Отвыкшие от нагрузки мышцы, как заржавевший механизм, двигались со скрипом. Направляясь к машине неверной походкой, Александра сковал страх. Если бы не три пары глаз, с тревогой следящих за каждым его движением, он с отчаянием рухнул бы на землю, но нет.

Горькая ухмылка прорезала лицо, он как младенец, снова учится подчинять себе пространство. Его когда-то верный друг, исколесивший тысячи дорог, сверкал неподобающим ему лоском. Жозе с местным механиком приводили джип в порядок целых трое суток. Жозе снаружи, механик изнутри. Добравшись до кабины, Алекс рухнул на пискнувшее сиденье, поджилки предательски тряслись.

«Ну, и что дальше?» — подумал он с сарказмом.

Со времени капитуляции перед болезнью, Алекс почти не садился за руль, хотя раньше это было одно из самых приятных для него занятий — нестись сломя голову по неведомым доселе дорогам. Это создавало иллюзию бешеного продвижения вперед, то есть навстречу жизни. С тех пор, как он отказался от жизни и от борьбы, гонки перестали его привлекать.

Густаво молодец, содержал железного коня в идеальном для такой старой машины состоянии.

Алекс купил джип у французского доктора, который совсем не стремился от него избавиться, но понимал, что неугомонный Алекс способен дать автомобилю почти непрерывное движение, а не губительное ржавление среди песков. Машина была старой закваски из разряда мало эстетичных железных коробочек с минимальным количеством пластмассовых деталей, но при этом внутри такой «железяки» имелся надежный пламенный мотор мощностью в 160 лошадиных сил. И эти лошадки очень много раз вывозили на собственном горбу Алекса из непростых ситуаций.

Со сложными чувствами радости и сожаления Алекс осматривал салон: радости от встречи со старинным другом и сожаления о том, что все в прошлом. В бардачке он обнаружил карты, многих исколешенных им земель, и в лицо повеяло ароматом странствий, душа с легкостью отозвалась на призыв к путешествию и устремилась вперед, но отяжелевший в оседлой жизни разум скомандовал «тпру», и старт был отложен на неопределенный срок. С замиранием сердца Алекс все-таки решился повернуть ключ в замке зажигания, мотор с легкостью отозвался, словно и не было этих месяцев простоя. Мотор журчал ровно и уверенно, что передалось Александру. Он вдруг поверил в свои силы и, поставив коробку передач на скорость, он быстро, чтобы не передумать, отпустил педаль сцепления. Джип дернулся, но не заглох, и они двинулись в путь. Куда — неизвестно, лишь бы движение, лишь бы вперед.

После удачного старта Алексу захотелось понестись во весь опор, но он опять сдержался. Аккуратно, как нейрохирург, он выполнил виражи и взял курс на полоску гор вдалеке. Неуверенность скоро сменилась спокойствием хорошо отлаженных в прошлом движений.

Какое наслаждение — двигаться вперед с помощью верного послушного скакуна. Он совсем забыл это удовольствие, но как было приятно это вспомнить. Великая магия движущихся за окном пейзажей заставила Алекса на минуту забыть о дороге, но весьма крутая кочка напомнила о ней.

Встряска пошла на пользу, Александру захотелось петь, и он загорланил навстречу ветру: «Нас утро встречает прохладой…». Поскольку дальше слов он не знал, перешел на «на-на-на…», при этом, не теряя энтузиазма, присущего песням первых советских пятилеток, которые были знакомы Алексу по первым звуковым кинофильмам.

Голосовые связки, отвыкшие от таких нагрузок, выдавали какие-то непривычные для уха звуки. То срываясь на ультразвук, то нисходя до хрипоты, но удовольствие того стоило.

Напор ветра, врывавшийся в машину через боковые открытые стекла, нещадно мял и месил дряблую кожу лица, но на нем, то есть лице, светлой печатью лежала улыбка.

Температура понижалась, сказывалось приближение предгорья. Дорога из грунтовой превратилась в каменистую, что отражалось на тряске.

И вот Александр снова здесь, на том самом месте, где он осознал, что жизнь его закончена. Небольшая долина с ручьем среди неряшливых, усеянных мелкими камнями склонов.

Трудно понять, что привлекало его в этом мрачном пейзаже. Только пучки пожелтевшей травы, уцелевшей от коз, напоминали о весеннем великолепии, о буйстве красок в период цветения. Лишь небо нарушало этот обет воздержания, оно полыхало пронзительной, неприличной синевой, в которой проплывали столь же пронзительной белизны облачка из небесной ваты.

Александр примостился на огромном валуне у самой воды. Этот камень за удобство он называл «кресло», и действительно, тело, водруженное на него, напоминало развалившееся в мягком кресле у телевизора, только вместо говорящего ящика был нашептывавший дрему ручей. Раньше он мог часами наблюдать, как в кристально чистой воде перекатываются камушки, одни на месте, другие вниз по течению. Сейчас он снова попался в эту ловушку.

Никакие мысли в это время не посещали его, еще не привыкшую к воскрешению, голову. Когда Алекс смог оторваться от ненаглядного зрелища, он поднял голову вверх и обомлел.

Высоко, выше вершин, прямо над ним кружил стервятник. Он снова и снова заходил на новый круг, в центре которого был Александр. Говорят, хищники чуют болезнь и немощь добычи, но… он им не по зубам. Алекс бессмысленно обозлился и бросил камень в недосягаемую высоту. Злоба родила в нем новый прилив сил и «ты добычи не добьешься…» эхо унесло вдаль. Стервятник улетел, то ли насмотревшись на это безобразие, то ли наслушавшись.

Какое-то беспокойство, рожденное шумом, заставило Александра обернуться назад. По пологому склону, лениво, один за одним, срывались вниз небольшие камни и приближались к Алексу. Никакой опасности этот хилый камнепад не представлял, но он на всякий случай поднялся.

Уголком глаза Алекс зафиксировал какое-то движение в стороне, обернулся. Из ложбины между склонами на него катилось огромное нечто, на подобии лежащего у ног смирного каменного кресла. Только это кресло было бешеное, необузданное и приближалось по угрожающей траектории. Надо было бежать, ведь это могло быть лишь началом.

С легкостью кошки перепрыгнув ручей, Алекс стал взбираться по противоположному склону, при этом прекрасно понимая, что излишняя торопливость и здесь может привести к беде. Лишь добравшись до тропинки, он решился обернуться.

Все улеглось, но новое «кресло» причалило к старому, слегка подмяв его под себя. Да, могли быть жертвы.

Стоя на утрамбованной сотнями поколений пастухов тропинке, Алекс понял, что без борьбы ему не удастся вернуться к жизни. Отныне ему придется вырывать у нее все то, что ему ранее принадлежало. И он был готов к этому.