Джеймс и Камерон вели беседу на задворках лондонского дома герцога. Оба нервничали и сходили с ума от недельного бездействия.

— В Брайтоне задержали английского шпиона, но он отказывается назвать своего лондонского агента. — Джеймс развернул листок бумаги и протянул его Камерону: — Вот что передал мне Волен в «Трех оленях».

Камерон пробежал написанное глазами и нахмурился.

— Вы же знаете, майор, я не читаю по-французски.

— Дай мне, — Джеймс взял в руки листок и прочитал написанное по-французски.

— Переведите! — взревел Камерон.

Джеймс рассмеялся и сказал:

— Здесь говорится, что агент прибыл и намеревается встретиться с предателем, как и было условлено, во вторник в партере театра Ковент-Гарден. Там они обмениваются информацией.

— Во вторник? — Камерон даже перестал дышать. — Именно в этот день произошла катастрофа.

— Да, и мы упустили еще одну возможность поймать негодяя в ловушку.

— Но ведь в записке нет никаких примет, по которым мы могли бы распознать оборотня.

— Волен сообщил мне, что записку должны были доставить в клуб, к Бруксу.

— Но мы не можем подозревать каждого члена клуба в государственной измене. В конце концов адресат записки может оказаться не более чем курьером. Значит, эти сведения не прибавят ничего нового к тому, что нам уже известно: наша добыча принадлежит к высшему свету. — Камерон с досады выругался. — Пройдет еще немного времени, и французы пошлют еще одного шпиона для организации следующей встречи. Если мы не определим, откуда ветер дует, все пойдет прахом.

— Нет нужды напоминать мне об этом.

— Итак, майор, каковы наши планы на ближайшее время?

Джеймс вздохнул:

— Я и сам хотел бы знать, что надо делать.

— Входи, мой мальчик, входи!

Джеймс весьма скептически отнесся к сердечному приветствию герцога, входя в небольшую гостиную, где в кресле у окна, выходящего на площадь, сидел Вестхэмптон.

— Добрый день, ваша светлость.

Джеймсу нравилась эта уютная комната, не столь просторная, как остальные помещения дома. Стены нежно-голубого цвета прекрасно оттеняли мебель темного дерева. Джеймс догадался, что кое-что из мебели привезли сюда из Вестхэмптон-холла, чтобы герцогу было привычнее.

— Что привело вас ко мне, Маккиннон?

— Я хотел справиться, как здоровье Ромэйн.

Старик поднялся и нахмурился.

— Дайте девочке возможность прийти в себя от ужаса, — он бросил взгляд на широкий медицинский пояс, все еще перехватывающий талию Джеймса. — Полагаю, впрочем, что выглядит она лучше, чем вы. Кот после драки выглядит тоже лучше, чем вы.

— Надеюсь, у меня не меньше жизней, чем у того кота, о котором вы говорите, но одну из них я уже израсходовал в тот печальный день.

— Думаю, девять жизней — это единственное, что роднит вас с котом. Я бы не хотел, чтобы вы опозорили нашу семью любовными похождениями, Маккиннон.

— Неужели я, с перевязанной рукой, выгляжу способным к таким похождениям? — с улыбкой спросил Джеймс.

Стук в дверь опередил ответ герцога, и Джеймс расстроился. Когда же он обернулся посмотреть, кто стучится в дверь, у него перехватило дыхание.

По плечам Ромэйн струились золотые локоны. Пеньюар цвета красного вина был перехвачен пояском, подчеркивающим ее талию и очертания очаровательной груди. Губки девушки соблазнительно алели. Ромэйн направилась к мужчинам, обдавая их ароматом своих любимых духов, как бы напоминая Джеймсу об удовольствиях, которые пригрезились ему в недолгом сне.

— Почему ты встала с постели? — резко спросил герцог.

— Я чувствую себя достаточно хорошо, — ответила Ромэйн деду, не сводя, однако, глаз с Джеймса, как бы напоминая ему о тех мгновениях, когда он сжимал ее в объятиях.

— У тебя тяжелый ушиб головы, дорогая, только этим, очевидно, можно объяснить то, что ты разгуливаешь по всему дому неодетая.

— Дедушка, но вы с Джеймсом члены моей семьи.

— Нет необходимости напоминать мне об этом, — разворчался герцог. — Возвращайся к себе. Мы с Маккинноном едем в клуб.

Джеймсу лучше, чем Ромэйн, удалось скрыть свое удивление при последних словах герцога. Его первоначальные подозрения подтверждались: старик хотел с ним что-то обсудить. Нечто необычайно важное, то, что герцог хотел сохранить в тайне от внучки.

— Вы идете, Маккиннон? — спросил Вестхэмптон. Он направился к двери и задержался ровно настолько, сколько понадобилось, чтобы поцеловать внучку.

— Да, ваша светлость.

Проходя мимо Ромэйн, Джеймс слегка обнял ее здоровой рукой за талию и был награжден поцелуем.

— Будь осторожен, — прошептала Ромэйн так же, как в день происшествия.

— Буду, дорогая. Я распознаю врага сразу, как только увижу его.

— Вы идете, Маккиннон? — раздался из вестибюля сердитый голос старика. — Или хотите, чтобы я ждал вас весь день?!

Джеймс заторопился вниз. Разговор предстоит не из легких, но, судя по всему, он будет интересным и… громким.

Черная карета остановилась перед зданием из нежно-желтого кирпича. Верхняя часть дома была украшена пилястрами с основаниями, обрамленными железными оградками. Не было необходимости уточнять адрес, Джеймс и без того знал, что они прибыли в Брукс-клуб. Это здание было известно даже тем, кто не относил себя к высшему свету. Минуя швейцара у двери и следуя за стариком в просторный вестибюль, Джеймс отметил подобострастный прием, который оказывали здесь герцогу.

Старик остановился у основания пологой витой лестницы с изящно выточенными поручнями, принимая восхищение окружающих как дань своему происхождению и титулу.

Джеймс прятал улыбку, рассматривая ниши верхнего этажа, украшенные бюстами выдающихся членов клуба, что, по мысли завсегдатаев, должно было поразить воображение неофитов.

Он, Джеймс, был так же не к месту в этом клубе, как лис в курятнике. Будь он настолько самонадеян, чтобы просить о приеме в члены клуба, его бы забаллотировали сразу же, и первый черный шар бросил герцог.

Джеймс поклоном приветствовал членов клуба, которые со скрытым любопытством разглядывали новичка. Заметив, что его шотландский акцент шокирует джентльменов, Маккиннон улыбнулся. Но ведь не для того привел его сюда старый Вестхэмптон, чтобы эпатировать уважаемых лордов. Джеймс ждал, когда старик раскроет свой замысел.

Во время ничего не значащей общей беседы, Джеймс думал о том, что, когда они с герцогом уходили из дома, Ромэйн выглядела печальной и расстроенной. В гостиной у дедушки он впервые за все утро увиделся с нею. Джеймс позавтракал, пока жена была еще в постели. Он был уверен, что Ромэйн не спала. Вчера, после того как он удалился в гардеробную на неудобный соломенный тюфячок, она еще примерно час ворочалась без сна.

Джеймс вздохнул. Он сделал глупость, отвергнув ее предложение об отдельной спальне. Не было никакого смысла в подобных уловках, когда лишь Эллен не догадывалась, что мистер и миссис Маккинноны спят врозь. Наличие собственной спальни позволило бы ему с меньшими потерями противостоять чарам Ромэйн.

— Пойдемте, мистер Маккиннон, — приказал герцог, прерывая на полуслове одного из джентльменов. — Мы можем приятно поболтать в комнате для кандидатов. Вам, должно быть, известно, что не членам клуба вход в Главный зал подписания закрыт.

Джеймс никогда не мечтал о том, чтобы стать членом этого чопорного объединения, хотя не раз слышал разговоры других о том, что бы они сделали, получи они волею судьбы доступ в закрытые комнаты закрытого клуба. Помещение, куда они зашли, было заставлено вымпелами и всевозможными знаками клуба. Герцог прошел в дальний угол комнаты. Там он расположился так, чтобы видеть тех, кто находится в холле. Джеймс устроился поблизости.

Откуда ни возьмись появился официант с подносом, на котором стояли бутылка бренди и два стаканчика, сервировал небольшой столик и молча удалился. Герцог обратил на официанта не больше внимания, чем на картину на стене или на люстру. Подняв стаканчик, он произнес:

— Вот куда джентльмен приходит выпить.

Джеймс отпил глоточек бренди, которое оказалось намного мягче, чем та дешевая жидкость, которую он залпом проглотил в «Трех оленях».

— Ваши слова заставляют меня предположить, что вам известно содержание беседы, которую вели мы с Ромэйн, прежде чем уехать за город.

— Беседы? — фыркнул герцог. — Вы всегда разговариваете с моей внучкой на повышенных тонах?

Джеймс ухмыльнулся и откинулся на кожаную спинку стула, жалобно скрипнувшего под ним.

— Ваша светлость, я очень хорошо помню разговор с вашей внучкой. По правде говоря, я обращался к ней тише, чем обычно, потому что большая часть сказанного относилась к частной беседе. Ума не приложу, почему Грэндж сообщила вам, что я повысил голос.

— У Грэндж есть склонность к преувеличениям.

— Да, я заметил, — Джеймс не удивился тому, что герцог и не думал отрицать, что приставил Грэндж шпионить за ними. — Но ее беспокойство о репутации Ромэйн привело к нашему браку.

Герцог подался вперед. Глаза его сузились.

— Каковы ваши планы? Не собираетесь ли вы забрать Ромэйн с собой на вашу забытую Богом родину?

— Мы не собираемся возвращаться в Шотландию, — Джеймс выбирал слова осторожно.

Все в позе герцога говорило о том, что он приближается к главному пункту беседы. Положив руку на подлокотник, старик ехидно спросил:

— Следовательно, вы изначально готовились к тому, что вашим домом будет Вестхэмптон-холл? Очевидно, Ромэйн не сообщила вам, что холл переходит к ее тетке.

— Я и понятия не имел, что у Ромэйн есть здравствующие родственники, кроме вас.

— Может, Ромэйн и запамятовала, что у ее отца была сестра, которая, правда, покинула Вестхэмптон-холл еще до рождения Ромэйн. Моя дочь Стелла, это бельмо на моем прошлом, — герцог брезгливо повел плечами, но в голосе его звучала печаль. — Она сглупила, выйдя замуж, и я отрекся и от нее, и от ее подлеца мужа. Но, так или иначе, она остается моей дочерью, и она и ее дочь наследуют холл. Когда я сделаю им одолжение и отойду в мир иной, кузина Ромэйн получит титул. Вы просчитались, если собирались жениться на наследнице. Вы не получите никакого дохода от замка.

Джеймс улыбнулся:

— Но Ромэйн принадлежит пай в тех вложениях, которые вы сделали.

— Да, — герцог сложил треугольником указательные и большие пальцы у себя под носом, — но это не то, о чем бы я хотел поговорить с вами сегодня.

— О чем вы хотели поговорить со мной, ваша светлость?

— О моей внучке, разумеется.

— К вашим услугам.

— И о вас, Маккиннон.

— К вашим услугам, — снова повторил Маккиннон.

Где-то рядом раздались шаги. Джеймс нахмурился, заметив, как по-хозяйски к ним направляется Монткриф.

— Ах, Монткриф, какая приятная неожиданность! — Приветствие герцога было настолько лицемерным, что Джеймс был поражен, почему Брэдли не обиделся. Монткриф пожал руку старику с улыбкой, которая улетучилась, едва он взглянул на Джеймса.

— Я и не думал, что вы так решительно измените свои привычки: теперь вы посещаете не грязный притон, а наш клуб.

— Моим первоначальным намерением было увидеть в Лондоне гораздо больше, — отпарировал Маккиннон.

— А что вам нравится больше? Подозреваю, что вонючая таверна, пропахшая потом и дешевым виски.

— Вы хорошо осведомлены в этом вопросе.

Монткриф вспыхнул:

— Я только повторяю то, что слышал от других.

— Такова планида болтуна. — Джеймс подал знак официанту наполнить стаканчик и продолжал: — По опыту своей жизни я знаю, что лучше самому вкушать наслаждения жизни, чем довольствоваться лишь рассказами других.

Монткриф сжал кулаки, и Джеймс улыбнулся. Юный дурак понял смысл сказанного.

Брэдли Монткриф не был джентльменом. Несмотря на то что он играл некоторую роль в светской круговерти, когда истощались кошельки и щедрость его влиятельных друзей с улицы Сен-Джеймс, он занимал деньги у ростовщиков и кредиторов, подвизающихся на задворках Лондона. Это вовсе не было преступлением, но удовольствие Монткриф находил в том, что корчил из себя лорда перед мошенниками и перекупщиками в самых грязных районах Лондона, в чем много раз убеждался Камерон, беседуя с ними.

— Скажите, Монткриф, а вы член этого клуба? — спросил Джеймс.

Блондин снова вспыхнул:

— К сожалению, я не удостоился этой чести.

Джеймс спрятал ухмылку, заметив приятное удивление герцога. Очевидно, старик уже кинул черный шар, когда решалась судьба потенциального жениха внучки.

— Присаживайтесь, Монткриф, если у вас не хватает понятия о приличиях, чтобы дать нам возможность продолжить беседу, — резко приказал герцог.

— Да, ваша светлость, — Монткриф опалил взглядом лицо Джеймса. Как только молодой человек сел в кресло, герцог приказал:

— Сидите тихо, Монткриф, пока я не закончу дел со своим зятем. Джеймс, я хочу сделать вам предложение.

— Предложение, ваша светлость? — Джеймс едва не рассмеялся над тем, как назвал его герцог. Это означало некоторое изменение в их отношениях, но вряд ли к лучшему.

— Буду откровенен, так как замечаю откровенность в ваших речах. Каждый человек имеет свою цену, назовите свою, чтобы я мог расплатиться с вами за то, что вы оставите мою внучку в покое.

Указывая пальцем на Монткрифа, Джеймс спросил:

— Вы что же, намереваетесь передать Ромэйн в его руки? А может, вы хотите выдать ее замуж за Ньюмэна?

— Это не ваша забота.

— Это верно. — Заложив ногу за ногу и взяв в руки стаканчик, Маккиннон сказал: — Думаю, я не стал бы беспокоиться о ее счастье, выйди она замуж за другого.

Герцог улыбнулся:

— Я предполагал, что вы разумный человек. Я слышал, что шотландцы знают цену шиллингу.

— А также цену его дорогой сестричке — гинее.

Насупив брови, герцог впился взглядом в Джеймса:

— Назовите свою цену.

— Сперва я хотел бы узнать, что вы мне предлагаете. Потом мы поторгуемся. — Маккиннон приказал наполнить себе стакан еще раз и улыбнулся: — Ваша светлость, должно быть, вы слышали также, что шотландцы обожают торговаться и заключать сделки.

— Довольно, — прорычал Вестхэмптон. — Я жду вашего ответа. Во сколько мне обойдется расторжение вашего брака?

Джеймс откинулся на стуле и улыбнулся:

— Почему бы вам не заказать бутылочку чего-либо более праздничного, чем бренди, ваша светлость? Я уверен, вы назовете цену, приемлемую для нас обоих.

В доме на Гросвенор-сквер, не обращая внимания на головную боль, Ромэйн маялась, бессмысленно переходя из комнаты в комнату. Ее беспокоило то, что дедушка пригласил Джеймса в клуб. В свое время он отказался замолвить словечко и помочь Брэдли стать членом этого клуба. О том, что дедушка станет относиться к Джеймсу как к члену семьи, Ромэйн могла только мечтать. С тех пор как они приехали в Лондон, дедушка сказал Джеймсу не более дюжины слов, все — из области этикета.

Войдя в одну из дальних комнат, служившую библиотекой, Ромэйн подошла к окну, которое выходило в сад. Ее терзало беспокойство, и она даже не заметила появления первых весенних цветов. Все складывалось не так, как хотелось бы. Дедушка вел себя странно. Грэндж не могла скрыть неудовольствия, что Ромэйн позволила себе посетить такое низкое место, как таверна «Три оленя». Брэдли вел себя еще более несдержанно, чем Джеймс. Джеймс…

Слезы отгородили от нее сад. Если не считать поцелуя, которым он наградил ее при отъезде в клуб — исключительно чтобы позлить дедушку, — с момента происшествия он вел себя с ней как брат. Ромэйн ценила его жалость и заботу о себе, но она страстно мечтала вновь оказаться в его объятиях и почувствовать на губах его поцелуи, отгоняющие прочь все жизненные неурядицы.

В ушах у нее звучали его предупреждения. Неужели кто-то хочет убить ее? Ромэйн предпочла бы не верить в это, но Джеймс никогда ее не обманывал.

Дверь заскрипела, и вошла Грэндж, следом за ней тенью вплыла Дора. Ползая по всему дому и суя нос в чужие дела, эти две дамы стали неразлучны.

— Ромэйн, ты же должна была уехать в модный салон еще час назад! — вместо приветствия вскричала Грэндж. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Я просто-напросто забыла о договоренности. Я была слишком поглощена раздумьями о том, не подвергает ли Джеймс свою жизнь опасности?

Грэндж нахмурилась:

— Подумай о том, как рассердится модистка, что ты забыла о визите к ней.

— Правильно, — поддакнула Дора. — А заодно подумайте о том, как это скажется на качестве платьев, которые она сошьет для Эллен. Пока девочка не выйдет замуж, она должна быть привлекательной.

— Ерунда, — Ромэйн потерла лоб. — Мадам Лабомбард прямой и честный человек. Она не будет строить свои отношения с клиентами на досадных недоразумениях.

— Тебе следует думать и о других, не только о себе, — проворчала Грэндж.

А Дора добавила:

— Вы должны думать об Эллен.

Ромэйн замахала руками:

— Успокойтесь! Обе! Я забыла о времени примерки, назначенном модисткой. Я пошлю мадам записку с извинениями. Она не будет ни обижена, ни рассержена, потому что я не первая и не последняя из тех, кто забывает прийти в назначенное время. Если же она все-таки обидится, мы обратимся к другой модистке. Она не одна в Лондоне. Кроме того, хочу предупредить вас, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь. А сейчас, уверена, вы найдете другой объект для своих нападок.

— Леди Ромэйн!

— Грэндж, у меня никогда не было необходимости приказывать тебе, надеюсь, это не понадобится и сегодня. Я также предлагаю тебе подумать над тем, хорошо ли подслушивать под дверьми.

— Я никогда…

— Не обманывай меня, — Ромэйн печально покачала головой. — Ты думаешь, я не видела твоей крадущейся по коридору тени, когда Джеймс пришел предложить мне проехаться в карете в тот день, когда произошел несчастный случай?

Делая вид, что смотрит в окно, Ромэйн по отражению в стекле видела, как женщины, переглянувшись, выплыли из комнаты, с шумом захлопнув за собой дверь. Ромэйн сникла. Прислушавшись к бою часов в холле, она поняла, что дедушка и Джеймс уехали всего час назад. Если дедушка не изменит своим привычкам, домой мужчины вернутся не скоро. Надо найти какое-нибудь занятие, чтобы скоротать время. Подойдя к книжному шкафу, Ромэйн окинула взглядом ряды книг, выстроившихся за стеклом.

Взяв первую попавшуюся книгу, девушка устроилась с ней на диванчике. Она открыла титульный лист и рассеянно посмотрела на рисунок и подпись под ним. Слезы застилали глаза, и буквы не складывались в слова.

Кто-то постучал кольцом по двери, Ромэйн, сцепив пальцы рук, едва не крикнула, чтобы Грэндж нашла себе другое занятие, но из-за двери на нее смотрели испуганные глазки Эллен. Когда Эллен крепко-накрепко закрыла дверь на ключ, Ромэйн забеспокоилась. Поведение Эллен свидетельствовало о том, что назревала беда.

— Это правда? — шепотом спросила девушка.

— Что правда? — откладывая книгу в сторону, переспросила Ромэйн.

Эллен подсела к Ромэйн, и ее розовое платье приятно зашуршало.

— Правда, что ты вышла замуж за Джемми, только чтобы помочь мне найти мужа?

— Кто вложил в твою голову эту мысль?

— Я просто услышала, как мама говорила Грэндж, что, когда я выйду замуж, она с Фергусом и Джемми может уехать в Шотландию. Мама не сказала — она, Фергус, Джемми и ты. Неужели ты вышла за него замуж только для того, чтобы я могла побывать в Лондоне, о чем мечтала?

— Нет, конечно, нет, — ответила Ромэйн, уставившись в книгу.

— Почему же ты вышла за него? Пока мы не приехали в Лондон, я думала, что ты любишь его. — Голубые глаза Эллен широко распахнулись. — Неужели ты до сих пор любишь мистера Монткрифа?

— Уверяю тебя, Брэдли вычеркнут из моей жизни. Я замужем за твоим кузеном.

— Но он не верит в это. Я боюсь, он хочет заставить Джемми вступиться за твою честь, чтобы убить его. Как ты думаешь, он будет вести себя так глупо?

— Кто — Джеймс или Брэдли?

— Конечно мистер Монткриф. Джемми прекрасный стрелок. — Но тут глаза у нее снова широко раскрылись. — А может, мистер Монткриф тоже профессионально владеет оружием?

Вместо ответа Ромэйн задала единственный вопрос, который ее интересовал:

— Почему ты хочешь знать все подробности, связанные с нашим браком?

— Мне надо знать, вышла ли ты замуж за Джемми, только чтобы дать мне возможность приехать в Лондон, потому что… — Эллен закрыла глаза и вздохнула: — Я не хочу, чтобы твой брак распался сразу же после моего замужества.

— Ты принимаешь ухаживания лорда Калвера?

— Мы еще ничего не решили, однако он очень приятный человек.

Ромэйн старалась сохранять спокойствие. Слишком быстро все получалось. Даже Филомена была знакома с мистером Баумфри целых две недели, прежде чем приняла его предложение.

— Тебе следует быть мудрой и хорошо подумать. Ты знаешь лорда Калвера очень мало. Тебе не кажется, что должно пройти еще некоторое время, чтобы ты смогла принять правильное решение?

— Нет.

— Эллен, ты еще не выходила в свет. Почему ты хочешь так быстро прервать свой первый сезон? Я не хочу высказать неуважение к лорду, но…

— Я знаю, но…

Ромэйн мягко перебила девушку:

— Здесь нет места «но». Он значительно старше тебя, Эллен. Неужели ты готова упустить свой шанс и не насладиться Лондоном только потому, что лорд Калвер предложил тебе обеспеченную жизнь и титул виконтессы? Ведь он собирается вернуться к себе на Ямайку.

— Ромэйн, это меня не беспокоит.

— Но должно беспокоить! — Ромэйн поднялась и поставила книгу в книжный шкаф. — Береги свои мечты, потому что, если однажды пойдешь на компромисс, ты рискуешь потерять их навсегда.

Эллен взяла руку Ромэйн в свою:

— Дорогая Ромэйн, зря ты беспокоишься.

— Ты не хочешь выходить за лорда Калвера?

Девушка слегка улыбнулась:

— Он не сделал предложения мне и не поставил маму в известность о своих намерениях.

— Тогда почему мы это обсуждаем?

— Потому что я хочу знать правду. Ты все еще мой задушевный друг. Ты все еще заботиться обо мне, после того как я наговорила тебе гадостей. Я напрасно предполагала, что ты изменяешь Джемми с мистером Монткрифом. Я хочу извиниться перед тобой, хотя мне очень нелегко это сделать.

— Тебе не нужно просить прощения. То, что ты видела, было действительно ужасно, но, могу тебя уверить, мне будет трудно простить Брэдли его выходку.

— Значит, ты любишь Джемми?

Ромэйн замолчала. Эллен разбередила ей душу.

— Я не знаю.

— Тогда… как же ты вышла за него замуж?

— Он просил меня об этом.

— А ты хотела сохранить свою репутацию? — Глаза Эллен обвиняли. — Я не поверила, когда Грэндж сказала об этом маме, но это так, да?

— Все значительно сложнее.

— Как это может быть сложнее? По какой другой причине, как не по любви, люди женятся?

— По какой причине?

Когда-то она думала так же, как Эллен, но позже поняла, что для женитьбы существует столько же причин, сколько людей стремятся разрешить свои проблемы с помощью брака.

— Я задала этот же вопрос Джемми, — продолжала Эллен, — но и у него не нашлось для меня другого ответа, кроме того, что мне не следует торопиться с выводами.

Ненавидя те слова, которые ей предстоит произнести, но, сознавая, что выбора у нее нет, Ромэйн только и смогла вспомнить, как дедушка в свое время запретил ей видеться с Брэдли. Было ли ему так же тяжело, как ей сейчас?

— Должно быть, Джеймс видит причины, по которым считает этот брак неблагоразумным.

— Он беспокоится только о том, чтобы я вышла замуж за богатого человека.

— Это не совсем так. Он хочет…

— Почему меня должно беспокоить то, что хочет Джеми? — Эллен едва не расплакалась. — Он превратил свою жизнь в сплошную неразбериху. Я была бы дурочкой, позволив ему расстроить и мою жизнь.

Эллен бросилась к двери.

— Подожди, послушай меня… — только и успела прошептать Ромэйн.

Эллен открыла дверь и обернулась к старшей подруге:

— Почему я должна слушать тебя? Твоя жизнь еще более запутанна, чем жизнь Джемми. Именно ты предала свои мечты. — Девушка убежала, хлопнув дверью.

Ромэйн упала на диван. Эллен права. Влюбившись в собственного мужа, она ничего больше не понимала в своей жизни. Раньше она жила мечтами, и мечты эти разрушились. Слезы потекли у нее из глаз, и Ромэйн не могла сдержать их. Она оплакивала роковое стечение обстоятельств.