Конечно, ты понял, что я люблю философию и больше всего — идею расширенного мышления, которая, возможно, является главным элементом философии Нового времени и современного гуманизма.

Она позволяет мыслить теорию, которая отводит подобающее место саморефлексии. Она предлагает мораль, учитывающую глобальный мир, в котором всем нам отныне нужно жить. И наконец, она разрабатывает постницшеанское учение о смысле и спасении.

А кроме того, она наконец позволяет осмыслить таинственную реальность многообразия философских идей по-новому, преодолев скептицизм и догматизм.

Ведь обычно тот факт, что существует множество философских систем и что эти системы не согласуются друг с другом, вызывает два типа реакции — скептическую и догматическую.

Скептицизм говорит примерно следующее: испокон веков различные философские системы ведут между собой непримиримую борьбу, но им так и не удается прийти к согласию по поводу истины. Само это многоголосие говорит о том, что философия не является точной наукой, что это в высшей степени неопределенная дисциплина, потому что она не может выработать некую истинную позицию, которая по определению должна быть только одна. А коль скоро существуют разные мировоззрения и им не удается прийти к единству, следует допустить, что никто не может серьезно утверждать, будто у него есть истинный ответ на те вопросы, которые мы ставим перед собой относительно познания, этики или спасения. В таком случае всякая философия — это всего лишь сотрясание воздуха.

Догматизм говорит совершенно противоположное: конечно, существует много различных мировоззрений, но мое мировоззрение или, по крайней мере, то, которое я принимаю, является, безусловно, более истинным и правильным, чем остальные, составляющие в конечном счете лишь череду заблуждений. Сколько раз мне приходилось слышать от сторонников Спинозы, что философия Канта — это полный бред, а от кантианцев — что само построение системы Спинозы абсурдно!

Уставший от всех этих старых споров, истощенный релятивизмом, чувствующий свою вину при воспоминаниях о собственном империализме, современный демократический дух охотно занимает компромиссные позиции, которые во имя заботы об «уважении различий» оперируют достаточно вялыми понятиями: «терпение», «диалог», «забота о другом человеке» и т. д., в которых порой непросто найти какой-то конкретный смысл.

Понятие расширенного мышления предполагает иной путь.

Отказываясь выбирать между показным плюрализмом и отречением от своих убеждений, оно предлагает нам искать в других мировоззрениях что-то такое, благодаря чему их можно было бы понять и, если нужно, взять из них что-то для себя самого.

Однажды мы с Андре Конт-Спонвилем, философом-материалистом и моим другом, которого я высоко ценю, писали книгу. Нас все отличает друг от друга: мы примерно одного возраста и вполне могли бы быть соперниками. В политическом отношении Андре близок к коммунизму, я — к правым республиканцам и голлизму. В философском отношении он черпает вдохновение у Спинозы и в мудрости Востока, я же — у Канта и в христианстве. Мы встретились и, вместо того чтобы возненавидеть друг друга, стали друг другу доверять, то есть отбросили предубеждения о том, что другой неправ, пытаясь всеми силами понять, что привлекает каждого из нас в том или ином мировоззрении.

Благодаря Андре я осознал величие стоицизма, буддизма, спинозизма — всех тех учений, которые призывают нас «чуть меньше надеяться и чуть больше любить». Я понял, насколько тяжесть прошлого и будущего может испортить для нас вкус настоящего. Мне даже стал больше нравиться Ницше с его учением о невинности становления. Я не стал материалистом, но я не могу больше обходиться без материализма, чтобы описывать и мыслить некоторые формы человеческого опыта. Короче говоря, я думаю, что мне удалось расширить свои горизонты.

Всякая великая философия излагает в виде рассуждений некий фундаментальный опыт человечества, как всякое великое произведение искусства или литературы выражает в чувственных формах возможности человека. Уважение к другому человеку не исключает личного выбора. Как раз наоборот, на мой взгляд, такой выбор является его непременным условием.