На ассамблею они не пошли. Хотя этого и следовало ожидать, Пруденс все же удивило решение кузена. Однако на приведенные им аргументы возразить ей было нечего.

– Боюсь, шумное веселье в накуренном помещении среди незнакомых людей да еще в такую влажную погоду может тебе только навредить. К утру ты, несомненно, совсем разболеешься. – На лице Тима было написано откровенное беспокойство, но прикосновение его ботинка к ее туфле под столом противоречило его словам. Его явно заботило не одно только ее здоровье.

Похоже, все остальные постояльцы ушли на ассамблею. Гостиная была фактически в их полном распоряжении. У Пруденс было такое чувство, что сама их уединенность действует на нее удушающе. Из-за дождя все окна были закрыты, и разожженный в камине огонь наполнял комнату удушливым теплом. Приглушенный шум дождя за окном, потрескивание дров в камине, тиканье часов на каминной полке убаюкивали, и мало-помалу движения их рук, выбрасывающих карты, стали более замедленными, а голоса зазвучали тише. Миссис Мур начала клевать носом.

Под столом Тим скрестил ноги, дотронувшись как бы нечаянно носком ботинка до юбки Пруденс. Она вздрогнула и отодвинулась. В следующую секунду, одновременно с тиканьем часов, ботинок Тимоти вновь коснулся ее юбки. Пруденс отставила ноги в сторону, стремясь избежать дальнейших прикосновений кузена. Он также изменил позу, придвинувшись к ней ближе. В раздражении Пруденс подумала, как может миссис Мур дремать, когда часы так громко тикают, отмечая бег навечно ускользающих минут.

От тиканья часов и ритмичных прикосновений ботинка Тимоти к ее юбке у Пруденс начало стучать в висках. Неожиданно ботинок Тимоти коснулся носка ее туфли, и его нога прижалась к ее ноге.

Пруденс сосредоточила все свое внимание на картах, стараясь не замечать сидевшего рядом обольстительного ангела с небесно-голубыми глазами, которые искали ее взгляд с такой жадностью, что сердце у нее бешено заколотилось. Конец, конец, конец, тикали часы, напоминая ей о ее решении. Она должна положить конец этому флирту под столом. Она должна положить конец своей страсти и двигаться дальше.

Но пока единственным движением было движение под столом ноги Тимоти. Внезапно он положил ей на колено руку. Рука была теплой и тяжелой, она медленно и осторожно скользила вверх с явным намерением коснуться ее бедра. Пруденс вспомнила Понсонби, и тут же перед ее мысленным взором возник Чарльз Рэмси.

– Нет! – Она собрала все свое мужество и схватила Тима за руку.

Миссис Мур подняла голову и хрипло пробормотала:

– Моя очередь? – Не закончив фразы, она опустила голову на спинку кресла, в котором сидела, и вновь задремала.

Рука Тимоти, на мгновение замерев, возобновила свое движение.

– Нет, – шепотом сказала Пруденс. Каждая клеточка ее тела восставала против голоса разума, явно наслаждаясь прикосновением его руки. – Нет! – Она сбросила с колена его руку и вскочила на ноги, страшась не столько прикосновений Тима, сколько собственного желания позволить его руке делать все, что заблагорассудится.

– Миссис Мур! – произнесла она громко дрожащим от волнения голосом и потрясла почтенную даму за плечо, пытаясь ее разбудить. – Миссис Мур, мы должны сегодня лечь пораньше, если хотим отправиться завтра на рассвете к лагунам.

Миссис Мур открыла глаза и посмотрела вокруг затуманенным, бессмысленным взглядом. Вид у нее был помятый и сбитый с толку – точно так же чувствовала себя в этот момент и Пруденс.

– Лечь пораньше? Разумеется. – Миссис Мур рывком поднялась с кресла и направилась к двери, стараясь идти своим обычным бодрым шагом.

– Пруденс! – Голос Тимоти остановил Пру, когда она, последовав за миссис Мур, была уже в дверях. – Подожди минутку, пожалуйста.

Миссис Мур, поставившая уже ногу на первую ступень лестницы, обернулась. Она яростно моргала, не давая своим глазам закрыться, и Пруденс подумала, что сейчас почтенная леди весьма похожа на сову. Взмахом руки показав миссис Мур, что ждать ее не надо, она повернулась к Тимоти.

Тим выдавил из себя улыбку. В ней не было радости, а только печаль и недовольство, что она так рано его покидает.

– Тебе известно, что я не одобряю этой твоей экскурсии?

– Известно.

– И тем не менее ты все же намерена отправиться к лагунам завтра утром?

– Да, – ответила Пру еле слышно. Ее несказанно удивляло, что она осмелилась противопоставить воле Тима свою. Она сделала это дважды за один вечер, что было просто поразительно.

Тим стиснул зубы, и улыбка сползла с его лица.

– Если бы я мог запретить тебе поехать на эту экскурсию, я так бы и сделал. Ты не знаешь… не можешь знать, насколько вероломны мужчины.

– Думаю, я знаю, – ответила тихо Пру. Тимоти убрал упавшую на лоб прядь.

– Я тут навел справки об этой семейке Рэмси…

Пруденс мгновенно насторожилась.

– Да?

– Они еще хуже, чем я думал.

– Как так?

– Рэмси пользуются дурной славой, моя дорогая. О них ходит множество слухов. Пять братьев и сестра – и у каждого какое-нибудь прозвище. Один из них пьяница, другой, говорят, умирает от сифилиса. Сестра – отчаянная наездница. Ее так и прозвали – Амазонка. И все они бедны, как церковные мыши, благодаря своему братцу, прозванному Мотом, который проиграл в карты все их состояние…

– Ты забываешь, – прервала его Пруденс, – что я тоже бедна.

– В чем ты совершенно не виновата, – произнес он так, словно это было совсем другим делом.

– Но разве виноваты Чарльз и Руперт Рэмси, что судьба наградила их такими отвратительными братьями?

– Чарльз виноват в том, что он, старший из братьев, доверил состояние семьи моту.

– Сейчас он, вне всякого сомнения, согласится в этом с тобой. Но тогда он думал, что, возлагая на брата столь серьезную ответственность, помогает ему исправиться и стать другим.

– Я вижу, он раскрыл перед тобой душу. – Рот Тимоти скривился, и в глазах мелькнуло выражение боли. – Я боюсь за твое доброе имя, Пру. Рэмси могут только запачкать его.

Пруденс прикусила язык. Она не станет больше говорить Тиму, что она скорее рискует скомпрометировать себя в его обществе, чем в обществе кого-либо другого. Однако ее молчание говорило громче всяких слов.

Тим бросил на нее сердитый взгляд и принялся мерить шагами комнату.

– Я весьма тронута твоей заботой, – проговорила Пруденс, стараясь держаться от него на расстоянии.

– И однако ты игнорируешь мой совет. Может, ты уже позволила Легкомысленному Рэмси соблазнить себя, а?

Пруденс показалось, что он ее ударил.

– Соблазнить? Человеку, которого я знаю всего несколько дней?! Как ты только мог подумать такое?

В глазах Тимоти сверкнул гнев.

– Мне сказали, ты откровенно разыскивала его на улице средь бела дня.

С ее стороны, подумала Пруденс, было, конечно, верхом глупости рассчитывать, что ей удастся сохранить это в тайне. Как и надеяться, что он не подвергнет критике ту самую ее слабость, которую сам же в ней и взрастил.

Тимоти еще не кончил.

– Как вышло, что этот человек сопровождал тебя на обед в Павильон?

Она должна была защитить себя.

– Принц предложил, чтобы лорд Рэмси был моим эскортом.

– Принц? Человек, который даже не пытается скрывать свои любовные связи? И, следуя его совету, ты решила довериться тому, кого все знают как Легкомысленного Рэмси?

– Я тогда не знала, что все его так зовут.

– Неведение не может служить оправданием глупости, Пру. Я уже дважды за сегодняшний вечер просил тебя не ездить завтра к лагунам. Ежели ты все-таки настаиваешь на том, чтобы отправиться туда с Рэмси…

– И что тогда? Уж не хочешь ли ты сказать, что выгонишь меня из своего дома из-за воображаемого нарушения приличий, тогда как ты сам прежде всего несешь ответственность за единственное искушение, которому я едва не поддалась?

Тим вздохнул и провел рукой по волосам.

– Даю тебе слово, я возвращусь к Эдит, следуя твоему совету, как только позволит погода, но я должен предупредить тебя, что, если ты не прекратишь якшаться с этими Рэмси, дверь моего дома будет для тебя закрыта.

Она едва не задохнулась от изумления, не ожидая от него столь жестоких слов.

Он сглотнул, и его губы сурово сжались.

– Джейн и Джулия… Я не могу допустить, чтобы их коснулась даже тень скандала… скандала, который, несомненно, ожидает тебя, если ты не откажешься от общения с Рэмси.

С трудом удержавшись от резкости в ответ на его лицемерные слова, Пруденс повернулась и вышла из комнаты.

Она поднялась к себе, но не затем, чтобы лечь спать. Тимоти пригрозил указать ей на дверь. Только что он сжимал ей бедро и в следующую же минуту пообещал выгнать ее из своего дома, если она не прекратит встречаться с Рэмси. Что же ей делать? У нее не было на примете никакого места. Как не было и никого, к кому бы она могла обратиться за помощью, по крайней мере из родственников. Но попытаться все же стоило. Вздохнув, она взяла в руки перо и села за письма.

В письме кузине она написала, как дорого она ценит гостеприимство, оказанное ей в ее доме, подробно объяснив, почему она больше не желает быть обузой для семьи Маргрейв. Жизнь, писала она, это путешествие, и сейчас их дороги расходятся. В конце она настоятельно рекомендовала Эдит пройти курс лечения в банях Махомеда в Брайтоне. Вложив в письмо коротенькую записку для Джейн и Джулии, она со вздохом запечатала конверт.

Затем, вновь очинив перо, она окунула его в чернильницу и принялась за письма всем, кого знала или с кем была связана родством, объясняя свое желание найти новое место. Это заняло у нее не один час и потребовало большой сосредоточенности. К тому времени, когда она закончила, у нее болели все пальцы на правой руке. Решительно она отбросила все свои страхи и сомнения, не позволяя себе задерживаться на мысли, что ее писанина ни к чему не приведет. В данный момент письма означали надежду. И она не собиралась с ней расставаться.

Пока она писала, дождь прекратился, и, привлеченная внезапной тишиной, Пруденс подошла к окну. Красота ночного неба и желание глотнуть свежего воздуха соблазнили ее выйти на влажный балкон. Тонкий белый батист ее пеньюара, такой же прозрачный, как перистое облако, закрывшее на мгновение лунный диск, моментально заплескался на ветру. В первый раз с тех пор, как начался дождь, в просветах между облаками проглянули звезды. Они несли с собой надежду, что завтра наконец выглянет солнце.

Как вскоре оказалось. Пруденс была не единственной, кто понял значение появления звезд. В тот самый момент, когда она глядела на небо, на их улицу въехал экипаж. Поначалу Пру не обратила на него никакого внимания. Возница сгорбился на козлах, а пассажиры в окна не смотрели. Они не могли видеть ее на темном балконе. Экипаж остановился у входной двери пансиона, прямо под ней, и она услышала, как женский голос сказал, что разговор займет у нее не более минуты. Голос принадлежал Грейс Рэмси, и Пруденс сразу же его узнала.

Колокольчик внизу звонил и звонил.

Наконец входная дверь распахнулась.

Пруденс, готовая уже ринуться вниз, чтобы узнать, что привело Грейс в пансион в столь поздний час, замерла, услышав внезапно голос на улице, который был ей также хорошо знаком. Чарльз Рэмси вышел из экипажа, решив полюбоваться ночным небом. В окошке кареты показалось лицо его брата Руперта.

– Какая дивная ночь! – воскликнул Руперт.

– Ты так считаешь? – Чарльз посмотрел вверх на безоблачное чистое небо. Он испытывал странную подавленность, хотя для этого, казалось, не было никаких причин. Наоборот, он должен был бы быть сейчас на седьмом небе от счастья. Сегодня утром он виделся с мисс Стэнхоуп. И она привела к нему Розу Торгуд, которая заказала у него товаров на сумму, о какой он не смел и мечтать. К тому же один из приятелей принца счел нужным наконец оплатить свой счет. Похоже, подумал Чарльз, для него наступила полоса везения. Да и дождь прекратился. Почему же тогда он чувствовал себя таким несчастным? Почему в глубине души не мог согласиться с Ру, что это была дивная ночь?

– Какая же все-таки скукотища эта ассамблея, – проворчал он.

– Особенно учитывая отсутствие на ней мисс Стэнхоуп, – заметил с ухмылкой Руперт.

– Да, должен признать, я надеялся встретить ее там. Я хотел… – Чарльз поднял глаза к балкону, на котором как-то увидел Пруденс, Когда она подглядывала за ним. Ему очень хотелось встретиться с ней. Он сожалел, что ему не удалось потанцевать с ней сегодня на ассамблее, где у него был бы законный предлог дотронуться до нее, но не так, как сегодня утром, когда он пытался избавить ее от головной боли. Нет, он хотел прикоснуться к ней совсем по-другому, как мужчина к женщине, а не как врач к больной. В кармане у него лежали ее перчатки – маленькие белые перчатки из мягкой кожи, от которых исходил тонкий аромат ее жасминовых духов. Она забыла их – малую часть себя – в его доме, и он носил их с собой целый день.

– Знаю, ты хотел поблагодарить ее за то, что она познакомила тебя с Розой Торгуд, – закончил недосказанную им фразу Руперт. – Ты сказал об этом уже по крайней мере раз десять.

Чарльз не ответил брату, продолжая смотреть на балкон. Скорее всего, подумал он, ему почудилось там какое-то движение. Слишком уж многого он хочет, надеясь увидеть ее там второй раз. На балконе было темно, и как он ни напрягал зрение, ему не удавалось ничего разглядеть, кроме колыхания какой-то белой ткани, вероятно, шторы, развевающейся от ветра в открытом окне в глубине балкона.

– Неужели твоя хорошенькая гувернантка заставила тебя наконец-то поглупеть, Чаз?

Чарльз отошел от экипажа и вновь посмотрел на балкон. Развевающаяся белая штора походила на привидение.

– Что же все-таки произошло между вами в тот день в банях? – не отставал от него Руперт. – Насколько я помню, последний раз, когда я осмелился тебя об этом спросить, ты меня чуть не утопил.

– С моей стороны было в высшей степени глупо не закончить дела тогда же, чтобы ты больше не приставал ко мне с подобными вопросами.

– Глупо?

– Весьма глупо. Я вообще веду себя, как настоящий дурак, с того момента, как в первый раз прикоснулся к ней, – признался тихо Чарльз.

– Ага! Выходит, ты сделал-таки ей массаж! Я так и думал. А иначе зачем бы набрасываться на тебя с такой яростью? Однако в последнее время она, как мне кажется, поглядывает на тебя с симпатией. Может, мисс Стэнхоуп тоже поглупела, как и ты, после вашего приключения в банях, а, Чаз?

Чарльз вздохнул. Мелькание белой шторы вновь привлекло его внимание к балкону.

– Я думаю, кузен мисс Стэнхоуп предпочел бы не видеть ее в обществе членов семьи Рэмси, и, если ты не прекратишь изводить меня подобными вопросами, я буду вынужден согласиться с ним в этом.

Руперт рассмеялся.

– Неужели, Чаз, мы выглядим такими уж плохими?

– В глазах общества мы отвратительное сборище подонков и неудачников без пенни в кармане. – Последние слова едва не застряли у Чарльза в горле, и его голос прозвучал как-то придушенно. На мгновение из-за облака выглянула луна, и в ее серебряном свете он увидел, что привидение на балконе было совсем не развевавшейся от ветра шторой. Над ними стояла Пруденс, придерживавшая на груди тонкий белый пеньюар, и его полы колыхались на ветру, как морские водоросли под действием прибоя.

Входная дверь в пансион отворилась, ослепив его потоком света, и он перестал видеть Пруденс. По ступеням медленно сошла Грейс.

– Ну как? – спросил Руперт. – Тебе удалось с ней поговорить?

– Нет. – Грейс тяжело вздохнула и подождала, пока дверь за ней не закрылась, отрезав свет – и тех, кто мог их подслушивать, – прежде чем продолжить: – Я разговаривала с ее кузеном. Красивый мужчина, но несколько холодноватый. Он сказал, что Пру почувствовала себя неважно и рано ушла спать. На мои слова, что нам очень не хватало их на ассамблее, он только и выдавил: «Какая жалость». Я начала объяснять ему, что мы собираемся заехать за Пруденс в половине седьмого, если не будет дождя и если она все еще намерена отправиться с нами к лагунам. В ответ он сказал, что вряд ли она будет в состоянии составить нам компанию.

– Он грубо с тобой разговаривал? – спросил Руперт. – Я начинаю верить Чарльзу, который только что уверял меня, что Рэмси не нравятся кузену Пру.

– Он не был грубым, но и особенно вежливым его тоже не назовешь, – ответила мужу Грейс, усаживаясь с помощью Чарльза в экипаж. – Ты знаешь, все то время, пока мы с ним разговаривали, меня не покидало странное чувство, что он и не собирается передавать Пру мои слова.

Чарльз вслед за ней сел в карету.

– Не волнуйся, – в голосе его звучала уверенность. – У меня нет ни малейших сомнений, что мисс Стэнхоуп будет ожидать нас в половине седьмого, если действительно пожелает к нам присоединиться.

– Как ты можешь быть в этом уверен? – раздраженно заметила Грейс. – Говорю тебе, я убеждена, что Маргрейв ничего ей не скажет о моем визите.

Усевшись, Чарльз высунулся в окошко и посмотрел на балкон. Неподвижная, как статуя, мисс Стэнхоуп стояла там, глядя на них. Вне всякого сомнения, она не пропустила из их разговора ни единого слова.

– Поверь мне, – сказал он Грейс и коснулся пальцами полей шляпы, молча приветствуя застывшую на балконе фигуру, – у меня есть все основания полагать, что мисс Стэнхоуп присоединится к нам завтра, если на то будет ее воля.