Мендис расчищал себе дорогу в джунглях ударами мачете. Его мощные руки открывали им путь в Эсмеральду. За ним шли Амазон Стейнвей, Сервеза и Родригиш, а следом — дюжина осторожных, как обезьяны, индейцев. Это были люди из племени яномами, которых Мендис нанял несколькими днями раньше, когда река стала несудоходной и им ничего не оставалось, кроме как продолжать путь сквозь джунгли пешком.

Индейцы в молчании волокли за веревки наспех сделанную повозку, на которой возвышался белый рояль. С тех пор, как они сошли с корабля и двинулись по еле различимой тропинке через джунгли, которые с каждым днем все больше сгущались, путники совершенно выбились из сил от жары и усталости. Они брели уже больше недели, исходя кровавым потом в этом неравном поединке с природой. То колеса повозки увязали в размокшей почве, то впереди оказывался склон, с которого нужно было спускаться с величайшей осторожностью. Или приходилось перебираться через болото, а инструмент тащить на руках.

Вот уже два дня, как удивительная процессия совсем потеряла темп, и тут никто ничего не мог поделать. Причиной были не индейцы и даже не здешняя пересеченная местность, а Амазон и Сервеза. Поначалу оба они вместе с Мендисом расчищали дорогу среди бурной растительности — все трое были вооружены мачете, и отряд двигался через лес довольно быстро. Но пианист и бармен, непривычные к такому тяжкому труду, очень скоро стерли себе руки в кровь, и мозоли доставляли им сильные страдания. Мендис пытался лечить их целебными растениями, но все равно раны не заживали мгновенно — нужно было время, прежде чем они смогут снова взять в руки мачете и прорубать дорогу.

Глядя на свои вздувшиеся ладони, Амазон завидовал рукам Мендиса — грубым и твердым, как камень.

— Повезло тебе, что ты родился в этих краях. Твое тело вылеплено здешней природой, поэтому теперь ты можешь совладать с ней.

Мендис посмотрел на него и ответил:

— Я знаю, как прорубать путь в джунглях, — с этим мне повезло. Но зато я не умею играть на рояле.

Амазон улыбнулся:

— И то правда. Об этом я не подумал.

Индеец подошел к музыканту и по-братски положил руку ему на плечо.

— Ладно тебе, — сказал он. — Каждому свое. У тебя рояль. У меня лес.

Затем, не теряя времени даром, он встал во главе колонны и, как ни в чем не бывало, продолжал свою работу.

Единственный, кого, казалось, не смущало медленное продвижение процессии, был полковник Родригиш. Он не обращал внимания на то, что Амазон и Сервеза выбыли из строя, и отказывался помогать индейцу. О том, чтобы он помог тащить рояль, не могло быть и речи. Во-первых, ему это казалось унизительным, а кроме того, несколько ночей, проведенных под открытым небом, вызвали у него приступы ревматизма. Он страшно мучился и проклинал разом и влажный климат, и слабость собственного тела. Единственная причина, по которой он продолжал это странное путешествие, крылась в том, что оно напоминало ему безумства молодости, — а это было для полковника словно бальзам на раны. Поэтому, несмотря на переутомление, которое стало уже хроническим, эта экспедиция приносила ему безумную радость, как будто вернулись времена каучука, торговли лесом или разведения бабочек.

Амазон же, по мере приближения к Эсмеральде, нервничал все больше. Как будто оттого, что он открыл остальным цель путешествия, разгорелись уголья его любви к Кармен Авила, которые никогда окончательно не обратятся в пепел.

Сервеза тем временем не уставал жаловаться на судьбу:

— Туда просто невозможно добраться. Понимаете? Невозможно. Невозможно. Не-воз-мож-но.

Эту фразу он повторял каждый раз, когда что-то мешало им продолжать путь, — а иногда, может, и без всякого повода, — она звучала у всех в ушах, как надоевший припев или заклинание, и остальным участникам экспедиции становилось все трудней это выносить. Индейцы явно нуждались в том, чтобы кто-то их подбадривал, а от причитаний Сервезы они начали падать духом. Наверное, именно поэтому Амазон Стейнвей, уставший от этой занудной песни, вдруг разозлился и отругал попутчика:

— Хватит повторять одно и то же. Конечно, мы туда доберемся. Нашел время опускать руки. Этот рояль пересек всю Бразилию с востока на запад. Он пережил кораблекрушение, проигрыш в кости, дожди на реке, переход через джунгли. Теперь до конца пути осталось всего несколько километров. И что, скажи на милость, может теперь помешать нам добраться до цели?

Глаза пианиста налились кровью. Все в первый раз видели, чтобы он вышел из себя, и с удивлением смотрели на эту внезапную вспышку гнева.

Сервеза не успел ничего ответить, потому что Мендис рукой подал всем знак молчать.

— Идите сюда! Кажется, наш водопад!

И действительно, за деревьями показался огромный водопад, струи воды неслись чуть ли не с самого неба.

Процессия остановилась на берегу озера, разлившегося под водопадом. Амазон Стейнвей прошел вперед, первым приблизился к берегу и понял, что индеец прав. Это действительно был тот самый водопад. И значит, Эсмеральда уже совсем близко.

— Ты все-таки нашел его!

Он обернулся к Мендису и посмотрел на него с благодарностью.

— Не понимаю, как ты умудряешься находить дорогу в этих джунглях.

Индеец улыбнулся:

— Это просто. Доверься инстинкту, и всё.

Но Амазон по-прежнему не понимал, каким чудом Мендис ориентируется в этом враждебном мире, где нет никаких надежных примет, но ему было ясно, что без такого проводника им бы ни за что не протащить рояль через джунгли.

— Отлично, — сказал Амазон. — Мы нашли водопад, и значит, цель путешествия достигнута.

Индеец нахмурился:

— Еще не совсем, Амазон. Остался последний этап.

— Какой же?

Мендис поднял глаза к водопаду и сказал:

— Нужно поднять рояль туда. Деревня находится над водопадом.

Он показал пальцем вверх — к самому небу, где над падающей водой нависали скалы.

— И другой дороги туда нет?

— По этому берегу — нет.

Амазон просто онемел от неожиданности. Сервеза не смог сдержать истерический смешок. Полковник Родригиш оставался невозмутимым.

Музыкант снова вышел из себя:

— Как ты предлагаешь поднять туда рояль? Это же невозможно!

Мендис ответил:

— Мы смогли добраться почти до конца пути. Жаль, если все сорвется, когда мы почти у цели.

Тут в разговор вмешался полковник:

— Мендис прав. Раз уж начали, надо идти до конца. Даже если нам придется на руках поднимать рояль наверх.

— Как это «на руках»? — опешил Амазон.

Полковник смерил его взглядом и сказал:

— Предоставь это мне.

После чего обернулся к индейцам и скомандовал:

— Ну-ка быстро за работу! Даю вам времени до темноты, чтобы сплести из лиан новые веревки, толстые, такие, чтоб выдержали вес рояля. А всем остальным я займусь сам.

Индейцы безропотно подчинились, они прошли перед полковником, опустив глаза, взяли себе по мачете и разбрелись по лесу. Одни — полуголые, одеяние других состояло лишь из хлопковой накидки, и все были босиком.

Что собирался делать Родригиш? Этот вопрос задавали себе и Мендис, и Амазон, и Сервеза. Полковник явно уже придумал какой-то способ поднять рояль на скалу, нависшую над водопадом. Это чувствовалось по блеску его глаз, и было похоже, что в душе у него опять разгоралось пламя безумия. Сервезе такой блеск был знаком, и все это вместе чрезвычайно его тревожило. Это был тот самый блеск, который появлялся в глазах полковника во время авантюры с каучуком, с торговлей лесом и бабочками. С того момента, как он появлялся, полковника уже ничто не пугало — ни опасность, ни страх, ни риск, ни возможное поражение, — именно по этой причине многие его начинания и терпели крах.

— Полковник, если вы рассчитываете поднять рояль на высоту этой стены на нескольких веревках, вы переоцениваете силу индейцев, — сказал Сервеза.

Он подошел к самому водопаду и, задрав голову, осмотрел скалу:

— Смотрите, отвесная стена! Это же безумие! А рояль такой тяжеленный. Честно говоря, по-моему, этого вам не сделать никак.

Родригиш бросил на него ледяной взгляд:

— Сервеза! Если бы я тебя слушал, я никогда в жизни не собрал бы в Амазонии ни одного кофейного зернышка. Так что, уж пожалуйста, не мешай мне командовать операцией и просто делай, что я скажу.

Сервеза развел руками и присел под деревом, чтобы немного отдохнуть. Он так устал от марш-броска через джунгли, что спорить с полковником ему было уже не под силу.

Музыкант держался чуть поодаль и поглядывал на Родригиша — тот стоял на берегу реки, всматриваясь в спокойную темную воду, которая несла свои грезы к самым границам обитаемого мира.

— Идите присядьте с нами, полковник. И расскажите, что вы такое придумали.

Родригиш продолжал стоять в тени и отвечал, не оборачиваясь, безапелляционным тоном:

— Нет. Потом расскажу. Сначала мне надо подумать, взвесить все обстоятельства. И осмотреть скалу, чтобы найти самый удобный путь для рояля.

Амазон не настаивал:

— Как хотите.

И пока Мендис помогал полковнику обследовать буквально каждый сантиметр стены, музыкант присоединился к Сервезе и, усевшись поудобнее под деревом, вытащил из футляра сигару и не торопясь закурил. Он понимал, что Родригиш, несмотря на усталость, до самого вечера больше ни разу не присядет. И что с той минуты, как на их пути осталось последнее препятствие, полковник не даст себе ни минуты передышки.

Сам Амазон чувствовал себя совершенно вымотанным и задавался вопросом, есть ли во всем этом хоть какой-то смысл. Стоит ли какой-то сон и белый рояль таких усилий? Все были изнурены до предела, выбивались из сил, джунгли превратились для них в ловушку, из которой нет выхода, и с каждым днем у них оставалось все меньше и меньше шансов из нее выбраться. Измученный усталостью, он прикрыл глаза и стал перебирать обстоятельства, из-за которых они оказались здесь.

Он думал о великих искателях приключений, которых знала Амазония. Обо всех, кто оставил свой след на этой земле, обо всех, кто вышел и не вышел отсюда живым, кто присутствовал здесь во плоти или бесплотной тенью, обо всех жизнях, положенных на то, чтобы в здешних краях стало чуть светлее. Он думал одновременно и о Кармен, о ее предсказании. О безумии, которое его сюда привело, и о наивной надежде подарить ей хоть немного счастья.

— Боже! Если бы я мог увидеть ее снова хоть на мгновение, я был бы самым счастливым человеком на свете.

Амазон произнес эти слова вслух и довольно отчетливо. Удивленный Сервеза спросил:

— Что с тобой, Амазон?

Музыкант с трудом оторвался от своих мыслей, причудливо переплетавшихся, как золотые нити в одеянии инков.

— Ничего, — ответил он. — Просто думал о том сне, что рассказывал Мендис.

— И что?

Долгое молчание.

— Я хотел бы, чтобы мне тоже приснился такой сон.

Через несколько часов из леса вернулись индейцы с лианами.

— Час уже не ранний, — заметил полковник. — Пожалуй, пора приступать.

Мендис как будто не слышал.

— Давайте завтра. Утром и возьмемся за дело. Сегодня все мы хорошо поработали и можем, наконец, хорошенько выспаться.

Родригиш в ответ пробурчал:

— Слушай, индеец, мы все забрались сюда из-за тебя и твоего чертова сна. Так что лучше помалкивай и делай, что тебе говорят. Я не собираюсь задерживаться здесь ни одного лишнего дня.

Мендис не стал спорить, и все принялись за работу.

Для начала полковник велел им сплести один канат, который на конце разделялся бы на четыре стропы. Он ругал всех на чем свет стоит:

— Хватит бездельничать и зевать по сторонам! Рояль надо поднять наверх до темноты!

Оторопевший Сервеза подошел к нему и спросил:

— Да что вы собираетесь делать?

По глазам полковника было видно, что он снова во власти душевного недуга, и он отвечал только:

— Не задавай лишних вопросов, лучше помогай!

Он обернулся к индейцам, щелкнул для убедительности своим хлыстом и приказал:

— Эй вы, снимите с повозки колеса и закрепите стропы на осях.

Мендис показал им, как это сделать, и вскоре работа была закончена. Полковник велел приделать с одной стороны повозки круглые чурбаки, чтобы она лучше скользила по скале.

— Ну вот, — сказал Мендис, когда это поручение было выполнено. — Что делать дальше?

Тут полковник взорвался:

— О господи! Неужели не догадаться? Теперь всего и осталось, что поднять второй конец каната на скалу. Выбери восемь человек половчее, дай им канат, и забирайтесь за мной наверх.

Полковник указал на скалистый выступ, нависший высоко над их головами. Не тратя времени даром, он начал рискованное восхождение, огибая уступ слева, потому что только с этой стороны можно было хоть как-то забраться. Он лез, цепляясь за кусты и кряхтя.

Чтобы преодолеть всю стену снизу доверху и взобраться на скалу, ему понадобилось больше четверти часа. Мендис и восемь индейцев, которых он выбрал за крепкое сложение и ловкость, поднимались за ним следом и тащили плетеный канат.

Добравшись до верха водопада, они увидели простиравшиеся до самого горизонта джунгли. Внизу, у озера, намытого падающей водой, белел рояль — словно белая точка среди зелени. Немного переведя дух, индейцы закрепили канат вокруг дерева и подошли к полковнику, который стоял на скальном выступе.

— Теперь, — сообщил Родригиш, — будем делать лебедку.

— Лебедку? — удивился Мендис. — Как? И из чего?

— Мы сделаем вот что. — И полковник объяснил им свой план.

— С этого выступа будет удобно поднять рояль. Место просто идеальное. А что до тяжести, так на то и лебедка.

Скрупулезно следуя техническим указаниям полковника, индейцы вырубили бревно, которое должно было стать главной частью подъемника, и с обоих его торцов крест-накрест прикрепили ветви. Потом, не дав себе ни минуты передышки, воткнули в землю стволы, связанные наискось, на манер андреевского креста, — они послужат опорой для бревна, на которое будет наматываться канат.

— Ну вот, теперь осталось привести подъемник в движение, и канат начнет наматываться на бревно, поднимая рояль над землей. С такой системой подвески платформа будет идти ровно. На всякий случай пусть Амазон поднимается вместе с роялем и проследит, чтобы рояль при подъеме не терся о скалу.

— А кто будет крутить подъемник? — спросил Мендис.

— С каждой стороны по четыре индейца. Должно хватить. Сервеза пусть остается внизу, он будет командовать подъемом и крикнет нам, если что-то пойдет не так.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал Мендис.

— В любом случае это единственный способ, — пробурчал Родригиш.

За это время под водопадом Амазон, Сервеза и двое оставшихся индейцев перекатили на круглых бревнышках платформу с роялем и поставили ее в точности под скалистым выступом, всего в нескольких метрах от воды.

— Можно начинать, полковник, — крикнул Сервеза, возводя глаза к небу.

Музыкант поднялся на платформу: он будет следить за тем, чтобы рояль стоял на ней ровно и не ободрался о выступы скальной стены.

Наверху индейцы начали крутить подъемник, и канат понемногу стал накручиваться вокруг бревна.

— Как дела наверху? — крикнул Сервеза.

В ответ донесся недовольный голос полковника:

— Пока нормально. Но будет лучше, если Амазон сыграет нам что-нибудь для поднятия настроения.

— С удовольствием, — отозвался музыкант. — Но только я буду играть джаз.

— Конечно, джаз, что же еще?

В тот день Амазон Стейнвей играл джаз в амазонских джунглях так, будто давал концерт в самом красивом и самом высоком соборе мира. Только этот собор был живой, с витражами, сплетенными из солнечных лучей, а музыка возносилась выше облаков, поднимаясь прямо к Богу.

По мере того как джазовые аккорды взлетали ввысь, платформа понемногу, рывками ползла вдоль скалы. Восемь индейцев разом наваливались на крестовины, и бревно — вал подъемника — нехотя вращалось. Один оборот, второй, вот наконец третий — они остановились на несколько секунд, чтобы перевести дух. По венам, набухшим у них на руках, и багровым лицам было видно, как им нелегко. Подъемник, конечно, упрощал задачу, но все равно им было невероятно трудно. Во-первых, из-за тяжести рояля, к которой добавился еще вес платформы и Амазона, а во-вторых, из-за того, что скала была не отвесная, она поднималась под небольшим уклоном, платформа терлась о каменную стену, и это сильно осложняло подъем. И все же, несмотря на все трудности, рояль поднимался в воздух. А Амазон Стейнвей невозмутимо играл. Он уже и сам не знал, ради кого решился на это безумное предприятие — играть джаз, поднимаясь по скале у самого водопада, — ради Кармен, индейцев или себя самого, — он просто погрузился в игру и получалось у него восхитительно. Он думал о том, как попадет в Эсмеральду и каково же будет удивление местных жителей, когда он в окружении спутников проедет по деревне, не переставая играть на рояле. Он уже решил, что не прекратит играть даже там, наверху, даже когда окажется над водопадом. Эта мысль согревала ему душу, и он не собирался от нее отказываться. Даже если полковник и Сервеза будут против, а Мендис с индейцами возненавидят его на веки вечные, он все равно не покинет платформы, пока не доберется до конечной точки своего путешествия. И не окажется там, куда, собственно, рояль и должен был попасть. В деревне Эсмеральда.

Потому что больше всего на свете ему хотелось закончить путешествие так же, как он его начал.

Под звуки музыки.

Внезапно канат застрял. Индейцы тянули изо всех сил, но подъемник не двигался с места.

— Эй, там внизу, что случилось? — крикнул Мендис.

Ответа не было.

— Наверно, платформа уперлась, — сказал полковник. — Пойду посмотрю.

Он нагнулся над скальным выступом и увидел, что десятью метрами ниже платформа зацепилась за куст. Амазон Стейнвей продолжал играть, совершенно равнодушный ко всему, что творилось вокруг. Несмотря на шум водопада, полковник слышал музыку.

— Что там? — крикнул Мендис. Полковник обернулся и сказал:

— Платформа застряла. Надо застопорить вал и немного ослабить натяжение. Тогда, может быть, она снова пойдет вверх.

— А мы сможем так сдвинуть платформу с места?

— Понятия не имею, — ледяным голосом отрезал Родригиш, — но я не знаю, что мы еще можем предпринять, чтобы выкрутиться. Осталось десять метров. Всего десять! Черт возьми, есть смысл пошевелить задницей.

Мендис не стал дальше спорить, понимая, что еще чуть-чуть — и полковник выплеснет свой гнев на первого, кто попадется под руку; он нашел кол и попробовал намертво заблокировать им бревно подъемника. Это ему не удалось, и он приказал двум индейцам, которые крутили вал слева от него:

— Держите крепко!

Двое других индейцев тоже уперлись покрепче, их страховали еще четверо — те, что стояли у другого конца ворота.

— А теперь, — приказал полковник, все еще вглядываясь в пустоту под выступом, — трави помаленьку.

Канат медленно заскользил вниз по стене. Никакого результата. Платформа не сдвинулась ни на миллиметр.

— Черт! — рявкнул Родригиш. — В чем дело?

Он решил не отступать и попытаться еще раз.

— Давайте. Ослабьте еще чуть-чуть. Понемножку. Полегонечку.

Мендис дал команду, и канат был ослаблен еще на двадцать—тридцать сантиметров. На этот раз платформа накренилась наружу, но от куста не отцепилась.

— Стоп! — заорал полковник. — Хватит, а то рояль свалится!

Родригиш понял, что выбрал неверную тактику, и решил дать задний ход.

— Крутите обратно. На всякий случай натяните канат. А там видно будет.

Мендис хотел выполнить приказ полковника, но тут куст, который удерживал платформу, сломался. В эту минуту под тяжестью платформы и рояля вал сдвинулся и канат пошел вниз. Ворот вертелся все быстрей, канат раскручивался, и удержать его уже было невозможно.

— Держите! — орал полковник.

Но было поздно.

Увидев, что происходит, Родригиш метнулся вперед в отчаянном и безнадежном порыве. Он вцепился в канат обеими руками, пытаясь удержать платформу, которая неслась вниз по скале. Его тут же стянуло с уступа и поволокло в бездну.

Амазон Стейнвей понял, что случилось. Когда платформа стала падать, он догадался, что все кончено, спасения нет, что сейчас и он и рояль навсегда скроются под водой, в бешеных водоворотах у подножия водопада.

Странно, но он ничуть не испугался, не потерял голову. Он продолжал — в последний раз — играть на белом рояле и знал, что скоро он наконец встретит ту, ради которой затеял это путешествие и которую звали Кармен Авила.

И он был рад, потому что так долго хотел ее увидеть и рассказать ей обо всем, что он для нее сделал.

Только во имя любви.

Когда тело полковника выловили из воды, глаза его были широко раскрыты, словно он хотел взглянуть в лицо смерти. Кисти рук начисто стерло о канат, который он пытался удержать, — от них остались лишь лохмотья человеческой плоти.

Последний приступ безумия его погубил.

А тело Амазона Стейнвея так и не нашли. Может быть, его затянуло на дно или унесло течением вниз по реке, которая стала его последним пристанищем.

Ошеломленный Сервеза еще долго вглядывался в толщу воды, надеясь, что оттуда каким-то чудом появятся рояль и музыкант. Но надежды были напрасны.

И тут случилось невероятное. Зазвучала музыка — звонкая чистая мелодия, она медленно поднималась над струями водопада, как похоронный марш.