Стояла счастливая пора 1923 года — первая мирная весна на Дальнем Востоке. Залечивая раны затянувшейся Гражданской войны, дальневосточники готовились к празднованию Первомая и ожидали приезда посланца Ленина «всероссийского старосты» Михаила Ивановича Калинина.

Нельзя еще было считать Советскую власть в крае упрочненной: на огромных просторах Крайнего Северо-Востока бесчинствовало недобитое отребье белогвардейщины — офицерские банды генерала Пепеляева и полковника Бочкарева. Изгнанные из Приморья и Приамурья, они пытались сделать Северо-Восток и Якутию своим плацдармом для дальнейшей борьбы с Советской властью.

Так называемый экспедиционный отряд Бочкарева грабил и терроризировал мирное население Охотского побережья с октября 1921 года, а через год сюда прибыло подкрепление — «Сибирская добровольческая дружина» генерала Пепеляева, замышлявшего начать новый поход на Советскую страну. Оба эти соединения были организованы при прямом участии американских и японских империалистов и на их деньги.

Бочкарев в конце концов превратился в агента и марионетку американской фирмы «Олаф Свенсон и К°», тогда как генерал Пепеляев упорно отрицал (на суде) свою былую зависимость от американских и японских фирм. Увы, в обвинительном заключении по делу генерала Пепеляева его тесная связь с американским капиталом была доказана документально. Фирмы «Свенсон», «Гудзон-Бей», «Арай-гумми», другие и несколько мелких русских компаний являлись главной экономической опорой отряда Пепеляева. «Пользуясь отсутствием в крае твердого экономического государственного аппарата, фирма „Свенсон“ получает возможность не платить налогов и провозить товары контрабандным путем. Располагая громадным оборотным капиталом и не имея конкурентов, фирма „Свенсон“, раскинув сеть отделений по Охотскому побережью и поставляя товары для всех гарнизонов дружины, диктует цены на товары и пушнину, укрепляя таким образом свое господство на побережье и в Якутии…

За отпускаемые „Свенсоном“ товары Якутскому областному правительству для отряда Пепеляева (всего было отпущено на 214 тысяч зол. рублей) последнее в уплату кредита давало фирме пушнину по ценам, назначаемым „Свенсоном“, и частью наличными деньгами».

Всего фирма затратила на генерала Пепеляева 110 тысяч рублей золотом. Канадская фирма «Гудзон-Бей» и японская «Арай-гумми» получили право бесконтрольного грабежа охотников — эвенов, якутов и других местных народов.

Интересно, что некоторые из историков, не обладая достаточным материалом, попали в заблуждение и, опираясь на националистические взгляды Пепеляева, говорят о его резко отрицательном отношении к японцам и их притязаниям. Логика здесь, однако, очень проста. Строптивого генерала японцы просто не выпустили бы из занятого ими Владивостока. На это обстоятельство совершенно верно обратил внимание дальневосточный журналист Е. Титов: «Руководящая роль Японии в пепеляевской авантюре очевидна, независимо от того, как глубока была степень националистических убеждений у самого Пепеляева. Якутская (пепеляевская. — А. Ф.) экспедиция авансирована „представителями якутской общественности“, то есть якутской буржуазией (тойанат), которая в течение ряда лет была орудием в руках японского империализма… Так что хотел того сам Пепеляев или не хотел, пепеляевская авантюра была во всех отношениях одним из звеньев в цепи японских планов по захвату ДВК (Дальневосточного края, — А. Ф.) и Сибири, по борьбе с красной опасностью».

Если учесть тесную связь Пепеляева с американо-японским капиталом, осложнение международной обстановки в период Генуэзской конференции, активизации сил генерала Дитерихса, «это выступление явилось одним из звеньев общего похода контрреволюционных сил на республику рабочих и крестьян».

Участник Гражданской войны на Дальнем Востоке Я. 3. Покус также подчеркивает связь наступления генерала Пепеляева на Крайний Север с общими планами интервентов и белогвардейцев, жаждавших уничтожить молодую Советскую республику. Он пишет: «Дитерихс решает, прикрывшись группой генерала Молчанова, на отлично оборудованных японскими войсками позициях в Спасском районе, выделить группу ген. Пепеляева на Север для занятия Камчатки и побережья Охотского моря. Группа впоследствии должна наступать на Якутск. Все остальные силы Дитерихс решил бросить на уничтожение партизан, овладеть периферией края и побережьем океана, закрепиться к зиме в Приморье и на Камчатке и, как только начнутся холода, перейти в наступление с Приморья на Хабаровск, а с Охотска и Аяна — на Якутск».

Генерал Дитерихс, будучи марионеткой Японии, не мог не согласовать снаряжение экспедиции Пепеляева со своими хозяевами. Японцы давно вынашивали бредовую идею Якутско-Камчатской автономии под своим протекторатом, поэтому так живо заинтересовались они экспедицией Пепеляева и тут же оперативно расположили по всему Северо-Востоку сеть своих агентов-резидентов, зорко следивших за действиями «Сибирской добровольческой дружины».

Уполномоченный Объединенного государственного политического управления при Совете Народных Комиссаров СССР (1922–1934) (ОГПУ) А. Н. Липский, командированный зимою 1922/23 года на Охотское побережье для организации против Пепеляева партизанских отрядов, писал: «…Изучение фактов на местах заставляет меня думать — стремление японцев тем или иным способом закрепиться на побережье Охотского моря — вызвало поход Пепеляева через Аян к Якутску… В результате в Аяне и Чумикане почти одновременно с Пепеляевым появляется агентура „торговой фирмы“ японца Рай, кстати сказать, полковник — агент штаба. В Чумикане, это в устье Уды, агентом этой фирмы был русский подданный торговец А. А. Булгаков, который на средства японцев сам и через посредство своих сородичей татар-торговцев быстро взял экономическую жизнь тунгусов этой части побережья в свои руки. Для наблюдения за действиями агентов, для инструктирования их, а может и для каких-то других целей, высадился в Чумикане и поселился у местного жителя И. Штенгеля, женившись на его сестре, японский подданный Ямада — агент фирмы Рай, — офицер японской армии».

Итак, «воевода Земской рати» Дитерихс по согласованию с японским командованием выделил для Пепеляева 300 добровольцев, 300 винтовок, 600 бердан, 100 тысяч патронов к ним и 20 тысяч иен для приобретения у японских фирм военного снаряжения. Всего же штаб Пепеляева завербовал свыше 750 головорезов, прошедших с ним всю войну от Волги до Дальнего Востока. Хотя, по словам начальника осведомительного отдела штаба Пепеляева эсера Соболева, это и была дружина «авантюристов и неудачников», которым «деваться было некуда и есть было нечего», в военном отношении это были опытные кадровые офицеры. В Аяне «Сибирская дружина» пополнилась так называемыми «повстанцами» бывшего «главкома» корнета Коробейникова и превышала 1000 штыков и сабель.

Своим первым заместителем Пепеляев назначил генерала Вишневского, а начальником штаба — полковника Леонова. Генерал-майора Ракитина, известного своей жестокостью, Пепеляев послал в Охотск, чтобы, подчинив себе бочкаревцев и яныгинцев, по старому тракту начинать наступление на Якутск. Вместе с капитаном Михайловским, назначенным начальником уезда, Ракитину удалось собрать отряд в 250 человек.

Сам генерал-лейтенант Пепеляев считался в белогвардейских кругах сильным военным теоретиком. Происходил он из старой дворянской, военной семьи, обосновавшейся в Томске. Там же в 1918 году молодой подполковник Анатолий Пепеляев вступил в тайную контрреволюционную организацию областников. Самый старший брат Виктор Пепеляев не собирался быть военным, а, вступив в партию кадетов, готовил себя к политической деятельности. Беспринципный политик дослужился при Колчаке сначала до министра внутренних дел, а потом и до премьера. Брат Ефим, в прошлом офицер царской армии, тогда же ушел добровольцем в Красную Армию, где командовал полком.

Подполковник А. Пепеляев был сразу, видимо не без усердия брата-министра, произведен Колчаком в генерал-лейтенанты и назначен сначала командиром корпуса, а потом армии. В первое время А. Пепеляеву удалось нанести поражение советским частям у Перми, и он тут же поклялся «верховному» (Колчаку. — Ред.) захватить Москву, а потом отслужить в Успенском соборе победный молебен. Увы, поторопился генерал. Потерпев сокрушительное поражение от Красной Армии, он оказался в белоэмигрантском Харбине.

Покончив с военной карьерой, он обзавелся семьей, некоторое время даже занимался извозным промыслом. Участь старшего брата, расстрелянного вместе с Колчаком, потрясла его. Однако, когда эсер Куликовский, именовавший себя губернатором Якутии, предложил ему пост главнокомандующего якутскими «белогвардейскими повстанцами» (вместо обанкротившегося корнета Коробейникова), Пепеляев снова надел генеральские погоны и 6 сентября 1922 года оказался в захолустном Аяне.

В обвинительном заключении по делу генерала сказано: «…в лице… Пепеляева Советская власть с момента Октябрьской революции встречает кадрового офицера, родовитого происхождения, имеющего за собою последовательное контрреволюционное прошлое, каковое характеризует Пепеляева как активного руководителя различными крупными вооруженными силами белогвардейских выступлений, берущих свое начало с 1918 года, января месяца и завершившихся лишь в июне 1923 года».

В своих воззваниях к белогвардейцам, в речах Пепеляев неоднократно указывал, что он ставит своей задачей «организацию вооруженной борьбы с Советской властью в Якутской области и Сибири» с целью отделения этих областей от остальной рабоче-крестьянской республики и создание условий для деятельности самостоятельного правительства. Причем отторжение этих частей территории Советской республики мыслилось основой для дальнейшей борьбы с Советской властью. Японцы же, как отмечалось выше, рассматривали «самостоятельные» Якутию, Дальний Восток и Сибирь во главе с Пепеляевым как свою марионеточную территорию.

Времена меняются. Надо было маскироваться, чтобы привлечь на свою сторону людей, надо было нравиться простому люду. Пепеляев объявляет себя народником, мужицким генералом. Разыгрывая демократа, он приказал солдатам и офицерам именовать друг друга братьями. Уполномоченный Дальбюро ЦК и Дальревкома по Охотскому побережью В. А. Абрамов писал, что, сменив Коробейникова с его неприкрытой монархической ориентацией, лишенный всякой социальной базы и поддержки народа, «Пепеляев берет оригинальную для белогвардейского генерала линию широкого демократа». Мотив этот упорно поддерживался довольно долгое время. Даже после окончательного разгрома белогвардейщины. Так, например, сподвижник Пепеляева генерал Е. К. Вишневский, оказавшись в харбинской эмиграции, посвятит оправданию кровавых преступлений своего шефа книгу под вычурным названием «Аргонавты белой мечты». Писатель-белоэмигрант В. Логинов во вступительной статье назовет поход Пепеляева «героическим», совершенно исключительной эпопеей. Но от этого грабительский контрреволюционный характер выступления генерала не меняется. Даже «верховный политкомиссар дружины» полковник Соболев назвал поход Пепеляева на Охотское побережье и в Якутию «историческим хулиганством».

Но вернемся к истокам. Итак, осенью 1922 года, объединив вокруг себя все контрреволюционное отребье Якутии и Охотского побережья, Пепеляев и Ракитин с двух направлений начали наступление на Якутск. По пути они надеялись привлечь на свою сторону коренные народности, якутских буржуазных националистов и тойонов, тунгусских князцов и старшин. Однако трудовое население тайги и якутская интеллигенция, вышедшая из среды простого народа, не поддержали Пепеляева. В 180 километрах от Якутска, на таежной поляне Сасыл-сысы, красный отряд героя Гражданской войны И. Я. Строда остановил наступление белобандитов и в кровопролитном двенадцатидневном бою нанес им поражение. Пепеляев и Ракитин вынуждены были отступить в Аян и Охотск, откуда с награбленной пушниной и золотом намеревались бежать за границу.

Якутская автономная республика не имела возможности своими силами довести до конца разгром пепеляевщины, и ее правительство обратилось к Дальревкому с просьбой прислать на помощь экспедиционный отряд из Приморья. И вот в феврале 1922 года в штабе 5-й Краснознаменной армии началась разработка оперативного плана разгрома опасного гнезда контрреволюции. Большую работу по подготовке экспедиционного отряда осуществили лично командарм Иероним Петрович Уборевич, командир 17-го Приморского корпуса Борис Миронович Фельдман, молодой комиссар Иван Степанович Конев, помощник командира дивизии Степан Сергеевич Вострецов, служивший в то время в штабе армии, и другие военачальники. Много лет спустя И. С. Конев писал в своих воспоминаниях: «Разгромить и ликвидировать последнее контрреволюционное гнездо было поручено одному из боевых командиров нашего корпуса, герою штурма Спасска, пом-комдиву… товарищу Вострецову». В немногих словах полководца поясняется, почему выбор пал именно на Вострецова — мастера внезапных, дерзновенных ударов.

13 апреля 1923 года, в день назначения его командиром экспедиционного отряда, С. С. Вострецов был принят председателем Дальревкома Петром Алексеевичем Кобозевым. Они долго беседовали, и Степан Сергеевич получил подробные инструкции об организации революционной власти на местах, освобожденных от белых, об обеспечении продуктами питания населения Охотского побережья. А уже вечером, с чужим паспортом, чтобы не быть опознанным японской разведкой, С. С. Вострецов скорым поездом отправился из Читы во Владивосток. Через некоторое время из штаба армии ком-кору Б. М. Фельдману была передана окончательная директива о составе экспедиционного отряда: «В дополнение к своей директиве командарм приказал:

1. Начальником экспедиции назначается помкомдива-36 т. Вострецов.

2. В экспедицию выделить около 2-х батальонов 2-го Нерчинского полка, но с таким расчетом, чтобы общее количество не превышало 800 человек, считая в том же числе и взвод артиллерии…

4. Все вышеуказанные части должны пройти ускоренную подготовку согласно ранее данных указаний, особенно обратив внимание на умение пользоваться пулеметами и быстроту производства десанта. Полная боевая готовность — к 23 апреля.

5. Экспедиционный отряд обеспечить обмундированием, огнеприпасами и продовольствием на 4 месяца…

7. Суда и экспедиционный отряд переходят в полное подчинение т. Вострецова, который непосредственно подчиняется вам и руководствуется вашими директивами».

Получив аналогичные директивы, штаб корпуса и штаб Забайкальской дивизии, в состав которой входил Нерчинский полк, приступили к отбору и подготовке личного состава экспедиционного отряда. Помощниками С. С. Вострецова были назначены командир кавалерийской бригады, участник штурма Спасского укрепленного района Борис Андреевич Погребов и командир полка Забайкальской дивизии Виктор Николаевич Безродный, прошедший в боях и в походах огненный путь от Волги до Тихого океана.

Штаб экспедиционного отряда возглавил начштаба Второго Нерчинского полка любимец красных бойцов Николай Павлович Верещагин. Военным комиссаром Охотско-Аянской экспедиции стал известный в Забайкалье и на Дальнем Востоке политработник, член партии с 1918 года Петр Митрофанович Пшеничный, сражавшийся и с генералом Красновым под Царицыном и с Колчаком в Сибири. Приморская газета «Красное знамя» 3 июля 1923 года под заголовком «Герои Аяна» писала о нем: «Военный комиссар экспедиционного отряда 5-й Краснознаменной армии тов. Пшеничный — сын крестьянина, конторщик по профессии. С 1918 года принимал деятельное участие в революционном движении. Сначала работал на Южном фронте, а с ликвидацией деникинщины переброшен был для работы на Дальнем Востоке. Работал в Прибайкальской и Забайкальской губерниях, главным образом на военно-политическом поприще».

В то время П. М. Пшеничному исполнилось всего лишь 25 лет, а он уже командовал полком, участвовал в боях, был неоднократно ранен. В Забайкальской дивизии он служил недавно, но бойцы любили и уважали своего комиссара за бесстрашие, за ровный и спокойный характер, за чуткое отношение к нуждам простого солдата.

Помощником П. М. Пшеничного стал секретарь парторганизации Нерчинского полка Иван Андреевич Чупрынин.

Биографии и бойцов и командиров экспедотряда оказались очень похожими. Эти люди рождены революцией и прошли закалку Гражданской войной. Да и отбирали в отряд в основном опытных воинов, прошедших сквозь горнило трудных боев.

И. А. Чупрынину посчастливилось видеть и слышать В. И. Ленина в Москве в грозном 1918 году, и он часто рассказывал об этом событии. Уважали бойцы своего помвоенкома за мужество, за отвагу в бою.

В своей работе военком экспедиции и его помощник всегда опирались на партийную организацию, которая насчитывала 80 человек — каждый десятый боец был коммунистом. Показывая примеры дисциплинированности и храбрости, эти люди сыграли главную роль в успешном исходе ответственной военной операции. Большим авторитетом среди членов партии пользовался политрук 7-й образцовой роты Михаил Емельянович Панченко. Ему в то время исполнилось всего лишь двадцать один год, а он уже слыл бывалым воином. Добровольцем ушел Михаил на фронт, воевал в партизанском отряде и в частях Народно-революционной армии ДВР. В 1921 году вступил он в ряды Коммунистической партии, а через некоторое время назначен политруком которая заслужила звание образцовой в Нерчинском полку.

Коммунист Александр Иванович Спирин был переведен в экспедиционный отряд вместе с командиром кавалерийской бригады Б. А. Погребовым. В семнадцать лет он ушел воевать против белогвардейцев. Малограмотный деревенский парень стал сознательным воином революции, успешно овладел специальностью шифровальщика, вступил в ряды ленинской партии. Он был рядовым воином-коммунистом, но С. С. Вострецов в первую очередь высоко ценил его как шифровальщика, а зная храбрость Александра, не разрешал понапрасну лезть под вражеские пули. Александр Спирин своим искусством шифровальщика сыграл немалую роль в «ледовом походе», и его тайнопись так и не смогли разгадать белогвардейские дешифровальщики.

Из личного состава экспедиции нельзя не упомянуть командира отделения Василия Илларионовича Лиханова, рядовых Антона Павловича Снегуренко, Ивана Павловича Михайленко, Андрея Максимовича Шахова, Константина Владимировича Кузьмина, Дмитрия Егоровича Кузенского и других храбрых воинов, отличившихся в операции против пепеляевщины.

Было среди опытных, закаленных в боях солдат и немало молодых украинцев, еще ни разу не нюхавших пороха. Сначала их предполагалось не брать в экспедицию, но комдиву Глазкову не хотелось разлучать молодых солдат со своими ставшими уже родными старшими товарищами. Тем более что опытными солдаты не рождаются, молодых воинов надо было готовить для будущих боев.

После сложной и разнообразной специальной программы обучения и тренировки 1-й и 3-й батальоны были одеты в новое обмундирование, вооружены и приведены в боевую готовность. Бойцы считали, что их готовят к Первомайскому параду или к встрече с М. И. Калининым, который вот-вот должен был прибыть во Владивосток. «Но при чем здесь столь частые и продолжительные марш-броски в полном снаряжении и на 20–30 километров, при чем здесь ежедневная гребля на кунгасах?» — недоумевали красноармейцы. «Война кончилась… Пора подумать о мирной жизни…», «Пролетарскому государству следует постоянно держать порох сухим», — отвечали политработники на подобные вопросы. Словом, о важном задании командования никто из рядовых бойцов и младших командиров даже не подозревал.

Степан Сергеевич Вострецов, побывавший сразу после своего приезда во Владивосток на маневрах 1-го батальона, остался доволен боевой выучкой солдат. Впрочем, в нерчинцах он никогда не сомневался: большинство из них воевали с 1918 года. Да и нерчинцы хорошо знали С. С. Вострецова. В 1921 году после ранения он командовал бригадой, в состав которой входил и Нерчинский полк. Теперь бригада была развернута в Забайкальскую дивизию и переброшена в Приморье. Забайкальской дивизии и выпала честь окончательного разгрома белобандитов на Крайнем Северо-Востоке страны. Часть бойцов ее еще в конце 1922 года в составе экспедиционного отряда Михаила Петровича Вольского была направлена для освобождения Камчатского полуострова и разгрома бочкаревских банд. Этот отряд успешно выполнил свою задачу, освободив северную часть побережья, весь Гижигинский и часть Охотского уезда, включая поселок Олу. Есаул Бочкарев и генерал Поляков нашли бесславную смерть в Наяхане, а их солдаты сдались в плен. Теперь же из состава Забайкальской дивизии выделялся новый экспедиционный отряд, перед которым была поставлена еще более трудная задача — полное освобождение Охотского побережья и разгром офицерской дружины генерала Пепеляева.

Очень сложным оказался вопрос о доставке экспедиционного отряда на Охотское побережье, так как военные корабли Тихоокеанского флота были угнаны адмиралом Старком за границу. Пришлось из состава торгового Добровольного флота выделить два грузо-пассажирских парохода «Ставрополь» и «Индигирка», которые решено срочно отремонтировать на Дальзаводе, превратив их в полувоенные суда, приспособленные к плаванию в арктических льдах. Для этого стальными листами укрепили форштевень и бортовые части судов, на палубах поставили по дальнобойному орудию. Трюмы были. переоборудованы в большие каюты. Членам экипажей кораблей было предложено или временно стать военными моряками, или же списаться на берег. Большинство моряков, особенно молодые, предпочли военную службу. Экипажи кораблей были увеличены за счет военных моряков и морских специалистов, и теперь некогда мирные пароходы стали именоваться вспомогательными крейсерами. Командующим обоими крейсерами стал военный моряк, капитан дальнего плавания Николай Николаевич Азарьев, принимавший участие в первой мировой войне. Старый офицер, окончивший дворянский морской корпус, он принял революцию и стал верно служить ей. Подобная жизненная ситуация сложилась и у заместителя командующего судами Ивана Иннокентьевича Вологдина, капитана первенца Советского Тихоокеанского военного флота — эсминца «Бравый». Правда, капитаном дальнего плавания он стал позже, а до этого немало времени служил в Амурской флотилии. Отличало их, пожалуй, одно — Н. Н. Азарьев больше тяготел к теории, а И. И. Вологдин был практиком. И все же оба они были опытными морскими командирами. Правда, практики судовождения в арктических морях им явно не хватало. В связи с этим капитанами кораблей были назначены старые полярники. Капитаном «Ставрополя» стал Павел Георгиевич Миловзоров, на «Индигирку» пришел участник первой мировой войны, человек большого мужества и отваги Василий Георгиевич Скибин. П. Г. Миловзорову в то время было 46 лет. Родился он в селе Заболотном Рязанской губернии. С 1906 года плавал у берегов Дальнего Востока, а через пять лет уже был капитаном дальнего плавания. Пароход «Нева» под его командованием совершил рейс Из Владивостока в Австралию. Несколько лет плавал на лоцманском судне «Камчадал». В 1912 году «перегонял» из Петербурга во Владивосток один из пароходов Добровольного флота, специально построенного на Невском заводе для обслуживания Дальневосточного края. В 1914 году на пароходе «Колыма» совершал рейсы в арктических льдах, снабжая продовольствием население Чукотки, Колымы и Якутии. Потом почти четыре года командовал пароходом Добровольного флота «Ставрополь», дальше опять перешел на «Колыму».

Известный полярный капитан А. П. Бочек, встретившись с Миловзоровым в 1914 году, писал: «Павел Георгиевич пользовался среди моряков репутацией энергичного знающего судоводителя, с большим тактом поддерживающего порядок и дисциплину на вверенных ему судах».

На многих пароходах плавал капитан Миловзоров, но «Ставрополь» стал для него родным домом. Через несколько лет после «ледового похода» Павел Георгиевич писал об этом корабле: «Он очень изворотлив при плавании во льдах и достаточно прочен для маневрирования в них при малом ходе машины. А самое главное — его экономичность в расходе топлива. Сравнительно небольшой расход угля обеспечивал плавание в продолжение всего навигационного периода».

Очень серьезно отнеслись руководители будущей экспедиции и к подбору личного состава. Комсомолец Александр Репин, служивший до этого командором на миноносце «Бравый», был зачислен в экспедицию по рекомендации И. И. Вологдина. С 1918 года сражался Репин с интервентами на Балтике, на Волге, в Приморье, подавлял белый мятеж в Ижевске, освобождал Пермь, Екатеринбург (Свердловск) и другие города. Пришлось ему участвовать и в трудном плавании канонерской лодки «Красный Октябрь» на остров Врангеля. А в Охотско-Аянской экспедиции он, высадившись на побережье с отрядом моряков, отрезал путь бегства пепеляевцам в горы.

Военный моряк Василий Семенович Демин в Охотско-Аянской экспедиции был и морским специалистом и заведующим военно-кооперативной торговлей экспедиции, которая обеспечивала продуктами не только красноармейцев, но и мирное население Охотского побережья. В годы Гражданской войны вместе с И. И. Вологдиным В. С. Демин служил в Амурской военной флотилии, скрывался в большевистском подполье, где и вступил в ряды Коммунистической партии. Из простого грузчика складов торговца Чурина вырос Демин в крупного кооперативного и хозяйственного работника. За участие в разгроме Пепеляева он награжден орденом Красного Знамени.

…Ознакомившись со списком личного состава, с которым предстояло выполнять трудное задание командования, С. С. Вострецов и военком П. М. Пшеничный были удовлетворены — настоящие красные военморы поведут корабли на Север.

Их, однако, очень беспокоил затягивавшийся ремонт кораблей, которые должны были доставить экспедиционный отряд на Охотское побережье. «Ставрополь» даже внешне выглядел неплохо, хотя уже давно бороздил воды арктических морей и был основательно помят льдинами. «Ставрополь» к тому же был судном ледокольного типа, внимательно осмотрев которое, Вострецов остался доволен его состоянием. Одолевали сомнения при осмотре второго парохода. Построенная тридцать семь лет назад «Индигирка», по мнению специалистов, была совершенно непригодной, «ввиду своей старости, для плавания во льдах». Увы, другого выбора у командования не было, и Вострецов отлично понимал это.

7 апреля Владивосток принял телеграмму из Читы: «Комфлоту Кожанову… Приказываю: 1. Комфлоту включить не позже 15 апреля в состав военфлота ДВ два судна Добрфлота — „Индигирка“ и „Ставрополь“, — взяв их от Добрфлота в порядке военноповинности с полным экипажем и оборудованием, на что постановление Дальревкома и согласие Центра имеется. 2. Распоряжением комфлота подготовить оба судна экспедиции к району Охотска — Гижиги, согласуя свою работу с комкором-17. При вооружении пароходов иметь в виду возвращение их впоследствии Добрфлоту, почему по возможности избегать всяких перестроек, могущих пойти потом в ущерб их постоянному назначению и вызвать излишние траты со стороны Добрфлота. Желательно хотя бы на один из кораблей поставить дальнобойное орудие Майдзура или 42-линейное. 3. Вооружение, снабжение, оборудование и комплектование в степени необходимости личным составом возлагаю на комфлота. 4. Сроком готовности ставлю конец апреля, т. е. начало навигации. 5. Комфлоту спешно предоставить мне точную смету расходов по оборудованию судов, также по экспедиции, поместив в нее полный перечень как требующих материалов, так и стоимость их.

6. Получение донести… Командарм-5 Уборевич».

Подготовку кораблей к арктическому плаванию поручили рабочим Дальзавода, но полуразрушенный завод сам нуждался в помощи и невольно затягивал ремонт. Вострецов почти каждый день бывал там, беседовал с рабочими. Бывший уральский кузнец быстро нашел общий язык с рабочими Владивостока, и они с пониманием отнеслись к поручению Дальревкома.

Активно включились в дело и моряки. Капитаны кораблей Миловзоров и Скибин четко организовали их круглосуточную работу по подготовке к плаванию. С. С. Вострецов вместе с военными специалистами Н. Н. Азарьевым и И. И. Вологдиным лично руководил работой.

23 апреля, когда ремонт благополучно подходил к завершению, командующий морскими силами Дальнего Востока Иван Кузьмич Кожанов издал приказ:

«1. Включенные временно в состав военфлота пароходы „Ставрополь“ и „Индигирка“ объединить в отряд.

2. Начальником отряда назначается военный моряк Н. Н. Азарьев с оставлением его в занимаемой должности… но числить его в командировке.

3. Начальник отряда ведает морской частью операции и подчиняется начальнику экспедиции помкомдиву тов. Вострецову.

4. Помощником начальника экспедиции назначается военный моряк И. И. Вологдин, какового по основной его должности командира эсминца „Бравый“ числить в командировке.

5. Судам отряда поднять военные флаги и вымпела в 8 часов утра 25 апреля».

Кроме того, в распоряжение отряда выделялось 2 катера и 8 кунгасов, специально предназначенных для высадки десанта на Охотское побережье.

Как только ремонт кораблей закончился, сразу же началась погрузка угля (надо было взять 3,5 тысячи тонн). Грузили его в специальные мешки, чтобы можно было легко перегружать в случае аварии. Грузили боеприпасы и продукты питания. Одного только пороха для населения, почти сплошь занимающегося охотой, разместили в безопасных местах «крейсеров» около 1000 пудов. Одновременно грузили и товары военно-кооперативной торговой экспедиции, которая должна была на первых порах развернуть советскую торговлю на Охотском побережье и, таким образом, несколько возместить расходы, связанные с организацией отряда. Заместителем заведующего военно-торговой экспедиции был назначен Евгений Сергеевич Нагорнов.

Работа в военном порту вокруг двух кораблей кипела круглосуточно, на их ремонте были задействованы десятки людей, и тем не менее командованию удалось сохранить строгую секретность подготовки экспедиции. И вот наступил день, когда Н. Н. Азарьев и комиссар моряков В. Богданов доложили командующему морскими силами и командиру экспедиционного отряда: «Корабли готовы принять на борт десант».