Слова Таунгара не следовало считать дружеским приглашением. Сержанты и рядовые не общались друг с другом помимо службы, а имперские гвардейцы не были завсегдатаями «Приюта странника». Конрад облачился в одежду, в которой прибыл в Альтдорф; в кармане лежал пропуск, позволяющий ему сегодня вечером покинуть казармы. Он направился к трактиру обходным путем, через мосты Сигмара и Героя Освальда. Пересекая последний, Конрад выкинул в реку остатки наряда матроса. До сих пор он прятал их под соломенным матрасом в казарме. И наконец, он добрался до трактира. «Приюта странника» ничем не отличался от сотен других: шумный и людный, посетители разговаривали, смеялись и ссорились. Стены и потолок почернели от сажи, а густой воздух пропитался крепким запахом эля – кислой вонью – давно пролитого на дощатый пол, и терпким ароматом пива, что варили в задней комнате.

Поначалу Конрад не заметил Таунгара и решил, что пришел первым, но вскоре увидел сержанта сидящим в одиночестве в дальнем углу трактира. С первого взгляда Конрад засомневался, не обознался ли он. Некоторые люди без доспехов выглядели меньше, но не Таунгар. Он не отличался высоким ростом, но был хорошо сложен и мускулист. Гражданская одежда на удивление шла его сложению и украшенному боевыми шрамами лицу. Ему следовало бы одеться грузчиком или портовым рабочим, но в хорошо сидящих светло-коричневых куртке и штанах, синей сатиновой рубашке и обмотанном вокруг шеи желтом шелковом шарфе с золотой булавкой он походил на зажиточного торговца. Сержант аккуратно расчесал короткие, как у Конрада, седоватые волосы. На его бедре висели ножны, и, судя по их виду, кинжал в них чуть-чуть не дотягивал по длине до запрещенного для ношения гражданскими оружия. Из ножен торчала рукоять чистого серебра.

Сержант покуривал трубку, а на столе перед ним стоял почти полный кубок вина. Конрад кивнул ему вместо приветствия и уже повернулся было к бочкам у прилавка, когда Таунгар жестом подозвал его к столу.

– Девчонка! – заорал сержант, как на параде.

Конрад уселся напротив него, и через несколько секунд через толпу к ним пробралась девочка. Она с трудом несла заполненный пивными кружками поднос и с видимым облегчением опустила его на их стол.

Не старше двенадцати, с практически белыми волосами и ласковыми карими глазами, она напомнила Конраду девушку, о которой он старался не вспоминать. Девочка поставила перед ним одну из кружек, заметила, что он ее рассматривает, и улыбнулась. Таунгар заплатил, она подхватила поднос и скрылась в толпе.

Ее улыбка как две капли воды походила на улыбку Кристен: теплая и искренняя, но в то же время шаловливая.

Кристен, в которую он почти влюбился. Кристен, которую он бросил, когда ушел из шахты и отправился на поиски потерянного храма дварфов. Кристен, которая попала в лапы к отбросам из войска северных захватчиков, когда шахтерский лагерь смели с лица земли. Кристен, которой, скорее всего, уже не было в живых, и он мог только надеяться, что она умерла быстро и без мучений. Кристен, которую, как он сейчас понимал, он все же любил.

Конрад поднял свою кружку и одним глотком отпил половину.

Таунгар не сводил с него взгляда и, наконец, спросил:

– Хочешь рассказать, что стряслось?

Конрад передернул плечами.

– Можешь молчать, но вдруг я смогу помочь?

Конрад внимательно посмотрел на него. Таунгар прошел много кампаний и пережил больше, чем Конрад мог себе вообразить; он побывал во всех уголках Империи, сражался и побеждал любого противника, в человеческом обличье или нет. Конрад огляделся: многие посетители трактира могли подслушать разговор.

– Лучше всего рассказывать секреты там, где шумно, – проговорил Таунгар. – И оставаться незамеченным лучше всего там, где много народу. Ну, так как?

Конрад отхлебнул из кружки.

– Хаос, – тихо произнес он.

Сержант понимающе кивнул.

Это слово использовали многие, но мало кто понимал, и даже Конрад с трудом представлял себе его истинное значение. Для большинства населения Империи подлая мощь Хаоса оставалась чем-то неведомым. Они занимались повседневными делами, даже не подозревая о его существовании, не зная, какое влияние он оказывает на их жизнь и мир вокруг.

– Он здесь, – добавил Конрад, – в Альтдорфе.

Таунгар затянулся трубкой и выдохнул дым сквозь стиснутые зубы.

– Знаю, – ответил он.

– Давно? После Праага?

– До него, и я распознал силы, что стояли за осадой. Я едва не погиб. Мы с тобой похожи, мы оба воины. Мы оба живем, играя со смертью. Я входил в состав резерва и чудом остался в живых. Иногда мне кажется, что я умер и стал призраком. – Таунгар улыбнулся своей выдумке и сделал глоток пива. – Чем старше мы становимся, тем сильнее ощущаем свою смертность. В молодости я рисковал и не заботился о последствиях.

Сержант отпил еще глоток и отставил кружку.

– Я знаю о Хаосе, – продолжал он. – Около двадцати лет назад меня отправили в замок Дракенфелс, чтобы навести порядок. Я вступил в имперскую гвардию, чтобы сражаться за Императора, – это были дни Люйтпольда, – чтобы защищать его и Империю. Как и свойственно молодым, я отличался наивностью, но вскоре перерос и то и другое. Все мои представления о мире перевернулись вверх тормашками, когда мы въехали в Серые горы и обнаружили невероятных существ, что обитали под крепостью Великого Чародея. Мы пытали их, вешали, жгли, но не смогли стереть их из памяти. Они были не просто чудовищами, не просто злобным зверьем. Они представляли полную противоположность всему человеческому. Их породил Хаос.

– А теперь они здесь, в Альтдорфе, – проговорил Конрад. – Готовят заговор против Императора.

– Против Императора всегда кто-то готовит заговор, – спокойно перебил его Таунгар.

– Скейвены собираются посадить на его место двойника.

– Вряд ли он окажется хуже Карла-Франца.

Конрад потрясенно уставился на сержанта. Не такой реакции он ожидал от имперского гвардейца. Он упомянул о заговоре Гаксара лишь потому, что нуждался в помощи. Он не собирался спасать Императора, но думал, что опасность, грозящая трону, привлечет внимание Таунгара. Ему требовался кто-то, кто знает Альтдорф и кто сумеет отыскать тайные проходы под городом.

– Что Император сделал для меня? – продолжал Таунгар, заметив недоуменное выражение лица собеседника. – Я преданно служу Империи вот уже четверть столетия, но все еще хожу в сержантах. Я всегда буду носить синий плюмаж, потому что родился не в той семье. Я долго к этому шел, Конрад, но служить стоит только самому себе. Я никому ничем не обязан, только себе. Что бы я ни делал в будущем, я буду преследовать только собственные интересы.

– Но… что если легионы Хаоса заполонят Империю… и мы все превратимся в рабов Тьмы?

– Мы и так рабы, только не осознаем своего положения. Чем один хозяин хуже другого?

– Нельзя дать Хаосу победить!

– Все это миф, который распространяют правители, чтобы мы повиновались им. Мы живем в страхе, а они наслаждаются роскошью.

– Но как же Прааг? Осада не была мифом. Ты же сказал, что чуть не погиб там! И те гнусные создания, которых вы уничтожили в замке Дракенфелс?

– Борьба во имя так называемого правого дела не принесла мне ничего, кроме боли и лишений. Почему я должен волноваться о том, что случится с Императором или Империей? Пока я жив, а у меня за спиной уже больше половины жизни, я хочу насладиться теми днями, что мне суждено прожить.

Слова Таунгара не выходили у Конрада из головы. Они перекликались с его недавними мыслями. Самым важным он считал благополучие Элиссы и не раз задумывался, какую цену готов заплатить за ее спасение. Если придется выбирать между жизнью Императора и жизнью девушки, то он ни на миг не сомневался, что выберет Элиссу. Признание в подобных мыслях граничило с ересью, но после Карла-Франца появится другой Император, чтобы возглавить Империю. А Элисса – одна.

И Конрад предавался вовсе не досужим рассуждениям. Гаксар замышлял заговор против Императора – и Элиссу держали в одной пещере с серым провидцем.

– Я рассказываю это тебе, – продолжал Таунгар, – чтобы ты не потратил впустую свою жизнь, как я растратил мою.

Конрад замотал головой:

– Нет, нет. Мы должны совмещать борьбу с Хаосом и достижение собственных целей. Одно не исключает другого.

– Ты не понимаешь. Ты так похож на меня в молодости. – Сержант наградил Конрада пристальным взглядом и крепко схватил его за запястье. – Я хочу доказать, что я прав. Когда ты увидишь доказательства, ты согласишься со мной.

Конрад ожидал совсем другого; он понял, что Таунгар ему не поможет. Он остался в одиночестве – как всегда. Лишь он один знал Элиссу и волновался о ее судьбе. Никто больше не станет ее спасать.

Конрад освободился от руки сержанта и поднялся.

– Я возвращаюсь в казармы, – заявил он.

– Лучше пойдем со мной, – возразил Таунгар.

Ему не требовалось добавлять чего-то еще. Конрад понимал, что Таунгар знает о его причастности к вчерашнему побегу и может его выдать.

Выбора не оставалось. Конрад взял свою кружку и осушил ее до дна. Он мог бы справиться с сержантом и без оружия, но лишний труп создаст новые проблемы.

– Господа, которых мы собираемся навестить, также состоят в хороших отношениях с Матиасом, советником верховного теогониста. Если пожелаешь, можешь рассказать ему о двойнике, и он передаст информацию по обычным каналам. Кстати, так будет даже лучше, потому что кто поверит рядовому или сержанту?

Он сделал последний глоток, встал, и тут Конрад сумел, наконец, рассмотреть узор на золотой булавке: две обнаженные женщины слились в объятии. Таунгар улыбнулся и добавил:

– Но думаю, мы убедим тебя, что твой интерес лежит в другом месте. Пошли?

Они протиснулись сквозь толпу. Таунгар шел первым и время от времени оглядывался, чтобы убедиться, что Конрад следует за ним. Когда он обернулся в очередной раз, то столкнулся с беловолосой девочкой-служанкой. Она пошатнулась, и поднос выскользнул у нее из рук. Жестяные кружки раскатились по полу, пиво полилось рекой. На мгновение в таверне воцарилась тишина, но тут же смех и споры возобновились.

Таунгар выругался, смахнул со штанов долетевшие до него капли и обошел девочку. Та опустилась на колени и принялась подбирать пустые кружки.

Конрад же остановился и не спускал с нее глаз. Теперь она напоминала ему не Кристен, а самого себя. Ему вспомнилось время, когда он работал на постоялом дворе Бранденхаймера, когда его считали рабом, били и пинали за любую оплошность, а порой и просто так.

– Труди! – закричал коренастый лысеющий мужчина. Он торопился к девочке с другого конца зала. – Ну что ты натворила?

Конрад понимал, что девчонку ждут побои. Он шагнул к ней. Сегодня побои достанутся хозяину.

– Мне очень жаль, герр Рунце, – сказала девочка.

– Мне тоже, – ответил хозяин. – Ну ладно, все равно это были помои. Так поздно, всем уже наплевать.

Рунце развернулся и направился туда, откуда пришел, и Конрад разжал кулаки. Труди посмотрела на него и снова улыбнулась, и на миг перед ним оказалась Кристен – те же волосы, лицо, глаза.

Конрад отвел взгляд и последовал за Таунгаром в царящую за дверью ночь.

Конрад уже подумывал ускользнуть от Таунгара и сбежать из гвардии, но вскоре решил, что тогда его ситуация только ухудшится. Если покинуть дворец, то он лишится последнего прибежища в Альтдорфе. Он даже не сможет оставаться в городе, поскольку за ним станут охотиться как за дезертиром. Ему будет некуда податься; к тому же он окажется без оружия, без денег и без связей, а без них и так невысокий шанс найти Элиссу сведется к нулю.

Равнодушие Таунгара к судьбе Империи может сыграть ему на руку. Судя по его словам, сержант занимался какой-то преступной деятельностью. Наверняка он именно это имел в виду, когда утверждал, что отныне станет действовать только в своих интересах. Поскольку Альтдорф был портовым городом, вероятнее всего, вояка занялся контрабандой. С некоторых видов товаров Империя взимала высокие пошлины, и тот, кто имел возможность поставлять их по низкой цене, мог неплохо заработать. А контрабандист наверняка больше знает об Альтдорфе, чем имперский гвардеец.

Наверное, Таунгар собирался познакомить его со своим работодателем – главой нелегальной организации, в которой состоит. Тогда понятно, откуда он знает советника верховного теогониста культа Сигмара – часто богатые и влиятельные люди относились к закону с большим пренебрежением, чем низший класс. Конраду вспомнились слова Литценрайха о том, что законы издаются этими людьми для собственного блага, и он внутренне согласился с колдуном.

Даже если кого-то из видных горожан ловили при нарушении закона, в худшем случае их судили их же собратья, и наказание назначалось легкое. С представителями более многочисленной, но менее успешной части общества дело обстояло иначе. Даже за ничтожное преступление их ожидала жестокая кара, болезненная, а часто смертельная.

В гвардии Конраду платили очень мало, и даже эту сумму он получит только после месяца службы. Что бы ни случилось, он сильно сомневался, что пробудет в Альтдорфе так долго, поэтому идея заработать несколько крон пришлась ему по душе. Наемники в Северных Пустошах постоянно искали возможность разбогатеть. Даже Вольф не устоял перед соблазном и отправился в затерянный в горах Кислева храм в надежде найти золото и драгоценности дварфов. Вольф, Конрад и Анвила действительно обнаружили заброшенный храм, но встретили там не горы сокровищ, а орду пещерных гоблинов.

После исчезновения Элиссы прошло пять лет. Конрад старался не думать об ужасных испытаниях, через которые она прошла за это время. Теперь, когда он знал, что девушка жива, ему не хотелось терять ни секунды. Но если посмотреть на ситуацию здраво, то девушка страдала так долго, что несколько дней уже ничего не решат.

Единственным препятствием может стать то, что Череп покинул город и забрал с собой пленницу. Если так, то Конрад уже опоздал. В противном случае у него есть пара дней, чтобы четко обдумать свои действия и составить план. А если даже он сумеет выследить Черепа, как убить существо, у которого от стрелы в сердце не осталось даже царапины?

Он вспомнил неестественно тощую фигуру, единственного человека среди зверолюдей, что напали на его деревню. Человека и в то же время нелюдь. Как он вытащил черную стрелу из бескровной груди и внимательно осмотрел эмблему, прежде чем переломить древко. Конраду почудилось, что он узнал золотой герб. И Вольф вроде тоже узнал его, когда увидел на колчане Конрада.

Позевывая, Конрад шагал по городу за Таунгаром. С позавчерашней ночи он толком не спал, и на него навалилась усталость. Закончив воевать, он потерял форму: за несколько недель в плену у налетчиков Кастринга он ослабел, а потом его жизненную силу чуть не иссушил бронзовый доспех, в который его заковали. Он прибыл в Альтдорф две недели назад и за время службы в гвардии старался восстановить силы и выносливость.

В схватке в пещере Конрад получил поверхностные раны, лишь царапины и укусы. Но такие невинные на первый взгляд ранения часто оказывались опасными. Слюна врага могла содержать смертельный яд, который убивал медленно и болезненно. Но, похоже, зубы и когти вчерашних троглодитов не несли отравы, поскольку правая рука Конрада уже заживала. Во время службы в Кислеве он едва не лишился ее из-за опасной раны – в ней началась гангрена. Руку ему спас обладавший волшебной целительной силой эльф, и с тех пор его правая рука заживала быстрее, чем остальные части тела.

Элисса также обладала начальными целительскими талантами. Она облегчила его страдания, когда Конрад защитил ее от зверолюдей. Возможно, магические силы каким-то образом сохранили ей жизнь во время истребления деревни.

Конраду не нравилось бывать в городах, не нравилось ощущение замкнутого пространства. Ему казалось, что укрепления Альтдорфа служат для того, что удерживать его обитателей внутри, а не для защиты от внешних врагов. Но для Конрада любой встречный мог обернуться врагом. На поле боя отличить врагов от друзей было легко, не то что в городах. Здесь не водилось зверолюдей, по крайней мере, на поверхности, но самыми опасными, самыми коварными противниками следовало считать обычных людей.

Богатый Альтдорф кишел ворами и разбойниками. По широким, хорошо освещенным главным улицам до утра ходили патрули, но Конрад все равно прислушивался, не звучат ли за спиной шаги. Любой злодей, что отважится напасть на них с Таунгаром, обломает зубы; к тому же только целая банда решится помериться силами с двумя дюжими мужиками и вдобавок трезвыми. Но ведь никогда не знаешь, что у преступников на уме, вот Конрад и поглядывал через плечо, а заодно держался подальше от поворотов в темные закоулки и тупики, мимо которых они проходили. Они шли по северной части города, в направлении торгового района, и, наконец, Конрад увидел, куда они направлялись.

Дом стоял на вершине холма примерно в двух сотнях ярдов за городской чертой. Его окружали белые стены, похожие на городские. Стены (как ни странно, изнутри) опоясывал ров, через него вел подъемный мост, но войти на него можно было только после проверки у крепких деревянных ворот. Таунгар объявил об их приходе при помощи тяжелого железного дверного молотка, выполненного в виде Гхал-мараза, легендарного боевого молота Сигмара.

Стройный мальчик, не старше пятнадцати лет, немедленно отворил ворота и низко поклонился. Его одеяние поражало белизной: белые туфли, обтягивающие панталоны, просторная туника и круглая шапочка. Мальчик проводил гвардейцев к зданию в середине сада. Его освещало множество фонарей, сработанных в форме мифической кометы с раздвоенным хвостом, которая зажглась в темном небе Старого Света в ночь рождения Сигмара. Фонари сияли двойными лучами света и освещали потрясающий воображение сад.

Там играло несколько фонтанов с гротескными фигурами умирающих орков и гоблинов в середине. Из ужасных ран статуй брызгала вода, имитируя струи крови. Очевидно, скульптуры представляли собой болотных гоблинов, тех, что погибли от боевого молота Сигмара в битве у ущелья Черного Огня. Вода из фонтанов стекала в ручейки. Они разбегались по парку, и их пересекали мостики – миниатюрные копии шести мостов Альтдорфа.

Крохотные ручейки бежали к внутреннему рву и ближе к нему обрамляли остров с необычными деревьями и кустами. Несмотря на зиму, на некоторых ветвях висели спелые плоды.

Дом с белыми кирпичными стенами и красной крышей располагался посреди парка. Каждый кирпич украшало изображение двухвостой кометы, каждая черепица напоминала по форме молот, а каждое окно было выполнено в виде восьмиконечной звезды. Перед домом был еще один маленький мост. Слуга открыл дверь, поклонился и жестом пригласил Конрада с Таунгаром войти в холл.

– Позвольте взять ваши плащи, господа, – предложил другой слуга. Он ожидал в холле.

Конрад понял, что перед ним девушка, одетая так же, как и прочие встреченные ими слуги. Ее волосы полностью прикрывала белая шапочка. Она повесила плащи на изящную узорчатую вешалку и повела гостей по широкому коридору, отделанному темным деревом и украшенному гобеленами, на которых изображались победы Сигмара. С потолка свешивались хрустальные лампы; пламя в них мигало и металось.

Девушка постучалась в дверь в самом конце коридора, толкнула ее и с поклоном пригласила гостей зайти внутрь. Они оказались в просторной комнате; вдоль стен стояли резные шкафы, сундуки и прочая вычурно украшенная мебель.

– Рольф! Как чудесно снова видеть тебя!

Так приветствовал Таунгара спешащий к нему мужчина. Среднего роста, при этом очень полный, он старался скрыть полноту под свободной бледно-голубой мантией, но без особого успеха. На вид ему было около пятидесяти лет, на толстых щеках разбегалась паутинка сосудов. Седые волосы начали редеть, сзади их перехватывала лента под цвет мантии.

В одной унизанной кольцами руке он держал серебряный, отделанный рубинами кубок.

Он схватил Таунгара в объятия и расцеловал в обе щеки. Конрад заподозрил в нем уроженца Бретонии, где мужчины запросто проделывали друг с другом подобные вещи.

– Здравствуй, Вернер, – сказал в свою очередь Таунгар. – Это Конрад; я тебе о нем говорил. – Он повернулся к Конраду. – Это Вернер Цунтермайн.

– А, Конрад! – воскликнул Цунтермайн, делая шаг навстречу. – Очень рад познакомиться.

Конрад шагнул назад, чтобы избежать объятий, но Цунтермайн вместо поцелуев поднял руку и погладил его по щеке.

– Что случилось? Ты дрался? – Он со вздохом покачал головой. – Мальчишки всегда останутся мальчишками, – Он оглядел Конрада с ног до головы. – Какой симпатичный. И глаза, как необычно!

Глаза Конрада были разного цвета. Издалека оба казались зелеными, но при ближайшем рассмотрении становилось заметно, что левый – золотистый. В свое время левый глаз отличался еще одной особенностью. Он предупреждал Конрада об опасности, поскольку часто видел то, что еще только должно произойти, и давал возможность Конраду подготовиться. С годами дар предвидения проявлялся все реже, а когда Литценрайх вытащил Конрада из бронзового доспеха, талант пропал навсегда.

Конрад отшатнулся, уклоняясь от руки Цунтермайна.

– Шрамы – какая жалость, – продолжал тот. – Но ничего в жизни не бывает безупречным, увы. Присаживайтесь. Что-нибудь выпьете?

Не дожидаясь ответа, он щелкнул пальцами, и слуга наполнил два украшенных драгоценными камнями кубка – точно таких же, как держал в руке хозяин.

Конрад сел; он выбрал кресло как можно дальше от Цунтермайна. Слуга поднес ему кубок, который стоил столько, сколько он заработает за пять лет службы в гвардии. Чем бы этот Цунтермайн ни занимался, его дело приносило немалую прибыль. Вино подносил слуга, одетый так же, как и двое предыдущих, только Конрад никак не мог понять, юноша перед ним или девушка.

– Рольф сказал мне, что ты можешь стать одним из нас. – Цунтермайн уселся в кресло, где могли уместиться два человека обычных размеров.

– Последователем Сигмара? – не понял Конрад.

– Не совсем так.

Конрад поднял кубок, но заполнивший ноздри терпкий аромат заставил его помедлить. Он догадывался, что бледный напиток очень крепок, а сейчас ему как никогда требовалась ясная голова. Он поднес кубок к губам, подержал пару секунд, будто отпив, и опустил. Таунгар же, который не стал допивать пиво в таверне, глотал неизвестный напиток, словно умирал от жажды.

– Ты знаешь советника верховного теогониста? – спросил Конрад. Он решил, что пришло время взять инициативу в свои руки.

– Матиаса? Да, знаю. Но сейчас он в отъезде, при Императоре.

– Скейвены хотят убить Императора и посадить на трон двойника.

Несколько мгновений Цунтермайн молчал, потом отпил вина и поинтересовался:

– Неужели?

– Это все, что ты можешь сказать? Надо предупредить Императора!

– Если тебе стало известно о заговоре и если заговор – не очередная сплетня, уверен, что охрана дражайшего Карла-Франца о нем также осведомлена. Если за неделю в адрес Императора не поступает хотя бы дюжины угроз, то неделя считается прожитой зря. Не бойся, Император – самый надежно охраняемый человек в Старом Свете.

Если охрана Императора относилась к его безопасности с тем же «трепетным» участием, что и Таунгар с Цунтермайном, Карл-Франц попал в переделку. Тем не менее, Конрад смолчал; его одолевали более важные заботы, чем судьба Императора. Он сделал глоток вина и оно действительно оказалось очень крепким, как он и ожидал. Он неторопливо покатал его во рту и проглотил: тепло спустилось по горлу и растеклось по всему телу. Он заметил, что Таунгар поднял свой опустевший кубок в ожидании, пока слуга заново наполнит его.

– Кажется, ты служил в Кислеве? – спросил Цунтермайн. – Во время осады Праага?

Конрад ответил кивком на оба вопроса.

– Ты уже повидал больше, чем многие люди ухитряются узнать за всю жизнь. Ты повидал настоящий мир, без прикрас. Мы знаем, на что он похож, что в нем происходит и чему только суждено произойти. Мы, – ленивый жест рукой включил в себя Конрада, Таунгара и самого Цунтермайна, – знаем. И пользуемся своим знанием.

– И о чем же вы знаете?

– О Хаосе.

Конрад не ответил.

– Пустоши Хаоса, – продолжал Цунтермайн. Он покачивал в руке кубок и не отрывал взгляда от расходящихся в нем кругов. – Как ты сам думаешь, чем ты там занимался? Отражал напор северных захватчиков? Сдерживал Хаос? Но Хаос нельзя остановить человеческими силами. Он не знает границ. Он подобен воздуху, которым мы дышим. Он везде – даже здесь, в Альтдорфе. – Цунтермайн поднял голову и встретился с Конрадом глазами. – В этой комнате.

Конрад оглянулся на Таунгара, но тот молчал, лишь улыбался и потягивал вино.

– Воздух, которым мы дышим, – повторил Цунтермайн. – Воздух необходим для жизни, и также необходим Хаос. Мы с ним едины.

Конрад отставил кубок на узорчатый столик у локтя и начал подниматься, но вдруг передумал уходить. Уход станет бесполезным жестом, поскольку ему все равно некуда идти. Он согласился пойти с Таунгаром, и теперь следует остаться и выслушать Цунтермайна, даже если тот говорил совсем не то, что Конрад ожидал от него услышать. Он ощущал, что ему ничего не грозит, поэтому оставался спокоен; в конце концов, стоит хотя бы допить вино.

– Некоторые верят, что Хаос создал человечество, – произнес Цунтермайн, – поэтому из людей получаются лучшие слуги для него. Но и Хаос может послужить нам, и награда будет значительной.

Конрад коротко, с презрением рассмеялся.

– Не паясничай, Конрад, – спокойно оборвал его Цунтермайн. – Хаос уже отметил тебя.

– Что ты имеешь в виду? – вскинулся Конрад, но он и так знал ответ.

И Цунтермайн это понимал. Он улыбнулся и отпил вина.

– Ты не сможешь бороться с ним. Ты – часть Хаоса, а он – часть тебя.

– Чего ты хочешь?

– Мы можем помочь друг другу. Присоединяйся к нам. В твоей жизни было так много боли. Настало время повернуть жизнь в другое русло. Пришла пора удовольствий.

– Нет, – отрезал Конрад и поднялся. – Не думаю, что у нас еще остались темы для обсуждения, герр Цунтермайн.

– Зови меня Вернером. – Он тоже встал. – Я надеялся, что мы станем добрыми друзьями, Конрад.

– Ты зря надеялся.

– Тем не менее, не стоит расставаться врагами.

Цунтермайн протянул ему правую руку, Конрад по привычке пожал ее на военный манер, обхватив ладонью запястье хозяина дома. На ощупь рука Цунтермайна оказалась теплой, очень теплой, и становилась все горячее, в то время как рука Конрада начала замерзать. Он попытался вырваться, но не смог. Рука до плеча онемела и потеряла подвижность.

Значит, Цунтермайн колдун…

– Я знаю, где она, – неожиданно заявил он и выпустил руку Конрада.

Тот отшатнулся и начал растирать ледяную ладонь, чтобы вернуть ее к жизни.

– Кто? – спросил Конрад. Но он уже знал ответ.

– Та, о которой ты все время думаешь.

– Где она? Отведи меня к ней!

– Все не так просто. – Цунтермайн прикрыл глаза и приложил ко лбу пальцы правой руки. – Но кое-что можно сделать. – Тут он открыл глаза и улыбнулся. – Ты встретишься с ней, если пообещаешь прийти на одно из наших собраний и серьезно подумать о вступлении в наши ряды.

– Я сделаю все, что скажешь.

– Очень рад, – кивнул Цунтермайн. – А теперь отведи Конрада обратно, Рольф. В течение нескольких дней я передам тебе приглашение.

Таунгар поднялся и направился к двери. Слуга распахнул ее перед ним. Конрад последовал за ним в коридор. Он все потирал запястье, и онемение потихоньку отступало. В голове теснились вопросы, но он не знал, с чего начать.

– Через несколько дней, – прошептал Цунтермайн.

Он чмокнул Конрада в левую щеку, но тот сумел вовремя отступить и избежать поцелуя в правую.