— Да не волнуйся ты. — Энтони Коларузо отключил полицейский кордон вокруг магазина «Игровые приставки Иглтона». Электрическое поле с легким треском исчезло. — Рикки превосходно себя чувствует.

— Если бы он чувствовал себя превосходно, то не пошел бы к врачу. — Сара перешагнула через порог вслед за заместителем шефа детективов. — И уж точно не стал бы сам настаивать на проверках.

Коларузо огляделся по сторонам и закрыл за ней дверь. В четверг днем Зона многолюдностью не отличалась. Несколько хорошо одетых модернов спешили на ретроспективу фильмов Тарантино, а группа рабочих-католиков направлялась в расположенный через дорогу клуб «Китчи ку». Он махнул рукой, и на окна опустились защитные жалюзи. Иглтон хорошо защитил лавочку. Система могла остановить особо настойчивого грабителя или террориста-самоубийцу. Но она не смогла уберечь его от аль-Файзала.

Сара откинула капюшон. В обычных джинсах и свитере она мало отличалась от часто наведывающихся в Зону студенток. Правда, выглядела старше, имела более утомленный вид, а волосы лежали в беспорядке. Кроме того…

Детектив кивнул на почерневшие пятна крови у его ног.

— Очевидно, здесь все и произошло. Я осматривал место преступления, но посчитал, что пара свежих глаз…

— Энтони, я беспокоюсь.

— Перед отъездом он выглядел абсолютно здоровым.

— Медицинское заключение это подтвердило. На самом деле он был не просто здоров. Врач фидаинов проверил его реакцию и сравнил с данными, полученными после окончания академии. Реакция стала лучше. Он говорил, что не встречал раньше ничего подобного. Я от него все это и узнала. Врач недавно позвонил нам домой и попросил передать Раккиму, что ему неплохо бы пройти еще одно обследование.

— Я бы тоже не отказался, чтобы мои рефлексы с возрастом становились лучше. — Коларузо похлопал себя по животу, обтянутому серым костюмом с оставшимися после завтрака следами желтка. — Хотя вилкой я и сейчас неплохо работаю. Правда, не так быстро, как раньше.

— Я понимаю, ты хочешь меня успокоить, но Рикки не был обязан проходить обследование. Он сам туда явился и попросил проверить ДНК.

— Значит, его интересовало влияние генетических коктейлей.

— Он спросил врача, возможна ли контаминация в результате нанесения раны другим фидаинским ножом. Не его собственным. Фидаинский нож…

— Знаю, в его состав вводится ДНК владельца.

— Врач ответил, что Рикки все понял наоборот и что самое главное кровь, а не лезвие. Можно заразиться гепатитом, чумой или другими болезнями, если произошел контакт с кровью, но ДНК не передается, — сказала Сара. — Тем не менее Рикки настоял на проверке.

— И она развеяла его сомнения.

Сара кивнула.

— А самой тебе Рикки не говорил, что его беспокоит?

— Ты считаешь, он мог так поступить?

— Ну, если ему отрубят ногу, он вполне способен попросить лейкопластырь. Правда, за большее я не поручусь. — Коларузо обвел руками небольшой магазин. — Мне нужна твоя помощь. Я в некотором роде зашел в тупик.

— Я думала, что следствие закончилось. Аль-Файзал и его телохранитель взорвали себя на шоссе I-девяносто. Дело закрыто.

— Это версия Службы государственной безопасности. А я старый упрямый католик.

— Я слышала, этого старого упрямого католика чуть не арестовали на том самом шоссе.

— Я нашел улику, которую не заметили агенты СГБ.

— Ты не говорил. Что именно?

— Оторванное ухо.

— Вот радость-то.

— Ага. — Голос Коларузо сделался несколько взволнованным. — По форме уха можно установить личность так же точно, как и по отпечаткам пальцев. Телохранитель был фидаином, в его личном деле описан каждый волосок. Ухо ему не принадлежало. Камеры наблюдения в лавке позволили нам достаточно подробно рассмотреть уши аль-Файзала.

— Ухо его?

Коларузо пожал плечами.

— Улика оказалась сильно потрепанной. Наши криминалисты сказали, что соответствие маловероятно, но ничего утверждать не стали.

— Как отреагировала на твое сообщение Служба безопасности?

— Решил ее не беспокоить. Лично я считаю, что аль-Файзал жив и здоров, и это самое главное. — Коларузо передал ей плату памяти. — Здесь все мои файлы. Весь набор фотографий. Я хочу, чтобы ты осмотрела место преступления. Может быть, мы что-нибудь пропустили. — Он наклонился к ней. — Скажу по секрету, о племянница самого Рыжебородого, что-то обязательно должно всплыть.

Сара медленно обошла магазин. Ящики с электронными компонентами, инструменты для лазерного гравирования, оптические приборы сильного увеличения, наносхемы — все было разложено и расставлено в идеальном порядке. Часть помещения Иглтон отвел под детские игрушки вроде антикварных заводных машинок и самолетов, а также гравировальные наборы, современные карманные игры и диорамы с нулевой гравитацией. Она взяла фасеточную линзу типа «мышиный глаз», посмотрела в нее. Магазин разбился на тысячу идентичных картинок. Правая часть перевернутого лица Коларузо вытянулась вверх и в сторону. Он помахал ей. Сара положила линзу на стол.

— В чем я не сомневаюсь, так это в том, что аль-Файзал приходил за чем-то очень важным, — сказал Энтони. — Заявляться сюда собственной персоной было для него слишком рискованно.

Сара подошла к одному из столов с непроводящей поверхностью, выстроенных вдоль стены.

— Это его рабочее место?

— Да. А как ты…

Она указала вниз.

— Здесь сильнее всего вытерт пол.

Сара опустилась на высокий стул и сунула руки в перчатки дистанционного управления манипулятором. С его помощью хороший специалист мог завязать ресницу в беседочный узел с двумя петлями. Иглтону постоянно приходилось работать с самыми миниатюрными предметами. Она вытерла ладони о джинсы.

— Стул был отрегулирован на эту высоту?

— Да.

Она покрутилась на сиденье. Рыжебородой всегда говорил: если хочешь понять, о чем думал человек, определи, что видно с его любимого места. Стена пестрела от фотографий красивых сексуальных девушек, красивых сексуальных юношей, шикарной японской электроники, итальянских спортивных машин. Среди них Сара заметила памятную открытку в честь русского космонавта, погибшего в прошлом году от удара крошечной частички мусора во время выхода в открытый космос, и еще одну — с фотографией южноафриканского пляжа для занятий серфингом.

— Он не выезжал в Южную Африку?

— Нет, по информации Государственного департамента и Службы пограничного контроля. Бармен из «Китчи ку» сказал, что это была его мечта. Иглтон постоянно рассказывал, как эмигрирует, будет заниматься серфингом и питаться кокосами.

— В Южной Африке не растут кокосы.

— Серфингом он тоже никогда не занимался. Поэтому и мечтал.

Она по очереди сняла фотографии и открытки, но на оборотах ничего не обнаружила. Рассмотрела под углом. Ни выпуклостей, ни микроточек. Все ровно. Сара аккуратно вернула их на прежнее место. Осталась последняя картинка, голографический дисплей пять на семь дюймов, висевший в правой верхней четверти стены. Ключевое место, по словам Рыжебородого. Точка, куда человек направляет взгляд, отдаваясь приятным размышлениям. Большинство мужчин расположили бы там фотографию жены или возлюбленной, детей, знаменитого спортсмена. Иглтон повесил изображение самого себя с пенисом, глубоко засунутым в рот молодой женщины. Он стоял, выгнув спину, и смотрел в объектив плотоядным взглядом.

Коларузо закашлялся.

— Да, вот эта — настоящее произведение искусства.

Очень дорогая голограмма, с поразительно четким изображением. Безупречным. Сара сняла ее со стены, коснулась кнопок управления. Эффект кругового обзора, каждый дюйм с высоким разрешением. Она присмотрелась. Четкость позволяла увидеть отражение в глазах молодой женщины. Сара увеличила его.

— Эту штуку проверяли эксперты, — заметил Коларузо. — И неэксперты тоже. Всем ведь хотелось посмотреть.

Зрачок заполнил экран. Он отражал небольшую, тускло освещенную комнату и звездное небо в окне.

Коларузо взглянул ей через плечо.

— А вот этого я не видел.

Сара переместила изображение. Увеличила еще больше, пытаясь рассмотреть ночной пейзаж за окном, но увидела лишь огни. Линию желтых огней. Автострада или взлетно-посадочная полоса. Она вернула все в прежний размер. Коларузо неловко переминался с ноги на ногу. Сара решила пока забыть о полной самодовольства физиономии Иглтона, сосредоточившись на лице женщины со слегка выпиравшей от пениса щекой. Она коснулась иконки, приводя голограмму в движение. Владелец магазина медленно задвигал тазом, держа женщину за голову обеими руками.

— Ты как хочешь, а я на это уже насмотрелся, — тяжело выдохнул Коларузо.

Сара не отрывалась от изображения.

— Я встречалась с ним. Один раз. Я тебе рассказывала?

— С Иглтоном? — удивленно переспросил детектив. — Нет, не рассказывала.

— Мне было семнадцать или восемнадцать. Зона завораживала и притягивала, мне запрещалось даже близко подходить к ней. — На экране Иглтон продолжал дергать тощими бедрами, поросшими редкими черными волосами. — Я зашла в этот магазин, чтобы купить спутниковый дешифратор. У него были самые лучшие устройства, так говорили мои подруги. В лавке никого, кроме меня, не было. Он, естественно, не знал, кто я такая. Я помню… он тогда принялся объяснять мне, как настраивать прибор. Иглтон стоял прямо за моей спиной, и вдруг я почувствовала, что он трется о меня голым членом. Я ударила его. Ударила так сильно, что отбила руку, и выбежала на улицу. Помню, я еще обернулась, а он смотрел на меня, словно ничего не произошло, улыбался и гладил член.

— Ты никому не сказала об этом?

Сара покачала головой, выключив голограмму.

— Не хочу тебя обидеть, но, думаю, ты легко отделалась. Полицейские из Зоны говорили мне, что редко встречали подобных извращенцев.

— Он стремился опередить всех хотя бы на шаг. — Сара раскачивалась на стуле. — В этом заключалась суть его извращенности. Он и тогда основное удовольствие получил от того, что ему удалось меня обмануть. Иглтон заставил меня поверить, будто он собирался помочь мне.

— Наклонности Иглтона не помешали «черным халатам» пользоваться его услугами, — хмыкнул Коларузо. — Блюстители общественной нравственности.

— Ты сделал фотографии этой стены?

— Да, они на плате памяти.

— Голограмму я возьму с собой.

— Это такая шутка?

— Нет. — Сара положила руки на стол. — Где компьютер? Здесь должен быть компьютер.

Коларузо поморщился.

— Иглтон установил в него магниевые ловушки. Как только наши специалисты попытались скачать информацию, компьютер взорвался. Полицейская лаборатория едва не сгорела.

Старейший, махнув рукой, отпустил слугу и подошел к окну смотровой палубы «Звезды морей». Вид надвигающегося шторма радовал его куда больше, нежели розовощекий послушник, пятящийся к двери с опущенной головой. Юнец пытался произвести на него впечатление почтительностью и воспитанностью. Старейший не доверял почтительности со стороны молодых, и ему до смерти надоела воспитанность. В такие моменты он скучал по Дарвину. Ассасин источал запах смерти, упивался собственной кровожадностью, но он был мужчиной. Никаких оправданий. Никаких сожалений. Никакого страха. Презрительное отношение ко всем без исключения, независимо от должности и положения. Дарвин демонстрировал свое высокомерие как знак чести, как показатель отрицания и добра и зла. Никакого бога, никакого дьявола. Только он и смерть, насколько мог охватить взор.

Дарвин погиб, и Старейший ощущал утрату, словно ноющую фантомную боль. Мир стал другим без ассасина. Лишился остроты и пикантности. Только он позволял себе смеяться над Старейшим. Только Дарвин мог вызвать у Старейшего улыбку. Хотя нет, не только он. Еще Ракким. Старейший предложил фидаину весь мир, а тот со смехом отверг его, спросив, зачем ему мир, если за него нужно отдать душу. Тогда Старейший решил сохранить фидаину жизнь, дать время подумать. Столько лет он прожил на земле, и только эти двое смогли произвести на него столь глубокое впечатление. Дарвин погиб, а Ракким пропал. Впрочем, возможно, не бесследно.

Усиленное наблюдение, организованное по его приказу в Сиэтле, принесло свои плоды. Пять дней назад на ярмарке в день святого Себастьяна обнаружили Сару. Распутница одевалась как модерн и общалась с католиками. Явно замышляла какую-нибудь очередную пакость. На ярмарку она пришла в полупрозрачном платке, но возникла стычка с работающим на Старейшего «черным халатом», и ее лицо на мгновение открылось. Счастливый дар, несомненно. Блуднице, ребенку и какой-то пожилой женщине удалось оторваться от хвоста, скрывшись среди заброшенных домов в промышленной части города, но верные ему люди продолжали поиски.

Темные тучи надвигались на «Звезду морей». Черный грозовой фронт над Тихим океаном словно подталкивал его все ближе к берегам Северной Америки. Земля обетованная. У него почти получилось. Блудница, несомненно, привела бы его агентов к Раккиму, или ее бы схватили, и фидаин, чтобы спасти свою женщину, сам пришел бы к нему. Но она каким-то образом скрылась вместе с маленьким ребенком на руках. Ребенок. Хорошие новости. С ним Сара не могла уйти далеко от дома. Удача и неудача. Словно Аллах еще не решил, заслуживает ли он благосклонности в Столь критический час.

Старейший чуть согнул ноги в коленях. Огромный шикарный лайнер мог выдержать любую волну, однако избавиться от старых привычек труднее всего. Когда-то он на дырявой посудине попал в шторм рядом с Джибути. Порыв ветра в одно мгновение разорвал парус в клочья.

А Ракким куда-то исчез. Прятался фидаин или выполнял какое-то задание — Старейший понятия не имел. Даже его самые доверенные шпионы, завербованные двадцать лет назад, занимавшие высокие посты и имевшие доступ к самым охраняемым секретам, ничего не знали о Раккиме. Как и сам их повелитель. Это угнетало. Нет, хуже, из-за переживаний у него начинали болеть суставы, как будто от плохого и беспокойного, точно у женщины, сна. Однажды Ракким и Сара нарушили его планы. Погубили результаты десятилетних усилий. Тогда Старейший действовал осторожно. Постепенно расставлял фигуры, не сомневаясь в неизбежности собственного восхождения. Создав всемирный халифат под зеленым знаменем ислама, он мог бы считать возложенную на него миссию исполненной. Однако из-за этой парочки в последние два года будущему владыке приходилось действовать поспешно, идти на риск. Ему уже становилось ясно: времени может не хватить.

Старейший ощутил легкое головокружение, словно после бокала шампанского в канун Нового года сто лет назад. Он чувствовал себя мухой-однодневкой, обреченной умереть на рассвете, маленьким жужжащим насекомым, для которого не существует завтра. Его товарищи считали секунды до наступления полуночи. Бездумные любители развлечений, впавшие в ересь. Все они умерли. Давно умерли. Обратились в прах, не став мудрее, чем были во плоти.

Будущий владыка отогнал прочь ненужные мысли. Спрятал их в самый дальний угол памяти вместе с остальными древними воспоминаниями. Жены и дети умирали, богатства приходили и уходили, друзья покидали. Все в прошлом, остались лишь цель и предназначение. Путь, озаренный славой, по которому он шел, направляемый Всевышним. И пройти его предстояло в полном одиночестве. Впрочем, к одиночеству Старейший давно привык.

«Звезда морей» качнулась от первого шквала. Будущий владыка, наверное, в сотый раз задумался, не следовало ли ему убить Раккима, пока имелась такая возможность.

— Как у тебя самой-то дела? Столько всякого навалилось, все забываю спросить.

Сара задумалась. У нее до сих пор болела спина после столкновения с «черным халатом» на прошлой неделе, но самое страшное — ей не давало покоя ощущение, что ее узнали. Она приняла все мыслимые меры предосторожности, когда возвращалась с ярмарки в день святого Себастьяна, даже попросила мать вернуться с Майклом другой дорогой, пока сама Сара проверит, нет ли за ними слежки. Слежки не было. Но из-за больной спины ей с трудом удавалось принимать душ. Жаль, она не могла задержаться и угостить «черного халата» хорошим разрядом. Установить шокер на максимум и поджарить негодяя. Она затрясла головой. Откуда подобные выражения? Вот к чему приводит общение с неверными.

— Эй!

— У меня все в порядке. — Сара почти закончила осмотр магазина, нащелкав много фотографий. — Только дел по горло.

Коларузо внимательно посмотрел на нее и, конечно, не упустил из виду мешки под глазами. Взяв ее за руку, он провел пальцем по обгрызенным ногтям.

— А мне так не кажется. Я, конечно, джентльмен, за двадцать восемь лет привыкший к супружеской жизни, но, Сара, ты плохо выглядишь.

Она хлопнула детектива по руке. Он засмеялся, однако легче не стало. Ни ему, ни ей.

— Я скучаю по нему, Энтони, — произнесла Сара дрожащим голосом. — Не могу ложиться в постель одна. Не могу просыпаться одна, я скучаю по нему. И боюсь за него.

— Он не просто хороший солдат, он самый лучший.

— Те воины-тени, которые исчезли, тоже считались самыми лучшими.

Коларузо обнял ее, и они просто стояли, прижавшись друг к другу.

— Ты его друг, его лучший друг. — Сара уткнулась лицом в широкую грудь детектива. — Он спросил меня перед отъездом… спросил, не кажется ли он мне другим. — Она еще крепче прижалась к нему щекой. — Я солгала ему, Энтони. Я люблю его, но он стал другим, и я не знаю почему. Не могла ему сказать. Ему предстояло отправиться в пояс. Я не хотела, чтобы он переживал еще и из-за этого.

— Семейная жизнь изменяет мужчину, — успокоил ее Коларузо. — В большинстве случаев к лучшему, но я после рождения Мэри-Элизабет иногда выходил из участка и не мог решить, что мне делать — сбежать в Канаду или прыгнуть с ближайшего моста.

— Но постепенно все стало лучше?

— Конечно.

— Он же не останется таким навсегда? Прости меня, Энтони, просто мне не с кем поговорить, кроме тебя.

— Он любит тебя, девочка, в этом я абсолютно уверен. Потерпи немного. Увидишь, он станет прежним. И ты начнешь жаловаться на это, как любая нормальная жена.

Они наконец разжали руки. Сара вытерла слезы, все еще чувствуя успокаивающее тепло медвежьих объятий Коларузо.

— Нет ни следа. — Энтони смущенно откашлялся. — Ни следа взрывчатки, но очень много следов экзотических материалов и металлов: титана, карборунда, лития, палладия. Он явно что-то конструировал.

— На радиацию проверили?

— Господи, леди, у вас извращенный ум. — Он поморщился. — Служба безопасности, должно быть, проверила, но я решил сразу же перепроверить.

— Пора уходить. Я свяжусь с тобой, если возникнут какие-нибудь идеи.

— Может быть, придешь к нам на ужин? — Коларузо погладил ее по ладони. — С матерью и сыном. Сделаем жаркое. Мэри так и не научилась готовить, но даже она не может испортить мясо.

Сара улыбнулась.

— Спасибо, Энтони, но сегодня я буду работать до ночи.

— Президент?

Она вздохнула, закатив глаза. Ей захотелось вернуться домой. Не туда, где они жили сейчас, а в дом детства. В котором она жила с дядей, Рыжебородым, ее защитником, заменившим убитого отца. Начальник Службы государственной безопасности был строгим, но любящим воспитателем. Очень требовательным. Любой проступок, от разлитого молока до не поставленной на место книги, он использовал в качестве назидания. Обучение в том доме не прекращалось ни на минуту. «Такие люди, как мы, Сара, должны быть готовы к любым неожиданностям. Мы не можем позволить себе роскошь совершать ошибки и оказаться застигнутыми врасплох. Мы должны уметь чувствовать, кто стоит за дверью, прежде чем раздастся стук, должны понимать, друг это или враг». Потом Рыжебородый целовал ее в макушку или садился рядом на пол и играл с ней в куклы, пока его не вызывали по какому-нибудь срочному делу.

— Эй!

Она подняла капюшон.

— Этот официальный визит в Мехико превратился в настоящий кошмар. Amistad por siempre! Дружба навеки, как бы не так. Каждый сенатор, который собирается на перевыборы, умоляет найти ему место в президентском самолете, а президент предпочел бы минимизировать политическую составляющую визита. Он оставил бы здесь вице-президента, но лучше иметь под рукой американца мексиканского происхождения, если предстоит пресмыкаться перед Ацтланской империей.

— Все настолько плохо?

— Еще хуже. Президент использует визит, чтобы предложить компромисс: предоставить Ацтланской империи все права на разработку полезных ископаемых на юге Калифорнии, в Аризоне и Нью-Мексико в ответ на отказ от территориальных притязаний.

Коларузо удивленно посмотрел на нее.

— И это лучшее, на что мы способны?

— Это лучшее, на что мы можем надеяться. Потребуется все умение Кинсли плюс грубоватые анекдоты Мендозы, чтобы уговорить мексиканцев согласиться на сделку. Им компромисс не нужен. Они могут просто захватить территории.

— А как же генерал Кидд? Его войска.

— Силы фидаинов не безграничны. Нам и так уже приходится выбирать, в какой бой их бросить.

Коларузо пожевал нижнюю губу.

— Набитый политиками самолет. Президент и вице-президент. Я бы сказал, что вы напрашиваетесь на неприятности.

— В самолете президента безопасней, чем в президентском дворце. Рыжебородый часто брал меня и Раккима с собой, когда сопровождал его, — сказала Сара. — Настоящее чудо техники. Дороги рушатся, но система безопасности борта номер один обновляется постоянно. Высокочастотные генераторы помех, тройное резервирование, полная проверка всех систем перед взлетом.

— Я и понятия не имел об этом.

— И не должен был иметь. — Сара открыла дверь. — Перенесешь приглашение на ужин? Я приду с Раккимом, как только он вернется.

— Самое главное, не забудьте средство от изжоги.