Анни упёрла руки в боки и воинственно заявила:
— Госпожа Шнурпетер, если ваши сыновья будут играть в нашем подвале в домино или в дурачка, у нас не будет места под дрова и капусту!
— Я ужасно сожалею об этом, — сказала госпожа Шнурпетер.
— Мы тоже, — сказала мама Штенгель.
— А мне остаётся лишь оплакивать мою чудесную стену, — добавил Визенклее.
Госпожа Шнурпетер задумалась. Наконец ей в голову пришла какая-то мысль, и лицо у неё просветлело.
— Мои сыновья не имели права так поступать, — сказала она. — Но тем не менее мы останемся друзьями, не правда ли? А в знак дружбы я дарю вам четырёх моих самых любимых кошек.
— Да что вы говорите! — всплеснула руками мама Штенгель. — Четырёх самых лучших?! Нет, такой изумительный подарок мы принять не можем. Это было бы бессовестно с нашей стороны!
Мама старалась держаться спокойно, но колени у неё стали ватными от страха. Четыре кошки! Когда у них уже есть змея Сузи и белая мышь? Нет, кошки ни за что не должны появиться в доме!
Но госпоже Шнурпетер такая скромность очень понравилась, и она сказала:
— Дорогая, к четырём кошкам я добавлю вам ещё две, итого — шесть. У меня ещё останется тридцать. Я насмерть обижусь, если вы не возьмёте всех шестерых.
— Хорошо, — пробормотала мама Штенгель. — Мы принимаем ваш подарок. — И со слезами на глазах добавила: — Сегодня для нашей семьи действительно счастливый день.
Потом семейство Штенгелей попрощалось с соседкой, и Визенклее вышел первым, держа в каждой руке по кошке. Папа Штенгель тоже нёс двух кошек. Горошек и Анни тащили по одной. Мама же Штенгель настолько ослабела от пережитого, что не могла бы нести даже котёнка.
— Батюшки мои, вот времена-то настали! — шептала она обречённо.
Перед самым домом их подкарауливало ещё одно несчастье. Несчастье это приняло облик мужчины с красным круглым лицом.
— Меня зовут Сентябрь, — заявил мужчина.
— Очень приятно, — сказал папа. — А мы — Штенгели.
Господин Сентябрь свирепо посмотрел на него.
— Меня зовут Сентябрь! — вдвое громче повторил он.
— Ну и отлично, — сказал папа. — Почему бы вам не зваться Сентябрём? Я знавал одного торговца бумагой, которого звали Август. Представьте себе, он справлял именины тридцать раз подряд.
— А мне он всегда дарил шкатулки, ластики и старые почтовые открытки, — сообщила Анни.
Но господина Сентября это не интересовало.
— Господа! — вскричал он. — Уже час как в моем доме нет двери! Она окрашена в салатовый цвет!
Папа и мама Штенгели перевели испуганные взгляды на салатовую дверь, которую притащил им Визенклее, и оба внезапно побледнели.
Визенклее побледнел ещё больше, но он мгновенно нагнулся и стал возиться со шнурками своих ботинок.
Папа проглотил слюну и трезво спросил:
— Разве в городе больше нет дверей салатового цвета?
— Их примерно двенадцать, — ответил господин Сентябрь.
— Ну вот, видите? — Папа облегчённо вздохнул. Он был очень рад, что в Плутен-Глупинге оказалось столько салатовых дверей, и отважно продолжал: — Так почему вы ищете вашу дверь именно У нас?
— Да потому, что именно на этой двери есть медная табличка с моим именем! — возразил господин Сентябрь. — Кроме того, на ней есть почтовый ящик, вот этот чёрно-белый ящик, который вы видите! Его три года назад подарила мне на пасху моя тётя!
— Этого мы не заметили, — пробормотал папа.
А мама, моргая, сказала:
— Мы её близко не разглядывали.
Господин Сентябрь с силой потянул носом воздух, снял дверь с петель и взвалил на спину.
— Вот так-то! — торжествующе сказал он. — Я ухожу. И запомните: отныне я ваш враг!
И он зашагал прочь. Со стороны казалось, что это шагает какой-то длинноногий жук с зелёными надкрыльями. Горошек и Анни захихикали. А мама смерила Визенклее ледяным взглядом и спросила:
— Зачем вы это натворили?
Визенклее снова занялся своими шнурками, и уши у него стали пунцовыми.
— Я думал, дверь вам понравится, — сказал он.
— Ха-ха, понравится! — расхохоталась мама. — Да если бы мы знали, что дверь ворованная!.. И вообще, господин Визенклее! Вы замуровываете мою дочь в подземелье. Вы мешаете спать порядочным людям и съедаете у них последние остатки рулета. Кроме того, вы не очень-то здорово играете на губной гармонике, а ваш смородинный сок по вкусу напоминает керосин. Да, именно керосин. А теперь вы виноваты в том, что мы нажили себе врага, по имени Сентябрь.
— О, — вскричал бывший ночной сторож, — если уж вы оскорбляете мой сок, тогда я тоже ваш враг! Мой сок по вкусу напоминает смородину, а вовсе не керосин!
— Именно керосин, — сказала мама.
— Тогда мы враги, — повторил Визенклее.
— Шесть кошек и два врага в один день — это уж слишком! — ответила мама и, разгневанная, убежала в дом. Она бы, наверное, громко хлопнула дверью, если бы в доме номер восемь была дверь.