Ужин не заладился с самого начала. Несмотря на то, что Грэндж всегда была желанным гостем за столом, на сей раз герцог не позволил ей сесть с господами. Войдя в столовую в сопровождении мужа и ошеломленной Эллен, Ромэйн пожалела, что ужин не накрыли в уютной и удобной гостиной, где они обычно завтракали. Просторная столовая, которая могла вместить более сотни человек, едва освещалась мерцанием нескольких свечей, расставленных в подсвечниках по всей длине стола красного дерева.
Свечи в латунных люстрах не были зажжены. Пламя, бушующее в камине, не успело прогреть воздух и изгнать из комнаты зимний холод. Герцог, очевидно, имел намерение подавить незваных гостей великолепием замка, однако Ромэйн полагала, что это вряд ли приведет к желаемым результатам.
Эллен медленно обводила глазами стены, задрапированные телком, затканным золотом, и обшитые деревянными панелями цвета спелой вишни. Джеймс, по-видимому, остался безразличен к изысканному убранству столовой. Его пристальное внимание привлек только длинный ряд картин, едва заметных в полумраке.
Ромэйн чувствовала себя беспокойно. Кем был человек, за которого она вышла замуж? Он чувствовал себя одинаково уверенно и в домишке Доры Данбар, и в покоях Вестхэмптон-холла, но, кажется, более всего ему была по вкусу грубая солдатская жизнь. И при этом его костюм, хотя и не последней моды, был сшит, несомненно, искусным портным, из добротного и дорогого материала. Когда Джеймс попал в полосу света, девушке удалось разглядеть, что светлые брюки были подобраны в тон полосатому жилету. Что касается галстука, он был повязан с изысканной элегантностью.
Где же настоящий Джеймс Маккиннон? Этот? Или грубый солдафон, который тем не менее вызволил ее из лап бандитов и спас ей жизнь? Кто же из них настоящий?
— Удивительно! — восхищенно прошептала Эллен. — Эта комната еще больше, чем зал для танцев.
— Берегись пауков, которые живут за фризом, — весело предупредила ее Ромэйн. — Перед редкими приемами гостей, когда мы обедаем в этой столовой, слуги стараются вытравить насекомых отсюда, но некоторым всегда удается уцелеть, и тогда они нападают на ничего не подозревающих гостей как раз перед подачей соуса.
Послышались тяжелые, размеренные шаги герцога, и Эллен не успела ответить. Ромэйн глубоко вздохнула и сделала шаг вперед, чтобы поприветствовать дедушку. Он подставил ей щеку для ежевечернего поцелуя, затем устремил полные ярости глаза на Джеймса, и взгляд этот поведал Ромэйн, что беседа между мужчинами добром не кончилась.
— А где остальные? — строго спросил герцог.
— Мы ждем только Камерона и тетушку Дору, — ответила Ромэйн.
— У тебя нет никакой тетушки Доры!
— У Джеймса есть, — пробормотала Ромэйн.
И снова старик взглянул на Джеймса так, будто одно упоминание его имени жалило хуже крапивы, и приказал:
— Дитя, помоги мне пройти к столу. С тех пор как ты сбежала, мне приходится во всем зависеть от Блама. Ты знаешь, он относится ко мне так, будто я все еще бегаю в коротких штанишках. Это стало невыносимо.
Ромэйн повиновалась. Затем повернулась к Джеймсу и Эллен, чтобы они поторопились занять свои места. Поддерживая дедушку, она вспомнила, как они руку об руку бродили по парку.
— Ты любишь этого мужчину? — герцог спросил тихо, чтобы шепот не достиг посторонних ушей.
— Я вышла замуж совсем не потому, что люблю его, — Ромэйн помедлила и с отчаянием прошептала: — Ты же знаешь, я любила Брэдли.
— Фу-у! На самом-то деле ты никогда не любила этого никчемного повесу.
— Дедушка, разве ты можешь судить о том, что подсказывает мне сердце?
Старик повернулся к ней лицом и улыбнулся:
— Дитя мое, я познал любовь задолго до рождения твоего отца. Я видел ее в глазах твоей бабушки, когда ухаживал за ней. Потом я видел те же глаза у твоего отца, когда он предлагал руку и сердце твоей матери. Я хорошо это знаю, хотя в моей стариковской жизни почти нет места любви. Верь мне, девочка, когда я говорю, что ты не любила Брэдли.
— Но я собиралась выйти за него замуж. — Слезы повисли на ресницах Ромэйн. — Дедушка, я была готова забыть все, что было у меня здесь, я была готова оставить тебя — лишь бы стать женой Брэдли.
— Может, и так, но, когда ты говорила о Монткрифе, в твоих глазах не было огня любви. — Старик крючковатым пальцем смахнул слезинку со щеки внучки и, сухо усмехнувшись, добавил: — Не спрашивай меня, что это такое. Это тебе подскажет только сердце.
— Но я оставила тебя, дедушка.
Герцог откашлялся и с помощью Ромэйн проделал остаток пути до кресла.
— Грэндж объяснила мне, что произошло.
— Не брани ее.
— Я и не браню, но она не должна была принуждать тебя вступать в брак с этим человеком, если ты этого не хотела.
Герцог тяжело опустился в кресло и сложил руки между хрустальных кубков и серебряных тарелок.
— Теперь я хотел бы выслушать твое объяснение.
Ромэйн провела языком по пересохшим губам. Она не могла честно рассказать обо всем дедушке, потому что обещала Джеймсу, что никому не раскроет его тайну. Но лгать она хотела меньше всего.
— Я не могу объяснить тебе ничего, кроме того, что это было наилучшим выходом из положения, — прошептала она.
— К черту! Это не ответ! — прорычал старик, стукнув кулаком по столу.
Зазвенело серебро, тонко и остро пискнули два хрустальных кубка, ударившись об пол. — Ромэйн, я никогда не считал, что у тебя меньше мозгов, чем у этого записного болтуна, который волочился за тобой.
— Брэдли…
В беседу неожиданно вмешался Джеймс:
— Он вычеркнут из жизни моей жены.
Ромэйн была удивлена не столько тем, что Маккиннон вмешался в разговор, сколько испытанным в этот момент облегчением.
Джеймс подошел и обнял ее за плечи, а герцог недобро прищурился.
— Ваша светлость, — продолжал Джеймс. — Высмеивать Ромэйн за ее решение выйти за меня замуж — самое неблагодарное занятие. Мы уже женаты, и в самое ближайшее время вы убедитесь в том, что никакие ваши действия не смогут изменить этого.
Молчание было прервано глухим громким стуком. Это старый герцог отодвинул свое кресло в сторону. Когда он выпрямился, Ромэйн обратила внимание, что мужчины почти одного роста.
Прежде чем дед успел раскрыть рот, чтобы отдать немилосердный, непоправимый приказ, Ромэйн положила руку ему на плечо:
— Если Джеймса выгонят из Вестхэмптон-холла, мне придется ехать вместе с ним.
— Ерунда!
— Нет.
Грудь старика высоко и тяжело вздымалась. Чуть позже, глядя на внучку, он с трудом опустился в подставленное кресло и крикнул, чтобы подавали первое блюдо.
— Я надеюсь, ты предупредишь своих новых родственников, что в этом доме не принято опаздывать к ужину и что впредь им следует являться вовремя, — недовольно проворчал герцог.
Ромэйн подняла глаза и увидела, что в столовой появился Камерон.
— Хорошо, дедушка, — послушно вымолвила она и наклонилась, чтобы поцеловать деда в знак молчаливого извинения. Вестхэмптон похлопал внучку по руке, но строго приказал занять свое место, чтобы слуги могли быстро обслужить обедающих.
Джеймс взял жену под руку, чтобы усадить ее справа от герцога. Отодвигая стул, он тихо спросил:
— Вы всегда ходите на задних лапках перед дюком?
— Когда это необходимо.
— Странно, — пробормотал Маккиннон, — что вы пренебрегли этой привычкой, когда решились убежать с Монткрифом.
— Мне трудно далось это решение.
— Неужели? И вы ожесточенно сражались с собой?!
Джеймс улыбнулся, а Ромэйн нахмурилась. Почему он относится к ней уважительно и нежно только на людях? Зачем он злит дедушку?
Оставляя Ромэйн, Джеймс как бы невзначай провел пальцем по выемке у Ромэйн на шее, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы скрыть наслаждение, которое она испытала от его прикосновения. Девушка недоумевала, как случилось, что он захватил полную власть над ней. Даже когда она пребывала в ярости, ему было достаточно одного-единственного прикосновения, чтобы она начала думать только о том, как бы слиться с ним в поцелуе.
Джеймс сел справа от нее, накрыл своей ладонью ее ручку и слегка сжал ее. Ромэйн не могла сдержать блаженной улыбки, глядя в заповедную глубину его зеленых глаз. Девушка высвободила руку из-под его ладони и едва сдержалась, чтобы не погладить его по щеке, да и то только потому, что Джеймс указал ей глазами на герцога, от чьего взора не укрылось ни одно движение.
Ромэйн бранила сама себя. Прав был дедушка, что не спускал с нее глаз. Она не могла больше полагаться на себя, потому что теряла разум, лишь только Джеймс к ней прикасался. Если она будет покорной настолько, что позволит ему соблазнить себя, у нее не будет возможности восстановить свою безупречную репутацию, когда закончится весь этот маскарад.
Вошел Клэйсон и объявил, что Дора просит принять ее извинения: она слишком утомлена изнурительным путешествием, чтобы выйти к столу.
Старый герцог выругался:
— Проклятые вшивые шотландцы! Никакого представления о приличиях!
— Дедушка, — умоляюще прошептала Ромэйн, — они наши гости.
Вестхэмптон ничего не ответил на упрек внучки, так как в это время слуга подал суп.
— Тэчер сказал, что Ноккамс постепенно привыкает к своему месту в конюшне, — произнесла Эллен при всеобщем молчании. Она сидела наискосок от Ромэйн и улыбалась во весь рот.
— Ноккамс?
Эллен обернулась к герцогу и пояснила:
— Это мой щенок, ваша светлость. Тэчер вызвался …
— Мисс Данбар, — вымолвил герцог, — надеюсь, вы благосклонно отнесетесь к моим старческим наставлениям, поскольку они продиктованы добрым отношением к вам. Здесь, в Вестхэмптон-холле, мы взяли за правило не говорить во время ужина о беспородных дворняжках, вне зависимости от того, сколько у них ног — две или четыре. Уверяю вас, что этого правила придерживаются во всех аристократических домах Лондона.
Сердце Ромэйн переполнилось жалостью к девушке, когда она увидела ее удрученное личико, но Ромэйн ни в чем не упрекнула деда. Тоненький голосок нашептывал ей, что высший свет будет намного беспощаднее к Эллен, чем ее дедушка. В Лондоне никто не станет принимать во внимание, что детство и отрочество Эллен провела в безмятежном созерцании природы, что ее никто не школил и не готовил к вхождению в общество. Одна ошибка, допущенная Эллен, сможет повлечь за собой неприятности, которые будут преследовать девушку еще не один сезон. Свет не был жестоким, но светским львам и львицам давно все прискучило, и единственное развлечение они находили в том, чтобы насмехаться над теми, кто оступился.
— Хорошо, что основные события этого сезона начнутся не раньше чем через несколько недель, — сказала Ромэйн. — Нам это даст возможность хорошенько подготовиться к выходу в свет.
— В чем она, безусловно, остро нуждается, — цинично вставил герцог.
Чтобы не дать Эллен возможности расплакаться, Ромэйн поспешно спросила:
— Дедушка, когда ты планируешь отправиться в Лондон?
— Ты же знаешь, я никогда не пропускаю вечеров у миссис Кингсли, — ответил старик, потянувшись к супнице. — Это будет через две недели. — Он взглянул на Эллен, вздохнул и обратился к Ромэйн: — Ты что, полагаешь, что сможешь подготовить ее за две недели?
— Да, — не колеблясь, ответила Ромэйн, в глубине души убежденная, что ей и Эллен поможет только чудо. Эллен предстояло постигнуть светские науки: как вести себя в обществе, как поддерживать светскую беседу. Кроме того, ее надо было полностью одеть. Легко, будто не придавая этому первостепенного значения, Ромэйн вымолвила:
— Я пошлю за мадемуазель Лабомбард. Если я объясню ей важность этого события, уверена, она откликнется и приедет. Кроме того, мы пригласим мистера Такермана.
— Этот портняжка не приедет, если не пообещаешь ему двойную цену.
— Я понимаю это, — согласилась Ромэйн.
Герцог взглянул сначала на внучку, потом на Джеймса и насупился.
— Надеюсь, ты не промахнулась, выйдя замуж, и тебе нечего беспокоиться о таких пустяках, как деньги.
— Нет конечно, — отозвалась внучка. Завтра утром она пошлет записочку адвокату, который ведет дела семьи, и тогда будет ясно, как долго она сможет помогать новоявленным родственникам на средства, оставленные ей родителями.
Старик холодно улыбнулся:
— Ты удивляешь меня, Ромэйн. Тем не менее я предполагаю, что ты и твоя родня остановитесь в моем лондонском доме.
— Если ты не будешь возражать, дедушка.
— А что скажете вы, мистер Маккиннон?
Джеймс с неудовольствием положил ложку. Лучшего овощного супа, чем этот, ему давненько не доводилось пробовать, и он рассчитывал расправиться с ним прежде, чем вкуснейшее блюдо остынет. Ромэйн блестяще поддерживала беседу с герцогом, и Джеймс не видел никаких оснований вмешиваться. Но теперь, после вопроса старика, выбора у него не было.
— Ваша светлость, мы будем счастливы принять ваше предложение. Оно весьма разумно.
— Предложение?! — расхохотался герцог, но голос его смягчился. — Похоже, что и вы добились согласия на брак у моей внучки быстрым умом. А она уже испортила себе жизнь из-за того, что слишком прислушивалась к речам сладкоголосого распутника.
— Ваша светлость, благосклонности вашей внучки я добился отнюдь не разговорами.
Камерон прищелкнул языком, Эллен хихикнула, Ромэйн покраснела. Вовсе не от смущения, а от злости. Не следует заходить слишком далеко. До настоящего времени она была союзником Джеймса. Молчаливым союзником поневоле. Ему не следует провоцировать ее и вынуждать раскрыть тайну, чтобы оправдать себя. Это создаст слишком много проблем, с которыми Джеймсу придется столкнуться, покуда он не выполнит свою миссию.
— Если мы отправимся в Лондон несколькими неделями раньше, нам не придется вызывать модистку и портного сюда, в Вестхэмптон-холл. Мы сможем пригласить их прямо в лондонский дом или даже сами зайти в их магазин.
— Хорошо бы тебе до этого научиться заказывать наряды, будучи без фартинга в кармане, — съязвил герцог, когда слуга унес супницу.
Джеймс с тоской посмотрел на свою тарелку с супом, уплывающую за дверь, а оттуда на кухню, и вздохнул. Его слуга мог бы поступить так коварно только один раз.
Старик тем временем продолжал:
— Да, Ромэйн, может, ты и преуспеешь в поиске подходящей партии для мисс Данбар. В конце концов, нашла же себе мужа Филомена Баумфри, чей папаша вот-вот был готов надеть зеленую шляпку.
— Ее папа носил шляпку? — у Эллен округлились глаза.
Ромэйн мягко улыбнулась:
— Это означает, что у него совсем не было средств.
— Он был банкротом, — пояснил Джеймс сестре и обратился к герцогу: — Ваша светлость, пожалуйста, извините Эллен. У себя в Шотландии мы привыкли называть вещи своими именами, не прибегая к эвфемизмам. Когда человек банкрот, мы так и говорим — банкрот.
Не успел герцог вступить в перепалку с Джеймсом, как вмешалась Ромэйн:
— Я не сомневаюсь, что такая прелестная юная леди, как Эллен Данбар, не встретит препятствий в выборе подходящей партии. Может быть, на ее руку будут претендовать сразу несколько мужчин из тех, кого больше интересует улыбка женщины, чем ее состояние.
— Деревенщина даже в королевском наряде остается деревенщиной, — парировал герцог.
Джеймс с интересом наблюдал за Ромэйн и Вестхэмптоном. Оба они подались к столу и азартно перебрасывались репликами, и было непонятно, кто выйдет победителем из этой словесной перепалки. Только теперь он понял, почему Ромэйн так тосковала без дедушки: глубокая привязанность, связывающая их, была сильнее даже того раздражения, которое они время от времени вызывали друг у друга.
— Но Эллен выступит во всей красе. — Ромэйн улыбнулась Эллен и Камерону, выражение лица которого свидетельствовало о том, что сейчас он предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте. — Пока для Эллен готовят наряды, я займусь ее манерами.
Глядя на мясо, которое Блам положил ему в тарелку, герцог усмехнулся и сказал:
— Тебе осталось только научить ее дрыгать ногами.
— Дедушка, я научу Эллен танцевать. Это будет не трудно. Ты и сам должен признать, что она резва, как весенний ветерок. — Эллен поблагодарила ее улыбкой, и Ромэйн добавила: — Надеюсь, мы все похорошеем в твоих глазах после ночного отдыха.
— Ты имеешь в виду сон? Ты этим собираешься заниматься сегодня ночью? — Герцог уставился на кусок оленины и, обращаясь к Джеймсу, добавил: — Маккиннон, вы довольно своеобразный муж, если сразу после свадьбы вам предпочитают сон.
Чувствуя, что волна смущения поднимается из глубины сердца и заливает щеки, Ромэйн собралась было ответить, но ее опередил Джеймс:
— Я был бы неотесанным мужланом, каким меня обозвали вы, если бы в первую очередь не думал о том положении, в котором находится Ромэйн.
— Ромэйн! — всплеснула руками Эллен. — Почему ты мне ничего не сказала?
— Успокойся, — рассмеялся Джеймс. — Я не имею в виду только то, что все мы валимся с ног от усталости после долгого переезда. Тем не менее, Ромэйн, кое-что вы утаили и от меня…
Не зная, сердиться на Джеймса или радоваться тому, что он разрядил обстановку, Ромэйн вновь вернулась к разговору о предстоящем сезоне в Лондоне. Эллен на лету ловила каждое слово невестки, но Ромэйн видела, что дедушка задремал. Он потерял интерес к суматохе светской жизни после смерти своей жены, хотя изредка — скорее по привычке, чем из любопытства — выезжал в свет.
Во время перемены блюд Ромэйн молчала, а Эллен забрасывала ее вопросами. Девушке показалось странным, что герцог не пресекал Эллен, хотя терпеть не мог пустой болтовни.
— Эллен, ты все увидишь сама, — сказала Ромэйн, осознав, что кузина Джеймса никогда не удовлетворит своего любопытства. — Может быть, будет лучше, если мы тронемся в Лондон, как только оправимся после путешествия из Струткоилла.
— Я бы предложил задержаться здесь, — робко вмешался Камерон. — Похоже, что здесь можно неплохо поохотиться, Джеймс.
От неожиданности Ромэйн чуть не поперхнулась, Петляя по лабиринтам недосказанности, она забыла о главном: возможно, Джеймс и желал найти для Эллен подходящую партию, но все это отступало на задний план перед его решимостью поймать и наказать предателя.
— Да-а, — отозвался Джеймс, легонько пожимая ей руку. — Мне бы и вправду хотелось узнать, чем может заняться спортивный мужчина в Йоркшире.
— Вы охотник, мистер Маккиннон? — живо встрепенулся герцог.
— Иногда, — Джеймс заговорщицки подмигнул Ромэйн.
Как ему это нравилось! Он наслаждался, дурача дедушку! Ромэйн сердито отодвинулась, давая понять, что не желает участвовать в его играх и делать что-либо сверх ранее обещанного. Она вовсе не хотела ставить дедушку в двусмысленное положение.
— Думаю, вы никогда не участвовали в псовой охоте, — продолжал интересоваться герцог.
— Вы правы. Обычно я охочусь не только без собак, но и пешим, хотя во время той охоты, когда я встретил Ромэйн, я был на лошади.
— Вы охотились во время бури? Я думал, даже у дураков шотландцев больше здравого смысла.
— Дедушка, я бы просила тебя не употреблять таких выражений.
Герцог рассмеялся и поднял бокал, ожидая, когда его наполнят.
— Ромэйн, пусть твой муж обороняется сам. Если ты будешь с таким остервенением бросаться на его защиту, все подумают, что ты испытываешь к нему глубокую сердечную привязанность.
— Но Эллен и Камерон тоже из Шотландии.
Герцог слегка кивнул в сторону Эллен:
— Приношу свои извинения, мисс Данбар. Я не хотел обидеть вас.
Ромэйн вздохнула. Дедушка был неисправим, но, заметив, что Джеймс улыбается, она решила, что эти мужчины — два сапога пара.
В столовую вошел Клэйсон и легким покашливанием привлек внимание герцога:
— Ваша светлость, посетитель.
— Клэйсон, мы не хотим, чтобы нам мешали, — ответил старик, не отрывая взгляда от Джеймса. — Итак, Маккиннон, расскажите мне, на кого вы охотились во время бурана.
Второй раз за день дворецкий пришел в замешательство. Взгляд его остановился на Ромэйн, и он сказал:
— Я знаю, ваша светлость, что время ужина вы проводите со своими близкими, но это исключительный случай.
— Ба! Нет ничего исключительного, что позволило бы вам беспокоить меня во время трапезы. Пусть посетитель идет своей дорогой. Скажи, что я приму его завтра.
— Это посетитель к леди Ромэйн. Я думаю, она сочтет его визит важным.
Герцог не шелохнулся.
— Пусть остудит пятки на морозе и придет, когда леди будет дома, ты понял меня? Я уверен, что с этим можно повременить.
— Дедушка, — прошептала Ромэйн, заметив остекленевшие глаза дворецкого. — Если ты позволишь, я разберусь с этим делом и быстренько вернусь.
— Так вот каких манер набралась ты в доме своего муженька! Выпрыгиваешь из-за стола, как деревенский мальчишка, и бежишь открывать дверь!
Джеймс опустил вилку и сказал:
— Ваша светлость, ваша внучка желает только, чтобы вы отужинали в мире и спокойствии после многих ночей, которые, она не сомневается, вы провели в тревоге о ней.
— Она не нуждается в вашем заступничестве, Маккиннон. — Герцог махнул рукой и распорядился: — Иди, Ромэйн, если хочешь. Постарайся вернуться до следующей перемены блюд, или я прикажу убрать твой прибор.
Ромэйн улыбнулась, заметив, что глаза деда сияют добродушием. Она собиралась предупредить Джеймса, что герцог счастлив тем, что может поддеть и подразнить его. Но Вестхэмптон не был единственным хитрым лисом в лесу. Ромэйн надеялась, что Эллен и Камерон поймут, как рад старик тому, что его внучка вернулась цела и невредима, и простят его за некоторые вольности поведения. Не то чтобы он был доволен ее замужеством, но он простил ее. Ромэйн чмокнула деда в морщинистую щеку и отправилась вслед за Клэйсоном.
Возле двери Ромэйн оглянулась и увидела, что Джеймс улыбается. Возможно, пришло ей в голову, что дедушка наконец встретил человека, который чувствовал себя с ним на равных, после долгих лет, в течение которых окружающие заискивающе заглядывали в глаза властному герцогу.
Пока Ромэйн шествовала за дворецким в комнату для посетителей, она распорядилась, чтобы в комнату миссис Данбар подали горячий ужин.
Они спустились вниз, и Клэйсон указал на небольшую комнату, где ее дожидался незнакомец. Девушка поблагодарила Клэйсона и отдала распоряжение накормить просителя.
— Сударыня, — пробормотал Клэйсон, и гримаса боли исказила его лицо, — если вы хотите, я останусь здесь.
— Это еще зачем?
Дворецкий раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Озадаченная необычным поведением Клэйсона, Ромэйн открыла дверь в комнатку. Это изящно убранное помещение было одним из любимых Ромэйн. В детстве она часто забегала сюда полюбоваться выложенным из камня фамильным гербом, красовавшемся над камином. Вокруг очага стояла добрая дюжина диванчиков и стульев, но это, казалось, не делало ее тесной.
Напротив двери, там, где лунный свет лился сквозь окно и падал на каменный пол, стоял мужчина. Тень скрывала его лицо, и Ромэйн могла с достоверностью сказать только то, что он одного роста с Джеймсом.
— Добрый вечер, сэр, — поприветствовала посетителя Ромэйн. — Мне передали, что вы желаете говорить со мной.
Мужчина вышел в полосу света и воскликнул:
— Ромэйн! Это действительно ты! Я не могу поверить, что ты жива!
— Брэдли… — прошептала девушка, устремив взор на то, что, должно быть, было призраком.