — неприветливо сказал мент и поднялся. — Короче…

— Короче, мы предлагаем вам пройти с нами, — взял Андрея за локоть высокий. — Вы согласны?

— Конечно, — кивнул Смирнов, — нет!

— Ясно, — холодно констатировал лейтенант, — сопротивление представителям правоохранительных органов?

— Да! — с вызовом ответил Смирнов и пьяно прищурился.

— Ясно… Сержант!

Напарник в это время глазел на блондинку в коротком цветастом сарафанчике. Довольно сильный ветер яростно трепал ее юбчонку, легко справляясь с законом всемирного тяготения. Ноги открывались полностью, а иногда виднелись белые трусики. Сержант Завьялов был совершенно очарован девушкой и ее туалетом и не услышал приказа начальства.

— Сержант! — разозлился мент. — Действуйте!

Оторванный от созерцания стройных ножек, тот вскочил, отдал честь и кинулся к Смирнову. Но Андрей схватил незадачливого служителя порядка и, вывернув ему руку, уронил на землю.

Мент оторопел:

— Да ты что?!

Но вторым ударом уже и он, лейтенант Криворучко, был отправлен туда же. Падая, он задел столик, который упал на милиционеров.

— Даже не думай об этом, засранец! — голосом Арнольда Шварценеггера сказал Смирнов. Он медленно, с достоинством, повернулся и поплелся прочь от кафе, заложив руки за спину, как заключенный на прогулке.

Выбравшись из-под стола, милиционеры поспешили за «задержанным». Они пристроились с двух сторон от него и время от времени поддерживали, чтобы тот не свалился. Но Андрей гордо отводил все попытки ему помочь и, покачиваясь, шел вперед, к заветным дверям отделения милиции.

— Никто не сможет обвинить меня в том, что я не держусь на ногах! — заявил он сержанту.

— Конечно, конечно, — буркнул тот. — У тебя будут другие обвинения…

Ирина висела на телефоне, когда в кабинет, предварительно постучавшись, вошел Макишев.

— Здравствуйте, а Соню можно? Что значит — уехала? — говорила она невидимому собеседнику. — Когда? Еще вчера? Ясно, спасибо…

Макишев потерянно маячил перед ней.

— Тебе чего? — Ирина положила трубку.

— Ничего, — пожал он плечами. — Я домой.

Леонид и сам не знал, зачем зашел к ней. Может, хотел проверить, как она. Если бы он знал, что она будет так переживать из-за этого самозванца, не дал бы ему почитать про себя правду. Не ради него, а ради Ирины…

— Сделал дело — гуляй смело, — холодно сказала она.

Телефон зазвонил снова.

— Алло. Кленина слушает… Да, узнала. Вы о чем? Ладно, все ясно. Позвоню на днях, как вы и просили. До свидания.

— Что ты имеешь в виду? — напрягся Леонид, дождавшись, когда она обратит на него внимание.

— Извини, но сейчас тебе лучше уйти, — твердо сказала Ирина, бросая на него нелюбезный взгляд.

— У меня, между прочим, жена болеет, — почему-то обиженно заявил Макишев и вышел. Ему казалось, что Ирина могла быть с ним и поприветливей.

Кленина вздохнула:

— Я, что ли, в этом виновата?

Она вновь набрала номер.

— Нина Павловна, Андрей не появлялся? Жаль. Он рано из офиса уехал, а мобильник почему-то отключил. Ладно, позвоню попозже…

— Куда же ты делся… — пробормотала Ирина, положив трубку. — Куда?

В это время сотрудники расходились по домам. Учитывая, что фирма «Контакт» занималась брачными знакомствами, на их собственную личную жизнь любо-дорого было посмотреть.

Первым из офиса на крыльях любви вылетел Димуля. Он живо спорхнул по ступенькам к «Жигулям», за рулем которых восседала Гера. Влюбленные поцеловались, и машина тронулась с места.

Через пять минут вышла Анечка. Она направилась к джипу, который стоял чуть в стороне от «Контакта». Расплывшись в улыбке, ожидающий ее Жора галантно распахнул перед ней дверцу машины.

Стульев помог Герберту Ивановичу перейти через лужу. День назад Профессора уговорили вернуться, и, с согласия Ирины, он вновь вышел на работу. Смирнова об этом факте проинформировать не успели. Герберт Иванович спешил домой, где его ждали жена и диетический обед, а Стульев собирался вечером вести свою новую девушку, которая утверждала, что ей уже есть восемнадцать, на танцы.

Ирина вышла последней. Она решила съездить к Нине Павловне. По крайней мере, если с Андреем что-нибудь случится, звонить будут туда. Да и просто хотелось побыть вместе с человеком, который разделяет твои чувства и опасения.

Мать Андрея она застала в слезах.

— Ах, это ты, Ирочка… — разочарованно пробормотала она, открыв дверь. — Я надеялась, что он объявился…

— Да не волнуйтесь вы так, — утешала Кленина родительницу. Та прикуривала одну сигарету за другой, руки тряслись. — Мало ли что…

— Но он обычно звонил, предупреждал… — Она собралась было засунуть сигарету в рот зажженным концом.

— Наоборот! — схватила ее за руку Ирина.

— Спасибо…

— У нас ненормированный рабочий день, дела там всякие… — Ирина попыталась придумать причины, по которым Андрей мог задержаться.

— Но у вас же общие дела, — резонно возразила мать. — Вы заехали, а его нет… Здесь что-то не так!

— Да я просто так заехала, рядом была, — неуклюже соврала Ирина, сама начиная беспокоиться. После аварии, в которую попал Смирнов, ей мерещились всякие ужасы.

— Я после той аварии так стала бояться, — озвучила ее мысли Нина Павловна. — Раньше такого не было. — Она кинула косой взгляд на Ирину, та его не заметила. — Да, у него действительно началась совсем другая жизнь…

Кленина не выдержала.

— Вспомнила! Я же сама его послала, — сказала она с фальшивым весельем. — Как это я забыла?

— Куда? — встрепенулась мать.

— Да это одна организация на окраине или даже за городом… Там телефона нет. А мобильный его мог сломаться, или батарейка села. — Она беспечно махнула рукой. — Это нормальное дело… Вы знаете, — она вскочила, не дав матери открыть рот, — я сейчас туда съезжу и тут же вам позвоню. Как только что-то узнаю, позвоню сию секунду!

— Хорошо, — прошептала мать.

Ирина помчалась к своей машине. Если бы Соня не уехала, она бы знала, где его искать. Но вдруг он отправился домой, в их с Наташей квартиру, заперся там и не отвечает на звонки? Сейчас она туда съездит и все узнает. Если понадобится, сломает дверь. Никто не давал ему права так издеваться над собственной матерью…

А тем временем в отделении милиции у Смирнова брали отпечатки пальцев. Пока он сидел в ожидании дежурного, который должен был оформить задержание, водка почти полностью выветрилась у Андрея из головы. Он решил завести разговор и выведать, что с ним будет дальше и почему его схватили среди бела дня и поволокли в казематы? Но усталая дежурная была настроена неприветливо.

— Скажите, — все-таки спросил Смирнов робко, как законопослушный интеллигент, — можно мне узнать, за что меня задержали? Я не пьян…

— А тут и не вытрезвитель, — отрезала дежурная.

— А что тут? — поинтересовался Смирнов. — Милиция или прокуратура?

Дежурной он надоел. Она отбросила за плечо длинную русую косу и полыхнула на него серыми глазами.

— Узнаете, — зловеще пообещала она. — Все узнаете своим чередом!

— Ну хорошо, — не отступал Андрей, — задержали-то меня за что?

— А я знаю? — с упреком посмотрела на него администраторша. — Сейчас принесут протокол, и я вам все скажу.

— А как мне понять, я сейчас на свободе или уже нет? — настырничал Смирнов, чувствуя справедливое негодование.

— Если ты еще на свободе, это не твоя заслуга, — вмешался мужик в штатском по ту сторону решетки, — это наша недоработка, понял?! — Он ударил Смирнова бумагами по носу. — И сиди!

Андрей обалдел. Ничего себе порядочки тут…

— Лида! — закричала дежурная. — Лида, неси протокол с места!

Таинственная Лида не отзывалась.

— Вот глушь, — скучно прошептала администраторша и углубилась в разгадывание кроссворда, не делая никаких попыток подняться и самой сходить за бумагами.

Смирнов скрипнул зубами, но делать было нечего. Он сел на привинченную к полу скамью и попытался успокоиться.

Наглый следователь, ударивший его, впустил в комнату какую-то гражданку в мятой зеленой юбке. Лицо ее украшал темно-фиолетовый синяк, а волосы на голове давно забыли, что такое шампунь.

— Так что там у вас с этим Бурылевым? — тяжко вздохнул следователь. По его лицу Смирнов понял, что эта гражданка ему до смерти надоела.

— Что, что?! — заголосила тетка, словно открыли кран в ванной. — А калитку мою кто взял?!

— А Бурылев говорит, что не брал и вообще в глаза ее не видел, — как-то просто, буднично сказал следователь.

Баба взвилась:

— Это как же не видал, когда он ее сам ставил?! И сам же этот ваш подсудимый ее из озорства и спер!

— Во-первых, он еще не подсудимый, — попытался остановить даму следователь. — А во-вторых, когда он ее ставил?

— Да недели три как будет. И он не только подсудимый, он уголовник! Калитку из озорства спер и в лопухи бросил, а Звягин, Марьи Федоровны зять, ее прибрал. Я ей говорю: «Уйми зятя, пусть отдаст калитку!» А она говорит: «Не видала я калитки и зятя своего распрекрасного уже третий день не вижу!» И ведь врет, ох, врет! Он у ней и в четверг был, и в ту пятницу был, а она говорит: «Не вижу». У ней что, глаза на заду, что ль?

Смирнов уже запутался и перестал понимать, на кого же жалуется эта гражданка. Следователь, похоже, тоже что-то упустил, так как строго прервал излияния потерпевшей:

— Гражданка! Так кто калитку спер?

— Так вы же милиция, — подал голос Андрей. — Вы и ищите.

Потерпевшая и следователь воззрились на Смирнова с откровенным неодобрением.

— Поговори у меня, — наконец сказал мужик. — Сиди в углу и не отсвечивай!

— Так калитку-то уже вернули, — поддержала его потерпевшая. — Ейный зять и вернул. А Бурылев вместо калитки флягу из-под керосина украл, стервец…

Смирнов понял, что женщина в его защите не нуждается. О таких, как она, говорят: без мыла куда хочешь влезут. Он ей даже немного позавидовал, так как сам такой напористостью не отличался и вынужден был ждать, пока на него обратят внимание.

Андрей свернулся на скамейке калачиком и попытался уснуть. И хотя жесткая доска все время колола бока, под монотонную беседу тетки и следователя он задремал. Ему снился страшный Бурылев с калиткой под мышкой, и Герберт Иванович, грозящий кулаком какой-то Марье Федоровне.

Ирина вышла из подъезда смирновского дома. В квартире никого не было, даже Наташи. Соседка сказала, что Андрея не видела уже месяц, а супруга его вчера уехала в деревню, к дочкам.

Кленина задумалась. Возможно, Андрей отправился в деревню вместе с женой. Тогда понятно, почему его мобильный отключен, а никто из близких не может его найти. В таком случае ей можно больше не метаться по городу. В деревню за ним она не поедет, это уж слишком.

Она села в машину и услышала, как в сумочке разрывается мобильник.

— Алло? — рявкнула она в трубку.

— Здравствуй, Ириночка, это Куролесов, — раздался в трубке раскатистый голос. Борис Ефимович явно пребывал в хорошем настроении. С чего бы это? — Что-то совсем не заходишь ко мне.

— Дела, Куролесов, дела, — объяснила она нахальному толстяку.

— С другими дела, а со мной нет? — обиделся он. — Мы насчет аренды так и не договорились. Вопрос-то сложный… Твой сотрудник приходил, нахальничал тут.

Ирина удивилась. О визите Смирнова она знала. Андрей сказал, что уладил вопрос с арендой, не уточнив правда, каким образом.

— Ты где берешь таких алкоголиков? — весело поинтересовался Куролесов.

— Можно я к вам приеду? — перешла она на официальный тон.

— Давай, давай! — ободрил ее Борис Ефимович. — Шампусик уже на столе, только тебя и жду…

Смирнов вскинул голову и посмотрел на часы. Прошел час. Он поднялся и подошел к решетке. Дежурная сидела в той же позе, кроссворд был разгадан наполовину.

— Протокол еще не принесли? — поинтересовался у нее Андрей.

Девушка сморщилась.

— А я и забыла совсем, — простодушно призналась она. — Сейчас посмотрим…

Она вышла. Андрей огляделся. На столе, примыкавшем к решетке, лежала чистая бумага. Он стащил один лист и вытер грязную руку, с которой брали отпечатки пальцев. Никто этого не заметил.

Потом оперся о решетку, и неожиданно она поддалась под его весом. Смирнов увидел, что это дверь, и она, оказывается, не закрыта на засов.

По-прежнему никто не обращал на него внимания. В дальнем углу комнаты какая-то тетка беседовала с мужчиной лет сорока, популярно объясняя ему, почему нужно забрать жалобу на нетрезвое поведение соседа по лестничной клетке. Наглый следователь с теткой, у которой украли калитку, куда-то исчезли.

Потихоньку, стараясь не шуметь, Андрей вышел из «обезьянника» и прошел к той двери, за которой скрылась дежурная.

Оказавшись в общем коридоре, он занервничал, но потом успокоился. Никого не было, никто его не окликал. Расхрабрившись, Смирнов толкнул еще одну дверь и увидел выход.

Когда до заветной свободы оставалось пять метров, откуда-то из боковой двери вынырнула дежурная с протоколом в руках.

— Ой! — сказала она, столкнувшись со Смирновым нос к носу. Тот остановился как вкопанный. — Вы, наверно, ко мне? — улыбнулась девушка.

Андрей понял, что она его попросту не узнала. Похоже, профессия выработала в ней невнимательное отношение к людям, или она была настолько заморочена делами, что его не запомнила.

— Подержите, я сейчас вернусь. — Она сунула ему в руки протокол и куда-то ушла.

Смирнов сбросил с себя оцепенение и двинулся дальше. Может, девушка его все-таки узнала, но сделала вид, что все в порядке? Да еще и протокол ему дала… Теперь он может уйти, порвать эту бумажку — и никто ничего не докажет. Хорошая девушка, молодец, а он ее вначале недооценил!

У входной двери стоял незнакомый милиционер. Смирнов прошел мимо него, взялся за ручку…

— Эй! — послышался злобный оклик.

Смирнов обреченно замер.

— Я тебе что, швейцар, что ли? Дверь за собой закрой!

— Конечно, извините, — проблеял Андрей, вернулся к решетке, закрыл ее, потом дробной рысью подскакал к выходу, открыл дверь и увидел голубое небо свободы.

Спускаясь по ступенькам, он полной грудью вдохнул свежий воздух и зажмурился от избытка чувств. Хорошо жить на свете!

— Не понял?! — закричал кто-то над ухом.

Смирнов открыл глаза и увидел сержанта Завьялова в компании с лейтенантом Криворучко.

— Это что такое? — заикаясь от справедливого негодования, кричал лейтенант. — Дежурный!

Подскочил мент, имитируя бурный приступ трудовой деятельности.

— В «обезьянник» его, быстро!

— Пошли, — толкнул Смирнова в спину дежурный.

— Мы тебе еще и побег оформим, — злобно пнул его сержант.

После того как заключенного отвели обратно в камеру, на этот раз заперев, лейтенант пошел к служебному телефону.

— Борис Ефимович? Лейтенант Криворучко беспокоит…

Наташа остановилась перед дверью в свою квартиру. Покопавшись в сумочке, нашла ключи и обернулась.

За спиной выжидающе замер Кленин.

— Не приглашаешь?

— Извини, нет.

Увидев, что лицо у Сергея огорченно вытянулось, она поспешно добавила:

— Все остается в силе, завтра я к тебе переезжаю, просто… Сегодня вечером или завтра утром я должна поговорить с Андреем.

Кленин обиженно насупился.

— Это ничего не изменит, — попыталась утешить его Наташа. — Но все-таки он мой муж. Отец девчонок… Не обижайся.

— Я не обижаюсь, — вздохнул Сергей. — Мне так плохо без тебя.

— Осталась всего одна ночь.

— Ты полагаешь, это так мало?

— Я могла бы вообще не говорить тебе об Андрее, но мне хочется сделать все честно…

— Все в порядке, — улыбнулся Кленин, но улыбка получилась какой-то несчастной.

— Боже мой, какой ты… — расстроилась Наташа. — Я же сказала — это ничего не изменит!

Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку:

— До завтра!

Кленин медленно поднес руку к лицу, к тому месту, где секунду назад были Наташины губы. Она открыла дверь квартиры.

— Пока. — И, махнув ручкой, исчезла в дверном проеме. Кленин еще минуту смотрел на закрывшуюся дверь, а потом влюбленная улыбка расползлась по его лицу.

Он начал спускаться по лестнице, но не выдержал и съехал по перилам. Навстречу поднималась какая-то тетка с пустым мусорным ведром. При виде незнакомого, солидного мужчины, весело спускающегося по перилам, она охнула и выпустила ведро из рук.

— Извините. — Кленин спрыгнул и подал ей ведро и крышку от него.

Оставив даму приходить в чувство самостоятельно, он выбежал на улицу. Все-таки жизнь прекрасна!

В деревне наконец-таки случилось то, чего он так долго добивался. Наташа согласилась выйти за него замуж! И ее мать сказала, что не будет возражать. Похоже, ее покорила любовь будущего зятя к детям.

Только одно портило ему настроение. Наташа решила поговорить с мужем, а Кленин по опыту их прошлой встречи знал, что вахлак способен выкинуть что угодно. Он наверняка потреплет Наташе нервы. И как Ирина его выдерживает?

Кстати, нужно позвонить бывшей жене и похвастаться. Может, он даже пригласит ее на свадьбу. Только без Смирнова. Это будет неприлично. Хотя в фильме «Покровские ворота» Маргарита Хоботова заставила мужа быть свидетелем на ее свадьбе, а потом требовала, чтобы бывший и нынешний муж жили вместе. Но жизнь не кино. И он, Кленин, был бы счастлив, если бы Наташе удалось развестись через адвокатов, чтобы лишний раз не сталкиваться с Андреем.

Кленин попросту боялся, что она передумает.

Ирина вошла в кабинет Куролесова и без предисловий спросила:

— Где Смирнов?

В дороге у нее было время подумать. Цепочка выстраивалась интересная: сначала исчез Андрей, и тут же, как чертик из табакерки, выскочил Куролесов и с плохо скрытым торжеством в голосе зазвал ее к себе. Ирина усматривала в этом прямую связь.

— Ну нельзя же так! — укорил ее Борис Ефимович с довольной улыбкой. — Ни тебе «здравствуйте», ни «как поживаете»… Прямо с порога — «где Смирнов?»… Этот твой алкоголик!

Она скрестила руки на груди. Взгляд обежал помещение. Конечно, этот подлец уже все приготовил: вазы с цветами, фрукты, шампанское… Секретаршу небось отпустил. Не хватало лишь свечек.

— Вообще-то он непьющий, — отчеканила Кленина.

— Ирочка, не надо, — сморщился Куролесов, открывая бутылку шампанского. — Смирнов непьющий, Макишев непьющий, а Стульев вообще по ночным клубам не ходит? У нас ведь городок-то маленький.

Ирина мрачно молчала.

— А Смирнов твой — хам и будет осужден за нападение на представителя власти…

Глаза Ирины округлились.

— За оказание сопротивления представителю власти при задержании, с нанесением телесных повреждений, а также за побег из тюрьмы.

Глухо хлопнула пробка, ударив в потолок. Куролесов поднял бутылку.

— Все ясно? — спросил он, сдувая пену с шампанского.

— Ясно, — ласково, со своей фирменной улыбкой ведьмы сказала Ирина и наклонилась над Борисом Ефимовичем. — А что тебе от меня нужно? — обняла она его за толстую шею.

Тот осклабился:

— А от тебя мне нужно… тебя!

— А! — опять улыбнулась она. — Неоригинально…

— Что ж поделать…

— А если нет? — Она обошла толстую тушу начальника и села рядом.

Куролесов повернулся к ней:

— Почему же нет, Ирочка? Ведь ты, насколько я знаю, не монахиня?

Она задумчиво покачала головой:

— Нет, не монахиня…

Куролесов замер в предвкушении.

— Ефимыч, — она задушевно положила руку на его плечо, и он воспринял этот жест как разрешение погладить ее пальцы, — отпусти Смирнова, а? Я за него замуж выхожу, тут все серьезно…

— Наслышан. — Куролесов пошлепал губами. — Не ты одна информацию собираешь… Так вот и выручи своего жениха. Представляешь, как в кино! Своим телом загородишь любимого…

— Нет, — Ирина капризно надула губки, — не хочу как в кино.

— Тогда давай как в жизни. — Куролесов разлил шампанское по бокалам. — Выпьем, поговорим, отдохнем! Ведь мы зачем, Ирочка, работаем? Чтобы отдыхать, так ведь?

Он взял бокал и с наслаждением приложился к нему. Хотел было чокнуться с Ириной, но она проворно отстранилась.

— Нет, Борис Ефимович, не твой сегодня час. — Кленина кокетливо захлопала глазами. — Если мне с кем и отдыхать, так… с мэром. Или с губернатором? — Она задумалась, а Куролесов помрачнел. — Пожалуй, с мэром лучше, — кивнула Ирина. — Ты знаешь, он мне давно намеки делает, просто нужды не было… — Она отпила глоток шампанского и взяла толстяка за лацканы. — И тогда, дорогой, у тебя настанет очень тяжелая жизнь, — ласково проворковала она, с силой тряхнув собеседника за пиджак. — И не будешь ты больше работать, чтобы отдыхать, а будешь только отдыхать! И не пучь на меня свои глаза — лопнут!

Куролесов побагровел и набрал полную грудь воздуха.

— И не вздумай на меня орать! — твердо пресекла Ирина его попытки закричать. — Знаю я твою манеру…

Она опять отпила шампанского, а Куролесов вскочил и начал бегать из угла в угол, задыхаясь от гнева.

— Ты подумай пять минут, прикинь, в моих это силах или я тут пустыми угрозами занимаюсь, — сказала Кленина, наблюдая за ним с ядовитой усмешкой.

Тот остановился.

— В твоих, стерва, — с ненавистью процедил он. — Уж кто-кто, а я тебя очень хорошо знаю.

Она схватила его за палец и крутанула, второй рукой поймав Куролесова за галстук. Потерял осторожность Борис Ефимович, в честь встречи с Ириной положил галстук на резиночке в ящик стола — и просчитался. Она так туго затянула шелковую петлю у него на шее, что тот поневоле вспомнил Смирнова.

— Плохо знаешь, — прошептала она. Куролесов хрипел и извивался. — Вообще, если надо будет, я тебя собственными руками задушу, без всякого губернатора или мэра. Будешь звонить?

Куролесов засопел.

— Будешь звонить, я спрашиваю?! — Кленина дернула его за галстук.

— Да, — выдавил он.

Она отпустила галстук. И тот уныло повис вдоль шеи. И чего ему вздумалось играть в элегантность?

Борис Ефимович развел руками и взял телефонную трубку.

— Это Куролесов, — сказал он слабым голосом.

Похоже, собеседник его не узнал. Действительно, слишком слабый голосок для известного хулигана и хама Бориса Ефимовича.

— Это Куролесов! — прокашлявшись, заорал он. — Глухой, что ли?! Криворучко давай, мать твою…

…Аня блаженствовала в ванной. Густая ароматная пена обволакивала тело, мысли блуждали где-то далеко. Она зачерпнула воду и медленно, с наслаждением вылила ее на грудь. Сейчас она больше всего напоминала девушку из рекламы какого-нибудь моющего средства.

Звонок в дверь Анечка услышала случайно. Выключив воду, прислушалась. Действительно, звонят… Кого это принесло в такое время?

Она поспешно выбралась из водного рая, прямо на мокрое тело накинула халат, влезла в шлепанцы и кинулась в прихожую… Перед тем как открыть дверь, взглянула в глазок. Все пространство коридора закрывала улыбающаяся физиономия Жоры…

Аня открыла дверь. К ее изумлению, Жора был при параде. Как ни странно, смокинг ему шел — в нем он был похож на толстого присмиревшего пирата. В руках гость держал нечто длинное, завернутое в бархат.

— Здравствуй, Анюта, это я — твой Жорик.

— Я уже догадалась…

— Догадалась-то догадалась. — Жора обиженно насупился. — А чего в халате, я не понял?

— А мы разве куда-то собирались? — Анечка отступила на шаг, чтобы Жора смог оценить ее соблазнительную фигурку. Только дурак мог не понять, что халат накинут прямо на голое тело.

Но у Жоры были заботы поважнее. Не заметив ее уловки, он прошел в комнату.

— Что значит, собирались? Я же тебе сказал еще вчера… Культурно, понимаешь, провести время. Не то чтобы просто пожрать, а так, с пользой для дела и интеллигентно. Я тебя в клуб приглашал, на очередное собрание членов, так сказать. Мужчины — в черном, дамы — в вечернем. Забыла?

— Кажется, припоминаю… — раскаялась Анечка. У нее действительно вылетело из головы это приглашение Жоры. Точнее, она почему-то решила, что это шутка. — Английский клуб. Так?

— Точно.

— А что у тебя такой вид, словно ты на похороны собрался? — поддела его Аня. Ему же нравится, когда над ним издеваются, сам говорил…

— Между нами, в клуб только в таком виде и пускают. — Жорик сконфуженно поправил галстук-бабочку. — А бабочка мне и самому не катит. Но у них там все по понятиям — без бабочки ты как лох последний… А с бабочкой — человек.

— Понятно… А это у тебя что?

Аня дотронулась до свертка в руке Жорика. Жорик по-девичьи смущенно опустил глаза:

— Это… Честь и достоинство…

— Чьи?

— Ну… Мои…

Аня решительно взяла сверток и развернула его. Она не думала, что Жора может чем-то ее удивить, но ошиблась. Там оказалась шпага. Самая настоящая шпага. На всякий случай Анечка провела по клинку пальчиком:

— Ой! Острая…

— Естественно… — ухмыльнулся Жора. — На фига мне тупая?

— Только не говори мне, что все это на случай нападения гвардейцев кардинала.

— Чего? — Жора выпучил от удивления глаза.

— Вот тебе и будет — чего! Гвардейцы сначала повесят на тебя хранение холодного оружия, а затем вместо клуба отправят отдыхать в ближайшее отделение. Культурно и интеллигентно, в обществе пьяных мушкетеров без определенного места жительства. Отличная перспектива! Тебе сколько лет, юноша? Не поздновато ли игрушками баловаться?

— Ты не поняла…

— Что я не поняла?

— Это фамильный клинок… Сталь, кстати, испанская… Четыреста баксов стоит. И разрешение есть. Все как надо.

— Стой, стой, стой… Так ты хочешь сказать, что в твоих жилах течет голубая кровь?

Жорик помрачнел:

— А вот этого… я не заслужил!

И, резко завернув шпагу, повернулся к выходу. Аня бросилась к нему:

— Постой! Да ты, никак, обиделся? На что? Я же серьезно!

— Серьезно — тогда другое дело… А про голубую кровь необязательно! Никакого отношения к голубым я не имею.

Несмотря на серьезность момента, Анечка рассмеялась:

— Значит, ты у нас, выходит, дворянин? Граф? Виконт? А может, князь?

— Опять обзываться начинаешь… Да никакой я, блин, не виконт, а просто Георгий Иванович Кобзарь-Залесский — простой дворянин в… — Жорик что-то прикинул в голове, — в шестом, стало быть, поколении. А клинок — это для порядка… Дворянин без клинка как пацан без голды… Понятия — они и у дворянцев понятия. А в Английском клубе у нас, стало быть, дворянская стрелка, по-ихнему — собрание… Встречаемся, обсуждаем проблемы… Коктейли, пасьянсы, балы… Да все как у людей!

Анечка была потрясена. Кто бы мог подумать, что в их скромном городе Перешеевске проживает столько дворян, что их хватает на настоящий, полноценный бал? В глубине души у нее проснулся романтизм. И хотя Жора мало походил на прекрасного принца, Анечка согласна была поработать за двоих: чем она не принцесса?

— А клинок я в Коста-дель-Браво прикупил, мне как русскому дворянину скидку организовали в пять процентов. Теперь вот сыну своему передам. Малому, стало быть, Кобзарю-Залесскому… А он далее, и по этапу… то есть по наследству. Впечатляет?

— Да ты серьезный мужчина! — Аня восхищенно покачала головой. — А с виду не скажешь.

— Это точно! Да я раньше вообще, если честно, чисто чмом был… С братвой сошелся — и понеслось. А думалка в отключке. Пока со стариком одним не встретился… Он меня почище электрошока пробрал.

— А что за старик? — Анечка собиралась в быстром темпе. Голубое вечернее платье, изящная золотая цепочка не шею, легкий макияж…

— Старая история… Я еще тогда в бригадирах чалился… Ну в смысле с этим уже все, покончено… Ну и дело там нарисовалось. Так себе, шкурное… Хату одну строили, в пять этажей, чисто под гараж. А старикан один со своим огородом ровнехонько полтерритории у нас оттяпал. Мы к нему с бабками. А он нас за дверь… Пришлось мне с ним перетереть. Я пришел. Старик дряхлый, чисто под снос, а глаз горит… И нестрашно ему, самое главное… Это меня и потрясло… Я, говорит, русский дворянин, и в этой земле мои предки лежат. Прикинь, которые еще Ивану Грозному дела делали… и он, то есть старик, с этой земли ни на шаг… Не слабо. Я перед ним — детина под центнер, а он мне полный откат… Вот стукнуло меня в тот раз, ведь мы же все… ну не мы, ну родственники наши, ну в смысле те, что уже померли… они ведь и Петру Первому служить могли. Не слабо?! Вот и я припух! Торчу в бригадирах, страну разворовываю, а мои предки в это время в гробу переворачиваются… Тухло стало, не передать…

— Правильно мыслишь, — одобрила его Анечка, решив оставить на потом выяснение вопроса о Жориных занятиях. Ведь клялся, подлец, что не бандит. — А как ты дворянином стал?

— Я им всегда был, — выпятил грудь Жора. — Благородство — его не пропьешь…

В этот вечер в Английском клубе города Перешеевска было не протолкнуться. Все столики были заняты, так что многим благородным дамам и господам пришлось довольствоваться фуршетом. Жора, как один из членов дворянского собрания, естественно, входил в число счастливчиков. Его столик стоял в самом удобном месте. Отсюда небольшая сцена была как на ладони, да и до танцпола рукой подать.

Жора, звякая своей фамильной шпагой, просеменил вперед Ани и предусмотрительно отодвинул стул.

— Силь-ву-пле, — вырвалось у него, на что Аня удивленно захлопала глазами.

— В клубе всегда так многолюдно? — спросила она.

— Нет. Обычно здесь очень тихо. Просто сегодня ждут какую-то певицу не то из Москвы, не то из эмиграции. Исполняет великодержавный репертуар: «Ваши пальцы пахнут ладаном», «Взгляни, взгляни в глаза мои суровые»… Ну и все остальное в том же духе. Общественность собралась послушать… Вот кстати, — Жора, кряхтя, навалился на стол и осторожно потыкал пальцем в сторону высокого худого старика, скромно стоящего около фуршетного стола, — между нами говоря, князь… Чуть ли не царских кровей. Наша, так сказать, достопримечательность.

— С ума сойти. — Аня впитывала в себя впечатления как губка воду. Собрание «благородных» джентльменов ее забавляло.

— А вот тот дядька, не смотри, что лысый, — продолжал комментировать Жора, — ведет свой род от князей Голицыных. Сюда сослали его деда в начале советской власти…

Прислушиваясь к рассказу, Аня взяла в руки меню и начала с недоумением листать этот многостраничный фолиант.

— А почему у вас меню на французском?

— Честно говоря, я сам не знаю. — Жора скромно потупил глаза. — Клуб — английский, шеф-повар — еврей, а меню — на французском… Бог его знает почему. Но при этом все очень и очень вкусно.

— Но я не знаю, что заказывать! Английским владею свободно, а вот по-французски как-то не приходилось…

— О! Это просто… — Жора с энтузиазмом потыкал пальцем в меню. — Самые длинные названия обычно самые вкусные. Там, где через черточку, обычно вонючий сыр и грибы… То, что в кавычках, можно пить… Остальное я не пробовал.

— Здорово, — не очень оптимистично пробормотала Аня и еще раз пробежалась по меню ничего не понимающим взглядом. — Будем есть на ощупь.

В это время к их столику подошел двухметровый официант во фраке и с маленькой записной книжечкой в руках. Он грациозно согнулся в полупоклоне и уставился своими голубыми глазами на растерявшуюся Аню.

— Мадам, месьё, — изрек он бархатным баритоном, — что изволите заказывать?

Анечка открыла рот и тут же его захлопнула. Как заказывать, если не можешь произнести название блюда? Господи, не может же она опозориться в этом пафосном клубе…

Жора заметил полную Анину невменяемость, граничащую с истерикой, и потому, как и положено кавалеру, вступил в неравную схватку с искушенным официантом.

— Это, это, еще это, и вот это, самое последнее, и перед ним, — Жора со скоростью заправского рэп-мастера потыкал в меню и под конец добавил: — В двух экземплярах.

Скорость, с которой был сделан заказ, ошеломила не только Аню, но и видавшего виды официанта. Он так и застыл в своем полупоклоне, только взгляд перевел с девушки на ее кавалера, что показалось последнему верхом бестактности… Жора посмотрел на официанта своими добрыми глазами потомственного рецидивиста и тихо сказал:

— Ты чего, гарсон, не понял?

Оказалось, что гарсон понял все, причем достаточно хорошо, потому что через мгновение его не было не только у их столика, но и вообще в зале.

Аня с уважением смотрела на Жорика.

— Лихо ты с ним!

— Да чего уж там. — Он скромно потупился. — Я же так, для порядка…

Аня огляделась по сторонам:

— А у вас здесь танцуют?

— Есть маленько… Ежели там какой полонез или мазурку, так это по пятницам… А так можно и вальс исполнить, и танго… Правда, я в этом отношении не Нуриев. Мне еще мама в детстве говорила, что мне слон на одно место наступил…

— Как?!

— Да нет, ты не пугайся… Это она про ноги. Мол, косолапый я, как медведь. В танце со мной боязно. Я ведь и наступить могу, а там… — Жора замялся. — Масса-то олимпийская… Возможны травмы.

— Ну, это мы еще проверим.

— Ты серьезно? И не побоишься?..

— Я женщина смелая, меня не так легко напугать…

В глазах Жоры появилось ничем не скрываемое восхищение. Он собрался было отвесить Ане самый великолепный из произносимых им когда-либо комплиментов, как вдруг сзади раздался непринужденный и не очень трезвый бас:

— Ба! Кого я вижу! Кобзарь-Залесский!

Жора обернулся. К нему двигался, раздвигая попадающихся на пути, здоровенный детина в красном пиджаке с золотыми пуговицами, с толстой золотой цепью на шее и шпагой на расшитой все тем же золотом портупее.

— Только его здесь не хватало, — тоскливо пробормотал Жора и тут же встал навстречу приятелю: — Граф, какими судьбами?!

— Интересный персонаж, — развеселилась Аня.

Граф был уже в пределах досягаемости. Сделав последний шаг, он слегка подпрыгнул и тут же повис на Жориной шее.

— Ну что? — пробасил он Жоре в самое ухо с такой силой, что Кобзарь-Залесский сморщился. — Посмотрим, у кого фамильность длиннее?

И с этими словами он попытался вытащить свою шпагу. Но Жора вовремя остановил его:

— Извини, старик, сейчас не время. — Жора говорил тихим шепотом. — Я не один.

Граф тут же встрепенулся. В его глазах появился блеск, и он воззрился на Анечку в длинном голубом платье с большим декольте.

— Пардон! Да ты, никак, с чиксой? — Мужчина икнул и лобызнул Жорика в щеку. — Этой чиксы груди-груди мы, поверьте, не забудем… — фальшиво спел он.

Жора бросил быстрый взгляд на спутницу и успел заметить, как она покраснела.

— Будем знакомиться. — Граф полез к сотруднице «Контакта», которая успела про себя проклясть и Жору, и Английский клуб. — Граф де… блин! Просто Граф. Фамилия такая! А вы, мадам, сколько?

— Что, простите? — Аня растерянно смотрела на пьяного и не знала, что делать.

— Ну в смысле пятьдесят или сто?

— Чего? — все еще не понимала девушка.

— Баксов!

Это было уже слишком. Жоре очень хотелось обойтись без рукоприкладства в приличном обществе, к тому же в присутствии дамы, но, видно, сегодня этого было не избежать. Правой рукой он подтянул Графа за толстую золотую цепь, а левой нанес короткий, но при этом сильный удар ему прямо в лоб. Граф только успел икнуть и тут же исчез под столом. На лбу его остался след от Жориной печатки.

— Гарсон, — обратился Жора к подоспевшему официанту, — здесь что-то намусорили, уберите!

— Слушаюсь, — щелкнул каблуками гигант и легко, как ребенка, подхватил под руки бесчувственного Графа. Провожаемый недобрыми взглядами, нарушитель спокойствия покинул зал, покряхтывая и обнимая официанта за шею.

Недаром здесь собралась публика, не понаслышке знакомая с приличными манерами. Видно, повадки Графа были известны всем, так как на Жору смотрели с восхищением и благодарностью. А одна дама в зеленом просто глаз с него не сводила, то и дело щелкая веером и смущенно улыбаясь. Анечка возмутилась: с какой стати эта старая мегера строит глазки ее Жорику, ее герою?

Сам же герой не сразу решился посмотреть на Аню… А когда поднял глаза, то выглядел как провинившийся школьник.

— Я испортил тебе вечер? — спросил он так искренне, что ей не оставалось ничего другого, как ответить:

— Нет. Ты его украсил.

На лице Жоры появилась робкая улыбка. Возникший, как всегда внезапно, официант принялся расставлять блюда.

— Ого, как пахнет! — Анечка втянула носом упоительный запах. — По-моему, это амброзия…

— Что-что? — не понял Жора.

— Амброзия — это то, что едят боги, — пояснила Анечка. — То есть очень вкусно.

— А я что говорил? — обрадовался Жора. — Главное — не брать то, что через черточку…

На сцене появился конферансье и с легким гомосексуальным акцентом произнес:

— Дамы и господа, прошу любить и жаловать — непревзойденная Алина Белоснежская!

Раздался гром аплодисментов. Анечка с любопытством разглядывала певицу. Маленькая, сухонькая старушка в блестящем платье скромно подошла к микрофону. Дождавшись, когда стихнут рукоплескания, она негромко запела:

— Ваши пальцы пахнут ладаном, а в ресницах спит печаль…

Постепенно ее голос набирал силу. Ничего особенного в ней не было, она не поражала воображение экстравагантным исполнением, но у Анечки сжалось сердце, а на ресницах выступили слезы. Она исподтишка посмотрела на Жору. Тот положил голову на руку и растроганно следил за певицей.

— Как душу забирает, а? — тихо спросил он Анечку, когда Белоснежская закончила. Та в ответ кивнула.

Алина Белоснежская пользовалась огромным успехом. Ее три раза вызывали на бис, и даже Жора начал проявлять признаки нетерпения.

— Замучили хлопками, старушка не железная. Ей небось отдохнуть нужно…

А далее заиграл камерный оркестр, и Жора воспользовался всеобщей овацией, чтобы перегнуться через стол и с ловкостью героя-любовника поцеловать Аню в губы…

…Смирнов лежал на топчане, накрыв голову пиджаком. Спать ему не хотелось, думать тоже. Больно мысли у него были невеселые.

Он услышал, как загремела решетка, но не повернул головы. Ну их к черту…

— Здравствуй, Андрей, — услышал он знакомый женский голос.

Смирнов скинул пиджак и принял горизонтальное положение.

— Ирина? Ты как здесь?

— Вот за тобой пришла… — сказала она, скромненько стоя у стеночки.

— Спасибо… — обрадовался Смирнов. — А ты не знаешь, чьи это шутки? Я сначала думал, что это ты. То есть нет, я сразу понял, что нет, — заторопился он, увидев, как изменилось ее лицо, — но тут такой идиотизм в голову лезет! Нет, для свободного человека тюрьма — страшная вещь… Так кто это постарался?

— Куролесов… Уж очень ты его обидел!

— Ясно. Спасибо. — Он сунул ноги в ботинки.

Ирина топталась рядом, не зная, куда девать руки. Ей очень хотелось его обнять, но сейчас был неподходящий момент.

— Ты прямо как ангел-хранитель, — улыбнулся Смирнов. — Уже второй раз меня из узилища выручаешь!

Он направился к выходу из камеры, как вдруг замер и вернулся обратно. Улегся на топчан и скрестил руки на груди.

— Ты что? — испугалась Ирина.

— А ничего! — гордо сказал он. — Ничего мне не надо, сам разберусь! У них на меня нет ничего! Все говорим: «Беззаконие, беззаконие», а сами за себя постоять не можем.

Он разгорячился. Лежа на диване, начал махать кулаком в сторону двери, и это выглядело очень забавно.

— Пусть только попробуют мне что-нибудь пришить! — вдруг закричал он. — Пусть только попробуют!

Ирина начала опасаться, что у служителей порядка сдадут нервы и они действительно попробуют «пришить» ему что-нибудь такое, отчего уже будет трудно его отмазать.

— Тише, тише. — Она села рядом и умоляюще погладила его по плечу. Но получилось только хуже.

— Я им показательный процесс устрою! Они сами себе не позавидуют!

Смирнов сам себе не отдавал отчета в том, что хорохорился сейчас исключительно перед Ириной. Спрашивается, что мешало ему кричать и требовать показательного суда раньше, когда ее здесь не было? Ведь вел себя тихо и мирно, можно сказать, робко… Все-таки присутствие женщины будит в мужчине, пусть даже самом скромном, какие-то примитивные, древние чувства…

— Не надо, пойдем лучше отсюда, — уговаривала его Ирина.

Смирнов подозрительно прищурился:

— А почему ты меня не клянешь? Что я тебя обманул, что всех обманул?

Ирина замолчала. Разбушевавшегося Смирнова было уже не унять. Если бы их сейчас видела Соня, она авторитетно объяснила бы Ирине, что многие люди, чувствуя себя виноватыми, ведут себя агрессивно. Это у них такая форма защиты. Ирина не была психологом, но в мужчинах разбиралась неплохо. Знала, когда промолчать, а когда дать по шапке, хотя частенько шла на поводу у собственного темперамента. Так вот сейчас, по ее мнению, был именно тот самый случай, когда с мужчиной следовало обращаться бережно и осторожно, как с тухлым яйцом.

— Я же врун, я наглый врун! Изобретатель-неудачник… Всем пыль в глаза пустил, самому стыдно…

Ирина чуть было не сказала: «Ну так извинись, и дело с концом», но она вовремя прикусила язык.

— Я же дурак, элементарный дурак, от которого защита нужна! Знаешь, на компьютеры ставится программа «Защита от дурака». Так вот я тот самый дурак! — Он обхватил голову руками и начал раскачиваться, словно от сильной зубной боли. — Я только вред один приношу!

Ирина терпеливо слушала всю эту мужскую истерику, гладила Андрея по плечу, по голове и вообще всячески старалась облегчить ему жизнь.

— Одну женщину несчастной сделал, другую… Детей наплодил… Тебе тоже навредил…

У Ирины на глаза уже навернулись слезы, как вдруг… «раскаявшийся грешник» вновь обернулся невинной овечкой. Правда, на редкость кусачей.

— Не нужно мне от тебя никакого прощения! И не надо из меня делать принца!

Он впал в настоящую истерику. Стал стучать кулаками по коленям, по стене, бегать взад-вперед по камере. Ирине было не по себе. Она даже подумала о том, чтобы сбежать, оставив его здесь на часок-другой. Пусть успокоится, а потом они поговорят. Но сработало глупое бабье чувство жалости. «Оказывается, и я не лишена нормальных женских слабостей», — подумала Ирина. И осталась.

Побившись головой о стену, Андрей слегка утих. Наверно, разбил себе лоб. Пять минут они молчали. Ирина вытирала пот со лба, Смирнов подпирал стену.

— Если хочешь знать, это унизительно, — наконец произнес он утомленно.

Устал, наверно, бедняжка, посочувствовала ему Кленина.

— Не хочу я быть принцем… Потому что их нету, принцев… Выдумали себе развлечение… Я хочу быть просто человеком. Просто самим собой.

— Чудак, — не выдержала Ирина. — Самим собой ты мне и нужен!

Смирнов затих. Она подошла, встала за его спиной.

— Вот и все, и нет никаких принцев, — тихим, спокойным голосом, каким взрослые говорят с детьми, испугавшимися ночного кошмара, сказала она. — Никаких принцев, и никаких золотых рыбок тоже нет… Есть только ты и я. И мне ты очень нужен…

Смирнов наконец-таки отлепился от стенки и заключил Ирину в объятия.

— Мне тоже, — сбивчиво заговорил он, — мне ты очень нужна!

В камеру заглянул мент и покачал головой. У стены обнимались мужчина и женщина. Сержант хотел было сказать, что камера не место для интима, но на всякий случай решил сначала проконсультироваться с начальством. Может, так теперь нужно? А то помешаешь им, а потом получишь от Куролесова по шапке…

— Знаешь, я тут лежал и думал, — шептал Смирнов на ухо Ирине, — я встретил женщину, самую лучшую женщину в моей жизни, и как я мог…

— Потом, — она закрыла ему рот поцелуем, все еще опасаясь повторения истерики с элементами самобичевания. — Потом скажешь. А сейчас пошли домой, а?

— К тебе? — покорно спросил окончательно прирученный мужчина.

— К твоей маме. — Ирина настойчиво тянула его к выходу. — Она там с ума сходит! А наше от нас теперь никуда не уйдет.