— Жаль, что пришлось уехать так быстро, — вздохнул Лео.

Ракким сидел за рулем. Они только-только покинули дом двоюродной сестры Аннабел, а толстяк уже затосковал.

— Ну почему мы не могли остаться еще на одну ночь? — продолжал стенать юноша. — Вдруг они бы вспомнили что-нибудь важное о Грейвенхольце.

— А тебя, конечно, больше всего на свете волнует Грейвенхольц. — Около полуночи Ракким слышал, как Лео тихонько вышел из своей комнаты и вернулся лишь под утро. — Аннабел уже рассказала все, что знает. Пора действовать.

— Почему только ты решаешь, когда нам нужно уезжать и куда ехать?

Бывший фидаин не ответил.

По заверениям самой Аннабел, искать ее в доме кузины никому бы и в голову не пришло. Родственники со стороны отца прекратили общаться с ней с тех пор, как она вышла замуж за Мозби. После войны расовые отношения в поясе заметно смягчились, но оставались люди, по-прежнему нетерпимо относящиеся к смешанным бракам. Сестры не встречались уже много лет, хотя в юности очень дружили. Мэри Терстон несказанно удивилась, увидев Аннабел, однако сразу пригласила в дом. Они обнялись и заплакали, словно девочки над сломанной куклой. Потом кузина поплакала еще, заявив, что племянница выросла настоящей красавицей, указала на Лео и поинтересовалась, не зять ли он. Юноша густо покраснел. Казалось, его щеки вот-вот вспыхнут.

— Мэри Терстон сказала, что я и Лиэнн — прекрасная пара, — заявил Лео. — Она увлекается астрологией. Я астрологию считаю полной чепухой, но она сказала, что наши знаки соответствуют друг другу.

— Угу.

Они мчались по современному Арканзасу. Выехав на фантастический участок восьмиполосной магистрали, Ракким еще больше увеличил скорость. Трасса пребывала в идеальном состоянии. Ее полотно укладывали японцы при помощи компьютерных технологий. Они надеялись ускорить перевозку товаров между их заводами по производству удобрений в Аркадельфии и Литл-Роком. К сожалению, через девяносто миль автострада сужалась, превратившись в обычную дорогу с традиционным для пояса неровным, растрескавшимся покрытием.

— Я люблю Лиэнн, — тихо произнес Лео. — Я люблю ее, а она любит меня.

— Я тронут. Просто потрясен. Ты знаком с ней целые сутки.

— Считаешь, только тебе позволено влюбляться?

— Послушай, займись чем-нибудь полезным. Проверь телефон на жучки и устройства слежения.

— Уже проверил.

— Проверь еще раз.

— Уже проверил. — Лео обернулся. Лиэнн осталась в двадцати милях позади, но он, наверное, представлял ее рядом с собой: девушка стояла у белого штакетника и махала ему кружевным платочком. — Нашел два. Оба больше не опасны. — Толстяк достал телефон, включил питание и открыл крышку.

— Я же тебя просил не делать это. Ты должен был его полностью обесточить и не включать, пока он нам не понадобится.

— Занятная штуковина. — Лео с высунутым языком стал ковыряться во внутренностях прибора согнутой проволочкой. — Качающаяся частота… никак не меньше пятидесяти миллионов пермутаций… но если знать, что делаешь…

Из телефона раздался шум помех.

— Лео!

«…найти так ничего и не удалось, но нужно удостовериться. Загрузка пятнадцати транспортов будет завершена к полудню», — отчетливо прозвучал мужской голос. Произношение выдавало жителя штата Теннесси. Толстяк осторожно скользил проволочкой по печатной плате. Снова затрещали помехи, потом раздался другой голос: «Опять курица на ужин. Меня уже тошнит от нее. Если не слышал, Грейвенхольц вышел на тропу войны, так что не высовывайся».

Лео закрыл телефон, извлек аккумулятор.

— Сами они не могут нас слышать, я угадал? — спросил Ракким. — Не могут нас слышать, когда мы прослушиваем их переговоры?

Толстяк фыркнул.

— Неужели можно быть настолько тупым.

Их обогнала колонна ржавых грузовиков Национальной гвардии. Солдаты, раскачиваясь в открытых кузовах, угрюмо поглядывали из-под касок на пассажиров «кади». Сонные и небритые, в заляпанной грязью форме, они держали на коленях начищенное до блеска оружие.

— У меня есть вопрос, — произнес Лео, когда колонна скрылась из виду. — Только не смейся.

— О’кей.

— Я серьезно. — Юноша откашлялся. — Ночью я занимался любовью с Лиэнн.

— Не шутишь?

Толстяк кивнул, почти закрыв глаза.

— Четыре раза. Этой ночью… я делал это впервые, — продолжил он. — А Лиэнн — нет. — Он смотрел на дорогу через ветровое стекло. — Я хочу знать, как можно определить, что женщине было так же приятно, как и тебе?

— Хочешь знать, притворялась она или нет?

— Не совсем так. Было ли ей также невероятно, изумительно хорошо, хотя она занималась этим раньше? — Лео пристально посмотрел на него. — Не смейся, я говорю серьезно.

— Я не смеюсь. — Ракким действительно не смеялся. — Тебе самому показалось, что Лиэнн приятно?

— Да. Думаю, да.

— В таком случае больше об этом не думай. Других доказательств не требуется.

— Первый раз… — Лео смущенно замолчал. Мимо на скорости не меньше сотни миль в час пронесся трейлер «мацусита», груженный цистернами с удобрениями. — Первый раз… все продолжалось не слишком долго.

— Вполне нормально.

Лео заерзал на сиденье.

— Я кончил, едва успев войти в нее.

— В первый раз, — Ракким задумался, — испытываешь страх перед женщиной. Да, она прекрасна, но внушает страх.

— А тебе уже давно не внушает.

Бывший фидаин засмеялся.

— Иногда внушает. И благодаря этому женщины кажутся еще более прекрасными.

Они проехали мимо гигантского «Уол-Марта» с выбитыми стеклами и просевшей крышей. Заброшенные торговые центры, разграбленные и покрытые граффити, встречались на всей территории пояса.

— А есть какой-нибудь секрет? — спросил Лео. — Чтобы все не кончалось так быстро?

— Спроси у отца. Мне с тобой о таких вещах говорить вроде как не положено.

— Отца здесь нет, и у него я спросить не могу. А ты мой друг.

Ракким бросил взгляд на него. Юноша с вытаращенными глазами явно ждал ответа.

— Да, Лео, я твой друг.

— Ну?

— Не знаю, как сказать. Попытайся стать с женщиной единым. Почувствовать себя ее частью. Нет, частью чего-то нового… Или просто наслаждайся, и природа позаботится обо всем остальном. Четвертый раз ведь длился дольше, чем первый?

— Я рассчитывал в уме значение «пи». Потому и получилось дольше.

— «Пи»? Это часть окружности или что-то в этом роде?

— Отношение длины окружности к диаметру.

— Значит, ты занимался геометрией и сексом одновременно?

— Я рассчитал «пи» до двести пятьдесят восьмого десятичного разряда, а дальше не смог себя удерживать. Эй! Это совсем не смешно!

— Извини. — Ракким стиснул зубы и задышал ровно. — Не смог, значит, не смог.

— Ладно. Я все понял.

— Лео, не терзай себя. Секс не должен быть идеальным. Иногда он может быть даже смешным.

— А я хочу, чтобы все было идеальным.

— Извини, приятель, но добро пожаловать в обезьянник, в котором идеальному места нет.

Они замолчали. «Кадиллак» летел в общем потоке. Несколько машин впереди отделяли их от синего седана с массой хромированных деталей. «ЕДИНА НАЦИЯ ПОД БОГОМ» — гласила наклейка на его бампере. Изображенный на ней Иисус держал в руках штурмовую винтовку.

— Спасибо… за то, что сделал для меня, — наконец пробормотал Лео, опуская и поднимая стекло. — Скоро доедем до фермы твоего друга?

— Если повезет, будем у него ужинать. Ты не жил по-настоящему, если не попробовал молочного печенья Флоренс Тигард.

Лео достал телефон. Уставился на него.

— Когда все кончится, мы привезем к ним Мозби, — сказал Ракким. — Представь, как встретит тебя Лиэнн. Ты будешь в ее глазах мужчиной, который держит слово.

— Просто очень хочется поговорить с ней. — Толстяк убрал аппарат в карман. — Я скучаю. Это глупо?

— Нет.

— Ты по жене иногда скучаешь. Я вижу. Ты становишься молчаливым. Молчаливым по-другому, не как всегда. Замираешь, словно погрузившись куда-то, и взгляд твой наполняется счастьем. Когда мы встретили семью в бакалейной лавке — помнишь, муж и жена держались за руки, а ребенок сидел на плечах отца, — ты думал о Саре?

Ракким кивнул. Честно говоря, он просто опешил.

— Ты тоже беспокоишься о Саре? Я так думаю, потому что сам беспокоюсь о Лиэнн. Она умна, но мы с тобой знаем, что это плохая защита. Здесь слишком много идиотов.

— Больше, чем тебе кажется, Лео.