Хоулт скинула ботинки прямо у входной двери и вошла в кухню. Ноги ныли от усталости, впрочем, как и все тело. Джейн положила сумочку на стол, расстегнула кобуру и оставила оружие рядом с сумочкой. Пиджак она повесила на спинку стула. Наверное, только рутина способна снять напряжение, раз и навсегда заведенный порядок действий. Только это избавит ее от ошибок.

Хоулт открыла холодильник, и в лицо повеяло морозцем. Она достала охлажденный бокал для мартини и сам напиток в смеси с тоником и взболтнула банку, вспомнив слова матери, утверждавшей, что Джеймс Бонд и подобные ему утонченные люди любят как следует встряхивать смешанные напитки. Бедная мама не могла себе и представить, что однажды они станут продаваться уже в готовых коктейлях.

Хоулт наполнила бокал и положила в него крупную оливку. Несколько капель заскользило по стенкам бокала, и она машинально облизала его, сразу же почувствовав себя из-за этого крайне неловко. Она же так гордится своей выдержкой и самоконтролем! А сейчас… Джейн зажмурилась, сделала первый глоток и открыла глаза. Напиток даже отдаленно не напоминал те великолепные коктейли с мартини, которые делала ее мама еще по бабушкиным рецептам.

Хоулт подошла к окну и взглянула на свое отражение в стекле. Лишнее напоминание о том, как она измотана. Обычно яркий океанический пейзаж, разворачивающийся за окном, сейчас казался серым и тусклым, как и сама Хоулт. Дождь не прекращался, покрывая океан блеклой сеткой. В эту пору даже в солнечные дни вода в океане была холодной, без водонепроницаемого костюма не покупаешься. Дрозды-рябинники, прилетавшие в Лагуну, недоумевали, опуская лапки возле берега. Потрогав воду, они быстро отбегали прочь. Джейн вспомнила увиденную однажды наклейку на чьем-то бампере: «Добро пожаловать в Калифорнию. Вам пора домой». Точнее и не скажешь. Хоулт чувствовала себя не в своей тарелке, переехав сюда из Род-Айленда, но сейчас привыкла. Джейн поймала свое отражение в окне и вздрогнула. Ну и вид!

День начался многообещающе. После звонка будильника Хоулт, как обычно, прослушала сообщения на автоответчике и заинтересовалась снимками, упомянутыми Джимми. Она вскочила с кровати, уже прокручивая в голове план действий. План игры. О Боже, о чем она думает? Она всегда старалась не повторять привычные спортивные метафоры и военный сленг, употребляемые другими копами. А теперь сама говорила так же. Она знала новый адрес Джимми, вычислила его по номеру телефона и очень удивилась, что номер принадлежит Дезмонду Терреллу. Полная надежд, Хоулт села за руль и поехала к нему, но ее постигло страшное разочарование. Радость предвкушения сделала его особенно горьким. Джейн понятия не имела о том, что на самом деле видел Джимми. Однако следовало оставаться начеку в любом случае.

Хоулт потягивала коктейль, наблюдая за огоньками на побережье и представляя собравшиеся за ужином семьи — жены и мужья делятся новостями прошедшего рабочего дня, а дети… Джейн не могла придумать, что говорят в таких случаях дети. Она выловила из бокала оливку, положила в рот и медленно разжевала. Нет, она вовсе не ненавидела свою работу. Всегда приезжала спозаранку и оставалась допоздна. Даже за рулем она продолжала обдумывать дела. Расследование убийства Филиппа Киннесона казалось ей всего лишь одним из них. Но только до того момента, как спустя три дня после обнаружения тела был найден поляроидный снимок. На него наткнулась маленькая девочка, строившая песчаные замки на пляже. Фотография застряла в расщелине скалы, ребенок увидел ее и, заливаясь слезами, побежал к маме, которая и вызвала полицию.

Хоулт залпом опустошила бокал, чувствуя, как алкоголь одновременно холодит и согревает горло, посмотрела в окно и ощутила себя старой. Голова ныла от боли. Она давно не пила. Хоулт вспомнила, как ее отец, приходя поздно ночью с работы, опрокидывал стакан мартини с таким нетерпением, словно пытался затушить пожар, бушевавший в груди.

Три дня на солнце слегка подпортили снимок, но все равно не узнать на нем Киннесона было невозможно. Сначала Хоулт решила, что фотографировал кто-то из полицейских, и даже пыталась вычислить, кто посмел нарушить ее приказ. Однако затем заметила в изображении нечто странное: цвет зубов сильно контрастировал с цветом кожи, а черты лица казались плоскими. Это фото не было похоже на снимки, сделанные с места преступления. Большинство детективов отнесли бы эти нюансы — если бы вообще их заметили — на счет расположения объектива по отношению к солнцу. Большинство детективов, но не Джейн Хоулт. В юности, когда остальные девчонки шатались по танцам и развлекались с мальчиками, она проводила долгие часы под красной лампой, проявляя и печатая фотографии. Наметанным глазом Хоулт сразу определила, что скорее всего снимок делали со вспышкой.

Киннесона убили сразу после полуночи. Труп фотографировали утром, соответственно без вспышки. Напрашивался логичный вывод — если кто-то снимал это фото «Поляроидом» со вспышкой, значит, делал это ночью. Хоулт нашла снимок, сделанный убийцей. Это был своеобразный почерк маньяка. Он фотографировал своих жертв после совершения преступления. Хоулт предположила, что этот конкретный снимок случайно унес в ночь ветер. Марии Синоа, специалисту из лаборатории, понадобилось всего две минуты, чтобы подтвердить — фотографировали действительно ночью. ФБР почти три недели проводило свои исследования, полностью совпавшие с заключением Марии.

Лейтенант Дифенбахер, босс Хоулт, был настроен скептически. Он не отрицал, что снимать мог и убийца Киннесона, но это, по его мнению, не доказывало существования серийного маньяка.

— Работа полицейского заключается в том, чтобы, заслышав за спиной стук копыт, представить себе лошадей, — отчитывал он Джейн. — А если напридумывать каких-нибудь зебр, то это, простите, выпендреж. Нам не нужна репутация фантазеров. И вам тоже не нужна.

Хоулт прекрасно понимала, что босс хотел защитить ее, оградить от ошибки, но его тон все же раздосадовал.

Через месяц после обнаружения фотографии и позвонил Джимми. Он представился, сказал, что получил письмо от некоего субъекта, взявшего на себя ответственность за убийство Киннесона и признавшегося в других подобных преступлениях. Хоулт чуть не пролила чай, потянувшись за блокнотом, чтобы записать адрес редакции журнала.

Джейн допила мартини, пошла на кухню и наполнила бокал снова. Два бокала — ее норма.

Она всячески пыталась дать ход делу Яйца, но сопротивление ощущалось с самого начала. Вышестоящие инстанции настаивали на неопровержимых уликах, объединяющих преступления. Никакой очевидной связи не прослеживалось, и даже баллистическая экспертиза не дала вразумительных результатов. Когда дело закрыли за недостаточностью улик, Джейн была единственной, кто верил в истинность полученного Джимми письма. Все остальные отрицали существование убийцы с «Поляроидом», уничтожавшего жителей Лагуны.

Бывший моряк Дифенбахер больше всех поддерживал Хоулт, уважая ее за ум, твердость и смелость. Но в данном случае он придерживался иного мнения, считая глупыми и опасными попытки Джейн раздуть из обычных разборок гомосексуалистов дело с серийным убийцей. Не нравилось ему и то, что она связалась с журналистом с сомнительной репутацией. Дифенбахер потерял веру в Хоулт, и это было известно им обоим.

Да и саму Хоулт иногда мучили сомнения. Она была абсолютно уверена в своей правоте в начале расследования, но шли месяцы, и ее поверенный из ФБР перестал отвечать на электронные письма. Дифенбахер старался ее урезонить, сначала в устной форме, а затем и в письменной, приказывая не тратить больше сил и времени на дело Яйца. Однако Хоулт продолжала работать, даже платила бывшим криминалистам за помощь из собственного кармана.

Дождь ударил в окно так громко, что Хоулт отступила, пораженная мощью шторма. Она и не заметила, как опустошила второй бокал мартини.

Раньше, еще до дела Яйца, Хоулт презрела бы любого полицейского, позволившего личным амбициям выйти на первый план, готового нарушить приказ из своих соображений. Она и представить себе не могла, что способна взять чужую фотографию, фактически украсть ее. Именно это она сделала сегодня утром, притом без колебаний. Снимок мог пригодиться, только об этом и думала Хоулт в тот момент. Она собиралась отдать его Марии сегодня же, но Дифенбахер загрузил ее работой.

— Спасибо, что выполнишь все это, — сказал Дифенбахер, кинув Хоулт на стол перечень дел, которыми надо было заняться, и разбросав ее аккуратно разложенные карандаши и ручки. Хоулт пробежала глазами по длиннющему списку, а босс ехидно заметил, что если работы слишком для нее много, он с удовольствием отправит ее в отдел по связям с общественностью.

— Будешь давать интервью и предупреждать старушек, чтобы как следует запирали двери и окна. Конечно, это не так романтично и ярко, как преследование серийного маньяка, но тоже честная работа хорошего копа.

Хоулт пришлось полдня мотаться с патрулем по городу, а к тому времени, как она вернулась, Мария уже ушла с работы.

Джейн медленно вернулась на кухню, довольная, что алкоголь не нарушил ее движения. Даже превысив норму, она спокойно шла по прямой линии, повторяла алфавит и с закрытыми глазами доставала пальцем до кончика носа. Она доказала это у себя в гостиной примерно неделю назад и испытала минутную радость, быстро сменившуюся стыдом за то, что вообще приходится что-либо себе доказывать и устраивать подобное тестирование.

Хоулт немного постояла перед холодильником, прежде чем открыть его и взять еще один коктейль. Внутри лежали цыпленок, спаржа и свежая малина. «Надо бы поесть, — подумала Джейн. — Или посмотреть телевизор». У нее была вся серия фильма «Поющий детектив», снятого Би-би-си. В гостиной стояла аппаратура и тренажеры. Хоулт специально убрала их из свободной спальни вместе с книжными шкафами, чтобы освободить место для многочисленных материалов, связанных с делом Яйца. Теперь гостиная казалась захламленной, но Хоулт это мало волновало — у нее почти не бывало гостей. А если точнее, то вообще не бывало, с тех пор как Эрик решил, что Джейн слишком серьезно относится к работе.

Хоулт налила третий бокал, но оставила его нетронутым. Нельзя терять самоконтроль. Утренняя пощечина означала для Джейн полный провал с профессиональной точки зрения. Впрочем, Джимми мастерски умел выводить ее из себя своим взглядом, комментариями, а порой и молчанием. Хоулт изучила биографию Гейджа — первое правило полицейского в отношении людей, якобы состоящих в контакте с убийцей. Его дело было соткано из сплошных противоречий: учителя отмечали его острый ум, но при этом он получил всего лишь диплом средненького экстерната. Он постоянно балансировал на грани с бедностью. За ним числилось несколько мелких арестов, относящихся ко времени обучения в средней школе.

В девятом классе он пошел на производственную практику и начал угонять автомобили. Каждый раз машина возвращалась на место с пустым бензобаком, словно последние пару миль угонщик проезжал не на бензине, а на его парах. Владельцы автомобилей никогда не настаивали на судебном процессе. Взрослого Джимми арестовали лишь однажды. Тогда ему было девятнадцать, и он пробрался на вручение премии американской киноакадемии, миновав самую строгую охрану страны. Джимми уселся рядом со звездами, щеголяя значком швейцара, прикрепленным к смокингу. Он получил два месяца в окружной тюрьме, но журнал «Джи-кью» опубликовал его репортаж с этого мероприятия и заплатил как автору. Так началась карьера Джимми-журналиста. Хоулт улыбнулась. Статья была отменной. Джейн прочитала каждый материал, каждую колонку, каждое слово, написанное Джимми.

Она была действительно рада, что Джимми ни разу не подозревался в насилии. У него существовало алиби только на три из убийств Яйца. Дважды его видели в кино, а в день убийства Карлоса Мендосы Джимми болтался с юным оператором Ролло Бойсом. Хоулт доверяла двум тестам Джимми на детекторе лжи больше, чем всем свидетелям и алиби, но прежде всего верила своей интуиции.

Джейн взяла сумочку и достала из нее порнографический снимок брата Джимми. Фотография лежала в вакуумном пакетике — «полицейском презервативе», как называл его один из учителей Хоулт в академии. Никогда прежде это определение не казалось Джейн столь уместным. Она разгладила пакет, чтобы лучше рассмотреть изображение, и увидела доктора Джонатана Гейджа во всей красе и славе. Блондинка заглатывала его пенис, и ее волосы блестели от вспышки. Хоулт никогда не позволила бы мужчине заснять себя в таком виде. И тем более хранить подобные снимки. Секс сексом, а доверие доверием.

Джейн практически ничего не знала о Джонатане — Джимми не многое рассказал о своей семье. Все, что он говорил, не вызвало у нее ни интереса, ни подозрения. Хоулт задумчиво подперла щеку, рассматривая на снимке вздувшиеся вены на шее мужчины, и отложила фотографию на стол.

Синоа объясняла ей, что поляроидные снимки, сделанные одной и той же камерой, просто вычислить: мелкие частички пыли и песка, попавшие в механизм, оставляют на поверхности фотографии микроскопические царапинки и повреждения, своего рода отпечатки пальцев — уникальные и неповторимые знаки. За последний год Мария исследовала сотни снимков для Джейн, но ни один из них не совпал по «рисунку» с фото Киннесона. Даже если повезет с этим, порнографическим, Хоулт не сможет использовать его в суде. Однако сейчас это не имело особого значения — если и здесь не окажется совпадения, она закроет дело.

Джейн взяла бокал и сделала большой глоток. На удачу! Надо только отдать снимок Марии — только ей Хоулт по-настоящему доверяла. Синоа не станет докладывать Дифенбахеру или доктору Чакабарти, начальнику лаборатории. Конечно же, она зарегистрирует поступивший заказ, но сделает это так, чтобы никто не догадался о сути исполняемой процедуры. Синоа очень серьезно относилась к формальностям и обладала добродетелью истинной католички, чья вера отличалась искренностью, но не выставлялась напоказ.

Хоулт аккуратно вернула фотографию обратно в сумку. Она не верила, что Джимми мог так нагло обмануть ее со снимками жертв Яйца, а это означало одно из двух: либо он сам ошибся, либо действительно видел их. Прямо за окном сверкнула молния, но Хоулт даже не вздрогнула. Завтра же она отдаст снимок Марин, а потом наведет справки о докторе Гейдже.