Йэн Магуайр задумчиво любовался игрой света на гранях драгоценного стеклянного кубка, привезенного им из Дублина. Ей понравился бы этот кубок, хотя она обязательно отчитала бы его за расточительность.
И вот теперь она снова принадлежит его кровному врагу.
Магуайру становилось тошно при мысли о том, что она вынуждена покориться этому Пендрагону, ублюдку без рода и племени, и он волен, терзать ее дивное тело и наполнять ее своим семенем. Йэн застонал, не в силах терпеть такую пытку.
«Ах, Сиобейн, любовь моя! — мысленно повторял он. — Почему ты отвергла меня после гибели мужа? Как он заставил тебя отказаться от нашей любви?»
Йэн по-прежнему верил, что Сиобейн отвечала ему взаимностью. Как иначе толковать тот поцелуй, что она подарила ему, будучи женой О'Рурка? О, какое это было наслаждение! Йэн хотел помнить лишь об этом, а не о тех упреках, которыми Сиобейн осыпала его за такую дерзость, — ведь она была замужем за другим!
Нет, так больше не может продолжаться: бесцельные, полные тоски дни и ночи, отданные пьянству и бесполезным попыткам найти облегчение с другими женщинами, служившими лишь сосудами для его страданий и боли. Так или иначе, Йэн должен отыскать способ уничтожить английского лорда и освободить Сиобейн раз и навсегда!
Сиобейн вздрогнула, как от толчка, и проснулась. Она испуганно обшарила взглядом полутемную комнату и заметила спавшего в кресле мужчину. Он поежился от холода, и Сиобейн накинула на него одеяло, подивившись в очередной раз огромному росту и мощи этого человека, чье терпение она испытывала с таким постоянством. Не далее как этой ночью он доказал, что одним прикосновением губ способен заставить ее забыть обо всем на свете. Какой же она будет — полная близость с этим человеком? Обретет ли Сиобейн то наслаждение, о котором смела лишь мечтать? Его объятия, его ласки только разжигали ее воображение, и ей очень хотелось познать его до конца.
Гэлан спустился с лестницы и сразу увидел свою жену. Сиобейн сидела возле сына, уговаривая его выпить теплое молоко. Коннал отвечал ей безмятежной улыбкой и играл локоном рыжих волос, наматывая его на маленький пальчик. Стоило ему увидеть Гэлана, как он выскочил из-за стола и опрометью кинулся из зала. Гэлан лишь вздохнул и взял кусок хлеба с сыром.
— Дайте ему время привыкнуть, сэр.
По правую руку от него стоял Дрисколл. Гэлан предложил ирландцу присесть рядом.
— Ты что-то хотел сказать мне?
— Нам лучше поговорить вдали от чужих ушей, — заметил Дрисколл.
Гэлан направился в кабинет. Через несколько минут туда же вошла Сиобейн, и он сердито спросил:
— Почему ты до сих пор молчала о разбойничьих набегах?
Она смерила его таким надменным взором, что Гэлан чуть не взорвался.
— С сегодняшнего дня здесь будет новый порядок! Дрисколл докладывает мне, и только мне! — Застегнув перевязь, он схватил рукавицы и кольчугу и выскочил из кабинета.
Гэлан резко натянул поводья и выдохнул:
— Господи Иисусе!
Ему приходилось и прежде сталкиваться с последствиями кровавой резни, но здесь погибли не солдаты, а пастухи и охотники — и погибли целыми семьями. Взгляд Пендрагона беспомощно метался по раскиданным вокруг повозок неподвижным телам. Он с трудом отвел глаза и обернулся к Дрисколлу.
— Я бы предал все это огню. Как ты считаешь?
То, что к нему обратились за советом как к равному, застало Дрисколла врасплох. Наконец он хрипло ответил:
— Так же.
Гэлан смотрел, как буйное пламя уничтожает остатки разоренной деревни, и не понимал, что могло стать причиной такой резни. Не приложил ли к этому руку отчаявшийся Магуайр? Не стали ли крестьяне жертвой его ревности?
Гэлан снова и снова описывал круги вокруг пожарища в поисках следа. В огненном зареве на земле что-то блеснуло, и он наклонился, чтобы поднять свою находку. Помрачнев словно туча, он спрятал вещицу под кольчугу и вернулся к коню.
Сиобейн стояла у окна и напряженно всматривалась в дальние холмы. Пустота и тишина в ее спальне действовали угнетающе. Вот уже два дня от них не было ни слуху ни духу. Принцесса начала раздеваться, пытаясь уверить себя, что беспокоится только потому, что вместе с англичанами пропал и Дрисколл, и что ее страшит перспектива привыкать к новому наместнику короля Генриха, если что-то случится с Пендрагоном.
Но что толку скрывать правду? Да, она тоскует по нему, ' этому неотесанному верзиле! Тоскует по их постоянным перепалкам, по его объятиям и поцелуям, даже по запаху его большого, сильного тела и вкусу его губ!
Она распахнула окно настежь, стараясь хоть немного охладить разгоряченную кожу. Ни один мужчина не умел посмотреть на Сиобейн так, чтобы она почувствовала себя женщиной, а не старейшиной клана. Неужели разбойники снова посмели напасть на его отряд? Что, если Лохлэнн решится нарушить вассальную присягу и объединится с Магуайром против английского короля? При мысли о том, что эти два лорда могут объединиться против ее мужа, Сиобейн пробрала дрожь. Это означало бы настоящую кровавую бойню.
Часовые на стенах кого-то окликнули, и в ответ раздалось пение труб. Сиобейн старательно всматривалась в непроглядную темень, затем, метнувшись к комоду, вытащила оттуда новое платье. Подхватив подол, она поспешила вниз по черной лестнице, мигом подняла на ноги всю челядь, велела принести горячий ужин и воду для ванны к себе в комнату и лишь, потом вышла из замка. Замирая от тревожных предчувствий, она бежала через внутренний двор, всматриваясь в лица всадников. Сердце испуганно екнуло при виде трупа, привязанного к седлу.
Наконец среди рыцарей мелькнуло его лицо. Увидев у него на рукаве свежую кровь, она ринулась вперед и едва не угодила под копыта коню.
Ее взгляд затуманился от радостных слез, она и сама не могла бы сказать, почему испытала такое облегчение, увидев его живым!
Гэлан соскочил с седла.
— Ну, жена, встречай меня как положено!
Сиобейн кинулась к нему на грудь, и Гэлан стал целовать ее горячо, жадно, упиваясь ее страстным, искренним порывом. Не в силах оторваться от этих нежных губ, рыцарь обнял жену и покорно позволил ей вести себя через зал, сквозь толпу заспанных домочадцев и потных, запыленных рыцарей.
— Первым делом ты залезешь в ванну! — Она подтолкнула мужа в спальню и закрыла за собой дверь. Гэлан замер на пороге, любуясь отрадной картиной. Повсюду горели свечи, на серебряном блюде была навалена целая куча всякой аппетитной снеди, а рядом стоял кувшин с вином. Груды подарков исчезли, на виду остались только толстый ковер, покрывавший каменный пол, гобелены на стенах, зеркало да шкатулки с драгоценностями. Гэлан посмотрел в угол возле камина — и у него перехватило дыхание. Там оказались его собственные сундуки и запасной меч, а старый помятый кубок красовался на самом почетном месте, как будто был отлит не из бронзы, а из чистого золота.
Он оглянулся, потрясенный.
— Сиобейн…
Он не знал, что сказать, и лишь погладил ее по лицу. Никогда в жизни никто не присматривал за его вещами и не заботился о его удобствах. Кажется, он начинает понимать, что такое хорошая жена.
— Ты — мой муж, — заговорила Сиобейн, отважно выдержав его пристальный взгляд. — И я не вижу причины не заботиться о тебе так, как заботилась бы об одном из своих соотечественников.
Гэлан не отрываясь следил за ее движениями, когда она шла к нему с кубком вина.
— Разрази меня гром… — вырвалось у нее при виде того, как стремительно отвечает тело Пендрагона на ее близость.
Она не могла глаз оторвать от его бедер, и Гэлан не выдержал:
— Перестань так смотреть на меня, Сиобейн, не то я нарушу данное тебе слово!
Она резко отвернулась, однако выдающиеся размеры его мужских достоинств не очень-то легко было выбросить из памяти. Слава Богу, он, наконец, опустился в ванну, кряхтя от наслаждения. Боже милостивый, избавь ее от этой пытки! Она ничего не могла с собой поделать — все тело горело как в огне, а тонкая шерстяная рубашка вдруг показалась слишком грубой для напряженных, чутких сосков… Пламя камина просвечивало через тонкую ткань платья, и без труда можно было различить все, что скрывала одежда. На такое искушение его тело отозвалось моментально.
— Ты хочешь есть? — спросила Сиобейн.
Гэлан не спеша прошелся взглядом по ее фигуре и ответил:
— Помираю с голоду!
Она улыбнулась и опрокинула котел кипятка у него между ног.
— Ты что, женщина, угробить меня решила? — вскричал он, стремительно вылетев из ванны. Сиобейн расхохоталась и подлила холодной воды. Усадив Гэлана в воду, она начала намыливать ему спину.
Гэлан воспротивился — он боялся, что потеряет контроль над собой, если Сиобейн станет мыть его сама. Но проворные пальчики уже вовсю орудовали в его волосах, массируя кожу, и ему ничего не оставалось, как блаженно зажмуриться, предоставив себя ее заботам.
Вдруг Сиобейн толкнула его вперед, окатила ледяной водой, а сама бросилась наутек. Гэлан схватил ее в охапку и посадил в ванну. Она попыталась вырваться, но не тут-то было.
— Посмотри на меня.
Она подчинилась, отведя с лица мокрые волосы и стараясь не обращать внимания на то твердое, что вонзилось ей куда-то в бедро.
Он посерьезнел.
— Никто еще не делал для меня такого. — Он обвел взглядом уютную, теплую комнату.
Сиобейн сочла, что блаженство, написанное на его физиономии, вполне окупает ее труды.
— Подумаешь, ерунда!
Но оба понимали, что это совсем не ерунда, что такая забота вовсе не являлась пунктом их соглашения — и это не могло оставить Гэлана равнодушным. Он провел рукой по стройным ногам, закинутым на край ванны, и увидел, как блеснули ее глаза.
— Такой тряпкой я бы даже постеснялся накрыть спину моему Серому! — заметил Гэлан, теребя мокрый подол ее платья. Сними его!
— Ни за что!
Тогда Гэлан опрокинул ее на спину, навалился сверху и вытащил из ножен кинжал. Испуганно распахнув глаза, она следила, как остро отточенное лезвие подцепило ворот платья и располосовало его до самого пупка.
— Милорд… — растерянно выдохнула она.
— Ну вот, теперь это никуда не годная тряпка. — Гэлан отшвырнул кинжал в угол и окинул взглядом открывшуюся ему заманчивую картину. Вдоволь налюбовавшись пышной грудью, он припал к ее губам. Она отвечала с такой же жадностью, и Гэлан развел ее ноги коленом, заставляя открыться для новых ласк.
Обрывки платья полетели следом за кинжалом, и с ее губ слетел слабый стон — Сиобейн сама не знала, борется ли она против Гэлана или за него. Все заслонили умелые, осторожные прикосновения сильной, загрубевшей от рукояти меча руки, ласкавшей ей живот и бедра. Но ей этого было мало, и она чуть не закричала, умоляя его опустить руку еще ниже.
Он на миг отстранился, посмотрел ей в глаза и не спеша взял в рот сосок.
— О Боже… — выдохнула она.
Сиобейн выгнулась под ним всем телом. Ей ужасно хотелось видеть его лицо, любоваться страстью, исказившей его черты, но не позволяли остатки гордыни. И она зажмурилась, с силой вцепившись в его плечи.
Внезапно Гэлан приподнялся, широко развел ее ноги и приник губами к самому нежному, интимному месту. Услышав ее стон, он довольно хмыкнул, продолжая ласкать влажные складки кожи бархатным языком.
Она забилась под его руками, едва живая от этой сладостной пытки.
Гэлан опустился на колени и рывком поднял ее на ноги, с удовольствием отметив, как неловко покачнулась Сиобейн на непослушных, ватных ногах. Не позволяя ей ускользнуть, снова поймал ее за бедра и провел языком по самому чуткому месту.
Чтобы не упасть, ей пришлось держаться за подпорку для балдахина, пока его язык и губы дарили ей наслаждение, не сравнимое ни с чем, а бедра сами начали двигаться в медленном, древнем как мир ритме.
— Назови меня по имени! — велел он.
Она опустила взгляд и распалилась еще сильнее, увидев его голову у себя между ног.
Гэлан закинул ее ногу себе на плечо и повторил:
— Я жду!
— Милорд!
Его язык змейкой проник во влажные складки кожи, касаясь самого средоточия ее страсти. Сиобейн вцепилась руками в его плечи.
— Как меня зовут?
— Пендрагон!
Он улыбнулся и провел кончиками пальцев у нее между бедер. Она отвечала восхитительно хриплым стоном.
— Назови мое имя, Сиобейн!
На помощь его бархатному языку пришли ловкие, осторожные пальцы, потихоньку пробравшиеся внутрь.
— Ох… ох… — Она затрепетала всем телом, и Гэлан почувствовал, как ожили те мышцы, что всегда просыпаются с приближением разрядки.
Ее бедра снова закачались над ним.
Он невольно застонал, перевел дух и снова припал к ее лону.
— Мое имя!
— Милорд! — охнула она, окончательно позабыв о стыде. Она качалась на волнах наслаждения, позволяя омывать себя этим волнам, и ее пылавшее от возбуждения тело трепетало на самом краю экстаза.
Гэлан старательно растягивал эту удивительную пытку, чтобы заставить ее покориться и произнести его имя.
Она упорствовала, и его язык по-прежнему ходил медленными кругами в самом центре ее страсти. Она проклинала его, но это не помогало: Гэлан полностью подчинил себе ее тело.
Он ощущал, как нарастает разбуженное им пламя желания.
Влажное, скользкое от возбуждения лоно содрогнулось, и Гэлан поднял глаза, любуясь ее запрокинутой головой и чувствуя, как судорожно сжимаются пальцы, запутавшиеся у него в волосах. Задыхаясь, Сиобейн приоткрыла рот и зажмурилась, стараясь приблизить вожделенную разрядку.
Внезапно она охнула и обвила его шею, словно дивное шелковое знамя, больше не раздуваемое ветром.
И Гэлана так захватил испытанный ею экстаз, что он забылся и сам не заметил, как выплеснул давно просившееся наружу семя.
Их хриплые стоны слились в один ликующий крик.
Гэлан дождался, пока Сиобейн перестанет вздрагивать от возбуждения, и осторожно положил ее в кровать. Пушистые ресницы затрепетали, и из изумрудных глаз вдруг полились слезы. Гэлан опустился возле кровати на колени, и она ласково провела рукой по его лицу. Она ничуть не стыдилась того, что произошло минуту назад. Ее прекрасные черты выражали лишь величайшее удовольствие и некоторую растерянность.
— Сиобейн?
— Я никогда не испытывала ничего подобного.
— Знаю. — От счастья ему хотелось смеяться и плакать. — Но ведь тебе понравилось, правда?
— Ты разве не слышал, как я вопила? Чем же мы займемся теперь?
Он неопределенно дернул плечом, однако в темных глазах Сиобейн ясно прочитала мольбу, не имевшую ничего общего ни с соглашениями, ни с брачными контрактами.
— Чем прикажешь.