Действие первое
Сцена представляет собой общую комнату в доме достаточно обеспеченной семьи. Слева и справа в глубине сцены двери. В комнате находится совсем молодая девушка, лет 16, в пижаме, в руках у нё — большая щетка для волос. Девушка со страшным шумом барабанит в дверь ванной комнаты. Она блондинка, с прической — «конский хвост»
Даниэль (кричит в дверь) Кто там засел? Это ты, папа?
Слышен шум воды, льющейся из крана.
Просто невероятно! В этой берлоге совершенно невозможно попасть в ванную! (Снова стучит.) Кто там? Что вы там делаете? (Пытается заглянуть в замочную скважину.) Нет, это просто невозможно!
Открывается другая дверь. Появляется женщина лет 45–50.
Мать (несколько удивленно). Что здесь происходит, дорогая? Мне показалось, здесь кто-то стучал. Даниэль, я же с тобой разговариваю!.
Даниэль (не обращая внимания, продолжает стучать в дверь ванной комнаты). Да отвечайте же в конце концов! (Поворачивается к матери.) Ты же видишь, что это я стучу. Вот уже целый час я не могу попасть в ванную. Там папа….
Мать (показывает на одну из дверей). Тише, тише, дорогая. Ты разбудишь своего брата. Ты же знаешь: он возвращается поздно.
Даниэль. Подумаешь, какая важность!
Мать уходит.
Продолжает стучать.
Вы что, решили сидеть здесь до завтра? (Идет по лестнице в свою комнату.) Это не дом, а бог знает что такое!
Пинки (открывая дверь в комнату Франсуа). Я не могу уйти, здесь служанка.
Франсуа (из своей комнаты, сонным голосом). Не обращай внимания, она глухая.
Пинки снова пытается выйти из комнаты, открывает одну из дверей, думая, что она ведет в переднюю. В это время возвращается Арлен. Она несет вино. Заметив Пинки, Арлен останавливается в недоумении.
Пинки (пытаясь быть непринужденной). Там, кажется, кто-то есть. (Снова садится на диван.) Там определенно кто-то есть. Дверь заперта!
Арлен уходит. Пинки скрывается в дверях комнаты Франсуа. Появляется Даниэль и сразу бросается к ванной комнате. Стучит.
Даниэль. Все еще занято? С ума сойти!
Входит Арлен.
Арлен. Вы меня звали, мадемуазель?
Даниэль. Нет. Кто в ванной комнате? Папа?
Арлен. Я не знаю.
Даниэль. А-а-а, вы никогда ничего не знаете!
Арлен. Может быть, это мсье Жорж?
Даниэль. Жорж? А при чем здесь Жорж?
Арлен. При том, что он все время тут околачивается.
Даниэль. А какое это к вам имеет отношение?
Арлен. Никакого. Просто я нахожу, что он очень славный…. Но…
Даниэль. Ну и что?
Арлен. На вашем месте, мадемуазель, я знаю, что бы я сделала… я бы…. Я бы… если позволите…
Даниэль. Не, уж, пожалуйста….
Арлен. Ну как хотите…
Открывается дверь ванной Выходит Старик
Мать (увидев Пинки, подходит к ней, протягивает руку и говорит тоном светской женщины). Вероятно, вы подруга Даниэль?
Страшно смущенная, Пинки что-то бормочет.
Ах, мадемуазель, пустяки, не извиняйтесь. Я привыкла видеть в своем доме друзей моих детей в любое время дня и ночи. (Смотрит на нее и в восхищении всплескивает руками.) Господи, какая вы хорошенькая! Не употребляйте никогда никаких кремов. Я без конца твержу об этом моим дочерям. Но в этом доме никто меня не слушает. (Подходит к ванной комнате и стучит в дверь.) Даниэль, тебя ждут, дорогая, это невежливо. (Возвращается к Пинки.) Мои дети просто невыносимы. Обратите внимание на Доминик. Вы ведь знаете, она снимается в кино. Так ее заставляют бог знает чем мазать лицо! Вы, конечно, знакомы с Доминик? Как, вы не знакомы с Доминик? Какая жалость! Арлен, мадемуазель Доминик уже встала?
Арлен. Нет, мадам, я еще не видела ее сегодня.
Мать. Мне так хочется, что бы с ней познакомились… Ах, простите, я забыла спросить, как вас зовут?
Пинки. Пинки.
Мать. Как вы думаете, Пинки……настоящая девушка — вы понимаете, что я хочу сказать, — может сделать карьеру в кино…. Если она будет вести себя прилично? Я слышала, что молодым актрисам иногда приходится…Ну, вы понимаете, что я хочу сказать?.
Пинки (смущенно). Да, мадам.
Мать. Эта мысль беспокоит меня все время. Домино такая милая девочка… я бы не хотела, что бы с ней произошло нечто…подобное. (Снова светским тоном, показывая на комнату Франсуа.) Вы знакомы с Франсуа? Ах, вы знакомы с Франсуа? Это мой любимец! С ним тоже неприятность. Видите ли, я думаю, что для его легких вредно так много времени проводить в ресторанах, где он играет в оркестре. Но что делать, он так любит музыку! (Снова подходит к двери ванной комнаты.) Послушай, Даниэль. Это переходит всякие границы! Тебя же ждут. Это просто неприлично!
Входит Арлен.
Арлен. Мадам.
Мать. Да, Арлен?
Арлен. У меня не чистых простынь, чтобы сменить белье в комнате мадемуазель Даниэль.
Мать. Как нет?
Арлен. Нет, мадам.
Мать. Надо посмотреть в большом сундуке.
Арлен. На чердаке.
Мать. Да-да. И я сама поднимусь с вами. (К Пинки.) Прошу извинить меня, мадмуазель. Я сейчас вернусь. (Уходит.)
Пинки, оставшись одна, продолжает смотреть на дверь ванной. Она открывается, и оттуда выходит сухонький старичок, лет 70. Он осматривается, проходит через всю комнату и исчезает в одной из дверей.
Пинки (испуганно). Франсуа, Франсуа!
Даниэль (врываясь). Кто дал Софии макароны?
Арлен (входя). Я, мадемуазель…
Даниэль. Вы с ума сошли! Хотите, что бы она умерла?!
Арлен. Я думала, что ей это полезно…
Даниэль. Вы думали… Макароны — Софии! Вы, что не знаете, что черепахи — травоядные?
Арлен. Травоядные?
Даниэль. Они не едят макарон!
Арлен. Вот оно что!
Даниэль (в бешенстве). И бифштексов — тоже.
Арлен. Ну, подумайте!.
Даниэль. Просто несчастье какое-то. Она чуть не задохнулась. Если бы я не пришла вовремя… И потом… она мокрая…. Что вы с ней сделали?.
Арлен. Мадам приказала ее вымыть…
Даниэль (вне себя). Вы ее мыли?
Арлен. Да, мадмуазель…. От нее плохо пахло… Я положила в мыльную воду немного соли…
Даниэль. Что?
Арлен. Да-да.
Даниэль. Вы ее мыли с мылом и солью?
Арлен. Да. По-моему, ей это очень понравилось.
Даниэль бежит в свою комнату.
Арлен мгновение стоит неподвижно, потом, видимо из предосторожности, идет в кухню.
Даниэль (влетает, неся в руках черепаху, тщательно вытирает ее, дает понюхать ей одеколон). Ах, негодяи…. Дорогушечка моя, что они с тобой сделали?! Ах, подлецы!. (Кричит на весь дом.) Мама! Ма… где ты? (Открывает двери всех комнат.)
Арлен (выглядывает из кухни). Мадам на чердаке.
Даниэль. Ах так. Ну, ладно. Я с ними все равно разделаюсь, дикари этакие. Бедняжечка моя!
Пинки делает новую попытку выбраться из дома.
Но в этот время из своей комнаты в пижаме выходит Доминик, томно опускается в кресло и начинает красить лаком ногти. У нее манеры голливудской кинозвезды.
Пинки (приоткрывает дверь в комнату Франсуа). Франсуа, здесь еще кто-то появился.
Франсуа. О господи! (Появляется в дверях своей комнаты и направляется к Доминике.) А с тобой, старушка, мне нужно расквитаться. (Подходит к ней вплотную.) Скажи-ка, пожалуйста, куда делась моя записная книжка?
Доминик. Откуда я знаю?
Франсуа. Не придуривайся.
Доминик (встает). Отстань, пожалуйста. Ты видишь, я занята…
Франсуа (угрожающе). Ты соизволишь ответить на мой вопрос? Отвечай!
Доминика смотрит на него в упор.
Так где моя книжечка? Ты ее случайно не видела?
Доминик. Я тебе сказала — отвяжись!
Франсуа (внезапно разозлившись, хватает ее за руки). Когда сочту нужным. А сейчас отвечай. Отвечай!
Доминика дает ему пощечину, и между ними начинается драка.
Доминик. Я запрещаю тебе входить в мою комнату!
Франсуа. Вот как! Мадемуазель собирается шантажировать меня?
Доминик. Пусти сейчас же!
Пинки делает новую попытку уйти.
Когда она собирается выйти из комнаты, дверь открывается, и входит мать со стопкой белья в руках.
Франсуа. И не подумаю. Слышишь?! Пока ты мне не скажешь…. (Увидев мать, внезапно умолкает.)
Мать (к Пинке). Как, вы уже уходите?
Доминик. Франсуа, пусти!
Мать (замечает дерущихся в противоположном конце комнаты). О! Дети…. Вы с ума сошли… Вам не стыдно?
Доминик (угрожающе). Франсуа, отпусти меня.
Мать (к Пинки). Мадемуазель, я, право, очень огорчена. Они просто невозможны.
Пинки. До свидания, мадам!.
Мать. Вы не подождете Дани?
Пинки. Нет, мадам, я спешу… Мама будет беспокоиться.
Пинки. До свидания, мадам!.
Мать. До свидания, мадемуазель.
Пинки уходит. Франсуа захлопывает дверь своей комнаты. В это время звонят во входную дверь. Так как Арлен не появляется, мать открывает сама. Входит Жорж. Высокий, тощий парень в очках, неловкий и стеснительный. Он немножко сутулится. Одет очень тщательно.
Мать. О, Жорж! Какая неожиданность!
Жорж. Здравствуйте, мадам.
Мать. Проходите, мой милый, садитесь. Я в таком состоянии, дети опять только что поссорились.
Жорж. Даниэль?
Мать (расплывается в улыбке). Нет, Жорж, не Даниэль. Не ваша Даниэль….
Жорж смущен.
О, Жорж, вы краснеете. Это восхитительно! Обожаю мужчин, которые еще способны краснеть…. (Вздыхает.) Франсуа…. Раньше с ним это часто бывало…. Но теперь…. Теперь это кончилось. Ну, Жорж, почему вы молчите? Вы зашли повидаться с Даниэль?
Жорж. Гм… да… гм… я думал… она … дома.
Мать. Кажется, да… (Подходит к ванной комнате, открывает дверь.) Нет, ее здесь нет. Вероятно, она только что ушла. Ах, как досадно, Жорж, что вы ее не застали. Она все утро провела в ванной комнате. О, это было ужасно, вы себе не представляете. Все остальные были в бешенстве. Если бы вы видели…. Они подрались…
Жорж. Ну, ничего…. Я приду еще раз… Она же никуда не исчезнет.
Мать (огорченно). О, мой бедный Жорж, вам не везет, скорее, Дани. Я все думаю, как такой положительный молодой человек, как вы, может интересоваться таким легкомысленным существом…
Жорж молча протестует.
Нет-нет, я права, Жорж. Не в моих правилах делать комплименты, но я нахожу, что вы просто очаровательны! Знаете, вы идеальный тип жениха, о котором можно только мечтать…. Как ваша работа? Вы довольны?
Жорж. О, спасибо, все более или менее в порядке. Я вам сейчас объясню…
Мать. Боже мой, Жорж, довольно! Сейчас придет мой муж. Вчера он устроил мне сцену. Потребовал, чтобы все садились за стол вовремя. Дела…. Вы-то должны это понимать…. Извините, Жорж! (Зовет.) Арлен!
Арлен (входи). Да, мадам.
Мать. Вы помните, что сказал мсье вчера вечером?
Арлен. Да, мадам, все готово.
Мать. Очень хорошо, Арлен.
Жорж. Ну что же, мадам! Я вас покидаю….
Мать. Я очень огорчена, Жорж. Я обязательно скажу Дани, что вы заходили, не беспокойтесь…. До свидания, мой мальчик.
Жорж. Приветствую вас, мадам. Простите, что я вам помешал.
Мать. Ну что вы, Жорж. Вам здесь всегда рады. Вы это знаете.
Жорж уходит.
Отец (снимает плащ и зовет служанку). Скажите, Арлен, почему до сих пор ничего не готово?
Арлен. Простите, мсье.
Отец. Так… прекрасно… Подавайте, пожалуйста, на стол сию минуту.
Арлен. Но, мсье, мадам….
Отец. Мадам нет дома?
Арлен. Нет, она дома.
Отец. Прекрасно. Тогда сейчас же подавайте.
Арлен. Слушаю, мсье.
Даниэль выходит из своей комнаты.
Отец. Ну вот. Одна уже есть.
Даниэль. Здравствуй, па.
Отец. Франсуа дома?
Даниэль (заглядывает в комнату Франсуа). Не знаю, в комнате его нет.
Отец. Я ведь предупреждал: кто опоздает хоть на пять минут, останется без завтрака. Где твоя мать?
Даниэль. Не знаю.
Отец. А ты разве не собираешься завтракать?
Даниэль. Нет, я не голодна.
Отец. Позови, пожалуйста, бабушку. Дани, бабушка, к столу. (Матери.) Дорогая моя, я ….
Мать. Ах, Андре, пожалуйста, вы же знаете, я не люблю, когда вы говорите мне «дорогая моя»… Вы всегда обращаетесь ко мне так, когда собираетесь сказать что-нибудь неприятное.
Отец. Ну, хорошо. Вы это видели?
Мать. Что это такое?
Отец (раздраженно). Как что? Вы же видите — счет от молочника. (Передает ей счет. Пауза.) Вас в нем ничего не удивляет?
Мать. Да, конечно.
Отец. Что именно?
Мать. Вид этого счета.
Отец. Что?
Мать. Он мог бы печатать свои счета на машинке.
Отец. Это все, что вы можете сказать? Нет, подумать только! Двести восемьдесят пять литров молока в месяц на семь человек! Вернее, на шесть, ведь Доминик его не пьет. (Поднимает руки к небу.)
Мать. Да… Действительно, это много, Может быть, это ошибка?
Отец (кричит вне себя). Нет, здесь не ошибки. Просто в этом доме чудовищно расточительны. Вы слышите, что я говорю? Чудовищно расточительны! (Служанке.) Арлен….
Арлен (которая молча до сих пор присутствовала). Да, мсье.
Отец. Объясните мне, как можно вшестером израсходовать двести восемьдесят литров молока за месяц? А?
Арлен. Принимая ванны, мсье!
Отец. Что такое?
Арлен. Ну, откуда я знаю, мсье? Может быть, кто-то принимает молочные ванны!
Мать. Что вы говорите, Арлен. (Бабушке, которая в это время входит в комнату.) Как ты спала, мама?
Арлен. О, я забыла о телятине!. (Бежит в кухню.)
Отец. А — это, что вы на это скажите? Счет от булочника. Семьдесят четыре пирожных! Невероятно!
Все. Доминик!
Арлен ввозит стол. Появляется Доминик. Она все еще в пижаме.
Двигается нарочито медленно и небрежно-расслабленно.
Отец (Доминике). Ты не будешь завтракать.
Мать (бабушке). Мама, начинай пожалуйста…
Доминик (только что вошедшей Арлен). Моя морковь готова?
Арлен. Да, я ее сварила.
Доминик. Сварили?… Вы сошли с ума! А витамины?
Арлен. Я их не трогала.
Отец (насмешливо). Можешь есть картошку.
Доминик (с возмущением) Картошку!
Франсуа. Папа… Кинозвезда, и вдруг картошку….
Доминик (пожимает плечами, встает и идет в кухню). Идиот!
Мать (пытаясь все сгладить). А где Даниэль? Она же приходила к завтраку?
Отец. Она в своей комнате. Мадемуазель не голодна.
Франсуа (удивленно). Она дома? (встает и идет в комнату Даниэль.)
Отец. Франсуа! Если так будет продолжаться, ты останешься без завтрака.
Мать. В чем дело? Опять что-нибудь случилось? Доминик, а почему не завтракает Даниэль?
Доминик. Не знаю. Она мне не сообщила.
Отец. Прошу вас, Алиса, давайте наконец все сядем за стол. Хорошо было бы хоть время от времени иметь возможность спокойно поесть в домашней обстановке.
Мать. Но, Андре, может быть, она заболела…
Отец. Заболела! Нет, она умирает… Лучше спросите у нее, сколько она съела пирожных сегодня утром.
Бабушка. Андре….
Отец. Семьдесят четыре!
Мать. Андре, к вам обращается мама.
Отец. Я вас слушаю, бабушка.
Бабушка хочет что-то сказать, но не решается.
Мать. В чем дело мама?
Бабушка. Андре, это я ем пирожные…
Отец. А!.
Бабушка. …После обеда…
Мать. Но, мама, нужно было сразу сказать, а то обвиняют детей….
Отец. Успокойтесь, Алиса. Подумаешь, один раз их обвинили в чем-то напрасно….
Доминика. Обвинили!. Можно подумать, что мы гангстеры!
Арлен (входя в комнату). Так я несу телятину?
Мать. Арлен! Сколько раз я вам говорила: вы должны входить в комнату только тогда, когда я вас позову…. И вы не должны говорить: «Я несу телятину», а должны спросить: «Прикажите подавать, мадам?». Нужно быть внимательнее, Арлен.
Арлен. Да, мадам. Так я несу телятину?
Все. Да несите, несите.
Доминик. Что-то давно не видно Жоржа…
Мать. Он заходил сегодня утром.
Доминик. По-прежнему безумно влюблён?
Мать. Какая ты злая, Доминика!
Доминик. Вовсе нет. Я просто интересуюсь. Никогда нельзя знать, чем все это закончится.
Входит Арлен с телятиной
Арлен. Телятина!
Мать (к Доминик). Что ты имеешь в виду?
Доминик. Ничего. Надо же говорить о чем-то. Здесь только и делают, что ругаются.
Возвращается отец…
Все. Папа!
Отец. Начиная с завтрашнего дня, я не пущу к столу никого, кто придет с опозданием. Понятно? (После паузы.) Или можете идти завтракать к своим «друзьям» и «подружкам». В этом доме, кажется, считаются только с ними… Бабушка, соль!
Доминик (с достоинством). А! Я позволю себе заметить, что мои друзья…
Отец. А ты ступай красоваться в бассейн и оставь нас, пожалуйста, в покое…. Это не дети, а какие-то бандиты…. Один все свое время проводят в кабаках, играя на трубе, вместо того чтобы ходить на лекции, другая (смотрит на Доминик) думает только о тряпках….
Доминик встает и с достоинством выходит из комнаты.
А эта (смотрит на Даниэль) — какой-то метеор — появляется на мгновение в сопровождении дюжины дружков и сейчас же опять исчезает. А эти дружки — просто шайка лоботрясов…
Даниэль (мгновенно вспыхивает). Не смей говорить о моих друзьях, Ты о них ничего не знаешь.
Отец. Замолчи. Ешь свою телятину!
Даниэль. А ты не нападай на моих друзей.
Мать. Дорогие! Помолчите, не раздражайте отца. Он так устал.
Даниэль. Во всяком случае, мои друзья….
Франсуа. Даниэль, замолчи!
Даниэль сейчас же послушно умолкает.
Арлен. Мадам и мсье уезжают завтра за город?
Отец. Да, непременно, и как можно раньше.
Арлен. Мадам, значит, я могу быть свободна в субботу вечером?
Мать. А разве вы не поедете с нами?
Арлен (смущенно). Нет, я хочу пойти на концерт гитаристов.
Отец. Как вам угодно. Но все, кто собирается ехать с нами, должны быть у машины ровно в шесть часов…. со своими чемоданами. Предупреждаю, я никого не буду ждать.
Мать. Ты поедешь с нами, Франсуа?
Франсуа. Нет, у меня работа.
Мать (К Даниэль.) А ты, Даниэль? Ты поедешь?
Даниэль качает головой.
Огорченно.
В первый раз никто не хочет ехать с нами… Ну, что же, тем хуже для вас. (Мужу.) Мы поедем вдвоем, Андре, как влюбленные…
Отец пожимает плечами, чувствуя всю нелепость этого замечания
К Франсуа.
Но ты будешь внимателен к бабушке?… Если ей что-нибудь понадобится….
Бабушка. О… не беспокойтесь обо мне. Меня тоже не будет дома.
Мать. Господи! А ты куда денешься?
Бабушка. Я приглашена на пикник.
Мать. На пикник?
Франсуа. Ну и что? Разве она не имеет права повеселиться немного?
Мать. Франсуа…. Прошу тебя быть вежливым и не говорить о бабушке «она».
Франсуа (с полным ртом). Но я вежлив.
Мать. Я запрещаю тебе говорить с полным ртом…
Доминик (вбегает взбешенная. В руках у не пустая коробка из-под туфель). Кто взял мои черные туфли? (К Даниэль.) Держу пари — это, конечно, ты?
Даниэль пожимает плечами.
Я запрещаю тебе трогать мои вещи! Слышишь? Запрещаю!
Мать. Мину, дорогая, успокойся. Даниэль вернет их тебе сейчас же.
Доминик (к Даниэль). Ну?
Даниэль (вспыльчиво). Ты что, спятила? Ты же знаешь, какой у меня размер. Для чего мне твои корабли сорок пятого размера.
Доминик. Значит, они сами ушли куда-то. Может быть, их взяла бабушка, чтобы пойти на бал?
Мать. Дани! Отдай Доминике ее туфли…
Пауза.
Франсуа. Это я их взял. Я их одолжил своей приятельнице.
Доминик (задыхаясь от возмущения). Что?!
Отец с интересом слушает. Его все это забавляет. Даниэль тоже.
Только мать относится к происшествию трагически.
Мать. Франсуа, ты не мог этого сделать. Туфли нельзя одалживать.
Франсуа. Почему? Ее пригласили на вечеринку. Нечего делать из этого драму.
Доминик. На вечеринку!
Франсуа. Да, на вечеринку.
Доминик. Ты это называешь вечеринкой?. Воображаю, что стало с каблуками! Нет!. Просто можно сойти с ума!
Отец. Арлен!
Франсуа идет в свою комнату и, в то время как Доминик говорит, он лазает повсюду, разыскивая туфли. Одну достает из-под кровати, вторую никак не может разыскать.
Доминик (возмущенно, но сверхтеатрально). Нет! Можно подумать, что все это происходит во сне. Одолжить мои самые красивые итальянские туфли какой-то девчонке, которую я даже не знаю!
Даниэль. Ну, теперь ты целую неделю будешь трубить о своих китайских туфлях.
Доминик (к Даниэль). Хорошо, что это касается не тебя. А вспомни, что делает Франсуа, когда трогают его машинки?
Появляется Арлен
Отец (к Арлен). Мое питье. Бабушка, могу и вам предложить стаканчик.
Бабушка. Нет, благодарю вас!
Доминика (в комнату к Франсуа). Ну? Так что же туфли?
Мать. Успокойся, дорогая. Франсуа их тебе сейчас вернет.
Франсуа. Вот же они!
Доминика. Но ведь они теперь испорчены! Дикари какие-то!
Даниэль (вдруг вскакивает, опрокидывает стул, затыкает уши и бежит к себе в комнату, громко хлопая дверью. Кричит). Сумасшедший дом!
Из ванной комнаты выходит Старик. Спокойно проходит к входной двери
Отец (к Даниэль). Что это за человек? Я спрашиваю: кто этот тип, который только что вышел из ванной?
Даниэль (насмешливо). Это водопроводчик.
Отец. Перестань корчить идиотку! Не дом, а проходной двор! Любой может войти, выйти…
Даниэль. Папа, не нервничай! Это вредно для твоего сердца!
Отец. Я спрашиваю, кто этот тип?
Даниэль. Какой тип?
Отец. Маленький старичок в очках. Он только, что вышел из ванной.
Даниэль. Это бабушкин друг, вот и все.
Отец. А, что он делает в ванной?
Даниэль. Как что? Приводит себя в порядок! (Уходит.)
Общее молчание.
Франсуа. Папа, дай мне сигарету.
Отец. Ты слишком много куришь, дорогой.
Франсуа. Папа, тебе нужна машина в среду вечером?
Отец. Аккумулятор сел.
Франсуа. Ну конечно. Каждый раз, когда я прошу тебя разрешить мне взять машину, — садится аккумулятор.
Отец. Да, разумеется. Потому что, когда один мрачный кретин выезжает на ней, он всякий раз забывает затем выключить подфарники…
Франсуа. Это случилось один раз. Подумаешь: один раз! Не будешь же ты утверждать, что с тех пор ни разу не перезаряжал аккумуляторы.
Отец. Я не обязан объяснять. Хватит. Каждый раз, когда ты берёшь машину, я потом в течение целой недели получаю повестки о штрафах. Занятно, не правда ли? И потом, дворники всегда оказываются поломанными, пепельница забита окурками в губной помаде, коврики — в грязи. Не машина, а…
Мать (в ужасе). Андре!.
Отец. А на днях я нашёл бутылку виски… Кончится тем, что ты врежешься в дерево… А твоя мать устроит мне сцену.
Мать. Андре!
Франсуа. Ладно! Ладно, я понял! Больше не буду просить. Можешь сдать её в музей, и разговор окончен.
Отец. Когда я получу новую, тогда поговорим.
Франсуа. Ты смеёшься? Это будет лет через пять…
Мать (к Франсуа). Когда ты берёшь машину, я не могу заснуть до тех пор, пока ты не возвратишься. (Франсуа пожимает плечами).
Отец. То есть до четырёх часов утра. Ты бы лучше ложился спать пораньше. Посмотри, на кого ты похож. Чем ты занимаешься?
Мать. Правда, дорогой… Ты очень плохо выглядишь.
Франсуа. О, хватит! Вас послушать, можно подумать, что мне пора в больницу!
Отец. Ну что ж! Ничего бы не было удивительного… Ночи напролёт трубить в трубу в ресторане!
Франсуа. Ну, это, в конце концов, моё дело. Мне же не пятнадцать лет.
Отец. А, можешь делать что угодно, ты уже взрослый… Но после двенадцати часов ночи не смей включать свою дикарскую музыку.
Франсуа. Дикарскую музыку! Ну, нечего сказать, ты в этом разбираешься!
Мать. Знаете, Андре, джаз бывает хороший и плохой.
Бабушка. А мне очень нравится. Эта музыка такая занимательная.
Отец. Да-да, конечно! Я знаю, бабушка! Армстронг — гений, а Иоган Себастьян Бах — последний подонок.
Франсуа. Господи! Кто это порет такую чушь?
Мать. Франсуа!
Отец. Я!
Франсуа. Бах — это очень хорошо!
Отец (насмешливо). Вот как? Ну …тогда…поиграй нам вечером на клавесине.
Франсуа. На клавесине? Почему не на рожке?
Мать. Не понимаю…Что с ними происходит? Нет никакой возможности их сдерживать.
Отец (насмешливо). Да? И вам кажется, что вы когда-нибудь могли это делать?
Мать. Что вы хотите этим сказать?
Отец. Ничего, ничего.
Мать. Вы не находите, что они стали какими-то трудными?
Отец. Что я могу вам сказать, моя бедная Алиса? Вы же всегда разрешали детям делать все, что им было угодно. А теперь вы хотите, чтобы они вдруг переменились? И только потому, что вы испытываете потребность в их уважении?.
Мать (жалобно). Андре! Не надо быть злым!. Ведь я же всегда старалась быть им хорошей матерью!
Отец. Старались!
Мать. Разве вы можете меня упрекнуть в чем-нибудь? Вы мне делаете больно, Андре. Вы же знаете, что их я обожаю…
Отец. Никто не просит, чтобы вы их обожали. Было бы лучше, если бы вы их воспитывали.
Мать. Нет, Андре. Сейчас детей так не воспитывают. Я обращаюсь к их сознанию, к их чувствам….
Мать опускает голову.
Отец. Конечно, теперь вы будете хныкать. Это все, что вы умеете делать, когда не в состоянии с ними справиться.
Мать (со слезами в голосе). Андре… но вы мне совсем не помогаете, а я ведь хотела как лучше.
Отец. Ну вот… теперь вы устраиваете мне сцену…
Мать. Я не устраиваю сцены…. Просто мне хотелось бы…
Отец. Вам хотелось бы взять этих троих идиотов в руки? А вам не кажется, что вы немного опоздали?
Мать. Не в этом дело…
Отец. А в чем же?
Пауза.
Мать (со слезами в голосе). Мне хотелось бы, чтобы они меня любили.
Дети. Мама! Мама!
Отец. Вы думаете, у них есть время разбираться в своих чувствах? Им не до этого… Сейчас пора ощущений… Это, знаете ли, увлекательный период жизни… Вы думаете, они, ко мне иначе относятся? Обращаются только тогда, когда им нужны деньги или когда хотят воспользоваться машиной… Зато когда я умру… они будут обо мне говорить хорошо… у них даже сложится впечатление, что они любили своего отца.
Мать. Андре, сколько горечи…
Отец. Вовсе нет! Просто вы чудовищно сентиментальны… Можно подумать, что кто-то из ваших предков был русским.
Мать. Вы меня не понимаете… я просто хотела бы чувствовать…
Отец. О каких чувствах вы говорите, Алиса! Есть вещи гораздо более важные.
Мать. Какие?
Отец. Я, например, убеждён, что Франсуа не ходит в институт. Забудьте о ваших чувствах и лучше проследите за ним.
Мать (возмущенно). Как вы можете говорить такие вещи!
Отец. Нет, Алиса, вы просто неисправимы. Пока. (Уходит.)
Звонит телефон. Входит Арлен.
Отец. Арлен! Снимите трубку. (Уходит.)
Арлен. Алло! Алло!. Да, мсье!. Не знаю, мсье!. Сейчас посмотрю, дома ли она… (Входит в комнату Доминики.) Мадемуазель Доминик! Вас к телефону.
Голос Доминики. Иду!
Арлен уходит. Появляется Доминика, берет телефонную трубку.
Доминика. Алло…Да… Кто говорит? Ах, это вы, Чарли? Как поживаете?. Что это вас не видно?… Нет-нет, еще ничего не решено… Да, было сделано несколько пробных кадров. Но вы же знаете, это еще ничего не значит… Да, для фильма «Мария Чапделен». Как будто я тот типаж, что им нужен.
Входят Франсуа и Пинки.
Франсуа. Видела? До чего же хороша!
Пинки. Да, красивая женщина!
Франсуа. Да, нет же, я о машине!
Пинки. Это «Пёжо»?
Франсуа. Я вижу, ты в этом разбираешься? «Пёжо» — ты что, с ума сошла?
Пинки. Откуда же мне знать?
Франсуа. Это «Нортон»… Шестьсот пятьдесят
Пинки. Так это же дорого.
Франсуа. Да нет. Не шестьсот пятьдесят тысяч франков, а шестьсот пятьдесят кубических сантиметров.
Пинки. А!.
Доминика (в трубку). Невероятно! Как это ей удалось? Ведь она так глупа!
Франсуа включает проигрыватель.
Франсуа. Да, ты смело можешь сказать, что ничего в этом деле не понимаешь.
Доминика. Можно подумать, что она умеет плавать.
Франсуа. Но можешь мне поверить: такие машины не каждый день встречаются.
Доминика. Можно подумать, что она умеет плавать.
Франсуа. Ты знаешь, сколько нужно, чтобы с места рвануть сто?
Пинки. Нет.
Доминика. …но я тоже умею плавать, только мне негде….
Франсуа (к Пинки). Назови любую цифру.
Доминика (к Франсуа). Сделай потише. Я же ничего не слышу….
Франсуа. И не подумаю! Только и делает, что висит на телефоне… (к Пинки.) Так сколько?!
Пинки. Откуда я знаю? Например, две минуты.
Франсуа. Две минуты? А почему не два часа?
Доминика. Да-да!
Франсуа. Пять секунд, понимаешь? Ты только успеешь сосчитать до пяти, и уже гонишь сто. Две минуты! Ты действительно ничего в этом не понимаешь!
Доминика. Да-да. (Кладет трубку на стол, подходит к проигрывателю, уменьшает звук.) С ума можно сойти. Никогда нельзя нормально поговорить по телефону! (В трубку.) Алло! Да, это я… (Говорит так тихо, что не слышно, о чем она говорит.)
Пинки. Я действительно совершенно не разбираюсь в моторах.
Франсуа. И ты еще хочешь сидеть за рулем! (Вновь прибавляет звук до предела.)
Доминика. Эгоист паршивый! Сделай потише! Извините, Чарли. Это не вам. Я ничего не слышу. Я позвоню вам позже. Да-да, сегодня!. Эгоист паршивый! (Вешает трубку. Взбешенная уходит к себе.)
Франсуа. Наконец-то наступила тишина. До чего здесь хорошо, когда они все уходят!
Пинки. Да, хорошо.
Франсуа. Ну вот, теперь можно дышать. (Пауза.) Нет, ты послушай, какой звук…. Великолепно…. Тебе хорошо? Мурлыкаешь? Смешные вы — девчонки. Для вас всегда все просто — никаких забот, лишь бы было удобно, тепло и спокойно. А все остальное — на нас!
Пинки (пожимая плечами). Ты что, действительно так думаешь?
Франсуа. А разве я не прав? Ну скажи что-нибудь.
Пинки. Чего ты хочешь от меня? Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.
Франсуа. Ну конечно. Уже обиделась.
Пинки. Да нет же! Я действительно не разбираюсь в машинах, и поэтому мне нечего тебе сказать.
Пауза
Франсуа. Ну, хорошо, дурочка. Но тебе действительно приятно здесь?
Пинки. Разумеется. Здесь ведь удобно и тепло.
Франсуа. Господи, до чего же ты обидчива. Почему ты все время обижаешься на меня? С другими ты не такая.
Пинки. С другими?
Франсуа. Ну, да с нашими друзьями. В чем дело, скажи?
Пинки. Я не люблю говорить впустую. Я всегда боюсь быть кому-то в тягость, боюсь быть надоедливой…
Франсуа. Надоедливой? Ты думаешь, что ты мне надоедаешь?
Пинки. Не знаю.
Франсуа. Ты никогда ничего не знаешь. Это все разговоры. Ты великолепно все знаешь. Ты думаешь, я был вот так все время с тобой, если б ты мне надоела?
Пинки не отвечает. Смотрит на Франсуа.
Почему ты не отвечаешь? С тобой никогда нельзя ни о чем поспорить.
Пинки. А спорить бессмысленно.
Франсуа. Но мы, же все-таки люди. А люди должны между собой объясняться.
Пинки. И что ты хочешь, чтобы я тебе объяснила?
Франсуа. Я хочу знать, хорошо ли тебе со мной? Да или нет?
Пинки. А что тебе до этого?
Франсуа. Нет, правда?
Пинки. Я не люблю говорить просто так, впустую, лишь бы что-то сказать. Слова. После этого ничего не остается.
Франсуа. Ну, положим, не всегда
Пинки. Ты ничего не понимаешь.
Франсуа. Я считаю немыслимым…
Отец (громко). Бабушка! Я хотел бы с вами поговорить.
Появляется бабушка.
Бабушка, что я слышал? Вы принимаете в любое время дня и ночи постороннего мужчину?
Она молчит.
Вы не хотите отвечать?
Она качает головой.
Значит, вы хотите, чтобы я поверил этим нелепым слухам?
Бабушка. Нелепые слухи… Почему вы так говорите, Андре? Разве я не имею права на привязанность?
Отец. В привязанности вам здесь никто не отказывает. Разве вы несчастливы с нами? Разве дети вас не любят?
Бабушка. Любят.
Отец. Ну, так что же тогда?
Бабушка. Все очень хорошо, Андре. Уверяю вас…
Отец. Но… Кто же этот господин?
Бабушка. Мой друг.
Отец. Друг?
Бабушка. Да.
Отец. И вы давно его знаете?
Бабушка. Нет, не очень…
Отец. Где же вы с ним познакомились?
Бабушка. На лавочке.
Отец. На лавочке?
Бабушка. Да, в сквере. Он приходит туда каждый день в полдень кормить птиц…
Отец. Так…. Понимаю… и там вы с ним познакомились?
Бабушка. Да.
Отец. И он хорошо к вам относится?
Бабушка. О, да!
Отец. Но, великий боже! Почему же вы принимается его тайно?
Бабушка. Ну, потому что было бы не очень прилично, если бы его видели дети.
Пауза
Отец. Так-так…. И этот господин…. Этот друг…. Он поздно остается в доме?
Бабушка. О, нет.
Отец. А… В котором часу он приходит?
Бабушка. Вечером, после обеда…
Отец. Значит…. он всю ночь проводит в вашей комнате?
Бабушка. Ну, конечно. А почему бы и нет?
Отец. Послушайте, бабушка, я понимаю, в вашем возрасте люди страдают от бессонницы, но все-таки разговаривать с десяти часов вечера до семи утра — это уже неразумно.
Бабушка. Мы не только разговариваем…. Все время… Мы, знаете ли…
Отец. Ну…. Признаюсь, я ничего не понимаю….
Бабушка. Послушайте, Андре! Иногда он приносит бутылочку ликера…. Иногда я готовлю для него что-нибудь на своей плитке…. Он страшно любит молочный суп и фруктовый салат…. Потом мы разговариваем, а когда он закусит, — я то, вы ведь знаете, ем очень мало, — тогда мы выпиваем по рюмочке ликера и играем в карты. (Оживляясь.) А потом мы слушаем радио и он устраивает иллюминацию…
Отец (с интересом). Он устраивает иллюминацию?
Бабушка. Да, он набрасывает на лампы разноцветные платки. Как-то на днях один из них начал тлеть…. К счастью, он это вовремя заметил, быстро потушил его, вскочив с кровати.
Отец. Этот господин спит в вашей кровати?
Бабушка. Да.
Отец. А вы где спите?
Бабушка. О! Как когда. Иногда в кресле, а иногда я ставлю раскладушку….
Отец. Ах, так! Но послушайте, бабушка, вы считаете это естественным?.
Бабушка. Что?
Отец. Ну… словом… все это?
Бабушка. О нет! Но я не могу лишиться этого… Много раз я говорила себе, что нужно все прекратить…. Что я должна рассказать об этом господину кюре… А потом… я ему ничего не говорю. Знаете, Андре, в моем возрасте вечера такие длинные… не спится…
Отец. Я понимаю, бабушка. Все это так. Но принимать ночью мужчину, которого вы мало знаете….
Бабушка. Но я его теперь очень хорошо знаю! Это чудак. Настоящий старый холостяк. У него есть свои причуды. Вы знаете, когда человек долго живет один….
Отец. Он холостяк?
Бабушка. Нет, вдовец. Но…. Он уже так давно овдовел, что это- то же самое….
Отец. Бабушка, я не нахожу слов. Это какая-то фантастика.
Пауза
Бабушка. И вы знаете, ему это дорого обходится!
Отец. Он дает вам деньги?
Бабушка. Нет, но мы играем в карты …. И крупно!
Отец. Крупно?
Бабушка. И потом… он-то, конечно, не знает…. Но я жульничаю. Позавчера я выиграла у него восемьдесят тысяч франков в старых деньгах!
Отец. Восемьдесят тысяч франков!
Бабушка. Подождите, подождите, вы сейчас увидите — я не зря теряю время. (Вынимает из кармана свою записную книжку, листает ее.) Да, в этом месяце я выиграла четыреста тридцать две тысячи семьсот франков…Хорошо, правда?
Отец. Боже правый! Бабушка…
Бабушка. Да?
Отец. И вы каждый раз выигрываете?
Бабушка. Ну, нет, что вы. Он бы догадался!
Отец (мягко). Но ведь это же воровство!
Бабушка. Ну, что вы, Андре. Он одинокий человек…. У него нет семьи, как у меня…. А потом, кто об этом узнает?
Отец. Но вы отдаете себе отчет?.
Бабушка. Вы считаете, что я не должна….
Отец. Бабушка, вы не понимаете… Это очень дурно — то, что вы делаете.
Бабушка. Ах, Андре. Ведь все эти деньги останутся вам, когда я умру. Это составляет больше трех миллионов.
Отец. Вы у него выиграли три миллиона?
Бабушка. Не беспокойтесь, Андре, у него еще есть… Но понемножку я его обираю….
Пауза
Отец. Бабушка, так продолжаться не может. Вы вернете деньги этому господину.
Бабушка. Ну, уж нет. Я достаточно поработала.
Отец (встает. Пауза). Где у вас эти деньги? Где деньги? Если вы отказываетесь вернуть деньги, то это сделаю я. Но тогда я не разрешу вам больше встречаться с этим господином.
Бабушка (встает). Хорошо, я уеду.
Отец. Уедете? Куда, позвольте вас спросить?
Бабушка. В Италию.
Отец. В Италию?
Бабушка. И вместе с моим другом…
Отец. Вы просто потеряли рассудок.
Бабушка. Вовсе нет. Знаете, в конце концов, никогда не поздно поехать посмотреть Венецию.
Отец. Фантастично…
Бабушка (подходит к отцу и говорит ему тихо). Послушайте, Андре! Успокойтесь. Все это выеденного яйца не стоит.
Отец. Как это?
Бабушка. Мне кажется, он догадывается, что я жульничаю.
Отец. Да?
Бабушка. Вот только он не знает, как я это делаю.
Мать (зовет). Франсуа, Франсуа!
Входит Франсуа.
Франсуа. Ну, что еще?
Мать (торжественно). Франсуа, поклянись мне, слышишь, поклянись, что ты не пропускаешь занятий в институте!
Франсуа. О, господи! Опять все сначала!
Мать. Франсуа! Ты слышишь? Я прошу, чтобы ты поклялся мне!
Франсуа. Да-да. Но я тоже должен тебе кое-что сказать…. Даниэль поймала воробышка….
Мать. Воробышка! О боже. Но чем же мы будем его кормить?
Франсуа. Да нет же! Ты не поняла. Ты не знаешь, что такое воробышек?
Мать. Ну, конечно, знаю.
Франсуа. О!. (Пауза.) На современном языке воробышек — это… ребенок. Понимаешь?
Мать. Ах, как мило!
Франсуа. Да? (Пауза.) Значит ты ничего не поняла?
Мать. Что, дорогой?
Франсуа (очень мягко, отделяя каждое слово). Я пытаюсь объяснить тебе, что Даниэль ждет ребенка.
Мать. О боже!. (падает в обморок.)
Занавес
