Стрелы пронзали плоть, вонзались в деревянную обшивку корабля. Крики боли, и крики команд сливались в жуткий вопль. Коннал втянул трап на борт, чтобы враги не попали на корабль. Те, кто оказался на трапе, плюхнулись в ледяную воду, других настигли стрелы воинов Пендрагона.

Но на этом атака не завершилась. На корабль полетели огненные стрелы. И теперь пожар грозил довершить то, что не смогли сделать люди. Единственным спасением было отчалить как можно скорее, но без парусов сделать это было невозможно.

Коннал кивнул Шинид. Она, поняв его просьбу, опустила руки ладонями к земле, и пламя угасло. Затем она взошла на нос корабля и раскинула руки. Коннал зажмурился. Сейчас ее пронзит стрела, и тогда — все, жизнь для него будет кончена.

Но стрелы пролетали мимо нее. Шинид воздела руки к небу и обратилась к стихиям ветра и воды. Паруса наполнились ветром, море подернулось рябью, и корабль отплыл от берега.

На берегу воины де Курси гнали по улицам рассеянные силы нападавших. Коннал мысленно поблагодарил де Курси за то, что тот вовремя пришел на помощь. Отдельные стрелы еще впивались в корабль, и Коннал стал пробираться к Шинид, перепрыгивая через снасти. Краем глаза он продолжал следить за тем, что происходило на берегу. Вдруг Коннал заметил человека, бежавшего к кораблю с дротиком наготове.

— Берегись! — крикнул Коннал.

Шинид обернулась, глаза ее расширились от страха. Она ничего не могла сделать, сейчас все ее внимание было сконцентрировано на общении со стихией. Острый дротик вонзился в палубу у ее ног. Шинид колдовала, призывая ветер сбросить врагов в море, и вот причал подломился под их ногами, и все — люди, повозки — кувырком полетело в темную холодную воду.

Команда и солдаты веселились от души.

По приказу Коннала матросы, словно обезьянки, которых он видел на Востоке, взлетели по реям, спешно приводя корабль в порядок. Когда они отплыли достаточно далеко и с берега их уже было не достать, Коннал наконец подошел к Шинид. Губы ее беззвучно шевелились, она смотрела на матросов, возившихся на мачтах.

— Мы спасены, — произнес Коннал, и она упала ему на грудь. — Спасибо тебе, любовь моя.

— Это ирландское оружие? — удивилась Шинид, протягивая Конналу злополучный дротик.

Коннал хмуро взглянул на берег.

— Они хотели помешать нам добраться до Англии. И это означает, что принц Иоанн всерьез рвется к трону. — Коннал заглянул Шинид в глаза. — Ты можешь помочь нам добраться быстрее?

— Конечно.

Коннал задумался. Ему показалось, что он узнал одного из нападавших, но полной уверенности не было. Он разломал деревянное древко дротика о колено, а клинок бросил в море. Надо было бы провести корабль вдоль берега и встретить их в другом месте, но прибрежные гавани были недостаточно глубоки для сирийского судна.

— Иди в каюту и запрись там, — приказал ей Коннал. Шинид медлила.

— Иди, Шинид, и никого не впускай, кроме меня. И делай все, что можешь, чтобы сократить время пути.

В первый раз она не стала перечить ему и молча пошла в каюту.

Волшебная сила гнала два корабля к берегам Англии. Путешествие длилось вдвое меньше обычного и протекало без происшествий. По удачному стечению обстоятельств армия принца Иоанна не встретила их на английском берегу, хотя, как подозревал Коннал, этим скорее они были обязаны не удаче, а волшебству. Впрочем, не все было так гладко, ибо Ричарда в условленном месте не оказалось. Может, ему не удалось собрать выкуп? Или он еще находился в пути? Конналу ничего не оставалось, кроме как, оставив два взвода солдат дожидаться короля, вместе с Шинид отправиться домой.

Когда они прибыли на место, у Шинид было такое лицо, что Коннал чуть не рассмеялся.

— Это все твое?

— Мое.

Он отвернулся, чтобы она не заметила его улыбки.

— И ты ничего мне не рассказал?

— Я просто забыл.

Шинид с упреком посмотрела на него и обвела взглядом дом, массивное и в то же время элегантное строение, окруженное стеной в двенадцать футов толщиной, с небольшим садом и внутренним двориком.

— Поэтому тебе и не нужны мои земли и замок, Пендрагон? Коннал поморщился.

— Тут все дело в месте расположения, — пояснил он. — А теперь еще и в тебе.

Она остановилась, подняла на него взгляд, полный любви и нежности. Коснувшись его лица, она поцеловала его в губы. Он обнял ее и повел в дом.

Дом поражал своей роскошью. Стены были задрапированы дорогими шелками и гобеленами. Ни холода, ни сквозняков. Зал совсем не был похож на привычный Шинид громадный и пустой зал ее замка, он скорее напоминал личные покои, уютную спальню.

Коннал исподволь наблюдал за ней, сдерживая улыбку, но когда она подбежала к креслу и плюхнулась на мягкое сиденье, он не выдержал и засмеялся.

— Все так красиво, так чисто! Ты ведь не пускаешь сюда рыцарей в латах, чтобы они не нанесли грязи, так?

— Нет, девочка, если мне будет позволено сказать, — раздался голос у нее за спиной.

— Что-то ты стала слишком разговорчивой, — пробурчал Коннал.

Шинид стремительно обернулась — из глубины зала к ним семенила маленькая женщина, вытирая руки о фартук.

— О, милорд, вы наконец-то привезли ее домой! Шинид посмотрела на Коннала, затем на маленькую женщину, и та, подойдя к ней, обняла ее. Шинид улыбнулась и тоже обняла ее.

Коннал взял у Шинид плащ.

— Знакомьтесь, леди Шинид О'Доннел де Клер. А это моя домоправительница, госпожа Мерфи.

Мерфи улыбнулась. Щеки ее были как румяные яблочки.

— Благослови вас Бог, принцесса Девяти Лощин, — почтительно поклонилась она.

Шинид улыбнулась:

— А вас что привело сюда, госпожа Мерфи?

— О, зовите меня просто по имени. Тут у нас формальности не в чести.

— Это верно. Миссис Мерфи считает своим долгом закармливать меня всякой травой и заставляет мыть уши, так что какие уж тут формальности.

Шинид от души расхохоталась. Она увидела Коннала в новом свете.

— О, Коннал хороший мальчик, но за ним нужен глаз да глаз.

Шинид смерила Коннала взглядом.

— И еще он вечно пропадает где-то, дома его почти не увидишь.

Коннал не стал огорчать добрую служанку вестью о том, что он прибыл сюда ненадолго. Он уже скучал по Ирландии.

— Все готово, Мерфи?

— Да, милорд. Все как положено.

— Тогда проводи леди Шинид в ее покои.

Мерфи кивнула и взглянула на Шинид, но та смотрела а Коннала.

— Что это ты задумал? — спросила она, подбоченясь. — По твоему лицу видно, что у тебя что-то на уме.

— С чего ты взяла?

— Да у тебя все на лице написано. Давай выкладывай! Коннал обнял ее за плечи.

— Я послал за священником. Шинид не нашлась что сказать.

— Ты ведь не против, да?

Шинид томно улыбнулась, провела ладонью по темно-коричневому бархату его туники и промурлыкала:

— Зачем нам венчаться, Коннал? Мы уже обменялись клятвами в лесу, и природа была тому свидетелем. Все уже свершено. Мы соединены навеки.

Коннал широко улыбнулся, сделав вид, что не услышал возгласа несдержанной Мерфи.

— Все так, любовь моя, и все же я хочу, чтобы мы стали мужем и женой по закону.

Шинид пожала плечами:

— Ну ладно.

— Ладно?

— Слова священника для меня ничего не значат, но раз ты так хочешь, пусть приходит нас венчать.

На корабле они делили одну койку, но близости между ними не было. И только потому, что Коннал заподозрил, что вместе с ними плывет предатель, и выставил у дверей часового. Но все время путешествия, видя ее раздетую, когда она целовала его так, как будто в последний раз, Коннал ужасно мучился. Страсть не давала ему покоя.

— Вижу, тебя одолела похоть. Он тихо засмеялся.

— Ну тогда, — предложила Шинид, закинув ему руки на шею, — может, нам стоит держаться друг от друга подальше, пока не прибудет священник?

Коннал скривился. Она смотрела на него таким чертовски невинным взглядом.

— Черта с два!

— Что за выражения! — всплеснула руками Мерфи. Надо заметить, мнения ее никто не спрашивал.

Мерфи направилась к лестнице, но перед первой ступенькой обернулась и бросила через плечо:

— Я к вам зайду, когда священник появится.

Коннал с решительным видом направился к своей жене-невесте, и она вдруг помчалась к лестнице, мелькая юбками. Мерфи с верхней площадки смотрела, украдкой вытирая глаза, как Коннал подхватил свою леди на руки и закружился с ней, а потом понес в спальню.

— Это и есть новая хозяйка? — спросила молоденькая горничная, сжимая в руках полотенце.

— Да, она самая. Принцесса и колдунья. Пег вскрикнула и зажала рот рукой.

— Добрая колдунья. Она принесла в этот дом любовь. И осчастливила нашего Коннала. — Счастье Коннала было для Мерфи главным в жизни.

Пег улыбнулась, мечтательно закатила глаза, и тут взгляд ее упал на дверь.

С криком, от которого Мерфи едва не подскочила, Пег бросилась навстречу Гейлерону. Он схватил ее в охапку и звучно чмокнул в губы.

— Ах, сэр Гейлерон, — кудахтала Мерфи, — поставьте девочку на место и ведите себя прилично, не то снова загоню вас в свинарник.

— Простите, мадам, — пробурчал Гейлерон, целуя Пег в губы и прижав ладонь к ее круглому заду.

— Ах, молодежь, совсем стыд потеряли, — причитала Мерфи, направляясь в кухню.

Услышав новости, принц Иоанн швырнул бокал в зеркало, но увы, оттого, что по дорогому стеклу пошли трещины, удовлетворения он не получил.

В комнате повисла тишина, и визитер попятился к двери. Принц Иоанн обернулся и крикнул:

— Стой! Ирландец замер.

— Остальные убирайтесь прочь! — Комната опустела в мгновение ока. Принц и ирландец остались вдвоем. — Он всего лишь человек, а ты не смог его убить.

— Я не мог подобраться к нему достаточно близко, чтобы…

— Приведи мне ведьму, и он придет сам. Мужчина кивнул.

Принц отошел к окну и обернулся:

— Это твой последний шанс, а иначе я сам займусь этим делом.

Ирландец почтительно кивнул и попятился к двери. Принц смотрел в окно, но ничего не видел. Мысли роем проносились у него в голове.

Он услышал, как кто-то вошел.

— Я прибуду через сутки, — проворчал Иоанн, не оборачиваясь, — и ожидаю от вас хорошей работы.

— Да, ваше высочество. Если прикажете, я сам его убью. Иоанн повернулся к нему:

— Зачем он тебе? Ведь он ничего тебе не сделал. Вошедший пожал плечами.

— Заманчивая перспектива — убить лучшего рыцаря короля.

Иоанн пристально посмотрел на него и улыбнулся:

— Бери столько и тех, кого сочтешь полезными, и следуй за ирландцем. Я ему не доверяю. Странное дело, но у Пендрагона в Ирландии много верных людей. К тому же не исключено, что Ричард уже где-то рядом.

— Тогда мы должны действовать быстро, сэр.

— В таком случае, мой дорогой, позвольте узнать, что вы здесь делаете?

А наверху, в самой большой кровати из всех, какие Шинид видела в своей жизни, Коннал покрывал ее поцелуями. Тела их блестели от пота, они двигались в волнообразном ритме, словно морские воды за бортом корабля. Она прижимала Коннала к себе, заставляя его все глубже входить в нее, и он любил ее, и она тихо стонала от наслаждения, впиваясь пальцами ему в спину.

В огне желания она была чудесна и великолепна в свободе самовыражения. Она не боялась своих ощущений, своего тела, и Коннал испытывал наслаждение, даря ей радость, которую она с избытком возвращала ему. Страсть сотрясала ее тело, и весь мир сжимался в комок, а потом мириадами осколков рассыпался над ними звездным шатром.

— Коннал, — прошептала она в последних конвульсиях страсти. Он чувствовал каждый ее нерв, вибрацию каждой клетки ее тела. Они не замечали, как менялся мир вокруг них. Как изменяла форму кровать, как прорастала она диким виноградом, оплетая резное изголовье. Как огонь ревел в камине, вздымая вверх языки пламени. Но вот пламя смирилось, и мир начал успокаиваться. Коннал постепенно привыкал к волшебным превращениям, рожденным магией любви, но они» не уставали вызывать в нем благоговейный восторг.

Он смотрел на нее, убирая влажные завитки с лица.

— Не думаю, что я могла бы дождаться священника, — проворковала она, и глаза ее сверкали как звезды.

Он тихо, рассмеялся:

— И я бы не смог.

Они нежно поцеловались, и Коннал провел ладонью по ее спине, по круглым ягодицам.

— Постоянное желание трогать тебя сводит меня с ума. Шинид улыбнулась:

— Ты пользовался не только руками.

Он засмеялся и перекатился на спину, увлекая ее за собой. Шинид смотрела в его зеленый глаза, удовлетворенно вздыхая. Любовь физическая, чувственная была для нее внове, страсть, дремавшая в ней, только начала себя проявлять. Она хотела его, хотела прямо сейчас, после всего, что было между ними, и она сама удивлялась этому. И он понимал, чего она хочет, как понимала она, чего хочет он, и поцелуи его говорили о бесконечной любви, так долго таившейся и наконец заявившей о себе в полную силу.

Она улыбнулась ему.

— Что такое?

— Я хочу, чтобы священник пришел и ушел, а мы этого так и не заметили, и чтобы я уже была твоей женой.

— Ты уже моя жена, — сказал он, не подумав, и тут же мысленно обозвал себя дураком.

Глаза ее округлились, она рывком села в постели.

— Что ты сказал?

Коннал тянул время, но долго продолжаться это не могло.

— Твой отец подписал контракт и отправил мне его тайно с посыльным к де Курси.

— Это было до леса. — Голос ее стал бесцветным, безжизненным.

Коннала захлестнуло чувство вины и стыда.

— Я не мог тебе об этом сказать. Ради твоей гордости, любовь моя.

— Значит, все было ложью? — В глазах ее стояли слезы. И слезы эти прожигали его сердце.

— Нет, черт возьми, нет! Ты знаешь, что я говорю правду! Когда она захотела встать с постели, он схватил ее за руки и удержал на месте.

— Я люблю тебя. Документы тут ни при чем.

— Для тебя — возможно. Но этим миром правят мужчины, и мой отец отдал тебе право выбора, который я должна была сделать сама.

— Тогда злись на него, а не на меня.

— Ты все время этого хотел, и ты скрывал от меня, что контракт подписан.

— Да, и все же в этот день, в этот час я получил бы твое согласие. Не потому, что твой отец отдал мне тебя, а потому, что ты ответила мне любовью, и еще потому, что я тоже люблю тебя.

Шинид молчала, несчастная и ранимая. Коннал встал с постели и, достав конверт, протянул ей.

— Прочти письмо твоего отца. Он боялся за твою жизнь и до сих пор боится, и потому поступил так, как считал лучшим для тебя.

Шинид внимательно просмотрела письмо, написанное ее отцом.

— Если бы у меня не было этого документа, я не мог бы постоять за тебя. Не мог бы вызвать на бой, скажем, человека принца Иоанна, если бы он захотел тебя увезти. Только муж может заявлять права на женщину, муж или отец, ты ведь знаешь закон. — Коннал стал натягивать штаны. — В глазах короля мы уже муж и жена, но, — голос его вдруг стал нежен, — мне важно лишь то, как ты на это смотришь.

Коннал стоял перед ней, полуобнаженный, беззащитный, и смотрел ей в глаза. Сейчас его судьба была в руках Шинид. Она видела его раскаяние.

Одинокая слеза, скатившаяся по ее щеке, ранила его сильнее, чем клинок врага.

— Скажи что-нибудь, Шинид, разозлись, накричи! Но только не молчи, твое молчание меня убивает.

Мир его рушился. Все, чего он добился, уплывало между пальцев.

— Почему ты не сказал мне этого раньше? Кадык его заходил, но слова не шли с языка.

— Я… я боялся, — наконец выдавил он.

— Ты?

— Я боялся потерять то, что мы обрели вместе. Я не мог лишить тебя уверенности в том, что выбор за тобой.

Шинид отвернулась.

— То, что существует между нами, рождено не подписью короля или моего отца, Коннал, ибо я не могла бы стать твоей, если бы мы не любили.

Он нахмурился.

— Если бы я соединилась с мужчиной, который не любил бы меня, с человеком не с чистым сердцем, я бы погибла в тот же миг, как только тела наши соединились.

Было так, словно его ударили палицей.

— Из-за меня ты рисковала жизнью? Шинид кивнула.

— Я должна была знать наверняка, что ты меня любишь. Это, — она отшвырнула бумагу в сторону, — всего лишь верительная грамота. Способ защитить меня от очередной ошибки. Я не была уверена в том, что мое чувство к тебе, сохранилось в той девочке, какой я была, или появилось новое чувство, рожденное в той женщине, какой я стала. — Шинид завернулась в простыню, но и теперь Коннал видел, что руки ее дрожат.

Коннал подошел к кровати, напряженно-сосредоточенный.

— Шинид, я люблю тебя. Бог видит, как я тебя люблю, но я должен был исполнить то, что приказал мне король.

— Да, я понимаю, что для тебя долг превыше всего. У него перехватило дыхание.

— Долг ничего для меня не значит, если я потеряю тебя.

— Но ты не мог сказать мне об этом. — Она кивнула в сторону валявшегося на полу документа.

— Не мог! — Коннал запустил пятерню в волосы. — Я чувствовал себя в ловушке. Связанным по рукам и ногам. С одной стороны, приказ короля, с другой — моя любовь к тебе. Но… — он принял решение, каким бы ужасным оно ни казалось ему самому, — если ты захочешь, я попрошу его освободить тебя от этого контракта.

Сердце ее упало.

— А ты хочешь этого?

— Нет! Но я не возьму тебя в жены, если ты думаешь, что я говорил тебе о любви лишь для того, чтобы заполучить твои земли и уложить тебя в постель!

— Коннал, я слишком хорошо тебя знаю. Если бы ты с самого начала заговорил о любви, а не о том, чего хотел на самом деле — о землях, замке и армии, — я бы ни за что тебе не поверила.

— А сейчас?

— А ты как думаешь?

— Видит Бог, тебя невозможно понять!

— О, Коннал, — произнесла она нежно, и он, обнадеженный, преклонив колени, встал перед ней. — Ты наказал себя за Рианнон и Патрика, и я не хочу, чтобы ты наказал себя за поступок моего отца.

Закаленный в боях, в боевых шрамах, он стоял перед ней, держа в ладонях свое сердце. Стоял и ждал приговора. Шинид знала, как сильно он ее любит, ибо ради нее он готов был презреть приказ короля; угодить ей значило для него больше, чем долг и верность монарху. А предать ее — для него значило предать самого себя.

— Я лгал тебе, — глухо выдавил он.

Шинид стояла на коленях на кровати и смотрела ему в глаза.

— Не ты, а мой отец. Он просто переложил на тебя ответственность. — Шинид рассмеялась нежно, сочувственно. — И за это он ответит. Но я хотела тебя всю жизнь. И я уже дала тебе согласие. От всего сердца, по доброй воле. И при чем тут контракт?

— Ты прощаешь меня?

Она протянула к нему руки, и он обнял ее.

— Да, прощаю. Ты человек, которого я люблю, всегда любила.

— Господи, — прошептал он, сжимая ее в объятиях.

— Ты принес присягу Ричарду, но ты ирландский рыцарь. Он улыбнулся, но в горле все еще стоял комок.

— Я доверяю тебе, Коннал.

Он отклонился назад, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Я верю тебе всем сердцем, я вверяю твоим заботам мои земли и мой народ. — Шинид произнесла эти слова, и вокруг нее засветилось золотое кольцо.

— Шинид!

Она сидела, закрыв глаза, подняв ладони вверх, и простыня упала с ее обнаженного тела.

— Шинид…

— Тихо, любовь моя.

Лицо ее было безмятежно-спокойным, и так же спокойно стало у него на душе.

— Туата де Данной, символ воинства, рожденный силой, серебром крещенный!

Воздух над ней заструился, как воды реки. Мерцающий, призрачный. Потом стал сгущаться, искрясь.

— Из земли вышедший и закаленный в огне, дай моему рыцарю власть над тобой.

И вот его меч, тот самый, что он швырнул на землю в гневе много лет назад, возник из сгустившегося мерцающего тумана и лег к ней на ладони.

Она медленно открыла глаза.

— То, что мое, я делю с тобой, Коннал.

Она протянула ему меч. Он не прикоснулся к нему. Чувство унижения и стыда охватило его.

— Шинид, я…

Взгляд его скользнул по стали, выкованной и отполированной так, будто это была не сталь, а чистейшее серебро. Знала ли она, что этот меч значил для него? Что значила для него возможность держать его в руках? И то, что он к нему вернулся? Когда она впервые вызвала его к жизни в маленькой комнате Круа, он едва сдержался, чтобы не схватить его. Сердце его заныло. Он хотел взять его и стать прежним, каким был до того, как бросил его к ногам отца. А теперь она сама предлагала ему этот дар.

— Это не обычный меч, Коннал. — Шинид посмотрела на кельтскую вязь, украшавшую его рукоятку, эфес и верхнюю треть клинка. Вязь обрывалась, но возникало чувство, что где-то таится продолжение древнего письма. — Король Генрих вручил его тебе, когда ты стал рыцарем, но выковал его Катал, на острове Ратлин.

Коннал изумленно вскинул брови. Катал, принц друидов и ее дед, супруг королевы Эгрейн, отец Фионы.

— Секрет металла уходит в незапамятные времена, а сверкает он потому, что его касалась Эгрейн. — Он все еще не смел прикоснуться к нему. — Они знали, кому он предназначен.

— Ты сказала, что держала его у себя, потому что принца больше нет.

— Ты не принц, это верно. — Она положила меч ему на ладони, и взгляды их встретились. Они не могли оторвать глаз друг от друга. — Но ты теперь хозяин Девяти Лощин, и ты — моя любовь.

Коннал почтительно смотрел на меч, держа его перед собой на вытянутых руках. Но воин в нем взял свое, он повертел им, чтобы почувствовать его силу. Рукоять, казалось, была создана для него. Меч казался продолжением его руки. Сила и власть, данные человеку.

Шинид улыбнулась и смахнула слезу. Он обнял ее и нежно поцеловал.

— Спасибо, сердце мое. — Голос его дрогнул. — Ты не представляешь, как много он для меня значит.

— Представляю.

Он отложил меч в сторону и увлек ее на кровать.

— Я — счастливчик, — прошептал он, дыша ей в висок.

— Да, ты счастливчик, и я намерена каждую ночь напоминать тебе об этом.

Коннал засмеялся, перекатил ее на себя и подумал, что везение родиться ирландцем все же ни в какое сравнение не идет со счастьем иметь в женах вот такую рыжеволосую, вспыльчивую ирландскую колдунью. Да, ему повезло в жизни, ибо он смог завоевать сердце принцессы Девяти Лощин и освободить для нее свое сердце.

Церемония проходила в полночь. Самое время для шабаша.

Коннал решил, что время — самое подходящее. Всего-то крохотный промежуток между двумя словами. К тому же Шинид хотела, чтобы духи Катала и Эгрейн присутствовали на церемонии, ибо они заранее предвидели, что брак их состоится. Еще до того, как она и Коннал появились на свет.

И все же в присутствии священника было что-то сакральное, ибо, стоя в двух шагах от нее и любуясь ею, одетой в платье темно-зеленого бархата, то самое, что было на ней в тот день, когда он, возвратившись в Ирландию, увидел ее колдующей на берегу, Коннал испытал трепет и проникся торжественностью момента. Он поклялся себе и ей, что любит ее и будет любить до конца своих дней.

Он бормотал положенные по ритуалу слова, и Шинид, запинаясь, повторяла то, что должна была повторить. Они видели только друг друга. Они не замечали ни переминавшегося с ноги на ногу священника, ни толпы рыцарей в латах, умиленно улыбавшихся, ни стайки эльфов и фей, мерцающим роем носившихся над их головами.

Они видели лишь друг друга. Коннал держал ее руку и думал, что ей все происходящее в диковинку, что она считала союз скрепленным в ту ночь, когда рябины склонились над ними шатром и золотой свет окружил их кольцом и осветил небо, что она здесь ради него, чтобы доставить ему радость, ради любви к нему. Священник прочистил горло.

— Э… Милорд, все закончено.

Шинид улыбнулась, шагнула в объятия Коннала и дерзко, на глазах у всех, поцеловала его в губы. И вдруг в небе над ними вспыхнул фейерверк. Звезды голубые, зеленые, желтые заплясали в безумном танце.

Коннал отстранился и взглянул на небо, засмеялся и поцеловал ее снова.

— Я люблю тебя, — прошептал он у ее губ.

— Я верю тебе, мой рыцарь.

В следующее мгновение Шинид оттащил Гейлерон и звонко чмокнул в щеку. Видно, парень давно мечтал об этом. Коннал отодвинул его плечом и сердито взглянул на друга. Гейлерон в ответ лишь причмокнул губами и невинно улыбнулся. Брейнор едва прикоснулся губами к ее щеке, а Наджар, который во время церемонии улыбался во весь рот, скрестив руки на груди, не отводил от них взгляда.

— Неужели хочешь изречь что-то мудрое, Наджар? — спросил Коннал, когда толпа рассеялась: всем не терпелось выпить.

— Не дай его постели остыть, — ответил тот, обращаясь к Шинид. — А ты не дай счастью уйти из ее сердца, — обратился он к Конналу, — ибо мужчина с несчастной женой влачит жалкое существование.

— Знаешь по опыту?

— Знаю, госпожа моего господина. Коннал взглянул на жену:

— Ну, как тебе совет? Не пора ли приступать?

— Моя задача не так уж сложна, а вот твоя — потруднее будет.

— Я счастлив тебе угождать.

— Тогда расплатись со священником. Если он еще раз перекрестится, то, боюсь, во лбу дырку проткнет.

Смеясь, Коннал заплатил священнику и предложил ему выпить и закусить, но тот, насмерть перепуганный тем, что видел во время церемонии, поспешил убраться восвояси, подстегивая пони.

Мерфи стояла в сторонке и всхлипывала, утираясь фартуком. Коннал подошел к ней, обнял, похлопал по спине, и она завыла в голос. Когда она успокоилась, он поцеловал ее в щеку, и она, покраснев, пожелала Конналу как можно быстрее завести деток, чтобы ей было кого нянчить.

Коннал улыбнулся и, подмигнув служанке, вернулся к жене. Подхватив ее на руки, он понес ее в дом, в спальню, на их постель. И там, среди побегов плюща, увивавших кровать, в мерцающей искрами темноте, среди запахов цветов и мха, он любил свою жену долго и нежно. Никогда в жизни он еще не испытывал такого счастья.

И никто из них не знал, что очень скоро их счастье превратится в осколки и жизнь пошатнет веру Коннала в волшебную силу его жены.