На улице совсем стемнело. Сергей отлучился переодеть промокшие ботинки, а Елена Георгиевна и Тамара Никифоровна обходили дом за домом. Они поднимались на последние этажи и проверяли не сорваны ли пломбы на чердаках, закрыты ли подвалы, особое внимание уделяли нежилым зданиям и помещениям.

— Я всё думаю, про то, что вы мне рассказали и не могу понять, зачем моей дочери понадобилась эта борьба за справедливость? Её разве кто-нибудь обижал?

— Павел говорил, что в школе что-то было. Но я думаю, что остро чувствовать чужую обиду и воспринимать её как свою собственную, это дано не каждому. Просто у вашей девочки очень отзывчивая душа и она сейчас определяет вектор своего развития. Смотрите…

Луч фонарика выхватил из полумрака открытую настежь решётку, ведущую к двери в подвал, которая тоже была приоткрыта. Елена Георгиевна не задумываясь ринулась вперёд, дёрнула за ручку железной двери, и та стала со скрипом открываться, обдавая женщин запахом затхлости и запустения. Чёрный прямоугольник проёма казался вратами в другое измерение, луч фонарика терялся в нескольких метрах от порога, не освещая ничего кроме мусора на полу. Женщины медлили.

— Варечка, детка… — позвала мать в темноту.

В ответ послышался шорох, издаваемый явно живым существом, женщины в нерешительности переглянулись. Елена Георгиевна после недолгого колебания вздёрнула вверх подбородок.

— Как хотите… тогда я сама войду.

Она сделала шаг по хрустящему под ногами мусору и тут же, из противоположного конца подвала, начал приближаться неясный шум, какое-то пыхтение, звон стекла и хруст мусора, как-будто что-то волокли по полу. Елена Георгиевна сделала шаг назад, луч фонарика в её руке дрожал от волнения. Обоим женщинам казалось, что прошла вечность, когда на границе света возникло нечто, которое с каждым движением, оформлялось в человеческую фигуру, закутанную в тряпье. Наконец, их достиг ни с чем не сравнимый запах бездомной жизни. Бомж имел характерный пурпурный цвет лица спившегося человека, речь его была невнятной, так что пришлось напрягаться чтобы понять.

— Ну-э… кто туэт угроэжаэт? Чоэ спаэть нэ даэте?

Женщины опять переглянулись, старушка покачала головой, мол, не стоит даже спрашивать его. Елена Георгиевна посмотрела на колебания призрачной фигуры, но всё же спросила:

— Вы девочку не видели? Двенадцати лет, худенькую…

Бомж издал какое-то полуквохтание, полухрюканье.

— Здеэсь нэ буваеэт дэвченоук, тэлько крысэ…

Фигура шумно развернулась, тряся лохмотьями, и стала с шумом удаляться. Женщины были рады выбраться на свежий морозный воздух, чтобы прочистить лёгкие от зловонных миазмов. У Тамары Никифоровны зазвонил телефон в кармане.

— Да. Мы У 24-го дома, корпус кажется третий. Ага. Поняла. Идём.

Елена Георгиевна воспряла духом, надеясь на хорошие новости, но оказалось их приглашали на общий сбор. Через пару домов, их уже ждали все отправившиеся на поиски и ещё бабушка Артёма с двумя термосами горячего чая. Большая компания расположилась на детской площадке, под грибком. Игорь вкратце рассказал о разговоре с Живодёром.

— Я так понимаю, что результатов ноль? А меж тем пройден весь круг, даже больше.

— А что значит, весь круг? — Голос у Елены Георгиевны дрожал от близких слез, подошедший Сергей, ободряющие приобнял её.

— В зоне последнего звонка с Вариного телефона. Наверное, придётся позвать кинолога с собакой. Павел, вы обходили гаражи на краю оврага?

— Да, мы кричали долго, но там тишина. Хотя, есть цепочки шагов вдоль гаражей, но мы решили, что это хозяева с собаками натоптали.

— Так, придётся наверное прекращать эту самодеятельность.

Елена Георгиевна всхлипнула.

— Ну, в смысле, передать профессионалам.

— Если вы не против, мы ещё побродим, да Лен?

Сергей понимал, что Елена Георгиевна всё равно не усидит дома и она была ему благодарна за понимание.

— Ну, мы с Настей тоже ещё погуляем.

— И мы, — Артём поспешил ответить за родителей, хотя они уже растратили свой энтузиазм.

— Вот и прекрасно, а для этого надо подкрепиться, — Тамара Викентьевна раскрутила термос и стала наливать дымящийся чай в бумажные стаканчики, её сын поддержал инициативу, а его жена достала плетёную корзинку с бабушкиными пирожками, которые тут же пошли по рукам.

Елена Георгиевна взяла в руку ещё тёплый пирожок, посмотрела на него и тихо заплакала, никто не спрашивал в чем дело, поводов для слёз было предостаточно.

— Она ведь голодная.

Все молча сложили надкусанные пирожки обратно.