Он пристально вглядывался в лицо Джермена, ища хотя бы намек на сходство, однако ничего не обнаружил. И чем дольше длилась беседа, тем сильнее Рейну хотелось, чтобы в его жилах не было крови этого человека, крайне заносчивого, высокомерного, уверенного, что происхождение дает ему власть над теми, кому повезло меньше.

Он до сих пор не решил, что он будет делать, когда узнает правду о своем прошлом. Даже если виконт не имеет к нему отношения, все равно человек, обладавший его матерью, обещавший ей верность и брак, а затем выбросивший ее, как ненужную тряпку, находится в этом зале.

Рейн незаметно сделал медленный глубокий вдох, загоняя эмоции в камеру, построенную им в сознании, еще когда он ребенком бегал по улицам. Капитан осторожно перевел разговор на прошлые подвиги виконта, и тот с большой охотой начал рассказывать о своих победах над женщинами, вспоминая места, даты, иногда даже имена. Затем Джермен поведал о весьма легкомысленных приключениях при дворе магараджи, и Рейн стиснул зубы.

Его мать была служанкой одной из десятка принцесс, но какой именно и в какое время — он пока не выяснил, хотя с помощью сержанта Таунсенда список британских судов и перевозимых ими бригад значительно сократился.

— Там была одна милашка, не старше шестнадцати лет, с глазами лани, блестящими черными волосами и кожей чайного цвета, — продолжал виконт, и Рейн с трудом сдержался, чтобы не влепить ему пощечину. — Ее подарили моему командиру, но он получил рану во время охоты и не мог воспользоваться девочкой. Поэтому… — Джермен многозначительно умолк.

— Наверняка это не дочь магараджи, иначе последствия оказались бы катастрофическими.

— Последствия для кого, мистер Монтгомери? — высокомерно осведомился виконт. — Разумеется, не для Англии. Кроме того, девушка была служанкой. Так что никаких последствий. — Он махнул тонкой рукой, словно отгонял насекомое.

— И это вы могли бы повторить ее отцу?

— Отец сам отдал ее моему командиру.

Не задавая больше вопросов, Рейн слушал разговор, который подхватили остальные, выведывая подробности у опьяневшего виконта. «Имя. Назови имя», — заклинал Рейн.

И оно было произнесено. Варуна.

Женщину, давшую жизнь Рейну, звали Саари.

Глядя в свой бокал, он чувствовал себя опустошенным и потерянным, снова превратившись в одинокого голодного мальчишку, смотрящего на женщину, которая готовила еду на рудниках, и думающего: «Может ли она быть моей матерью?»

Извинившись, Рейн направился к дверям. Сотня пар глаз следила за ним, но он их не замечал, лишь на миг обернулся, ища взглядом Микаэлу. И когда увидел ее, мощная волна чувств окатила его, такая чистая, жаркая, что у него едва не подкосились ноги. На лице девушки отразились удивление, любопытство, раздражение.

Но прежде, чем кто-нибудь успел заметить этот обмен взглядами и понять, что молодые люди знакомы друг с другом, Рейн вышел. Прислонившись к каменной стене, он начал медленно и глубоко дышать, вбирая в себя прохладный воздух. Боже, к чему эта пытка, на что он надеялся?

На облегчение.

Аврора сказала бы, что это не принесет добра его земной душе.

Карма за карму. То, чего он не сделал в этой жизни, сделает в следующей.

У него на груди подарок. Отец сунул его матери при расставании, и он напоминал об ущербе, нанесенном ей одной ночью с ним. Рейн страдал за женщину, которую никогда не знал, но верил, что ее душа перешла к Авроре, ибо никакой мальчик не мог получить больше любви, чем он получил от Авроры и Рэнсома. А он всякий раз оскорбляет их любовь, возобновляя свои поиски.

Охваченный раскаянием, он устремил взгляд на крошечные точки звезд, позволил душе открыться и сконцентрировался на счастливых днях, на тайных угощениях перед сном, на легендах о воинах-пиктах, в которых верил, на том, как лежал на земле, чувствуя ее вращение и крепко сжимая руку Авроры, приемной матери.

Приятные воспоминания постепенно вытеснили ярость, мир вокруг стал туманным, прохладным, наполненным вечным дыханием моря. Он не шевелился, скрытый от чужих глаз завесой из виноградной лозы. Рейн посмотрел в зал, где висела пелена дыма, а огонь свечей отражался в хрустальных люстрах, и ему показалось, будто он находился далеко-далеко отсюда. Его взгляд ненадолго задержался на Кристиане, с ним, осторожно плетя сеть, флиртовала Кэтрин. Бедный дурачок, подумал он, затем невольно отыскал глазами Микаэлу и нахмурился, увидев, что бригадный генерал энергично машет ей рукой.

Почему она выполняет требования старика и несет ему поднос? Рейн стал наблюдать за девушкой. Платье сидит ужасно, с сочувствием подумал он, глядя, как она идет в залу с серебряным подносом, на котором угрожающе раскачиваются неустойчивые хрустальные бокалы.

Неподшитый подол юбки очень ей мешал и, несмотря на нетерпение дяди, будто умиравшего от жажды в пустыне, она не могла идти быстрее. Микаэла отступила назад, пропуская гостей, и в третий раз за вечер, потеряв туфлю, споткнулась, бокалы полетели на пол, и раздался звон бьющегося стекла.

Дункан Макбейн бросился к ней, подхватил под локоть, не дав ей упасть.

— С тобой все в порядке? — прошептал он.

— Да, спасибо. — Микаэла слабо улыбнулась ему, взглянула на дядю и простонала: — О Боже.

Поднос угодил в майора Уинтерса. Тот, пронзив ее сердитым взглядом, принялся вытирать лицо салфеткой.

Этвел мгновенно оказался рядом, и Микаэла едва сдержалась, чтобы не отпрянуть.

— Идиотка! — яростно прошипел он. Дункан выпрямился, готовый защитить девушку, но генерал, занятый племянницей, не обратил на него внимания. — Черт побери, ты хоть что-нибудь можешь сделать как надо?

— Простите, дядя, платье слишком длинное, если бы вы позволили…

— Замолчи, ты позоришь меня! — Разговоры внезапно стихли, и он понизил голос: — Твоя неуклюжесть оскорбительна. И в жилах такой неумелой, ни на что не годной женщины течет моя кровь… Позор! — Гости пооткрывали рты, а некоторые отступили и начали шептаться. — Посмотри на майора. Его мундир испорчен.

«Испортить его может только выстрел из пистолета», — со злостью подумала Микаэла, рассудив, что сейчас дядя вряд ли захочет выслушать ее мнение.

Глаза Этвела полыхали жаждой возмездия.

— Ты сделала это намеренно.

— Нет!

— Не спорь со мной, — с ненавистью прорычал Дентон, сжимая кулаки и взглядом давая понять, что он займется ею позже. — Вели кому-нибудь убрать все это — и прочь с моих глаз!

Микаэла прикусила нижнюю губу, чтобы справиться с желанием ударить его и не смотреть на других, чтобы не видеть их жалости. Она сунула дяде поднос.

— Тогда прошу меня извинить, — пробормотала она и с королевским достоинством направилась к дверям в сад.

Рейну хотелось подойти к ней и утешить. Дентон вел себя омерзительно, тем более что Микаэла не служанка. Какое он имел право так жестоко обращаться с девушкой?

Девушка шла в глубину сада, и Рейн нахмурился, не услышав ни рыданий, ни слез обиды. Похоже, ей всю жизнь приходится терпеть подобное отношение, подумал он и хотел уже выйти из укрытия, но тут Микаэла оглянулась и посмотрела в зал, желая убедиться, что дядя остался внутри, клокоча от ярости. Хорошо. Это даст им пищу для разговоров, значит, ее отсутствия не заметят, пока дяде опять что-нибудь не понадобится.

Увидев Эрджила, она с улыбкой пошла ему навстречу.

— Я разбила бокалы.

— Да уж.

— С кем не случается, правда? — дерзко спросила Микаэла. — Поторопись, мы должны рассказать им об этом, иначе новость устареет.

Шотландец не отреагировал на шутку, только еще больше нахмурился. Он протянул шаль, и девушка позволила набросить ее на обнаженные плечи.

— С его стороны жестоко так говорить с вами, — прошептал Эрджил ей на ухо. — Да еще на людях.

— Он позорит самого себя, но слишком самодоволен, чтобы сознавать это.

Хрипло рассмеявшись, Эрджил предложил ей руку, и Микаэла прислонилась головой к его широкому плечу, вдыхая исходящий от него знакомый лесной запах.

— Тем не менее он прав. Я неуклюжая, ни на что не годная женщина, — с отвращением произнесла она.

— Ваше платье слишком длинное, мисс.

— Но другая женщина справилась бы.

— У другой женщины не было бы платья не по размеру.

— Может, следует побольше есть, чтобы оно стало впору? — Микаэла подергала свободный лиф.

— Ладно, мне еще нужно распорядиться, чтобы кто-нибудь почистил майора, — усмехнулся Эрджил.

— Попробуй окунуть его в корыто для лошадей.

— Пусть немного походит так, — сказал Эрджил уходя. Микаэла проверила время по отцовским часам, оттягивавшим карман ее юбки, потом спустилась к беседке, обогнула фонтан и направилась к деревьям, высаженным по безупречной прямой, Сорвав с куста ранний цветок, она поднесла его к лицу и тайком огляделась, потом беспечно подошла к гранитной статуе Персефоны и снова взглянула на часы, Из кустов выскочил какой-то человек в лохмотьях.

— Это неразумно, девочка,

Ухватив его за рукав, Микаэла потащила мужчину в тень.

— Другой возможности уйти, не вызывая подозрений, не было, — сказала она, радуясь, что удалось уронить поднос.

— Он следит за тобой?

— Нет, Если бы я не вела домашнее хозяйство, дядя предпочел бы, чтобы я просто исчезла.

— Не стоит его недооценивать, девочка. Чтобы спасти шкуру, он бросит тебя на растерзание собакам.

— Он уже сделал это.

Рейн бесшумно двигался среди деревьев, подыскивая укромное место, чтобы услышать, о чем они говорят, но мужчина исчез, лишив его такой возможности. Странно, зачем Микаэла встречается с мужчинами под покровом темноты? В первом Рейн узнал слугу, второго не успел толком рассмотреть.

Почти две недели он убеждал себя, что его чувство только результат неуемной фантазии, а напряжение в теле, появлявшееся, когда он думал о ней, всего лишь неудовлетворенное вожделение. Но ведь он уже не в том возрасте, чтобы поддаваться напору эмоций или физических ощущений, и тем не менее следовало признать, что именно они управляли им. Это состояние было почти блаженством, и он не мог его игнорировать.

Ничего не подозревающая Микаэла шла в его сторону, иногда задумчиво срывала цветок, понюхав, отбрасывала, потом вдруг нырнула под полог веток и опустилась на скамью в нескольких шагах от Рейна,

Он сжал кулаки, почему-то ощутив себя одиноким и несчастным. По непонятной ему причине он был перед ней беззащитен — стоит лишь коснуться ее, и он уже в ловушке. Рейн сознавал, что сидящая на каменной скамье женщина способна погубить его.

Через некоторое время она выглянула из-за ствола, и он догадался, что Микаэла высматривает генерала.

Наконец она расслабилась, сложив руки на коленях, дыхание ее стало ровным.

А Рейн просто смотрел на ее лицо, отливавшее серебром, ощущал каждый удар ее сердца, и тысячи мыслей теснились у него в голове. Помолвлена ли она? Что она делала тогда на дороге или прошлой ночью в самом опасном районе города? Каковы на вкус ее губы?

Он стоял неподвижно, позволяя чувствам искать к ней дорогу по аромату духов. Между ними словно протянулась струна. И Рейн дернул за нее.

Девушка моргнула, по телу у нее пробежала странная дрожь, и она выпрямилась.

— Кто здесь?

— Добрый вечер, — сказал он, выходя из-за дерева. Микаэла вскочила на ноги.

— Рейн? — Ей было приятно снова почувствовать его рядом. — И давно вы здесь?

Она бросила на него изучающий взгляд, надеясь, что тот, с кем она встречалась, успел уйти до его появления.

— Достаточно, чтобы понять, что ты родственница генерала.

— Племянница. Ага, ее пистолет.

— Значит, ты дочь Ричарда.

— Вы знали его?

— Нет, хотя мой отец иногда упоминал о нем.

Кивнув, Микаэла вновь опустилась на скамью, прислонилась спиной к дереву и посмотрела на его красивое лицо. Если бы не оно и не белоснежная рубашка, его можно было принять за возникшего из темноты призрака, вызывавшего у нее страх и любопытство, как во время танца, когда ей померещилось, что Рейн мысленно говорит с ней.

— Раньше ты меня не боялась, Микаэла.

Ей очень нравилось, как музыкально он произносит ее имя.

— Я и теперь не боюсь.

— Но ты дрожишь.

— По-моему, вы слишком заняты собой, — высокомерно произнесла она. — Я замерзла, тупица.

Сбросив камзол, Рейн прикрыл им плечи девушки и заглянул ей в глаза.

— Я еще вижу страх.

Черт возьми, он совсем не хотел, чтобы она дрожала от страха в его присутствии.

— Ваша репутация опережает вас.

— Такая плохая? — добродушно спросил он.

— Да. К сожалению, — улыбнулась Микаэла.

— Я не столь известен.

— Конечно, если не слушать леди Бакленд. Она размахивает вашим именем, словно флагом.

— Кэтрин лучше держать язык за зубами.

Тихий голос Рейна будто ужалил Микаэлу. Как легко он произнес имя женщины — видимо, они в близких отношениях.

— Я всего лишь плантатор, — уже совсем другим тоном сказал он.

— И вы полагаете, что я проглочу это вранье?

— Думай что хочешь, Микаэла. Тебя не убедить, я знаю.

— Вы ничего обо мне не знаете, Рейн Монтгомери.

— Ты крадешься в темноте, переодевшись мальчиком, протыкаешь бандитов ножом. Полагаю, моим ножом.

Микаэла напряглась, ее рука скользнула к лифу и что-то извлекла оттуда.

— Что ты еще прячешь там?

— Рейн! — прошипела она и, покраснев, прикрыла рукой грудь. — Как вам не стыдно!

— Стыдно бывает, когда сожалеешь о своем поступке. А глядя на тебя, я никогда не испытываю раскаяния.

— Вранья становится все больше, — пробормотала Микаэла.

Он улыбнулся, его страстный взгляд, словно бархатная щетка, скользнул по ней. Повисло неловкое молчание, затем девушка раскрыла ладонь, на которой невинно покоился острый клинок.

Рейн завороженно смотрел на нож, вспоминая окровавленную руку и клинок в ослабевших пальцах. Мука и ощущение утраты заставили его вздрогнуть. Женщина, протягивающая ему в темноте нож, как бы отдавая себя в его власть, ничего не знает об ужасе, все еще липнущем к нему.

— Оставь его себе. — Рейн сжал ее пальцы на рукоятке.

Микаэла считала необходимым даже сейчас носить оружие с собой, но ей требуется нечто посущественнее, чем нож. Ему захотелось взять ее под свою защиту.

— Вы не обвините меня в воровстве?

— Конечно, нет.

— Рейн, я должна спросить… хотя у меня нет права даже предположить, что вы…

— Я не потащу тебя за волосы к судье, — отрезал он. — Микаэла, посмотри на меня.

Она подчинилась, и его потрясло беззащитное выражение в ее глазах.

— Если бы я хотел, чтобы ты заплатила за мою рану, ты бы уже сидела в тюрьме.

— Я так и думала.

— Веришь мне?

— Не очень, — усмехнулась она, посмотрев на нож.

— Я никому не говорил, что ты болталась в городе, и нам стоит это обсудить.

— Вы расскажете?

— Похоже, тут у меня преимущество.

— И вы им воспользуетесь: мужчины всегда так поступают. Рейн нахмурился, размышляя над сквозившей в ее словах горечью.

— Я никому не скажу. — Он прижал руку к сердцу и, помолчав, спросил: — Кто тебя ударил, Микаэла?

Рука девушки метнулась к подбородку.

— Дядя.

Рейн бросил взгляд на стеклянную дверь, за которой оглушительно смеялся генерал, будто не он только что унизил свою племянницу. Рейн готов был стереть этого человека в порошок, в глазах у него сверкала жажда мщения. От этого взгляда Микаэла поежилась, закуталась плотнее в камзол и прижалась щекой к мягкой ткани, вдыхая запах ветра, специй и моря.

— За что?

— Разве это имеет значение?

— Нет. Ты бы хотела уехать отсюда?

— Нет, — после долгого молчания ответила Микаэла.

— Несмотря на то что подвергаешься…

— Я поступаю так, как мне велит долг. — Она спрятала нож у себя на груди и хлопнула по нему ладонью.

— Что ты делала ночью на пристани?

Девушка ответила ему той же воинственной усмешкой, что и прошлой ночью, и он раздраженно вздохнул. Упрямая женщина. Тогда Рейн сделал то, что должно было заставить ее смутиться. Он пристально воззрился на нее, и Микаэла беспокойно заерзала.

— Ну… — Голос у нее сорвался. — Вам нравится бал? «Чудесно, Микаэла, докажи, что ты не способна поддерживать светскую беседу».

— Теперь нравится, — ответил Рейн. — Обычно мне выпадает честь разыгрывать спектакль.

— Я постараюсь больше не разыгрывать из себя шута, уступаю сцену вам.

— Ты этого не заслужила, Микаэла. Плечи у нее раздраженно дернулись.

— Избавьте меня от своей жалости, Рейн. Пожалуйста. То, что он оказался свидетелем ее унижения, пусть даже случайно, заставляло ее чувствовать себя глупо и отвратительно.

Напряженное молчание стало почти осязаемым, когда Рейн вдруг сел рядом с ней. Микаэла быстро оглянулась, прекрасно сознавая всю скандальность положения, если их застанут вдвоем.

— Рейн?

— Да.

— Вы хотите погубить остатки моей репутации? Выражение его лица изменилось, глаза блеснули, и Микаэла пожалела о своих словах.

— Обещаю не проглатывать вас целиком.

Ее губы слегка дрогнули, и она принялась разглядывать его изысканную одежду, широкие плечи, мощную фигуру.

— Только по маленькому кусочку? — усмехнулась она.

— Одно слово, и я оставлю тебя.

— И какое же это слово?

— Исчезни.

Микаэла промолчала. Рейн позволил себе пристально посмотреть ей в лицо. Глаза у нее огромные, кошачьи, необыкновенно выразительные.

— Я знаю, ты смелая девочка.

— Я не девочка, Рейн. — Тон язвительный, но в этом заявлении чувствовался скрытый смысл.

— О нет, ты самая хорошенькая из всех преступниц.

— Ах, снова лесть! Пора искать защиту. Но продолжайте. Сегодня я видела вас в обществе прекрасной женщины, значит, вы лишь тупы, но не слепы.

— У меня прекрасное зрение, Микаэла Дентон.

Она заглянула в его светлые глаза, мгновенно утонула в них и, почувствовав его искренность, покраснела.

Губы ее явно боролись с улыбкой, и Рейн подумал, что не выдержит, дожидаясь ее, а когда улыбка все же появилась, то пронзила его будто стрелой. Он коснулся завитка волос на ее виске, нежно провел кончиками пальцев по щеке. Микаэла не шевельнулась.

— Рейн, вы не будете целовать меня? Скажите, что не будете.

«Опять испугана», — подумал он и помрачнел.

— Почему ты спрашиваешь?

— У вас такой вид. Дескать, поцелую ее, и она растает. Поверьте, я не растаю.

Рейн медленно покачал головой.

— В моем взгляде был вопрос: позволит ли она поцеловать ее, позволит ли ощутить вкус ее губ? Ведь с того мгновения, как ты прикусила губу, вытаскивая из меня пулю, это желание не давало мне покоя.

Сердце у Микаэлы прыгнуло к горлу.

— Неужели? — выдохнула она. — Так долго?

— Да.

— Что? Не чайные плантации… не корабли… Рейн… Это был полуотказ-полумольба. У нее вырвался стон, в котором слышался испуг и предостережение. Рейн замер, почти касаясь губами ее рта. Он ждал, не смея настаивать. Ждал, хотя его захлестнуло нетерпение. Медлил, предвкушая. Она чуть придвинулась, и Рейн мгновенно отреагировал, нежно прижавшись губами к ее рту.

Внутренний голос подсказывал ему, что она сразу убежит, если почувствует, как он ее хочет. Его захватила сила, названия которой он не знал, и когда губы девушки раскрылись ему навстречу, Рейн почувствовал, что годы самодисциплины пропали зря.

Микаэла на миг удивилась, что еще сидит на скамье, еще находится на этой земле.

Она солгала.

Она знала, что растаяла.