Джеймс прислонился к грязной изгороди и посмотрел в сторону. В конце аллеи была старая конюшня, за которой он наблюдал. Накрапывал дождь. И без того плохое настроение продолжало портиться. Был вторник. В этот день в этом месте должен был совершиться предательский обмен: информация за золото. Джеймс дежурил здесь с рассвета. За это время ничего не случилось.

Камерон выругался и с досадой воткнул в землю деревянную щепочку. Сейчас она была не толще лучины, а когда Камерон начал обстругивать ее, была размером с мужскую ладонь.

— Может, они перенесли встречу на другой день, — предположил Камерон.

— Может быть. Они ведь могли заподозрить неладное, когда мы перехватили их первого связного, но Волен уверен, что их планы не переменились.

— Волен отсутствовал, когда Господь раздавал мозги, — пробормотал Камерон.

— Хорошо же ты отзываешься о полковнике.

— Зато верно, и вы это знаете, сэр.

— Да, я хорошо знаю это. Если бы я обращал внимание на все приказы, которые он исторгает из себя, я бы уже давно отправился на тот свет с пулей между лопаток. Но ничего. Мы добьемся успеха несмотря ни на что.

Камерон причмокнул и выглянул из засады.

— Вы уже решили, как поступите с леди Ромэйн, когда мы закончим?

— Я все время откладываю свой разговор с ней.

— Иногда женщины немного расстраиваются, когда узнают, что их мужья оставляют их, чтобы немного повоевать с любителями лягушачьих лапок, — заметил сержант.

— Ты думаешь, нас пошлют во Францию?

— А вы думаете иначе? — отозвался Камерон. — Или у Волена есть еще какая-нибудь работенка, которую он боится делать сам?

Вместо ответа Джеймс шикнул на Камерона; они прижались к стене: мимо них прошли две женщины.

Чуть позже разговор возобновился.

— В доме герцога я живу в роскоши, которая пришлась бы по вкусу всякому, — сказал Джеймс.

— На некоторое время.

— Да, — без энтузиазма согласился Маккиннон и подал знак сержанту не спускать глаз с конюшни.

Вспомнив, как они с Ромэйн любили друг друга этой ночью, Джеймс ощутил, что все его тело напряглось. Никогда еще он с таким нежеланием не брался за работу, как сегодня утром, когда покидал еще спящую жену.

— Майор, посмотрите, — еле слышно прошептал Камерон.

Отогнав воспоминания, Джеймс взглянул на улицу. Он сразу же понял, что имел в виду сержант: к ним приближалась карета без всяких опознавательных знаков и без ливрейного кучера, по одежде которого можно было бы определить владельца экипажа.

— Камерон, приготовься, — прошептал Джеймс.

Вместо ответа он услышал какое-то ворчание, и что-то тяжелое ударило его по затылку. Над телом звучал довольный смех.

Джеймс уже должен быть дома!

Ромэйн с тревогой вздохнула, выглянув в окно и не разглядев за дождевой завесой даже очертаний домов, образующих площадь. Джеймс сказал, что вернется домой еще до полудня. Уже стемнело. Если они поженятся по-настоящему, ей предстоит именно такая жизнь.

В горле у Ромэйн застрял комок. Пошел второй день, как она была настоящей женой Джеймса, но брак их оставался пока фиктивным.

Ромэйн услышала дедушкины шаги и отошла от окна. Взглянув на герцога, она увидела саркастическую улыбку на старческом лице.

— Прелестная картинка, — холодно заметил старик. — Добропорядочная жена ожидает возвращения мужа.

— Дедушка, в твоем сарказме нет необходимости. Я прекрасно знаю, ты надеешься, что Джеймс в ближайшие дни навсегда покинет нас.

Герцог опустился в кресло и сложил на коленях венозные руки.

— Я не желаю твоему мужу ничего плохого.

— Нет конечно, но я знаю, что ты хочешь избавиться от него.

— Он не тот человек, за которого я хотел бы выдать тебя замуж.

— Я тоже не собиралась выходить за него. — Ромэйн улыбнулась и опустилась на одно колено рядом с дедом. — Но, дедушка, я люблю его.

Герцог впился пальцами в подлокотник:

— Я думал, ты мудрее, чем твоя тетка, которая не желала внять голосу разума и вышла замуж против моей воли.

— И каждый день она сожалела об этом необдуманном поступке.

— Откуда ты знаешь?

Ромэйн накрыла ладошкой его руку и улыбнулась:

— Тетушка Стелла разделяет твою неприязнь к Брэдли. Когда она узнала, что он ухаживает за мной, она послала мне письмо с предупреждением не иметь с ним ничего общего.

— Неужели мы со Стеллой в чем-то сошлись во мнениях? — Старик потер подбородок. — Может статься, я пошлю за ней. — Помолчав еще, он добавил: — Слишком много времени прошло с тех пор, как мы в последний раз думали одинаково.

— Это будет замечательно: вы объединитесь и вместе будете бранить меня за недостаток благоразумия.

— В отношении Монткрифа? Ты уже выкинула его из головы?

— Я люблю Джеймса, — снова прошептала Ромэйн.

Тяжело вздохнув, герцог ответил:

— Я был бы неискренен с тобой, сказав, что это то решение, на которое я надеялся.

— Почему тебе не нравится Джеймс? Он так похож на тебя! Он упрямый и сварливый, как ты, а я люблю вас обоих.

— Я дурно отношусь к происходящему не потому, что я недолюбливаю его лично, а потому, что ты снова признаешься в любви к человеку, которого совсем не знаешь.

— Я хорошо знаю Джеймса.

— Неужели? — герцог дружески потрепал Ромэйн по руке, но спросил сухо и настороженно: — Чем он занимался до того, как ты наткнулась на него во время снежной бури?

— Он охотился.

Старик недовольно хмыкнул:

— Это не то, о чем я спрашиваю. Где он был до того, как объявился в этой забытой Богом шотландской деревне? Чем он занимался?

Ромэйн села на корточки. Когда-то и ее беспокоило неведение, но, не получив от Джеймса удовлетворительных ответов, она перестала его расспрашивать.

— Я не знаю, но какое это имеет значение?

— Чем он будет заниматься после того, как вы уедете из Лондона? Куда он повезет тебя?

— Я не знаю, — повторила Ромэйн. Такой поворот в их беседе заставил ее нервничать. — Может, если ты пригласишь тетю Стеллу в холл, мы заедем туда. Мне бы хотелось с ней повидаться.

— Даже несмотря на то, что однажды она лишит тебя Вестхэмптон-холла?

Ромэйн прикусила губку. Конечно, она не хотела, чтобы кто-то еще считал Вестхэмптон-холл своим домом, но спокойно заметила:

— Я все понимаю, дедушка. Я понимаю это с тех пор, как выросла настолько, что мне стало известно о твоем завещании.

— Дитя мое, я позаботился о том, чтобы ты была обеспечена и ни в чем не нуждалась, так что тебе не следует расстраиваться. — Он потрепал внучку по щеке: — Улыбнись, Ромэйн. Поверь своему деду, что в будущем ты не будешь обездолена.

Ромэйн попыталась улыбнуться. На этом их беседа завершилась.

Ромэйн решила, что будет наблюдать за улицей из своей спальни, чтобы ей никто не мешал.

Открыв дверь в комнату, она обнаружила, что слуги еще не заходили к ней, чтобы вынести воду и прибрать в комнате после ароматизированной ванны, которую она приняла уже час назад.

Волшебство близости с Джеймсом совершенно ослепило ее. Дедушка не может понять ее, потому что не знает, что Джеймс вовсе не бедный шотландский провинциал. Но на вопросы, которые задал дед, у нее не было ответа. Ничего не изменилось. Джеймс скоро отправится на службу и оставит ее, и она больше никогда его не увидит.

Слезы застилали ей глаза. Ромэйн откинула портьеру и выглянула в окно. В эту непогоду площадь выглядела такой же пустынной, как болота, простиравшиеся за Вестхэмптон-холлом.

Дверь открылась, и Ромэйн быстрым движением вытерла слезы. Девушка не хотела, чтобы Грэндж, которая пришла, очевидно, проследить, вынесли ли воду из комнаты, видела ее печаль. Но вместо голоса Грэндж она услышала:

— Черт подери! Ромэйн, разве я не просил держаться подальше от окон? Неужели у тебя разума не больше, чем у гусыни?

Девушка круто развернулась и увидела рассерженное лицо Джеймса.

Она хотела было вспылить, но осеклась: сюртук его был порван, на левой щеке красовался кровоподтек. Ромэйн сделала шаг навстречу мужу и остановилась в ужасе:

— Джеймс!

Улыбнувшись, он плотно закрыл за собой дверь. Ромэйн приблизилась к нему и поняла, что синяк на щеке — результат мощного удара кулаком в челюсть. Джеймс попытался подмигнуть жене, но сморщился от боли:

— Что случилось? — спросила Ромэйн.

— Можно повременить с ответом? Я бы хотел присесть.

Молодая женщина взяла мужа под руку и помогла опуститься в кресло.

Смочив кончик полотенца, лежавшего на бортике ванны, в воде, она приложила его к щеке Джеймса.

Витиевато выругавшись, он прорычал:

— Ромэйн, будь осторожна. Мне сегодня и так досталось.

— Что случилось?

— На нас кто-то напал.

— Как Камерон?

— За ним ухаживает Дора. Он чувствует себя лучше, чем я. Это он отразил нападение. Одного из нападавших Камерон несколько раз пырнул ножом. Дорожка из пятен крови пересекает Ковент-гарден.

Джеймс выругался и перехватил руку Ромэйн, прежде чем она успела в третий раз приложить полотенце к его щеке.

— Ради Бога, Ромэйн, перестань.

— Как я понимаю, ты даже не видел нападавших.

— Нет, он сразу же ударил меня чем-то тяжелым сзади по голове.

— Сзади по голове? Но у тебя разбита щека!

— Должно быть, я ударился о камень, когда упал, — откинувшись на спинку стула, продолжал Джеймс. — Это значительно осложняет выполнение задания. Если меня увидят в городе с разбитой физиономией, у наших врагов не останется никаких сомнений в том, что именно я выслеживал предателя.

Ромэйн помедлила и спросила:

— Они успели передать информацию?

— Нет. Крики Камерона испугали проклятых французишек.

Ромэйн поднялась и направилась в гардеробную. Оттуда она вернулась с небольшой коробочкой, которую протянула Джеймсу.

— Что это?

— Рисовая пудра. Ею иногда пользуется Грэндж. Она поможет скрыть синяки.

— А что поможет избавиться от боли?

Джеймс взял жену за руку и усадил к себе на колени.

— Я?

— Придумай что-нибудь, дорогая.

— Я так и сделаю, — успела пролепетать Ромэйн, прежде чем прильнуть к его губам.

Напевая мелодию своего любимого вальса, Ромэйн постучалась в комнату Эллен. День был солнечный и теплый — великолепное время для визитов. Увидев возле дома Филомены экипаж, Ромэйн поняла, что ее соседка дома. Если зайти ненадолго, то это не повредит больному отцу Филомены, а Эллен сможет отточить светские манеры.

Ответа на стук не последовало. Ромэйн постучала еще раз. Посильнее. Снова молчание. Тогда она открыла дверь и заглянула в спальню.

— Эллен, ты здесь?

Оглядев комнату, Ромэйн нахмурилась. Стул рядом с туалетным столиком был опрокинут, одежда разбросана. Задернутые шторы не пропускали в комнату свет.

— Эллен?

Ответа не было. Это казалось очень странным, потому что Дора и Клэйсон сказали, что Эллен у себя. Ромэйн собралась уже уходить, когда неожиданно наткнулась взглядом на записочку, подсунутую под деревянную раму зеркала над туалетным столиком. Ромэйн подняла стул, достала листок, развернула его и прочитала:

Я отправилась на конную прогулку с леди Филоменой и мистером Баумфри. Я скоро вернусь.

Записка была без подписи.

Сумасшедшая! Ей не следует ездить на прогулки с мистером Баумфри, даже в сопровождении Филомены. Не удивительно, что в комнате все вверх дном. Должно быть, получив приглашение, Эллен пришла в такой восторг, что козой носилась по комнате в поиске одежды, подходящей для прогулки с мистером Баумфри.

Ромэйн вздохнула, сложила записку и оставила ее на туалетном столике. Надо ехать за Эллен, но куда она могла отправиться? Вероятнее всего в Гайд-парк. Ромэйн застонала. В это время там много народу, и все уже наверняка отметили оплошность Эллен. Медлить нельзя.

Ромэйн забежала к себе за соломенной шляпкой и заторопилась вниз по лестнице. Клэйсон медлил, не решаясь выполнить ее указание, когда Ромэйн распорядилась подать к дому кабриолет.

— Что-нибудь случилось, леди Ромэйн?

— Надеюсь, нет.

Клэйсон послал слугу в конюшню, а Ромэйн повернулась к зеркалу. Нельзя выглядеть мрачной. Если кто-нибудь заподозрит правду, репутация Эллен будет навсегда подорвана.

Шорох колес кабриолета, остановившегося у парадного входа, музыкой прозвучал в ушах Ромэйн. Не дожидаясь Клэйсона, она подошла к двери, сама открыла ее и… очутилась лицом к лицу с Брэдли. Он уже поднял руку, чтобы взяться за кольцо.

— Мистер Монткриф, для вас меня нет дома, — произнесла леди Ромэйн, натягивая перчатки.

Брэдли схватил ее за плечо, не обращая внимания на предупреждения дворецкого. Он взорвался:

— Ромэйн, хватит витать в облаках и жить иллюзиями.

— Какую из них вы имеете в виду? Может, ту, что я была влюблена в вас?

— Ромэйн, ты знаешь, я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой.

— За последнее время ты слишком часто обсуждал этот вопрос. Ответ мой не изменился: я люблю Джеймса и не собираюсь разрывать брак. А теперь я должна ехать. Надеюсь, вы извините меня.

— Ехать — куда?

— По делам.

Брэдли покачал головой:

— Не советую. Ты поступишь разумно, если послушаешь то, что я собираюсь сказать твоему деду.

— Дедушка так же мало настроен выслушивать твои сплетни, как и я. — Обернувшись через плечо, Ромэйн распорядилась: — Клэйсон, не могли бы вы показать мистеру Монткрифу выход?

Дворецкий сделал шаг вперед, но тут же отшатнулся. Брэдли грубо выругался, схватил Ромэйн за руку и потащил к лестнице. Наверху Ромэйн увидела дедушку и Джеймса. Маккиннон бросился вниз, вынуждая Монткрифа отпустить жену. Брэдли покорился только после того, как герцог подтвердил требование Джеймса.

— Тебе не больно? — спросил Маккиннон у Ромэйн, сверля глазами Брэдли.

— Нет, со мной все в порядке.

Джеймс перевел взгляд на Монткрифа:

— Брэдли, леди Ромэйн просила вас покинуть этот дом. Надеюсь, мне не придется приказывать Клэйсону вышвырнуть вас на улицу.

— Это не ваш дом, — зашипел Брэдли. — И не вы распоряжаетесь здесь.

— И не вы, — сказал герцог, медленно спускаясь вниз.

Брэдли выстрелил взглядом в Джеймса и произнес:

— Ваша светлость, если вы уделите мне пять минут вашего драгоценного времени — думаю, вы не пожалеете, узнав некую тайну.

Герцог покачал головой:

— Убирайтесь вместе с вашими сплетнями.

— Ваша светлость, думаю, вам будет интересно узнать это.

— Сомневаюсь, что у вас есть нечто, могущее меня заинтересовать.

— Даже это? — и Монткриф достал что-то из-под сюртука.

Ромэйн попыталась разглядеть то, о чем говорил Брэдли, но он показал это только герцогу. Джеймс впился пальцами ей в руку, и она увидела его искаженное яростью лицо.

Герцог протянул руку и взял у Монткрифа клочок бумаги, совершенно такой же, как тот, что Ромэйн нашла в комнате Эллен. В душу ей закрался страх. Каждая минута, похищенная Брэдли, могла привести Эллен к несчастью. Прочитав записку, старик сначала нахмурился, потом улыбнулся.

— Это правда?

— Я получил верные сведения из нескольких источников, — ответил Брэдли. На губах его заиграла коварная улыбка.

— Из нескольких надежных источников?

— Абсолютно надежных, ваша светлость.

— Что это, дедушка? — вмешалась Ромэйн.

Он передал ей записку:

— Надеюсь, ты непричастна к этому, дитя мое, иначе тебе придется покинуть этот дом.

Буквы, написанные торопливым почерком, расплывались перед глазами, когда она читала обличительные слова.

Свидетельство, полученное мистером Маккинноном, подделка. Леди Ромэйн Смитфилд и Джеймс Маккиннон не являются мужем и женой, и представление, которое я разыграл перед свидетелями, сплошной обман.

Внизу стояла подпись: Реверенд Керр.

— Вы за этим посылали в Шотландию, Монткриф? — спросил Джеймс.

Ромэйн была поражена его спокойствием. Брэдли тоже, это читалось по его лицу. Герцог был в ярости.

— Это было доставлено мне тем, кто полагает, что эти сведения могут заинтересовать меня.

— Так кем же?

Монткриф усмехнулся:

— Неужели вы думаете, что я выболтаю вам это? Я слышал, вы меткий стрелок, мистер Маккиннон. Я бы не хотел обнаружить своего доброжелателя с дыркой в голове.

— И сами, наверное, не хотели бы получить пулю?

Блондин поник, но продолжал:

— Если со мной что-нибудь случится, мистер Маккиннон, знайте, здесь стоят два свидетеля, которые должны будут дать правдивые показания на процессе.

— Жена не может свидетельствовать против мужа.

В разговор вмешался герцог:

— Если вы не можете доказать, что написанное здесь — ложь, значит, Ромэйн не жена вам.

Он повернулся к внучке и распорядился:

— Дитя мое, иди к себе и оставайся в комнате, пока я не пошлю за тобой.

— Нет, дедушка. — Сжав пальцы в кулачки, Ромэйн взмолилась: — Дедушка, ты должен был узнать все, что случилось, до того, как прочитал это письмо.

— Ромэйн, это письмо объясняет достаточно много, иди к себе, пока я не приказал гувернантке увести тебя, как расшалившегося ребенка, каким ты была на протяжении нескольких последних месяцев.

— Дедушка…

— Иди, — мягко сказал Джеймс.

Ромэйн покорилась: настало время доказать, что она доверяет ему. Поднимаясь вверх по лестнице, Ромэйн оглянулась только однажды. Должно быть, Джеймс почувствовал на себе ее взгляд, потому что тут же поднял на нее глаза. Ромэйн ждала от него подбадривающей улыбки, но он сразу же отвернулся к мужчинам.

Молодая женщина вошла в спальню, где градом вопросов ее встретила Грэндж. Ромэйн начала было отвечать, но не сдержалась, и слезы хлынули у нее из глаз. Бросившись на кровать, она принялась оплакивать любовь, которая с самого начала была обречена на смерть.

Ромэйн даже предположить не могла, как долго она спала. Подушка ее все еще была мокрой от слез, которыми она смывала с себя кошмар потери Джеймса. Она услышала скрипучий дедушкин голос и решила посмотреть в глаза деду и умолить его простить ей двуличие и, более того, помочь уговорить Джеймса узаконить их отношения.

— Я запрещаю Ромэйн выходить из комнаты. Даже для еды. — Тон и слова дедушки не оставляли сомнения в том, что ярость его только усилилась. — У нее больше не будет возможности пускаться в сомнительные приключения, пока я не буду уверен, что она действительно вышла замуж.

— За мистера Маккиннона? — пропищала Грэндж.

— Ба! Я скорее за дьявола ее выдам, чем за этого изолгавшегося, вшивого шотландца. Все! Ему — отставка. Впредь двери ему не открывать, в дом не пускать!

— Тогда… за кого выходит замуж Ромэйн?

— Как только будут получены все необходимые документы, моя внучка станет миссис Брэдли Монткриф.