Фергус Камерон водил по полу конюшни ножом, отстругивая кусочки дерева.

— Майор, он как сквозь землю провалился. Но нам надо его разыскать.

Джеймс стоял, опираясь на горизонтальную планку, идущую вдоль стойла, и наблюдал за сержантом. Камерон нервничал. Но при этом он был чертовски счастливым человеком. У него была только одна проблема — найти предателя.

Джеймс вздыхал, размышляя о том, каким образом жизнь его стала такой сложной. Он должен был схватить крысу прежде, чем она ускользнет в нору, чтобы не выманивать ее потом снова.

Кроме того, у него была жена, которая каждый день получала письма от бывшего жениха, в то время как ее законный супруг пытался не замечать ее дразнящей привлекательности и спал на неудобном диванчике, который был на целый фут короче, чем он сам.

Джеймс чувствовал себя несчастным и униженным. Он лежал в двух шагах от жены, не смея вкусить тех прелестей, которыми она обладала в избытке. Как могла ему в голову прийти дикая мысль требовать, чтобы его поселили вместе с Ромэйн?!

Ситуация осложнялась еще и тем, что Монткриф остался в живых и делал попытки немедленно вернуть Ромэйн. Джеймс ловил себя на мысли, что думает об этом слишком много в ущерб работе. Если Ромэйн желала путаться с Монткрифом, значит, она легкомысленная пустышка, и он, Джеймс Маккиннон, должен только радоваться, что скоро избавится от нее. Почему же тогда он чувствовал себя так скверно всякий раз, когда замечал очередное письмо от Монткрифа, зажатое в ее руке?

Время от времени Джеймс тешил себя фантазиями о том, как было бы замечательно заставить Ромэйн забыть Монткрифа. В конце концов, она его жена, и…

— Сэр?

Голос Камерона вернул Джеймса к действительности. Тяжело вздохнув, Маккиннон заставил себя сосредоточиться на задании, выполнение которого привело его в Йоркшир, и оставить мысли о делах личных. Может, после неудачи, постигшей его при заключении брака, ему удастся добиться успехов в работе. Он должен взять реванш.

— У тебя есть хоть какие-нибудь предположения о том, где сейчас может находиться наш герой? — спросил Джеймс, довольный уже тем, что голос не выдал его мыслей.

— Следы ведут в Лондон.

— Нам это подходит. — Джеймс встал и потянулся. Ему уже прискучила спокойная жизнь в Вестхэмптон-холле. Если он проведет здесь еще некоторое время, то станет таким же слабым и немощным, как герцог. — Не пройдет и недели, как мы окажемся в Лондоне.

Камерон воткнул нож в деревяшку и сложил руки на коленях.

— Не поздновато ли?

— Думаю, нет.

— А что если оборотень двинется дальше, на юг?

Джеймс покачал головой:

— Вряд ли. Если бы он надеялся передать сведения французам таким способом, он бы никогда не отправился в Шотландию. Ты же знаешь, люди Стургиса держат берег под контролем. Они перекрыли входы и выходы. Даже мышь не проскользнет незамеченной.

— Надеюсь.

— Я тоже, — согласился Джеймс. — Ради Бога, Камерон, — взмолился Маккиннон, — своим пессимизмом ты способен разжалобить даже святых на иконах.

Камерон вытащил нож из доски и спрятал его куда-то под темно-коричневый жилет, пуговицу от которого он потерял в один из последних дней.

— Майор, я бы чувствовал себя значительно бодрее, если бы мы не стали откладывать нашу поездку в Лондон.

— И не станем. И даже бесконечные примерки Эллен не остановят нас.

Камерон улыбнулся.

— Вот уж кто наслаждается жизнью, так это Эллен! Никогда не думал увидеть ее разодетой словно великосветская барышня. Стоит ей приподнять платье и показать прелестную щиколотку, как все женихи Лондона будут у ее ног.

— Ах ты старый ловелас, Камерон!

С этими словами Джеймс снял фонарь с крюка.

Вечерело. Работа еще не была выполнена. Если он хочет вздремнуть хотя бы несколько часов нынешней ночью, надо пошевеливаться.

— Майор?

Джеймс обернулся, уловив беспокойство в голосе всегда спокойного Камерона.

— Что случилось?

— Я о леди Ромэйн. Как долго, по-вашему, вы сможете держать ее в неведении?

— Если нам удавалось так долго не возбудить подозрения у Эллен, думаю, нам удастся то же и в отношении Ромэйн.

— Эллен девушка не без мозгов, но сейчас она так поглощена собственным превращением в настоящую леди, что не обращает внимания ни на что больше.

Джеймс похлопал сержанта по спине:

— Дора полагает, что все идет как надо. Камерон, не забивай себе голову такими пустяками. У нас есть дела поважней.

— И я бы охотно занялся ими, — пробормотал Камерон.

Джеймс почувствовал угрызения совести: он не должен был позволить себе забыть, что из-за необходимости выполнить дело государственной важности откладывалась женитьба Камерона. Джеймс вырос с убеждением, что воинская служба не оставляет времени для семьи, но он знал, какое значение имела женитьба для Камерона.

— Вероятно, нам удастся схватить оборотня в течение нескольких недель после приезда в Лондон, потому что, оказавшись в высшем свете, он наверняка потеряет бдительность.

— В течение нескольких недель? — горестно переспросил Камерон и слабо улыбнулся. — Впрочем, я, конечно, могу подождать еще несколько недель, чтобы потом не разлучаться со своей любимой. — Внезапно улыбка слетела с его губ. — А как насчет дамы вашего сердца, майор? Здесь она живет в роскоши и достатке и вряд ли захочет последовать за вами туда, куда направит вас армейское начальство. А это ее долг, пока брак ваш не будет аннулирован.

У Джеймса не было ответа на этот вопрос. Кроме того, о некоторых вещах он не мог откровенничать даже с Камероном.

И высоко подняв фонарь, Маккиннон шагнул в ночь, подставляя грудь сильным порывам ветра, задувающего с болот.

От сильных порывов ветра в гостиной Ромэйн дребезжали стекла, и Грэндж задернула тяжелые, плотные занавеси, почти не пропускающие свет. Старуха поставила еще одну лампу на столик с мраморной крышкой, стоящий посреди комнаты, и зажгла ее.

— Кажется, сегодня его светлость пребывает в не свойственном ему благодушии, — сказала компаньонка, взбивая подушки на диванчике.

Ромэйн без труда оторвалась от поэтического сборника, который пыталась читать. Она принуждала себя наслаждаться красотами слога, пока к ней не впорхнула Грэндж в коричневом платье с красной каймой по лифу и рукавам, видом своим напоминающая птицу-переростка и не начала метаться по комнате.

— Может, — предположила девушка, — дедушка получил долгожданные известия с курьером, который прибыл сегодня?

— Курьер? Какой курьер?

Ромэйн с улыбкой захлопнула книгу:

— Дорогая Грэндж, могу ли я поверить, что появление в Вестхэмптон-холле нового человека прошло мимо тебя?

— Клэйсон ничего мне об этом не сказал.

— Значит, это событие не вселенской важности.

Девушка вздохнула и снова раскрыла книгу. Она старалась погрузиться в чтение стихов, но строчки кривились, а буквы плясали перед глазами. Ромэйн захлопнула книгу так громко, что Грэндж вздрогнула.

— Что с тобой, дорогая? — всполошилась старуха.

— Ничего. — Ей не хотелось признаваться, что она сглупила и выбрала для чтения «Песни шотландского края». Раз ей хотелось выбросить Джеймса из головы, то следовало бы почитать что-нибудь английское.

Грэндж не успела озадачить девушку очередным вопросом, так как отворилась дверь, и на пороге показалась Эллен.

— Посмотрите! Посмотрите! — закричала девушка и закружилась по комнате.

Белый шелк прекрасно оттенял ее темно-рыжие волосы. Лиф был украшен цветами, голубыми, как глаза Эллен.

Ромэйн захлопала в ладоши, а Грэндж и тетушка Дора, появившаяся вслед за дочерью, широко заулыбались. Это было старое платье Ромэйн, но его надставили и украсили лентами и кружевами, и теперь оно было вполне подходящим, чтобы Эллен могла надевать его, пока лондонская портниха не сошьет новой модной одежды специально для нее.

— Мамочка, ну разве оно не прелесть?! — Эллен подбежала, чтобы чмокнуть Дору в щеку, и закружилась по комнате, как будто ее вел в танце невидимый партнер.

— Я жду не дождусь, когда приеду в Лондон. Я буду похожа на принцессу из старой сказки. Все будет таинственно и прекрасно.

Дора хлопнула в ладоши — получилось сухо и резко. Эллен повернулась к матери и услышала:

— Все. Ступай и сними это платье, если не хочешь испортить его еще до того, как доберешься до Лондона.

Смеясь, Эллен бросилась к Ромэйн и заключила ее в объятия.

— Сон становится явью, — прошептала девушка. — И за все это я должна благодарить тебя, Ромэйн.

— Это Джеймс настоял, чтобы ты поехала с нами, — старалась быть до конца честной Ромэйн.

— О, Джемми такой милый! Когда он приехал жить к нам с мамой и с …

— Иди, девочка, — прервала ее восторги Дора. — Мы уже устали от твоей болтовни.

— Ромэйн, пошли покажу, что мама сделала со шляпкой, чтобы ее можно было надеть вместе с этим платьем.

— Ромэйн посмотрит шляпку завтра, — распорядилась тетушка Дора. — А сейчас будь умницей и оставь нас одних. Мне надо поговорить с Ромэйн.

Грэндж вывела Эллен из комнаты, а Ромэйн ощутила беспокойство. Было ясно, что женщины договорились обо всем. Их предыдущий замысел осуществился вполне: она вышла замуж за Джеймса. Оставалось только уповать на то, что разговор с тетушкой Дорой не будет началом новых бед.

Дора прикрыла дверь за Эллен и Грэндж. Кивком поблагодарив Ромэйн за приглашение сесть, Дора медленно прошлась по голубому ковру и опустилась рядом с девушкой на диван.

— О чем вы хотели поговорить со мной? — спросила Ромэйн, будучи уверенной, что этот разговор лучше не откладывать. От неприятного предчувствия у нее засосало под ложечкой.

— Об Эллен.

— Вы можете не беспокоиться о ней, — улыбнулась Ромэйн. — Она усвоила уроки хорошего тона и ведет себя так, будто родилась и всю жизнь воспитывалась в одном из лучших домов Англии.

— Я знаю, она не сделает ничего, что могло бы бросить тень на ее семью, но вот о чем я хочу спросить вас: каковы реальные шансы Эллен найти подходящую партию?

Ромэйн подумала и сказала:

— Сестры Джонс на выданье и в этом сезоне постараются подыскать себе мужей. Они близняшки, отец их денежный мешок, значит, у них не будет недостатка в поклонниках. Думаю, леди Марлена Ллойд, дочь графа, также будет в центре внимания. Кроме того…

— Нет, нет, не перечисляйте… Перечень имен и титулов ничего не значит для меня. Нет ли у вас на примете какого-нибудь порядочного человека, который был бы не прочь жениться на скромной девушке? У Эллен нет ни титула, ни особого приданого, которое могло бы привлечь женихов.

— Уверяю вас, то, что ей покровительствует внучка герцога Вестхэмптона, не останется незамеченным.

Дора положила морщинистую руку на плечо Ромэйн:

— Дорогое дитя, вы дали моей дочери шанс, о котором мы и мечтать не могли.

— Но я ведь не могу ничего обещать…

— В этом вопросе никто не может дать обещаний… — Дора встала и улыбнулась: — Вы заметили, как изысканно она выглядит в этом платье? Какой мужчина, если в нем еще теплится жизнь, способен устоять против такой красоты? Как Джеймс был покорен вами, так и Эллен сразит кого-нибудь.

Надеюсь, что нет, — подумала Ромэйн. Эллен заслуживает большего, чем сделка, какой было ее собственное замужество.

Лицемерно улыбаясь, Ромэйн заметила:

— Надеюсь она вкусит так же много радости, как мы с Джеймсом… а то и больше.

В дверь заглянула Эллен. Лицо ее светилось счастьем.

— Ромэйн, подойдем, я покажу тебе чулки, которые разыскала для меня Грэндж!

Поднявшись с дивана, Ромэйн последовала за девушкой вниз. Она была готова заниматься чем угодно, лишь бы не думать о собственном муже и о том, как она жаждет его прикосновений.

Ромэйн, зевая, возвращалась к себе. Вечером дедушка был странно оживлен, рассказывая Эллен и тетушке Доре о военных действиях в Америке. Он не изменил своего мнения о Соединенных Штатах, называя правительство этой страны «эгоистичными выскочками».

Ромэйн улыбнулась, подумав о том, как будет расстроена миссис Кингсли, если дедушка решит поделиться своими политическими воззрениями с ее гостями. Разговорчивая великосветская вдовушка не желала, чтобы ее приемы омрачались унылыми политическими выпадами, и с каждым годом она все настойчивее предупреждала Ромэйн, что герцогу Вестхэмптону в своих политических высказываниях следует ограничиться Палатой лордов. И лишь тот факт, что другие гости забавлялись, глядя на старика, заставлял миссис Кингсли каждый раз приглашать его к себе.

Когда тетушка Дора и Эллен оказались не в состоянии бороться с усталостью, они оставили Ромэйн наедине с дедом. Это только обострило беседу, потому что, сколько девушка помнила себя, герцог всегда требовал, чтобы она защищала точку зрения, противоположную той, какой придерживался он. То, что она иногда разделяла его воззрения, не имело никакого значения: она должна была защищать те взгляды, которые приписывались ей позицией в споре. Очень часто — как случилось и на этот раз — обмен остроумными колкостями затягивался за полночь.

Войдя в комнату, Ромэйн бросила взгляд на свое отражение в трюмо, располагавшееся рядом с дверью. Как сильно отличается она от девочки, какой была в начале последнего сезона! Тот наивный ребенок даже представить себе не мог, какие события произойдут в течение нескольких следующих месяцев. Тогда она, как сейчас Эллен, мечтала о молодом, сильном мужчине, который будет носить ее на руках и обещать вечную любовь.

А теперь она содрогалась от ужаса, представляя, какое любопытство вызовет в высшем свете, как только прибудет в Лондон. Брэдли наверняка уже распустил о ней слухи по всему городу. Но какую бы басню он ни выдумал, ясно, что он изобразил себя лучшим другом его светлости, а Джеймса эдаким лопоухим дурачком.

В таком состоянии, думала Ромэйн, лучше всего поскорее заснуть и во сне позабыть все печали. Завтра утром, когда солнце будет таким же ярким, как улыбка Эллен, препятствия, которые уготовила ей жизнь, не будут казаться непреодолимыми.

Ромэйн услышала, как часы на башне пробили два раза, и начала вынимать заколки из прически. Локоны свободно рассыпались по спине, а Ромэйн с трудом подавила очередной зевок. Девушка закрыла дверь, прислонилась к ней на секунду и опять зевнула. Следует привыкать ложиться спать в столь поздний час; как только начнется сезон, ей не удастся ложиться раньше.

Ромэйн направилась к столику, чтобы засветить лампу. Пламя вспыхнуло и угасло, комната погрузилась в темноту.

— Черт возьми! Как я теперь буду читать газету?

Ромэйн обернулась на знакомый голос и уставилась на Джеймса.

— Ты поздно ложишься спать, — заметил он. — Я думал, ты давно легла, когда обнаружил, что дверь в спальню заперта.

— Ты пришел слишком рано.

Джеймс улыбнулся и с легкой иронией произнес:

— Значит, нам обоим следует сообщать друг другу об изменениях в нашем распорядке.

— Не думаю, что мне следует заранее ставить тебя в известность о своих планах.

— Сядь, Ромэйн, я устал, да и ты выглядишь ненамного лучше. Это дедушка задержал тебя, обличая глупость и недальновидность твоего замужества?

— Обличая?… Да. — Ромэйн обессиленно опустилась в кресло. Бросив руки на подлокотники, она скинула туфельки и устало положила ножки на столик. Улыбнувшись, она переспросила:

— Замужество? Нет.

— Когда я проходил мимо библиотеки, мне показалось, я слышал, как вы разговариваете на повышенных тонах.

— Должно быть, ты полз, прижавшись ухом к двери: сквозь эти толстые деревянные створки ни один звук не просочится.

— Это не относится к голосу твоего дедушки.

Ромэйн улыбнулась:

— Пожалуй. Однако тебе не следует беспокоиться о том, что мы говорим. Я с радостью сама расскажу тебе об этом. Мы с дедушкой обсуждали преимущества нашего военного флота перед американским.

— И какова твоя позиция?

Девушка снова улыбнулась:

— Она всегда противоположна дедушкиной. — Ромэйн быстро растолковала Джеймсу правила игры, которой они развлекались, когда оставались вдвоем. — Дедушка считает, что я проявляю интерес к проблеме, только когда защищаю точку зрения, противоположную его.

— Должно быть, ты по-настоящему устала, но мне придется еще на некоторое время занять твое внимание.

— Камерон что-нибудь выяснил?

Джеймс в изумлении изогнул бровь.

— Мне следует запомнить на будущее, что от твоего всевидящего ока ничего не скрыть.

— В будущем я не буду твоей женой. — Ромэйн поднялась, обошла вокруг столика и остановилась напротив Джеймса. Она нежно потерла ему виски и прошептала: — Тебе придется подыскать кого-нибудь другого, кто будет рядом с тобой, когда ты в дурном расположении духа, — кого-нибудь, кто не будет шарахаться от тебя, когда ты разворчишься.

— Тот, кого мы преследуем, направляется в Лондон. — Джеймс прикрыл глаза и устало откинулся на спинку стула.

— Тебе это на руку.

— Да, но здесь, где нет ни одной знакомой души, придется использовать всю остроту ума, чтобы не упустить его.

— Могу ли я тебе помочь?

Губы Джеймса сложились в подобие улыбки.

— Ты должна будешь держать общество в состоянии возбужденного любопытства по поводу своего замужества, чтобы они не слишком обращали внимание на меня самого и не интересовались местом моего пребывания.

— Любопытно!

— Любопытно? — переспросил Джеймс.

Он поймал руку жены, потянул вниз и заставил Ромэйн сесть рядом с собой.

— Джеймс, — сказала Ромэйн, — ты должен понимать, что не в твоих интересах выказывать пренебрежение свету. — Она высвободила свою руку. — Как они могут не заинтересоваться тобой, когда всем ясно, что наша женитьба — из ряда вон выходящее событие. Представь себе, какое удовольствие получат все эти светские львы и львицы, проследив за мной и за тобой и обнаружив, что мы избегаем друг друга!

— Черт! — Джеймс встал с намерением налить себе бокал вина. Наполнив два бокала, один он протянул Ромэйн. — Ты сводишь меня с ума, особенно когда ты права.

— Спасибо.

— За вино?

— За комплимент. — Ромэйн облокотилась на спинку дивана и подогнула под себя ноги.

— Я не собирался расточать тебе комплименты.

— Это самое приятное из того, что я слышала от тебя с того времени, как обнаружилось, что Брэдли жив.

Джеймс поморщился:

— Не стоит быть такой обидчивой, Ромэйн. Ты знаешь, я рассчитываю, что через несколько месяцев ты окажешься в объятиях своего разлюбезного Брэдли и уже в его уши вольешь все свои жалобы.

— Я не о многом жалею. — Девушка улыбнулась и сделала глоток вина. — Ты не очень-то легкий супруг, Джеймс, даже в качестве временного мужа, как величает тебя Грэндж.

— Временного? — Джеймс с силой сжал локоть девушки. — Ты что… все ей рассказала?

Ромэйн высвободила руку, с сожалением посмотрев на расползающееся по платью пятно от выплеснувшегося вина. Она промокнула пятно салфеткой и едва не задохнулась, когда Джеймс, грубо схватив ее за подбородок, заставил взглянуть себе в глаза.

Глаза Маккиннона пылали яростью.

— Кто еще знает об этом, Ромэйн? Неужели ты рассказала своему горячему поклоннику, почему мы поженились?

— Я никому ничего не говорила. — Ромэйн отвела лицо. — Я дала тебе слово сохранить тайну, а Смитфилды не нарушают клятв.

— Но ты сказала, что Грэндж считает наш брак временным.

— Потому что она даже мысли не допускает, что дедушка позволит нам долго оставаться мужем и женой. Она мне все уши прожужжала о тех, за кого дедушка сможет выдать меня замуж, когда наш брак будет аннулирован.

— Ба! — Он осушил стакан и поставил на стол.

— Ба? Не такого ответа я ждала.

Джеймс тяжело опустился на диван, положив ногу на ногу.

— А чего ты ждала?

Ромэйн собиралась дать ему достойный отпор, но вдруг заметила, что к подошве туфель Джеймса прилипла грязь и соломинки. Значит, он наведывался в конюшню. Должно быть, именно там они с Камероном провели вечер, ведя тайные беседы. Ромэйн взглянула на пол, где остались грязные отпечатки его туфель. Грэндж лопнет от злости, когда завтра утром обнаружит следы Джеймса в женской спальне.

— Джеймс, я никогда не знаю, чего от тебя ждать, — посетовала Ромэйн, слишком усталая, чтобы продолжать игры в слова.

— Честно?

— Всегда.

— Всегда?

К своему удивлению, девушка улыбнулась и созналась:

— Обычно.

— Тогда, — начал Джеймс, подсаживаясь к ней на диван, — отвечу искренностью на искренность. Боюсь, что когда я зажигал лампу, то нечаянно опрокинул стопку писем. Но ты, Ромэйн, можешь быть уверена, что я не удовлетворил своего любопытства и не стал читать их. Я также не стал читать ответное послание твоему разлюбезному Брэдли.

Ромэйн сдвинула кипу писем на край стола и встала. Джеймс начал было что-то говорить, но слова его повисли в воздухе, когда Ромэйн сгребла гору бумаг и бросила их в камин. Пламя заплясало по тонким листкам: края записочек сначала темнели и сморщивались, а потом и вовсе превращались в пепел.

Глаза Маккиннона помрачнели и стали серо-зелеными, как море в непогоду. Джеймс встал и низко склонил голову:

— Сожалею, что вмешался в вашу жизнь, леди Ромэйн. Доброй ночи.

Вспоминая о том, что произошло дальше, Ромэйн не могла с уверенностью сказать, кто — он или она — был поражен больше, когда она кинулась за Джеймсом и уцепилась за его рукав. Вкус искренности был слишком сладостен, чтобы позволить разговору завершиться ничем. За последние две недели ей пришлось произнести слишком много лжи, ей нужен был человек, который мог бы выслушать и понять ее.

— Джеймс, — прошептала девушка, — ты слишком спешишь и не даешь мне возможности что-либо тебе объяснить.

— Ну объясни. — Голос его был тверд, как будто Маккиннон отдавал приказы своим подчиненным.

— Брэдли действительно мне писал, но я не отвечала.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты не воспользовалась возможностью сообщить Монткрифу о своей бессмертной любви хотя бы для того, чтобы держать его на поводке?

Только тонкая ткань отделяла пальчики Ромэйн от тела Джеймса, и она не желала упускать возможности прикоснуться к нему.

— У меня нет никакой необходимости дурачить Брэдли.

— Но он уверен, что ты любишь его.

— Значит, он более уверен, чем я.

— Ты его больше не любишь?

— Я больше не уверена в этом… я ни в чем не уверена.

Рука Ромэйн как бы случайно сказалась под шелком его жилетки. Джеймс рассмеялся и потряс головой. Он окружил ладонями ее личико и прошептал:

— Если наш план завершится лишь тем, что ты дашь этому недотепе от ворот поворот, я все равно буду считать наше предприятие удачным.

— Вот уж не думала, что тебя занимает что-нибудь, кроме твоей работы.

— Я дурачил тебя, дорогая, я…

Ромэйн приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Джеймс крепко обнял ее. Девушка нежилась в объятиях супруга, покрываемая его поцелуями.

Джеймс ласкал ей ушко и шейку, он шептал ее имя, делая реальностью нежности, о которых она мечтала долгими одинокими ночами.

— Пожар! — неожиданно раздался крик за дверью.

— Опять нам помешали, — Джеймс едва не выругался. Он отпустил ее так быстро, что Ромэйн едва не ударилась о диван. Маккиннон бросился к ближайшему окну, она за ним: к черному бархатному небу поднимались оранжевые языки пламени. Снизу доносились крики о помощи. Ромэйн издала стон отчаяния.

— Ты можешь определить, что горит? — спросил Джеймс.

— Постройки рядом с конюшнями.

— Внутри Вестхэмптон-холла?

Ромэйн кивнула, и Джеймс увидел ее глаза, полные ужаса. Это поразило его: даже во время схватки с бандитами девушка выглядела менее испуганной. Лишь спустя некоторое время Джеймс понял, что Ромэйн любит этот замок почти так же сильно, как своего дедушку.

Схватив со спинки стула сюртук, Джеймс бросился к выходу и на миг остановился в дверном проеме, услышав, что его окликнула Ромэйн:

— Подожди, Джеймс, я иду с тобой.

Когда он оглянулся, Ромэйн исчезала у себя в спальне, на ходу скидывая домашние туфельки. Он услышал, как дверь гардеробной ударилась о стенку, после чего на пороге гостиной появилась его жена, держа в руках коротенький жакет и шляпку.

— Нужно торопиться, — выдохнула девушка. — Нельзя дать огню распространиться.

Джеймс схватил Ромэйн за руку, и так, взявшись за руки, они миновали коридор, затем спустились по лестнице в обширный вестибюль, где уже толпились слуги. Ромэйн обратилась к ним и каждому дала поручение, последовательно дополняющее предыдущее. Джеймс улыбнулся: не всякий — даже бывалый — офицер смог бы так умно распорядиться людьми. Он пообещал себе, что позже, когда они вернутся к себе, он обязательно сделает ей комплимент.

Влажная трава скрипела под ногами, значит, похолодало, — весна отказывалась вступать в свои права. Сегодня это могло стать спасением для Вестхэмптон-холла. Ветра не было, и пламя не могло перекинуться на главный замок.

Джеймс не успел сказать Ромэйн, чтобы она держалась подальше от огня, как ему сунули в руки ведро, и он стал членом пожарной команды. Ледяная вода расплескивалась, одежда на Джеймсе заиндевела, но работа мужчин — передавать по цепочке тяжелые ведра с водой — требовала напряженных усилий, и вскоре Маккиннон уже истекал потом. Мужчины в цепочке периодически менялись местами, и очень скоро Джеймс оказался рядом с горящим амбаром. Жар опалил ему лицо, он начал задыхаться. Тем не менее он старался не нарушать ритма, в котором работали стоящие позади него мужчины.

Спасатели прекратили свою работу только тогда, когда рухнула последняя стена, и стало ясно, что подсобные строения спасти невозможно, хотя локализовать огонь им удалось.

Не оставалось ничего другого, как только ждать, когда догорят, подобно утренней звезде, последние тлеющие угольки.

Кто-то сунул ему в руки кружку, и Джеймс жадно прильнул к ней. Горький эль смочил пересохшую глотку. Отойдя в сторонку от других «пожарников», Джеймс печально усмехнулся, увидев знакомую фигуру.

— Тэчер! — окликнул он.

Молодой человек обернулся на зов и помахал ему рукой. Джеймс подошел поближе к конюху и остановился недалеко от того места, где раньше была дверь. Тэчер сказал:

— Я рад, что вы пришли нам помочь, мистер Маккиннон. Как видите, нам дорога каждая пара рук.

— Каковы потери?

— Ничего ценного не сгорело. В старом амбаре мы хранили отслужившие свой век инструменты. Если бы вам понадобились какие-нибудь части для ремонта кареты или телеги, их можно было бы разыскать здесь, — Тэчер хмыкнул и отер пот со лба. — Именно здесь я пытался починить карету мистера Монткрифа.

— А что… он не забрал ее, прежде чем уехать в Лондон?

Тэчер покачал головой.

— Мистер Монткриф ни словом не обмолвился о том, что ему нужен экипаж, и карета все время находилась здесь.

— Значит, теперь он лишился кареты.

— Это не единственное, чего он лишился, — Тэчер улыбнулся, но внезапно сделался необычайно серьезным. — Мистер Маккиннон, держите с ним ухо востро. Он дурно воспитан и иногда ведет себя низко.

— Я знаю, как вести себя с Монткрифом.

— Уверен в этом, просто хотел предупредить вас.

Джеймс похлопал Тэчера по плечу и направился на поиски Камерона. Он обнаружил сержанта, когда тот обследовал кусты возле амбара. Подозрения, в которых Джеймс не смел признаться даже самому себе, подтверждались тем, что удалось разыскать Камерону.

Сделав доклад, сержант остался выполнять свои обязанности, а Джеймс отправился по своим делам, выговаривая себе за то, что разнюнился и позволил мягким губкам Ромэйн отвлечь его от выполнения государственного долга.

Джеймс подошел к группе женщин, с которыми разговаривала мисс Смитфилд, взял Ромэйн за руку и молча повел ее по направлению к замку. Пока они не добрались до гостиной, Маккиннон не проронил ни звука. Первой начала разговор Ромэйн:

— Джеймс, я должна наблюдать за работами. Я — глаза дедушки.

— Ты останешься здесь.

— Ты мне не хозяин и не повелитель.

— Я — твой муж. — Маккиннон крепко взял девушку за плечо и усадил в кресло. — Послушай меня, Ромэйн.

— Не собираюсь, если ты будешь вести себя как чудовище.

Девушка вскочила со стула и бросилась в спальню. Джеймс поймал ее за руку и развернул лицом к себе.

— Послушай меня. Здесь что-то не так!

— Да! С тобой!

Удерживая жену, Джеймс мягко сказал:

— Если хочешь, можешь злиться на меня, но выслушай. Камерону удалось обнаружить весьма подозрительные улики.

— Ты думаешь, что пожар не был случайностью? — прошептала Ромэйн и побледнела.

И Джеймс неумолимо ответил:

— Да, я так думаю.