На следующий день утром, Толик уезжал в командировку, поэтому накануне вечером решили устроить прощальный ужин. Разлука на две недели казалась пропастью, преодолеть которую им предстояло.

— Чем будешь заниматься?

Вопрос вызвал возмущённое негодование Надежды.

— А ты чем?

— Я то, известно чем, работать. А вот чем займёшься ты в моё отсутствие? Может, мне запереть тебя здесь, до моего возвращения?

Надя моментально подхватила шутливую форму разговора.

— Уверяю тебя, замок не спасёт тебя от позора. Если мне будет надо, я выкину верёвочную лестницу в окно, благо, что здесь второй этаж.

— Не смей. Ты это специально говоришь, чтобы я там с ума сошёл?

— Нет, дорогой. Я собираюсь вить гнездо и мне обидны твои подозрения.

— А если серьёзно, чем собираешься заниматься? Мне будет легче пережить разлуку, если я буду знать и представлять: вот моя Надюха красит потолок или вот моя Надюха циклюет полы…

— Ах, ты нахал, ты что думаешь, я рабыня Изаура?

Толик рассмеялся, девушка с чувством юмора — это подарок. Надя вынимала из духовки противень с ароматной печёной картошкой, когда у него зазвонил мобильный телефон. Ответив, он ушёл с телефоном в комнату, что заставило Надежду напрячься, он так никогда не поступал, до сих пор.

Так устроен человек, такова его природа, если ему что-то не дают: сделать, узнать, посмотреть или послушать, то всеми правдами и неправдами он будет стремиться к этому, тому что не дают. Девушка, отвергнувшая парня, кажется ему во сто крат желаннее, чем любая другая, как жителям тропиков желанен снег, а жителям пасмурной Росси — солнце. Именно по этой причине, Надю заинтересовал этот звонок, который Толик пытался скрыть от её ушей. У человека удивительным образом обостряется слух, если захотеть.

— … нет, не надо меня встречать. Обстоятельства изменились… да, расскажу. Пока.

У Нади, от страшных мыслей, застыла кровь в жилах. Толик чувствовал, что придётся объясняться, но всё равно попытался сделать вид, что ничего не произошло. Он вернулся в кухню, как ни в чём ни бывало, и при виде дымящейся картошки стал довольно потирать руки, но отвлекающий манёвр ему не удался, Надя глазами метала стрелы. Толик сделал ещё одну попытку переключить внимание.

— Надюш, что тебе привезти?

Тишина гудела от напряжения, как высоковольтные провода.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? Пока у тебя есть такая возможность.

Тон речи был обжигающе ледяным и Толику стало понятно, что увиливать бесполезно.

— Это будет тебе неприятно.

— Пусть.

— Ну, хорошо. У меня есть… не у меня, а вообще… в Сочи есть старая знакомая, она учительница. Я познакомился с ней в командировке, два года назад. Обычно… когда я приезжал туда, мы виделись. В ноябре, когда она мне звонила, я сдуру сказал про командировку, но я тогда не мог знать, как изменится моя жизнь, после Нового года.

— Так, секундочку, ты мне сказал, что влюбился в меня, как только увидел?

— Это истинная правда, но у меня совсем не было надежды.

— Понятно. Если я тебя правильно поняла, одна может нравится, а спать можно с другой. Мухи отдельно, котлеты отдельно?

Слова Нади так и сочились язвительностью, но Толик недооценил опасности, он попытался защищаться.

— А что здесь такого ужасного?

— Может ты и сейчас собираешься…

— Ты сошла с ума?

— А кто тебя знает… с твоей извращённой моралью.

Толик попытался вразумить Надежду физически, но обнимать разъярённую кошку — не самый лучший рецепт.

— Пожалуйста, не трогай меня!

Она ушла в комнату и закрыла дверь. Толик за ней не последовал, он не хотел разозлить её ещё больше, а хотел дать возможность остыть. Пол пачки сигарет заменили ему ужин. Перебрав в голове весь свой нехитрый амурный опыт, он понял, что у него совершенно нет опыта улаживать такие непростые конфликты и правильно себя вести в подобных ситуациях. Раньше всё было просто, он не боялся потерять.

Когда Толик, умывшись и почистив зубы, наконец, набрался смелости зайти в комнату, там в кромешной темноте он обнаружил, лежащую на самом краешке матраса, фигурку Нади. Он почувствовал, что она не спит, хотя и делает вид. Ему ничего не оставалось, как лечь с другой стороны. Прикасаться к себе она не позволила, так грустно закончился этот вечер.

На следующее утро тучи не рассеялись. Пока Толик собирал и выносил вещи, Надя упорно притворялась спящей. Они давно договорились, что на вокзал она не поедет, но чтобы даже не проститься…

Одевшись, Толик присел на кровать и обнял огромный кокон из одеяла, под которым скрывалась Надежда. Он прижался губами к одеялу и нежно проговорил:

— Моя глупенькая девочка, неужели ты думаешь, что я променяю тебя на десять тысяч любых других, даже самых лучших женщин? Ни за что на свете. Ты теперь моя и никто тебя не отнимет.

Толик стал осторожно распутывать слои одеяла, будто раскрывал початок кукурузы, который уже не сопротивлялся, стал мягким и податливым, явно, растерял свою агрессивность. Добравшись до съёжившейся фигурки, молодой человек убрал спутанные волосы с лица девушки, глаза её были закрыты, он поцеловал её. И понеслась.

На вокзал пришлось бежать вприпрыжку.

До вечера Надя позвонила Толику три раза, он ей четыре, после чего прислал сообщение: «Звонить больше не буду. От звуков твоего голоса теряю разум. Хочется всё бросить и лететь к тебе… поэтому прошу тебя, если тебе дорог мой разум, пиши мне тоже. Целую тебя в нос».