Джеймс разгуливал по саду, позволяя любому желающему втянуть себя в беседу. Находилось много жаждущих получше узнать шотландца, который похитил сердце леди Ромэйн Смитфилд. Отвечая на вопросы любопытствующих полуправдой, Джеймс незаметно направлял беседу в нужное ему русло, однако не выяснил ничего полезного.

Джеймс убеждал себя, что нельзя напасть на след предателя в первый же день пребывания в Лондоне, но все равно был собой недоволен. Маккиннон совсем упустил из виду, что светские люди могут говорить часами, не сказав друг другу ничего достойного внимания. У них не было другого занятия, кроме как получать удовольствие от болтовни за бокалом вина. Ведь они не были заняты преследованием оборотня.

В одном из гостей Маккиннон узнал Нормана Баумфри. Яркое освещение позволило ему разглядеть свежий шрам, уродующий щеку нового знакомого.

— Добрый вечер, мистер Баумфри, — обратился он к Норману, подхватив с подноса проходившего мимо официанта два бокала вина. Один из них Джеймс предложил Норману. — Не вижу причин позволить вину выдерживаться хотя бы минуту дольше.

— Лучше бы ему побыть в бочонках еще хоть немного, — ответил Баумфри, отпив глоток.

— У вас отменный вкус, — сделал ему комплимент Джеймс.

— Для этого не требуется особого вкуса, достаточно просто знать, что Монткриф всегда выбирает самые дешевые вина. — Норман обежал взглядом зал. — Где же ваша очаровательная жена?

Джеймс пожал плечами:

— Последний раз я видел ее, когда она беседовала с моей кузиной и лордом Калвером. Кажется, ваша золовка серьезно увлечена хозяином дома.

— Филомена могла бы рассчитывать на кого-нибудь получше Монткрифа, но она промахнулась, заключив свой первый брак. — Он хихикнул: — Она относится к числу женщин, которые доводят до конца все, что задумали, а она поставила на Брэдли. Маккиннон, я хочу предупредить вас, что не желаю брать на себя обузу и жениться, не вздумайте сводить меня со своей сестрой.

— Этими проблемами занимается Ромэйн.

Баумфри потер неровный шрам на щеке:

— До меня дошли слухи, будто вы хотите сделать карьеру на военной службе.

— Да, — ответил Джеймс, пытаясь скрыть удивление. Он не посвящал в свои планы никого, кроме герцога Вестхэмптона. Может, Ромэйн случайно проговорилась? Надо будет предупредить ее, чтобы она рассказывала об этом как можно меньше. В Лондоне нельзя доверять никому.

— Подумайте хорошенько, прежде чем отправляться за воинской славой. Можете понести большие потери, чем изуродованное лицо.

— Вы служили на континенте?

— Дольше, чем хотел, — Баумфри снова улыбнулся. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Неожиданно Джеймс заметил в толпе знакомое лицо. Быстро извинившись, он прервал Баумфри на полуслове.

На его губах играла улыбка хищника, когда он прокладывал себе путь в толпе гостей. В конце концов, может, эта ночь принесет свои плоды.

Все попытки Ромэйн поговорить с Эллен ни к чему не привели. Эллен избегала ее, проводя время с лордом Калвером, который весь сиял от удовольствия. Ромэйн ждала только одного: прекращения бесконечных расспросов о ее замужестве. Еще она боялась, что ее легкомысленное согласие побеседовать с Брэдли обернется разрывом дружбы с Эллен.

Ромэйн окончательно сникла, когда заметила, что к ней направляется Джеймс, энергично прокладывая себе путь в толпе. Даже если Эллен не побежит к нему ябедничать, очень скоро он узнает правду, и шаткий мир из дедушкиного дома будет изгнан.

— Почему ты здесь прячешься? — широко улыбаясь, спросил Джеймс. — Избегаешь встречи со своим любимым Монткрифом?

Не желая, чтобы Джеймс догадался, как он близок к правде, Ромэйн ответила:

— Присматриваю за Эллен, как и обещала твоей любимой тетушке. Твоя кузина развлекается с лордом Калвером.

Джеймс повернулся, чтобы увидеть Эллен, а Ромэйн пояснила:

— Вечер только начался, а Эллен уже удалось вызвать интерес виконта.

— Что ты знаешь о Калвере?

— Он как сыр в масле катается, если ты это хочешь знать. Его мать унаследовала все владения своей семьи на Ямайке, сейчас ими владеет он; кроме того, ему принадлежит Калвер-парк в графстве Кент. Насколько я знаю, он много и удачно вкладывает в…

— Достаточно. Надеюсь, ты не думаешь, что я сужу о человеке по богатству, которым он владеет?

— Я согрешу против истины, если скажу, что не думаю. Мне кажется, ты озабочен только обеспечением комфортного будущего для Эллен.

— Я думал, ты обо мне лучшего мнения.

Соглашаться с этим Ромэйн не хотелось, но пришлось. Джеймс желал значительно большего для Эллен, чем материальное благополучие, — он хотел, чтобы она была счастлива. И Ромэйн тихо сказала:

— Они просто беседуют. Дай ей возможность насладиться праздником и влюбиться.

— Так было и с тобой?

Ромэйн опустила голову и ответила:

— Джеймс, мое прошлое касается только меня. Надеюсь, ты запомнишь это.

— Я помню об этом. Но твое прошлое не только в прошлом. Монткрифа отнюдь не прельщает роль простого воздыхателя. Не мечтает ли он заполучить тебя в свои объятия так же сильно, как ты желаешь в них оказаться?

Ромэйн молчала, а Джеймс продолжал:

— Эллен рассказала мне, что обнаружила тебя в объятиях Монткрифа. Неужели ты хочешь разрушить все, что я задумал, и привлечь к нам внимание всего света?

— Здесь неподходящее место для обсуждения.

— Пойдем поищем подходящее, — Маккиннон потащил ее к двери.

Они вышли в сад. Вид у Джеймса был угрожающим: он потребовал объяснений.

— Эллен рассказала мне, что комната, куда вы с Монткрифом удалились, ходила ходуном.

— И ты поверил?

— Что ты не была верной женой? — он холодно улыбнулся. — Нет, Ромэйн, я не верю в твою измену, хотя подозреваю, что Эллен верит. Я надеюсь, ты понимаешь, что вступать сейчас с Монткрифом в какие-нибудь отношения — это безрассудство.

Ромэйн сухо рассмеялась:

— Веришь мне? Почему я должна думать, что ты веришь мне, если ты требуешь отчета за каждое свое движение, будто я ребенок.

Джеймс схватил девушку за плечо.

— Ромэйн, неужели ты не догадываешься, почему я прицепился к тебе? Конечно, мне хочется заключить тебя в объятия, но главное в том, что я опасаюсь за твою жизнь.

— Ты сошел с ума. — Ромэйн вырвалась и крикнула: — Если ты хотел пошутить со мной, то должна признаться, что не нашла в этом ничего забавного.

— Это не шутка. — Он поймал девушку за руку и повернул к себе. — Ты можешь не принимать мои слова всерьез, но я то знаю, что это правда. Ты можешь попасть в беду.

— Кто может мне угрожать и почему?

Джеймс вздохнул и огляделся по сторонам.

— Ответ на этот вопрос зависит от двух вещей, которые я не могу открыть тебе. Но, судя по информации, которой я владею, налет разбойников на вашу карету не был случайностью.

— Что? — Ромэйн медленно опустилась на холодную каменную скамейку. — Джеймс, скажи, что ты шутишь!

— Я бы хотел, чтобы дело обстояло именно так.

Взяв Ромэйн за руку, он медленно обвел глазами сад и окна дома, выходящие во дворик. Девушка сделала то же самое, но ничего не заметила. Должно быть, Джеймс увидел то, что ускользнуло от ее внимания, потому что он произнес:

— Здесь и сейчас я не могу тебе ничего объяснить, но считаю, что спасение Монткрифа не только ничего не меняет, но и доказывает, что карету остановили из-за того, что в ней находилась ты.

— Бред какой-то, — ответила Ромэйн. — Я никому не нужна.

— Должна быть какая-то причина, — Джеймс снова положил руку ей на плечо. — Ромэйн, причину этого мне нужно выяснить до того, как твой враг совершит следующее покушение на твою жизнь.

Ромэйн придвинулась к лампе и склонилась над сложным узором своей вышивки. На улице был туман, и у Ромэйн не было другого выбора, кроме как сидеть и трудиться над рукоделием. Грэндж убеждала ее в том, что это должна уметь делать каждая дама. Не то чтобы Ромэйн не любила вышивку, но ей уже надоело томиться дома третий день подряд.

Вздохнув, она призналась себе, что должна быть довольна хотя бы тем, что с ней в домашнем заключении не было Джеймса. После его возмутительного предположения, высказанного на вечере у Брэдли, Ромэйн стала избегать супруга. Впрочем, это было совсем нетрудно: каждое утро он уходил из дома на рассвете, а возвращался ночью, когда она уже спала.

Услышав знакомые шаги, Ромэйн с удивлением подняла голову. Почему-то она была уверена, что он уже ушел по своим делам. Джеймс был одет в длинный сюртук, доходивший до края сапог. В одной руке он держал касторовую шляпу с высокой тульей, в другой — перчатки.

— Ромэйн, мне нужно, чтобы сегодня ты поехала со мной.

От неожиданности она уколола себе пальчик и поморщилась. На пальчике сейчас же набухла темно-красная капля. Всякий раз, когда Джеймс разговаривал в таком тоне, она вспоминала о том, что он майор Маккиннон.

— Куда? — просто спросила она.

— В то место, которое называется «Три оленя». Это в пригороде.

— Что это такое — «Три оленя»?

— Ты бы назвала это притоном.

Выронив рукоделие, Ромэйн возмущенно вскинула на него глаза:

— Ты хочешь, чтобы я поехала в притон? Не достаточно ли того, что ты испортил мою репутацию, навязав мне брак. Ты что, хочешь мне всю жизнь испортить?

Джеймс облокотился на спинку стула, на котором сидела Ромэйн, и нагнулся вперед, так, что его губы едва не касались ее. Единственное, что надо было сделать сейчас, чтобы удовлетворить возникшее желание, так это… Но Ромэйн отвернулась.

— Ромэйн, я не прошу тебя входить в это грязное место. Я лишь подумал, что ты с радостью составишь компанию мне и Камерону в этом путешествии. Ты так часто повторяла, что хотела бы вернуться в деревню, а такой случай не скоро представится.

— Ты думаешь, что твой предатель покинул Лондон?

— Нет. Дорогая, я не стал бы подвергать опасности твою жизнь, если бы нам предстояло преследовать негодяя. Мы едем только для того, чтобы получить сведения, которые для нас собрали. — Он провел пальцем по ее губам и прошептал: — Я так скучал без тебя в эти несколько дней. Я скучал по твоим ласкам, острым словечкам и нежностям.

Джеймс прижался губами к ее губам. Ромэйн не сопротивлялась. Она вся была во власти его силы, его запаха, запаха крепкого кофе, который он пил за завтраком, и волнующего аромата его мужского тела.

— Я соскучился без тебя, дорогая, — прошептал он.

— Я тоже соскучилась по тебе, — созналась Ромэйн, когда он помог ей встать и обнял.

— Уедем со мной прочь из города. Давай насладимся великолепным днем на лоне природы.

Девушка рассмеялась:

— Великолепным днем? Сейчас холодно, сыро и туманно.

— Тебе будет тепло, когда ты окажешься в моих объятиях.

— У тебя язык без костей, шотландец.

— Да еще какой, дорогая!

Ромэйн ответила ему поцелуем, на который отозвалось все ее существо. Может, пришел день, когда можно забыть о задании, которое он должен выполнить, и просто радоваться жизни.

Но ей хотелось большего, нежели радости.

Ей хотелось любви.

Джеймс, как всегда, был на высоте. Он заказал закрытый экипаж, чтобы защитить супругу от любопытных взоров. Как только они проедут Гросвенор-сквер, ни один человек не сможет догадаться, что внучка герцога Вестхэмптона ищет дешевый трактир для подлого люда, который находится где-то на юге, в пригороде Лондона.

Когда Джеймс сказал Тэчеру, куда ехать, конюх был потрясен, но не сказал ни слова. Маккиннон подал Ромэйн руку и подсадил в экипаж.

Когда они подъехали к месту назначения, Джеймс велел Ромэйн оставаться в экипаже, а сам вместе с Камероном отправился к полуразвалившейся лачуге. Сидя наверху, на козлах, Тэчер ждал, держа наготове заряженный пистолет. На лице его сияла широкая улыбка.

— Ты получил нужные сведения? — спросила Ромэйн, когда Джеймс устроился рядом с ней и велел править к Лондону.

— Это только начало.

— Ты достаточно долго занимался этим делом, чтобы все еще быть в самом начале.

Он рассмеялся, вытянул руку вдоль спинки сидения и погладил девушку по щеке.

— В этом занятии есть только начало и конец. То, что посередине, не имеет значения.

— Как ты думаешь, когда настанет конец?

— Через несколько лет, если судьба улыбнется нам ярче сегодняшнего солнца.

Ромэйн прикрыла глаза. Несколько недель назад такой ответ заставил бы ее трепетать от радости. Тогда она была твердо убеждена в том, что не сможет любить никого так же сильно, как Брэдли. В известной степени это оставалось правдой, потому что та любовь, которую ей хотелось предложить Джеймсу, была совершенно не похожа на мертвенно-бледные чувства, которые она считала любовью во времена ухаживания Брэдли. Дедушка был тысячу раз прав, когда однажды заметил, что глаза ее не сияют от радости при виде бывшего возлюбленного.

Теперь все изменилось. Должно быть, любовь — это восторг, испытываемый от его прикосновений, замирание сердца при звуках его голоса, ярость и обиды, адресованные только ему и никому другому.

— Дорогая, открой глазки, — раздался голос Джеймса.

Ромэйн повиновалась, надеясь, что слезы, душившие ее, не брызнут из глаз.

— А я-то думал, что ты будешь веселой, хотя бы ради меня.

— Я весела ради тебя.

— Но не ради нас.

— Запомни, «нас» не существует, мы живем во лжи.

— Но вот они — мы, — и он обнял ее за плечи. — И пришло время сознаться, что…

В это время что-то произошло с каретой: она накренилась и дико затряслась. Джеймс выругался. Что-то ударилось в борт. Жалобное ржание лошадей напоминало плач насмерть перепуганных детей. Ромэйн хотела схватить Джеймса за руку, но руки ее поймали пустоту.

— Ромэйн!

Перемежая имя мужа со стонами, девушка сползла с сиденья. Крик затих, и карета опрокинулась. Ромэйн швырнуло в сторону. Сначала она почувствовала боль в руке, потом удар по голове. Медленно переворачиваясь, экипаж скатился на обочину.

Ромэйн попыталась ухватиться рукой за сиденье или еще за что-то устойчивое, но дверь распахнулась, и девушка вывалилась из кареты. У нее перехватило дыхание, в голове потемнело, и мир покрылся пеленой, густой как туман.

Странные голоса вторглись в безмолвие, в котором она пребывала. Ромэйн попыталась вникнуть в смысл слов, но слышала только неясное бормотание. Вдруг она почувствовала прикосновение чьих-то рук, срывающих саван бесчувственности. Сильная боль пронзила все ее тело, и Ромэйн застонала.

— Как ее зовут? — спросил чей-то хриплый голос.

— Леди Ромэйн Маккиннон.

— Ромэйн, — потребовал первый голос. — Открой глаза, Ромэйн. Дай нам знать, что с тобой все в порядке.

Она попыталась. Она силилась сделать то, о чем ее просили, довольная хотя бы тем, что ей удалось выбраться из небытия.

— Ромэйн, открой глаза.

Девушка повиновалась. Беспомощно моргая, она попыталась придать зыбким теням, колышущимся перед ней, отчетливый человеческий облик. Но они по-прежнему оставались для нее лишенными плоти и крови призрачными существами.

— Выпей это!

Она снова подчинилась. Эль обжег ей горло и внутренности. Ромэйн ухватилась за новую боль и с ее помощью постаралась выползти из глубокой бездны небытия. Под собой она чувствовала только холод голой земли. Небо над головой девушки заволокло густым туманом. Вокруг нее суетились с полдюжины мужчин. Одного из них она узнала.

— Камерон, — позвала Ромэйн, но с губ сорвался только стон.

Камерон успокоил ее:

— Лежите спокойно, леди Ромэйн. Вот так прогулочка! — Он поднялся и посмотрел налево. — Пойду позабочусь о других.

Камерон ушел, и кто-то накрыл Ромэйн грязным пальто.

— Джеймс! Где же Джеймс!

Никто не пришел на ее крики. Собравшись с силами, Ромэйн повернула голову. Уставившись на обломки кареты, девушка почувствовала смертельный ужас. Экипаж выглядел так, будто гигантская ступня опустилась на него сверху и с силой втоптала в землю. Теперь ничто не напоминало о том, что это та самая прелестная карета, которая утром отъехала от Гросвенор-сквер.

— Джеймс… — Ромэйн приложила все усилия, чтобы шепот ее звучал как можно громче.

Когда жуткая картина разрушения стала уплывать, Ромэйн с радостью рассталась с этим видением, надеясь на то, что утром ночной туман рассеется и она вновь окажется в объятиях Джеймса.

На лоб Ромэйн положили что-то теплое и влажное, боль сошлась именно в это место, и девушка вздохнула. Она открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо верной компаньонки. Грэндж находилась в спальне, в доме на Гросвенор-сквер. Значит, она дома. Она свободна. Все так, как и должно быть.

— Ты медленно просыпаешься, — промурлыкала Грэндж. Ты проспала почти целый день, моя госпожа.

— Грэндж, мне приснился удивительный сон, — прошептала Ромэйн. — Как будто мы отправились в Шотландию. Сядь рядом, я хочу рассказать тебе его.

— Она проснулась, — сообщила Грэндж кому-то, кого девушка не видела. — Но думаю, у нее сотрясение мозга. — Звук мягких шагов заставил Ромэйн повернуть голову влево. Глаза ее скользнули по драному жилету, по разорванной простыне, которая была намотана вокруг талии, по расцарапанному лицу, которое она видела в своих снах.

— Полагаю, это был вовсе не сон, — мягко сказал он. — Как ты себя чувствуешь?

Память постепенно возвращалась к ней, и Ромэйн сказала:

— Скоро я приду в себя. Тебе надо отдыхать. Что у тебя болит?

— Я снова вывернул плечо, но оно скоро заживет.

— А как Камерон?

— Его немного зашибло, но завтра он уже снова будет на ногах. Мы втроем оказались счастливее, чем заслуживали.

— Втроем? А что с Тэчером?

Джеймс покачал головой:

— Ударом его сбросило с козел. Он умер сразу же.

Ромэйн залилась слезами. Милый Тэчер! Он не испугался ни шотландской бури, ни дедушкиного гнева и доставил ее домой. Он всегда думал о ее благополучии и комфорте. Больше его нет.

Джеймс поблагодарил Грэндж за то, что она принесла для него стул. Старуха поменяла компресс на лбу Ромэйн и тихо выскользнула из комнаты.

— Не могу поверить, чтобы Тэчер сбился с дороги даже в таком густом тумане.

— Это не был несчастный случай, — усмехнувшись, ответил Джеймс. — Ты помнишь тяжелый удар по карете за мгновение до того, как колесо соскользнуло на обочину? Кто-то столкнул нас.

— Это может быть несчастным случаем. День сегодня очень туманный.

— Был, — мягко улыбнулся Джеймс. — Уже далеко за полночь, дорогая.

— А сведения, которые ты получил? Документы не потерялись?

— Они в надежном месте.

— Здесь?

— Нет.

Облегченно вздохнув, Ромэйн откинулась на подушки. Она не хотела подвергать дедушкину жизнь опасности.

— Именно об опасности такого рода я пытался предупредить тебя. Дорогая, я ломал себе голову над тем, чтобы выбрать место, где бы ты была в безопасности. Мне это не удалось. В Шотландии на тебя напали. Вестхэмптон-холл кто-то подпалил. В Лондоне тебе тоже угрожает опасность. Я надеялся уберечь тебя, не спуская глаз.

— Но никто не хочет убить меня. У меня нет врагов.

— Есть. По крайней мере один.

— Кто? Брэдли? Мистер Баумфри? Лорд Калвер? — голос Ромэйн был полон сарказма. — Почему бы тебе не сказать еще — дедушка?

— Это твой перечень, дорогая, не мой. Хотя я не сомневаюсь, что твой дедушка думает только о твоем благополучии. О других не могу сказать ничего с уверенностью.

Ромэйн покачала головой и сразу пожалела об этом. Боль, как шарики ртути, разбежалась по всей голове.

— Джеймс, ты хочешь, чтобы я согласилась с тем, что один из моих друзей желает мне смерти. Уверяю тебя, это абсурд. Всякий раз, когда со мной происходил несчастный случай, рядом был ты, если не считать налета на экипаж Брэдли.

— Я точно знаю, что это была спланированная акция.

— Почему бы тебе не открыть мне, кто ее спланировал?

— Я не знаю. Даффи никогда не встречался лицом к лицу с теми, кто нанял его ограбить карету Монткрифа. — Джеймс нежно прикоснулся губами к ее руке. — Моя дорогая, обещаю тебе, что найду того, кто хочет нанести тебе вред, и узнаю почему. И тогда подлец поплатится за все, что тебе пришлось перенести.

— Джеймс, будь осторожен.

— Я поклялся жизнью сделать то, о чем сказал, и надеюсь, что ни ты, ни я не погибнем прежде, чем подлец заплатит по всем счетам. — Маккиннон криво улыбнулся и добавил: — Он поплатится жизнью.