На следующий день утром, Толик уезжал в командировку, поэтому накануне вечером решили устроить прощальный ужин. Разлука на две недели казалась пропастью, преодолеть которую им предстояло.
— Чем будешь заниматься?
Вопрос вызвал возмущённое негодование Надежды.
— А ты чем?
— Я то, известно чем, работать. А вот чем займёшься ты в моё отсутствие? Может, мне запереть тебя здесь, до моего возвращения?
Надя моментально подхватила шутливую форму разговора.
— Уверяю тебя, замок не спасёт тебя от позора. Если мне будет надо, я выкину верёвочную лестницу в окно, благо, что здесь второй этаж.
— Не смей. Ты это специально говоришь, чтобы я там с ума сошёл?
— Нет, дорогой. Я собираюсь вить гнездо и мне обидны твои подозрения.
— А если серьёзно, чем собираешься заниматься? Мне будет легче пережить разлуку, если я буду знать и представлять: вот моя Надюха красит потолок или вот моя Надюха циклюет полы…
— Ах, ты нахал, ты что думаешь, я рабыня Изаура?
Толик рассмеялся, девушка с чувством юмора — это подарок. Надя вынимала из духовки противень с ароматной печёной картошкой, когда у него зазвонил мобильный телефон. Ответив, он ушёл с телефоном в комнату, что заставило Надежду напрячься, он так никогда не поступал, до сих пор.
Так устроен человек, такова его природа, если ему что-то не дают: сделать, узнать, посмотреть или послушать, то всеми правдами и неправдами он будет стремиться к этому, тому что не дают. Девушка, отвергнувшая парня, кажется ему во сто крат желаннее, чем любая другая, как жителям тропиков желанен снег, а жителям пасмурной Росси — солнце. Именно по этой причине, Надю заинтересовал этот звонок, который Толик пытался скрыть от её ушей. У человека удивительным образом обостряется слух, если захотеть.
— … нет, не надо меня встречать. Обстоятельства изменились… да, расскажу. Пока.
У Нади, от страшных мыслей, застыла кровь в жилах. Толик чувствовал, что придётся объясняться, но всё равно попытался сделать вид, что ничего не произошло. Он вернулся в кухню, как ни в чём ни бывало, и при виде дымящейся картошки стал довольно потирать руки, но отвлекающий манёвр ему не удался, Надя глазами метала стрелы. Толик сделал ещё одну попытку переключить внимание.
— Надюш, что тебе привезти?
Тишина гудела от напряжения, как высоковольтные провода.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? Пока у тебя есть такая возможность.
Тон речи был обжигающе ледяным и Толику стало понятно, что увиливать бесполезно.
— Это будет тебе неприятно.
— Пусть.
— Ну, хорошо. У меня есть… не у меня, а вообще… в Сочи есть старая знакомая, она учительница. Я познакомился с ней в командировке, два года назад. Обычно… когда я приезжал туда, мы виделись. В ноябре, когда она мне звонила, я сдуру сказал про командировку, но я тогда не мог знать, как изменится моя жизнь, после Нового года.
— Так, секундочку, ты мне сказал, что влюбился в меня, как только увидел?
— Это истинная правда, но у меня совсем не было надежды.
— Понятно. Если я тебя правильно поняла, одна может нравится, а спать можно с другой. Мухи отдельно, котлеты отдельно?
Слова Нади так и сочились язвительностью, но Толик недооценил опасности, он попытался защищаться.
— А что здесь такого ужасного?
— Может ты и сейчас собираешься…
— Ты сошла с ума?
— А кто тебя знает… с твоей извращённой моралью.
Толик попытался вразумить Надежду физически, но обнимать разъярённую кошку — не самый лучший рецепт.
— Пожалуйста, не трогай меня!
Она ушла в комнату и закрыла дверь. Толик за ней не последовал, он не хотел разозлить её ещё больше, а хотел дать возможность остыть. Пол пачки сигарет заменили ему ужин. Перебрав в голове весь свой нехитрый амурный опыт, он понял, что у него совершенно нет опыта улаживать такие непростые конфликты и правильно себя вести в подобных ситуациях. Раньше всё было просто, он не боялся потерять.
Когда Толик, умывшись и почистив зубы, наконец, набрался смелости зайти в комнату, там в кромешной темноте он обнаружил, лежащую на самом краешке матраса, фигурку Нади. Он почувствовал, что она не спит, хотя и делает вид. Ему ничего не оставалось, как лечь с другой стороны. Прикасаться к себе она не позволила, так грустно закончился этот вечер.
На следующее утро тучи не рассеялись. Пока Толик собирал и выносил вещи, Надя упорно притворялась спящей. Они давно договорились, что на вокзал она не поедет, но чтобы даже не проститься…
Одевшись, Толик присел на кровать и обнял огромный кокон из одеяла, под которым скрывалась Надежда. Он прижался губами к одеялу и нежно проговорил:
— Моя глупенькая девочка, неужели ты думаешь, что я променяю тебя на десять тысяч любых других, даже самых лучших женщин? Ни за что на свете. Ты теперь моя и никто тебя не отнимет.
Толик стал осторожно распутывать слои одеяла, будто раскрывал початок кукурузы, который уже не сопротивлялся, стал мягким и податливым, явно, растерял свою агрессивность. Добравшись до съёжившейся фигурки, молодой человек убрал спутанные волосы с лица девушки, глаза её были закрыты, он поцеловал её. И понеслась.
На вокзал пришлось бежать вприпрыжку.
До вечера Надя позвонила Толику три раза, он ей четыре, после чего прислал сообщение: «Звонить больше не буду. От звуков твоего голоса теряю разум. Хочется всё бросить и лететь к тебе… поэтому прошу тебя, если тебе дорог мой разум, пиши мне тоже. Целую тебя в нос».