Пруденс наклонилась над скалистой кромкой, окружавшей спокойные воды небольшой лагуны, которую она выбрала для осмотра из множества других. Стайка крошечных рыбешек метнулась в сторону, стремясь уйти от возможной опасности, которую несла внезапно упавшая на их подводный мир тень. Пруденс вздохнула. Она понимала рыбешек. Над ее собственным миром, над всем ее будущим тоже нависла тень, пугающая тень неизвестности.

И однако, если бы все ее мысли и чувства были сосредоточены сейчас на настоящем, она поняла бы, что безмерно счастлива. Утренний воздух, омытый дождем, был свежим, но не холодным. Морской бриз ласково играл ее волосами. Высоко в небе плыли всего лишь несколько облаков и парили птицы, что предвещало чудесный день.

Прямо перед ней был целый неизвестный мир. Каждая лагуна с ее неподвижными водами могла по праву называться подводным царством, не менее диковинным и загадочным, чем Морской павильон принца-регента. Это было царство водорослей, изящных губок и стремительно скользящих в воде морских обитателей. В миниатюре здесь был представлен почти весь подводный мир, но Пруденс интересовали главным образом раковины. Раковин вокруг нее было великое множество, но ни одна ей не подходила. Скалистый берег был усеян крошечными, похожими на миниатюрные вулканы конусообразными блюдечками и литориями всех цветов радуги, но ей не хотелось убивать живущих в них моллюсков, если существовала возможность отыскать более крупные и уже освобожденные своими обитателями спиральные или двустворчатые раковины. Раковины предназначались для Джейн и Джулии. Ей было странно думать, что она может никогда больше не увидеть девочек, – странно и тревожно.

Рядом с ее отражением на ровной водной глади появилась голова Чарльза Рэмси. Он слегка коснулся пальцами ее плеча. Вчерашней ночью он фактически признался своему брату, что любит ее. Было ли искренним это признание? Действительно ли он любил ее, или он был способен лишь испортить ей репутацию и разбить сердце, как пытался уверить ее в том Тимоти? Правда ли, что, как она давно предполагала, нельзя доверять ни одному мужчине? На миг эта мысль застыла у нее в мозгу, как застыла и рука Рэмси, прежде чем коснуться ее плеча.

Она повернула голову и почувствовала щекой исходящее от его пальцев тепло. В этот момент ей не хотелось верить, что намерением Чарльза Рэмси было погубить ее. Она закрыла глаза, наслаждаясь ощущением его близости, глубоко вздохнула и отошла от лагуны.

– Да?

Чарльз подал ей руку, чтобы помочь пробраться между скал.

– Идемте. Грейс нашла преинтереснейшее создание.

«Преинтереснейшее создание». Пруденс отряхнула юбку и подала ему руку. Многие, несомненно, назвали бы так самого Рэмси. Всю дорогу от Брайтона он развлекал их рассказами о своих приключениях. Он рассказал им о заклинателях змей, девушках, исполняющих танец живота, опиумных притонах и танцах с бумажными изображениями драконов. Пруденс была совершенно очарована.

Он сам, подумала она, был в некотором роде заклинателем змей. Роза была права, сказав как-то, что Чарльз Рэмси мог зачаровать и кобру. Можно ли доверять заклинателю змей? Могла ли она верить словам, намекавшим на его любовь к ней? Или все это было просто новой шуткой Легкомысленного Рэмси, шуткой, не менее злой, чем та, которую он сыграл с ней в банях Махомеда, изобразив из себя массажиста? Он видел ее вчера. Он знал, что она стоит на балконе. Он мог сказать что угодно, не сомневаясь, что она поверит его словам.

– Скорее сюда! – замахала ей Грейс, стоявшая чуть поодаль у другой лагуны. – Вы должны увидеть это изумительное создание.

«Изумительное создание» было телесного цвета и весьма причудливое на вид. Мясистые отростки с одной стороны его похожего на гусеницу тела походили на миниатюрные коровьи рога, а длинные коричневые ворсинки на спине мгновенно вызывали в памяти подушечку для иголок и булавок.

– Да он настоящий денди! – выдохнула, подойдя, Пруденс с подобающим случаю восторгом. – Необычайно элегантный и изящный морской слизень.

– Так это слизень? – протянула разочарованно Грейс. – Ну надо же. А я подумала, что он выглядит прямо как крошечный барсучонок.

Пруденс рассмеялась.

– Он так и выглядит, и никто не мешает вам и впредь его так называть. Он – великолепное создание, каким бы непрезентабельным ни было его имя.

– Ладно, – проговорила повеселевшим голосом Грейс. – Пойду посмотрю, что так сильно занимает Руперта. Он был полон решимости найти краба с голубыми ногами. – Она махнула им и зашагала к следующему из подводных мирков.

Пруденс подняла голову. Чарльз Рэмси смотрел на нее так, словно она только что сказала нечто необычайно значительное.

– «Что значит имя?» – проговорил он тихо.

– Имя? – Имел ли он в виду свое имя, Рэмси? Внезапно она поняла. Он цитировал строку из «Ромео и Джульетты».

– «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет».

– Вы говорите о Розе Торгуд? Или пытаетесь изобразить Джульетту? – поддразнила его слегка Пруденс.

– Если желаете, я готов стать Ромео для вашей Джульетты, – галантно предложил Рэмси, – но только после того, как поблагодарю вас за Розу Торгуд.

– Она чудесная женщина, не правда ли? – Пруденс слегка покраснела при мысли, что он подумал о них как о Ромео с Джульеттой.

– Согласен, она замечательная женщина и еще более замечательная покупательница. Я рад, что вы смогли посетить меня вчера, несмотря на вашу головную боль и неодобрение вашего кузена.

Чувствуя, что не может сейчас взглянуть ему в глаза, Пруденс устремила взгляд на лагуну.

– Вы кое-что забыли у меня вчера. – Чарльз достал из кармана ее перчатки и, повертев мгновение в руке мягкие кожаные пальчики, протянул перчатки Пру.

– Спасибо, – сказала она, принимая перчатки, немного удивленная тем, что он не стал искать предлога, чтобы подержать их в руке подольше. – И разрешите еще раз вас поблагодарить за то, что вы избавили меня от головной боли.

Чарльз кивнул.

– Скажите мне, – он сделал шаг в сторону и сел на обломок скалы, – как вы чувствуете себя сегодня?

– Чудесно. – Пруденс подняла голову. С того места, где он сидел сейчас, Чарльзу была видна лагуна, и он также мог смотреть ей прямо в глаза, когда бы она их ни поднимала.

Он поднял брови, как бы подвергая сомнению ее слова.

– Вчера вы тоже вначале говорили, что отлично себя чувствуете.

Пруденс вспыхнула.

– Сегодня я действительно чувствую себя прекрасно. Поверьте. Я не преминула бы сказать обратное, хотя бы только для того, чтобы вновь увидеть, как вы творите свою магию.

Чарльз улыбнулся.

– А как же ваш кузен?

Вопрос Чарльза застал Пруденс врасплох. Она нахмурилась, сглотнула, выдавила из себя улыбку и как можно более небрежным тоном произнесла:

– Насколько мне известно, он тоже не страдает сейчас головной болью.

Чарльз рассмеялся.

– Надеюсь, вы не думаете, что меня удовлетворит подобный ответ?

– Ой, смотрите, какая великолепная красная актиния! – воскликнула Пруденс, показывая на лагуну в надежде его отвлечь.

Стремительно поднявшись, Рэмси обошел лагуну и встал рядом с ней, едва не задев ее при этом плечом. Мгновение он внимательно разглядывал актинию, затем повернул голову и сказал ей почти в самое ухо:

– Так вы говорили…

– Говорила?

– О вашем кузене. Вчера вы почти что признались мне, что он недолюбливает нас, Рэмси. Ему известно, что вы здесь?

– Да, – ответила Пруденс еле слышно. Сейчас Тим, несомненно, уже должен был знать, что она отправилась с Рэмси к лагунам.

– Значит, он все же сказал вам о вчерашнем визите Грейс?

– Нет.

– Гм. – Мгновение Чарльз пристально глядел на ее профиль, словно ожидал, что она скажет еще что-нибудь. – Вы пострадаете из-за того, что оказали нам честь и присоединились к нашему обществу?

Пруденс нервно облизала губы.

– Возможно.

– Может, вы доверитесь мне и расскажете об этом подробнее?

Довериться ему? Пруденс нахмурилась. Она уже доверилась Тиму, и что из этого вышло? Мужчинам нельзя было доверять. В этом была суть проблемы. Больше всего на свете ей Хотелось с кем-нибудь это обсудить, но она не могла говорить плохо о мужчинах мужчине.

Как не могла и осуждать своего кузена в присутствии Рэмси. Она покачала головой.

– Мои страхи могут оказаться совершенно необоснованными.

Ее ответ не успокоил Чарльза.

– Ежели они все же оправдаются, вы обещаете, что обратитесь ко мне за помощью?

Пруденс глубоко вздохнула и прикусила нижнюю губу, пытаясь унять в ней дрожь.

– Да, обещаю. И спасибо вам за вашу доброту. – Интересно, подумала она, почувствовал ли он, какое облегчение она испытала, ответив согласием на его предложение?

– Мной руководит в сущности не доброта, мисс Стэнхоуп, когда дело касается вашей безопасности и счастья.

– Нет? Что же тогда?

– Ну, мисс Стэнхоуп, не станете же вы отрицать, что слышали, как я говорил о своих чувствах к вам?

– Прошлой ночью вы лишь признались в собственной глупости, милорд, – прошептала она, изумившись тому, что он решил напомнить ей о своих вчерашних словах.

– Могу я надеяться, мисс Стэнхоуп, что и вы когда-нибудь поглупеете так же, как и я? – Пруденс вспылила.

– Поглупею? Не могу сказать со всей определенностью, что я чувствую по отношению к вам, но во всяком случае это не назовешь глупостью.

– Посмотрите на меня, мисс Стэнхоуп. Она повернула голову и посмотрела на него с настороженностью, какая обычно появляется во взгляде человека, когда он глядит другому прямо в глаза.

Чарльз встретил ее взгляд без подобной настороженности. В его глазах она увидела лишь неподдельный интерес, радостное изумление и еще что-то, чего не смогла определить. Она мгновенно расслабилась. Его выразительные глаза были красноречивее любых слов. Они говорили, что она ему очень нравится, что в сущности он желает ее. Его лицо светилось любовью и добротой.

– Мы друзья? Добрые друзья?

Его вопрос удивил Пруденс. Однако после секундного размышления она все же кивнула. Хотя он и был Легкомысленным Рэмси и у нее все еще оставались сомнения в отношении его намерений, она считала этого человека своим другом.

– Мы достаточно хорошие друзья с вами, чтобы я мог называть вас Пруденс, а вы меня Чарльзом?

– Другое имя для розы? – спросила она лукаво.

Он кивнул. Глаза его сияли.

Поколебавшись мгновение, она ответила:

– Да, вы можете называть меня Пруденс… Чарльз. – Она едва не сказала Чаз, как его обычно называл Руперт.

Чарльз улыбнулся. Он был явно в восторге.

– Спасибо, Пруденс.

Внезапно он наклонился и поцеловал ее дважды в лоб. Поцелуи застали ее врасплох, и, смутившись, она отпрянула.

Она не сомневалась, что когда-нибудь Чарльз Рэмси ее поцелует. Говоря по правде, она ждала от него поцелуя с первого дня их знакомства. Каждый раз, когда она, глядя на него, замечала, как скользит его взгляд от ее глаз к губам и обратно, ей казалось, что в следующий момент он ее поцелует. Но он решил поцеловать ее именно сейчас, и не в губы, а в лоб – в полном соответствии со своими словами о дружбе, – и это подействовало на нее самым неожиданным образом.

Необычность их первой встречи и репутация Легкомысленного Рэмси утвердили ее в мысли, что он постарается ее соблазнить. Тем более что возможностей у него для этого было предостаточно. Он выиграл у нее двадцать четыре часа ее времени и мог распорядиться ими, как ему заблагорассудится. Если бы он так поступил, то только подтвердил бы сложившееся у нее мнение о мужчинах.

Но он поцеловал ее в лоб, и это поставило под сомнение все ее прежние представления о мужчинах. У нее вдруг мелькнула мысль, что она только что была свидетельницей проявления мужчиной сдержанности. Подобное владение своими чувствами со стороны Легкомысленного Рэмси ясно показало ей, насколько безответственными и откровенно безнравственными были поцелуи ее кузена. Какая ирония, что Тимоти, который не должен был бы жаждать ее поцелуев, ничто другое не интересовало, тогда как Рэмси, чьи губы ей так хотелось почувствовать на своих губах, поцеловал ее целомудренно в лоб, совсем по-другому.

Она почувствовала себя немного глупой и немного распущенной оттого, что откровенно ждала от Чарльза Рэмси поцелуя в губы.

– Идемте, – сказал он. – Начинается прилив.

И действительно начался прилив. Он медленно наступал на берег, заглатывая одну за другой лагуны, которыми они только что восхищались.

Чарльзу потребовалась вся его сила воли, чтобы не поцеловать Пруденс Стэнхоуп в губы. Для подобной сдержанности была масса причин. Во всяком случае им следовало лучше узнать друг друга, прежде чем он мог позволить себе связать их поцелуем. На данном этапе их отношений поцелуй был равносилен предложению. Хотя и готовый признаться в собственной глупости, Чарльз, однако, был не настолько глуп, чтобы связывать себя с какой бы то ни было женщиной, когда он мог предложить ей лишь надежды, мечты и… Он наклонился и поднял раковину, плавающую в пене прибоя рядом с его ногами, – «ангельское крылышко».

– Вы знаете, что это значит? – Он протянул ей хрупкую белую раковину размером почти с его ладонь.

– «Ангельское крылышко»! – Глаза Пруденс вспыхнули от восторга, и, взяв у него раковину, она принялась вертеть ее в пальцах, внимательно разглядывая. – И почти без изъяна.

Чарльз улыбнулся. Вид раковины невольно вызвал в его памяти образ Пруденс Стэнхоуп, стоявшей с поднятыми, как крылья, руками на залитом лунным светом пляже.

Я спросил вас не что это такое, а что это значит.

– Значит? – Она сдвинула брови. – Что вы имеете в виду?

– Найти «ангельское крылышко» означает, что морскому ангелу стали малы его крылья, и он их сбросил, чтобы дать какому-нибудь счастливому смертному возможность воспользоваться сохранившейся в них магией.

– Какая чудесная сказка. Вам кто-то рассказал ее, когла вы были маленьким?

Чарльз кивнул и, протянув руку, слегка дотронулся до раковины, словно мог таким образом прикоснуться к прошлому.

– Моя мать много рассказывала мне об ангелах и феях, троллях и эльфах.

– И вы ей верили?

– Конечно. Я безоговорочно верил каждому ее слову. Вероятно, поэтому я вспоминаю свое детство как время, полное чудес и приключений.

– Ваша взрослая жизнь, как мне кажется, тоже не лишена приключений и чудес. – Пруденс протянула ему назад раковину.

– Оставьте ее себе, – он спрятал руки за спину, боясь, что дотронется до нее, если она так и будет стоять перед ним, протягивая раковину, – для ваших девочек. Ну что, пойдем наверх? Я вижу, нам машет Грейс.

Он показал на вершину обрыва, где стояла Грейс, энергично махая им шляпкой.

– Большое спасибо за раковину. – Пруденс сунула «ангельское крылышко» в карман. – Уверена, девочкам она очень понравится. Они еще никогда не были на море.

Они медленно начали подниматься вверх по склону.

– А вам в детстве рассказывали сказки? – вернулся он к их прежнему разговору.

– Нет, – Пруденс наклонилась и подняла с земли какую-то раковину. – Еще один двустворчатый моллюск, хотя и не слишком хороший образчик. – Она бросила раковину на землю. – Моя мать, хотя ее и не столь, как меня, привлекало чтение о дальних странах, старалась научить меня разным вещам, используя природу как классную комнату.

– Таким, как, например, двустворчатые моллюски?

– Да. Она твердо верила, что любая женщина, обладающая здравым смыслом, обязана образовать себя с помощью чтения и посещения лекций по предметам, которые ее интересуют.

– «Синий чулок»?

– В некотором роде, хотя я никогда не слышала, чтобы кто-то сказал ей такое в лицо. Она была настоящей леди. Ее жажда знаний передалась и мне. Я знаю три иностранных языка, географию, математику, немного химию и кое-что об основных религиях и современных политических течениях. Родись я мужчиной, я могла бы выбрать любое поле деятельности, а так из меня получилась великолепная гувернантка. А еще более великолепная из меня бы вышла компаньонка для какой-нибудь путешествующей дамы.

– Отсюда ваш интерес к объявлениям о найме?

– Да. Мне всегда хотелось повидать мир.

– Я знаю, вы сочтете это проявлением эгоизма с моей стороны, но я рад, что вы родились не мужчиной.

Пруденс покраснела.

– Поэтому-то вы и хотите покинуть лоно семьи?

– Потому что я женщина?

Она проговорила это резко – слишком резко для подобного вопроса.

– Нет. Потому что вам хотелось бы попутешествовать.

Пруденс открыла было рот, вновь его закрыла, покачала головой и наконец тоном, не располагающим к дальнейшим расспросам, сказала:

– Это само собой подразумевалось. Но, главное, я не хочу вечно зависеть от доброй воли и щедрости моего кузена. У меня нет ни малейшего желания злоупотреблять его гостеприимством.

– И однако, – заметил Чарльз, – мне кажется, ваш кузен любит вас, как дай Бог любить любому брату.

Пруденс опустила глаза, уставившись на тропинку у себя под ногами.

– Да, он добр ко мне, но я не собираюсь зависеть от какого бы то ни было мужчины, когда могу вполне твердо стоять на своих ногах. Мне совсем не хочется уподобляться вот такому, например, созданию.

Наклонившись, она подняла шероховатую, покрытую песком двустворчатую раковину, к которой прилепилось конусообразное блюдечко телесного цвета. Пруденс ткнула пальцем моллюска-паразита.

– Как и он, я слишком привыкла к своей зависимости от хозяина.

От прикосновения пальца моллюск-паразит, который давно уже в ней высох, тут же отвалился от двустворчатой раковины. Бросив раковину на землю, Пруденс обернулась и, плотно сжав губы, устремила взгляд вниз, на начавший уже отступать океан.

– Был ли кто-нибудь вам настолько близок, что вы были неспособны видеть его недостатки?

Чарльз тут же подумал о Джеке, по вине которого лишился своего наследства.

– Да. Я потерял состояние из-за собственной слепоты в отношении слабостей моего брата.

Пруденс кивнула.

– Я была точно так же слепа в отношении своего кузена.

– Так вы его любите?

Пруденс на мгновение закрыла глаза.

– Да, – сказала она тихо и, вновь повернувшись к Чарльзу спиной, зашагала вверх по тропе. Лицо ее выражало непреклонную решимость, губы были плотно сжаты.

– Как вам кажется, – спросил Чарльз, поднимаясь вслед за ней, – вы сможете когда-нибудь полюбить снова?

Пруденс остановилась и, обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза. В ее взгляде был откровенный испуг.

– Почему вы спрашиваете?

Сделав шаг, Чарльз остановился рядом с ней.

– Я спрашиваю потому… потому что я все еще верю в магию крылышка морского ангела… до некоторой степени.

Пруденс улыбнулась и невольно протянула руку к карману, в который положила «ангельское крылышко».

– И до какой же?

Чарльз заколебался, боясь быть опять непонятым. Он уже пытался один раз объяснить свою философию тем, кого любил больше всех на свете, но встретил лишь непонимание и даже откровенное неприятие.

– Я верю… – начал он нерешительно, чувствуя, что не сможет одновременно говорить и следить за ее реакцией, – индуистской и буддийской философиям, согласно которым судьба сталкивает нас с людьми и обстоятельствами с определенной целью – чтобы мы могли чему-то научиться в этой жизни и вырасти духовно. – Он нервно провел рукой по волосам, готовый услышать в следующий момент ее смех.

– Вы имеете в виду кисмет, или карму?

Услышав ее заданный спокойным, даже холодным тоном вопрос, Чарльз на мгновение онемел. Ну конечно же! Она сразу же сообразила, о чем он говорит. Совершая с помощью книг путешествия по всему миру, она, несомненно, могла попять его намного лучше остальных.

– Так вы понимаете меня? Вы с этим согласны?

Пруденс сдвинул брови.

– Идея прекрасная. Однако в последнее время мне пришлось испытать немало горестей… В общем я не убеждена, что мы переносим наши долги из прошлой жизни в будущую, как не убеждена и в том, что страдания нас чему-либо учат или способствуют нашему духовному росту.

– Нет? – Он был откровенно разочарован ее ответом. – Какое горе вы пережили, которое не укладывается в мою картину мироздания?

Пруденс опять на мгновение прикрыла глаза. Было видно, что она глубоко взволнована.

– Чему может научить, как может способствовать духовному росту смерть невинного младенца? В подобной бессмысленной трагедии нет ничего светлого или доброго. Она, как я убедилась, несет с собой лишь боль и страдание.

Чарльз вздохнул.

– Возможно, вы правы. На первый взгляд может показаться, что в смерти невинного создания действительно нет никакого смысла. Однако подобное событие оказывает глубокое воздействие на тех, кого оно непосредственно касается. Разве вас оно не затронуло? – Он слегка коснулся ее руки. – Разве ваша жизнь в результате не изменилась? Разве сейчас вас не терзают мысли, которые, не случись этой трагедии, никогда не пришли бы вам в голову? Не цените ли вы сейчас свою жизнь намного больше, чем раньше? И не кажется ли вам, что трагедия, о которой вы говорите, направила вашу жизнь совершенно в иное русло?

Пруденс опустила голову, размышляя над словами Чарльза. За ее сдвинутыми бровями происходила явная борьба. Наконец она вздохнула и подняла на него глаза.

– Да, я многому научилась. Вероятно, я узнала даже больше, чем мне бы хотелось. Эта трагедия действительно направила, говоря вашими словами, мою жизнь в совершенно неожиданное русло.

Внезапная откровенность Пру обрадовала Чарльза. Слова рвались у него с языка, но усилием воли он заставил себя молчать в надежде, что она скажет что-нибудь еще. Пруденс сунула руку в карман и, достав оттуда «ангельское крылышко», уставилась на него с таким вниманием, будто никогда его до этого не видела. Когда она наконец заговорила, ее слова явились для Чарльза полной неожиданностью:

– Меня, я полагаю, вообще не было бы здесь сегодня, если бы не… – Она на мгновение умолкла и затем вдруг спросила: – Вы задали мне недавно вопрос, сэр, могла бы я полюбить другого?

Чарльз замер.

– Да.

– Признаюсь, я не думала, что такое возможно… – Пруденс говорила медленно, с запинкой, переводя взгляд с его лица на раковину у себя в руке и обратно, – пока не встретила однажды в банях Махомеда человека, в чьем прикосновении была не меньшая магия, чем в «ангельском крылышке».

Надежда, мгновенно вспыхнувшая в душе Чарльза, опьянила его, как вино. Не задумываясь над тем, что делает, он протянул руку я ласково провел кончиками пальцев по ее подбородку. Глаза Пруденс широко раскрылись от изумления, и она с шумом вдохнула в себя воздух. Ее полураскрытые губы тут же приковали к себе его внимание, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Пруденс закрыла глаза, поняв его намерение. Но он так и не коснулся ее губ. Сердце у него в груди стучало, как паровой молот.

– Я не стану прибегать к магии поцелуя, чтобы завоевать тебя, Пру, – прошептал он. Ее губы были так близки к его собственным в этот момент, что он чувствовал жар ее дыхания, казавшийся нежной лаской. – Мне этого недостаточно.

Пруденс резко отпрянула от него, поспешно прикрыв рукой рот. Он схватил ее за руку, и она, пытаясь вырваться, сложила пальцы в кулак.

– Я завоюю тебя здесь, – Чарльз поднес ее сжатый кулачок к ее лбу, – здесь, – он коснулся ее губ и груди, – и здесь, – он опустил ее кулачок ниже ее талии. – Однако я не стану тебя завоевывать, пока не покончу с… прежними обязательствами. У меня должна быть возможность предложить тебе не только мои поцелуи.

Пруденс на мгновение застыла, онемев от изумления. Затем, вырвав руку, повернулась и стала подниматься дальше по тропинке. Хотя у него и не было полной уверенности, что она его услышит, он все же сказал:

– Ты заслуживаешь большего, Пруденс, много большего.