Еще до приезда в Хибины мы мечтали о посещении огромной столовой горы, которая вздымалась в центре всего массива и казалась нам главнейшею целью наших исканий: на ней никто не был из исследователей, и только частично финляндский геолог Рамзай подымался на ее западные склоны.
С каким трепетным волнением изучал я в бинокль подступы к этой горе, обрамленной недоступными обрывами, и только в южной части мой Цейсс открывал более пологий склон, всего лишь метров на 50 замыкаемый скалистым утесом. Удастся-ли нам подняться на эту недоступную высоту и что она нам принесет?
Рано утром наш разведочный отряд был готов, собрались только самые крепкие и выдержанные из нашей группы, взвалили себе на спину провиант, молотки, брезенты, и бодро, в дымке утреннего тумана, еще красиво собиравшегося вокруг отдельных дымящихся вершин, пошли мы вперед, простившись со своими товарищами. По протоптанной оленями тропке, вдоль синезеленого озера, шел вначале наш путь. Утренние лучи играли на глади глубокого Вудъявра, а причудливые и грозные очертания горных цирков Тахтарвумчорра отражались на его кристаллической поверхности. Вот — конец озера с ровною площадкою, покрытою белым налетом ягеля. На живописном берегу, у подножья нависших скал Поачвумчорра, убогая лопарская вежа; невдалеке дерево с сетями, около избушки остатки костров, простые предметы домашнего обихода, внутри конического помещения очаг, сушеное мясо, незатейливое ложе для сна. Вокруг пусто, мхом заросли оленьи тропы, обвалилась береста с избушки, заброшенной и оставленной лопарями. Мы идем дальше, за прорезающим долину холмом виднеется вдали вершина Кукисвумчорра, еще с клубами туч. Налево, далеко к северу, тянется мрачная и пустынная долина — мне хотелось-бы называть ее долиною смерти, но лопари совершенно справедливо называют ее Кукисвум — «длинная долина», прекрасно используя ее для того, чтобы летом и осенью гонять по ней стада оленей и протаскивать по мху сани с лодками и рыболовным снаряжением.
Мы бодро идем вперед по голой равнине, прорезанной каменистым ложем текущих под камнями рек, постепенно пробираясь к тому пологому склону, который мы облюбовали в бинокль.
Неожиданно большое стадо оленей показывается на пригорке, весело и стремительно резвясь они бегут вслед за нами, то забегая вперед, то окружая нас. С восторгом следим мы за этою живописною картиною, усиленно щелкает мой аппарат, не предчувствуя — увы — участи снятых пластинок.
Но вот и подъем — мягкий, пологий, по зеленому мху он кажется нам совершенно идеальным, и мы, весело делясь впечатлениями, с удовольствием следим за барометром, как одна сотня метров за другою остается под нашими ногами, как все шире и шире развертывается панорама.
Вот мы уже поднялись на шестьсот метров, начинается скалистый подъем, сначала по каменистым осыпям, потом по скалам. Цепляясь руками за выступы, мы не без труда карабкаемся кверху и скоро убеждаемся, что все страхи были напрасны. Еще одна скала — и мы на пологом склоне самого плато, на вершине 900 метров.
Вот она, своеобразная картина северной пустыни, голой, однообразной и дикой пустыни Хибинских гор! На протяжении многих десятков верст ровная поверхность, усеянная глыбами неправильно нагроможденного сиенита, ни растеньица, даже лишайнику и мху нет в достаточном количестве, чтобы разложить костер; нет даже воды, и только кое-где, внизу, глубоко между камнями слышится недосягаемое журчанье ручейков тающих снегов. Только ветер гуляет на ровной поверхности пустыни, только солнце и мороз ведут свою неустанную работу разрушения горных пород.
А какою заманчивою кажется эта равнина снизу! Вы ждете здесь ровных альпийских лугов, на которых отдохнет после утомительного подъема нога. Но не тут-то было. С камня на камень должны вы перескакивать, зорко следя за каждым движением ноги и выбирая место. Часами бродили мы по таким горным пустыням различных вершин Хибинских гор, и одинаково уставали у нас и ноги, и глаза, с напряжением не отрывавшиеся от тяжелой дороги.
О, как хорошо мы изучили эти пустыни: то из маленьких обломков и скал, то из больших глыб, где нельзя пробираться без помощи рук, то из острых краев какой-либо сиенитовой жилы. Тесно связана была внешняя форма поверхности с природою самих пород…
Так шли мы по склонам каменистого Кукисвумчорра, выискивая себе место для ночлега и ориентируясь среди вздымавшихся вокруг цепей и горных вершин. Сколько при этом неожиданного, как далека наша карта от истинной картины этого дикого ландшафта.
Вот как будто-бы подходящий камень; одна сторона его защищена от западного ветра, к нему можно подвесить брезент и лечь на плоские камни элеолитового сиенита. Недалеко большое снеговое поле, можно достать воды. Как будто-бы недурно, и зная по опыту, что ночлег должен быть всегда заготовлен заранее до наступления темноты, мы энергично натягиваем наши брезенты и налаживаем что-то вроде палатки.
Пока еще светло, пойдем погуляем, пересечем немного плато и подойдем к самым восточным обрывам. Да, вот здесь перед нами открывается новая панорама; далеко на востоке, в дымке вечерних туманов, высятся высоты второго массива Ловозерских Тундр, большое, длинное, серебристое озеро отделяет его от нас, а под нашими ногами, под грозным обрывом в 400 или 500 метров, дикие склоны верховий Тульи, а ниже лесистые пространства ее низовий.
Резкие контуры теней ложатся от заходящих лучей солнца, они еще играют на отдаленной поверхности озера Умпъявра, но у нас уже темно и быстро набегают холодные сумерки.
Рис. 6. Перевал Юкспорлак.
Рис. 7. Умбозерский перевал с главными путями на восток.
Сильные порывы ветра изредка нагоняют отдельные облака, а на юге на вершинах Расвумчорра мне что-то очень не нравятся густые, быстро ползущие тучи.
Хорошо мы знаем эти туманы с юго-востока; неожиданно быстро налетали они с берегов Белого моря, принося нам дождь и пронизывающий туман. Часто смеялись мы над этими ветрами «с южного Белого моря», но гораздо больше любили мы северные порывы, с ясною морозною погодою, может быть со снегом и инеем, но зато с яркими лучами ночных северных сияний.
Быстро темнело, неохотно шли мы к своему камню, собирая минералы и осматривая отдельные жилы. Усталые сели мы на выступ красивой белой жилы из полевого шпата и больших радиальнолучистых сростков эгирина. Тучи грозно клубились на соседних вершинах, температура падала. Совершенно неожиданно один из наших постоянных и верных работников тащит к нам огромную глыбу какого-то камня. И не верится сразу глазам — это астрофиллит, который до сих пор был известен только в ничтожных количествах, редчайшее соединение кремния, железа, титана и марганца, еще мало изученное и для которого нет еще химических данных. За большою глыбою делаются новые находки блестящих сверкающих камней. Несмотря на полумрак, с увлечением работаем мы над этим открытием.
Но пора спешить к камню-лагерю, сюда мы еще успеем придти.
Забираемся в нашу импровизированную палатку, закусываем холодными мясными консервами и запиваем холодною водою. Закутываемся в теплые канадские шубы и пытаемся заснуть. Но порывы ветра делаются все сильнее и сильнее, слышатся тяжелые капли дождя на поверхности брезента, густые тучи окутывают нас. Температура падает до 4° Ц., а сильный ветер почти срывает нашу палатку, врываясь к нам своим холодным и мокрым дыханием.
Наступает утро — сырое, неприветливое, в 10 шагах теряется в тумане фигура человека, бешено мчатся тучи, а ветер не позволяет свободно идти. Мы все же хотим быть настойчивыми и выполнить все, что желали. Мы делимся на два отряда, один мы вверяем нашему храброму петрографу, и решаем обойти весь массив вокруг, придерживаясь края обрыва. Оба отряда пойдут в разные стороны и где-либо на севере у обрывов к озеру Кунъявру они должны вечером встретиться.
Медленно и осторожно идем мы вдоль восточных склонов; гигантские пропасти в 400 метров открываются под нашими ногами, клубы тумана то вырываются ветром снизу, открывая нам как-бы окна в глубокие ущелья, то окутывают нас сплошным молоком. Иногда у обрывов лепятся висящие массы снега, а большие глыбы обвалов темнеют черными зловещими пятнами на снежных карнизах.
В этой однообразной пустыне лишь изредка более мелкие россыпи привлекают наше внимание — это поля рассыпавшихся жил полевого шпата с редкими минералами. С трудом следим мы за этими полями, собирая минералы окоченевшими руками, с трудом на ветре и дожде завертывая их в бумагу. Уже темнеет, а обрыв все тянется и тянется вправо, и не видно северного конца огромной столовой горы.
Я поворачиваю свой отряд обратно и не без волнения заранее учитываю, что найти наш лагерь будет не легко. Мы боремся с противным ветром, туман заменяется мелким дождем; с компасом в руках я слежу по часам за нашим движением, присматриваясь в обрывы и стараясь узнать контуры той глубокой расщелины, от которой необходимо резко изменить по компасу направление.
Мы идем все дальше и дальше. Сменяется обрыв крутым каменистым скатом, а затем далее скалистый обрыв…
Я отчетливо понимаю, что потерял направление, что старая карта не отвечает контурам нашей вершины, и не без смущения посматриваю на компас, выискивая верное направление.
Кто не знает в экспедициях этих жутких минут, когда так отчетливо сознаешь всю ответственность, которая лежит на тебе за твоих спутников, когда так необходимо полное спокойствие и хладнокровие! Мне хорошо знакомы эти минуты в холодных водах Хилка в Забайкалье под цеолитовыми утесами Куналея, я их отчетливо ясно помню в долгие дни потерянного пути в Северной Монголии.
Надо остановиться, сесть и подумать, надо учесть скорость хода, принять во внимание все мелочи пути. Да, мы очевидно неожиданно выскочили на южное горное плато, которое совершенно не показано на карте и на котором мы можем блуждать целые дни. Если это так, то надо идти, круто повернув к западу, и если это верно, то мы должны наткнуться на обрыв всего лишь в одной версте в этом направлении.
Медленно решаем мы идти по этой догадке.
Вот он, обрыв, вот вдали большие снежные поля, вот в моменты стихающей бури слышится журчанье водопада, вот, наконец, старые следы ноги на мелком гравии — и из массы всех этих признаков, как Шерлок Холмс, мы вырисовываем свое положение и подбодрившись идем дальше, цепляясь по скалам каменного моря.
Но вот, как будто бы среди шума дождя вдали слышны голоса. Мы начинаем переговариваться пронзительными свистками и скоро встречаемся со вторым отрядом, тоже потерявшим направление и после удачного обхода всего горного массива не знавшим, куда идти.
Но вот наш камень; можно подкрепиться холодными консервами и консервированным молоком; можно немного согреться спиртом, которого, однако, слишком мало… Мы промокли насквозь; холодные, почти окоченевшие забираемся мы под брезент, стараясь друг друга согреть.
Начинается тяжелая вторая ночь. Ветер временами грозит сорвать нашу палатку, дождь заливает, под нами текут струйки воды. В темноте ослабевшие путники начинают стучать зубами, и ничем нельзя остановить судорожные движения усталого организма. Все вокруг мокро и сыро, погибли и наши фотографические пластинки, с трудом сохраняем сухим коробок спичек.
К рассвету ветер слабеет, дождь сменяется густыми клубами быстро мчащегося тумана, но мы не в состоянии дальше идти. Измученные прошлыми днями мы наскоро собираем и укладываем наш сбор, нагружаем на сильного спутника пудовый астрофиллит и решаем бежать — да, постыдно бежать с неприветливой вершины, даже не посетив вторично богатейшего месторождения, открытого на ней.
Молчаливо, с тяжелою, промокшею ношею и одеждою идем мы в поисках места нашего подъема, без большого труда карабкаемся мы вниз по мокрым скалам. Вот и конец тяжелого пути, — дальше пологие зеленые склоны. А между тем порывы ветра раздувают тучи, кое-где проглядывают лучи солнца, и только вершина Кукисвумчорра клубится черными тучами.
У последних скал нам неожиданно улыбнулось счастье; в каменистой осыпи и в самих скалах мы заметили большие красные кристаллы — это был редчайший минерал, с редким металлом — цирконием, эвдиалит; вот его сопровождают еще небывалые нигде кристаллы сверкающего лампрофиллита, вот, наконец, еще совершенно неизвестные на севере жилы зеленого апатита. Какое богатство! Какое прекрасное открытие! Ведь отсюда все Музеи земли можно снабдить великолепными штуфами редчайших камней.
Но мы слишком устали, собирать и работать на жиле мы не можем, мы заметили только по барометру, что лежит она на высоте 580 метров над уровнем озера Имандры; мы вернемся сюда к этой «жиле 580», как мы ее сокращенно назвали.
Солнце все чаще и чаще обливает нас своими лучами; вот вдали приветливое озеро Вудъявр; вот наш лесок на его берегу и вдали белая палатка.
Почти без сил опускаемся мы на землю около нее и заботливо снимают с нас мокрые мешки и тулупы наши друзья, быстро разжигая костер и готовя нам чай…
Так закончилась наша первая большая попытка: Кукисвумчорр неохотно открыл нам часть своих тайн; много раз подымались мы на другие отроги этого плато и каждый раз неприветливо встречал он нас густыми тучами или дождем.
Но зато на более приветливых склонах мы хорошо изучили его богатства и много десятков пудов вынесли мы на своих плечах с этого великана, центрального массива Хибинских гор.