Толстяк прихлопнул на шее москита.

— Как же здесь противно.

Ракким разглядывал уполовиненный силуэт Нового Орлеана на фоне лунного неба. Из воды торчали шпили офисных зданий с остатками спутниковых антенн, а вертолетные площадки служили вольерами для чаек, чьи крики разносились далеко над заливом. Лет через сто дома разрушатся под ударами волн и все признаки некогда существовавшего здесь города окончательно исчезнут. Останется лишь спокойная лагуна с масляными пятнами на поверхности. Мозби поселился на берегу, откуда открывался впечатляющий вид. Вероятно, планировал любоваться им, пока есть возможность. Пока не снес все новый чудовищный ураган. Типичная философия воина-тени. Все в жизни мимолетно, а потому наслаждайся моментом.

Раздались новые шлепки по шее и щекам.

— Ничего не видно, — проворчал Лео.

Утро еще не наступило. Дым от горящих морских буровых установок делал ночь намного темнее. Самому Раккиму света вполне хватало. Он без особого труда мог разглядеть спящего у пристройки часового. Боец свернулся калачиком рядом с тлеющей жаровней, спасавшей его от утренней прохлады.

— Оставайся здесь.

Бывший фидаин пополз по траве. Он работал коленями и локтями минут десять. Гигантские синие сухопутные крабы пробегали мимо него в сторону заиленного пляжа. От них разило гнилью, а клешни угрожающе щелкали. Добравшись до берега, Ракким заметил анаконду никак не меньше двадцати футов. С началом великого потепления сюда мигрировали всевозможные твари из Южной Америки: кайманы, пираньи, морские змеи и белоснежные хищные орхидеи, никем доселе не виденные. Он поднял голову над травой.

Часовой не шевелился. Бывший фидаин подполз ближе. Теперь он мог различить храп и увидеть, как поднимается и опускается грудь спящего. Вероятно, один из солдат нерегулярной армии Полковника. Без формы, но с какой-то эмблемой на воротнике и пневматической винтовкой под рукой. Самое лучше стрелковое оружие в поясе. Сменяемые баллоны и магазин барабанного типа обеспечивали ей скорострельность двести сорок выстрелов в минуту в автоматическом режиме. Человек с таким ружьем мог остановить атакующего носорога или целый взвод противника. Полковник еще мог простить сон на посту, но часовой, выпустивший из рук оружие, подлежал расстрелу. Итак, Закари Смит доверял людям, оставленным присматривать за семьей Мозби. В противном случае им бы не выдали столь дорогие игрушки. Видимо, поработав няньками пару недель, ребята немного расслабились.

Ракким и Лео прибыли в Кеннер сутки назад. Городок крохотным пятнышком притулился на берегу залива. Из общественных заведений здесь имелись только дешевые пивные да притоны для искателей, живших за счет добытых в затопленном городе разнообразных ценностей. В Кеннере оказалось довольно много людей с ошейниками. Кабальные приводили в порядок лодки или работали грузчиками. Никто не обращал на Лео ни малейшего внимания. Уже вечером Ракким угощал пивом кое-кого из членов команды Мозби — крепких ребят с просоленными лицами и руками. Бывший фидаин заявил, будто хочет нанять их вместе с боссом. «Я слышал, вы — самые лучшие». Команда кивнула, заказала еще пива, а потом сообщила, что Джона нет в городе и неизвестно, когда он вернется. Всего несколько часов назад мнимый работодатель проводил домой тощего каджуна по имени Хэмптон, замещавшего Мозби, который поведал ему о четырех вооруженных мужчинах, остановившихся в доме босса на берегу Синей заводи. Они называли себя солдатами и явно были не местными. Вполне возможно, они вообще были янки, судя по тому, как они жаловались на погоду и насекомых. Хэмптон и команда, конечно, решили бы проблему, солдаты они или нет. Они бы выгнали их и из дома, и из города, но Аннабел сказала, что ей не нужны неприятности. А еще она сказала, что сам Джон попросил их не приближаться к его дому и обещал вернуться до начала сезона ураганов.

Ракким тихонько обогнул переделанный под жилье амбар. Ветер в баньянах и то производил больше шума, раскачивая свисавший с ветвей испанский бородатый мох. Глядя на него, Ракким представлял себе средневековые турниры, несущихся во весь опор рыцарей с направленными строго вперед копьями. Древние войны, древние воины, древняя тактика. Безрассудно храбрые лобовые атаки. Выживали осторожные. Вероломные торжествовали.

Задняя дверь валялась в траве, сорванная с петель. Бывший фидаин подобрался ближе с ножом в одной руке и пистолетом в другой. Из проема доносился дружный храп. Он замер у входа. Пахло только людьми. Отлично. Незаметно подкрасться к животному намного сложнее. Быстро заглянув в помещение, Ракким подался назад. Три человека. Двое спали в глубине на соломе. Возле самого дверного проема устроился мускулистый горец с ожогом в половину лица. Только он лежал на матрасе. Ясно, кто из них лейтенант. Трое внутри, один на посту, всего четверо. Если, конечно, Хэмптон не ошибся.

В соседнем строении зажегся свет. Ракким замер. Через несколько секунд он проделал обратный путь, тщательно заметая следы. Дрожащий от холода Лео лежал там, где его оставили. Толстяк даже не заметил возвращения бывшего фидаина. Не проронив ни слова, Ракким направился к жилой части дома.

До него доносился звон столовых приборов, грохот кастрюль и сковородок. Он заглянул в окно. Аннабел Мозби стояла у плиты. Кроме нее, на кухне никто не присутствовал. Забранная сеткой дверь в боковой стене оказалась заперта, однако тонкое лезвие фидаинского ножа легко поддело защелку. С пружиной пришлось повозиться. Она заржавела из-за влажного воздуха. Ракким прислушался к движениям Аннабел на кухне, изучил их размер и темп, который она бессознательно установила для себя, перемешивая деревянной ложкой в толстом глиняном горшке что-то густое. Затем раздался звук воды, льющейся в металлическую емкость. Бывший фидаин впитал ритм, добившись полной синхронности движений, и толкнул дверь в тот момент, когда литая кастрюля скользнула по решетке над горелками. Сетчатая створка тихонько скрипнула, закрываясь за ним, но Аннабел ничего не услышала.

Ноги ступали по кипарисовым доскам, а ноздри улавливали запах жареного бекона и печенья из кислого теста в духовке. Кто-то заворочался в соседней комнате, зевнул и повернулся на другой бок, шурша простынями. Наступила его любимая часть всех операций. Изучение распорядка дня. Проникновение на личную территорию. Слияние. Бесшумное, словно поцелуй. Суть подготовки воина-тени сводилась к способности, переняв манеры и поведение объекта, незаметно заполнить собой свободное место в его повседневной жизни. Пытаться кого-либо обучить подобному не имело ни малейшего смысла. Можно было лишь подстегнуть врожденную способность отключать на время собственное сознание, выходить за пределы своей личности.

В качестве выпускного экзамена воину-тени надлежало, оставшись незамеченным, приблизиться к одному из инструкторов в нерабочее время и похлопать по плечу. Где угодно: в любимом ресторане или кафе наставника, его машине, мечети. Ракким трое суток наблюдал за домом инструктора из соседнего здания. Потом еще два дня и две ночи неподвижно лежал на крыше, сквозь пуленепробиваемые стекла изучая все, происходящее внутри жилья. Когда на третье утро жена наставника привычно вышла во двор покормить птиц, Ракким бесшумно слетел на землю, перемахнул через ограду и нырнул в дом. Вечером, едва семья расселась к ужину, дверь платяного шкафа незаметно приоткрылась, а спустя несколько секунд чья-то рука похлопала по плечу старшего из мужчин. Курсант Эппс поклонился инструктору и попросил у него благословения и тарелку супа.

Аннабел, тихо напевая, разлила чай по двум кружкам. Над плитой висело простое распятие. Семейные голограммы, запечатлевшие Мозби, со смущенной улыбкой держащего за руки жену и дочь, скромно притулились в уголке. Потолок кухни украшала жестяная чеканка, а в окнах темнело пузырчатое каджунское стекло — трофеи, добытые в глубинах Нового Орлеана. Столешницы из мыльного камня оккупировал целый зверинец. Бумажные фигурки журавлей застыли рядом с утками, оленями и кошками. С потолка свисали три склеенных из картона геометрических тела странной формы. Сформулировать их названия Ракким бы не взялся даже приблизительно. Они блестели и вращались в потоках теплого воздуха. Бывший фидаин покинул нишу рядом с боковой дверью. Аннабел стояла к нему спиной. Кожу на ее шее прорезали мелкие морщинки. Возраст с усталостью давали о себе знать. Время всегда побеждает в гонке с человеком. Она вздохнула, положила сахар в кружку и принялась размешивать.

Ракким помнил ее изящной двадцатисемилетней матерью розовой пухлой девочки. Он следил за ней и Мозби из зарослей. Супруги занимались обычными повседневными делами, а отправленный по их следу воин-тень пытался решить для себя, так ли нужно лишать жизни нарушившего клятву фидаина. Способен ли он сам забыть о долге, подобно беглому Джону Санти. Сейчас ей исполнилось тридцать пять. Аннабел еще сильнее загорела. Длинные темные волосы она заплетала в толстую косу. Костяшки пальцев покраснели от тяжелой работы и недостатка времени следить за собой. Жизнь в поясе сказывалась на людях не лучшим образом. Посевные земли в большинстве своем истощились и обеднели, собственная промышленность отсутствовала. Заводы строили бразильские и китайские автомобильные компании, швейцарские пищевые гиганты, конголезские текстильные объединения. Аннабел сохранила хорошую фигуру, скрытую до лодыжек простым синим платьем. Ракким почему-то задумался, испытывает ли до сих пор Мозби к ней нежные чувства. Глупый вопрос. Конечно испытывает. Джон Санти отказался от прежней жизни ради нее и дочери. Нарушил клятву фидаина. Предал свою страну. Свою веру. У него не могло остаться ничего, кроме любви.

Аннабел обернулась. Увидела его.

— Все в порядке, — попытался успокоить ее Ракким. — Я — Рикки. Друг Джона.

Ее сильные руки дрожали.

— Я знаю, кто ты. — Она не замечала, как горячий чай, выплескиваясь из кружки, стекал по пальцам. — Ты пришел убить меня?

— Нет. Я здесь, чтобы тебе помочь. И Джону.

— Я видела тебя тогда, ночью, — прошептала Аннабел. — Я проснулась… проснулась и увидела, как ты приставил нож к горлу Джона. Притворилась, что сплю, а сама искала что-нибудь, чем тебя ударить… а когда повернулась, ты исчез. Я даже решила, будто ты мне приснился. Джон пытался убедить меня в том же самом, но я по его взгляду поняла, что это был не сон.

Ракким забрал у нее кружку с чаем и поставил на стол, иначе она рисковала заработать ожог.

— Потом Джон рассказал мне, кто ты такой. И кем он был на самом деле. — Аннабел прижалась спиной к кухонному столу. — Теперь ты пришел сюда. Думаю, я должна быть благодарна тебе за то, что ты пощадил тогда Джона, пощадил всех нас. — Она мотнула головой, и толстая коса заизвивалась на ее плече. — Но я вижу тебя… вижу смерть в твоих глазах.

— Ты неправильно все понимаешь. — До его слуха донесся скрип кровати в соседней комнате. — Я пришел, чтобы помочь тебе.

— Да, конечно.

— Мама? Что происходит? — В дверях появилась девушка в красной фланелевой пижаме. Очень смуглая, с гладкой, как у отца, кожей и кудрявыми волосами. Совсем молодая, не старше семнадцати, однако все выпуклости уже появились в нужных местах и детский жирок начинал сходить с тела. — Мама?

— Все в порядке, Лиэнн, — сказала Аннабел. — Этот джентльмен уже уходит.

— Ты не выглядишь так, что все в порядке. — Девушка бросилась к подставке с кухонными ножами. — И этот джентльмен не собирается уходить.

— Аннабел, прошу тебя. — Ракким сел, пытаясь разрядить обстановку. — Люди, которые увезли Джона, не собираются его возвращать. Ты это знаешь.

Она долго смотрела на него, потом тяжело опустилась за стол, повесив голову.

— Я найду его, — сказал бывший фидаин. — Найду и привезу домой.

— Ты не родственник и, конечно, не святой. — Пальцы Аннабел рвали бумажную салфетку. Белые клочки летели на пол. — Для чего тебе это, мистер?

Ракким коснулся ее руки, но женщина мгновенно ее отдернула.

— Мне нужна его помощь.

— В этой ситуации Джон никому помочь не может. — Аннабел продолжала расправляться с салфеткой.

— Позволь мне судить. Когда именно он уехал?

— Двенадцать суток, двадцать два часа и десять минут назад, — сказала Лиэнн. — Именно.

— Этот безобразный рыжий придурок хотел отправиться на рассвете, но Джон заставил его подождать. Сказал, что мы должны позавтракать вместе… как семья. — Аннабел смахнула покатившуюся по щеке слезу.

— Рыжий придурок — это Грейвенхольц? — уточнил Ракким.

Женщина кивнула.

— Да, кажется, его зовут Грейвенхольц.

Значит, Полковник послал за Мозби заместителя.

— Я читал о нем.

— Что бы ты о нем ни читал, все равно не поймешь, какой это мерзкий тип, — сказала Аннабел.

— Грейвенхольц оставил здесь людей. — Ракким кивнул в сторону амбара. — Их всего четверо?

— Всего?! — переспросила Лиэнн.

Ее мать посмотрела в глаза бывшему фидаину.

— Да, всего четверо. Значит, для тебя это почти ничего?

Ракким бросил взгляд на улицу. Скоро наступит рассвет.

— Я приношу им завтрак в восемь тридцать, — сказала Аннабел. — Чтобы они не заходили в дом.

— Это не мешает лейтенанту подглядывать за мной через окно, — буркнула Лиэнн.

— Зато помешала кастрюля горячей овсянки, — произнесла ее мать.

— Я испугалась, что лейтенант маму убьет, но он, судя по всему, не решился, — добавила дочь. — Он убил нашу собаку.

Ракким видел маленький могильный холмик на опушке.

— Вам не следует так бояться этого лейтенанта…

Услышав шаги, он мгновенно прижался к стене рядом с боковым входом, но потом разглядел в темноте знакомое круглое лицо. Раздался стук. Невероятно! Бывший фидаин распахнул дверь и втащил гостя в дом.

— Осторожно, — пробормотал толстяк.

— Это Лео, — представил Ракким.

Тот, налившись краской, помахал рукой.

— Привет.

Старшая хозяйка пристально уставилась на него. Младшая помахала в ответ.

— Эти люди как-то общаются с Грейвенхольцем? — спросил Ракким.

— Я не знаю, — пожала плечами Аннабел.

— Два раза в день, — сообщила Лиэнн. — В восемь утра и восемь вечера.

— Ты засекала время?

Девушка кивнула.

— У них есть какой-то специальный зашифрованный китайский телефон, который обеспечивает отличную связь. Почти без помех. Лейтенант никому не разрешает им пользоваться, но Пруит как-то раз подсмотрел код доступа.

— Я же просила тебя не общаться с этим Пруитом.

— Мама, Пру совсем не похож на других. — Лиэнн следила за Лео.

Толстяк пересек кухню и, задрав голову, остановился под тремя свисающими с потолка геометрическими телами.

— Пру? — переспросила Аннабел.

Телефон годился не только для обеспечения Полковнику связи с оставленными здесь людьми. С его помощью Ракким мог бы подслушивать разговоры самого диктатора. Аппарат следовало непременно добыть. С ним отпадала необходимость действовать вслепую.

— Как выглядит этот Пру?

— Высокий, светловолосый, со щенячьими глазами, — ответила Лиэнн. — Он тоже ненавидит Грейвенхольца. Говорит, что все его ненавидят, что всем из-за него очень плохо. Кроме лейтенанта.

— Ты уверена? — уточнил бывший фидаин. — Они говорили об этом при тебе?

— Постоянно, — заверила девушка. — Лейтенант все время кого-то бьет или издевается над маленькой бородкой Тома Типтона. Называет его Козел Граф и грозит ее когда-нибудь ночью отрезать.

— Я могу взломать код, если вас это интересует, — вставил Лео, краем глаза наблюдая за Лиэнн. — Для меня это не проблема.

— Да, и железный лом ты гнешь голыми руками, — съязвил Ракким.

— Это для такого, как ты, взломать код то же самое, что согнуть лом. — Юноша коснулся пальцами ошейника. — Я не придурок, — пояснил он специально для Лиэнн.

— Не имеет значения, — произнесла девушка.

Толстяк легонько коснулся геометрических тел, заставив их раскачиваться и отскакивать друг от друга.

— Кто это сделал? — спросил он.

— Я, — ответила Лиэнн.

— А ты сможешь сказать, как они называются? — поинтересовался Лео.

— А ты?

Юноша дотронулся до самого большого многогранника.

— Гигантский додекаэдр. — Он шевельнул пальцем остроконечную конструкцию. — Большой икосаэдр, который иногда называют телом Пуансо. — Толстяк раскрутил третье сооружение с еще большим количеством вершин, напоминавшее звезду на рождественской елке. — Звездчатый додекаэдр.

Лиэнн провела рукой по волосам. Фыркнула.

— Два из трех, неплохо.

— Прошу прощения? — поднял бровь Лео.

— Сосчитай пятиугольные грани. — Девушка подошла к нему. — Ну, сосчитай.

— Ты понимаешь, о чем она говорит? — поинтересовался Ракким у Аннабел.

— Понимала, пока ей не исполнилось десять.

Лео покрутил многогранник в руках. Посмотрел на Лиэнн.

— Этого не может быть.

— Для тебя, возможно.

— Четырнадцать граней вместо двенадцати? Пять пятиугольников соединяются в каждой вершине? Как… тебе это удалось?

— Я назвала его дербиширской звездой. В честь одного древнего математика.

Толстяк смотрел на девушку, и его щеки покрывались румянцем.

— О многострадальный Иисус! — воскликнул Ракким. — Это любовь.