Никогда ещё мама и дочка не молчали так долго. Елена Георгиевна задумчиво гоняла вилкой гречку по тарелке, Варька ногтем чертила линии на клеёнке. Где-то в комнате бубнил телевизор.
«Что я знаю об этом Сергее? Говорили, что он только недавно развёлся и жена его выгнала, что раньше работал в типографии. Кто-то на него жаловался, что он дотошный и въедливый, но мне так не показалось. Мне он показался… да какая разница, что мне показалось, мне с ним детей не крестить! Сходить пообедать, это ещё не предложение руки и сердца! И надо ли мне всё это? Пообещала сдуру, придётся пойти, но только один единственный раз, не дай Бог кто-нибудь увидит, сплетен будет на пол года».
«Всё-таки общение со сверстниками, или почти сверстниками, это прекрасно. Как здорово обсудить достоинства разных пород собак и узнать про существование музея бабочек! Ещё прекраснее узнать о некоторых приёмах контроля за эмоциями, что сейчас очень актуально. Я ещё не встречала таких интересных подростков, как Паша. И он говорил со мной на равных! Как будто мы давно с ним знакомы. Мне так хотелось предложить ему дружбу, но я понимаю, что я для него „малявка“ и он лишь выполнял поручение ТамНика. А как было бы здорово!»
Когда раздался телефонный звонок, обе вздрогнули, вырванные из своих размышлений, посмотрели друг на друга, как будто осознавая, где они очутились. Звонить могла только бабушка.
Елена Георгиевна взяла трубку городского телефона:
— Да, мам… кто?!
По тому, как изменился тон матери, Варька поняла, что звонит не бабушка.
— Здрасьте-пожалуйста, это с какой стати?
Человек на другом конце провода что-то долго объяснял, в трубке можно было слышать неясное бормотание. Варька внимательно следила за переменами настроения матери: вначале она удивилась, затем насторожилась и готова была дать отпор невидимому врагу, потом она успокоилась и смирилась.
— Ладно-ладно, но может всё-таки завтра? Хорошо, но только на час, нам завтра рано вставать.
Варька уже сгорала от любопытства, что всё-таки присходит? Когда мать положила трубку, она буквально готова была выкрикнуть: кто? что? почему? Елена Георгиевна словно прочла все вопросы на лице дочери, так и ответила:
— Звонил твой отец. Жаждет видеть, терпеть до завтра не может, сейчас придёт.
Вот так дела! Варька его не помнила, видела только на фотографиях и сейчас ОН придет. Девочка вскочила как ужаленная, убрала тарелки, налила воду в чайник, побежала в комнату и быстро поменяла подстилку Бобселю в клетке, как будто отец и туда может заглянуть, а мать так и сидела на месте в полной растерянности. Варька прибежала обратно в кухню, включила чайник и села напротив матери. Так они и сидели, каждая в своих мыслях, пока не раздался звонок в дверь. Елена Георгиевна вдруг взволновалась и по дороге к двери внимательно посмотрела на себя в зеркало, вздохнула и скрылась в прихожей.
Варька замерла и боялась пошевелиться, она вслушивалась в голоса и звуки доносившиеся из-за угла. И вот в светлом прямоугольнике возник тёмный силуэт, который приближался. Сердце у девчонки скакало на скакалочке, вот он сделал последний шаг и вышел из тени. Варька сразу поняла, что она вряд ли бы узнала отца, встретив его на улице.
Это был невысокий, ни худой, ни толстый мужчина с довольно редкими русыми волосами и мелкими чертами невзрачного лица. Ни тонкий рот, ни голубые глаза-бусинки, ни слава Богу волосы, не предались дочери, она с облегчением выдохнула и улыбнулась, что он воспринял на свой счёт.
— Варюха, дочурка, обними скорее своего отца.
Девочка смутилась и неловко прижалась у этому чужому мужчине, она не знала, как себя вести и что говорить.
— Егор, отпусти её, она не привыкла к бурным проявлениям неискренних чувств.
— Ну, что ты опять начинаешь наезжать? Я же с лучшими побуждениями.
— Раз в восемь лет? Не слишком ли часто?
Варька смотрела на мать и видела как та пытается сдержаться, чтобы не наговорить гадостей. Волна благодарности поднялась внутри, от того, что мать передала ей правдолюбие тоже. Елена Георгиевна села на стул и приняла позу заинтересованного слушателя.
— Ну, расскажи нам, Егор, где тебя носило столько лет? Чего ты добился ценой брошенной семьи? Хвастайся, мы слушаем…
Отец как-то сдулся, стушевался от такого вступления, тоже сел.
— Да в общем-то хвастаться особо нечем. Тогда, я отправился в плаванье…
— В качестве кого?
— Вначале подсобным рабочим.