— Где же Джемми?

Ромэйн обернулась и увидела расстроенное личико Эллен.

— Он сказал, что может несколько задержаться.

— Он не будет присутствовать на моем первом выходе в свет? — девушка раздосадованно топнула ножкой. — Как он мог? Как он мог уехать в такой день?

Ромэйн кивком головы отослала Грэндж прочь и взяла дрожащие пальчики Эллен в свои.

— Присядь, Эллен.

— Я не хочу мять платье.

Вздохнув, Ромэйн согласилась. Она прекрасно понимала желание Эллен появиться сегодня на вечере во всей красе. Так и будет. Сегодня Эллен была в белоснежном шелковом платье со скромным вырезом. Узкие плечики платья были украшены перламутровыми пуговками, а короткие рукавчики заканчивались бахромой.

Для себя Ромэйн выбрала платье насыщенного розового цвета, из французского газа, которое, на ее взгляд, подходило замужней женщине. Глубокий вырез платья украшали кружева и золотая тесьма. Нарядные туфельки, обтянутые шелком, длинные перчатки, оставалось только застегнуть на шее золотое ожерелье — и она готова к приему гостей.

Если бы Джеймс был здесь… Не только потому, что это важно для Эллен, но и потому, что она, Ромэйн, смертельно боялась за его жизнь.

— Джеймс просил меня, — сказала Ромэйн, закрывая шкатулку с драгоценностями, — передать тебе, что он сожалеет о своем опоздании. Он обещал вернуться как можно скорее.

— Откуда?

— Вчера на вечере у миссис Кингсли он встретил одного джентльмена. Сегодня они отправились на конную прогулку.

Ромэйн прекрасно понимала, сколь мало стоили ее извинения, и Эллен взорвалась:

— Это нелепо! Он отправился на прогулку с малознакомым человеком! Сегодня!! Вместо того чтобы быть здесь, рядом со мной!

— Эллен, у твоего брата есть и другие занятия, — ответила Ромэйн.

Эллен вняла увещеваниям старшей подруги и подавила гнев.

— Как ты думаешь, ему не грозит опасность?

— Нет, — солгала Ромэйн. За последние несколько недель она привыкла ко лжи и лгала с легкостью. Услышав голоса за дверью, она сказала: — Эллен, тебя ищет мама.

— Я должна идти. Мне очень жаль, что я повысила голос на тебя. Джемми никогда не опаздывает — вот почему я беспокоюсь о нем.

— Я тоже, — едва слышно прошептала Ромэйн.

Она закрыла дверь за Эллен и подошла к окну. Площадь была ярко освещена. Ромэйн долго смотрела в окно, и ей стало казаться, что фонари мерцают, как звезды, подмигивающие из-за облака.

В голове у нее все время вертелось предупреждение Джеймса о грозящей ей опасности, и Ромэйн гадала, подвергаются ли такой же опасности те, кто ее окружает. Она бы поверила мужу, если бы могла назвать хоть одну причину, по которой кто-то желает ее смерти. Жалкое состояние, которое она унаследовала от родителей, скоро уйдет в уплату модистке, а о том, сколько денег она получит от дедушки, Ромэйн и понятия не имела.

Ромэйн провела рукой по обнаженным плечам. Если сегодня Джеймсу повезет, она ждет его в последний раз. Он исчезнет из ее жизни, как туман перед восходом солнца. И тем не менее она желала мужу удачи, потому что неудача грозила бы страшной катастрофой не только ему, но и стране.

— Джеймс, торопись домой, — прошептала девушка. — Не совершай опрометчивых поступков. — И, отпустив портьеру, Ромэйн отошла от окна.

Поправив перчатку, она прислушалась к цоканью копыт по булыжной мостовой. Одинокий всадник. Может, это Джеймс возвращается? Ромэйн подошла к туалетному столику и взглянула на себя в зеркало. На нее смотрело бледное, печальное лицо. А сегодня ей надо выглядеть по-королевски. Ради Эллен.

Ромэйн спустилась вниз. Там царило оживление. Клэйсон давал поручения лакеям. Это был первый прием гостей после официального представления свету Ромэйн, которое произошло в прошлом году. Нельзя было допустить даже малейшей оплошности.

Улыбаясь, Ромэйн направилась в зал для ганцев. Хрусталики люстр сверкали чистотой, зеркальные панели, отражающие даже тусклый свет фонарей, попадающий в зал через окно, были тщательно протерты. Пол блестел от многочасовых усилий слуг. В дальнем углу комнаты музыканты настраивали инструменты. Гости будут встречены музыкой и угощением, которое официанты начнут разносить в самом начале бала.

К Ромэйн вышел повар и доложил, что дела в кухне идут своим чередом. Следом за ним к Ромэйн пришла экономка с бесконечным списком вопросов. Девушка успокоила ее и все разъяснила.

— Где твой муж? — спросила Грэндж, когда Ромэйн осматривала вино, которое Клэйсон распорядился принести из погреба. На гувернантке было самое лучшее из ее платьев, но и оно было ее любимого — серого — цвета. — Это он должен вникать в подобные детали, — продолжала Грэндж. — У тебя много других обязанностей. Скоро начнут собираться гости. Дора уже спустилась вниз. Его светлость тоже. Даже Эллен уже готова.

Ромэйн бросила взгляд через зал, где Дора и его светлость болтали, как закадычные друзья. Это страшно удивило Ромэйн: даже в лучшие дни эти двое удостаивали друг друга лишь холодным кивком, если им невзначай случалось встретиться где-нибудь в зале. Может, дедушка намерен устроить представление для гостей?

— Уверена, что у Джеймса есть веская причина для опоздания, — ответила Ромэйн гувернантке.

— Может, это потому, что он очень не любит носить платье, к которому обязывает этикет, — проворчала Грэндж. — Его бы воля, он ходил бы только в этих ужасных лохмотьях, что носил в Струткоилле.

Ромэйн бросила гневный взгляд на Грэндж.

— Я буду рада видеть его в любой одежде, которую ему захочется надеть, — отпарировала Ромэйн и, не дожидаясь комментариев Грэндж, пошла прочь.

Проходя через зал, она улыбнулась Эллен:

— Не нервничай. Сегодня ты будешь в центре внимания.

— Джеймс еще не приехал?

— Не волнуйся, он непременно будет на твоем празднике, — сказала Ромэйн, не очень веря в собственные слова.

— Ромэйн… сейчас… ну, в последний раз… объясни мне, как приветствовать графа и графиню.

В течение следующего часа Ромэйн имела возможность убедиться, что Эллен усвоила ее уроки блестяще. По одну руку от Ромэйн стояла ее кузина, по другую герцог Вестхэмптон, и они все трое встречали гостей.

Эллен вела себя безупречно, будто правила этикета постигала годами, а не овладела ими за несколько недель. Изредка она нервно пожимала руку Ромэйн, и это было выражением ее внутреннего смятения.

— Надо будет навещать мою дорогую Филомену почаще, чтобы наслаждаться прекрасными видами площади, — сказал мистер Баумфри, склоняясь к руке Ромэйн. Затем он поднес к губам руку Эллен: — Моя дорогая мисс Данбар, ваша красота заставит сжиматься от зависти сердца других молодых девиц.

— Вы так добры, мистер Баумфри, — последовал ответ.

— Могу ли я осмелеть настолько, чтобы просить вас подарить мне сегодня хотя бы один танец?

Эллен вопросительно взглянула на Ромэйн, и та произнесла:

— Уверена, что это возможно, мистер Баумфри.

Он поклонился и отправился разговаривать с другими гостями, а Эллен прошептала:

— Разреши мне станцевать с ним первый танец.

— Бал ты должна открывать в паре с Джеймсом, — твердо сказала Ромэйн.

— Ты что, забыла, что его нет? — уколола наставницу Эллен.

— Если Джеймс не появится, дедушка будет рад оказать тебе честь и открыть твой первый сезон танцем с тобой. И не расстраивайся. Впереди у тебя — дюжина танцев.

Ромэйн не могла больше ничего добавить к сказанному: на них катилась новая волна гостей. Приветствуя приглашенных и представляя им Эллен, Ромэйн была поражена тем, что никто из гостей не отметил отсутствия ее супруга. Однако по любопытствующим взглядам, которыми обменивались гости, она заключила, что именно вокруг этого обстоятельства будут виться сегодняшние разговоры.

Леди Филомена подошла под руку с лордом Киммелем. Красавица поцеловала Ромэйн в щеку и сказала:

— Дорогая Ромэйн, нам надо поговорить. Мы сможем залечить раны друг другу, потому что, как я полагаю, задеты одним и тем же нечутким человеком.

— Хорошо, — согласилась Ромэйн.

Вечер начался как нельзя лучше, но Джеймса не было, и он не видел, каких восхищенных взглядов удостоилась его кузина. Когда все приглашенные собрались в зале, герцог предложил Ромэйн руку, и они в сопровождении Эллен направились к гостям.

— Вот уж не думал, что твой муженек сбежит, даже не забрав денег, которые я предложил ему, — скрипучим шепотом произнес герцог.

— Джеймс не позволит тебе купить себя.

— Многие продаются за деньги.

— Он не такой, как многие.

— Вижу, что не такой. — И, обернувшись к Эллен, старик произнес: — Мисс Данбар, сочту за честь быть вашим партнером в первом танце.

Ромэйн смутилась. То, что дедушка не стал ей перечить в разговоре о Джеймсе, удивило ее.

Ромэйн приняла приглашение мистера Баумфри стать с ним второй парой после герцога и Эллен. Ей не составило труда заметить, что кузина была бы не прочь поменяться с ней местами. Когда первый танец закончился, Ромэйн с улыбкой оставила своего партнера. Мистер Баумфри никогда не станет официальным женихом Эллен, но легкий флирт с ним не повредит девушке.

Неожиданно кто-то взял хозяйку дома за руку, и улыбка слетела с ее губ.

Перед ней стоял Брэдли.

— Ты прекрасно выглядишь, дорогая, — прошептал он.

— Что ты здесь делаешь? — Ромэйн не могла поверить, что дедушка послал приглашение Монткрифу.

— Ромэйн, неужели ты могла подумать, что я пропущу первый бал твоей провинциальной родственницы? — Брэдли не отпускал ее руки.

— Пожалуйста, не обижай Эллен.

— Почему бы и нет, ведь паршивка оскорбила тебя в моем доме.

— Сердце ее разрывалось на части, когда она увидела, что я не верна ее брату.

Брэдли обвел глазами зал:

— Где же проклятый шотландец?

— Он… — ответ Ромэйн прервала странная волна голосов, которая катилась на нее с другого конца зала, набирая мощь с каждым произнесенным словом. Ромэйн увидела, что взгляды всех приглашенных устремлены к дверному проему за ее спиной. Девушка обернулась и замерла от изумления. Там стоял ее муж, но совсем не тот, которого она знала вот уже несколько месяцев, а другой, не известный ей Джеймс. Вместо грубого костюма, который он носил в Струткоилле, или элегантного платья, в котором он показывался в обществе, на нем был шотландский национальный костюм. Гости уже начали перешептываться, а Джеймс гордо продолжал стоять в дверях.

Как он мог совершить такой эпатирующий поступок на первом балу своей кузины? Джеймс медленно вошел в зал, и гнев Ромэйн испарился. Колыхание красной клетчатой юбки в бело-зеленую клетку подчеркивало красоту его упругой походки. Через плечо была переброшена широкая лента из шерстяной клетчатой ткани, схваченная на плече золотой брошью. Спереди она ложилась изящными складками на черный шелковый жилет под зеленой бархатной курточкой, а сзади ниспадала на спину в виде короткой мантии, которая колыхалась в такт шагам Джеймса. Пряжки на его бархатных башмаках сверкали так же ярко, как глаза, но не так опасно.

Ромэйн услышала оскорбительный шепот позади себя и едва сдержала ярость, когда Брэдли произнес на весь зал:

— Посмотрите! У него на поясе болтается какое-то дохлое животное!

— Это кошелек! — вскипела Ромэйн. — Его делают из меха котиков.

— Кошелек! — усмехнулся Брэдли. — Дорогая, вы стали блестящим специалистом в области шотландского быта, не так ли? Безусловно, вы хорошо запомнили уроки, которые вам преподали, пока вы гостили в Шотландии.

Ромэйн холодно ответила:

— Вам должно быть стыдно, что за время, пока я гостила в Шотландии, вы не потрудились научиться хорошим манерам. Всего доброго, мистер Монткриф.

Брэдли потянулся рукой к Ромэйн, но его остановила другая, крепкая и сильная рука. Ромэйн пришлось встать между мужчинами. Джеймс молча отпустил Брэдли и протянул руку ей. Ромэйн молча позволила увести себя прочь от Брэдли, который бранился им вслед.

— А не потанцевать ли нам? — как ни в чем не бывало предложил Джеймс. Глаза его сияли удовольствием. Только сейчас Ромэйн поняла, что ее супруг наслаждается той сумятицей, которую сам же и учинил.

— Пожалуй, — сдержанно согласилась Ромэйн.

— Только что-нибудь спокойное. Боюсь, на мне надето не очень много кружевного белья, и, если в буйном танце юбка задерется, зрителям откроется нечто большее, чем полоска кружев.

Ромэйн с трудом удержалась от смеха.

Задрав подбородок, Джеймс в сопровождении жены направился через весь зал к Эллен. Было совершенно очевидно, что он жаждет вопросов по поводу своего странного облачения.

Как только Джеймс оказался рядом, Эллен бросилась ему на шею, оставив лорда Калвера, с которым собиралась танцевать, в недоумении.

— Джемми, ты так замечательно выглядишь! Я сразу же вспомнила о доме…

— Я думал, тебе это будет приятно, — ответил Маккиннон, с улыбкой глядя на виконта. — Добрый вечер, мистер Калвер.

— Маккиннон… — виконт бросил на Ромэйн взгляд, молящий о помощи.

При первых звуках музыки Джеймс подал Ромэйн руку, и она позволила увлечь себя в царство звуков и волшебства, силу которого впервые испытывала на себе в пустом зале для танцев в Вестхэмптон-холле. Джеймс прижался щекой к ее лицу и спросил:

— Не случилось ли здесь чего-нибудь интересного?

— Ничего, кроме спектакля, который разыграл ты.

— Ромэйн, это не спектакль, — прошептал он ей прямо в ухо.

Девушка сбилась с ритма, и они начали танец с первой фигуры.

— Неужели ты думаешь, что предатель находится здесь? — взволнованно спросила Ромэйн.

— Я в этом уверен.

— Но кто он?

— Точно не знаю, — Маккиннон улыбнулся. — Ну что я за муж, если разговариваю с женой о делах, вместо того, чтобы петь дифирамбы ее чарующей красоте?

— Джеймс, что тебе удалось выяснить сегодня?

— Мне следовало бы знать, что отвлечь твое внимание комплиментами не удастся. Но ведь чем-то можно тебя отвлечь?!

Маккиннон провел языком за ушком у Ромэйн, и дрожь восторга пробежала по ее телу. Она подалась навстречу мужу, не позволяя ничему — даже собственным страхам — встать между ними и восторгом, который их ожидал.

— По-моему, я нашел замечательный способ успокоить тебя, дорогая, — прошептал Джеймс.

— Да вы проказник, Джеймс Маккиннон.

— А вам очень понравилось, Ромэйн Маккиннон.

Музыка кончилась, и Ромэйн не смогла до конца насладиться волшебными звуками фамилии, которую еще месяц назад она ненавидела.

Джеймс внимательно ощупывал взглядом каждого гостя. К ним подлетела Эллен и обняла их обоих сразу.

— Мне так хорошо! Джемми, ты ведь рад, что не пропустил такого веселья, правда?

— Надеюсь, сегодня сбудутся все твои желания, — Джеймс слегка щелкнул кузину по носу и посмотрел мимо нее на Баумфри: Норман свысока взирал на них.

Джеймс бросил быстрый взгляд на жену и заметил в ней некоторое беспокойство. Должно быть, ей не понравилось что-то в отношении Баумфри к Эллен. Маккиннон понимал, что Ромэйн прекрасно разберется в том, сможет ли тот или другой кавалер стать мужем Эллен. Когда Джеймсу показалось, что Баумфри собирается вновь пригласить его кузину, он опередил Нормана предложением:

— Баумфри, не желаете ли чего-нибудь выпить? Дадим возможность дамам посекретничать.

Баумфри вынужденно кивнул и согласился:

— Только недолго, мисс Данбар. Я бы хотел еще раз насладиться танцем с вами.

Светало. Последние гости разъезжались по домам. Ромэйн с трудом выпроваживала мистера Баумфри за дверь, в то время как Дора с неменьшим трудом уводила Эллен по лестнице.

Джеймс нагнулся, чтобы поднять с полу стаканчик, закатившийся в угол.

— Оставь это, слуги уберут. Джеймс, мне нужно поговорить с тобой.

Маккиннон расслышал нотки страха и беспокойства в голосе жены и увел ее в спальню. Она шла по коридору, склонив голову к его плечу. Ромэйн прервала молчание, только когда за ним закрылась дверь.

— Почему ты решил надеть этот костюм сегодня?

— Полагаю, предатель знает, что его преследователь — шотландец. Это лучший способ напомнить ему: этот человек — я!

Ромэйн опустилась на диванчик возле окна.

— Ты подвергал риску наши жизни всю ночь.

Джеймс подал ей руку и заставил встать.

Поплотнее задернув шторы, он сказал:

— Держись подальше от окон.

— О чем ты говоришь?

— Любой человек с такой игрушкой, — он вынул из складок юбки пистолет, — попадет в тебя с улицы. Подумай только, сколько горя причинит это твоему дорогому Монткрифу.

Неожиданно глаза девушки широко раскрылись, ноги подкосились, она зарылась лицом в его рубашку из кисеи и разрыдалась. Джеймс обнял ее и губы их встретились. Чувства, которые Ромэйн была больше не в силах сдерживать, вырвались наружу. С невероятной быстротой ею овладело желание. Она обняла мужа. Любое прикосновение к этому мужчине заставляло Ромэйн пылать огнем. Джеймс попытался отстраниться, но Ромэйн требовала любви и поцелуев. Он провел языком по внутренней поверхности ее губ, и она прильнула к нему.

— Я не хочу выходить ни за Брэдли, ни за полковника Ньюмэна, — наконец прошептала Ромэйн. — И я люблю тебя, Джеймс.

— Ты выдумщица.

— Глупо любить мужчину, который сначала заполнил твои мысли, а потом поселился в сердце, правда?

Джеймс накрутил на палец локон жены и погладил ее по плечам.

— Ну, ну… ты выдумщица. Дорогая, разве ты не знаешь, что я последний человек, которого ты можешь полюбить?

— Надеюсь, нет. Клянусь, я буду любить тебя до последнего дыхания.

— Ромэйн, ты должна знать…

Поцелуем она заставила его замолчать. Джеймс застонал, и Ромэйн ощутила такой мощный прилив желания, которому едва ли могла противостоять. Сдерживать себя она не хотела, особенно теперь, когда поняла, что в любую минуту может потерять его.

Джеймс взял ее на руки, Ромэйн засмеялась и сбросила туфельки. Муж бережно опустил ее на кровать. Ромэйн обхватила его за шею и заставила нагнуться над собой.

Обрекая жену на муки ожидания любви, Джеймс пальцем пробежал по всему ее телу, заставляя ее, изнемогающую от желания, сдаться на милость победителя. Ромэйн приподнялась, и он расстегнул крючочки, длинный ряд которых вился по спинке платья. Платье медленно сползло вниз, обнажая сначала плечи, потом грудь. Ромэйн подняла руки, чтобы удержать наряд на прежнем месте.

С улыбкой на лице Джеймс опустил сначала одну ее руку, потом другую.

— Дорогая, дай мне увидеть тебя такой, какой я вижу тебя в своих грезах.

— Неужели ты тоже мечтал об этом?

Вместо ответа Джеймс хрипло рассмеялся, и этот смех отозвался где-то глубоко внутри ее, напоминая о пустоте, которую она хотела, чтобы он заполнил собой.

— Дорогая, я думаю об этом с той самой минуты, когда ты впервые заснула в моих объятиях.

И Джеймс нежно, но требовательно поцеловал жену. Затем, не прерывая поцелуя, Джеймс осторожно освободил Ромэйн сначала от платья, а потом от всей остальной одежды, сбросил ворох белья на пол, и они остались лежать на смятом покрывале. Ромэйн дрожала, чувствуя на себе возбуждающие прикосновения его рук. Джеймс накрыл чашечками ладоней ее груди и слегка погладил острые, вожделеющие соски. Ромэйн застонала от наслаждения и впилась пальцами ему в плечо.

Заставив мужа лечь рядом с собой, девушка начала расстегивать булавку, с помощью которой шотландская юбка держалась на талии. В это время Джеймс пропел языком по ее грудям, и Ромэйн замерла, не в силах выйти из волшебного оцепенения. Потом в ответ на его ласку она провела язычком около его уха и поцеловала в шею.

Джеймс умело руководил ее эмоциями, поцелуями и поглаживаниями, заставляя Ромэйн воспламеняться все сильнее и сильнее.

Ромэйн лениво провела пальчиком по ленте, перекинутой через плечо, и Джеймс быстро скинул одежду. Взглянув на его красивое, мускулистое тело, которое очень скоро станет частью ее самой, девушка поняла, что никогда не видела ничего прекраснее и никогда ничего так не желала.

Она протянула к нему руки и прошептала:

— Любовь моя, иди ко мне.

— Не могу представить себе, что бы еще я сделал с такой охотой.

Джеймс сел и с осторожностью снял с нее шелковые чулки. Она желала его. Ничего более прекрасного и быть не может.

Джеймс откинулся на спину и уложил Ромэйн к себе на живот.

Их тела идеально подходили друг к другу. Ромэйн не могла сдержать нетерпеливого возбуждения. Она слышала биение его сердца, она хотела полностью слиться с ним и стать одним целым.

Неожиданно Джеймс застонал, перевернулся, прижимая к себе Ромэйн, и она оказалась под ним. Он нашел ее губы, возбуждение охватило все ее существо, и она поняла, что все то, о чем она мечтала и чего боялась, сейчас станет явью.

Отдыхая, Ромэйн уткнулась подбородком в углубление возле плеча Джеймса. Она наслаждалась влажным теплом его кожи. Он оказался требовательным любовником, но стремился, однако, удовлетворить и любое ее желание, дать ей возможность испытать любое ощущение, и Ромэйн поняла, что до конца жизни героем всех ее любовных фантазий будет Джеймс.

Он с нежностью погладил ее тело. Потом поцеловал в голову, и Ромэйн подняла на мужа радостно-удивленный взгляд. В ответ он усмехнулся, поцеловал и обнял ее.

— Ну, теперь я убедила тебя, что не хочу выходить замуж за Брэдли?

— Мне не остается никакого выбора, кроме как просить его назвать секундантов, если он осмелится еще раз прикоснуться к тебе.

Ромэйн закрыла глаза.

— Дорогая, не думай о будущем, думай только о том, что сейчас ты в моих объятиях…

— Но, Джеймс…

— Нет! — отрезал он. — Не позволяй овладеть собой мыслям о разлуке, в то время как я хочу думать только о том, что соединит нас на веки.

Зная, что возлюбленная находится еще во власти грез и желая отдалить боль, которую ей придется испытать завтра, Джеймс поцеловал ее и прошептал:

— Думай только о любви.