Андрей крутанулся в кресле и посмотрел на часы. Сотрудники «Контакта» уже собирались на утреннюю летучку. Из приемной доносился запах кофе. Анечка пыталась изобразить секретаря, замещая заболевшего Диму. Стульев что-то доказывал Герберту Ивановичу своим противным насмешливым голосом. Андрею часто казалось, что Стульев над ним издевается. Причем в открытую, не стесняясь.

Возвращение в «Контакт» произошло как-то обыденно. Никто, казалось, не стал заострять на этом внимание. Только Анечка пошутила насчет вспыльчивого нрава Ирины Александровны, которая сначала увольняет, потом берет сотрудников обратно.

Сейчас всех гораздо больше занимал Димочка. Никто толком не понял, что с ним случилось, Ирина разговаривала с его отцом и выяснила, что он то ли упал с балкона, то ли ушиб голову. На этот счет ходили самые романтические версии.

Анечка утверждала, что Дима пытался покончить с собой из-за несчастной любви к Гере. Стульев же, на которого Гера произвела неблагоприятнейшее впечатление, говорил, что Дима не знал, куда деваться от своей темпераментной любовницы, а потому спрятался от нее в больнице.

— Помяните мое слово, — рассудительно говорил Герберт Иванович, — это все от компьютера. Он просто переутомился. Днем сидит в Интернете, вечером играет в какие-то страшные игры. Любой на его месте почувствовал бы сильнейшую головную боль.

Ирина не стала интересоваться подробностями болезни своего секретаря, а просто назначила Аню на временно пустующую должность референта.

— Несколько дней поработаешь, потом Дима выйдет, — не терпящим возражений тоном сказала она.

— Но у меня много работы, — растерялась Анечка. Ей совсем не улыбалось варить кофе и ходить в магазин за канцелярскими принадлежностями. К тому же ее прежних обязанностей с нее никто не снимал. — А вдруг он не выздоровеет за неделю?

— Тогда найдем кого-нибудь на его место, — отмахнулась Кленина. — Все, иди. Не волнуйся, за бесплатно работать не будешь. Я же все понимаю. Пятьдесят процентов оклада в качестве премии устроит?

— Вполне, — повеселела Анечка.

Теперь она воевала с кофеваркой, то и дело напоминая Стульеву, что если тому хочется есть, то в кафе за бутербродами он может сходить сам.

Андрей вышел из кабинета, и все затихли. Проходя по коридору, он услышал, как Стульев сказал по-английски:

— Вот идет большой специалист в бизнесе! — и все засмеялись. Кроме Герберта Ивановича, у которого с английским было еще хуже, чем у Смирнова.

Андрей напрягся. Если Стульев считает, что он тут самый умный просто потому, что закончил мехмат Московского университета, то он ошибается. Слава богу, Смирнов не зря в последнее время мучил себя занятиями иностранным языком. С памятью у него все было в порядке, и теперь он знал достаточно, чтобы понимать и говорить на языке — спасибо Ирине.

Ладно, сейчас посмотрим, кто тут умный, а кто нет. Смирнов не даст поливать себя грязью какому-то говнюку, который ему завидует. Хочешь говорить по-английски? Будет тебе урок на всю жизнь!

— Начнем? — Ирина кивнула ему в сторону своего кабинета и подмигнула. Сегодня будет особенный день.

Они два дня обсуждали его изобретение. Смирнов рассказал ей о той истории со своими партнерами, которые кинули его на деньги. Но у него осталось то, что нельзя было отнять, — его изобретение. У его партнеров не хватило мозгов как следует продумать эту идею, и в результате они так и не запатентовали метод «электромагнитной абсорбенции», придуманной им. С помощью связей Ирины он теперь может всерьез этим заняться. Если, конечно, Кленина заинтересуется.

Она заинтересовалась. Помимо желания помочь любимому человеку она почувствовала выгодный бизнес и решила попробовать свои силы в этом направлении. Ей давно хотелось как-то расти, выходить из простых посредников по продаже информации, но как это сделать, она не знала.

Метод Смирнова показался ей достойной идеей для продажи. Но он убедил ее, что не стоит продавать идею, лучше заняться продажей полноценного продукта.

— Но на это потребуются средства, которых у меня нет.

Ирине стало страшно. Любовь любовью, а если они прогорят?

— В тот раз я взял кредит в банке, — вздохнул Смирнов. — И, если бы не мои «друзья-приятели», вернул бы его в первые же полгода. Как ты понимаешь, сейчас ситуация другая. У меня нет ничего, что я мог бы предложить в качестве гарантии. А у тебя есть. С моей идеей и твоими связями у нас могло бы получиться…

Она поняла, что стоит рискнуть. В конце концов, в бизнесе нет накатанных путей. Возможно, это принесет «Контакту» ту репутацию, о какой она мечтала.

— Пожалуй, с кредитом можно попробовать, — задумчиво сказала она.

За эти два дня им на пару удалось сделать многое. У нее был список банков, к которым она могла обратиться с просьбой о кредите. Первым в нем значился «Монолит». После сегодняшнего совещания они поедут туда, чтобы встретиться и изложить свою просьбу.

— Если ты не против, сегодняшнее совещание проведу я. — Андрей кинул взгляд на Стульева, расхаживающего по комнате с уверенным видом «настоящего» профессионала.

— Не против. — Ирина улыбнулась. — В конце концов, ты теперь будешь моим партнером. Не забыл? Твоя идея, мои связи… Так что с этого дня будешь называться коммерческим директором фирмы «Контакт»!

— Почему коммерческим? Какое отношение я имею к коммерции?

— Просто для звучности. Не хочешь, назовись как угодно. Это не так важно. Главное, чтоб звучало солидно.

— Ладно, я подумаю. — Смирнов приосанился. Кажется, его дни в этом офисе в качестве бедного родственника миновали. Держись, Стульев!

— Что значит, «кто я такая?» — бледнея, прошептала мамуля. — Сынок, что с тобой? Ты болен?

Этот вопрос был излишним. Димочка, разумеется, был болен. Он лежал, натянув одеяло до самых глаз. Голова была забинтована. Для осмотра местности оставалась лишь узкая щель между бинтами и одеялом. Ему хватало. Испуганно он смотрел на мать, отца и несокрушимую Геру в темно-синем платье.

Доктор Васильев, заведующий травматологическим отделением, подошел к Диме и взялся за одеяло.

— Позвольте, молодой человек. — Одеяло сползло вниз, и Димочка стыдливо прикрылся руками, несмотря на то что полосатая бело-зеленая пижама надежно защищала его от нескромных взглядов.

— Вы помните, как вас зовут? — с интересом спросил доктор, приподнимая голову пациента и осматривая его зрачки.

— Помню… — Димочка сделал паузу. — То есть…

— Что? — хищно уставился на него доктор.

— Должен помнить… — жалобно простонал Димочка. — Но не помню…

— Неужели и меня забыл?! — Мамуля ринулась к постели сыночка, но доктор крепко схватил ее за плечо.

В принципе доктор для мамули был слишком хилой преградой, и она могла бы откинуть его с дороги, даже не заметив этого. Но ее остановил взгляд сына. Тот смотрел на нее пусто и равнодушно.

— Я вас не знаю… тетенька…

Для мамули это стало последней каплей. Ош вырвалась из рук Васильева и отошла к мужу, который стоял около стенки с видом полнейшего добродушия.

— Очень интересный случай. — Васильев с силой подергал себя за бородку. — Весьма! Амнезия…

— Позвольте. — Гера протиснулась из-за мамулиной спины и встала перед Димой. — Дорогой, но ведь меня ты помнишь… ты же не мог забыть наши ночи, полные огня…

Все в палате, за исключением Васильева, покраснели. Доктор, нимало не смутившись, разглядывал пациента, ожидая его ответа.

— Извините… но я вас в первый раз вижу… — слабым голосом, но довольно твердо прошептал Дима.

Тогда в дело вступил отец. Он просто не мог остаться в стороне, вернее, мамуля не дала ему такой возможности. Она вытолкала его на середину палаты, прошипев на ухо:

— Иди, мерзавец, истукан бесчувственный, поговори с сыном!

— Сынок. — Папуля покосился на зрителей. Их хватало. Палата, рассчитанная на пять человек, была полна пациентами и пришедшими навестить их родственниками. Разумеется, сейчас все бросили свои дела и с интересом наблюдали за ними. — Пойдем домой, а? Мамуля так переживает…

Не дождавшись ответа от сына, папа посмотрел на жену:

— Мне кажется, он нас не узнает.

— Я это и без тебя поняла. Я не дура! Меня интересует, что теперь будет? Доктор, как это лечат?

— Трудно сказать. — Доктор Васильев закончил осмотр Димы и вновь накрыл его одеялом. Димочка тут же воспользовался этим и спрятался под него с головой. — Нужно будет провести анализы, сделать еще одно рентгеновское обследование. Возможно, нужна компьютерная диагностика…

— Так делайте ее! — разбушевалась мамуля. — Что вы стоите?

— Не так быстро. — Васильев развел руки и начал отгонять безутешных родственников от постели Димы. — Для больного главное — тишина. И возможность сосредоточиться. Так что попрошу всех очистить помещение!

Родственники других пациентов также были подвергнуты изгнанию в коридор. Через пятнадцать минут Димочку осторожно перенесли на кресло-каталку и отвезли в лучшую больничную палату, скорее напоминающую гостиничный номер: ковер, красивые занавески и телевизор, Обычно эта палата держалась в резерве на случай ЧП с высоким начальством или богатыми людьми, не желавшими делить свои болячки с пятью другими соседями.

— А вот эта вещь вам ничего не напоминает? — Васильев ткнул пальцем в телевизор.

Димочка прищурил глаза и задумался.

— Похоже на сундук, — наконец сказал он.

Васильев подергал себя за бородку.

— Исключительно интересный случай, — пробормотал он себе под нос. Медсестра, заботливо поправлявшая одеяло на Димочкиных ногах, взирала на него с ужасом и восхищением. — На этом можно будет и докторскую построить!

— А мы не знакомы? — тихонько, чтобы не услышал доктор, спросил Димочка у медсестры.

Та мило улыбнулась:

— Нет.

— Жаль… У вас такое отзывчивое, красивое лицо, — робко сказал он. — Как у ангела.

Медсестра багрово покраснела.

— То-то Григорьев позеленеет, — продолжал Васильев мечтать вслух. — Он спит и видит себя специалистом по малоизученным травмам головы! Только мы ему нос утрем! Правда, батенька?

— Правда, — покладисто согласился Димочка. — Доктор, скажите, а эти люди, ну которые ко мне приходили… Это обязательно?

— Что именно?

— Их визиты? Мне от них как-то не по себе. Они говорят, что мы знакомы, а я ничего не помню… Мне как-то неловко…

— О чем речь! Когда вы немного придете в себя, тогда посмотрим. Но вплоть до моих указаний никого из родственников в эту палату не пускать! — обратился Васильев к медсестре. — Головой отвечаете!

Медсестра закивала.

— Только через мой труп! — Ей тоже не слишком улыбалась мысль о том, что грозная Гера будет ходить сюда и приставать к этому хорошенькому молодому человеку. Сердце медсестры на данный момент было свободно, и Димочка показался ей вполне приемлемой кандидатурой. Так что визиты его невесты нравились медсестре примерно так же, как апельсины собаке.

— Отдыхайте и приходите в себя. Но постарайтесь не переутомляться. Не пытайтесь вспомнить что-то из прошлой жизни. Чрезмерная настойчивость отодвинет ваше выздоровление. — Проинструктировав пациента должным образом, Васильев покинул палату, подавив искушение запереть пациента на ключ, чтобы тот никуда не делся.

— Вот повезло, так повезло! — бормотал он, направляясь в ординаторскую. — Какой материал!

Но около ординаторской его поджидал неприятный сюрприз. Из темного угла выступила крупная фигура с ярко-рыжими волосами.

— Доктор, умоляю, спасите моего мальчика. — Мамуля упала на колени и, крепко схватив Васильева за обе ноги, стреножила его, лишив возможности бежать. — Ради сына я готова на все! — рыдала мадам. — Все, что может дать вам мое женское сердце, все будет ваше! Только вылечите его, прошу вас!

— Встаньте, пожалуйста… Какое нелепое положение… Разумеется, я его вылечу. — Васильев двигал ногами, стараясь ослабить крепкую хватку страстной дамы. — Только отпустите!

Все еще всхлипывая, но уже скорее по инерции, мамуля неохотно выпустила доктора из удушающих объятий.

— Хочу вас предупредить, — Васильев опасливо отступил к стене и оглянулся на дверь в ординаторскую. — По моему распоряжению, в ближайшее время к вашему сыну никого пускать не будут.

— Доктор, вы молодец! — Мамуля игриво улыбнулась. — Я и сама хотела вас попросить, чтобы эту особу гнали от моего мальчика метлой! Это она во всем виновата!

— Вы имеете в виду его невесту?

— Какая еще невеста? Что вы несете?

— Эта молодая особа сказала, что она невеста Дмитрия.

— Тамбовский волк ей жених! Шиш она получит, а не Димочку! Никакая она не невеста, а самозванка! Димочка ее не узнал, разве непонятно, что эта особа ему никто? И какое самомнение, какая наглость! Явилась сюда как ни в чем не бывало…

На вопрос, чем было спровоцировано падение Димочки с балкона, мамуля твердо ответила, что сын кинулся прочь от этой девицы, набивающейся в жены, поскользнулся, упал и так далее.

Бедный доктор Васильев покорно перетерпел этот ураган, скромно умолчав о том, что саму мадам пускать к сыну не будут также. Он здраво рассудил, что рано или поздно она и так об этом узнает, но лучше не от него.

Минут через десять настырную мамулю удалось спровадить. Васильев вытер пот со лба и уединился в ординаторской, намереваясь попить чайку и покурить. Не успел он набрать воды в электрический чайник, как в дверь постучали.

— Открыто! — Васильев поискал в шкафчике пакет с овсяным печеньем. Он твердо помнил, что еще утром там было полкило вкусных и свежих кругляшек. Но сейчас в пакете сиротливо болтались лишь три.

— Люська, опять ты в мой шкаф лазила! — расстроенно закричал он. — Убью скотину!

— Доктор, вы разрешите? — раздался за его спиной бархатный густой женский голос.

Васильев, стоящий на четвереньках, поднял голову и увидел черные замшевые дамские туфли с металлическими пряжками. Постепенно взгляд его поднимался все выше — по крепким полным ногам в бежевых колготах, темно-синей шелковой юбке к обширной груди, бледному лицу с карминно-красным ртом и горящим черным глазам.

— Мне надо с вами серьезно поговорить, — сказала Гера.

Васильев застонал и сделал попытку залезть под кушетку, но в последний момент передумал. Что толку? Эта семейка найдет его и там.

— Я вас слушаю, — обреченно сказал он, принимая вертикальное положение.

— Я хотела предупредить вас насчет матери Дмитрия. — Гера оглядела обшарпанные стены ординаторской, старенькую кушетку, поцарапанную полировку на письменном столе.

— Да?

— Эта особа непредсказуемая и нервная. Она довела Дмитрия до полного истощения. Он просто не знал, куда от нее деваться. Подозреваю, что этот его прыжок с балкона был продиктован желанием избавиться от ее навязчивой материнской опеки. — Гера говорила спокойно и уверенно.

Васильев откашлялся:

— Так, значит, Дмитрий сам выпрыгнул с балкона?

— Конечно, сам! Или вы думаете, что его кто-то скинул?

— То есть это была попытка самоубийства?

Гера покачала головой:

— Доктор, она до сих пор считает, что ее сын — маленький мальчик, у которого нет никакого права на личную жизнь. Я убедительно прошу вас изолировать его на время лечения от ее посещений.

— A-а… Хорошо. — Васильев решил не спорить. Он уже заметил, что, соглашаясь, облегчает себе жизнь.

— Вы согласны? — слегка удивилась Гера. Видно, не была готова к такому пониманию со стороны медицинских работников.

— Это не проблема. Но что будет потом? Она все-таки его мать…

— Когда он выздоровеет, я заберу его к себе, — отмахнулась Гера.

— Скажите… Вы уверены, что он вас вспомнит?

— Доктор, мы с вами знакомы недолго… к сожалению. Если бы вы знали меня поближе, то поняли: я не из тех, кого легко забыть! — С этими словами Гера выплыла из ординаторской, гордо подняв голову в маленькой шляпке с пером.

Васильев посмотрел ей вслед и дернул себя за бородку:

— Почему-то я ей верю…

Смирнов сидел во главе стола и чувствовал себя очень хорошо. Как говорил Маяковский? Он русский бы выучил только за то, что на нем разговаривал Ленин? А вот он, Смирнов, рад был бы выучить английский лишь затем, чтобы увидеть это обалдевшее выражение на лице у Стульева!

Он лихо перевернул страничку в своем еженедельнике. Книжка была новая, в солидном переплете черной кожи. Подарок Ирины, разумеется. У него что ни вещь — все ее подарки. Ничего, завертится эта идея с абсорбентами, он сам начнет делать ей презенты!

— Пока мы не сворачиваем те виды деятельности, которыми занимались прежде, — сказал он по-английски.

Ирина слегка улыбнулась. Это совещание ее забавляло. В принципе эти деловые тренировки отчасти действительно необходимы. Они держат сотрудников в тонусе.

— Следует думать о перспективе, — продолжал Смирнов на английском почти без ошибок. Конечно, за то время, что он занимался языком, усвоить оксфордское произношение невозможно. Хорошо, что он уже может сносно изъясняться, и не только на бытовые темы. Сказать «май нейм из Вася» может любой. Спасибо современной поп-культуре и шоу-бизнесу, многие расхожие словечки и выражения типа «о’кей» и «хау ду ю ду» теперь знают даже детсадовцы. По крайней мере, Степашка знает точно.

— Я предлагаю совершенно новое направление. Это не продажа информации, а продажа полноценного продукта.

Стульев, который уже слегка оправился от шока, вызванного сегодняшней ролью Смирнова, не утерпел.

— Информация тоже полноценный продукт. И даже более перспективный, так как не требует капитальных вложений. — Его произношение было значительно лучше смирновского.

— Замечания прошу высказывать после того, как я закончу, — отрезал Смирнов.

Растерянный Герберт Иванович заерзал на стуле. Он ничего не понимал. То есть слова «продукт» и «информация» были ему знакомы. Но смысл остального от него ускользал.

Анечка, напротив, чувствовала себя превосходно. Когда еще выпадет такая возможность попрактиковаться в языке? В отпуск она собиралась поехать в Испанию, но там, по слухам, жители говорят только на испанском, и интернациональный английский в пролете. По крайней мере, так утверждала ее подруга, которая два года проработала в Мадриде гидом. Причем приехала она в Испанию, практически не зная того самого английского, и ничего. Ни разу он ей не понадобился.

— Итак, что я имею в виду? — Смирнов сцепил перед собой пальцы в замок. — Я имею в виду разработанные мной устройства — электромагнитные абсорбенты. По ассоциации с громоотводами их можно назвать «магнитоотводами».

Ирина решила вмешаться:

— Андрей Сергеевич, давайте по-русски. Вопрос слишком сложный.

Стульев пожал плечами, но остальные, в том ее и Смирнов, вздохнули свободнее. По правде сказать, ему уже надоело подбирать слова. Теперь он может лучше выразить свои мысли.

— Хорошо, по-русски так по-русски. Чтобы не запрягать телегу впереди лошади, нам следует сначала выяснить, насколько подготовлена потенциальная клиентура. Сделаем это сперва на местном уровне, а потом уже можно думать и о расширении.

— Что вы имеете в виду? — робко спросил «Профессор», то есть Герберт Иванович.

— То есть всем нам придется заняться маркетингом, — строго посмотрел на него Андрей. Он начал входить во вкус. Снова почувствовать себя двигателем, инициатором, мозговым гигантом — для мужчины нет большего стимула. Даже желание хорошо выглядеть в глазах Ирины не шло ни в какое сравнение со стремлением самоутвердиться, реализовать свои идеи. Тем более он искренне считал, что «магнитоотводы» — дело по-настоящему перспективное.

— Потребуются усилия и время. И, возможно, некоторое расширение штата.

Анечка удовлетворенно вздохнула. Ей всегда хотелось работать в большой фирме. Выбор мужчин там всегда больше. А здесь у нее кто? Старенький Герберт, толстый знайка Стульев? Этот Смирнов — неплохой мужик, но Анечке не нравилось, что он делает себе карьеру за счет связи с Ириной. Они, разумеется, считают, что сотрудники не в курсе их отношений, но это же яснее ясного. Анечка не очень уважала мужчин, которые были слабее женщин в профессиональном смысле. А Смирнову еще до Клениной расти и расти. Хотя он быстро учится, надо отдать ему должное.

Все посмотрели на Ирину. Она кивнула:

— Я думаю, это вполне обоснованно.

Стульев с ехидной улыбочкой обратился к Смирнову:

— Неужели никто в мире до этого не додумался?

— Давно додумались. — Андрей постарался ответить Стульеву такой же ехидной улыбкой. — Но ни у кого, насколько я знаю, нет четкого плана действий. А главное, ни у кого нет совершенно конкретного изобретения, которое я называю магнитоотводом. То, о чем я читал, громоздко, дорогостояще…

— А вы запатентовали это свое изобретение? — деловито спросила Анечка.

— Сейчас идет работа в этом направлении. Оформлена и подана заявка. Но нам, я полагаю, действовать нужно безотлагательно, не дожидаясь, пока начнут действовать конкуренты.

Сказать по правде, он действительно боялся, что прежние партнеры, узнав о том, что идеей Смирнова всерьез заинтересовались спонсоры, попытаются помешать. Мало ли как бывает? Начнут доказывать, что они тоже имеют право на патент… Лучше поторопиться.

— Совершенно согласна! — поставила точку в разговоре Ирина. — Сегодня же вечером попрошу всех остаться, чтобы еще раз обсудить предложение Андрея Сергеевича. И вперед!

Озадаченные и недовольные сотрудники начали расходиться по рабочим местам.

— Что за магнитоотвод такой, — ворчал Профессор. — Какая-то глупость! Работали без него, и прекрасно обходились…

— Ничего, Герберт Иванович, не горюйте, — утешил его Стульев. — Это все инициатива новичка. Он старается доказать Ирине Александровне, что фирме без него не прожить. Нормальная тактика подхалима.

Анечку остановила Ирина:

— Узнайте, что с Димой и когда он сможет приступить к работе. Сейчас каждый человек на счету. Вы скоро будете слишком заняты, чтобы выполнять его функции…

Анечка охотно согласилась позвонить и узнать о Диме. Совместит приятное с полезным. Выполнит задание шефа и узнает последние сплетни из личной жизни сотрудника «Контакта». Хоть какое-то разнообразие в жизни!

— Ну и как я тебе? — Андрей подсел к Ирине и обнял ее за шею. Она ласково взъерошила ему волосы.

— Здорово! Четко, ясно, понятно! Ты их сразил наповал. Особенно своим английским. Стульев даже позеленел, когда услышал, как ты свободно шпаришь…

— Ты тоже заметила? — обрадовался Андрей. — А кто говорил, что я не деловой человек?

— Кто? — притворно удивилась Ирина. — Кто этот негодяй? Убить его мало!

Смирнов довольно посмотрел на нее.

— Ладно, живи пока. — Они захихикали, как влюбленные школьники. Любовь, новое дело, перспектива давали ощущение стремительно несущейся куда-то жизни.

— Увидимся позже, — выговорил Андрей по-английски коряво, но очень старательно.

Ирина опять расхохоталась.

— Не забудь, мы через час отправляемся в банк.

— Сами мы не местные, — загнусавил Андрей нараспев, как нищие в метро, — обстоятельства заставляют к вам обратиться. Дайте нам кредит!

— Примерно так. — Ирина поправила волосы, глядя в отключенный экран монитора. — Только держаться нужно уверенно. Не надо говорить о гарантиях, не надо ссылаться на то, что у нас в случае чего есть чем расплатиться. Пусть им кажется, что этого «в случае чего» быть не может! Они должны заразиться нашей уверенностью. Всякие разговоры о подстраховке настораживают.

— С чего ты взяла?

— Книги нужно умные читать о психологии бизнеса. Слова с негативными оттенками всегда подсознательно воспринимаются людьми. Скажи, например: «Наш товар неплохой».

— Наш товар неплохой.

— Ну, есть разница с «наш товар хороший»?

— Есть, — признал Смирнов.

— То-то. Или фраза «в случае возникновения проблем мы гарантируем вам то-то и то-то». А теперь перефразируем. «У нас есть что предложить в качестве гарантии». Есть разница? Смысл вроде бы тот же, но в первом случае ты говоришь слово «проблема», и оно оседает в голове у собеседника. А во втором случае ничего такого не происходит.

— Ты у нас просто крупный теоретик бизнеса. — Смирнов похлопал в ладоши, Ирина скромно раскланялась.

— Ладно, увидимся позже. — Она уронила ручку и полезла за ней под стол, а когда подняла голову, Смирнова в кабинете уже не было.

Улыбка сползла с ее лица. Все хорошо, о чем ей грустить? Мало ли почему он отказался переезжать к ней и остался у матери? Может, ему неприятно от нее зависеть?

Она вздохнула. Придется постараться и сдержать свой начальственный темперамент. Пусть Андрей почувствует себя свободным. Но все-таки фирма-то ее, правда?

Наташа с Клениным выехали утром около десяти. Оперативно загрузили вещи, на заднее сиденье посадили девчонок и отправились в путь.

Путь был неблизким. Около шестидесяти километров до следующего райцентра, потом еще пятнадцать по проселочной дороге.

— Как все-таки машина облегчает жизнь! — вырвалось у Наташи. Она засунула в багажник не только детские вещи, но и продукты, и кое-какие мелочи, которые никак не могла довезти до матери. — Знакомые мне, правда, жалуются, что их машины приносят им одну головную боль. То бензин покупай, то чини, ищи детали… Это правда? — Наша взглянула на Кленина.

Тот покачал головой:

— Не знаю. Мне так не кажется. Хотя смотря какая машина. У меня она не ломается. То есть почти не ломается. Колесо я могу поменять сам. А если поломка серьезная, есть сервис. Там все сделают, останется только забрать.

— Все зависит от количества денег, — с горечью сказала Наташа. — Это они облегчают жизнь. Можно купить хорошую машину, которая не будет ломаться, не замечать расходов на бензин и просто наслаждаться скоростью, легкостью, удобством…

— Это правда, — не стал спорить Кленин.

Потом разговор у них клеиться перестал. Ему очень хотелось спросить, как у нее с мужем, но он не осмеливался, а ей не хотелось думать об Андрее, но почему-то думалось.

Приедет она к матери, а та обязательно спросит, где Смирнов. И кто такой Кленин? Врать Наташа не умела и не любила. Но рассказывать ей о своих семейных бедах не хотелось. Мать была человеком суровой закалки и судила дочь по строгим меркам сельской учительницы. Наташа часто чувствовала свою неполноценность рядом с ней. Та постоянно критиковала ее, считала, что она не умеет нормально готовить, одеваться, воспитывать детей и так далее.

Полина Викторовна вырастила дочку одна. Своего отца Наташа почти не помнила. Но мать часто о нем рассказывала. Папаша был диссидентом деревенского разлива. Его золотые руки плотника построили не одно здание в их деревне, но высказывания в адрес существующего строя не давали спокойно жить. Он отстроил своей семье отличный двухэтажный дом с большой террасой. Тут-то деревенское начальство дало знать, куда следует. Дескать, занимается человек незаконной трудовой деятельностью, хает советскую власть и колхозное начальство в частности.

Почему-то компетентные товарищи на это не обратили должного внимания. Вначале. Но потом случилась чрезвычайно неприятная вещь. Отец напился и вместе с приятелем, который также был изрядно под хмельком, подрался с главным колхозным бухгалтером. Причем дело дошло до серьезных травм. Отец вышел из драки победителем, хотя в больнице на него наложили тридцать швов, а бухгалтер провалялся в реанимации три месяца.

На следствии всю вину возложили на отца. Ему припомнили и большие заработки, и выпады в адрес колхозной администрации, и фразу: «Брежневу давно пора на тот свет, а он еще дышит, доходяга», сказанную как-то в присутствии большого количества свидетелей.

И отправился ее папа в места, чрезвычайно от них отдаленные. Ему дали десять лет, хорошо еще, что имущество не конфисковали. Оттуда он не вернулся. Отказало сердце.

Наташа не любила о нем рассказывать. Не то чтобы она стеснялась, просто не будешь каждому объяснять, как и почему отец попал в тюрьму. На ее взгляд, спьяну изуродовать человека — это не самый постойный поступок. Будь ты хоть диссидент, хоть коммунист, но за свои поступки отвечать должен. Так что, когда ее спрашивали об отце, она коротко отвечала: «Умер, сердце слабое было».

Но Полина Викторовна относилась к этому совершенно по-другому. Мужем она гордилась, для нее он был олицетворением совести русского народа. Спорить с ней Наташа не осмеливалась.

Через полтора часа они свернули на проселочную дорогу.

— Скоро будем. — Наташа выглянула в окно. По бокам тянулись зеленые поля, где-то далеко, за холмами, темнел лес. На заднем сиденье спали Люся и Маша. От долгой дороги их слегка разморило. — Мама у меня человек своеобразный, так что имейте в виду, пожалуйста.

Она понимала, что Кленина придется как-то подготовить. Он вопросительно посмотрел на нее, подняв брови. Сейчас в лице его не осталось ничего хищного, ничего от того «волка», которого знали его сотрудники и конкуренты. Он расслабился, взгляд смягчился, глаза заблестели. Его очень радовало то, что Наташа рядом, что он едет в деревню, что сегодня, в конце концов, прекрасный солнечный день и с полей тянет свежестью.

— Не надо ничего из себя строить, но все-таки… — Наташа замолчала, подыскивая слова. Сказать, что ее мать любит резать правду-матку в глаза, считая, что лгать нехорошо? Правда ее чаще всего балансировала на грани грубости, а о таком понятии, как «такт», она вообще не знала и знать не хотела.

— Я даже волнуюсь, — усмехнулся Кленин. — А кто я буду? Знакомый?

Наташа подумала:

— Нет, лучше сослуживец. Учитель рисования, например.

Кленин расхохотался, да так заразительно, что она тоже улыбнулась.

— Учителя рисования на таких машинах не ездят.

— Думаете, она в этом разбирается? Все-таки в деревне всю жизнь прожила. Кстати, мы приехали. — Она показала на деревеньку, раскинувшуюся рядом с рекой. Домики тонули в зелени, чуть дальше, за холмом, блестел купол церкви.

Машина спустилась по дороге к покосившемуся зданию с надписью «Продукты», проехала по улице и остановилась на лужайке перед зеленым домом из бруса на высоком фундаменте.

Девчонки протирали глаза, пытаясь понять, где они и что происходит.

— Нам придется перейти на «ты». — Кленин заглушил мотор и открыл дверь машины. — Не против?

Наташа пожала плечами:

— Не против.

— На время или вообще? — Кленин открыл багажник и начал выгружать сумки, исподтишка поглядывая на нее.

— Можно и вообще, — рассеянно ответила она, занятая багажом и девочками, которые, поняв, что уже в деревне, оживились и начали шалить.

— Люся, не толкай Машу! И заберите свои игрушки с заднего сиденья!

Кленин улыбнулся и достал из багажника очередную сумку. Он чувствовал себя счастливым. Это был еще один шаг сближения между ними.

…«Вольво» Ирины проехал мимо чугунных ворот с фигурками, вдоль аккуратного зеленого газона и остановился перед зданием банка «Монолит».

Банк занимал особняк в центре города. Его недавно отреставрировали, и теперь евроокна весело сияли на солнышке, а мраморные ступени казались скользкими, как зимний лед.

— Денег на ремонт не жалели, — заметил Смирнов, оглядывая здание банка.

— Самый крупный банк в городе. — Ирина опустила на глаза темные очки. Не любила щуриться. От этого бывают морщины. — Могут себе и не то позволить.

Охранник, встретивший их в холле, провел Кленину и Смирнова наверх по широкой мраморной лестнице.

В зале переговоров уже было трое мужчин. Они сидели за длинным овальным столом и при виде гостей замолчали.

Андрей быстро оглядел их. Этот, с седоватыми висками и бородкой, похоже, у них главный. Слегка напоминает Вахтанга Кикабидзе. Держится очень уверенно. А вот остальные двое рангом помельче, помощники. Но тоже не последние люди, судя по костюмам и надменности.

Поздоровались, расселись по местам. Ирина начала излагать основные преимущества их проекта. Мужчины слушали молча. По их лицам понять было трудно, интересно им или нет.

— Вам предоставляется возможность не только помочь нам, но и выйти самим на совершенно иной уровень, — выдала эффектную фразу Кленина.

Мужчины не отреагировали. Они продолжали смотреть на Ирину с тем же равнодушием. Она занервничала: что же Андрей молчит, ведь пришло время сказать пару слов и ему. Бизнесмены вообще странно воспринимают ситуацию, когда основную инициативу берет на себя дама. По своему опыту она знала, что ее сначала оценивали как женщину и лишь во вторую очередь как бизнесмена. Для чего тогда здесь Смирнов? Она пнула его ногой под столом, но он не среагировал. Только дернулся и изумленно на нее посмотрел.

От волнения она брякнула именно то, от чего сама предостерегала Андрея:

— Возможно, это риск, но дело не только в степени риска, а в том, кто может позволить себе этот риск. По нашим оценкам, вы этот риск себе позволить можете…

«Кикабидзе» погладил себя по бороде и улыбнулся. Теперь уже Ирина разозлилась на себя. Она еще раз пнула ногой Смирнова, и тот наконец понял, чего от него хотят.

— В конце концов… — нерешительно начал он и замолк, не зная, что сказать.

— В конце концов, мы не с улицы пришли, — не выдержала Ирина. — У нас есть обеспечение, вы можете навести справки…

— Уже навели, — в первый раз за все это время открыл рот «Кикабидзе». И опять замолчал.

«Да что ж это такое! — в сердцах сказала себе Ирина. — Какая-то игра в молчанку!» Она стала вспоминать советы бизнес-психологов. Как можно сподвигнуть их на конкретный ответ?

— Поймите, господа, кто не успел, тот опоздал, — кинула пробный камень Ирина. — Не хочу вас обидеть, но вы — не единственный кредитоспособный банк в городе.

Ура! Пробило! «Кикабидзе» протестующе поднял руку:

— Не горячитесь. Мы не сказали «нет».

— Но не говорите «да», — парировала она.

Старший пожевал губами:

— Возможно, скажем. Вы должны понимать, что деньги вы просите немалые. Этот вопрос быстро не решится. На данном этапе пока — повторяю, пока — говорим: «Скорее да, чем нет!»

Ирина откинулась на спинку стула. Слава богу! Раз не сказали «нет», их шансы велики. Очень велики! Значит, они рассмотрят их предложение. Наверняка хотят подумать, как отхватить себе кусок пожирней. Ну и бог с ними. Главное, чтобы помогли!

— Рады были познакомиться. — Ей протягивали холеные руки, она их пожимала, а перед глазами плавал туман. Все-таки немного перенервничала. А Смирнов хорош гусь! Молчал, будто воды в рог набрал! Почему она должна отдуваться за всех? Ух она ему задаст, когда они окажутся наедине.

Сама того не осознавая, она бесилась от неопределенности их личных отношений, на которые теперь накладывались и служебные. Что ж ей теперь, всегда его за ручку водить? Добивалась в любви, теперь будет опекать в бизнесе! Вроде умный мужик. А элементарных вещей не понимает!

Она так завелась, что вывалила претензии раньше, чем они вышли на улицу. Громко стуча каблучками по мраморному полу, она шла впереди, Смирнов еле поспевал за ней.

— Ириша, погоди. Что случилось? Мне показалось, что наши дела идут неплохо?

Она резко остановилась. Андрей споткнулся и чуть не уронил ее с лестницы.

— Неплохо? Ха! — Она пошла дальше, яростно печатая шаг.

— Что опять случилось-то? — Смирнов страдальчески сморщился.

— Тебе не кажется, что переговоры должен был вести ты?

Андрей так удивился, что не нашелся с ответом.

— Что молчишь? — набросилась на него Кленина.

— Почему я? У тебя неплохо получается. Тем более ты хозяйка «Контакта», тебе и карты в руки. Чем ты недовольна?

— У нас в провинции деловых женщин еще не воспринимают адекватно. — Ирина вздохнула. Что толку на него злиться — вахлак, он и есть вахлак. Хоть в костюме от Версаче, хоть от «Большевички».

— Ну не знаю. По-моему, в русском бизнесе не обойтись без элемента эротики, — рассудительно сказал Андрей.

Ирина прыснула.

— Чего смеешься? Или, скажешь, была бы ты крокодилом страшным, они отнеслись бы к тебе благосклонней?

— Не знаю. Возможно. Почему-то абсолютное мужское большинство убеждено, что, если женщина красива, она по определению не может быть умна. А ты сидел и мух ловил!

— Предупреждать надо было, — обиделся Смирнов. — Я не знал.

— А ты для чего нужен на этих переговорах? Для интерьера? Должен сидеть и надувать щеки? Теоретик бизнеса!

Молча они спустились по лестнице. Андрей обиделся всерьез. Если бы речь пошла о деталях его изобретения, он обязательно бы включился в разговор, объяснил бы им, что к чему. Но так как речь пока шла о предварительной договоренности о кредите, Ирина в этом разбиралась лучше. В конце концов, как они условились? Он вносит в дело свои идеи, она — связи и деловую хватку. Что же она обижается? Пиранья!

Садясь в машину, Ирина слегка поостыла.

— Мне надо уехать в Москву, — сказала она.

— Когда?

— На днях. Может, завтра или послезавтра.

— Так неожиданно? А что случилось?

Ничего не случилось. Вернее, случилось, но Смирнов, как и любой мужчина, не смог бы этого понять. У Ирины наступил кризис, который с регулярностью два раза в год посещает каждую женщину. Ей абсолютно нечего было надеть. А в Перешеевске выбрать что-либо женщине со вкусом и средствами было попросту невозможно. Здесь, конечно, имелся дорогой бутик «Подиум», но, пока модные модели там появлялись, они уже успевали устареть. Да и разве сравнишь столицу с ее бутиками с провинциальным Перешеевском? И говорить нечего!

Причин для обновления гардероба было предостаточно. Во-первых, уже давно наступила весна. А Ирина еще не приобрела ничего из новых коллекций. Наверняка там есть что-то романтическое, подходящее для этого солнышка и сирени.

Во-вторых, у них раскручивалось новое дело. Визитная карточка в виде дорогого костюма не помешает.

В-третьих, она была влюблена. И хотела выглядеть как можно лучше, хоть и сомневалась, что Андрей сможет оценить качество ее одежды.

Вообще-то она одевалась даже не в Москве, а за границей, но сейчас не могла себе позволить уехать надолго. Придется порезвиться в столице.

В-четвертых… Была и еще одна причина, по которой ей требовалось уехать. Но о ней говорить не хотелось.

— Я уеду, а ты останешься здесь за меня. — Она завела машину и посмотрела в зеркальце на Смирнова. Тот, как и следовало ожидать, был ошарашен.

— Я?! Почему?

— А что, есть возражения?

— Не знаю… Но есть же опытные люди… Например, Пантелеев. Да и Стульев, в конце концов, работает в «Контакте» гораздо дольше меня.

— А ты боишься? — с интересом спросила Кленина.

— Нет! Просто наверняка кто-то догадывается о наших отношениях, и все это как-то… плохо выглядит.

— Отношения?! — засмеялась Ирина, хотя внутри у нее все клокотало. — У нас что, есть отношения?

Смирнов вдруг сдулся, как проколотый шарик. Сейчас он напоминал бездомного несчастного щенка.

— Не понимаю, что я сказал смешного, — тихо произнес он.

— За язык тебя никто не тянул, — отрезала Ирина. — Ты подумал-подумал и остался у мамы…

— Да, остался! — с вызовом сказал он. — Потому что мне надо все обдумать!

— Тебе не кажется, что ты слишком долго думаешь? Я просто устала от этого! Сколько можно думать?

— А я не хочу, чтобы было, как у всех, шаг вперед и два назад! Я не хочу врать!

— Мне кажется, что у тебя пока все так и получается: шаг вперед, и десять назад.

Оба замолчали.

«Кому врать? — размышлял Смирнов. — Наташе? Но мы расстались. Ирине? Да, я не хочу говорить ей, что люблю, пока я в этом не уверен. То, что она мне нравится, еще не доказывает, что я готов жениться на ней…»

«Долго мне еще за ним бегать? — в свою очередь, горевала Ирина. — Только начинаешь думать, вот она, любовь, как дунет ветер, и нет ничего. Привиделось…»

— Ладно, это все лирика. Теперь о деле. Мне пора в Москву, а тебе нужно купить машину. Нельзя все время зависеть от служебного шофера или от меня.

— Но у меня нет денег, — запротестовал Андрей. Мысль о собственной машине не приходила ему в голову. Вернее, приходила, но как-то абстрактно, типа: «Когда-нибудь разбогатею, куплю себе новенькие «Жигули», буду возить дочек на дачу…» А теперь и дачи нет. Стыдно показаться на глаза теще.

— Есть, — прервала Ирина поток его мыслей. — Ты уже заработал.

Она с силой газанула, а Андрей резко откинулся в спинку сиденья и так и остался там с открытым ртом.

— Что, прямо сейчас?

— А когда? Через пару лет?

— Но нужно как-то подготовиться морально, обсудить… Обдумать…

— Пока ты раскачаешься, я успею не то что в Москву, а в Сидней слетать и обратно вернуться. — Ирина выбросила в окно фантик от жвачки. — Нет, дорогой, поедем прямо сейчас.

— Но деньги… Я не понимаю, как это может быть? Откуда они возьмутся? Ты опять собираешься меня спонсировать? Я не согласен!

Ирина с жалостью посмотрела на него.

— Мы теперь вроде партнеры, — напомнила она. — Забыл? Считай, что я покупаю у тебя идею. Короче, хватит болтать, куда ехать?

Смирнов потер нос:

— Если ты серьезно… То я знаю один отличный салон.

Через пятнадцать минут Ирина обозревала недлинный ряд пыльных машин, выстроившихся под палящим солнцем без всякого прикрытия. В основном здесь преобладала продукция отечественного автомобилестроения, но часто попадались и иномарки, лучший век которых остался в прошлом.

— И это ты называешь гордым словом «автосалон»? — Ирина сняла темные очки и выразительно обвела взглядом бэушные средства передвижения.

— Что тебе не нравится? — Смирнов подошел к «восьмерке» пятилетней свежести, нежно похлопал ее по капоту и заглянул внутрь. — Вот эта в хорошем состоянии. — Он взглянул на ценник, прикрепленный к боковому стеклу. — И цена подходящая…

— К чему подходящая? — Ирина надела очки. — К концу срока службы? Пошли отсюда!

Еще через двадцать минут они входили в сверкающие хрустальным блеском двери модного автомагазина «Ваше удовольствие».

— Ни фига себе! — только и сказал Смирнов, увидев их товар.

Машины были что надо: много «японок», типа «субару», «хонды», но попадались и европейские «опели», «форды» и прочее великолепие.

Смирнов нервно топтался у входа, а Ирина решительно прошла в зал. К ней тотчас подскочил улыбчивый менеджер, молодой крепыш в отглаженной белой рубашке.

— Что-то интересует? — Крепыш бросил на Ирину оценивающий взгляд, потом посмотрел на Смирнова.

— Интересует. — Ирина пошла вдоль машин. Около красной «хонды» остановилась и помахала рукой Смирнову.

— Ну что ты стоишь, как невеста на смотринах? Тебе машина нужна или нет?

— Нужна… наверное.

— А кто за тебя выбирать будет? Дядя Пушкин?

Ирина стремительно стала переходить от машины к машине, продавец спешил за ней. Смирнов, напротив, не торопился. Решив не спорить с Клениной, он осматривался, больше интересуясь практичностью машины, нежели ее внешним видом.

Ему в помощь была приставлена еще одна сотрудница салона, молоденькая девушка с платиновыми волосами. Кленин бы сразу ее узнал. Это была та самая девушка, которую он выгнал из своей машины рядом с детской площадкой. Та самая, что грозилась применить тайский массаж.

В салоне ее держали специально для клиентов-мужчин. Так сказать, в качестве ходячей рекламы, гласившей: «Купи нашу машину, и такие красавицы повалят к тебе валом!» В машинах она разбиралась не слишком. Знала ровно столько, чтобы отличить дорогую от дешевой, шикарную от скромной.

— А у этой какой расход топлива? — спросил ее Смирнов, ткнув пальцем в желтую «мицубиси».

Девушка захлопала глазами.

— Сейчас узнаю, — и грациозно засеменила на высоченных шпильках к продавцу. Тот подошел и подробно проинформировал Смирнова о всех достоинствах выбранной модели.

— Нет, это для спортсменов, — решил Смирнов, отходя к темно-серому БМВ. — Нам нужно что-то поспокойнее.

— Неплохая машина, — тут же отреагировал продавец. — Правда, российская сборка, зато цена доступная.

Блондинка тут же распахнула перед ним дверцу машины.

— Попробуйте посидеть за рулем, — предложила она. — Почувствуйте машину, как женщину!

В качестве иллюстрации она скользнула за руль, причем юбка задралась чуть ли не до ушей, и эротично повозила руками по рулю.

— Ты его оближи, — ехидно посоветовала ей появившаяся рядом Кленина.

— Простите?

Кленина подтолкнула Смирнова:

— Вот тебе яркая иллюстрация элементов эротики в русском бизнесе, — указывая на девушку, шепнула она. — Спасибо, можете считать себя свободной. — Ирина мельком взглянула, как недовольная блондинка вылезает из машины. — Ну что, попробуем твою новую игрушку в деле?

Полина Викторовна, одетая довольно элегантно для сельской местности, поставила на стол графин с водкой.

Стол был накрыт в лучших традициях времен застоя — салат «оливье», винегрет, селедка «под шубой», колбаска, сырок и так далее. Даже красная икра и та была здесь, по непонятно кем заведенному обычаю намазанная тонким слоем на хлеб с маслом.

— Люся, Маша! — строго прикрикнула бабушка на внучек, которые пихались в углу, пытаясь поделить шоколадку. — Дайте сюда!

Через минуту порядок был восстановлен. Шоколадка поделена строго пополам, девочки утешены и отпущены погулять в сад.

Наташа и Кленин сидели за столом. По их напряженным позам легко можно было догадаться, что чувствуют они себя чрезвычайно неловко. Полина Викторовна, прямая и строгая, была похожа на районного судью, который сейчас рассмотрит дела обвиняемых и вынесет им строгий и беспристрастный приговор.

— Когда дети погодки, они всегда соперники, — сказала она, усаживаясь за стол. — Но это не страшно. Главное — научить их уступать друг другу.

Все посмотрели в окно. На лужайке перед домом девчонки гонялись за бабочкой, то и дело наступая друг другу на ноги.

— За год ты так успеваешь их испортить, что я с трудом исправляю твои ошибки, — критично посмотрела на дочь Полина Викторовна.

Наташа съежилась. До сих пор мать не задала ни одного вопроса о том, кто такой Кленин, почему он здесь и где Андрей. Но она прекрасно понимала, что сейчас эта тема будет поднята.

— Профессионал! — с шутливым почтением кивнула она в сторону матери.

— А ты разве нет? — парировала она. — Ешьте, Сергей, угощайтесь. Мой муж понимал толк в сельской жизни. Все умел, — продолжала Полина Викторовна, поглядывая на дочь.

Наташа усиленно делала вид, что в тарелке салата нашла что-то очень интересное.

— Замечательный был человек, — завела мать любимую песню. — Деревенский диссидент, так сказать. Но и здесь его достали…

Сергей слушал очень внимательно. Ему интересно было все, что касалось Наташи. О своей семье она не распространялась.

— Поводом была хмельная ссора, а на самом деле… — Полина Викторовна махнула рукой. — Попал в тюрьму и там погиб…

Все замолчали. Кленину было неудобно. Наверняка именно поэтому Наташа не рассказывала о родителях. Действительно, неловко говорить о том, что отец умер в тюрьме. Его отношение к ней от этого не изменится, но люди полны предрассудков.

— Да что я все говорю, говорю… Наташа вам, наверное, уже рассказывала об этом? — неожиданно инквизиторским тоном спросила мать Сергея.

Тот быстро взглянул на Наташу, которая пыталась проглотить кусок колбасы. У нее это получалось плохо.

— Да, рассказывала. — Кленин посмотрел в глаза Полины Викторовны.

Она скептически улыбнулась:

— Это, конечно, благородно — выгораживать даму. Но совершенно необязательно врать по пустякам.

Разделавшись с Сергеем, она взялась за Наташу:

— Почему ты ему не сказала? В этом же нет ничего неприличного…

Наташа проглотила колбасу и схватила следующий кусок. Нет ничего лучше, чем занять чем-то рот, если не хочешь участвовать в разговоре. А беседа начала выруливать в самое опасное русло.

— Вы, вообще, много лжете? — неожиданно мягко спросила сельская учительница нового знакомого.

Сергей удивился. В той среде, где он жил, такие вопросы ему не задавали. Ясно, что все лгут. Как же может быть иначе?

— Ну, что считать ложью… И смотря по обстоятельствам, — уклончиво ответил он. Но мать Наташи была настроена серьезно и не поддалась на эту вежливую отговорку.

— Ложью обычно считают ложь. Независимо от обстоятельств, — отрезала она, но тут же постаралась сгладить свою резкость. — Простите меня за прямоту. И вообще, только я одна и говорю, вам слова вставить не дала. Извините, учительская привычка. Поучать, расспрашивать… Это не всегда тактично.

Наташа чуть заметно улыбнулась и взяла с тарелки кусок сыра. Кленин чувствовал себя все хуже и хуже. Что же за человек такой эта Полина Викторовна? Глаза, как рентген, просвечивают насквозь. Чувствуешь себя школьником, и даже врать не хочется. Не зря Наташа его пыталась предупредить. Он, по своей самоуверенности, считал, что не родился еще тот человек, что сможет заставить его говорить, когда он не хочет. Выходит, ошибался.

Полина Викторовна не выдержала молчания:

— А вы женаты? Видите, я опять задаю вопросы…

— Да. — Кленин положил вилку. Есть ему расхотелось. — То есть был женат. Сейчас в разводе.

— Понятно… А в школе для удовольствия работе?

— Почему? — смешался Сергей и взглянул на Наташу в поисках поддержки. Она смотрела в сторону и краснела.

— То есть да, для удовольствия, но и просто — зарабатываю… — неуверенно закончил он.

— Понятно… И заработали на такую машину?

Наташа и Сергей переглянулись. Они этого не ожидали. Сергей почувствовал, что начинает раздражаться. Врать ему не хотелось. В конце концов, он мог бы ничего не скрывать, но Наташа попросила его, и теперь он не знал, как себя вести. Они соврали, да, но Полина Викторовна уже раскусила все хитрости. Не лучше ли сказать все, как есть? Но он не мог на это решиться. Глупо как-то, сначала говоришь одно, потом другое…

— Эта проклятая реклама по телевизору дает такой неожиданно широкий кругозор, — объяснила Полина Викторовна, с видимым удовольствием поглядывая на дочь и гостя. — Я же не маразматик. У меня зрительная и слуховая память что надо. В том числе на рекламу автомобилей.

— Это не мой автомобиль, — сделал последнюю попытку Сергей, видя, что от Наташи помощи не дождаться. — Это…

— Опять солгать хотите? — перебила его Полина Викторовна.

Наступила тишина. За окном пищали девочки, которые нашли червяка в луже рядом с бочкой.

— Да. — Кленин нарушил молчание. Он больше не смотрел на Наташу, а только — на ее мать. У него было ощущение, что он участвует в дуэли. Хватит играть в мальчика, пора вспомнить о том, что он взрослый мужчина. — Да, это моя машина. И я не учитель рисования. И не сослуживец Наташи. Я человек, который… — он хотел сказать «который любит вашу дочь», но остановился. Сначала он скажет об этом самой Наташе, а не ее матери. — Которому нравится ваша дочь, — закончил он.

Его секундная заминка не ускользнула от внимания Полины Викторовны.

— Что ж, спасибо за откровенность. — Она вздохнула и посмотрела на Наташу. Как всегда, пытается спрятаться от проблем.

— Об Андрее я могу спросить?

Наташа подняла на нее глаза и с твердостью, сильно удивившей мать, ответила:

— Не обязательно.

— Ладно, не буду. — Полина Викторовна походила по комнате и остановилась рядом с окном.

— Скажу только, что он мне нравится. Очень порядочный человек.

Кленин поморщился. Упоминание о «вахлаке» было ему неприятно. Наташа тоже скисла.

— Очень порядочный человек. — Полина Викторовна сделала вид, что не заметила их мрачных вид. — Никогда не лжет.

Посмотрев в глаза Сергею, добавила:

— В отличие от вас!

— Каюсь. — Сергей никакого раскаивания не испытывал. Это было расхожее выражение, и все это понимали.

— Что же тогда в вас хорошего? — Полина Викторовна, видно, решила устроить ему допрос по полной программе. Кленин сжал зубы. Он через это пройдет. Если на то пошло, эта женщина ему даже нравилась. Говорит прямо, не виляет. Видит суть вещей. Не ее вина, что суть не столь привлекательна, как хотелось бы.

— Вы добрый человек? Только, пожалуйста, отвечайте честно, я сразу пойму, что вы лукавите, большой опыт работы в школе, знаете ли…

— Да, я добрый человек. В принципе, — ответил он, глядя прямо в глаза Полине Викторовне.

Дальнейший разговор напоминал перестрелку.

— Вы любите детей?

— Очень.

— Вы развитый человек в гуманитарном смысле?

— Не очень.

— Вы не признаете равенства в семье?

— Не признаю.

— Вы способны оскорбить человека?

— Способен, — глухо проговорил он, не опуская глаз.

Первой сдалась Полина Викторовна. Она отвернулась и стала собирать со стола грязную посуду.

— Что ж, информация достаточно исчерпывающая, — сказала она, глядя куда-то в сторону. — Должна сказать честно, Сергей, вы мне не симпатичны…

— Мама!

— Не перебивай! Вы не симпатичны мне ни как социальный тип, ни как личность. Я вряд ли смогу уважать вас.

Наташа то краснела, то бледнела, пальцы нервно крутили вилку. Она была готова вскочить и прикрыть Сергея своим телом. Ну почему ее мать вечно лезет, куда ее не просят? Человек хотел помочь, отвез ее с багажом в деревню. Потерял целый день, тащился неизвестно куда с совершенно посторонними детьми, в то время как их папочка даже не предложил свою помощь… Но ей больше не нужна помощь Андрея. Все, прошлое отрезано!

— Я говорю все это не для того, чтобы оскорбить вас, — продолжала Полина Викторовна довольно мирным тоном. — Я говорю это затем, чтобы вы не претендовали на обязательное уважение тещи, если станете моим зятем. Надеюсь, вас такое отношение не будет напрягать?

— Ничуть, — выдавил Сергей. И посмотрел на Наташу так, что уши у нее стали пунцовыми.

— Мама! Да, Сергей не сослуживец, но с чего ты взяла… Мы не собираемся пожениться, я не развелась с Андреем!

Сергей отвернулся. Полина Викторовна укоризненно покачала головой:

— Я не первый год на свете живу, я все вижу. Этот человек тебя обожает, ты к нему тоже неравнодушна. Зачем лукавить?

Сергей не выдержал и рассмеялся:

— Полина Викторовна, я знаком с вами недолго, но я восхищен вами! Вы удивительная!

— Хм, — подняла брови матушка. — Кажется, я понимаю, чем он тебя взял, — обратилась она к Наташе. — Он из разряда очаровательных подлецов, у него мощное отрицательное обаяние.

Наташа поперхнулась, а Кленин вновь рассмеялся.

— Что ж, благословляю вас, хоть и надеюсь, что брак ваш будет недолгим!

Кленин галантно склонил голову, как бы благодаря за напутствие. Наташа опустила голову.

Тем не менее обстановка неожиданно разрядилась.

— Идите гулять, — распорядилась Полина Викторовна, — с посудой и девочками я управлюсь. Погода хорошая, обидно сидеть в четырех стенах. Когда обратно в город?

— Завтра, — Кленин переглянулся с Наташей. — Утром поедем…

Из автосалона под двусмысленным названием «Ваше удовольствие» Смирнов выехал на собственном авто. В конце концов он остановил свой выбор на черном БМВ.

— Практичный автомобиль. В самый раз для разумного человека, желающего произвести впечатление, — важно сказал он Ирине.

Кленина смеялась. Она получила море удовольствия и от самой покупки, и от неподдельной радости Андрея.

А он был действительно счастлив! Первая машина в его жизни! Да еще такая крутая! Чек подписывала Ирина, поэтому насчет стоимости автомобиля он остался в блаженном неведении.

На оформление ушло около получаса. Прямо там, в салоне, ему устроили и регистрацию в ГИБДД, и установку сигнализации. В голове у Смирнова все плыло, мысли мешались. Ясно виделось лишь одно: вот он подъезжает к дому матери, останавливается, пикает сигнализацией, и соседки открывают рты. Нине Павловне такое наверняка придется по душе.

— Поздравляю и выражаю сочувствие, — сказала Ирина, сидя на переднем сиденье. Свой «Вольво» она оставила на стоянке автосалона.

— Почему сочувствие? — удивился Андрей и от избытка эмоций два раза бибикнул какому-то дядечке на «Москвиче».

— Теперь ты узнаешь, почем фунт автомобильного лиха, — предостерегла его Ирина. — Ремонт, бензин, штрафы гибэдэдэшникам… Ты же у нас гонщик, любишь полихачить.

— Все проблемы разрешимы, — беззаботно ответил Смирнов. Сейчас, за рулем этой черной красавицы, жизнь казалась ему прекрасной и беспроблемной. — Ты забыла, что я технический гений. Смотрю на механизм и вижу его насквозь, как рентген. Бензин у нас сейчас не по талонам, а с гибэдэдэшниками договоримся. Стану ездить осторожно, тихо…

Он представил, как в блестящий черный зад его машины въезжает чей-то наглый бампер, и ему стало дурно. Похожее чувство обуревает отца, впервые увидевшего свою любимую дочь целующейся с мальчиком.

— Все, с лихачеством покончено, — содрогнулся он. — У меня все-таки не БМП. Клянусь мамочкой!

— Конечно, как бить машину, так мою, — поддразнила его Кленина. — А теперь завел собственную, будешь с нее пыль сдувать и два раза в день мыть собственными руками.

Смирнов засмеялся и поцеловал ее. Настроение было чудесное.

— А давай поедем в ресторан? — предложил он. — Обмоем машину…

Ирина посмотрела на часы:

— Не могу. У меня встреча в три. Но вечером ты можешь на меня рассчитывать! А теперь подвезите бедную безлошадную даму на улицу Калинина. Настала твоя очередь поработать моим шофером. А то все я да я. К черту этот феминизм!

…Марина осторожно, стараясь не стучать каблуками по ламинату, подошла к двери кленинского кабинета и прислушалась. За дверью было тихо. В соседней комнате все ушли на обед. Даже Верочка в виде исключения не околачивалась вокруг, надеясь поживиться эксклюзивными сплетнями о личной жизни Марины и шефа. Она ушла в кафе с очередным мальчиком-студентом.

Утром шеф не явился на работу, и похоже, раньше завтрашнего дня его не ждали. Отлично, теперь у нее есть время на осуществление плана.

Она достала из кармана ключ и попыталась открыть кабинет. Замок поддался. Удовлетворенная Марина заглянула внутрь. Компьютер выключен, бумаг на столе почти нет. Она быстро просмотрела их. Разумеется, ничего серьезного. Все важные документы наверняка в сейфе или у него дома. Ладно, сейчас не время. Пока она собиралась лишь убедиться в том, что путь подготовлен.

Она вышла из комнаты шефа и аккуратно заперла дверь за собой. У Кленина остался еще один шанс. Она и так засиделась в этом паршивом городке. Если он не сумеет оценить то, что она ему предложит, значит, нужно взять по максимуму и сматываться.

Все в их конторе были уверены, что у нее с ним роман. Верочка, разумеется, разболтала об этом всем, кто готов был ее слушать.

Марина поправила короткую рубашку ярко-морковного цвета, откинула волосы назад. Ножки в полусапожках из замши простучали по ламинатному покрытию до стола и обратно. Решено: как только шеф вернется, она попробует убедить его в том, что джентльмены должны предпочитать блондинок… И если этот идиот опять не поймет очевидных намеков, следует признать, что она потерпела фиаско. Не быть ей мадам Клениной номер два, не делать «козу» его малявке. Зато у нее в запасе останется второй вариант, беспроигрышный.

Кленин об этом не знает, но у него есть два пути. Первый — жениться на ней. В таком случае она будет зубами и когтями охранять и преумножать его капитал. Вариант номер два — она обчистит его и уедет. И этот второй путь нравился ей в последнее время гораздо больше, чем первый.

Но она все-таки попробует. Она девушка честная — по-своему, конечно. Если он ее проигнорирует, ей не в чем будет себя упрекнуть. Сам виноват мужик, нужно было делать правильный выбор.

Марина сладко потянулась. Это приятное дельце с французами, о котором никто ничего не знает… Никто, но она в курсе. И сделает на этом неплохие деньги. Информация в этом мире — самый ходовой товар.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Верочка.

— Ты здесь? — заговорщицки прошептала она. — А он где?

Марина вздохнула. Храни нас Бог от дураков, особенно от глупых женщин. Хуже этого ничего быть не может.

— Он сегодня отдыхает, дышит свежим воздухом. — Она достала тонкую папироску, щелкнула золотой зажигалкой от «Картье» — жила же когда-то в роскоши — и закурила.

— А ты почему не с ним? — удивилась Верочка.

— Детка, не все сразу, не все сразу… — Марина с усмешкой взглянула на нее. — Я смотрю, у тебя новая кофта?

— Да. Нравится?

— Не Гуччи, конечно. Но тебе она подходит! Возвращаясь к нашим баранам, должна сказать тебе одну важную вещь: женщина никогда не должна быть слишком навязчивой. Мужчинам необходима иллюзия свободы. Не сама свобода, а ее иллюзия, сечешь?

— А что, есть разница?

— Огромная, детка, огромная!

Наташа весело засмеялась. Неприятный разговор остался позади, на душе у нее полегчало. Сергей выронил в крапиве свой мобильник, и она от души веселилась, глядя, как он пытается палкой подтянуть телефон к себе.

— Вот ерунда-то, — озабоченно сказал Сергей. — Придется за ним лезть.

— Ладно тебе, — Наташа слегка споткнулась, выговаривая это непривычное «ты», — от крапивы еще никто не умирал.

— Нельзя выглядеть трусом в глазах женщины, — шутливо приосанился Кленин. — Вперед!

Телефон был найден, и они двинулись дальше. Речь зашла о Полине Викторовне.

— Твоя мама — замечательный человек. Тонко все подмечает. «Очаровательный подлец» — точно сказано.

— Не выдумывай. — Она смутилась. — Моя мать всех пугает. Даже я, когда долго ее не вижу, отвыкаю от ее манер и тоже сначала пугаюсь.

— Нет, я не в обиде. Она оригинальный человек, честный. Это редкость по нынешним временам, особенно для женщины. Было бы почетно заслужить ее уважение.

— Извини ее за расспросы. — Наташа сорвала травинку и сунула в рот. Так приятно было насладиться свежестью травы, почувствовать, как стебелек, чуть холодя язык, горчит и колет. — Ей вообще интересны люди. Любые люди. Тем более те, кто имеет ко мне, то есть к ней прямое отношение.

— Интерес к людям — дар божий. — Кленин взглянул на небо, высокое, синее, в редких белых барашках. — Если честно, то мне, в отличие от твоей мамы, мало кто интересен. Отвык интересоваться людьми. Общаюсь только по делу.

Они подошли к речке, нашли местечко посуше. Кленин расстелил свой пиджак, и они уселись на нем, глядя на реку.

— Как здесь хорошо! — вздохнул Сергей.

— Только не говори, что хочешь здесь остаться, — поддела его Наташа. — Не поверю!

— Да нет, конечно, не останусь. Я отравлен городом, асфальтом. Ночными огнями. Да и потом, что бы я тут делал? На травке полежать хорошо, но у мужчины должно быть занятие. Иначе он превращается в растение.

Наташа промолчала.

— Вот дом построить где-нибудь в пригороде хотел и хочу. Давно бы построил. Но дом для одного — бессмыслица. Дом нужен для семьи.

— Можно задать тебе личный вопрос? — Наташа посмотрела на него.

— Конечно.

— А почему ты не построил дом для нее? — Она не пояснила, кто такая «она», но Кленин понял.

— Почему? Построил. Дачу мою разве забыла? Домик как раз для нее, в престижном месте, рядом с нужными людьми. Но мне там, честно говоря, неуютно.

— А вы с ней долго были вместе?

— Как-то у нас все быстро было. Быстро сошлись, пожили, быстро ребенка родили и разошлись. Все в спешке, в суматохе. У меня бизнес, у нее бизнес. Сначала она всему училась, потом научилась и ушла…

— А это она от тебя ушла?

— Инициатива была с ее стороны, — усмехнулся Кленин. — Я-то думал, мы еще сможем как-то договориться. Но с ее темпераментом… Ведьма, одно слово. С ней хорошо гореть страстью, а вот спокойная семейная жизнь — не ее стихия.

— А со мной нельзя гореть, — грустно сказала Наташа, отворачиваясь. — Со мной можно только тихо ездить в деревню и есть салатик…

Кленин нежно обнял ее за плечи. Она не противилась, но по ее позе было видно, как она напряжена.

— Твоя мама удивительно верно все разглядела. По крайней мере, в отношении меня. И даже слово верное нашла. Она сказала, что я тебя обожаю. И это так.

Маленькое изящное ушко Наташи покраснело.

— Даже так? Ты же меня совсем не знаешь…

— А о тебе сказала… — словно не расслышав ее, продолжал Сергей, — неравнодушна. Но тут, я думаю, промахнулась твоя мама. Поспешила.

— Почему… Я разве равнодушна? — Она слегка придвинулась к нему. — Нет! Значит, она права. Неравнодушна…

— Смотря в каком смысле. — Дыхание его щекотало ей ухо.

— А в каком тебе хочется? — Она кокетливо посмотрела на Кленина, но тот не подыграл ей. Он был настроен философски.

— Что значит «хочется»? Мало ли чего мне хочется? Не от меня же зависит.

— А от кого?

— От тебя. Я скажу честно, до этого я как-то не очень уважал женщин. Наверное, мне попадались неподходящие, не знаю… Так всегда было. Любил их, ценил красоту, но вот уважение… То есть чтобы захотелось с женщины пример брать или как-то быть похожим на нее — ни в коем разе!

Наташа посерьезнела, притихла.

— А ты совсем другая. Вот ты об Ирине спросила. Я ее хотел вылепить, как идеальную женщину. Относился без уважения. Ее личность меня как-то не интересовала. Глина, она и есть глина. Может, она поэтому меня так и ненавидит, не знаю… А ты другая. Мне не хочется тебя переделывать, только любоваться и беречь. Я даже стал себе каким-то мелким казаться, мне стыдно — и приятно почему-то… Хочется какую-нибудь философию разводить, стихи читать… Черт!

Наташа испуганно подскочила:

— Что случилось?!

Кленин поднял ногу, измазанную чем-то темным и пахучим.

— У вас и тут коровы пасутся?

— А ты как думал! — расхохоталась Наташа. — Деревня!

Ирина вошла в офис под вечер и увидела, что сотрудники, бросив все дела, собрались в кружок и что-то оживленно обсуждают.

— По какому поводу митинг? — громко спросила она, толкнув Стульева в бок. Тот испуганно подскочил и кивнул в сторону Ани:

— Она такие вещи рассказывает, совершенно невероятные!

— И что же там такого невероятного? Куролесов перестал брать взятки? Или мы вышли на первое место среди брачных контор России?

— Представляете, Ирина Александровна, — хихикнула Аня, — я позвонила Диме домой. Вы мне велели узнать, что с ним и когда он начнет работать…

— Я помню. И что?

— Его мамаша заявила, что у него амнезия. Представляете?

— Какая еще амнезия? — нахмурилась Ирина и плюхнулась в кресло Стульева. У нее жутко болели ноги, утром она решила обновить летние туфли, и они зверски натерли ей пятки.

Скинув обувь, она с облегчением вытянула ноги и пошевелила пальцами.

— Ты в больнице была?

— В том-то и дело, — таинственно понизила голос Аня. Сотрудники слушали затаив дыхание. — Я пришла, а к нему не пускают! И врач подтвердил, что у Дмитрия практически полная потеря памяти! Он никого не помнит, даже свою мать!

— Ну это я могу понять, — заметила Ирина. — Мамаша у него такая, что врагу не пожелаешь. Любой бы воспользовался случаем и забыл о ее существовании. Значит, не пускают?

— Ну да, — кивнула Анечка. — Что будем день? Доктор сказал, что подобные случаи быстро не излечиваются. Ищем нового секретаря?

Ирина задумалась. Каким бы наглым и манерным Димочка ни был, она к нему привыкла. Брать нового человека, заново его учить… К тому же Димочка работал у нее давно, был в курсе почти всех интриг и тонкостей.

— Сначала я сама к нему заеду, посмотрю, что к чему. А теперь всем работать! Если вдруг на вас напала амнезия, то сообщаю, что до конца рабочего дня ровно один час тридцать две минуты.

Сотрудники поползли к своим компьютерам, а Ирина со вздохом встала. Придется ехать в больницу. Только ноги очень болят. Она прошла в кухню, нашла там аптечку и принялась заклеивать пластырем ссадины. За этим занятием ее застал Пантелеев.

— Ирина Александровна, вы знаете о том, что французы хотят строить у нас молочный комбинат?

— Что-то слышала. А что, тебе известно что-то новенькое?

Пантелеев вытащил записную книжку:

— Пока никто ничего толком не знает, но на днях вашего мужа видели в компании с неким французским гражданином…

— Неким? Имя-то у него есть?

— Выяснить не удалось. В нашем городе он не останавливался. Они пообедали в «Приличном», причем с французом был переводчик. Потом уехали из города. Ваш супруг… то есть бывший супруг, их провожал, поэтому войти с объектами в контакт незаметно не получилось.

— Узнаю любимого, — усмехнулась Ирина. — Всегда перестрахуется, волчара… Ладно, спасибо за информацию. Работай в том же направлении. Удастся что-то выяснить, сразу скажи. Такой эксклюзив у нас с руками оторвут!

В сумочке зазвонил мобильник. Ирина взяла трубку.

— Да? Привет, Сонь. Давай попозже, сейчас не могу. Что значит, где Смирнов? Ты это у меня спрашиваешь? Ну и наглость! Если он тебе нужен, найди его сама! — Ирина отключилась и чуть было не запустила телефоном в стенку.

Ну и стерва! Хороша лучшая подруга, позвонила спросить, где ей найти Смирнова. Она по нему соскучилась!

«Ладно, найду сама, — сказала себе Соня. Она сидела в кресле и красила ногти. Помахала рукой, чтобы лак быстрее сох, и с тоской взглянула в окно. — Скорей бы отсюда уехать! И чего мне не сиделось за границей?»

Смирнову так хотелось поделиться с кем-то своим счастьем, что он не мог остановиться и все кружил по городу на новеньком БМВ. Вспомнил о Вовке и решил заехать к нему.

Дверь открыла замученная Надя. В соседней комнате разрывался лаем Бумба, почуявший чужака.

— Володя внизу, с машиной возится. За нашим домом гаражи, он в третьем боксе справа.

— Как поживает ваша собачка? — поинтересовался Смирнов. Он все еще скучал по Джорджу.

Надя махнула рукой.

— Храпит, — коротко ответила она. — И просит есть, как всегда. Вы меня извините, я окна мою, некогда разговаривать.

— Весенняя уборка, — понимающе кивнул Смирнов. Его Наташа тоже мыла окна весной…

Вовку он нашел быстро. Из третьего бокса справа неслась залихватская музыка, из-под машины торчали чумазые ноги. Смирнов их пнул, прослушал набор ругательств, и лишь после этого друг вылез.

— А, это ты, — буркнул он. — Как всегда, в парадном виде. Руку не подаю, чтобы не испачкать.

— Я машину купил, — похвастался Смирнов, которого так и распирала гордость.

— Поздравляю, давно пора, — оживился Вовка. — Что за машина?

— БМВ. Черная!

— Какого года?

— Что значит, какого года? Этого!

— Новая?! — Вовка изумленно покачал головой. — Ты, брат, просто везунчик какой-то. Неделю назад не знал, на что жить будешь, а сегодня на новой бээмвухе ездишь… Каковы, однако, зигзаги судьбы… Это надо отметить. Пошли ко мне, дома еще осталось пиво.

— Неудобно, Надя окна моет… — замялся Смирнов. Пить ему не хотелось. Как он сядет за руль после пива? К тому же вечером они с Ириной собирались идти в «Приличный».

— Ну и пусть моет. Она моет, мы пьем. Каждому свое. Пошли, пошли.

Так и не сумев отказаться, Смирнов поплелся за другом к подъезду. Правда, поход за пивом затянулся. Сначала они долго смотрели новое приобретение Андрея, потом катались на нем вокруг Вовкиного дома. И только спустя час Смирнов оказался на кухне, с одной стороны зажатый стеной, с другой — пыхтящим шарпеем, который, высунув язык и пуская слюни, непрерывно скулил, выпрашивая угощение со стола.

— Мне бежать надо, — извинился он перед Вовкой. — Но если хочешь, приходи сегодня в «Приличный». Знаешь, где это?

Вовка кивнул:

— Этот ресторан каждый гурман в городе знает. Какие там устрицы…

— Итальянская кухня тоже неплоха, — вспомнил Смирнов. — Например, горганзола с рогатини. Или наоборот?

— Точно, рогатини с горганзолой. Я тоже запомнил не с первого раза.

— Короче, в восемь.

— Женщины будут? — деловито поинтересовался Вовка.

— А как же!

— Жена?

Смирнов мотнул головой.

— Значит, любовница, — сделал Вовка логический вывод. — Буду. Без меня устриц не ешьте!

В регистратуре Ирина пробыла недолго. Нежелание медсестры сообщать какую-либо информацию об экзотическом больном с амнезией Ирина преодолела легко. Для этого ей понадобилась одна бумажка в сто рублей.

— Второй этаж, налево, палата номер двести три, — понизив голос, сообщила сестра. — Но к нему никого не пускают.

— Это мы посмотрим, — отмахнулась Ирина.

— Что творится, ужас! — охотно делилась впечатлениями девушка. После получения бумажки слова из нее так и лились, словно открыли водопроводный кран. — Там его мать, ужасно истеричная дама, пытается прорваться силой! Пришлось поставить двух санитаров у дверей палаты. Да еще его невеста. Вы бы ее видели!

— Кажется, видела, — вспомнила Ирина Геру, ее мощные стати и пронзительный голос.

— Они с матушкой на ножах. Сначала схватились здесь, рядом со мной, потом подрались около палаты. Говорю вам, вся больница на ушах стояла! Больные с врачами ставки делали.

— И кто победил? Молодость?

— Невеста. Матушка оказалась в плохой форме.

— Санитары целы?

— Ой, она их раскидала в разные стороны и все-таки прошла к больному. Но он спрятался под кровать. Так она и ушла ни с чем.

Ирина расхохоталась:

— А что, болезнь так серьезна?

— Доктор Васильев говорит, что такая потеря памяти бывает очень редко, один на сто тысяч случаев.

— Пожалуй, я знаю одно средство, которое поможет освежить его память… — задумчиво сказала Ирина.

На втором этаже действительно стоял шум и гвалт. Регистраторша не преувеличивала, скорее преуменьшила тот скандал, что случился здесь час назад.

Началось с того, что Гера, входя в холл больницы, увидела мамулю. Мамуля рыдала на груди своего мужа и проклинала коварство доктора Васильева, угрожая его жизни в выражениях, не слишком приличествующих пожилой замужней женщине.

Увидев Геру, мамуля мгновенно приняла боевую стойку и с криком «Это ты во всем виновата!» кинулась к обольстительной спортсменке.

Гера отреагировала адекватно. Мамуля была отброшена за горшок с фикусом, украшавший вестибюль больницы, и временно вышла из строя.

«Молодец, доктор, не подвел!» — мстительно подумала Гера и зашагала на второй этаж, предвкушая, как падет пелена забвения с памяти любимого, покоренного ее поцелуями…

Но не успела Гера порадоваться, как столкнулась с двумя санитарами у дверей заветной палаты номер двести три.

— Туда нельзя! — дружно сдвинули плечи они. Знали бы они, что в одной из схваток Гера подняла свою соперницу весом в сто двадцать килограмм и перебросила через барьер, может, вели бы себя более осторожно. Но на соревнованиях они не присутствовали и о сумо имели самое мутное представление.

Вклинившись между ними, Гера сделала обманные движения локтями в стороны и силой раздвинула живую стену. Один из санитаров схватил ее за руку. Это была ошибка, стоившая ему слишком дорого.

Гера не стала мудрить. Она поступила так, как сделала бы любая женщина, на которую в темном переулке напал сексуальный маньяк. Удар ниже пояса надолго вывел медбрата из борьбы. Второй очнулся только спустя десять минут на пороге палаты и обнаружил, что его руки плотно смотаны его же собственным белым халатом.

Гера победно ввалилась в палату, но никого на кровати не обнаружила.

— Птенчик мой, ты где? — ласково позвала она. — Иди к своей рыбке!

Птенчик обнаружился через пять минут. Он свил под кроватью уютное гнездо из одеял и выходить не собирался. Когда Гера протянула за ним руку, раздалось шипение и щелканье зубов. У Геры возникло ощущение, что она пытается выманить не человека, а какое-то хищное животное.

От этой мысли она возбудилась. Опасность всегда казалась ей вещью привлекательной. Но и Димочка был не так прост.

После десяти минут безуспешных попыток вытащить эту «улитку» из его раковины Гера решила просто поднять кровать, тем самым лишив Димочку главного укрытия. Но не тут-то было! Кровать оказалась накрепко привинченной к полу, и даже Гере, с ее исполинской силой, не удалось ее оторвать.

А тут и очнувшийся медбрат поднял крик. Заткнуть ему рот Гера не догадалась. Откуда ни возьмись, появились врачи, охрана, больные, прибежал доктор Васильев.

В полном кавардаке настоящим явлением народу стал выход мамули. Она появилась как настоящая трагическая героиня: тушь, размазавшаяся под глазами, подчеркивала интересную бледность лица, руки прижаты к сердцу, взор горит огнем.

— Это — ведьма! — провозгласила она, ткнув пальцем в Геру. — Она сглазила моего сына!

Женщины сошлись, как вражеская конница: стенка на стенку. Звенели сабли, летали стрелы, стучали доспехи. Через пять минут их удалось разнять, но Гера в этой битве безвозвратно лишилась шляпки и воротника, а глаз мамули украшал огромный синяк.

Димочка переждал все это в безопасном укрытии под кроватью. После того, как женщин удалили, зализали раны, убрали мусор, Васильев попытался выманить Димочку. Это удалось не сразу, но хитрый доктор велел принести из ближайшего кафе шашлычку и пива. После двух дней скудной больничной диеты запах жареной свинины показался Димочке амброзией.

Ирина вошла в палату в тот момент, когда Димочка загружал в рот очередной кусок шашлыка, а доктор Васильев гладил его по голове, приговаривая:

— Вот так, вот так. Кушай, кушай… Совсем замучили мальчика, противные тетки…

Димочка что-то мычал, блаженно щуря глаза.

Увидев Ирину, он издал странный звук, нечто среднее между кашлем и стоном.

Васильев забеспокоился:

— Что такое? По спинке постучать?

Посмотрел на Димочку, проследил за его взглядом и увидел Ирину.

— Что такое? Кто пустил?

— Сама вошла. — Ирина, не стесняясь, присела на подоконник и закурила.

— Здесь нельзя курить! — закричал Васильев, срываясь на писк. — Немедленно покиньте помещение!

Ирина не обратила на него внимание.

— Итак, Димочка, ты полностью потерял память… Жаль, очень жаль. Я как раз подумывала прибавить тебе жалованье. Скажем, на пятьдесят долларов, плюс оплата жилья…

Димочка перестал кашлять.

— Но теперь ты не скоро сможешь работать. Очень жаль. Мы как раз собираемся выходить на международную арену. Думаю, в следующем месяца я поеду в Лондон. Конечно, понадобится помощник. Придется поискать квалифицированную секретаршу.

Доктор Васильев беспомощно переводил взгляд с Ирины на Димочку.

— Вы же видите, больной никого не узнает, — сказал он. — Кто вы такая, кстати? Еще одна невеста?

— Я? Увольте. — Ирина выпустила струю дыма. — Я тут строго по делу. — Она посмотрела на Димочку. — Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Вот мое последнее предложение: если в течение ближайших пятнадцати минут к тебе вернется память, я подниму тебе зарплату на полтинник, плюс найду квартиру на то время, которое тебе понадобится для решения личных проблем. А если нет… Извини, но нам придется проститься. Так как свою травму ты получил не на производстве, на выходное пособие можешь не рассчитывать.

Начальница спрыгнула с подоконника, загасила сигарету о стену и выкинула бычок в окно.

— Я вернусь через пятнадцать минут. — Она надела темные очки. — Подумай.

— Сто, — вдруг подал голос Димочка.

— Не понял. — Васильев ошарашенно дернул себя за бородку.

— Не зарывайся, Димуля. Семьдесят пять!

— Я согласен. — Димочка вскочил с постели и обратился к доктору: — Где моя одежда?

— Но вы никуда не можете ехать, у вас амнезия…

— Я все вспомнил, — объявил Димочка. — Вернее, не все, но частично память ко мне вернулась. Эту женщину я помню. Помню все, что касается работы.

— А мамашу, надо полагать, забыл, — съязвила Ирина.

— Мамашу? Какую мамашу?

— Вашу. — Васильев нахмурился. — Еще у вас есть невеста…

— У меня? Не помню, — Димочка задумчиво потер лоб. — Вот этого не помню… Хоть убейте!

— Ладно, герой-любовник, одевайся. Дела не ждут, — подтолкнула его к выходу Ирина.

Больницу, по слезным просьбам Димочки, они покидали через черный ход, опасаясь нападения Геры и мамули. Доктору Васильеву пришлось утешаться обещанием пациента прийти на осмотр через два дня.

— Черт знает что такое, — ворчал Васильев, сидя в ординаторской над чашкой кофе. — Пациенты сбегают, посетители дерутся… Какой-то сумасшедший дом, а не травматология.

Больше всего ему было жаль пятидесяти рублей, потраченных на шашлык. Так он на личном опыте познал, что финансирование науки убыточно.

Темнело. Воздух наполняли типичные деревенские звуки: мычание коров, стрекотание кузнечиков, а также менее приятный для уха, но обязательный для летнего времени писк комаров.

Наташа хлопнула себя по щеке.

— Кошмар, — пожаловалась она матери, сидящей рядом с ней на крыльце дома. — После визита к тебе я на неделю покрываюсь волдырями. Как ты это терпишь?

— А меня они не кусают. — Полина Викторовна поплотнее завернулась в шерстяной платок, наброшенный на плечи. — Я старая, невкусная.

В доме послышался детский смех. Девочки не хотели ложиться спать, хотя и падали с ног от усталости и обилия впечатлений. Кленин вызвался почитать им сказки.

— Пойду посмотрю, — встала Наташа, но мать поднялась первой.

— Сиди, я сама. Пусть девицы привыкают к режиму!

Полина Викторовна сходила в дом и вернулась через несколько минут.

— Знаешь, что самое главное? — Она села на прежнее место. — Этот мужчина очень любит детей. Посмотри, как он возится с Люсей и Машей, весь вечер они с него не слезают. И ему это в удовольствие, сразу видно. Это самое главное.

Наташа промолчала.

— Ты прости меня, если я что-то не так сказала. — Полина Викторовна погладила Наташу по руке.

— Все так. Но жениться мы действительно не собираемся…

— Ладно, ладно. Лишь бы ты счастлива была. Ты счастлива?

Наташа не торопилась отвечать. Она смотрела на темное весеннее небо, слушала, как шумит ветер в яблонях рядом с домом. Мать ждала.

— Не знаю… — наконец ответила Наташа. И обе вздохнули.

Сзади послышались тихие шаги. Улыбающийся Кленин словно помолодел, будто чистая энергия детства передалась ему, смягчив жесткие складки у рта и заставив глаза блестеть ярче.

— Уснули. — Он спустился с крыльца. — Пойду пройдусь перед сном. Полина Викторовна, воды не принести?

— Спасибо, Сергей, не надо. Я как раз целую бочку натаскала.

— Тогда я пошел. Скоро буду. — Кленин исчез за калиткой, и женщины вновь остались одни.

— Значит, с Андреем у вас все кончено? — вновь завела разговор Полина Викторовна.

— Не знаю. — Наташе не хотелось портить этот приятный вечер разговорами о муже. — Наверно.

— И кто из вас решил расстаться?

— Он. То есть сначала он, потом я. Или сразу я? Неважно. Главное — мы перестали понимать друг друга. А как жить вместе, когда не понимаешь? Не понимаешь и не веришь?

— Ладно, — вздохнула Полина Викторовна и встала. — Пойду приготовлю кровати. Вам стелить вместе или по отдельности?

— Мама! У нас пока не такие отношения!

— Я просто спросила…

Полина Викторовна ушла в дом, чем-то там шуршала, что-то двигала. Наташа подумала, что надо пойти помочь, но на нее напала какая-то лень. Не хотелось двигаться, что-то делать. Она просто сидела и дышала. Смотрела по сторонам. И ни о чем не думала. Это было приятно, как теплая ванна в конце трудного дня.

Мать управилась быстро и пришла к ней. Они еще немного поболтали в темноте о девочках, о том, какие в деревне новости. Вскоре появился и Сергей.

Он возник из темноты с лаем собак. Только что Наташа услышала, как у соседей залаял пес, и через минуту черная тень скользнула в калитку. «Как волк», — подумала она.

— Я с вашим соседом договорился, Полина Викторовна. У него стог, а я давно мечтал на стоге сена ночь поспать, под звездами. Дадите одеялко старенькое какое-нибудь?

— С Митюхиным договорились? — удивилась Полина Викторовна. — Денег, наверно, дали?

Кленин рассмеялся:

— Никаких денег. Поговорили за жизнь, и все.

— Тогда вы не просто обаятельный человек, а гипнотизер какой-то! У Митюхина снега зимой не выпросишь!

Она ушла в дом за одеялом, а Кленин хотел было сесть рядом с Наташей, но передумал. Она смотрела в сторону и, казалось, его не замечала.

— Наташа… — окликнул он ее.

— Что? — Она по-прежнему разглядывала темное небо.

— Да нет, ничего. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи.

Смирнов подкатил к ресторану и на стоянке не увидел знакомого «вольво». Было без десяти восемь, с минуты на минуту Ирина могла появиться.

Андрей припарковался рядом с темно-синим «ниссаном» и вышел, не забыв включить сигнализацию. Все-таки нелегко быть хозяином новой машины. Ирина свою небрежно оставляла где попало и почти не волновалась о том, что ее могут угнать или испортить. Теперь, будучи владельцем новенького БМВ, Смирнов вспомнил все истории об угонах, которые слышал по телевизору или от знакомых. А вдруг какой-нибудь пьяный художник Савоськин или писатель Куручуев, проходя мимо, решат выразить свой протест против буржуазного общества и разобьют стекло у его «малышки»?

С другой стороны, соломки везде не постелешь. Андрею даже стало слегка совестно. Как быстро он стал собственником! Только и понадобилось, что обзавестись чем-то красивым и дорогим. Раньше он так из-за вещей не дергался.

Подавив страх, он пошел в сторону ресторана.

— Какие люди! — раздался сзади насмешливый женский голос. — Как все-таки тесен мир!

Он обернулся. Рядом стояла Соня, как всегда соблазнительно-женственная. Распушенные светлые волосы слегка светились в темноте. А самое страшное — в глазах горел такой яркий огонь, что Смирнов даже слегка испугался. Он почему-то вспомнил истории о вампирах и невольно попятился.

— Что это вы, батенька, такой нервный, — рассеялась Соня, блеснув зубами. — Или на вас так полнолуние действует?

Над ними действительно зависла круглая луна. Для окончательного сходства с ужастиками не хватало лишь воя волков. Впрочем музыка из ресторана могла бы успешно заменить его.

— Здравствуйте… Как поживаете? — все еще не справившись с душевной оторопью, пробормотал Смирнов, стараясь не поворачиваться к Соне спиной.

— Спасибо, неплохо, — опять блеснула глазами она. — Вот только есть очень хочется. Слава богу, я встретила вас…

Потихоньку Андрей дошел до ступенек. Но тут выдержка ему изменила, и он одним прыжком подскочил к дверям и распахнул их. Яркий свет ударил по глазам, он прикрыл их рукой.

— А вас можно поздравить. — Голос Сони звучал рядом. — Купили машину?

— Да. — Он отнял руки от лица и покосился на собеседницу. При свете ничего такого страшного в Соне не было. Загорелая кожа, красивые волосы, нежные губы. Чего испугался?

— Вы как будто меня боитесь, — усмехнулась «вампирша». — Разве я такая страшная?

А вот эта интонация ему прекрасно знакома. Дамочка напрашивается на комплимент.

— Да нет, вы не страшная, — неуверенно сказал Смирнов. Наверное, он переутомился и тот блеск ему просто почудился. — Даже симпатичная.

— Да, льстить вы не умеете. Мастера художественного слова из вас не получится. Возьмем на заметку. — Соня подхватила его под руку и потянула в зал. — Поужинаем вместе?

Андрей уже был готов согласиться. Все-таки старая подруга Ирины, наверняка Кленина будет рада ее видеть. Вот только нельзя сказать, что ему очень приятно ее внимание. С того раза на даче, когда Наташа психанула, увидев их вдвоем, Соня казалась ему каким-то вестником несчастья. И чего она к нему привязалась?

— Конечно. Только Ирину дождемся и начнем. — Он галантно пропустил ее вперед, но Соня резко остановилась.

— Ирина? Так, стоп. Какая такая Ирина?

— Как это какая? Ира Кленина, конечно.

— Зачем нам кузнец? — засмеялась Соня и кокетливо посмотрела на него. — Вам плохо со мной? Впрочем, я пошутила, — добавила она, заметив озадаченную физиономию Смирнова. — Поужинаю с вами и заодно повидаюсь со старой подружкой. Приятный вечер.

Они сели за столик в углу, и Андрей спрятался за меню.

— А вон и представители местной богемы, — кивнула Соня куда-то в сторону.

Смирнов выглянул из-за своего укрытия. Действительно, неразлучная парочка местных «творцов» в лице художника Савоськина и писателя Куручуева была тут как тут.

— Откуда только деньги берут? — Соня взяла в тонкие пальчики сигарету. — В свое время я пыталась понять, как живут такие люди. Хотела перенять опыт, как можно питаться в ресторанах вечером, отсыпаться днем и при этом не работать. Так и не смогла раскрыть сию тайну.

Пьяный Куручуев захохотал и свалился со стула. Тактичный официант, сделав вид, что нет ничего необычного в писателях, валяющихся под столом, привычно поднатужившись, посадил светило литературы обратно.

— Спасибо, голубчик, — милостиво кивнул Куручуев и мутным взором обвел зал.

— Этого человека я знаю! — громогласно выкрикнул он, тыча пальцем в Смирнова. — Мы вместе коротали время в застенках!

Люди начали оборачиваться, Андрей поморщился.

— Я вижу, вас тут хорошо знают, — усмехнулась Соня. — Приятель?

— Коллега по вытрезвителю, — мрачно буркнул Смирнов, уже десятый раз читая одну и ту же строчку: «Профитроли со взбитыми сливками».

— Так вы что, алкоголик? — деловито поинтересовалась Соня.

— Нет. Так получилось. Случайно…

Немного качаясь, к их столику приблизился Савоськин.

— Опять с прелестной феминой, — грустно икнул и нагнулся поцеловать Соне ручку. — За что вас любят женщины, откройте секрет? — обратился он к Смирнову.

— А вот я скажу Ириночке! — проревел из своего угла Куручуев, погрозил им пальцем и опять свалился под стол.

— О чем мне скажут? — весело спросила Ирина, неожиданно возникнув рядом с Андреем. Она чмокнула его в щеку, не замечая Сони, внимательно за ними наблюдавшей.

— Любовь моя, моя печаль, — опять икнул Савоськин и потянулся всклокоченной рыжей бородой к губам Ирины. Та проворно увернулась и, наконец, увидела любимую подругу.

— Сюрприз, — пропела та издевательски. — Твой друг пригласил меня провести этот вечер с вами.

Глаза Ирины нехорошо блеснули.

— А скучно не будет? — Она бесцеремонно отодвинула Савоськина и уселась рядом со Смирновым.

— Ничего, я привычная, — парировала Соня.

Савоськин немного постоял над Клениной, будто раздумывая, что делать дальше, но она не обращала на него внимания.

— Ну я пошел? — спросил ее художник.

Ирина вскинула на него глаза.

— Разве мы вас задерживаем?

— Нет пророка в своем отечестве, — горько пробурчал Савоськин и пошел к Куручуеву, споткнулся о его ноги и тяжело осел рядом.

— Вы уже что-то заказали? — спросила Ирина Смирнова, наблюдая, как многострадальный официант не смог поднять сразу двоих и пошел за подмогой.

— Нет, тебя ждали, — отозвался Андрей. — И еще одного человека…

— Ого, да тут, похоже, целый банкет намечается, — усмехнулась Ирина. Настроение у нее с каждой минутой становилось все хуже. — Знала бы, попросила скидку на коллективное обслуживание. И кто этот четвертый?

— Мой старый друг. Еще по институту. — Смирнов насупился.

— Очень мило. Твой старый друг и моя старая подруга, — Ирина поманила официанта. — Голубчик, принеси-ка нам пока по коктейлю. У нас тут замечается вечер школьных друзей! Надо как следует подготовиться.

Соня хитро улыбнулась:

— Вы поворкуйте, а мне надо носик попудрить. — Она встала и будто невзначай задела ногу Смирнова своей. Это не ускользнуло от глаз Ирины.

— И как мне это понимать? — накинулась Кленина на Андрея, едва только Соня отошла.

— А что тут понимать? — удивился он.

— Когда ты успел ее пригласить?

— Она сама себя пригласила, — рассеянно отозвался Андрей, занятый изучением меню. Ему как раз удалось покончить с профитролями и перейти в более интересный раздел горячих блюд. — Что такое «сальми из косули с воздушной полентой»? — поинтересовался он.

— Запеканка с мясом, — раздраженно буркнула Ирина. — Я серьезно, что она тут делает?

Андрей поднял на нее глаза:

— Ты что, ревнуешь?

— Нет. Не дождешься. Просто хотела провести этот вечер вдвоем, а тут полгорода сбежалось.

— Так мы и проведем вечер вдвоем. Посидим немного, отметим, а потом, если хочешь, убежим.

Ирина вздохнула:

— Извини. Ты прав, конечно. Просто как-то неожиданно… А твой друг, он кто?

— Помнишь, я ездил в Тольятти? У него там фирма по компьютерному обеспечению. И здесь, кстати, тоже.

— Бизнесмен, значит?

— Ну да. Слушай, мне так неудобно. Но эта Соня… — Он понизил голос и оглянулся. — Там, на стоянке, когда она ко мне подошла, я подумал, грешным делом…

— Ну?

— Что она вампир, — неуверенно закончил он.

— Да, очень похожа, — расхохоталась Ирина.

— Шутишь?

— В общем, нет. Но, надеюсь, ты тоже назвал ее вампиром в переносном смысле?

В этот момент в зале погас свет и запульсировала светомузыка. Соня вышла из туалета и начала пробираться к их столику.

— Смотри, смотри, — нервно зашептал Смирнов. — У нее глаза горят красным, а волосы светятся. И лицо светится… И это, как его… декольте…

Ирина всмотрелась и причмокнула:

— Это же Кристиан Диор, дуралей!

— Какой еще Диор?!

— Косметика. При обычном освещении не видно, а в темноте светится.

— Как у собаки Баскервилей, что ли? — озадачился Смирнов.

— Принцип тот же. — Ирина усмехнулась. — Сравнение мне нравится, особенно по отношению к Соне.

— А глаза?

— Светоотражающие линзы. На дискотеках очень интересно смотрится. Какого цвета луч упадет, такие и глаза. Надеюсь, острых клыков ты у нее не обнаружил? Хотя я бы не удивилась…

— Может, это не клыки, а новая стоматологическая мода, — проворчал Андрей. Ну облажался, подумаешь. Действительно, глупо, тоже нашел вампиршу перешеевского разлива.

— Где коктейли? — поинтересовалась Соня, усаживаясь на место. Смирнов был не в состоянии отвечать. Линзы, надо же! Эти женщины чего только не придумают. Они что, считают, что это очень сексуально — светиться ночью, как собака Баскервилей?!

Соня, не подозревая, какую бурю чувств всколыхнула в «вахлаке», воткнула в коктейль трубочку и эротично к ней присосалась.

— Андрюха, вот ты где! — Вовка преобразился. От грязных тренировочных не осталось и следа. Перед ним стоял франт в костюме от Хьюго Босс, чистенький, сияющий, благоухающий одноименным одеколоном. — Представь меня дамам!

— Дамы представятся сами, — сказала Ирина и подвинула Вовке стул. — Сейчас время победившего феминизма, нам можно. Ирина, это Соня.

Вовка громко щелкнул каблуками, как штандартенфюрер на приеме у Мюллера.

— Владимир, — отрекомендовался он.

— Садитесь, Владимир, и не загораживайте обзор, — сказала Ирина и хлебнула из бокала. — Сейчас начнутся танцы.

— Ирина, а мы с вами не могли где-то встречаться? — Вовка внимательно в нее всматривался. — Ваше лицо мне знакомо…

— Вряд ли. — Ирина опустила глаза.

«Это же тот самый толстячок, что помог мне на вокзале! Тот самый, что предлагал пойти в травмпункт!» Ирина растерялась. Конечно, это он! Он наверняка провожал Смирнова в Тольятти и теперь опозорит ее перед Смирновым, а главное, перед стервой Сонькой. Бежала за поездом, как угорелая, теряя тапки. Смирнов об этом так и не узнал. И не должен узнать!

— Вы ошибаетесь, — твердо сказала она и выразительно посмотрела на Володю.

Тот понимающе улыбнулся:

— Как вам будет угодно. — Он отвернулся, спросив о чем-то Андрея.

«Сообразительная сволочь. — Ирина расстроилась. — Понял, почему я была в тот день на вокзале. Ну и черт с ним. Пусть думает что угодно, главное, чтобы молчал».

— Как насчет устриц? — толкнул Смирнова в бок Вовка. — Официант, я хочу сделать заказ!

Соня допила коктейль и покосилась на подругу. Хорошо держится, хотя и ежу понятно, что прилива дружеских чувств их встреча ни у кого не вызвала. Впрочем, Смирнов мужик не типичный. Другой на его месте воспользовался бы случаем, спросил телефончик, а этот монах даже внимания на нее не обращает!

— Может, потанцуем? — Она томно посмотрела на Андрея. Тот хотел было отказаться, но Вовка радостно закричал:

— Замечательная мысль! Вы разрешите? — Он повернулся к Ирине. Та кивнула, и они пошлина площадку.

— Не будьте букой, я не кусаюсь. — Соня потянула Смирнова за рукав, и ему пришлось подчиниться.

«Славный вечерок, — с тоской думал он, чувствуя, как Соня норовит прижаться поближе. — Главное, все только начинается…»

Кленин лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел на звезды. Он не помнил, когда последний раз спал под открытым небом.

Вспомнились вдруг давно забытые уроки астрономии. Большая Медведица никуда не делась, он ее нашел без труда.

Во времена его детства модно было мечтать о космосе. Увлекались научной фантастикой, где земляне были благородными и храбрыми открывателями далеких планет, на которых живут бедные, замученные капитализмом гуманоиды и стонут под игом плохих дядей.

Сейчас он сам стал таким дядей, и теперь его занимал вопрос: если земляне оказались не столь умны и благородны, должен же в космосе кто-то взять на себя миссию по спасению отстающих? Какие-нибудь высокоразвитые пришельцы из созвездия Сириуса, которые прилетят и откроют нам глаза?

В последнее время появилось столько сообщений о том, кто, как и когда видел НЛО, что постепенно захотелось им верить. В самом деле, пусть его надежда на космическое воссоединение остается для него сказкой. НЛО постепенно заменил взрослым их детские фантазии о том, как они сами построят звездолеты и полетят в дальнюю Вселенную.

Внизу что-то зашуршало. «Мыши, — подумал Кленин, сдувая комара с носа. — Да бог с ними. Всем надо где-то жить».

Звук становился все ближе и настойчивей. Сергей приподнялся на локте, посмотрел вниз.

Наташина голова возникла будто из воздуха.

— Ой, — сказали оба одновременно и засмеялись.

— Я думала, ты спишь, — шепнула Наташа.

— Мне показалось, что ты прилетела, — ответил он. Появление любимой женщины моментально выбило у него из головы все мысли о звездах, инопланетянах и звездолетах. Кленин был прагматиком. Гипотетической встрече с пришельцами он предпочел бы реальную, всамделишную ночь с любимой. И какой бы мужчина его не понял?

— К сожалению, просто залезла по лестнице. — Наташа села рядом. — Хотя не отказалась бы научиться летать.

— И что бы ты с этим делала? — поинтересовался Кленин.

— В каком смысле?

— Куда бы полетела?

Наташа задумалась.

— Не знаю. Как-то не думала об этом. Наверно, к морю.

— Ты любишь море?

— Люблю. Хотя была там только один раз. А ты?

— А я вообще не помню, когда в последний раз в отпуск выбирался. Хотя…

— Что?

— Ездил, когда сын родился. В Ниццу.

Перед ее взором промелькнула набережная Канн, казино, загорелые тела на золотом песке, белые яхты на синей воде, роскошные виллы, утопающие в цветах. Наташа вздохнула.

— Иногда мне кажется, что я — самая настовая мещанка, — грустно сказала она. — Знаешь, о чем я страстно мечтала в последний раз? Хотелось купить купальник, такой, чтобы все попадали!

Кленин расхохотался.

— Сама знаю, что смешно. А мне приснилось, как я в этом купальнике выхожу на пляж и чувствую себя королевой. И чтобы обязательно — красный, в золотых цветах.

— А синий не пойдет?

— Нет, — отрезала Наташа. — Ладно, все это глупости. Я вообще-то пришла по делу.

— По делу? — Кленин посмотрел на светящийся циферблат. — В половине первого ночи?

— Уже так поздно? Неважно. Я хотела, чтобы ты правильно меня понял. Чтобы не обольщался на мой счет. Ты считаешь меня какой-то особенной…

— Единственной в мире! — весело вставил Кленин.

— Ты придумываешь. Я — обычная. Даже очень. Мечтаю о тряпках, хочу отомстить мужу… Да, люблю детей. Но этим каждая женщина может похвастаться.

— Не каждая. Могу это с уверенностью утверждать.

— Все равно… Тебя все это не смущает?

— Наташа, ты ведь не за этим пришла. — Сергей поднял ее подбородок и заглянул в глаза. Свет луны падал на ее лицо, делая его необычайно нежным и мягким. Она замерла, и казалось, перестала дышать.

— Скажи?

— Я действительно к тебе неравнодушна, — прошептала она. — Но не возлагай на меня больших надежд.

— Если ты настаиваешь. — Кленин привлек ее к себе и очень нежно поцеловал. Наташа то ли вздохнула, то ли всхлипнула, и ее руки легли на плечи Сергея.

Ирина открыла дверь и зажгла свет в прихожей.

— Проходи, — кивнула она Смирнову. — Ты вроде как не в первый раз.

Андрей кивнул и тут же, не отходя от дверей, снял ботинки. Эта квартира, сияющая чистотой, красотой и новизной, все еще приводила его в трепет. У него было ощущение, какое, наверное, было у любого русского, командированного за рубеж во времена застоя: все вокруг красивое и непонятное. И страшно, что сейчас испортишь что-нибудь ненароком, а потом платить придется. Из тех самых трудовых валютных копеек.

Оглядел прихожую, потом пошел по коридору в том направлении, куда скрылась Ирина. У нее дома он действительно был, но лишь однажды, в тот самый памятный день, когда она подобрала его на остановке «по требованию». И в ее четырехкомнатных хоромах мог и заблудиться.

Кленина обнаружилась в гостиной. Возле бара она наливала себе коньяк.

— Тебе не предлагаю, — сказала не оборачиваясь.

— Сесть мне можно? — Смирнов устало посмотрел на спину Ирины. Он всей кожей чувствовал, что надвигается очередной «циклон».

— Слушай, перестань у меня спрашивать глупости! — Ирина гневно полыхнула взглядом в его сторону. — Может, спросишь разрешения сходить в туалет?

Андрей сел в кресло и вытянул ноги.

— Чем обязан такому настроению?

— Гормональным изменениям в моем организме, — огрызнулась она. — Лучше расскажи, откуда ты это чудо в перьях достал?

— Это ты о Вовке?

— Нет, о Савоськине! Конечно, о Володе. Должна же я что-то знать про твоих друзей?

Плохое настроение Ирины было вполне объяснимо. Весь вечер Вовка не отходил от нее, целовал ручки, рассказывал анекдоты и выражал свой восторг от встречи с «прекрасной Ириночкой». Грубить ему не хотелось. Во-первых, все-таки друг Андрея. Во-вторых, она чувствовала, что обязана ему за молчание насчет ее визита на вокзал, и хотя ей это не нравилось, принимала его правила игры. В сочетании с тем, что Соня сделала все возможное, стараясь прижиматься к Смирнову вовремя танцев так, чтобы это заметила Ирина, джентльменское ухаживание Вовки утомило ее до крайности. Она сорвала свое раздражение на Соне.

Когда подруга в очередной раз удалилась в туалет, Ирина отвязалась от настырного Владимира, сделав вид, что без пудры ее нос вот-вот отвалится. Мужчины чаще всего охотно делают вид, что верят этим приятным милым женским выдумкам, хотя и дураку ясно, что в туалет ходят вовсе не за этим.

— Я тебя предупреждала, чтобы ты не рисковала, — сказала она отражению Сони в огромном, во всю стену, зеркале в дамской комнате.

— А то что будет? Ты нанесешь мне двадцать восемь ножевых? — Улыбнувшись, Соня припудрила нос и повернулась к подруге. Она сняла жакетик и осталась в облегающем топе, сквозь который просвечивала грудь.

— Что-то жарко стало…

— Зря стараешься, подруга, — жестко произнесла Ирина. — Надевай все обратно и возвращайся в семью.

— Что?

— Не помнишь, была такая юмореска? Наши за границей идут смотреть стриптиз.

Соня отвернулась и вновь занялась лицом.

— Кстати, Смирнов по секрету сказал мне, что ты похожа на собаку Баскервилей. — Ирина достала помаду и подкрасила губы.

— Что?!

— У нас же глушь, провинция, — с удовольствием глядя на кислое лицо Сони, пояснила Ирина. — На дискотеки почти не ходят, в темноте не светятся. Так что зря разорилась на Диора.

Соня передернула плечами:

— Ну не все же такие вахлаки, как твой Смирнов. — Было видно, что она задета.

— Сонька, кончай свои игры. Зачем тебе все это? Месть какую-то придумала… Я тебя пока не трогаю, памятуя о Косте.

— Вспомнила, значит?

— Ты так драматично все описала… Если эта глупость покоя не дает, обратись к психоаналитику. Могу порекомендовать.

— В Перешеевске и это есть?

— А как же. — Ирина спрятала в сумочку помаду и достала расческу. — Куда же нам, убогим, без Фрейда?

— Спасибо. Я уже ходила к психу в Амстердаме. Дорого и безрезультатно.

— А в этом бегании за моим мужиком, значит, есть результат?

— По крайней мере, я смотрю, как ты мучаешься. Уже бальзам на раны. К тому же этот мужчина еще не твой.

— А чей? С женой разошелся…

— Не форсируй события. Ты с Клениным тоже разошлась, но до сих пор его ревнуешь.

— Я? Кленина? Шутишь!

— Ничуть. И вообще, ты же не годишься на роль жены. Тем более для Смирнова. Ему нужна верная, домашняя курица, которая умеет вкусно готовить и готова вечно поддерживать его моральный дух. Даже из меня и то вышла бы жена для него.

— А из меня, значит, нет?

— Нет. Готовить не умеешь…

— Есть рестораны, в которых шеф-повар справится с этим лучше любой домашней курицы.

— Еда — да. А где домашний уют? Запах пирожков, котлет и борщиков? Нет, Ириша, не обольщайся. Ты создана для другого. Воевать, соблазнять, рваться в бой и искать высоких чувств.

— Кто вечно хочет зла и делает добро, — продекламировала Ирина и хмыкнула. — Кленин уже говорил мне, что я — ведьма. Но к котлетам не стремился.

— Дело ваше. — Соня откинула волосы и направилась к выходу. — Пожалуй, на сегодня я вас покину. Сон — лучший друг красоты. Не думай, что я испугалась. Все-таки мы с тобой не зря с детства знакомы. Своими наскоками ты меня не обманешь. Я тебе не Лоботрясов.

Ирина села в кресло напротив Смирнова и замолчала, разглядывая его так, будто увидела в первый раз. И непонятно, чего больше было на его лице: нежности или удивления.

— Разглядела наконец? — неловко пошутил Смирнов.

— Разглядела я тебя еще раньше. — Она отпила глоток. — И сразу почувствовала, что ты не такой, каким кажешься.

— А каким я казался?

— Замнем для ясности. — Она поставила рюмку на столик, поджала ноги под себя и потянулась. — Лучше расскажи о Вовке. Давно вы знакомы?

— Давно. Еще со студенческих времен.

— И что? Почему ты о нем раньше не вспоминал?

— Мы долго не общались. Он уехал из города, потом вернулся…

— Наверное, он о тебе много интересного знает. — Ирина засмеялась. — Как и твоя мама…

— Слушаешь всякие глупости, — обиженно сказал Смирнов.

— А что мне остается делать? Ты же молчишь.

— Что, всю свою жизнь рассказать? Это слишком долго.

— Тогда расскажи о самом главном. О чем-нибудь, что на всю жизнь запомнилось. Первая любовь, последний звонок…

— Ничего особенного. — Андрей встал и отошел к окну. В окнах напротив горели редкие огоньки. — Где твой сын?

— У бабушки. В ее, так сказать, загородном доме со всеми удобствами во дворе. Не отвлекайся от темы. Что вы сделали в своей жизни, господин Смирнов?

— Ничего особенного, — медленно повторил Андрей. — Разве что человека убил.

— Не придуривайся, я серьезно!

— Я тоже.

Он сидел напротив миловидной пухленькой блондинки, которую звали Варя. Или Зоя? Черт его знает. Он выпил несколько рюмок водки и пришел в такое состояние, которого Вовке удавалось достичь разве что после поллитровки.

Ему не удалось отловить друга и рассказать о предательстве Маргариты. Вовка то и дело бегал из комнаты в комнату, пел песни под гитару, ставил пластинки. Танцевал с девушками и совершенно игнорировал мрачное лицо Андрея.

Ну и не надо, решил Смирнов. Все равно, это не по-мужски — жаловаться на женщину. Настоящий мужчина скрывает свои чувства. Внешне у него все в порядке, все как с гуся вода. Подумаешь, Маргарита! Она не единственная на свете. Мы себе найдем других. Вот хотя бы эту Вареньку. Или Зоеньку?

— Девушка, я вас люблю, — пьяно хихикнул он и упал лицом на стол.

— Ни фига себе, — поразился Вовка, которого позвали из соседней комнаты. — Когда успел? Главное, никогда не пил, а тут — на тебе.

Коллективными усилиями Смирнова оттащили в ванную, облили холодной водой. Вовка похлопал его по щекам.

— Сейчас на свежий воздух выйдем, проветримся.

— Не хочу на воздух, — пробормотал Смирнов, пытаясь устроиться на крышке унитаза вместо подушки. — Мне и тут неплохо.

Отчаявшись вразумить друга, Вовка оставил его в ванной. Веселье продолжалось.

Часа через два Андрей пришел в себя и обнаружил, что лежит на грязном кафельном полу, спиной больно упираясь в стиральную машину.

— Где я? — простонал он. Голова болела, но в целом он чувствовал себя более-менее вменяемым. — Люди, ау!

Варенька-Зоенька заглянула к нему и захихикала.

— Володя, ему лучше! — Она опять посмотрела на него и засмеялась.

Смирнову стало стыдно. В таком виде, как последний алкаш…

— Уже? — Вовка зашел и помог ему подняться.

Варенька-Зоенька продолжала хихикать под дверью. Наверно, она так кокетничала.

— Что случилось? — Вовка посадил его на унитаз, а сам примостился на «Вятке». — С чего ты вдруг пустился во все тяжкие?

Смирнов начал рассказывать. Сперва о том, как на пикнике Таня заронила в нем сомнения, потом о том, как ждал Маргариту. Лицо Вовки вытягиваюсь.

— Хочешь сказать, что ни о чем не подозревал все это время? — недоверчиво спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ладно, я просто спросил, — заколебался Вовка.

— Раз начал, говори, — жестко сказал он. — Ты что-то знал и не говорил?

— Об этом можно было догадаться. — Вовка заерзал на стиральной машине.

В дверь постучали. Варенька тряхнула волосами, мило улыбаясь.

— Там все гулять собираются. Нужно Надю проводить. Вы пойдете?

— Нет, — сказал Смирнов.

— Да, — встрепенулся Вовка. — Тебе лучше проветриться. Подождите нас, мы сейчас выйдем.

Смирнов мрачно посмотрел на него:

— И с чего я должен был догадаться?

— Она же всегда говорила, что в личных отношениях не должно быть никакого мещанства. Что любовь преступно запирать в сундуке. Не помнишь?

Да, действительно, он это слышал, но никогда не применял лично к себе. Если ты влюблен по-настоящему, то не думаешь, что твое чувство — старый хлам, запертый в сундуке.

— Мало ли что кто говорит, — упрямо продолжал Смирнов. — Ты, например, говоришь о том, что хочешь свалить в Америку. Но не уехал же?

— У меня возможности не было, — сказал Вовка.

В дверь опять постучали.

— Идем, идем!

Компания высыпала на улицу в прекрасном настроении. Подмораживало, ночь была удивительно ясной и лунной. Девушки щебетали, смеялись и толкали друг друга, играя в салочки. Замыкали шествие Андрей и Вовка. Остальные молодые люди были слишком пьяны, чтобы куда-то идти, и остались досыпать на квартире.

— Но говорить — это одно, а делать — совсем другое, — стоял на своем Смирнов. Свежий воздух действительно выдул пары алкоголя из его головы, оставив после себя только холодную ярость. На Маргариту, на себя, на Вовку, на весь мир. — Она никогда не говорила, что у нее кто-то есть.

Вовка молчал.

— Почему ты ее защищаешь? — не выдержал Смирнов. — Я что, не прав? Я хотел… думал…

— Думал, что вы поженитесь? — подал голос друг. — Знаю, она мне говорила.

— Но она не могла тебе ничего говорить. Я только собирался…

— Но она же не дурочка. Она понимала, что ты относишься к ней серьезно. Думаю, ее это слегка пугало.

— Почему?

— Она не хотела здесь оставаться, если хочешь знать. На почве Америки мы с ней нашли общий язык.

— Когда это вы успели так сдружиться? — прищурился Андрей. Злость все сильней дурманила его, и все чувства, которые он носил в себе, рвались наружу.

Вовка помолчал. Девочки помахали им рукой, но Смирнов не ответил.

— Наверно, я зря тебе не сказал… Черт, это не так просто сделать… Короче, мы с Марго…

Смирнов только посмотрел на него, но Вовка отпрыгнул подальше.

— Чего смотришь? Это не то, то ты думаешь!

— Так, пара поцелуев. Тем более я к ней не подкатывал, клянусь! Это получилось как-то само собой. Помнишь, ты заболел и не пошел к Мишке на день рождения? Мы просто сидели, говорили. Я ей жаловался на подружек, она мне рассказывала что-то о женской психологии… Еще пошутила, что чувствует в себе задатки султана. Мол, завела бы себе гарем, чтобы не искать одного идеального. А то один умный, другой добрый, третий воспитанный…

Смирнов почувствовал, как у него темнеет в глазах.

— А я какой? Добрый или воспитанный? Она тебе случайно не говорила?

Вовка попытался сгладить его злость:

— Ладно, я согласен, нехорошо вышло. Я не должен был… Черт, но ведь правда ничего не было!

— А что же ты тогда оправдываешься? — Смирнов сжал кулаки и шагнул к нему.

— Сердишься? Твое право. Считаешь меня сволочью? Хорошо, я — сволочь. Предатель? Пожалуйста. Завтра ты остынешь, и мы все обсудим. Я не буду с тобой драться, — пожал плечами Вовка и попытался догнать девушек. — Надя, подождите!

Смирнов схватил его за плечо:

— Это слишком просто! Ты не можешь уйти сейчас!

Вовка напряженно смотрел куда-то вперед.

— Подожди. Там что-то случилось…

… — Очень интересно. — Ирина не отрывала глаз от его лица, — и становится все интереснее…

— Ничего интересного. — Слова давались ему с трудом. — Студенческая молодость. Шли с компанией. Встретили хулиганов…

— Типа, что вы делаете на нашей улице? — подсказала Ирина, чувствуя, что он замолчал надолго.

— Ну да. Пристали к нашим девушкам. Их шестеро, а мы с Вовкой вдвоем. Вовка — человек мирный, начал им зубы заговаривать. «Мы вас не трогали, и вы нас не трогайте», что-то такое он сказал. Зря сказал, потому что ему тут же дали в зубы, а потом по голове, и он отключился.

— И что было дальше?

— В общем, один ножик вынул… И порезал Варе лицо. А остальные смотрели и смеялись, пока она кричала. Мне пришлось… — Он вздохнул. — Пришлось его убить… То есть я не хотел, но так получилось…

У него перед глазами встало окровавленное лицо Вареньки, неподвижный Вовка на асфальте, визжащие девчонки и грубый смех. Он был высокий, плечистый и белобрысый. Потом Андрей узнал, что его звали Шуркой и что у него был старший брат, уже отсидевший срок за разбойные нападения.

Но тогда, он этого не знал. До сих пор этот противный чмокающий звук входящего в тело ножа не изгладился из памяти. Кадры смазанные и замедленные, как плохая фотография. Когда Шурка полоснул его ножом по руке, это было бесшумно и быстро.

— Так получилось, — тихо повторил он.

— Это вместо того чтобы упасть в обморок? — с наигранным возмущением спросила Ирина.

Он обернулся, странно на нее посмотрел.

— Извини, шучу. Просто я подумала, что ты в самом деле кого-то убил. — Ирина подошла к нему, обняла.

— А разве нет?

— Ты защищался. А за самозащиту не наказывают.

Андрей вспомнил пыльный изолятор, в котором просидел неделю, пока все не выяснилось, и судебное заседание. Мать Шурки, старенькая, ссутуленная женщина в черном, не плакала, а только тихо комкала на коленях носовой платок, словно смирившись с тем, что один сын сидит в тюрьме, а второй лежит на кладбище.

— Может быть. Но с тех пор я стараюсь жить аккуратно и осторожно. Не потому, что боюсь влипнуть в историю и в тюрьму сесть. Хотя от этого не застрахуешься. Но больше всего я боюсь самого себя…

— Скажи, эта девушка, которую они порезали… Ты ее любил?

— Нет. Просто знакомая…

Девушка, которую он любил, пришла к нему только один раз. Через неделю после той ночи. К нему никого не пускали, но Марго все-таки прошла. С ее обаянием она могла уговорить кого угодно, даже седоватого следователя, который в людях видел исключительно иллюстрации к Уголовному кодексу.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала она таким тоном, словно сожалела о пропаже кошелька. — Но следователь сказал, что это была самооборона и тебя выпустят через несколько дней.

Смирнов молчал. Он не знал, что следует говорить женщине, которая предала тебя с улыбкой на лице.

— Вовка мне рассказал о том, что… — Она замялась, подбирая слова. — В общем, о том, что ты видел меня со Славиком. Я тебе не говорила, знаю, но ты такой консервативный! Славик ничего для меня не значит. Я тебя действительно люблю. Но не хочу никакого мещанства в отношениях. Вся эта ревность, слежка мне неприятны.

— А мне приятно то, что у тебя есть еще пара-другая мужчин?

Маргарита пожала плечами, ее лицо стало хмурым.

— Мы с тобой пока не женаты. И я думаю, что могу встречаться с теми, кто мне нравится. Я тебе уже сказала, что люблю только тебя. Остальные — так, шутка, каприз.

Смирнову очень хотелось верить в то, что она говорит. Подсознательно он понимал, что ведет себя неправильно. Не нужно ее слушать. Но сейчас ему было настолько тяжело из-за убийства, что он был готов верить в то, что скоро его отпустят, Маргарита его любит и все у них будет хорошо.

— Я тобой горжусь, — сказала она ему на прощание. — Все-таки в одиночку одолеть шестерых — это не шутка!

— Не шутка, — пробормотал он. К чему говорить, что он просто сорвал на них свою ярость? Если бы не было этих ребят, он избил бы Вовку. Лучшего друга.

И Маргарита ни в чем не виновата. Кто же знал, что Смирнов пойдет в тот день относить ей документы и увидит то, что для его глаз совсем не предназначалось? А потом напьется, и узнает, что лучший друг слегка клеился к любимой девушке? Она же не виновата в том, что Андрей не смог совладать с яростью, и стычка с хулиганами не могла кончиться хорошо?

Если бы его до этого спросили, может ли он убить человека, разумеется, он ответил бы: «Нет». Как говорится, не попробуешь — не узнаешь…

— Когда тебя выпустят, поедем в Крым. — Маргарита поцеловала его и ушла в сопровождении милиционера.

Через неделю его освободили. Мать Маргариты сказала, что дочка уехала к морю со Славиком. Больше Смирнов ее никогда не видел. Через два месяца Вовка перевелся в Москву, в МАДИ. А Смирнов остался, пошел в армию и вернулся в свой институт преподавать. Женился на девушке, с которой познакомился в армии, потом развелся. Встретил в институте симпатичную и скромную студентку Наташу и жил с ней шесть лет. И все эти годы старался быть примерным человеком. Уступал, не лез напролом. Контролировал себя. И мимо дома, в котором жили родители Маргариты, старался не ходить. Ни к чему вспоминать то, о чем хочется забыть.

Кленин вздохнул всей грудью. Одним залпом он проглотил десяток свежих запахов: холодной воды, сена, дымка, навоза, мокрой травы. Воздух был такой душистый, что с непривычки у него туманилась и тяжелела голова. Все это удивительным образом смешивалось с запахом кожи женщины, которая лежала на его плече, разметав волосы по сбившемуся одеялу.

— Странные существа люди. — Он поцеловал ее в шею. — Всю жизнь пытаемся понять, для чего родились на свет. Не успев этого сделать, умираем.

Наташа приподняла голову:

— Почему ты заговорил о смерти?

— Разве о смерти? Нет, просто философствую. Бывшая жена меня сейчас не узнала бы.

— Не хочу говорить о ней. — Наташа села, прижав колени к животу, будто защищаясь от внешнего мира. — Мне это неприятно.

— Да бог с ней, — тихо засмеялся Кленин. — Знаешь, о чем я сейчас думаю?

— О чем?

— Эта ночь кажется мне тайным подарком. Только моим, личным, о котором никто не знает. Может, завтра ты передумаешь и скажешь, что я тебе противен.

Наташа молчала.

— Знаешь, я с детства верил в неожиданности, в счастливые случаи. Что вдруг я смогу увидеть Деда Мороза. Пойду в лес и вдруг встречу пришельцев. Или неожиданно посмотрю на девушку и, пойму, что это — моя половинка. Моя судьба. Так и верил. И ни разу это ожидание не сбывалось. А вот сейчас — сбылось!

— И ты разочарован?

— У меня никогда не было такого счастья. Только в день, когда родился сын. Но там — другое. Сейчас мне хочется на всю жизнь запомнить этот стог, это небо, этот запах… хотя я надеюсь, что ты завтра не скажешь мне: «Уйди!»

— Ты меня с кем-то путаешь. — Наташа улыбнулась в темноте, и он скорее почувствовал, чем увидел ее улыбку. — Я не могу так быстро принимать решения. Я вообще нерешительная.

— Ты сказочная. — Он поцеловал ее, а она засмеялась. — Что?

— Просто вспомнила смешное совпадение. Где-то я читала о том, как Маяковский однажды проезжал на машине по ночной улице и увидел вывеску над магазином: «Сказочные материалы». Дома он все думал об этом и создал в своем воображении целую поэму об этих сказочных материалах. А наутро пошел туда, чтобы проверить, не привиделось ли ему это, и оказалось, что там написано: «Смазочные материалы».

— Забавно, — усмехнулся Кленин.

— Я боюсь стать Золушкой, — призналась Наташа. — Сначала на бал, а потом обратно, на кухню. Не хочу оказаться тем самым смазочным материалом.

— Иди ко мне. — Кленин протянул к ней руки.

Замешкавшись на секунду, она подвинулась ближе.

— Я хочу быть с тобой, — шепнул ей на ухо Сергей. — Выходи за меня замуж…

— Я уже замужем, — скованно ответила Наташа.

— Смирнов к тебе не вернется. Я знаю, так говорить нехорошо, но мне можно, я ведь подлец, хотя и очаровательный. Я слишком хорошо знаю свою бывшую жену. Она его не отпустит. То есть, потом сама выгонит, а пока…

Она молчала.

— Но ты же его потом не примешь, я знаю! А я надежный, ты со мной будешь счастлива, я гарантирую! И девчонок твоих сделаю счастливыми. И еще родим, я всегда мечтал о большой семье, о детях…

Он говорил с таким убеждением, что ему казалось, Наташа не может не понять, не может не согласиться. Но она только сжималась в комок и ежилась от ветра.

— Ты же сама сказала: кончилась прошлая жизнь, начинается другая. Надо только решиться.

Он взял ее за плечи и попытался заглянуть в глаза. Она высвободилась.

— Я не могу так быстро… Я меняюсь, я это чувствую, но не могу сразу взять и забыть все, что было. Пожалуйста, не торопи меня.

— Конечно… Конечно… Я для тебя все сделаю.

— Ты уже много сделал. Я до сих пор не сказала «спасибо» за то, что ты помог Диме.

— Я? — удивился Кленин. — Не понимаю.

— Я же не совсем дурочка. С Сашей, с физкультурником, ведь ты поговорил, правда? И в милиции тоже. Я-то мучилась, плакала, а ты все тихо и спокойно решил. И даже не сказал.

— Ты сердишься? — робко спросил Кленин.

— С ума сошел?

— Любой мужчина на моем месте поступил бы так же.

— Жаль, что я не видела лицо Саши в тот момент, — мечтательно сказала Наташа. — Иногда плохая сторона моей натуры берет верх. Надоедает быть добренькой.

— Интересно посмотреть, как ты сердишься.

— Еще увидишь, — шутливо пригрозила Наташа и засмеялась.

…Утро выдалось великолепное. Сияло безоблачное небо, жужжали мухи, летали птички, коты тщательно умывались, собачки задирали лапки у кустиков и столбов. Димочка осторожно пробирался в свой офис.

В гостинице он не мог спать полночи, опасаясь, что в любой момент сюда нагрянет мать или Гера. По правде говоря, впервые в жизни Димочка засомневался в том, что мужественные женщины — это то, что ему нужно для полного счастья. Конечно, в них есть свой шарм, но все это становится немного утомительным.

Димочка реалистом не был. Найти выход из сложившейся ситуации он не смог, запаниковал и не придумал ничего лучше, чем имитировать попытку самоубийства и амнезию. Была у него маленькая надежда, что все рассосется само собой и ему не придется улаживать отношения с мамой и Герой.

Но в больнице стало еще хуже. Господи, чего только стоили эти скандалы между женщинами! А уж когда Гера ворвалась и стала тащить его из-под кровати за уши, это был верх всего! Тогда он был близок к тому, чтобы сымитировать сумасшедшего и сесть в психушку. Туда точно посетителей не пускают. Но, будучи человеком брезгливым и любящим комфорт, Димочка испугался грязи, смирительных рубашек и бурды на обед. Кроме того, особой храбростью он не отличался.

Об областном дурдоме ходили самые страшные легенды. Говорили, что в полнолуние машины боятся ездить рядом с ним, а те, кто по каким-либо причинам оказывались неподалеку, слышали, как больные воют волками и кидаются на пролетающих птиц и едят бродячих кошек.

Находились даже такие, что утверждали, будто видели на заднем дворе клиники страшные, развратнейшие оргии, в которых участвовали сам главврач Семен Семенович Кругляк и его правая рука, старшая медсестра Валентина Петровна. Официальные лица сплетникам, разумеется, не верили, но на репутацию бедной Валентины Петровны легло несмываемое пятно, а главврач старался не ездить в город без надобности, потому что на него показывали пальцем и шептались, повторяя мерзопакостную клевету.

Нужно отметить, что среди молодого населения и мужской части города эта фантазия об оргиях вызвала всплеск интереса. Многие часто пытались притвориться больными, с целью попасть в легендарное место и поучаствовать в тех самых знаменитых «излишествах», но Семен Семенович таких симулянтов выводил на чистую воду и отправлял обратно.

Дошло до событий уж совсем неприятных. Из столицы к Семену Семеновичу явились странные типы в черном. Один долговязый, с длинными немытыми волосами, второй толстый, с усиками, при ближайшем рассмотрении оказавшийся женщиной. Личности сказали, что посланы богом Макутой для исполнения в клинике оккультного ритуала и что это место специально отмечено их жрецами как благоприятное для черной мессы.

Этого Семен Семенович стерпеть не мог. Слава богу, у него в кабинете нашлись и церковные свечи, и пара икон. Изгнали пакостных гостей со двора, и с тех пор главврач стал с опаской относиться к людям «с улицы» и все визиты посторонних в больницу отменил.

Короче говоря, имитировать сумасшествие Димочка не решился. Но и что делать дальше, он тоже не знал. Поэтому визит начальницы воспринял как знак свыше: и зарплату прибавили, и квартиру найдут. Вчера Ирина Александровна очень смеялась, пока по дороге в гостиницу он рассказывал ей о своих злоключениях, и пообещала начать поиски квартиры незамедлительно. Хотя и прибавила, что в таких обстоятельствах самым надежным местом для него был бы бункер с пулеметной амбразурой за забором из колючей проволоки.

— Они меня и там достали бы, — грустно произнес Димочка.

— Ого! — засмеялась Кленина. — А ты женись на Гере, тогда отстанет мать.

— Не отстанет, — с глубокой убежденностью ответил Димочка. — Я у нее единственный сынок, можно сказать, свет ее очей. Никогда она от меня не отстанет.

В общем, положение было безвыходное. Димочка проклял тот момент, когда его угораздило родиться. Самое неприятное, что сейчас он не мог появляться даже у друзей. Мать знала их всех и наверняка держала под наблюдением. А вот на работе ни разу не была, хотя найти «Контакт» не сложно.

Вот почему Димочка прокрался на рабочее место, как вор. Около входной двери огляделся, сидя в кустах, и, не увидев ничего опасного, юркнул мимо охранника в офис.

Он так старался пробраться в «Контакт» незаметно, что пришел раньше всех. Сел за компьютер и приступил к работе. Надо же чем-то занять голову, чтобы не думать о неприятностях. К тому же после нескольких дней в больнице у него начало складываться впечатление, что у него в самом деле неладно с памятью.

Он полазил по Интернету, просмотрел несколько договоров и даже перевел пару брачных объявлений. Собой остался весьма доволен. Профессиональные навыки остались при нем. Слегка успокоившись на этот счет, Димочка пошел варить кофе.

К этому моменту в офис стали подтягиваться сотрудники.

— Димочка, ты вернулся? — обрадовалась Анечка. — А я еще в коридоре унюхала божественный запах твоего кофе! Как хорошо, сейчас попьем. У меня и крекеры есть…

Димочка с удовольствием окунулся в приятную рабочую атмосферу. У него появилась даже мысль позвонить кому-нибудь из знакомых и рассказать о своих проблемах, но потом он передумал. Ни к чему, чтобы все сослуживцы были в курсе его отношений с Герой.

— Дим, я все хотела у тебя спросить. — Анечка подошла к его столу со смущенным видом. — Ты со своей Герой как познакомился? Говорят, она пришла по брачному объявлению?

— К Смирнову она пришла, — буркнул Димочка, сразу помрачнев. — Увидела предвыборный плакат и решила, что это то, что надо…

— Надо же! — всплеснула руками Аня. — А увидела тебя — и влюбилась! Как романтично. Я вот тоже жду, когда какой-нибудь принц за мной приедет, желательно на иномарке. Только пока не получается.

Димочка в ужасе замахал на нее руками:

— Не вздумай! Любовь — страшная штука, почище атомной бомбы. Убивает мгновенно. Знаю по собственному опыту!

— Как интересно, — пропела Анечка недоверчиво, но от Димы отстала и весь день поглядывала на него украдкой.

Пришла Ирина Александровна, посмотрела одобрительно на то, как Димочка стучит по клавиатуре.

— Молодец! Вот так бы всегда. — И ушла в комнату, откуда послышался ее голос: — Так, начинаем работать над абсорбентами! Герберт Иванович, зайдите ко мне.

Раньше Димочка обязательно сказал бы любимой начальнице какую-нибудь колкость. Но сейчас сдержался. Вдруг передумает и не снимет квартиру? Останется только камень на шею — и в речку.

Обратно в город Кленин и Наташа поехали утром. Если Полина Викторовна и заметила несмятую постель, на которой Наташа явно не ночевала, то виду не показала.

Завтрак был простой, но питательный: геркулесовая каша, яйца, хлеб, масло. Сергей, не привыкший к такому изобилию еды утром, почти ничего не ел.

— Вы, наверно, утром только кофе пьете? — спросила его Полина Викторовна, ставя на стол молочник.

— Да. Почему-то аппетита нет.

— Это неправильно, — покачала головой Полина Викторовна. — Слышали поговорку: «Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу»? А вы своим кофе себе желудок посадите!

— Уже. — Сергей отодвинул от себя геркулес.

— Надеюсь, ты не разделяешь этих модных диет? — спросила мать Наташу, которая вяло ковырялась в тарелке с кашей.

— Я — нет, я питаюсь правильно, — отозвалась она. На самом деле, ей очень хотелось зеленого лука с солью. Наташа вообще любила контрасты. Например, часто она шокировала знакомых тем, что ела вместе с пирожными соленый огурец. По контрасту и то, и другое казалось удивительно вкусным.

А вот сейчас она мечтала о луке. Но этого делать было нельзя. Если бы она приехала сюда со Смирновым, другое дело. Они были женаты столько лет, что он вполне перетерпел бы запах лука. Но с Сергеем ей позориться не хотелось. И поэтому она мужественно преодолела порыв сбежать из-за стола и припасть к грядке с зеленью.

— Ты еще приедешь? — спросила Полина Викторовна, наливая себе чаю.

— Конечно. — Наташа с удивлением взглянула на нее. — Думаю, через неделю. Если только не устроюсь на работу.

Сергей и мать отреагировали одинаково.

— На работу? — спросили они в один голос.

Наташа засмеялась. Очень это у них согласованно получилось.

— Ну да. Все равно, пока летние каникулы, делать нечего. Почему бы не подработать.

Сергей хотел что-то сказать, но сдержался. Полина Викторовна зорко посмотрела на него.

— Вам, я вижу, это неприятно?

— Почему мне должно быть неприятно? — пожал плечами Сергей.

— Вот опять вы лукавите. Вы что, сторонник традиционного разделения обязанностей? Муж работает, жена сидит дома с детьми?

— Вообще-то да. — Он опять пожал плечами. — Мой опыт говорит о том, что нельзя, чтобы в семье работали оба. Тогда некому хранить тот самый семейный очаг.

— А вы не задумывались, что мужчина, посадив женщину возле себя на привязи, теряет к ней интерес? Он ходит в мир, общается с людьми, развивается, а она ничего, кроме грязной посуды и пеленок, не видит?

— По-моему, сейчас этот вопрос уже не актуален. — Кленин посмотрел на Наташу, пытаясь понять, приятна ли ей эта тема. Но она улыбалась, пила чай и слушала разговор с живым интересом. — Все зависит от человека. Если он хочет развиваться и видеть мир, он это может делать и дома, и на работе. На мой взгляд, настоящей женщине не нужно взваливать на себя мужские функции. Если она будет думать о том, где взять денег или как найти кредит для фирмы, у нее ни сил, ни желания не останется рожать детей.

— Ну да. Вы говорили, что не сторонник равноправия в семейных отношениях, — закивала Полина Викторовна.

Наташе начало казаться, что эти двое получают удовольствие от своей пикировки. Словно радуются тому, что думают не одинаково.

— А я, например, с удовольствием сидела бы дома и занималась детьми, — сказала она. — В школе я делаю то же самое. Только занимаюсь чужими малышами. Иногда мне даже странно: я вожусь с другими детьми, в то время как моими в саду занимается кто-то посторонний. Как-то это неправильно.

— Вот и я о том же, — подхватил Сергей, улыбаясь.

— Ну ты у меня всегда была домоседкой, — сказала мать. — Но не забудь одну вещь. Для того чтобы посвятить себя полностью семье, нужно быть уверенной в том самом единственном мужчине. Вдруг он уйдет, и жена останется с детьми одна? А деньги зарабатывать так и не научилась. Сплошь и рядом так бывает. «Извини, дорогая, но любовь прошла, и я встретил другую. Помоложе, покрасивее…» Что тогда?

— Не знаю. — Сергей пожал плечами. — Я не готов отвечать за других.

— А вы, значит, не такой?

— Нет. Я не такой…

После этого разговора настроение у Наташи слегка испортилось. Она думала о том, что мать права. Нужно доверять мужчине, который рядом. Может ли она верить Кленину? Ведь она его знает без году неделю.

А ведь когда выходила замуж за Смирнова, этот вопрос ее не волновал. Она тогда вообще ни о чем не задумывалась. Где они будут жить, на что, не бросит ли он ее — она ничего не боялась. Потому что любила. А когда любишь, не просчитываешь будущее. Кажется, что любовь будет вечно.

Кленин не виноват. В принципе он продемонстрировал все качества, важные для мужчины. На него можно положиться — раз. Он обеспечен и не будет жалеть денег на семью — два. Любит детей, даже чужих, и охотно родит еще — это три. Любит ее — тут Наташа чувствовала, что не ошибается. И при этом она колебалась, боясь сказать ему «да» и выйти за него.

Распрощавшись с Полиной Викторовной и девчонками, которые, казалось, больше огорчились отъезду «дяди Сережи», чем мамы, Сергей и Наташа отправились обратно.

Они свернули на проселочную дорогу, которая вела к шоссе. Кленин нарушил молчание:

— Тебе действительно нужно искать работу? Мне было бы нетрудно…

— Нет.

— Но почему?

— Потому что мне не нужен спонсор. — Наташа сплела пальцы в «замок». — И я хочу решить, жить с тобой или нет, не впутывая в это деньги.

Кленин замолчал. Наташа дотронулась до руля:

— А это сложно — водить машину?

— Ничего сложного. — Кленин затормозил и остановился. — Хочешь попробовать?

Искушение было слишком велико. Наташа огляделась. Вокруг никого, только поля.

— Ой, нет, ты что, я боюсь всякой техники.

Наташа говорила чистую правду. Когда два года назад Смирнов предложил купить кухонный комбайн и повел ее в магазин выбирать подходящий агрегат, она струсила и отказалась. Все эти кнопочки, ручки и режимы казались ей китайской грамотой. «Быстрей ножом порезать», — сказала она тогда, оправдываясь.

— Никогда не водила машину, — растерялась она, но Кленин уже вышел и открыл перед ней дверцу.

— Чтобы почувствовать себя водителем, для начала нужно просто сесть за руль, — сказал он. — Попробуй, подойди к машине, думая, что она — твоя.

Наташа послушалась. Важно прошлась по дороге, похлопала по капоту. Кленин засмеялся.

— Теперь садись за руль, — предложил он. — И не бойся, ничего сложного здесь нет. Две педали: газ и тормоз.

— Если я куда-нибудь заеду, ты будешь виноват, — предупредила его Наташа, усаживаясь на водительское место. Игра начинала ей нравиться.

Водит же машину Ирина Кленина и прекрасно себя чувствует, а чем она хуже?

— Тут заезжать некуда, чистое поле. — Сергей сел рядом, на место пассажира. — Лучшее место для тренировки.

Наташа протянула руку к зажиганию, повернула ключ. Мотор заурчал. Она вдавила педаль слева, но машина с места не сдвинулась. Тогда она нажала на правую, и «мерседес» рывком двинулся вперед.

— Для новичка ты держишься очень уверенно, — удивился Сергей. — Откуда ты это знаешь?

— Я видела в кино, — засмеялась Наташа.

Вот так дела, она уже едет. Едет, почти как заправский водитель! Действительно, все легко и просто.

В эйфории от своей лихости она не замечала, что машина виляет из стороны в сторону, как пьяный матрос.

— Ты особо не разгоняйся, — подпрыгнул на сиденье Кленин на очередной выбоине. — Это все-таки не джип.

— А разве я гоню? — удивилась Наташа, не отрывая взгляда от дороги. — Я не чувствую скорости.

— Это такая обманчиво мягкая машина, — объяснил Сергей. — Иногда кажется, что едешь километров пятьдесят, а на спидометре уже сто.

— Разве сто? — Наташа испуганно убрала ногу с газа, и машина заглохла. — Ну вот, — расстроилась она. — Что-то не получается из меня гонщика…

— Давай еще раз, — распорядился Кленин.

Наташа послушно завела машину и осторожно надавила на газ.

— Я знаю, что надо делать, — сказала она. — Нужно понять, что я — не я, а другой человек. И тогда все получится.

— А кто же ты?

— Просто новый человек, изменившийся. И я сразу быстро всему обучусь.

— Ничего не понял, — отозвался Кленин. — Как-то ты туманно выражаешься. Осторожней, впереди яма!

Наташа взмокла от напряжения. Сложная это вещь — водить машину. Она крутанула руль, чтобы объехать яму, и перестаралась. «Мерседес» скользнул с дороги в траву, при этом раздался странный глухой звук. Наташа убрала ногу с газа.

— Кажется, я что-то сломала, — печально констатировала она.

Кленин вышел из машины, Наташа выскочила следом.

Правое переднее колесо было проколото ржавыми граблями. Судя по их виду, они лежали здесь со времен всемирного потопа.

— Вот тебе и чистое поле, — почесал в затылке Кленин.

— Извини. — Наташа растерялась. — Я нечаянно. Я же говорила, что мне технику доверять нельзя.

— Ладно, не переживай, пустяки. — Кленин погладил ее по руке. — Сейчас поменяем колесо, и двинемся дальше. Я сам виноват. На «мерседесах» по таким дорогам не ездят.

Он открыл багажник и полез за колесом. Наташа беспомощно топталась рядом. Сергей улыбнулся, глядя на нее.

— Ничего, справимся. Это же не авария. Самое: смешное, что до шоссе сто метров осталось.

Наташа посмотрела вперед. Действительно, поле заканчивалось. По шоссе проехал грузовик, и до нее донесся запах гари.

Кленин протянул руки, чтобы достать запаску, но становился. Не хотелось пачкать чистую рубашку.

— Посмотри, пожалуйста, в бардачке, там перчатки лежат. Такие потертые, кожаные.

Наташа послушно отправилась искать. Открыла бардачок. Перчатки лежали на виду поверх вороха каких-то бумажек. Она стала закрывать крышку, бумаги мешали. Она вывалила все на сиденье и вернулась к Сергею.

— Держи. Это надолго?

— Нет, в десять минут управимся, — пробормотал Кленин, занятый колесом.

Наташа пошла засовывать хлам обратно в бардачок. Аккуратно сложила карты, визитки и рекламные буклеты и вдруг среди вороха всей этой белиберды увидела фотографию.

На нее смотрела улыбающаяся Ирина Кленина. И лицо у нее было не ироничным, каким оно запомнюсь Наташе на дне рождения, а очень мягким и даже немного влюбленным. В углу написано «Люблю всегда», и размашистая подпись.

Наташу словно окатили ледяной водой. Минуту она стояла, ничего вокруг не видя, кроме этой фотографии, потом бросила ее, будто обожглась.

Кленин снял старое колесо и поднял голову. Наташа шла по полю, иногда наклоняясь, чтобы сорвать цветок. Он улыбнулся. На душе у него было хорошо и спокойно. Вчерашняя сказка все еще продолжалась. Наташа, его сказочная фея, была рядом. Он не будет ее торопить, настаивать, чтобы она немедленно перебиралась жить к нему. Хотя… может, она согласится?

Он отвлекся на запаску. А когда поднял голову, увидел Наташу, стоявшую на шоссе рядом, с какой-то машиной. Сначала он не понял, что происходит. Решил, что водители спрашивают у нее дорогу.

«Нужно будет ее предупредить, чтобы не разговаривала с незнакомыми на шоссе, — подумал он, наблюдая, как Наташа наклонилась к человеку за рулем. — Попадется какой-нибудь отморозок, увезет».

В прошлом году в их области так пропало две женщины. Вроде бы отправились пешком по шоссе, а до железнодорожной станции так и не дошли. В газетах тогда много писали о маньяках и о сексуально озабоченных грабителях. Но, поскольку не нашли ни тел, ни каких-либо других следов, дело заглохло.

Кленин остолбенел. Наташа открыла дверцу машины, села на заднее сиденье, и «жигуленок» тронулся с места.

— Стой! — Кленин бросился было за ними, но тут же остановился.

Это глупо. Наташу никто внутрь силой не затягивал. Очевидно, что она решила вернуться в город без него. Но почему? Что случилось? Что он такого сделал?

Сергей машинально забросил в багажник проколотое колесо и вернулся в машину.

На сиденье лежала фотография. Сергей стянул перчатки, бросил на пол. Со снимка на него глянула Ирина. Этот портрет она подарила ему через месяц после свадьбы. До сих пор он возил его с собой. Сначала, когда тосковал по ней, часто доставал и смотрел, вспоминая о том, как хорошо им было когда-то вместе. Потом сунул в бардачок и забыл о нем.

— И здесь ты меня достала, — сказал он бывшей жене, улыбавшейся так безмятежно, словно весь мир принадлежит им: ей и Сергею. — Ведьма недоделанная!

В это время «недоделанная ведьма» стояла у окна в своем кабинете и рассматривала до боли знакомый джип Георгия Кобзаря-Залесского, о существовании которого в последнее время начала забывать.

Сам хозяин джипа был тут как тут. Стоял рядом с машиной, не сводя с окон офиса мрачного взгляда.

— А этот что здесь делает? — поинтересовался Андрей, обнимая Ирину за плечи. — Все еще тебя преследует?

Ирина неопределенно хмыкнула. О той ночи, что она провела с Жорой, Смирнов, естественно, не знал.

— Хочешь, я выйду и разберусь с ним? — предложил Андрей.

Ирина испугалась.

— Не надо. — Она потерлась лицом о его плечо. — Он может разозлиться, и будет хуже.

— Я тоже могу разозлиться…

Она вспомнила о вчерашнем разговоре. Представив себе «беседу» полубандита Жоры и Смирнова, который в юности убил человека, она почувствовала дрожь в коленках.

— Не сомневаюсь. Но Жора ведь по-честному с тобой драться не будет. Он то ли бандит, то ли хорошо им прикидывается. Но возможностей у него много.

«В том числе и охранники с автоматами», — прикинула про себя Ирина.

— Тут надо как-то через криминальные сферы действовать, — сказала она. — Есть у меня один человечек…

— Надеюсь, «заказывать» ты его не собираешься? — с тревогой спросил Смирнов. От этой женщины можно было ожидать чего угодно.

— Это как получится… — весело сказала она. — Да ладно, шучу, уладим все мирно.

Жора по-прежнему торчал под окнами, не подозревая, что над его жизнью нависла угроза.

— Как хочешь. — Смирнов отошел от нее и поправил галстук. — А то я могу сделать это для тебя.

— У меня сейчас такое ощущение, что ты все можешь… — Ирина оценивающе взглянула на него. — И это опасно.

— А я люблю опасность, — подтвердил Андрей. — Ты не заметила?

— Правда, что ли?

— Я же люблю тебя, а на такой подвиг способны немногие…

В то же мгновение в него полетела дамская сумочка.

— Шучу. — Смирнов прикрыл голову рукой и ретировался из кабинета, бросив на ходу: — Машину не бери. На вокзал я тебя отвезу.

Ирина вышла из кабинета и осмотрела сотрудников. Все были заняты делом. Стульев упражнялся в английском, пытаясь объяснить какому-то чокнутому американцу, что в Перешеевске нет аэропорта и ему не стоит прилетать сюда, чтобы встретиться с облюбованными «русскими невестами».

Анечка стучала по клавиатуре, стараясь успеть с переводом. Димочка не отставал, и щелканье клавиш сливалось в дружное стрекотание.

— Минутку внимания. — Ирина подняла руку. Сотрудники подняли на нее глаза.

Стульев беспомощно развел руками, продолжая разговор:

— Нет, мистер Джейсон. Вы не сможете пригласить к себе сразу пятерых… Они не получат визу. Гораздо дешевле для вас будет приехать в Россию самому.

Ирина дождалась, пока Стульев положит трубку.

— Представляете, Ирина Александровна, — сказал он. — Такая дурацкая история, как в анекдоте. К нам снова явились сестры Задоровы. Вы их не помните?

— Это такие рослые девицы с косами до попы? — вспомнила Ирина. — Их еще как-то много было?

— Пятеро! И все погодки, представляете?! Из них только две были замужем, но развелись. Хотели найти мужа в Америке.

— Что, все пятеро? — недоверчиво переспросила Анечка.

— Ага. Из всей нашей картотеки им приглянулся один и тот же мужик. Этот самый Джейсон из Техаса. Как я их уговаривал, вы бы видели! Говорю: «У нас в банке данных две тысячи сто один американский холостяк, а вам подавай именно этого!» Так нет, они сначала тут из-за него передрались, а потом каждая отправила ему по письму.

— Мужика там кондратий не хватил? — улыбнулась Ирина.

— Что-то в этом роде. Он, как увидел эту великолепную пятерку, одурел от счастья. Ему же подавай рослых блондинок, чтобы Анну Николь Смит заткнули за пояс. Они в Техасе таких любят.

— Это кто такая будет? — спросил Герберт Иванович, несведущий в шоу-бизнесе.

— Такая модель, — объяснила ему Анечка. — Она и в кино пыталась сниматься, но не вышло, потому что главное ее достоинство — бюст шестого размера. И весит она под тонну.

— А я думал, у нее седьмой, как минимум, — робко сказал Сережа.

— Шестой, шестой, я вам как женщина-эксперт говорю, — стояла на своем Анечка. — Короче, кончила она тем, что вышла замуж за девяностолетнего техасского миллионера, а потом не могла поделить наследство с его детьми и внуками.

Герберт Иванович был шокирован.

— Какой ужас! — сказал он. — В его возрасте и так глупить… — Он вспомнил о своем гастрите, давлении и почках. Потом о старой заботливой жене, чей бюст уже не мог тягаться с бюстом манекенщицы и недоделанной актрисы. И вздохнул.

— Так что там с Джейсоном? — Ирина взглянула на часы.

— Теперь он хочет всех пятерых. На меньшее не соглашается. Говорит, что выбрать не может, так как девки похожи одна на другую.

— Ладно, проблемы американских бабников мы решим потом. — Ирина поманила пальцем Димочку, который неохотно оторвался от компьютера и подошел к ним. — Лучше скажите, что у нас с абсорбентами?

Служащие неохотно замолчали.

— Ирина Александровна, а это обязательно? — Стульев скроил жалобную физиономию. — Жили мы без этого, и ничего…

— Я тебе дам, — беззлобно пригрозила Ирина. — Будешь жить дальше без нас. Короче, я на неделю уезжаю в Москву. Чтобы к моему приезду все были в теме. Главным оставляю…

Она намеренно сделала несколько театральную паузу и закончила:

— Смирнова!

Пораженные сотрудники переглянулись. Пантелеев, который обычно заменял Ирину на время ее отсутствия, был обижен и не пытался этого скрыть. Ирина улыбнулась.

— Вы просили отпуск, — обратилась она к нему. — Так вот, я подписала ваше заявление. С завтрашнего дня можете гулять свои законные две недели.

— Почему две? Четыре?

— Нет, две, — отрезала Ирина. — Остальное догуляете как-нибудь потом. Работы много. И то отпускаю потому, что в том году вы вообще отпуск не брали.

— Действительно, не брал, — вспомнил Пантелеев. — В таком случае, я еду в Италию.

— Рим, Верона, Пиза, Неаполь, Венеция, — вздохнула Анечка. — Ирина Александровна, я тоже хочу…

— Обойдешься. — Ирина взяла сумку и двинулась к выходу.

— У Смирнова будет право первой подписи, — предупредила она Димочку. — Кстати, где он?

— Вышли-с, — надул губы секретут. — Сказали, через двадцать минут будут. Изволят встречаться с будущими заказчиками этих магнитоотводов. Ирина Александровна, а как насчет квартиры? Вы же обещали…

— Совсем забыла. — Ирина легонько шлепнула себя по лбу и достала из сумочки ключи. — Держи. Вот тут, — она помахала бумажкой, — записан адрес. Оплачено на месяц вперед, заселяться можно хоть сейчас.

— А условия там приличные? А то я тараканов боюсь…

— Приличней не найдешь, — заверила его Ирина. — Ты билеты заказал?

Димочка кивнул и протянул ей конверт.

— Туда и обратно, со всеми остановками.

— И потом сделайте три экземпляра и принесите мне. — Кленин отвернулся от Марины, стоявшей перед ним на десятисантиметровых каблуках, делавших ее стройные ноги бесконечными.

В кабинете было включено радио. Играла какая-то длинная занудная композиция некоего белого американского рэппера. Насколько Кленин смог разобрать текст, главный герой все время жаловался своему кумиру и просил дать автограф.

В музыкальном плане Кленин был всеяден. Давно прошли те времена, когда он увлекался классической музыкой и ходил на концерты. Постепенно он пришел к выводу, что под Дебюсси бизнес не сделаешь, и перешел на бездумное прослушивание радиостанций.

С минуту Сергей смотрел в окно и не сразу обнаружил Марину рядом с собой.

— Вы еще здесь? — удивился он, отрываясь от созерцания сирени за окнами.

Девушка медленно и со значением улыбнулась.

— По-моему, вы нервничаете, — сказала она с тем неповторимым придыханием в голосе, какое можно услышать лишь в ночное время на «Европе Плюс», когда передачу ведет Жени Шадэ. — Я знаю отличный способ снять стресс…

Ее тонкие пальцы с острыми алыми ногтями пробежались по пуговицам короткой кофточки «под леопарда», а тело стало плавно покачиваться в такт музыке. В считанные секунды на ней остались только туфли на высоких каблуках да чулки на кружевной резинке. Белья новая секретарша не носила.

Кленин с интересом смотрел на стриптиз. Воодушевленная его вниманием, Марина прошлась по комнате взад-вперед походкой манекенщицы. Тело у нее было безупречным. Ничего лишнего на бедрах и талии, крепкая грудь и ровная, чуть смугловатая кожа.

Кленин кинул взгляд на дверь кабинета. Марина не стала ее запирать. Ее расчет, собственно, строился на том, что от мысли о рискованном сексе в рабочее время Кленин возбудится до такой степени, что забудет о своей скромнице-учительнице и кинется на нее. По ее опыту, Кленин принадлежал к той категории мужчин, которых риск привлекал. Иначе он не достиг бы в бизнесе таких высот.

Секретарша продолжала танцевать. Потихоньку, шаг за шагом, она подошла к его креслу и встала перед ним. Кленин встретил ее взгляд без смущения. Это ей понравилось. Куда неприятнее было то, что никакого желания в его глазах она не увидела, только любопытство.

— По-моему, — сказал он медленно, — вы здесь прозябаете. Вам бы в кабаре работать. Хотите, устрою?

Марина отрицательно покачала головой и загадочно улыбнулась.

— Мне нравится работать рядом с вами, — прошептала она, протягивая к нему руки.

Секунду или две она не могла понять, что происходит. Ее руки так и повисли в воздухе. Кленин не сделал ни малейшей попытки привлечь ее к себе. Он ее не хочет? Молнией мелькнула страшная мысль о начинающемся целлюлите.

— Боитесь? — Она скользнула к нему на колени и обхватила за шею. Их губы встретились, и она с удовлетворением почувствовала, что он отвечает на ее поцелуй. Наконец-то! Сейчас она покажет ему, из чего сделаны девочки, а дойдя до конца, он и думать забудет о школах, детских садах и рыжих учительшах. Почувствовав, как кончается воздух в легких, она оторвалась от губ, пытаясь расстегнуть его рубашку.

Рука Кленина мягко перехватила ее хищную лапку.

— Я думаю, что на этом мы можем остановиться, — заметил он.

Марина томно посмотрела на него сквозь полуприкрытые ресницы. Этот взгляд она слизала с постера Памелы Андерсон.

— Если ты нервничаешь из-за того, что не закрыта дверь…

— Да я вообще не нервничаю. Просто достаточно!

Ее рука сползла вниз. Черт, а ведь он не шутит.

— Что такое? У тебя проблемы?

— По-моему, проблемы не у меня, а у тебя. — Кленин отодвинулся, и Марине пришлось встать с его колен. — Мне кажется, тебе лучше одеться. Сейчас сюда зайдут наш главбух и начальник службы маркетинга, и ты будешь выглядеть глупо.

— Ах вот в чем дело? Я не знала, что у тебя совещание. — Марина накинула на плечи кофту, но не спешила ее застегивать. — Мы можем продолжить вечером…

Как-то незаметно они перешли на «ты». В самом деле, как-то неловко говорить «вы» человеку, который стоит перед тобой голым. Похоже на осмотр в кабинете врача: «У вас, батенька, сифилис…»

— Не думаю. — Кленин встал с кресла и поднял с пола юбку. Протянул ей. — Хотелось бы, чтобы мы друг друга поняли. Ты красивая девушка, и я ценю тебя как секретаря. Давай на этом и остановимся. Не думаю, что нам стоит как-либо сближаться. Наши отношения меня более чем устраивают. Надеюсь, я выражаюсь доступно?

Мариночка молча забрала у него юбку и, повернувшись, вышла в коридор. Ее голые ягодицы и полная грудь изящно покачивались при ходьбе.

Из коридора послышался сдавленный визг Верочки и чьи-то возбужденные голоса. Кленин усмехнулся, подошел к окну и закурил.

Через минуту в его кабинет постучали и вошли главбух и маркетолог, оба красные, как раки.

— Можно? — Стараясь не глядеть на шефа, они сели на указанные им места.

— Что ж, господа, приступим, — сказал он и выбросил сигарету в окно, в сиреневый куст. «Господа» достали блокноты и приготовились конспектировать, все еще не в силах выгнать из головы голое видение, которое вышло отсюда минуту назад.

Марина невозмутимо прошла в таком виде на улицу, на глазах у сомлевших сотрудников мужского пола села в машину Ромки и уехала. Ее самолюбию было нанесено оглушительное поражение. И она за это обязательно отомстит.

— Вот это любовь! — прошептала Верочка с круглыми от изумления глазами. — Прямо на рабочем месте!

Роман молча передернул плечами. Ему казалось, что жизнь кончена и остается лишь одно — броситься под поезд. Кажется, в шестнадцать двадцать есть подходящий. Теперь бы не опоздать на вокзал.

Наташа вытерла пот со лба. Тяжелая кровать не хотела никаких перестановок и упорно цеплялась за пол. Кроме того, на ней горой лежали вещи из шкафа. Наташа мрачно посмотрела на груду юбок и маек и принялась скидывать их куда попало.

Она решила заняться ремонтом квартиры. Мысль эта пришла ей в голову внезапно, и очень ее обрадовала. Она знала, что тяжелый физический труд — непревзойденный лекарь душевных ран. И начать нужно со спальни.

Вообще, гостиной, как таковой, у них не было. Гости к чете Смирновых ходили редко, и супруги решили не разоряться на обязательную стенку и мягкую мебель. К тому же спать на кровати было удобнее, чем на диване.

Но сейчас эта кровать Наташу раздражала, потому что была слишком широка для нее одной, занимала чересчур много места и была тяжела для ее нежных женских рук.

Наташа пошла на хитрость — уперлась спиной в стенку, а ногами — в спинку кровати. «А ведь некоторые еще в тренажерный зал ходят, — злобно отдуваясь и вытирая пот со лба, думала она. — Лучше бы мебель двигали, экономия налицо…»

Она решила не покупать обои, а достать дешевой краски и выкрасить стены в веселый розовый цвет. В каком-то женском журнале, который ей дала почитать Машка, утверждали, что это выгоднее с точки зрения цены и дизайна. Дескать, в Европе давно перестали клеить обои. Там все берут в руки кисточки и творят интерьер своими руками.

Слава богу, что, перед тем как сдирать обои в комнатах, она все-таки надумала начать с прихожей. Попытавшись оторвать обои от стены, она оказалась засыпанной какой-то белой гадостью и мусором. В стене зияла дыра. Она начала сомневаться, что наши стены годятся под их краску. Одно дело — ровная поверхность, по которой возить кисточкой — удовольствие, но совсем другое — пытаться скрыть шероховатости и ямы. Это — как в макияже: на обложках журналов ровные, молодые лица, на которые косметика ложится легко, и совсем другое — пытаться повторить это на морщинах и прочих дефектах.

Она топнула ногой и ушла в кухню, оставив мусор лежать в коридоре.

«Что за жизнь, — размышляла Наташа, заваривая себе чай. — Сидишь здесь одна, как птичка в клетке… Всем этим журналисткам хорошо советовать заняться чем-то полезным, когда у тебя депрессия. К сожалению, если у тебя хандра из-за слишком маленькой зарплаты, их советы не спасут. Поменять прическу или гардероб, конечно, хорошо, и настроение поднимется, но… на все это нужны деньги».

Наташа отхлебнула из чашки и сморщилась. Что за ужасный вкус? Похоже, в пылу размышлений она перепутала соль и сахар. Вылив содержимое чашки в раковину, она села за стол и задумалась.

Почему она сбежала от Кленина? Рационально и внятно объяснить это она не смогла бы даже себе самой. Из-за фотографии Ирины, которую Кленин до сих пор возит с собой? Может быть. Или из-за того, что этот человек вдруг показался чужим, посторонним, никакого отношения к ее жизни не имеющим?

Когда-то она думала, что Сергей ухаживает за ней лишь для того, чтобы уязвить Ирину. Пусть она ему и нравится, возможно, Наташа для него просто средство для достижения цели. И именно эта самая мысль вновь возникла при виде фото из бардачка.

Сейчас, когда она остыла и смогла подумать, ей не хотелось слишком уж винить Сергея. Даже если все так плохо, то чем ее поведение отличается от его? Да, он ей нравится, он привлекателен и интересен. Но не было ли у нее тайного желания доказать что-то Андрею или себе самой, встречаясь с ним.

Зазвонил телефон. Наташа с опаской на него посмотрела. Меньше всего ей сейчас хотелось объясняться с Клениным. Но и прятаться не годилось. Может, это кто-то другой?

А кто, собственно, может позвонить? Муж? Маловероятно. Мама из деревни? Абсолютно невероятно. Подруги? У нее их нет, если не считать Машку. Но та, скорее всего, сейчас сажает цветочки на даче.

Трубку Наташа все-таки сняла, здраво рассудив, что положить ее обратно на рычаг всегда успеет.

— Ты что там, померла? — возмущенно заявила Машка. — Я тебе второй день звоню, а тебя нет.

— Я дочек отвозила в деревню, — отозвалась Наташа, чувствовавшая одновременно и облегчение, оттого что это не Сергей, и досаду.

— Ну и как там российская глубинка? — поинтересовалась Машка. — Впрочем, не думаю, что куры начали нестись по-другому… Ты много пропустила, пока наслаждалась идиллией на свежем воздухе.

— Например?

— Я испекла чудеснейший пирог с клубникой и рвалась прийти к тебе в гости с этим кулинарным шедевром!

— Приходи, — оживилась Наташа, уже предвкушая нежный, сладкий, воздушный вкус.

— Ха! Ты что думаешь, я сидела и смотрела на него? Или тут не нашлось других желающих? Его уже съели…

— Ну вот…

— Но сегодня у меня есть слоеные пирожки с рыбой!

Через час подруги сидели на кухне, с аппетитом поглощая пирожки и рассматривая очередной женский журнал.

— Вот, смотри, — говорила Машка, водя пальцем по странице, — тут про тебя все написано.

— Что именно? — Наташа улыбнулась. Энтузиазм Машки ее забавлял.

— «Десять признаков того, что вы себя не любите», — цитировала Машка. — Все подходят, я проверяла!

— Я себя люблю, — обиделась Наташа.

— А мы сейчас узнаем. «В гостях вам трудно общаться с окружающими?» — Машка сделала строгое лицо и взглянула на подругу.

Наташа пожала плечами:

— Смотря в каких гостях. С Федотовыми я прекрасно общаюсь.

— Федотовы не считаются, это почти родственники. Ты вообще-то когда в последний раз была там, где можно познакомиться с приличным мужчиной?

— Недавно, — вспомнила Наташа свой визит к Ирине на дачу. — Честно говоря, мне там не слишком понравилось…

— Вот видишь! Следующий пункт… «Вы часто безосновательно сомневаетесь в верности вашего спутника».

— Ничего себе, «безосновательно»! Если твой муж пропадает где-то всю ночь, а потом его привозит домой красивая дама на дорогой машине, что я должна думать?

— Может, они вместе меняли колесо на ее машине? Ладно, что там у нас еще? А, вот: «У вас нет программы на будущее».

— Есть у меня программа. — Наташа закинула в рот еще один пирожок. Тесто прямо-таки таяло во рту. — Сегодня начала делать ремонт. Завтра куплю газету с объявлениями и начну искать работу на лето.

— То-то я смотрю, у тебя как-то странно стоит мебель… Но ремонт и газета не считаются.

— Почему?

— Это не глобально. Мыслить нужно в масштабах.

— А я не хочу в масштабах, — упрямилась Наташа. — Мне и так неплохо.

Раздался звонок в дверь. Женщины переглянулись.

— Кого это принесло на ночь глядя? Ты что, завела любовника? Или блудный муж вернулся?

— Не знаю…

— Тогда нужно открыть. — Машка решительно поднялась со стула. — Вдруг это тот великолепный мужик на «мерседесе»? Отвезет меня домой с ветерком…

Но это оказался Федотов.

— Что это у тебя в коридоре? — спросил он, пытаясь отчистить белое пятно с брюк. — Какая-то гадость…

— Это я ремонт делаю, — объяснила Наташа, придвигая к нему блюдо с пирожками. — Угощайся!

— Вот это хорошо, — одобрил Федотов, усаживаясь за стол. — Это правильно. Гостей надо кормить. А где Джорджик?

— Умер, — коротко ответила Наташа и поскучнела.

— Да ладно, — Федотов ей явно не поверил. — Небось гуляет с Андрюхой. Я на самом деле пришел извиниться. Тогда на рынке я, конечно, проявил некоторую бесхарактерность. Но ведь он должен понять, что спорить с начальством — свинство! Все-таки оно деньги платит…

— Какой еще рынок?

— А он тебе не сказал? Тогда я тоже промолчу…

— Андрей ушел.

— Куда?

— К другой. — Наташа взяла еще пирожок. — Ты кушай, кушай…

Федотов понурился.

— И Джордж умер?

— Да. Заболел какой-то гадостью. Ветеринар сказал, у щенков такое часто бывает.

— Невеселые дела, — констатировал Костя. — Придется проявить смекалку и найти тебе еще одну собаку.

— Не вздумай, — предостерегла Наташа. — Не приму.

— Лучше найди ей мужчину, — влезла Машка. — Хотя, конечно, большой разницы между ними я не вижу. И того, и другого надо кормить. Желательно мясом.

— Мясо мы любим, — согласился Федотов. — Хотя и рыба сойдет.

— А потом, и те, и другие — кобели. Бросаются на все, что шевелится.

— Но ведь и среди собак попадаются особы женского рода, — резонно возразил Федотов и встал. — Пойду я отсюда. Нас, мужчин, здесь не ценят. Увидишь Андрея, передай, что мой дом для него всегда открыт.

— Кто бы сомневался, — буркнула Машка.

Но не успела Наташа вернуться к пирожкам, в дверь опять позвонили.

— У тебя аншлаг какой-то, подруга! Еще один сосед? Если он холост, я еще подумаю, стоит ли его угощать. Портят нам девичник…

На пороге стоял молодой человек с пакетом и дежурной улыбкой на усталом лице. Его она видела первый раз в жизни.

— Добрый вечер. Извините за поздний визит. Это вам. — Он протянул ей пакет.

— Это какая-то ошибка. — Наташа спрятала руки за спину и отступила назад. — Я ничего не заказывала…

— Подарок. Вам просили его передать, — стоял на своем парень. — Лично в руки.

— А расписаться не надо? — Наташа неуверенно пощупала пакет.

— Нет. — Парень начал спускаться по лестнице, не утруждая себя ожиданием лифта.

Наташа закрыла дверь и пошла к Машке советоваться.

— Смотри, что мне сейчас дали. — Она протянула ей сверток.

— Что это? — Машка повертела его в руках. Пакет был ярко-алый и приятно шуршал под пальцами.

— Не знаю. Посыльный сказал, что подарок.

— Новый год вроде уже был. — Машка отдала пакет Наташе. — Открывать будешь? Вряд ли это бомба.

— Может, перепутали?

— Какая тебе разница? Откроешь, посмотришь. Если передумают и вернутся, отдашь. Тебе что, совсем не любопытно?

— Еще как! — Наташа принялась разворачивать подарок.

Из-под верхнего слоя полиэтилена она извлекла нечто, завернутое в тонкую папиросную бумагу. Развернула — и обомлела.

Красный, в золотых цветах купальник. О котором она мечтала. Наташа взяла его в руки и прижала к щеке, чтобы почувствовать, что он реальный, а не приснившийся.

— Ого! Кто это дарит тебе такие подарки? Не тот ли господин с «мерседесом»? — вывел ее из задумчивости голос Машки.

Наташа покраснела. Ей ужасно хотелось примерить купальник, но одной, без свидетелей.

— Ладно, я сегодня великодушная, не буду тебя пытать. Надо же хотя бы иногда быть тактичной, для разнообразия. Съем последний пирожок и отвалю, — Машка взялась за журнал. — Однако мы не закончили тебя тестировать. Скажи, ты испытываешь чувство вины, когда тебе везет?

Наташа подумала. Повезло ей с Клениным? Наверно, да. Впрочем, жизнь покажет.

— Испытываю, — кивнула она.

Андрей сидел в кафе. Не в шикарном ресторане типа «Приличного», а в обычной уличной забегаловке под пестрыми выцветшими зонтиками, где подавали хот-доги и пиво. На душе было неспокойно. Только что он проводил Ирину на московский поезд, и они простились, по меньшей мере, на неделю. Как он будет жить все это время? Справится ли с ролью начальника?

Он отхлебнул кока-колу из банки и посмотрел на свой новенький мобильный телефон. Они с Ириной купили его по дороге на вокзал. Забежали, как когда-то с Наташей в булочную, Ирина ткнула пальцем в трубку, сообщив, что эта модель подойдет для амбициозного делового человека, и заплатила по счету. Он даже не успел достать кошелек.

— Все-таки тебе нравится меня унижать, — сказал он ей, когда они усаживались в машину. — У меня теперь есть деньги, я могу платить за себя сам.

— Ну извини. — Ирина слегка улыбнулась. — Я не успела перестроиться. Раньше тебя это не смущало…

— Это меня всегда смущало! — взорвался Смирнов. — Ладно. Не будем ссориться сейчас.

Ирина бросила на него странный взгляд, значения которого он не понял, и промолчала.

Сидя за столиком в уличном кафе, он думал о том, что горбатого могила исправит. Говорил же ему Макишев, что Ирина — ведьма, которой нравится соблазнять мужчин, уводить их из семей и бросать. А он не послушал чужого совета бежать от нее со всех ног и променял жену на эту темноволосую нахалку.

Будем считать, решил он, что предстоящая неделя — испытание. Годится он на роль руководителя и делового человека, нужна ли ему Ирина, — все это предстоит выяснить. Чтобы стало ясно, представляет он собой что-то, или его пресловутые «мозги» — лишь выдумка влюбленных женщин.

Мать встретила его в дверях. Она собиралась ехать на дачу к своей соседке, и предстоящие дни ему предстояло провести в одиночестве.

— Пока не забыла, — сказала она, целуя его в щеку, — тебе звонил Володя. Очень просил, чтобы ты с ним связался. Сказал, что это важно.

— Позвоню, — кивнул Смирнов. — Мам, может, вас с тетей Клавой отвезти?

— Нет, ее муж нас подбросит. У тебя такая красивая машина, что не хочется пачкать ее на проселочных дорогах.

Андрей помог донести сумки вниз. У подъезда уже стоял старенький «Москвич», набитый пустыми банками, старой одеждой и прочим хламом, который по весне неизменно перекочевывает из городских квартир на дачные участки. На крыше была привязана дверца от холодильника. Так теперь боролись с дачными ворами. Раньше на участках часто вскрывались дома, и оттуда вывозилось все, вплоть до подушек и одеял. Теперь хозяева, наученные горьким опытом, перед наступлением зимы увозили свой скарб с собой, а тяжелые предметы, такие, как холодильник, оставляли в полуразобранном виде.

Кое-как устроив мать поверх сумок и пакетов, Смирнов вернулся домой. Интересно, что случилось? Вряд ли этот звонок Володи вызван праздным любопытством насчет Ирины, хотя в ресторане Вовка делал все, чтобы ей понравиться.

— Мне нужно кое-что тебе передать, — сообщил приятель, не успев даже сказать «привет». — Ты сейчас свободен?

— В общем, да.

— Тогда встретимся через полчаса около супермаркета в начале моей улицы. Мне нужно купить молока и кефира. Ты же на машине? Вот и отлично.

Через двадцать минут Смирнов сидел в машине рядом с магазином и терялся в догадках. Что ему должен передать Вовка, от кого? Пожалуй, у них теперь нет общих знакомых, не считая, конечно, Ирины и Сони. Но с ними Вовка едва знаком…

Одиночество, сгущающиеся сумерки и запах цветов действовали на него угнетающе. Еще полгода назад он бы вернулся домой, обнял дочек, и они все вместе начали бы играть в «Милки Вей». А теперь он встретится с Вовкой, а потом поедет в пустую квартиру матери. И от этой перспективы ему стало так тошно, что на миг он даже решил напроситься к Вовке ночевать. Пусть Бумба клянчит еду, сопит в ногах, храпит всю ночь напролет. Все лучше, чем разогревать на кухне суп в одиночестве.

Из-за угла вышел Володя в тренировочном костюме, с Бумбой на поводке. Шарлей тянул хозяина вперед с такой силой, что казалось, будто Вовка летит на воздушных лыжах вслед за катером.

Андрей вышел из машины навстречу ему.

— Будь другом, подержи это создание. — Пыхтя и отдуваясь, приятель передал ему поводок. — А я сгоняю в магазин, пока он не закрылся.

Вовка трусцой побежал в супермаркет. Зазевавшись, Смирнов вспомнил, что забыл закрыть машину. Подтащив к себе упирающуюся собаку, он с трудом достал ключи. Бумбе было скучно. Он махал хвостом и скулил, пытаясь дотянуться до фонарного столба и там всласть отвести душу.

— Да постой ты на месте хоть минутку! — Смирнов уронил ключи в грязь. — Как тебя только хозяева терпят!

Кое-как найдя ключи и заперев машину, Андрей позволил шарпею тащить себя куда угодно. Терпеливо ожидая собаку, которая занялась изучением содержимого мусорного бачка, он поглядывал на двери магазина.

Вовка появился через семь минут.

— Представляешь, там была очередь, — сказал он, забирая собаку. Бумба уперся всеми лапами, но его так грубо тащили за ошейник, что ему пришлось сдаться, чтобы не умереть от удушья. — В такое время! Ладно, я по вечерам шляюсь, мне нужен кефир для собаки. Надька его разбаловала, он без чашки кефира спать не ложится. А этим что надо?

— Ты говорил, что у тебя дело, — напомнил ему Андрей. — Что случилось?

Вовка сразу стал серьезным.

— Не знаю даже, с чего начать. Как-то это непросто…

— Нам обязательно шушукаться на улице, в темноте? Можем поехать ко мне или пойти к тебе.

— Думаю, будет лучше, если ты прочитаешь это сам, без свидетелей, — сказал Вовка, передавая ему смятый конверт. — Я давно это храню.

Смирнов посмотрел на бумагу в руке. Письму уже много лет, сразу видно. Слегка рваные края, пятно вместо адреса.

— Это было, когда я учился в Москве. — Вовка дернул к себе собаку. — Приехал на каникулы, а мать мне передала это письмо. Сказала, что его отправили через каких-то знакомых. Тут кое-что о тебе, вернее, это целиком касается тебя. В общем, делай с этим, что хочешь. А мне надо идти, Надежда наверняка заждалась.

Андрей посмотрел на конверт, потом на удаляющуюся спину Володи. В почерке было что-то неуловимо знакомое. Смирнов нахмурился и, стоя в желтом свете уличного фонаря, достал два аккуратно сложенных листика. Между ними была засунута фотография.

Андрей посмотрел на снимок. Сначала он не узнал женщину, которая стояла на фоне водопада и обнимала за плечи какого-то волосатого парня. Потом его сердце ухнуло куда-то в пятки.

Это была Маргарита, веселая, смеющаяся молодая Маргарита. Правда, волосы у нее здесь были намного светлее, чем он знал, но все равно это была она.

— Слышь, мужик, у тебя спичек не найдется? — окликнул его чей-то грубый голос.

Оглянувшись, Смирнов наткнулся на коротышку в мятой тельняшке и грязных брюках. От него сильно разило перегаром. Припухшие глаза с вызовом уставились на Андрея, словно говоря: «Посмотрим, какой ты крутой!»

— Я не курю, — стараясь говорить спокойно, сказал он.

Коротышка ухмыльнулся, обнажив гнилые зубы:

— Бережешь, значит, здоровье? Тогда дай поправиться. Двадцатки не хватает.

Смирнов чуть заметно пожал плечами, полез в карман, отсчитал двадцать рублей и вручил незнакомцу. Тот взял деньги и прищурился.

— Мы с тобой, часом, не знакомы? Где-то я тебя видел…

«В вытрезвителе», — подумал Андрей, но вслух не сказал.

— Счастливо, — бросил коротыш и зашаркал к супермаркету.

Андрей сел в машину, закрыл окна и включил свет в салоне. Письмо было адресовано Вовке.

«Привет, Вальдемар! На днях услышала от Ленки Толмачевой, что ты теперь учишься в МАДИ и даже ухаживаешь за дочкой ректора. Поздравляю! Надеюсь, она не слишком уродлива?

Как видишь, я добралась пока только до Канады. Но мне здесь так нравится, что, пожалуй, Америка подождет. Мы с моим другом Даниэлом на следующий год решили поехать на Великие озера. Если, конечно, к тому времени не разойдемся. В таком случае, придется ехать без него.

Как там Андрей? Знаю, что поступила нехорошо, но так и было задумано. О стервах забывают быстрей. Если бы я вела себя как пай-девочка, он бы переживал дольше.

Мне тут открылось, что есть люди плохие и хорошие. Звучит глупо и банально, просто-таки до омерзения, но это и в самом деле так. Мы с тобой всегда болтались где-то в серединке. Так, серость какая-то. А вот Андрей — настолько хороший, что рядом с ним иногда кажется, что остальные люди не имеют права на существование. Почти как ангел. Но с ангелами ведь не живут, правда?

Но это так, лирика. Я все равно бы уехала. Перешеевск обойдется без меня. Я тут устроилась на работу и планирую года через три стать директором издательства. Представляешь?! У канадцев, конечно, смешные представления о тиражах, но мне для начала работы хватит.

Привет всем, особенно Андрею. Думаю, та история давно забыта? Может, когда-нибудь увидимся, хотя… навряд ли. Марго».

Смирнов спрятал письмо обратно в конверт. Завел двигатель и медленно поехал вдоль улицы. Она была почти пуста. Ни людей, ни машин. Перешеевск словно заснул, или это ему казалось?

Рядом с магазином он увидел пьяного коротышку. Тот шел, обнимая за плечи какую-то усталую женщину в цветастом платке, и что-то хрипло ей говорил, смеялся. Ему было хорошо.

Блаженное состояние! Что нужно сейчас этому человеку? Да ничего! Потому что у него уже есть две вещи, которые делают его сейчас счастливым: водка и женщина. Смирнову, к сожалению, подавай весь мир.

Нужно жить настоящим, перестать все время оглядываться на прошлое. В этом, наверное, залог счастья? Андрей не мог ответить точно, но смутно чувствовал, что внутри у него стало спокойнее.

Жизнь — это бой. Если ты попал в переделку, ранен, ты можешь недолго отлежаться в госпитале, но потом снова — в бой. Встаешь на ноги и идешь дальше. Нет смысла прятаться в кустах, сожалея о том, что было. Прошлого не вернешь, и в этом его прелесть. А завтрашний день сулит много неожиданностей. Приятных или плохих — там будет видно.

Он притормозил рядом с пьяницей и его женщиной.

— Мужик, давай подвезу!

Коротышка подозрительно на него уставился:

— Да? Нам вообще-то недалеко… А ты правда отвезешь куда надо?

— Куда скажешь, — ответил Смирнов. — Остановка по требованию!