Конрад закричал.

– Ага! – произнес чей-то голос.

Открыв глаза, он понял, что с его зрением что-то случилось. Он видел, но все предметы странным образом изменились.

Над ним кто-то склонился. Это был Литценрайх.

– Я уже собрался объявить, что эксперимент прошел успешно, но тут объект, увы, скончался, – сказал Литценрайх. – Похоже, заключение придется пересмотреть.

Они находились в той же комнате, где с него начали снимать бронзовые доспехи. Конрад с трудом посмотрел вниз – первое движение, которое ему удалось сделать за долгое время. Доспехов больше не было, но то, что он увидел под ними, заставило его содрогнуться.

Это не могло быть его телом; оно было таким истощенным, что походило на скелет, обтянутый кожей. А может, это и не кожа? Его туловище, руки и ноги были ярко-красного цвета, словно свежее мясо, словно вместе с доспехами с них сняли и кожу. Он хотел заговорить, но не смог разжать губы; они застыли.

– Я знаю, тебе очень больно, – сказал Литценрайх. – Или было бы очень больно, если бы я не ввел тебе обезболивающий раствор, когда увидел, что ты жив. Не пытайся говорить или двигаться. У тебя еще будет на это время. Твое тело должно переродиться, а тебе нужно восстановить силы. Вот тогда и поговорим.

Конрад увидел дварфов, которые ходили по полутемной комнате, собирая разбросанные куски доспехов; послышался лязг раздираемого металла. Под потолком висел механический паук, освободивший его от бронзового панциря.

Он пришел в себя всего несколько минут назад, но ему казалось, что он не был на земле целую вечность.

Однако время – понятие относительное. Оно может сжиматься и расширяться, изгибаться и искажаться. В мире бесконечности тысяча лет – то же самое, что одна секунда в мире людей.

Он вновь вернулся в свое тело – хотя оно не было в полном смысле слова его телом все то время, что он провел в плену доспехов. Постепенно его метафизическое состояние начинало изглаживаться из памяти, превращаясь в странный сон. Он вернулся к реальности; то, что он видел, пока был без сознания, стало казаться ему плодом воспаленного воображения, вызванного мучительной болью.

Без сознания? А может быть, он на несколько секунд расстался с жизнью? Может быть, его сердце остановилось, а потом забилось вновь?

Он попытался сосредоточиться и вспомнить, что увидел за время полета в бесконечности. Он должен это запомнить, чтобы потом кому-нибудь рассказать и обсудить увиденное.

Он был уверен, что ничего не забудет. Он уже начинал вспоминать свою прошлую жизнь, по крупинкам вытаскивая из памяти событие за событием. Кажется, у него были родители…

Он вспоминал, мучительно вспоминал; если он все вспомнит, то сможет разгадать и тайну своего прошлого.

Потом он понял, что вспоминает не свое прошлое, а прошлое кого-то другого. У него, Конрада родителей не было, но у того, другого, они имелись. Тот тоже жил в маленьком поселке, на который напали чудовища, сожгли его и уничтожили всех жителей, и находился тот поселок совсем недалеко от его родной деревни, только напали на него гоблины, а не зверолюди.

И погибла тогда не Элисса, а девушка, которую звали Эвана.

Это имя прочно засело в его памяти. Но если он никогда его не слышал, тогда кто же она такая? Почему он не может ее забыть? Или ее не может забыть кто-то другой…

– Я буду за тобой хорошо ухаживать, – продолжал Литценрайх. – В конце концов, после стольких усилий было бы очень обидно тебя потерять.

Литценрайх с довольным видом погладил свою густую бороду. Несмотря на то, что его борода и волосы были полны седины, на вид ему было не более сорока. Конрад уже понял, что Литценрайх – чародей. Только волшебник мог освободить его от доспехов, и только волшебник мог одолеть бронзового воина.

Теперь домом Конрада стала подземная нора, высеченная в горе, глубоко под домами, в которых проживали мирные обитатели Миденхейма. Чего хочет от него Литценрайх? Видимо, за спасение от доспехов ему придется заплатить. Вряд ли волшебнику нужны деньги. Награда, которую обычно требуют маги и колдуны, выражается не в монетах.

Спастись от Кастринга и попасть в плен к бронзовым доспехам! А может, теперь он снова находится в плену?

Впрочем, сейчас он слаб и беспомощен – то ли из-за своего полумертвого тела, то ли из-за снадобья, которое ему дал Литценрайх, а может, и от того, и от другого.

– Во-первых, – сказал Литценрайх, – я заберу тебя из моей экспериментальной лаборатории. – Он подозвал двух дварфов. – Отвезите его в последнюю комнату по восточному коридору, только осторожно.

– Как скажете, хозяин, – сказал Варсунг.

Они уложили Конрада на столик, стоящий на колесиках, и повезли по длинным извилистым проходам. Впереди шагал Литценрайх; наконец он отпер последнюю дверь в конце самого узкого и низкого из туннелей. Варсунг вошел первым и зажег фонарь, свисавший с низкого потолка каморки, в которой были одни голые каменные стены. Конрада уложили на соломенный тюфяк, брошенный на полу.

– Приведите сюда Гертраут и Риту, – приказал Литценрайх, и один из дварфов побежал выполнять приказание. – Разожгите огонь, – добавил он, и Варсунг принялся разводить огонь в камине. – Здесь холодно, – сказал волшебник, – а тебя нельзя ничем закрывать. К ранам пока нельзя прикасаться. Тебе понадобится помощь. Я пришлю к тебе сиделок, и, если я буду тебе нужен, они меня позовут.

В каморку вошли две молодые женщины, тоненькие и светловолосые. Литценрайх стал что-то тихо им говорить, затем, бросив быстрый взгляд на Конрада, ушел. Варсунг, кивнув ему, сделал особый жест, который у дварфов означает «желаю удачи», и вышел вслед за колдуном. Снаружи лязгнул засов.

Хотя Конрад и вернулся в собственное тело, он был беспомощен, как новорожденный, – и обращались с ним соответственно. Он ничего не мог делать сам, поэтому во всем ему помогали Гертраут и Рита.

Медленно тянулось время. Находясь глубоко под землей, Конрад не мог считать часы и дни. Все, что менялось в его жизни, – это сиделки. Слышался звук отпираемого тяжелого засова, одна сиделка уходила, ее сменяла другая. Когда им требовалась помощь чародея, они дергали за веревку с колокольчиком, протянутую из коридора.

Женщины его кормили, мыли, давали снадобья, облегчающие боль. Странно, но по мере того, как на его мышцах вырастала кожа, боли усиливались. У него было такое чувство, что его облачили в новые бронзовые доспехи, которые к тому же ему малы.

Он совершенно не мог двигаться. Когда сиделки сменялись, то новая сначала меняла его положение на тюфяке; та, которая уходила, забирала с собой одеяло, на котором он лежал, – все испачканное кровью, постоянно сочащейся из швов. Постепенно набираясь сил, видя, что его кости больше не выступают, как у скелета, Конрад, тем не менее, старался не шевелиться. Ему не хотелось, чтобы Литценрайх знал об улучшении его самочувствия.

Затем Конрад сделал одно открытие. Он заметил, что с его глазами что-то случилось. Его зрение стало нормальным. Раньше его левый глаз был своего рода провидцем: он показывал, что произойдет через несколько секунд. Со временем эта способность стала ненадежной, сделавшись скорее помехой, чем помощью.

Теперь ничего этого не было. Куда делось второе зрение? Конрад был уверен, что никогда больше не сможет видеть будущее, а значит, и опасность.

Живя в плену доспехов, он считал, что зрение – это последнее, что у него осталось. Теперь у него отобрали даже это. А может быть, свой дар он потерял вместе с доспехами или когда его душа отделилась от тела.

И все же Конрад был даже рад всему этому. Знание того, что он умеет предвидеть опасность, не делало его счастливее. Человек не должен обладать никакими сверхъестественными способностями. Интересно, а кто наделил его подобным даром? Вообще-то говоря, это была своего рода мутация. А кто подвержен мутации, как не зверолюди, эти порождения зла? Выходит, и с его талантом тоже было не все в порядке.

Но теперь хватит; теперь он будет жить, полагаясь лишь на обычные пять чувств да еще на те навыки, что приобрел за последние годы. И постарается сделать все, что в его силах, чтобы… поскорее удрать.

Он не знал, что намеревается сделать с ним Литценрайх. Волшебник иногда навещал его, вместе с ним приходил и Варсунг. Они старались вызвать его на разговор, но он упорно не отвечал, делая вид, что не может говорить. Он просто лежал, молча и неподвижно.

И думал. В основном о прошлом, своем собственном и еще кого-то, таинственного…

Доля секунды – вот все, что было ему нужно. Он знал, что должен держать ухо востро, дожидаясь подходящего момента, и наконец, дождался.

Самым подходящим для побега было то время, когда сменялась сиделка. Гертраут и Рита, правда, никогда не приходили одни. Дверь постоянно охранял стражник-дварф.

Он услышал, как отодвинули засов. Странно, до смены сиделок еще целый час. Но вместо сиделки вошел Варсунг. Обычно, когда приходил он или Литценрайх, за дверью оставался кто-нибудь из дварфов. На этот раз в коридоре никого не было. Шанс, конечно, невелик, но все-таки это шанс. Варсунг стоял спиной к Конраду, разговаривая с Гертраут.

Внезапно сев на своем тюфяке, Конрад схватился за рукоятку меча, висевшего на поясе дварфа, и ударом ноги отбросил его в сторону. Вскочив на ноги, он выбежал из комнаты и ринулся в коридор; внезапно ноги его подкосились, и он покатился по полу.

– Рад, что ты, наконец, можешь двигаться, – сказал Литценрайх, который стоял в нескольких ярдах от него.

Конрад все еще сжимал в руке меч Варсунга, но, когда дварф наклонился, чтобы забрать его, покорно отдал ему оружие. Значит, все это время его дурачили. Они знали, что он не так слаб. Впрочем, он оказался слабее, чем сам ожидал.

Конрад медленно встал; голова у него кружилась.

– Чего вы от меня хотите? – спросил он.

– «Чего вы от меня хотите», – передразнил его волшебник. – И это все? Все, что ты можешь сказать? А как насчет «спасибо, что спасли мне жизнь»? Благодарность. Любезность. Ты когда-нибудь слышал эти слова? Они существуют там, откуда ты пришел?

Конрад прислонился к стене и кивнул.

– Как тебя зовут? – спросил Литценрайх.

– Конрад.

– Откуда ты?

– Я родился в маленькой деревушке недалеко отсюда, потом пять лет провел в Кислеве.

– Отведите его назад, – сказал Литценрайх.

Варсунг и Гертраут помогли Конраду пройти обратно в его каморку, где усадили на тюфяк. Гертраут протянула ему кувшин с водой.

– У вас не найдется пива? – спросил Конрад. – Надоела вода.

– Кажется, он поправляется, хозяин, – усмехнулся Варсунг.

– Похоже, что так, – сказал Литценрайх, входя в комнату. – Оставьте нас. Принесите ему эля.

Варсунг и Гертраут вышли, прикрыв за собой дверь. Запирать ее на засов не имело смысла – от волшебника не убежишь. Литценрайх уселся на стул и взглянул в лицо Конрада. Тот отвел взгляд.

– Спасибо, – сказал он, чтобы нарушить молчание.

Вошла Гертраут, протянула Конраду кружку, до краев наполненную элем, и вышла.

– Ты спрашиваешь, чего я от тебя хочу? – сказал Литценрайх. – Ничего.

Конрад подозрительно уставился на него. Нет, так не бывает. Вытерев губы ладонью, он переспросил:

– Ничего?

– Как только ты поправишься, ты свободен.

– Свободен? А почему меня держат взаперти, если я свободен?

– Я не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось, вот и все. Только что ты выскочил из комнаты, и чем все это закончилось? Ты упал. Ты еще слишком слаб, чтобы уходить. Когда достаточно окрепнешь, тогда и уйдешь.

– Вот так возьму и уйду?

– Да, только это не слишком удачная идея.

– Почему?

– А ты думаешь, что добрые жители Миденхейма придут в восторг, увидев, что по улицам их города расхаживает голый человек? Тебя немедленно арестуют, а гостеприимства ты от стражников не дождешься, смею тебя заверить.

– Вы могли бы дать мне одежду или одолжить на время.

– Ну, нет. Я уже и так сделал для тебя немало, ты не находишь? Ты же не нищий, чтобы постоянно что-то клянчить, и не вор, чтобы у меня красть. Тем более я и так потратил на тебя немало.

– Вы хотите, чтобы я вернул вам деньги?

– Вовсе нет. И откуда у тебя могут быть деньги?

– Деньги вам не нужны, значит, вам нужно что-то другое. Что?

Литценрайх пожал плечами:

– Пока и сам точно не знаю. В одном я уверен: ты благородный человек. Я оказал тебе огромную услугу, – по крайней мере, я так считаю. Ты ведь не хотел остаться в бронзовых доспехах навечно, так?

– Да.

– В таком случае в ответ на мою услугу ты мне тоже поможешь. Мне кажется, это будет справедливо, ты согласен?

Конрад кивнул. Волшебник уже наверняка знает, что ему от него нужно, только не хочет говорить. Что ж, не хочет, так не хочет.

– Как вам удалось снять меня с лошади? Как удалось избавить от доспехов?

– Два вопроса и один ответ, – сказал Литценрайх и встал. – Мне кажется, тебе лучше отдохнуть. Обсудим это позднее. Сейчас тебе что-нибудь нужно?

Конрад немного подумал:

– Книгу, пожалуй. Скучно здесь. Дайте мне что-нибудь почитать.

Волшебник удивленно поднял бровь, – очевидно, он не ожидал, что Конрад умеет читать.

– Какую ты хочешь книгу? Стихи? Научную? Что-нибудь по географии? Или по философии? По истории?

– По истории.

– Поищу в библиотеке, – сказал Литценрайх и вышел.

На этот раз дверь не заперли. Конрад, наконец, остался один.

Через некоторое время пришел Варсунг. Он принес одежду и три книги.

– Спасибо, – сказал Конрад. – И спасибо за…

– За что? – спросил дварф и нахмурился.

– За то, что заметил, что я жив.

– Ах, это! Я как только увидел твои глаза, так сразу понял, что ты живой. – Дварф потер то место, куда его пнул Конрад, и скривился. – Только сейчас мне кажется, что лучше бы я этого не замечал.

Конрад подумал о том, что Варсунг сильно рисковал, когда подставлял ему свой меч; от этого меча он вполне мог погибнуть.

Заметив, что Конрад поглядывает на его меч, дварф усмехнулся, вынул меч и вложил его в руку Конрада! Но едва рукоять коснулась его руки, как меч рассыпался в прах.

– Вот бы такое оружие всем моим врагам! – рассмеялся дварф.

Значит, он вовсе не рисковал. Литценрайх позаботился обо всем.

Ну конечно, он мог бы догадаться и раньше: дварфы обычно сооружены топорами.

– Послушай, – спросил Конрад, – какого цвета у меня глаза?

Варсунг бросил на него подозрительный взгляд.

– Да нет, я не шучу, – заверил его Конрад. – Я хочу знать, какого они цвета.

Взяв фонарь, дварф поднес его к лицу Конрада и заглянул ему в глаза.

– Они… разного цвета, – сказал он. – Сначала вроде бы одинаковые, зеленые, но левый какой-то очень желтый, прямо золотой.

Конрад кивнул. Значит, его глаза потеряли способность видеть будущее, но свои цвета сохранили.

– Мне нужно идти, – сказал Варсунг. – Если тебе что-нибудь понадобится, просто выгляни в коридор и покричи.

Проводив его взглядом, Конрад тут же ухватился за книги. На кожаных обложках крупными буквами было выведено: «Разделенная Империя» – на одной, «Годы отчаяния: императрица-вампирша» – на другой, а на третьей просто – «Сигмар».

На этой он и остановился. Придвинув фонарь поближе, Конрад углубился в чтение. В шахтерском поселке было всего несколько книг, и одна из них, самая потрепанная, называлась сагой – в ней рассказывалось о биографии Сигмара Молотодержца. Конрад перечитывал ее несколько раз, несмотря на то, что в книге не хватало многих страниц.

Он начал читать сагу о Сигмаре с самого начала. Но едва он прочел первые строчки, как встретил знакомое имя.

Имя Эвана…

Конрад открыл для себя много нового.

Раньше он знал, что Сигмар родился две с половиной тысячи лет назад, что он был сыном Тафала, вождя племени унберогенов, что он жил на южной границе Великого леса в маленьком, но хорошо укрепленном поселке.

Однако Конрад не знал, что недалеко от того поселка находилась небольшая деревня. Главным в той деревне был человек по имени Квант, первый помощник Тафала; он и научил в свое время Сигмара пользоваться луком и стрелами. У Кванта были сын Эррол и дочь Эвана. Дети Тафала и Кванта росли вместе и были друзьями; с ходами Сигмар и Эвана так сдружились, что уже не могли жить друг без друга, и тогда их родители решили, что, когда дети вырастут, они их поженят. Но потом на деревню Кванта напали гоблины.

Сигмар в то время был на охоте, но первым заметил, что над деревней поднимаются клубы дыма, и бросился туда. Ворвавшись в деревню, он увидел страшную картину: все разграблено, сожжено, а жители убиты. Он нашел тело Эваны, но чудовища надругались над ним: отрезав голову, они забрали ее с собой в качестве страшного трофея.

Этот ужасный случай остался в памяти Сигмара навсегда. После этого он стал самым непримиримым врагом монстров и посвятил их уничтожению всю свою жизнь. Он объявил им войну, будучи воином-одиночкой, но потом сумел собрать армию, которая громила гоблинов, вытесняя их из мира людей.

Конрад впервые услышал имя Эваны во время своего полета в бесконечности. Почему он вспомнил о той, кого никогда не знал? Вполне вероятно, что он слышал это имя в Кислеве, когда наемники собирались вокруг костра и развлекали друг друга разными историями. Наверное, поэтому ему стало казаться, что его собственные детство и юность так похожи на жизнь Сигмара – на деревню Конрада тоже напали чудовища; Элисса тоже была убита, правда, ее обезглавленного тела он не находил.

Конрад весь ушел в книгу. Заключив союз с дварфами, заклятыми врагами гоблинов, Сигмар одержал решительную победу над их полчищами в ущелье Черного Огня. Там он впервые воспользовался своим знаменитым двуручным боевым молотом, который дварфы прозвали Гхал-мараз. После той битвы Сигмар получил имя Молотодержец.

И здесь в их судьбах просматривалось сходство. Эвана и Элисса погибли, одна от рук гоблинов, другая – зверолюдей. Они оба жестоко пострадали от нападения монстров. Сигмар жил в эпоху диких зверств и бесконечных кровавых войн, а разве он, Конрад, не видит, что время мира и счастья закончилось? Снова Империя находится в страшной опасности. На ее границах хозяйничают шайки чудовищ, и в любой день на ее земли могут хлынуть полчища исчадий Хаоса.

Хаос. Его время наступило вновь.

Как и Сигмар, Конрад начал сражаться с тварями в одиночку и, как и Сигмар, одержал победу над гоблинами, когда ворвался в их подземные норы, чтобы спасти Вольфа. Только вместо двуручного молота у него был двуручный топор.

Впрочем, Сигмар никогда не сидел в темной подземной каморке, глубоко спрятанной под городом-крепостью, и не находился во власти какого-то полоумного колдуна.

Конрад закрыл глаза. Он вспоминал. Там, в пещере, он схватил топор, потому что потерял меч и потратил единственную стрелу, которую пустил в жреца, истязавшего Вольфа. Тогда этот топор оказался очень кстати; он косил направо и налево гоблинов. Один взмах – и мерзкие твари, вопя, издыхали, а топор продолжал свою кровавую работу.

Правда, был момент, когда ему показалось, что в руках он держит молот.

Потом он выбросил это из головы, предпочитая не думать о том, чего не мог объяснить; однако забыть это оказалось не так-то просто. Он вспомнил, как в самый разгар боя внезапно ощутил мощный прилив энергии, словно им начала управлять какая-то неведомая сила.

Когда он вступал в бой, то уже не думал ни о чем. Сражение – это одно, а размышления – совсем другое. Если бы он начал думать, взвешивая и просчитывая каждый шаг, то очень скоро потерпел бы поражение. Нерешительность в его деле означала смерть. Удача сопутствует храбрым.

Впрочем, в битве с гоблинами было не совсем так. Он сражался и чувствовал нечто большее, чем просто боевой пыл; он чувствовал, что как будто кто-то ему помогает. Возможно, это были духи предков, которые пришли ему на помощь, преодолев завесу времени.

Нечто похожее он испытал во время своего призрачного полета над землей, когда ему стало казаться, что какая-то неведомая сила увлекает его в сторону невообразимо яркого пространства, частью которого он был.

Кристен любила разгадывать сны. Она говорила, что сны – это возможность для человека побывать в мире духов. Когда человек спит, его душа отправляется путешествовать; сны – это ее приключения, которые потом могут толковать прорицатели. Конрад в это не верил и посмеивался над девушкой.

Но теперь он и сам начал об этом задумываться. Сны он видел всегда, но никогда они не касались совершенно новых, неизвестных ему вещей.

На следующее утро Литценрайх зашел в каморку Конрада и спросил:

– Как ты попал в бронзовые доспехи?

Конрад взволнованно ходил из угла в угол.

Он рассказывал, что с ним случилось: как попал в плен к шайке Кастринга, как бежал, потом нашел доспехи и надел их, чтобы сразиться с преследователями. Он говорил только правду, но кое-что все же решил утаить.

Он не стал рассказывать о том, что впервые увидел бронзового рыцаря пять лет назад, когда тот заехал в их деревню; что потом увидел его отражение в линзах подземного храма дварфов; что бросился за рыцарем в погоню; и что в результате спасся от прислужников Кхорна, когда заметил блеск лунного света на бронзовых доспехах.

Волшебник кивнул:

– Да, ты прав. Видимо, ты пробыл в доспехах не слишком долго, иначе от тебя остались бы одни кости, как от твоей лошади. А от твоего предшественника, видимо, и того не осталось – доспехи уничтожили его без остатка. Эта бронза питается плотью – либо той, которую убивает ее владелец, либо его собственной.

– Но… что это такое?

– Порождение Хаоса, – просто ответил Литценрайх, – что же еще? Я о нем слышал. Оно бродит по миру людей уже много лет. Когда узнали, что эта тварь добралась до Миденхейма, на ее поиски отправили несколько рыцарей ордена Пантеры. Узнав, что они не вернулись, я решил заняться этим делом сам.

– Зачем?

Литценрайх прищурился, пристально вглядываясь в лицо Конрада.

– То есть как это – зачем? Затем, что тварь подобралась к самому городу!

Пять лет назад, когда Конрад разговаривал о бронзовом рыцаре с Вольфом, тот сказал, что это его брат-близнец. Но когда же тот стал загадочным рыцарем? И был ли он первой жертвой доспехов? Скольких еще людей они погубили?

По-видимому, уже многих. Конрад просто оказался последним по счету – последней жертвой доспехов, которые словно поджидали именно его, словно самой судьбой ему было предназначено стать бронзовым рыцарем…

– Этот воин казался совершенно неуязвимым, – сказал Конрад. – Как вам удалось его остановить?

Сейчас он говорил так, словно этим рыцарем не был он сам. Впрочем, так оно и было. Бронзовым рыцарем были сами доспехи, а он только находился внутри, превратившись в их слугу, исполняющего приказы хозяина.

– Наилучший способ одолеть порождение Хаоса, – ответил Литценрайх, – это призвать на помощь сам Хаос.

Конрад удивленно уставился на него.

– Варп-камень, – сказал Литценрайх, словно произнося заклинание. – Варп-камень, – выразительно повторил он, словно это слово было ключом ко всем вопросам.

Оно показалось Конраду знакомым, но что оно означает, он не знал.

– Воздействие варп-камня – вот что приводит к началу мутации, – продолжал объяснять Литценрайх. – Без варп-камня не было бы зверолюдей. Хаос начал применять бронзу, предварительно добавляя в сплав этот камень. Бороться с варп-камнем можно только при помощи самого варп-камня. Подобное отталкивает подобное – как отталкиваются одноименно заряженные куски железняка.

Конрад молчал, ожидая продолжения. Видимо, у него был такой недоуменный вид, что Литценрайх сказал:

– Я стал охотиться за тварью Хаоса и, нацепив на себя рыцарские доспехи, попытался подманить ее к деревьям, на которых были развешаны осколки варп-камня, которые должны были отразить и усилить… – Он запнулся, заметив, что назвал Конрада «тварью», но затем продолжал: – Камень, спрятанный среди деревьев, аннигилировал действие камня доспехов. Это позволило остановить лошадь, и она упала. Ты, поскольку еще не успел раствориться в доспехах, попросту вылетел из седла. Теперь понятно?

– Да, – не очень уверенно сказал Конрад.

– Когда Варсунг увидел, что ты на него смотришь, он понял, что ты жив, и тогда я решил извлечь тебя из доспехов. Не вдаваясь в технические подробности, могу сказать: я снова применил варп-камень и снова добился успеха.

– Я находился внутри доспехов Хаоса, – задумчиво произнес Конрад, и вдруг его озарило: – А это означает, что я ими заражен!

– Да, – ответил Литценрайх, – но тебя заразили не доспехи. Чтобы освободить тебя, мне потребовался варп-камень.

– Лучше бы я умер.

– Умер? – изумленно переспросил Литценрайх. – Почему?

– Потому что я сам превратился в зло.

Волшебник почесал в затылке.

– Что есть зло? – спросил он так, словно никогда не слышал это слово.

– Полчища тварей, нападающие на наши северные границы, мутанты, зверолюди, Хаос! Все это зло, – сказал Конрад, словно выплевывая изо рта яд, готовый отравить его.

Он хорошо знал, что такое зло. Он боролся с ним целых пять лет, защищая шахтерский поселок и отражая атаки сил Тьмы.

– Хаос и зло – это не одно и то же, – сказал Литценрайх. – Зло – это создание человека, человекоподобного существа. А Хаос – это просто Хаос, он есть, и все тут. Он существует, и никто не знает, хорошо это или плохо. В зависимости от того, как мы его воспринимаем, мы можем говорить, что вот это «хорошо», а это – «плохо».

Конрад не ответил. Перестав ходить по комнате, он задумался.

– Вот, например, вода – это хорошо или плохо? – спросил Литценрайх. – Вода – это не хорошо и не плохо. Если она помогает нам утолить жажду, это хорошо. Но если кто-то утонул, мы говорим, что свершилось зло, если только утонувший не был нашим врагом. У слов «хорошо» и «плохо» нет абсолютного значения. Огонь – это хорошо, если он согревает наши дома, и плохо, если он их сжигает. Огонь – это и хорошо, и плохо.

Конрад смотрел на свои руки, ожидая, что сейчас на них появится шерсть, а вместо ногтей начнут вырастать когти. Пусть Литценрайх сыплет мудреными словами, он и без него знает, что заражен Хаосом, и скоро его тело начнет мутировать. Однако пока что он видел только новую, чистую кожу. Новую кожу, покрытую старыми шрамами.

– Я работаю с варп-камнем уже много лет, – сказал Литценрайх. – Когда он очищен, то безвреден. Ну, если только его кто-нибудь не проглотит! – сказал, смеясь, волшебник. – Но даже в этом случае вероятность мутации очень невелика. Когда у меня накопится достаточно материала, я смогу сказать точнее. Есть у меня кое-какие задумки, – добавил он, лукаво улыбаясь. – Да, так на чем я остановился? Ах да, варп-камень. В виде порошка он безвреден. Должен признать, что в целях эксперимента я применял и сырье, разумеется, соблюдая меры предосторожности. Я ведь тоже человек, как и ты, Конрад.

– Вы колдун.

– Колдуны тоже люди, хотя мне больше нравится называть себя ученым. – Литценрайх встал. – Пойдем, я покажу тебе свою лабораторию.

И он направился к двери, пригласив Конрада следовать за собой.

Он прошли по узким извилистым коридорам, проделанным прямо в скале, и наконец, очутились в комнате, где с Конрада снимали бронзовые доспехи. Там находилось несколько женщин, которые ссыпали какие-то порошки в банки, наполненные разной жидкостью, после чего разливали эту смесь по стеклянным бутылкам разных форм и размеров. В дальнем углу трудились два дварфа, что-то проделывая с маленькими кусочками металла. Одним из них был Устнар, бросивший на Конрада внимательный взгляд.

– Насколько я знаю, – сказал Литценрайх, – слово «колдун» приобрело несколько отрицательное значение, особенно в Миденхейме. С тех пор как колдовство получило легальный статус, оно попало под строжайший контроль, в результате чего перестало развиваться. Нет больше величайших открытий в области магии, наша коллегия строго следит за каждым волшебником. Нам запрещено заниматься новыми разработками, нас ограничили таким количеством обязанностей и правил, что теперь мы намного отстали от наших предков, работавших тайно, но в гораздо более свободных условиях. – Литценрайх обвел взглядом лабораторию. – Как, например, я.

Конрад также огляделся. Под потолком висел уже знакомый ему механический паук. Литценрайх продолжал говорить, не обращая внимания на аудиторию, которая его явно не слушала. Конрад разглядывал двери и смотрел, нет ли поблизости какого-нибудь оружия. Его не увлекли слова волшебника; он по-прежнему мечтал о побеге.

– Единственная причина, но которой была легализована магия, состояла в том, – продолжал Литценрайх, – что ее можно применять в военных целях. Но магия может гораздо больше, чем просто изобретать новые виды оружия и новые способы защиты. Попробуй-ка найти средства на чисто научные исследования, и ты увидишь, как это трудно. Вот тут-то и можно сделать шаг вперед. Ты уже знаешь, что мне приходится самому финансировать свои исследования. Кроме того, я вынужден скрываться, чтобы мои коллеги не пронюхали, чем я занимаюсь. Я сижу здесь только из-за научной библиотеки коллегии и разных приспособлений, которые мне необходимы, понятно?

– Э-э… да, – ответил Конрад.

Он с давних пор недолюбливал магию и относился к ней с подозрением. Вольф никогда не брал на службу колдунов, связанных с военным делом; он был очень консервативен и не верил ни в какие новые штучки вроде пороха. «Никогда не доверяй волшебникам, – говорил Вольф, – они обманут, обведут вокруг пальца, а ты этого даже не заметишь. А если и заметишь, то слишком поздно».

Но Конрад был многим обязан именно волшебникам. Его раненую руку спас эльф; потом это же волшебство помогло ему спастись от укуса змеи Кастринга. И избавиться от бронзовых доспехов ему помогло не что иное, как волшебство. Значит, нужно познакомиться с этим искусством поближе, но только не сейчас.

– Вы всегда были волшебником? – спросил он Литценрайха, чтобы тот вдруг не умолк.

– Разумеется. Это мое призвание. Все мои предки были волшебниками. Ходят слухи, что среди них были даже алхимики, хотя вслух об этом никто не говорит. Я ученый, а потому не склонен отрицать алхимию, ибо считаю, что нужно испытать себя во всех сферах науки и даже лженауки. С какой стати нужно их разделять? Шеф-повар умеет готовить десятки блюд и никогда не ограничивается чем-то одним. – Литценрайх печально покачал головой. – Я с грустью думаю о будущем. Академии все чаще изгоняют из своих рядов талантливых молодых колдунов лишь за то, что те, видите ли, интересуются древними науками. Академиков заботит только одно – деньги, дорогие дома и красивые экипажи – и дорогие и красивые женщины.

– А что случилось с бронзовыми доспехами?

– Что? А, мы их расплавили. Мне понадобился варп-камень. Его и так ушло слишком много на то, чтобы остановить рыцаря, а потом извлечь тебя из доспехов. И сырья, и порошка. Мне нужно пополнить его запасы, а это не так-то просто, поскольку иметь его запрещается.

– А что такое варп-камень? – спросил Конрад, когда рассмотрел все, что ему было нужно.

– Об этом идут жаркие споры. Это вещество, которое попало к нам из другого мира, во всяком случае, так считают многие. Некоторые утверждают, что из него состоит Моррслиб, но кто может это доказать? Никто там не был. А если бы и побывал, все равно бы не вернулся. – Взглянув на Литценрайха, Конрад увидел, что тот улыбается. – Впрочем, у него есть и другие источники. Например, варп-камень можно найти в Пустошах Хаоса. Как я уже говорил, современная наука считает, что именно он составляет основу их почвенных смесей и, следовательно, вызывает мутацию. Вообще, это удивительное вещество, я только недавно начал его исследовать. Ну и, разумеется, поскольку оно признано опасным, его объявили вне закона. Только зачем, спрашивается? – Литценрайх пожал плечами и продолжал: – Когда-то магию объявляли нелегальной; теперь она легальна. В наше время нелегален варп-камень; придет день, и он станет легален. Однако сейчас его можно использовать только с разрешения Имперской службы, хотя я понятия не имею, что это за служба. Законы нужны только самим законникам. Когда появляется закон, что-то запрещающий, я обычно задаю себе вопрос: «Кто это придумал?» Никогда не смешивай понятия «закон» и «справедливость», это совершенно разные вещи. Ты когда-нибудь слышал о богах закона? Теологи считают, что эти боги – порождение Хаоса. Насколько мне известно, Закон и Хаос служат одной цели: сеять невежество и отчаяние, возбуждая животные инстинкты и подавляя разум и просвещение. Законы создают наши правители, чтобы поддерживать свою власть. Вот почему я стараюсь игнорировать законы, разработанные нашей коллегией магии.

Колдун возбужденно расхаживал по лаборатории; внезапно он остановился.

– Я потратил на тебя очень много варп-камня, – сказал он Конраду.

– Вы это уже говорили.

– Мне нужно еще, чтобы продолжать исследования.

Конрад все понял.

– Я хочу, чтобы ты пополнил мои запасы варп-камня, – сказал Литценрайх.

– Где я его возьму?

– Ты, наверное, о них слышал. Их называют скейвены.