Конрад летел вперед, яростно вонзая шпоры в бока лошади; но та вдруг споткнулась, упала на передние ноги, и Конрад кубарем вылетел из седла. Лошадь лежала на боку, хрипела, из ее рта валила пена, взмыленная шкура была в крови. Животное дергало задними ногами, словно продолжая бежать, но внезапно движения прекратились, и лошадь затихла. Она была мертва.

Не медля ни минуты, Конрад подобрал меч, топор, шлем и доспехи и устремился дальше, подгоняя себя так, как он подгонял бы своего коня.

До поселка оставалось не больше трех миль, но он уже чувствовал запах дыма, видел языки пламени. Хотя ветер дул в его сторону, со стороны шахты не доносилось ни звука. Не было слышно ни боевых кличей, ни лязга оружия, ни криков раненых и умирающих…

Расположенный в долине между тремя скалами, каждая из которых служила прекрасным оборонительным укреплением, шахтерский поселок ни разу не подвергался нападениям монстров.

А сейчас три скалы, служившие неприступными сторожевыми башнями, были объяты красно-оранжевыми языками пламени. Над ними поднимались густые клубы дыма, но они не шли ни в какое сравнение с черными тучами, окутавшими сам поселок.

Конрад вспомнил, что первым строением, которое подожгли монстры, ворвавшись в его деревню, был храм Сигмара, где и погибла большая часть его односельчан. Но тогда Конрад думал не о храме; он помнил об усадьбе.

Там он надеялся найти Элиссу. Но, вбежав во двор усадьбы, он увидел лишь горящие постройки и среди них – человека с лицом, напоминавшим череп, которого не смогла убить стрела Конрада, пущенная прямо в сердце. Конрад помнил, что тогда он испугался так, как никогда прежде в жизни, и бросился бежать от того жуткого существа.

Конрад истребил множество тварей, но Черепа убить было невозможно.

Потом Конрад не раз встречал тварей, на которых не действовало обычное оружие, их приходилось убивать подолгу и разными хитроумными способами.

Гоблинов убивать было легко, но не они были самыми страшными врагами. Гоблины были частью Старого Света, как и дварфы, и люди. Они не были порождением Северных Пустошей, Пустошей Хаоса…

Именно оттуда приходили орды зверолюдей, словно застывшая земля там стала почвой, где рождалось само зло.

Череп не погиб потому, что там, куда вонзилась стрела, не было сердца; однако многие твари имели множество сердец и умирали только после того, как умирали все их сердца.

Некоторые из них оставались в живых, получив рану, смертельную для любого человека. Их отрубленные в бою конечности продолжали жить сами по себе: нога превращалась в змею, а рука, державшая меч, продолжала сражаться. Некоторые из тварей умели даже распадаться на половины, и вместо одного двухголового воина появлялось два.

С некоторых пор Конраду перестали сниться кошмары, ибо какой бы кошмар ему ни привиделся, он не мог сравниться с действительностью.

Слегка замедлив бег, чтобы передохнуть, Конрад перешел на легкую трусцу. Со стороны поселка повеяло жаром. Глядя на столб огня и дыма, он думал о том, что же увидит там.

Внезапно он почувствовал запах горящей человеческой плоти. Конрад на секунду помедлил, задав себе вопрос, зачем бежит в поселок, где уже никому не сможет помочь.

Однако он продолжил свой бег. Как деревня, в которой он провел свое детство и юность, поселок стал для него родным. Это была его земля.

Первое, что он увидел, были трупы зверолюдей, убитых защитниками поселка. Чем ближе к укреплениям он подходил, тем больше видел он тварей, распростертых на земле.

Было жарко, мертвецы валялись здесь уже несколько часов, но Конрад бродил между ними с осторожностью. Он хорошо знал повадки самого страшного врага людей. У большинства тварей не было мозгов, но некоторые из них умели притворяться мертвыми, чтобы неожиданно схватить ни о чем не подозревавшую жертву.

Для тварей не существовало слова «смерть». Конрад не раз видел, как убитый монстр через некоторое время оживал, словно человек, пробудившийся от сна, и снова бросался в бой.

Некоторые из тварей, уже умирая, могли внезапно ожить, когда рядом оказывался человек, и напасть на него. Они чуяли запах крови человека, а жидкость, которая текла в их собственных жилах, могла быть холодной, как у ящерицы, и иметь любой цвет.

Твари, среди которых бродил Конрад, были столь же безобразны, как и всегда, – уродливая помесь человека и животного, насекомого и рептилии или птицы. Казалось, что они наспех составлены из частей их тел. Видимо, этим тварям было так тяжело жить, что умереть было гораздо легче.

Существа эти погибли под градом стрел, обрушившихся на них с бастионов; так и он стрелял пять лет назад…

Но лучше об этом не думать. Прошлого нет, как нет больше тварей, которых он убил. Нужно думать о настоящем – и о тех, кто мог выжить.

Конрад шел дальше. Внезапно в глаза ему ударил едкий дым и жар, и он машинально прикрыл лицо щитом. Топор он держал в руке.

Три скалы-башни были огорожены крепкой деревянной стеной высотой в три человеческих роста. Перед стеной был вырыт глубокий ров с торчащими из него острыми кольями. Такая преграда могла надолго задержать наступающую армию – и захватчиков она явно задержала.

Деревянные стены горели, но ворота остались целыми и были по-прежнему заперты; подъемный мост был поднят. Пройти через ворота монстры так и не смогли. Они перелезли через стену, образовав возле нее вторую, еще более высокую стену – из трупов…

В прошлом Конрад уже наблюдал, как твари бросались в бой, совершенно не думая о смерти; десятки, а то и сотни погибали ради того, чтобы убить одного человека. Десять, сто, тысяча погибших – им было все равно. У них не было страха за свою жизнь, не было инстинкта самосохранения, и это делало их особенно опасными.

Конрад увидел, что тысячи тварей, упав одна на другую, образовали живую стену; многие из них задохнулись под тяжестью своих собратьев, но своей цели они достигли – прорвали кольцо обороны.

Так как ворота оставались запертыми, ему пришлось идти по трупам захватчиков. Он полез наверх, то и дело соскальзывая, ступая по уродливым головам и туловищам.

Он был почти на гребне этой «стены», когда из груды трупов внезапно высунулась чешуйчатая рука и схватила его за лодыжку. Его реакция было мгновенной – свистнул топор, и рука отделилась от туловища. Однако она продолжала цепляться за его сапог, и тогда ему пришлось еще поработать топором, чтобы освободиться. Наконец рука, разжав когтистые пальцы, шлепнулась на кучу трупов. Пнув ее, Конрад полез дальше.

Взобравшись на «стену», он посмотрел вниз, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь завесу дыма. Конрад повидал много всяческих ужасов за свою жизнь, но от зрелища, представшего перед его глазами теперь, его рот наполнился желчью.

У него закружилась голова; закрыв глаза, он попытался справиться с приступом рвоты, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы глотнуть чистого воздуха, но того не было. Вся атмосфера была пропитана запахом горящего мяса.

Чтобы спуститься со «стены», Конраду пришлось прыгнуть. Закинув за спину щит и вытащив из ножен меч, он ступил во двор.

Здесь не было ни единого места, где не стояла бы лужа крови или не валялось мертвое тело – человека или нечеловека. Людей не просто убивали. Изуродованные, изувеченные трупы находились повсюду: прибитые гвоздями к стене, повешенные на перекладинах, пригвожденные к земле. Им вспарывали животы, их поедали заживо, с них сдирали кожу, их поджигали. Повезло тем, кто погиб в первые минуты боя.

Некоторых задушили их же собственными кишками, другие задохнулись от набитых в рот внутренностей. Им отрезали головы, вырывали из суставов конечности, выкалывали глаза, отрезали пальцы, сдирали кожу с лица… Этот перечень зверств был бесконечен.

Монстры развлекались тем, что разрубали на части тела защитников крепости и составляли из них «мозаику». Голова дварфа была приставлена к туловищу женщины в том месте, где у нее должен находиться живот. У шахтера вместо отрезанных ног были приставлены вырванные из суставов руки ребенка. У одного наемника из распоротой груди торчала чья-то ступня. Другому в перерезанное горло были вставлены глаза, словно ожерелье из огромных жемчужин. Каждый труп был изувечен до неузнаваемости, словно монстры соревновались друг с другом по части выдумки. Это было больше чем убийство, чем месть, чем жажда крови: это было зло, абсолютное, тотальное зло.

Это была сама сущность Хаоса.

Стражники, которые охраняли шахту, каторжники, которые работали под землей, надсмотрщики, которые следили за ними, дварфы, которые работали горными мастерами, женщины, которые здесь жили, их дети – все были мертвы.

Конраду удалось узнать некоторых. Они приехали на шахту со всех концов Старого Света и даже из-за его пределов. Солдаты удачи, которые приехали сюда, за сотни, тысячи миль от своей родины – и которым удача изменила.

Защитники своего родного Кислева, воины из всех частей Империи, из Эсталианских королевств и Бретонии, из города-государства Тайлин и Пограничных княжеств, из загадочных заокеанских земель, Аравии и Африки, даже из Катая и Ниппона – всех сплотила армия, созданная Вольфом. Они воевали против общего врага. И умерли медленной, мучительной смертью.

Конрад до крови закусил губу. В бессильной ярости он сжимал рукоять топора. Он хотел драться, убивать, броситься в самую гущу боя, вылить на монстров свой гнев, но рядом не было никого.

Стояла полная тишина, только трещал огонь. Над трупами кружились мухи. В небе вороны и стервятники дожидались, когда Конрад уйдет. Из разрушенной конюшни выскочила крыса, затем юркнула обратно. Скоро сюда придут волки и другие хищники, привлеченные запахом ожидающего их пиршества.

На каждого убитого человека приходилось несколько страшилищ. Как и пять лет назад, они вновь выступили единой армией: существа с перьями и шерстью, с шипами и чешуей, с когтями и клыками, с клювами и крыльями, с конечностями в виде разных видов оружия, покрытые яркой раскраской или незаметные, с лицами, перевернутыми подбородком вверх, или вовсе без лиц, с глазами, болтающимися на жилах, или с глазами, лишенными зрачков.

Были среди них и такие, которые своим обличьем напоминали людей. Возможно, потому, что когда-то действительно были таковыми. Да, некоторые из людей предавали свою расу, предпочитая служить темным силам и превратиться в чудовищ.

А сам он во второй раз избежал верной смерти; он снова выжил.

Его деревня была стерта с лица земли. Вернувшись, он не застал в ней ни одного дома и ни одного человека. Если то же самое его ждет в поселке, ему лучше поскорее уйти. Но сначала он должен кое-что сделать – то, о чем не хотел и думать, завидев на горизонте черный дым.

Вход в поселок был завален камнями, бревнами и трупами людей и монстров.

Все дома были разграблены. Трупы людей висели в окнах, валялись у дверей. Большая часть деревянных построек была сожжена. Постоялый двор превратился в груду тлеющих головешек и обугленных костей.

Конраду во что бы то ни стало нужно было найти галерею над казармой наемников и комнату, в которой жила Кристен. Он упорно не хотел туда смотреть и все же взглянул в сторону самой высокой из трех скал, на которой находилась казарма.

Хотя дым, застилая землю, выползал из всех окон, было видно, что верхний этаж уцелел. В глубине души Конраду хотелось, чтобы здание рухнуло и превратилось в пепел. Тогда ему не пришлось бы подниматься по узким ступенькам и смотреть, что там внутри.

Медленно, неохотно он двинулся к казарме.

Передняя, заваленная трупами людей и монстров; лестница, залитая кровью, красной и других цветов.

Внутри было темно, от дыма першило в горле, и Конрад снял шлем. Оставив топор и щит у входа, он начал пробираться среди общего разгрома, отпихивая трупы ногой. Окровавленная плоть была для него лишь кусками мяса. Души людей забрали к себе почитаемые ими боги, осталась лишь оболочка.

Он узнал всех, кого еще можно было узнать. Это были солдаты, которыми он командовал и которым доверял; девушки, которых он знал и любил.

Но нигде не было и следа маленькой фигурки с золотистыми вьющимися волосами, хотя чем дальше он шел, тем больше был уверен, что она должна находиться именно здесь.

Каждый шаг давался ему с трудом, сердце бешено колотилось. От невыразимой тоски и печали по его щеке поползла слеза.

Несколько дней назад он почувствовал на губах слезы Кристен – когда, прощаясь, поцеловал ее. Они оба знали, что больше не увидятся, и она притворилась, что спит, но слезы выдали ее.

Тогда, отправляясь вместе с Вольфом и Анвилой на поиски подземного храма, Конрад думал, что больше в поселок не вернется. Он оставил Кристен такой же, какой и нашел в свое время, – одинокой. Он надеялся, что после его ухода она будет жить, как жила прежде, но теперь понял: после нападения тварей выжить невозможно.

Или почти невозможно.

Он скорбел не только о Кристен. Он всегда помнил об Элиссе, которая сейчас вновь ожила в его памяти.

Она тоже погибла при нападении тварей. И, как и Кристен, была оставлена им перед самой атакой…

Когда он был с Кристен, он ничего не предчувствовал; но смерть Элиссы он видел – был уверен, что она погибнет, только не знал, где и когда.

Он предвидел, что Элисса его погубит, но она умерла, а значит, это предвидение было неверным. Она умерла, а он продолжает жить.

Элисса и Кристен, Кристен и Элисса. Как не похожи они одна на другую. Может быть, поэтому его и потянуло к уроженке Кислева, чтобы она помогла ему забыть об Элиссе? Элисса была высокой и темноволосой, а Кристен – маленькой блондинкой. Теперь же они ничем не отличались друг от друга. Обе мертвы.

Откинув испачканную кровью занавеску, он вошел в комнату Кристен. На соломенном тюфяке лежал труп: желтокожий монстр с застывшей в предсмертной агонии кошачьей мордой; из мохнатой груди торчал кинжал, воткнутый по самую рукоять.

Конрад молча разглядывал разгромленную комнату. Девушки здесь не было – ни мертвой, ни живой. Но он узнал кинжал. Это был стилет, который он как-то подарил Кристен, чтобы ей было чем защищаться. Похоже, стилет выполнил свое назначение. Неужели Кристен удалось сбежать?

Потыкав мертвую тварь концом меча, Конрад сбросил труп с матраса, чтобы дохлая тварь не оскверняла постель Кристен.

Конрад знал эту комнатку до мельчайших подробностей – здесь Кристен спрятаться было негде. На полу были разбросаны ее безделушки, которые она хранила на полочке возле кровати, – горстка украшений, ее единственное сокровище. Полочка была сорвана со стены и валялась на полу, разбитая в щепки.

Выпрямившись, Конрад заметил зеркало, еще один свой подарок. Оно висело на стене криво и все было покрыто трещинами.

Глядя на него, он вспомнил еще одно зеркало – зеркало Элиссы, в котором впервые увидел свое отражение, а потом и будущее; зеркало показало ему, что с ним будет…

В зеркале Кристен ничего нельзя было увидеть, да Конраду это было и не нужно. Он стоял, погруженный в воспоминания о прошлом, как вдруг заметил какое-то движение – в зеркале мелькнула тень и сверкнул клинок!

Конрад отскочил в сторону, и тут же в стену, где только что был он, вонзился нож. Опоздай он хоть на мгновение, и нож проткнул бы ему горло.

Конрад рванулся к двери, чтобы схватить нападавшего. Издав боевой клич, он бросился за приземистой фигурой, удирающей по темному коридору. Существо запнулось о валявшийся на полу труп, покатилось по полу, встало на четвереньки и попыталось отползти в сторону, но путь ему преградили еще несколько трупов.

– Умри! – прорычал Конрад, занося меч.

– Нет! – взвизгнула фигура. – Нет! Не убивайте меня, я человек, человек!