1

У Юко Акиты было две страсти.

Хокку.

И снег.

Хокку — это жанр японской литературы, короткое стихотворение из трех строк и семнадцати слогов. И ни слогом больше.

Снег — это стихотворение. Стихотворение, высыпающееся из облаков белыми легкими снежинками.

Оно вылетает из пасти неба, из руки Господа.

У него есть имя. Ослепительно белое имя.

Снег.

 

2

Отец Юко был священником-синтоистом. Он жил на острове Хоккайдо, на севере Японии, там, где зима сурова и длинна.

Он рассказывал сыну о могуществе космических сил, о том, как важна вера, учил любви к природе и искусству хокку.

Апрельским днем 1884 года Юко исполнилось семнадцать. На юге Японии, на острове Кюсю, зацветали вишни. А на севере море все еще сковывали льды.

Завершилось эстетическое и духовное воспитание юноши. Настало время выбирать карьеру. В течение многих поколений члены династии Акита посвящали себя религии или военному делу. Но Юко не желал становиться ни священником, ни военным.

— Отец, — сказал он на берегу серебристой реки утром своего дня рождения, — я хочу стать поэтом.

Священник лишь слегка нахмурил брови, но глубокое разочарование отчетливо проявилось на его лице. Солнце играло на неровной поверхности воды. Рыба-луна проплыла меж камней и скрылась под деревянным мостом.

— Поэзия — это не профессия. Это трата времени. Стихи похожи на утекающую воду. Такую, как эта река.

Юко опустил взгляд на безмолвный поток. Потом повернулся к отцу и сказал:

— Именно этим я и хочу заниматься. Хочу научиться смотреть как проходит время.

 

3

— Что такое стихи? — спросил священник

— Это нераскрытая тайна, — ответил Юко.

Однажды утром звон лопнувшего горшка, отдающийся в голове, дает начало источнику поэзии, пробуждает душу от сна и дарит ей его красоту. В этот момент удается сказать то, что обычно не выразишь словами. Это момент путешествия без движения. Это момент, когда становишься поэтом.

Ничего не приукрашивать. Ничего не говорить. Наблюдать и писать. Несколько слов. Семнадцать слогов. Хокку.

Утром человек просыпается. Наступает время уйти от мира, чтобы ещё больше ему удивляться.

Утро — время, когда можно увидеть жизнь.

 

4

Шли месяцы. Летом 1884 года Юко написал семьдесят семь хокку, одно лучше другого.

Утром поблекшего солнца на его плечо села бабочка и оставила нежный звездный след, который смыл июньский дождь.

Иногда в послеобеденные часы он ходил слушать песни девушек, собирающих чай.

На следующий день на своем пороге он нашел мертвую ящерицу.

А больше ничего не происходило.

Когда опять наступили первые дни зимы, снова встал вопрос о будущем Юко.

Декабрьским утром отец отвел его к подножию горного хребта в центральной части Хонсю, указал на вершину горы, туда, где покоятся вечные снега, протянул сыну сумку, полную еды, шелковую бумагу и сказал:

— Не возвращайся, пока не будешь знать. Военный или священник. Тебе выбирать.

Юноша взбирался в гору, несмотря на усталость и опасность. На вершине он нашел убежище под валуном и сел лицом к великолепию мира.

Семь дней он сидел так у самых врат неба, наслаждаясь красотой. На куске шелковой бумаги он написал лишь одно слово, ослепительно белое слово.

Когда он вернулся к отцу, тот спросил:

— Юко, ты нашел свой путь? Юноша встал на колени и произнес:

— Гораздо лучше, отец. Я нашел снег.

 

5

Снег — это стихотворение. Ослепительно белое стихотворение.

В январе он устилает всю северную часть Японии.

Там, где жил Юко, снег был стихотворением зимы.

К большому сожалению отца, в самом начале 1885 года Юко начал карьеру поэта. Он решил не писать ничего, кроме стихов, воспевающих красоту снега. Он нашел свой путь. Он знал, что никогда не оставит эту сверкающую жизнь.

Зимой каждый день он рано выходил из дома и направлялся к горе. Он всегда приходил в одно и то же место, чтобы сочинять стихи. Он садился под деревом и проводил там долгие часы, выбирая семнадцать самых красивых слогов в мире. А сочинив свое стихотворение, записывал его на листке шелковой бумаги.

Каждый день новое стихотворение, новое вдохновение, новый лист бумаги. Каждый день другой пейзаж, другой свет. Но всегда хокку и снег. Пока не наступит вечер.

Он всегда возвращался домой к началу чайной церемонии.

 

6

Но однажды вечером Юко не вернулся.

Полнолуние. Все видно как днем. Армада облаков, пушистых как снег, закрыла небо. Они захватили его подобно тысяче белых солдат. Это была армия снега.

Юко, сидевший под светом луны, тихо наблюдал за их вторжением. Он вернулся домой лишь с рассветом.

На залитой бледной свежестью солнца дороге он столкнулся с девушкой, которая черпала воду из фонтана.

Когда она наклонялась, её туника задиралась до самых подмышек и обнажала белую как снег кожу груди.

Немного позже, в своей комнате, Юко потрогал свой лоб: он был горячий как стакан жгучего сакэ.

Он заснул, зажав в руке похожий на красный перец член. На улице стоял мороз.

 

7

У снега пять основных характеристик.

Он белый.

Он замораживает природу и защищает ее.

Он постоянно изменяется.

Он скользкий.

Он превращается в воду.

Когда Юко рассказывал об этом отцу, тот не видел в этом ничего хорошего, будто такая необычная страсть сына делала зиму ещё более суровой.

Он белый. Поэтому не виден и не имеет права на существование.

Он замораживает природу и защищает ее. Не слишком ли высокомерно утверждать, что заставляешь застыть весь мир?

Он постоянно изменяется. Поэтому он ненадежен.

Он скользкий. Но кому понравится поскользнуться на снегу?

Он превращается в воду. И затапливает нас во время таяния.

Юко же видел в своем друге пять других качеств, которые вполне устраивали его талант поэта.

Он белый. Поэтому он — стихи. Очень чистые стихи.

Он замораживает природу и защищает ее. Поэтому он — живопись. Тончайшая живопись зимы.

Он постоянно изменяется. Поэтому он похож на почерк. Есть десять тысяч способов написать слово «снег».

Он скользкий. Поэтому он — танец. На снегу каждый может почувствовать себя танцором.

Он превращается в воду. Поэтому он — музыка. Весной реки и источники становятся симфониями белых нот.

— И это все для тебя? — спросил священник.

— И даже больше.

Этой ночью отец Юко Акиты понял, что одни хокку не могут наполнить глаза его сына красотой снега.

 

8

Юко боготворил искусство хокку, снег и число семь.

Цифру семь он считал магической.

В ней одновременно существует равновесие квадрата и непостоянство треугольника.

Юко исполнилось семнадцать, когда он решил стать поэтом.

Он писал стихи из семнадцати слогов.

У него было семь кошек.

Он обещал своему отцу каждую зиму писать лишь семьдесят семь хокку.

Все остальное время он оставался дома и забывал про снег.

 

9

Однажды, весенним днем, на восходе солнца, придворный поэт императора Мейджи увидел произведения Юко. Придя в его деревню, он нашел дом отца Акиты и расспросил его. Священник, прибежавший из соседнего храма, с почтением принял посланника императора, предложил ему чашку чая и сказал:

— Последний раз в этом году мой сын вернется этим вечером с горы. Сегодня — день его семьдесят седьмого хокку. Но если вы пожелаете, я могу отвести вас в его мастерскую. Именно там он хранит свои стихи, написанные на листках шелковой бумаги.

Поэт вдохнул аромат чая, его сердце наполнилось радостью, — он вспомнил тот день, когда сам был замечен мастером рифмы и приведен ко двору императора, чтобы прочитать ему стихи, которые удостоились чести понравиться правителю. Затем он сделал горький глоток и сказал:

— Покажите мне это чудо.

Священник предложил последовать за ним в комнату, стены которой были полностью покрыты листками бумаги. При взгляде на все это захватывало дух.

— Это здесь, Учитель. Вы можете видеть все хокку моего сына.

Поэт медленно и величественно подошел и прочел каждое из семидесяти шести стихотворений, которые Юко сочинил в этом году.

Когда он закончил, священник заметил как сверкают слезы в его глазах.

— Это великолепно. Я никогда не читал ничего подобного. Я думаю, что император сможет сделать вашего мальчика официальным придворным поэтом, когда меня не станет на этом свете.

Отец Юко, вне себя от радости, бросился к ногам высокого гостя.

— Тем не менее, — добавил тот, — должен признать, что есть две вещи, которые меня огорчают.

Вздрогнув, священник поднял голову.

— В чём же дело? Разве эти хокку не лучшие со времен великого Басё?

— Эти творения несравненны. Слова черпались из настоящего источника красоты. Тексты очень музыкальны, но в них не хватает цвета. Язык, которым пишет ваш сын, безнадежно бел. Почти невидим. Если он пожелает представить свои творения императору, ему придется научиться раскрашивать свои стихи.

— Он еще молод, не забывайте об этом. Ему всего семнадцать. Но что еще вас заботит?

Поэт попросил еще одну чашку чая, расположился в обвитой зеленью беседке перед домом и посмотрел на вздымающуюся над весенней свежестью гору. Потом сделал горький глоток и спросил:

— Почему снег?

 

10

Когда Юко вернулся с горы и узнал, что посторонний прочел его стихи, и, что еще хуже, они ему понравились, он впал в бешенство.

— Это всего лишь наброски. Я еще ничего не знаю о моем искусстве.

— Но тебя уже требуют ко двору! Это большая, большая честь, — ответил ему отец.

— Нет, — сказал Юко, — это низость.

Когда священник точно передал слова придворного поэта, Юко вскипел:

— Да что он знает о живописи и ее цветах? Есть десять тысяч способов написать, десять тысяч способов нарисовать стихи, но для меня все они похожи на снег. Я пойду к императору, когда напишу десять тысяч слогов, десять тысяч слогов удивительной белизны. И ни слогом меньше.

— Но ведь десять тысяч слогов — это около пятисот девяноста хокку! Если ты будешь писать семьдесят семь стихотворений в год, это займет целых семь лет.

— Значит, я явлюсь ко двору через семь лет.

Отец и сын больше никогда не говорили о визите придворного поэта.

Этой весной Юко сдержал обещание и не написал ни одного хокку.

Все, чем он занимался, — это вдыхал запах цветов вишни в зеленом саду.

Летом он дышал ароматом лесного меда под взглядом луны и горных вершин.

В первые дни грозы в грязи у реки он нашел лисичку.

Это был ароматный и спокойный год.

 

11

Вторая зима стихов была ослепительно белой.

Снега было больше чем обычно.

Декабрьской ночью его лишила невинности девушка, которую он тогда встретил у фонтана. Вкус ее кожи напоминал персик. Он взял в рот ее белоснежный сосок и сосал его как лимон луны. До самого утра.

За эту зиму Юко написал семьдесят семь хокку. Одно белее и красивее другого.

Вот последние три:

Чистый снег

Мост тишины и

Красоты

Музыка снега

Сверчок зимы

Под моими ступнями

Севшая на корточки женщина

Мочится и заставляет таять

Снег

Это были они, хокку.

Что-то чистое. Естественное. Близкое. Что-то тонкое и прозаично красивое.

Они не значили многого для простых смертных, но для души поэта — были мостом к божественному свету. Мостом к белому свету ангелов.

 

12

В первые дни весны вернулось солнце, а с ним придворный поэт.

В этот раз он пришел не один.

С ним была ослепительной красоты женщина, которая очень любила стихи. Ее кожа была бела, а волосы черны как ночь. Это была протеже Учителя.

Отец Юко радушно принял их обоих в беседке, овитой цветами. Он предложил им редкого и ароматного чая.

Когда Учитель и девушка сделали по глотку, он сказал:

— Мой сын осознает оказанную вашим визитом честь. Он считает, что ему потребуется семь лет, чтобы усовершенствовать свое искусство, прежде чем явиться ко двору императора. И поскольку это вторая зима, когда он пишет хокку остается ждать еще пять лет.

Пожилой человек долго смотрел на берега серебристой реки, прежде чем сказать свое слово.

— Пять лет — очень большой срок. Не знаю, станет ли император ждать так долго. Когда должен вернуться Юко?

— Поздно вечером.

— Мы его подождем.

Когда Юко вернулся с горы, он увидел двоих гостей в своей мастерской. Девушка тут же покорила его чарующей красотой. Лицо Учителя не вызвало никаких чувств кроме безразличия.

— Юко, — сказал придворный поэт, — у меня к тебе два вопроса.

— Я слушаю вас, Учитель.

— Почему семь лет?

— Потому что это магическая цифра.

Юко заметил едва уловимую улыбку на губах девушки. Ее губы были свежи подобно сочному плоду. Он едва удержался, чтобы не впиться в них зубами.

— Тогда почему снег? — продолжил Учитель.

— Потому что это стихи, почерк, живопись, танец и музыка в одновременно.

Старец подошел к Юко и прошептал одним лишь горячим дыханием:

— Он — все это?

— И даже больше.

— Ты поэт. Но что ты знаешь о других искусствах? Умеешь ли ты танцевать, писать, сочинять музыку?

Юко нечего было ответить. Он почувствовал как его лицо заливает румянец.

— Я поэт. Я пишу стихи. И мне не нужно уметь что-то еще, чтобы заниматься моим искусством.

— Ты ошибаешься. Поэзия — это, прежде всего, живопись, хореография, музыка и почерк души. Поэт — это картина, танец, музыка и красивый почерк одновременно. Если хочешь стать искусным мастером, ты должен уметь все. Твои произведения поразительно красивы и музыкальны, но все же белы как снег. Им не хватает цвета, красочности. Ты не художник, Юко. И в этом твой недостаток. Только в этом. Поэтому, если ты меня не послушаешь, глаза мира никогда не увидят твоих стихов.

Старец надоел ему, но девушка была прекрасна, и он не хотел ее разочаровывать.

— Я слушаю вас, Учитель.

— На юге Японии живет человек, владеющий абсолютным искусством. Он пишет чудесные стихи, музыкальные пьесы, но прежде всего, он — художник. Этот замечательный, уникальный человек называет себя Сосэки. Он был моим учителем. Навести его от моего имени. Он научит тебя тому немногому, чего тебе не хватает.

На протяжении всего разговора протеже учителя не произнесла ни слова. Она лишь внимательно изучала Юко, улыбаясь и делая большие глотки горячего чая.

— Не опоздай, — сказал старец, — Сосэки очень стар и может вскоре умереть.

Юко поклонился и сказал:

— Учитель, я отправлюсь к Сосэки завтра же.

Потом он повернулся и неуклюже поцеловал девушку в обе щеки. Она насмешливо улыбнулась. Улыбка была похожа на трель, улетающую высоко в небо.

Он уже почувствовал к ней огромную любовь, смешанную со стыдом.

 

13

Тем же вечером Юко занимался любовью с девушкой, которую встретил у фонтана. Он взял ее в снегу под хрустальной кроной вишневого дерева. Они начинали заново семь раз. Жестоко и необузданно. До тех пор, пока его член не стал похож на сморщенный артишок, а ее лоно на фиолетовую полоску.

 

14

На следующий день, на рассвете, Юко покинул свою деревню. Он попрощался с отцом и всей семьей и пошел на юг.

Это было путешествие к солнцу его души. Чистота и свет мира дарили себя его взору. Медленно шагая по дороге, Юко чувствовал как сердце наполняется чистой, искрящейся радостью. Он был свободен и счастлив. Он уносил с собой золото веры в любовь и поэзию.

Но случилось то, что должно было случиться. Слишком сильно любя снег, он потерял страх перед ним.

Пересекая горы, Юко попал в ужасную снежную бурю. Он стал жертвой гнева стихии и был обязан своим спасением лишь случайно найденному убежищу.

Юко укрылся под нависающим валуном. И там, трясясь от холода, один в густом мраке, один в глубине снега, один в головокружении одиночества, один в своем молчании, он должен был сотню раз умереть от холода, голода и усталости. Но он выжил.

Он выжил, потому что увидел этой ночью то прекрасное, что пришло с другой стороны реальности. Это была самая чудесная картина из тех, что ему довелось увидеть в жизни. Он так и не смог забыть ее.

 

15

Это была она. Когда он лежал под валуном, она была там. Она казалась хрупкой как сон. Это была молодая обнаженная девушка европейской расы со светлыми волосами. Она была мертва. Она покоилась под метровой толщей льда.

 

16

Она действительно не спала. Она была мертва. Но ее гроб был прозрачен как хрусталь. Юко тут же влюбился в прекрасную незнакомку.

Он так и не понял, что находится так близко к мертвому человеку. Она не была трупом. Она была невероятно обаятельна.

Во-первых, девушка лежала обнаженная. Что она делала голой под метровым куском льда? Этот вопрос вскоре пришел ему в голову. Но он не знал как на него ответить.

Откуда она взялась? Сколько находится в плену этого вечного прозрачного камня? И по правде сказать, существует ли она на самом деле?

Девушка, запертая подо льдом, казалась хрупкой и нежной мечтой. Ее золотые волосы горели подобно факелу. Сквозь закрытые веки был виден синий холод глаз, будто лед сделал прозрачной тонкую кожу, защищавшую взгляд. Ее лицо было белым как снег.

Юко молча смотрел, пораженный ее красотой.

 

17

Он поверил в мечты.

Ему казалось, что в его голове образ девушки едва заметно меняется. Но она вовсе не была галлюцинацией. Она была там, подо льдом, в метре от него, и он любил ее.

Юко оставался там всю ночь, он не мог насмотреться на эту прекрасную картину. Он ни разу не отвел глаз. Он был там, и несмотря на холод, неподвижно смотрел на то, о чем не смел даже мечтать.

Для него время остановилось этой ночью.

Кто она, почему она здесь?

Он не знал этого.

Но он знал одну вещь, грустную и прекрасную: он будет стареть, и однажды умрет, но никогда не умрет его любовь к этой женщине и никогда не постареет ее лицо под толщей льда.

 

18

Утром Юко поставил крест в том самом месте, где сделал мрачную находку. Потом продолжил свой путь.

С тех пор он не мог забыть то, что пережил этой ночью. Образ девушки владел им на протяжении всего пути.

В тот же вечер Юко добрался до горной деревушки. Он направился к площади и упал от усталости у замерзшего фонтана. Старый крестьянин поспешил принести ему стакан сакэ.

Юноша повернулся к нему, сделал белый глоток, перевел дыхание, спросил:

— Кто она?

И упал на руки старика.

 

19

Ему понадобилось семь дней отдыха, чтобы восстановить силы и продолжить путешествие.

Эти семь дней Юко спал и видел во сне снежную девушку. Однажды утром он встал, поблагодарил крестьянина и вновь отправился в путь.

О девушке во льдах он больше не сказал ни слова.

 

20

Он пересек всю Японию и однажды утром пришел к двери Сосэки. Его встретил слуга по имени Хороси. Это был уже пожилой человек с приветливой улыбкой, запавшими щеками и седеющими волосами. Юко сказал ему:

— Я пришел от имени поэта при дворе императора Мейджи, чтобы научиться искусству цвета у мастера Сосэки. Могу я войти?

Слуга отошел в сторону и Юко проследовал в удобно обставленную комнату. Он сел на циновку, поджав ноги, лицом к саду с самыми разнообразными растениями. Ему подали чашку дымящегося чая. На улице, у реки, какая-то птица выводила пьянящую мелодию.

— Я пришел издалека, продолжил Юко. Я поэт. Точнее, я поэт снега. Я пришел учиться у мастера Сосэки.

Хороси кивнул головой в знак согласия.

— Сколько времени вы собираетесь оставаться здесь?

— Столько, сколько потребуется. Я хочу стать настоящим поэтом.

— Я понимаю. Но мой учитель очень стар и измучен. Ему остается жить совсем немного. Поэтому он дает уроки лишь ограниченному кругу способных учеников. Два раза в день. Утром, на рассвете, и вечером — на закате. Разумеется, из-за особого освещения.

— Я справлюсь. И если я окажусь недостоин его внимания, то сразу же уйду.

— Учитель Сосэки оценит ваши способности. Кстати, вот и он. Сейчас время его прогулки в саду среди цветов. Юко повернулся и увидел старика с длинной бородой, который медленно и неуверенно, будто по веревке, шел по саду. Его глаза были закрыты.

— Это мастер цвета? — спросил Юко.

— Да, Сосэки, великий художник Сосэки.

— Но он… Его глаза…

— Да, — сказал Хороси. Мой хозяин слеп.

 

21

Как слепой художник мог преподавать искусство цвета? Смеялся ли над ним придворный поэт, когда предлагал в учителя человека, который не может даже судить о качестве своей собственной работы? В один момент Юко захотелось бросить все и уйти, вернуться в свою деревню и в свои любимые горы. Но рука Хорош его остановила.

— Не уходи, ничего не узнав. Сосэки, возможно, не видит мелочей, но его разум видит то, чего не могут узреть твои глаза. Пойдем, я тебя представлю.

— Что может рассказать мне слепой о разнообразии цветов?

— То же, что и о женщинах, хотя уже очень давно он не делит ложе ни с одной из них. Не смотри на внешность. Ты запутаешься.

И Хороси повел Юко поприветствовать учителя.

— Кто ты? И чего ты хочешь от меня? — спросил Сосэки, когда они были представлены друг другу.

— Я Юко, поэт снега. Мои стихи красивы, но безнадежно белы. Учитель, расскажите мне как надо рисовать. Научите меня цвету.

Сосэки улыбнулся и ответил:

— Сначала ты расскажи мне о снеге.

 

22

Ученье у мастера не было похоже ни на какое другое.

Утром первого урока, у озаренной рассветом реки, он попросил Юко закрыть глаза и представить себе цвет.

— Вокруг тебя нет цвета. Он внутри тебя. Снаружи только свет, — сказал он. — Что ты видишь?

— Ничего. С закрытыми глазами я вижу только темноту. А вы?

— А я — нет, ответил Сосэки. — Я вижу синих лягушек и желтое небо. Ну и кто из нас слепой?

Юко хотел сказать ему, что небо не желтое, а лягушки не синие, но воздержался от комментариев. Возможно, старик просто сошел с ума. Он не хотел его разочаровывать.

— Учитель, — сказал он, — я начинаю видеть.

— Что ты видишь?

— Я вижу красные деревья.

— Идиот, — сказал Сосэки. — Не может быть. Здесь нет деревьев.

 

23

На следующее утро учитель снова попросил Юко закрыть глаза и сказал:

— Свет внутри. Он в тебе. Только цвет снаружи. Закрой глаза и скажи мне, что ты видишь.

— Учитель, — сказал Юко, — я вижу белый свет снега.

На этих словах ему захотелось смеяться. Стояло прекрасное весеннее утро. Солнце грело как печка.

— Это верно, — сказал Сосэки, — здесь был снег зимой. Ты становишься зрячим.

 

24

Так Юко был принят на обучение к мастеру на весь следующий год.

Хороси, слуга, стал его другом. Они спали в одной комнате.

Однажды вечером Юко спросил у него:

— Кто учитель на самом деле? И знает ли он так хорошо свое искусство?

— Сосэки — величайший в Японии художник Он также знает музыку, поэзию, каллиграфию и танец. Но его искусство никогда бы не увидело свет без любви женщины.

— Женщины? — переспросил Юко.

— Да, женщины. Ведь любовь — самое сложное из искусств. И писать, танцевать, сочинять музыку и рисовать, — все равно что любить. Это как ходьба по канату. Самое сложное — не падая, двигаться вперед. Сосэки же упал ради любви к женщине. Только искусство спасло его от отчаяния и смерти. Но это длинная история и она тебе, я думаю, будет неинтересна.

— О, — взмолился Юко, — расскажи мне!

— Эта история о том времени, когда твой учитель был самураем.

— Сосэки? Самураем? Расскажи, прошу тебя, расскажи!

Хороси выпил стакан сакэ и по просьбе юноши погрузился в воспоминания.

— Все началось с волшебства…