— О, Слейд, она холоднее на ощупь. Потрогай ее.

     Это был самый ненаучный из методов, ну и что? Одно прикосновение к дочкиному лбу, и Шейла уже знала, что Ребекка поправляется. Так же, как она заподозрила неладное еще до того, как поднялась температура.

     Так вот что такое материнство, думала она, — это когда инстинкты берут верх над профессиональным образованием и опытом. Шейла улыбнулась своему ребенку.

     Слейд проверял у девочки температуру всего несколько минут назад, но, чтобы порадовать Шейлу, снова приложил тыльную сторону ладони к ее лобику. В ответ Ребекка поежилась. Слейду показалось, что она пытается освободить ручки из пут, хотя умом он понимал, она для этого еще слишком мала. Малышка захныкала, выказывая явные признаки упрямства.

     Слейд улыбнулся дочке. Он хорошо понимал ее.

     — Кожа прохладнее. И глазки ясные. — Он повернулся к Шейле и обнял ее за плечи. Они стояли и с огромным облегчением смотрели на своего ребенка. — Видишь, я говорил тебе, что все будет хорошо.

     — Прости, я сомневалась.

     — Куда мне поставить их?

     Они обернулись и увидели в дверях медсестру из утренней смены.

     — Их? — повторила Шейла и переглянулась со Слейдом. — Что поставить?

     — Цветы, — объяснила медсестра. — Сестринский пост совершенно завален цветами. Пойдите посмотрите сами, доктор Поллак.

     Заинтригованные, Шейла и Слейд последовали за сестрой в холл.

     — Мы обычно не ставим цветы в детские палаты. Мы держим букеты на посту и просим родителей забирать их домой. Но сейчас ситуация выходит из-под контроля...

     Медсестра молча кивнула в сторону поста. Шейла подошла ближе, удивленно глядя на невиданное многоцветье. Везде стояли корзины, вазы, чаши, забавные зверушки из цветов, и отовсюду торчали карточки с пожеланиями.

     — Это все наше? — недоверчиво спросила Шейла.

     Высокая худая медсестра выглянула из цветника. Она была похожа на пчелу в саду, пытающуюся выбрать, на какой цветок сесть сперва.

     — Все до последнего букета.

     Как будто каким-то смерчем сюда переместило цветочный магазин.

     Они приехали в больницу около полуночи. Сейчас шел девятый час утра. Шейла не понимала, откуда взялись цветы.

     — Но от кого?

     Слейд вытащил карточку, прикрепленную к ближайшей корзине с маргаритками и цветными воздушными шариками, привязанными к ручке. Прочитав, он усмехнулся.

     — Это от редакции. — Он протянул карточку Шейле. — Очевидно, Энди проболтался после моего ночного звонка.

     Шейла вопросительно смотрела на Слейда. Когда он успел позвонить?

     Он прочитал вопрос в ее глазах.

     — Я звонил ему после того, как ты заснула. Сказал, что не приду утром в редакцию, и велел передать мою последнюю статью Кеннеди на шлифовку.

     Шейла понятия не имела, кто такой Кеннеди, но пообещала себе, что обязательно узнает. Узнает всех, кто составляет часть жизни ее мужа.

     Ее мужа. Она улыбнулась и прикинула, что у нее впереди лет тридцать — сорок. Достаточно, чтобы выполнить свое обещание.

     Шейла вытащила карточку из букета гвоздик и гипсофилы, тонкие стебельки которой были усеяны белыми звездочками.

     — Это от Марлин. Как она?..

     Есть объяснение, как узнал его редактор, но Шейла никому не звонила. Как Марлин догадалась послать цветы?

     И тут она заметила название цветочного магазина на карточке — и все поняла.

     — Эрин.

     Слейд подошел к ней, держа еще одну карточку.

     — Эрин?

     Он понятия не имел, кто это.

     Шейла посмотрела на его карточку. Тот же фирменный знак.

     — Они из магазина Эрин. — Она постучала по его карточке. — «Цветы Эрин».

     Слейд прочитал адрес под эмблемой. Магазин находился примерно в трех кварталах от больницы.

     — Должно быть, Энди позвонил в ближайший от больницы цветочный магазин, как только проснулся.

     — А владелица ближайшего магазина — Эрин. — Шейла сама им иногда пользовалась и знала, что Эрин открывает магазин в семь утра. — Я принимала ее ребенка в день святого Валентина, — прошептала Шейла, убирая карточку в конверт.

     Она взяла другую карточку. Николь и Деннис прислали композицию из желтых хризантем в форме большой собаки. Глазами были маргаритки, а носом — какой-то неизвестный ей цветок. Слезы снова подступили к ее глазам. Для женщины, которая никогда не плачет, она стала слишком слезливой, подумала Шейла, беря предложенный Слейдом носовой платок.

     — Должно быть, Эрин позвонила остальным, и они все прислали цветы.

     — Их много, остальных, — заметил Слейд, глядя на изобилие цветов.

     Шейла решила, что прочитает остальные карточки позже. Приятно ощущать поддержку друзей. А еще приятней — поддержку мужчины, которого любишь. Для нее это момент незабываемого счастья, и она сделает все возможное, чтобы насладиться им в полной мере.

     Это значит — не позволять гордости, гневу или страху брать над ней верх.

     Слейд вытянул еще одну карточку из корзины, в которой, казалось, были представлены все известные человеку цветы. Из редакции, отдел досуга.

     — Куда мы все это поставим?

     — Я могу позвонить сестре Ингрид. У ее парня фургон, — вспомнила Шейла.

     Слейд увлек жену в сторону, подальше от цветов и медсестер, смотревших и слушавших. Они вернулись в палату Ребекки. Девочка мирно спала, и Слейду стало полегче.

     — Я никогда не отпущу Ребекку на свидание с парнем, у которого есть фургон.

     Впервые после того, как Ребекка заболела, Шейле стало весело.

     — Почему? Чем ты занимался в фургонах?

     Слейд усмехнулся.

     — Тем, о чем лучше не упоминать при дамах. — И он подумал, что просто покажет ей, как только это станет возможным. Он сунул руку в карман, и его пальцы на что-то наткнулись. — О, чуть не забыл. Я кое-что привез тебе из Вашингтона.

     Шейла выжидательно смотрела на него.

     Слейд открыл большим пальцем коробочку в кармане и вынул инкрустированное бриллиантами кольцо. Волнуясь, он надел его Шейле на палец.

     — Слейд, она прекрасно, — прошептала Шейла.

     Он пожал плечами.

     — У моей новобрачной должно быть кольцо. Извини, что так поздно.

     — Нет, как раз вовремя. И тебе не придется ни о чем жалеть. Никогда.

     — Я буду напоминать тебе эти слова время от времени, — усмехнулся он.

     — Так как поживает моя пациентка?

     В палату вошел доктор Вильямс. В щегольском костюме и галстуке он выглядел почти так же официально, как предыдущей ночью.

     — Ей лучше, Бен.

     Доктор взглянул на Шейлу.

     — Я рад это слышать, но ты, Шейла, выглядишь неважно.

     Шейла провела рукой по волосам. Конечно, не помешал бы хороший душ и чистая одежда. И зубная щетка. Ну да ладно. На душе у нее светло, как в День независимости, а все потому, что у Ребекки спал жар.

     Шейла усмехнулась.

     — Это твое медицинское заключение?

     Доктор Вильямс посмотрел на нее строго, прибегнув к взгляду, которым пользовался, когда читал нотации одной из своих дочерей. Взяв карту Ребекки, он быстро просмотрел ночные записи.

     — Это мое человеческое наблюдение. — Отложив карту, он взглянул на Слейда. — Не могли бы вы отвезти вашу жену домой, чтобы она поспала, переоделась, приняла душ? Привела себя в приличный вид? — Не теряя времени, он быстро и квалифицированно обследовал Ребекку.

     Следя, как врач слушает сердце и легкие Ребекки, Слейд по порядку ответил на его вопросы:

     — Нет, нет, нет, и у нее уже приличный вид. Шейла, знаете ли, очень независимая дама.

     Врач фыркнул, надевая стетоскоп на шею.

     — Ну, тогда примите мои соболезнования. У вас хлопот полон рот. Я знаю. Я сам женат на одной из таких независимых дам. — Он с улыбкой взглянул на Ребекку. — Они растят независимых дочерей.

     Слейда вопрос детской независимости не волновал, были бы здоровы.

     — Ваш вердикт?

     — Прогноз, — автоматически поправила Шейла, следя за доктором. Она следила за каждым его движением, за мимикой, выискивая признаки, которые могли бы насторожить ее, дать понять, что все не так хорошо, как кажется. Таких признаков не было. И все же она не из тех, кто мгновенно настраивается на лучшее. — Каков прогноз, Бен?

     — Очень благоприятный, — улыбнулся доктор. Ничто не давало ему большего удовольствия, чем сообщать родителям, что ребенок поправляется. — Девочка выздоравливает гораздо быстрее некоторых других моих пациентов. — Он снова вынул карту, чтобы записать результаты осмотра. — Должно быть, железное здоровье она унаследовала от тебя. Она удерживает больше жидкости в организме. Я бы сказал, вероятно, завтра ее можно будет отпустить домой.

     Новости хорошие, очень хорошие, но Шейле было мало.

     — Не сегодня?

     Доктор понимал ее нетерпение. Он испытывал те же чувства, когда был на ее месте.

     — Не сегодня, Шейла. Мы — осторожная больница, помнишь? Но похоже, что кризис миновал. У малышей удивительная жизнеспособность. Они не перестают изумлять меня. — Сделав последнюю запись в карте, он захлопнул ее и вручил медсестре, стоявшей рядом. — Хотите маленький совет? Не от педиатра вашей дочери, а от отца троих детей?

     Слейд обнял Шейлу за плечи и ответил первым:

     — Да.

     — Употребите это время для себя. Девочка поправляется, мы хорошо о ней заботимся, а ничего нет хуже, чем родители, болтающиеся под ногами, даже родители с медицинскими степенями. Особенно родители с медицинскими степенями, — поправил он себя, вспоминая время, когда старшая заболела менингитом. Он улыбнулся, глядя на Ребекку. — Поезжайте домой и поспите. Возможно, это последний шанс, когда у вас будет покоя больше трех часов подряд. Моя первая перестала просыпаться по ночам только в четыре.

     — Месяца? — недоверчиво спросил Слейд.

     — Года, — пояснил доктор Вильямс. — Поезжайте домой, оба. Я сам выпишу ее завтра.

     Довольный собой и прогрессом в данной палате, доктор Вильямс отправился к другим пациентам на этаже.

     Облегчение в маленькой палате казалось осязаемым. Слейд, не, заметивший, как затаил дыхание, глубоко выдохнул. Засунув руки в карманы, он взглянул на Шейлу.

     — Итак, что ты скажешь? Поедем домой на несколько часов?

     Теперь он действительно мог бы растянуться в кровати. Теперь, когда Ребекка вне опасности. Теперь, когда его брак развивается в правильном направлении.

     Шейла, воодушевленная прогнозом Вильямса, чувствовала себя бабочкой, вырвавшейся из темного угнетающего кокона. Взглянув на свое обручальное кольцо, она отрицательно покачала головой.

     — Нет, я хочу осматривать достопримечательности.

     — Достопримечательности? — Это последнее, что, на его взгляд, она могла захотеть, если бы такое ему вообще пришло в голову. — Ты уверена, что нормально себя чувствуешь?

     Он положил руку на ее лоб, как Ребекке. Лоб был прохладным. Так почему же она бредит?

     — Я чувствую себя прекрасно, — успокоила его Шейла.

     Озорство, светившееся в ее глазах, возбудило в нем первое слабое подозрение. Они так же сверкали в ту ночь, когда они встретились, когда навсегда изменилась его судьба.

     — Так что ты имела в виду?

     Шейла положила ладонь на его грудь.

     — Есть некая маленькая бухточка, к которой я неравнодушна. На частном пляже. Владельцы снова отправились в один из своих бесконечных круизов.— Шейла никогда не могла понять, зачем отправляться в дорогостоящий круиз, когда океан практически стучит в твою дверь. — Думаю, мне будет приятно увидеть ее снова. — Она соблазняюще улыбнулась. — Это недалеко отсюда.

     Он крепко обнял ее. Долго подавлявшееся желание вскипело в его венах.

     — Я помню. При свете там все может выглядеть иначе.

     — Нет, не может. — Шейла покачала головой, и пряди волос рассыпались по ее плечам, по плечу Слейда. — Потому что ты будешь там со мной.

     До конца моих дней, Шейла. До конца моих дней.

     — Это значит, что я могу распаковать чемоданы?

     Он уже знает ответ, подумала Шейла. В действительности она никогда не хотела, чтобы он ушел. Об этом говорило ее сердце.

     — Как только сможешь... но позже. Сейчас я хочу видеть ту бухту. — Она вскинула голову, ее губы были почти рядом с его губами. — Знаешь, там довольно пустынно в это время года.

     Он уже видел, как занимается с ней любовью, чувствовал, как занимается с ней любовью.

     — Не искушай меня.

     Шейла засмеялась.

     — Именно это я и делаю, Слейд Гарретт. Я собираюсь искушать тебя до конца твоей жизни.

     И у нее получится, думал Слейд, у нее получится.

     — Звучит как изысканная пытка.

     — Вот и хорошо. — Шейла крепко поцеловала его, приоткрывая щелочку в блаженное царство, ожидавшее его. Их обоих. Слегка задыхаясь, она добавила: — Тебе их еще много придется испытать.

     Если она думала, что испугает его, ее ждало разочарование.

     — Обещания, обещания...

     Слейд вывел ее за руку из комнаты. Они столько еще должны наверстать... Без груза сомнений, страхов, оскорбленных чувств.

     — Подождите, — крикнула им вслед одна из медсестер. — А что делать с цветами?

     Вместо ответа Слейд вернулся к сестринскому посту. Шейла пошла за ним, заинтригованная. Она следила, как Слейд вынимает маргаритку из одного из букетов. Он воткнул цветок ей в волосы, как он сделал это в ночь, когда они встретились. Тогда цветок был из орнаментальной вазы, украшавшей банкетный стол. Теперь он из букета с пожеланиями скорейшего выздоровления их дочери.

     — Вот так, прекрасно, — прошептал он и обратился к медсестрам: — Выньте для нас карточки, а цветы распределите между пациентами.

     — Точно мои мысли, — улыбнулась Шейла. — Мы думаем одинаково, Слейд.

     Да, по принципиальным вопросам у них одинаковое мнение. И всегда будет.

     — То есть ты знаешь, о чем я думаю.

     — Да, знаю. — Она взяла его под руку и прошептала: — Пошли.

     — А ты можешь?.. — неуверенно спросил он.

     — Могу. — Прошло уже больше двух недель, а она хорошо знала свое тело. Она готова, хочет и может. — Господи, мы теряем время.

     — Больше не теряем, Шейла, — сказал он, увлекая ее к лифту. — Больше не теряем.