— Мам, не злись. Относись к этому, как к приключению. Ну, скажи на милость, когда еще тебе удастся порыться в чужой сумочке?

— Это не смешно и даже не забавно. Если бы это предложил не Марк, я бы его послала подальше.

— А ты умеешь?

— Не волнуйся за меня, я умею постоять за себя.

Ольга была сердита, что ее подталкивают совершать поступки, не совместимые с ее моралью. Она всегда считала, что принцип «не делай другим того, чего не хочешь получить», очень справедлив. Да и потом, как объяснить дочери, что за все в жизни приходиться расплачиваться, в том числе за сомнительные «добрые» дела.

Анютка разговаривала с матерью, прикрыв нижнюю часть лица раскрытым журналом, глазами же неотрывно следила за Эльвирой и приближающимся к ней Марком.

Стыковка. Сначала она улыбалась ему, потом, когда он начал тихо говорить, наклонившись почти к самому ее уху, Эльвира скисла, и улыбка превратилась в жалкую гримасу. Ей не хотелось идти, но в его лице был такой величественный холод, что она, ничего не ответив, поднялась и направилась за ним.

Наблюдавшая за всем Аня ерзала, как на иголках, вплоть до того момента, когда рука Марка задернула серую занавесочку. Посмотрев на мать, она поняла, что помощи ей ждать неоткуда, и придется брать все на себя. Последний раз окинув салон самолета, Аня отметила, что Лариса Петровна с сыном по-прежнему спят, что всего три лампочки горят над читающими пассажирами, и те вдалеке. Глубоко вздохнув и откинув последние сомнения, Аня поднялась и двинулась по проходу.

От опасности зрение и слух обострились до крайности, сквозь гул самолета проступили шорохи, край глаза то и дело ухватывал обрывки движения. Но стоило замереть, и все затихало. Невидимые враги прятались в своих укромных уголках страха. Сердце, как мощнейшая машина, работало с перегрузкой, сокращалось с диким шумом, толкало и засасывало, пропуская сквозь себя возросшее напряжение.

Ане очень захотелось повернуть обратно, когда она увидела, что пожилой мужчина, сидевший через проход от Эльвириного места, не спит и не читает, а лежит с открытыми глазами. Но она знала, что мама зорко следит за ней, сквозь щели между кресел и не поймет ее малодушия. Дело в том, что Ольга всегда говорила детям: совершая заведомо дурной поступок, никогда нельзя надеяться, что это останется в секрете, поэтому для гадостей нужно мужество.

Анюта сделала два последних шажка. Увидев потертую сумку Эльвиры, она взяла ее и с улыбкой развернулась в обратную сторону. Мужчина пристально смотрел на нее, тогда она открыла сумку и стала рыться в ней. Аня, не отрывая глаз от недр сумки, уже по дороге почувствовала, как мужчина потерял к ней интерес, видимо, он нашел для себя объяснение ее поведению и успокоился. На деревянных ногах, которые казались не гнущимися, Аня причалила к своему креслу и рухнула в него, как подкошенная.

Мать, улыбаясь, смотрела на нее, но молчала, знала, никакой критики не надо, она сама все понимает. Аня высыпала нехитрый скарб себе на колени и почти сразу нашла потрепанный спичечный коробок. Открыв его, как и ожидалось, увидела зеленую труху, очень похожую на приправу для пиццы. Быстренько Аня стала запихивать обратно все остальное.

Все это время безучастно наблюдавшая за дочерью Ольга взяла в руки паспорт Эльвиры и зачем-то открыла. Среди розовых страниц была проложена старая фотография, когда-то порванная на мелкие кусочки и склеенная воедино с помощью скотча. На ней был заснят Александр, молодой, довольный жизнью с маленькой Сонечкой на руках.

В свое время Ольга тоже расправилась с большинством фотографий Александра, поэтому ей было понятно чувство, двигавшее Эльвирой в момент попытки уничтожить память о прошлом. Видимо, в отличие от Ольги, она не склонна все сразу доводить до конца, иначе ей не из чего было склеить это фото.

Бедный Александр, сколько раз его расчленяли, рвали на куски и, возможно, выбрасывали. Сколько раз его имя звучало по соседству с ругательствами и проклятьями, чего же удивляться, что сегодня его жизнь распадается на части.

А Эльвира? Что хорошего она сумела нажить за свою жизнь, кроме этой фотографии? Дочери выросли без ее помощи, знать ее не хотят, семьи нет, дома нет, профессии нет…

Время неумолимо тикало, надо было возвращать сумку. Аня умоляюще посмотрела на мать, Ольга протянула ей эту последнюю вещицу и очень спокойно сказала:

— Каждый может ошибаться, никто от этого не застрахован. Мы не имеем права судить ее. Если мы это делаем, мы ничем не лучше… В конце концов, каждый имеет право гробить свое здоровье и воевать со своими страхами по своему. Верни все на место… пожалуйста. Ты об этом не пожалеешь.

Аня с каким-то облегчением сделала, как просила ее мать, и понесла сумку на место. В тот момент, когда она приблизилась к месту назначения, серая занавесочка колыхнулась и выплюнула растревоженную Эльвиру, прожигательницу жизни. Тут она застыла, увидев Аню с ее сумкой в руках, немая сцена.

В лице Эли созрело понимание ситуации, и она готова была выплеснуть свою злость. За спиной, маяча, вырос раскрасневшийся от чтения нотаций Марк, он встревожено посмотрел на Аню. Уже слышались невидимые разряды статического электричества, в воздухе пахло грозой.

Все были готовы к действиям, но не знали, кто начнет первым. Мужчина по соседству с Элиным креслом почувствовал театральную завязку и поднял кресло вертикально, чтобы чего-нибудь не упустить. Тут Аня подошла к Эльвире вплотную и с примиряющей, как ей казалось, улыбкой сунула ей в руки сумку.

— Скажи спасибо. Мне пришлось караулить твою сумку, растяпа. Посмотри, ничего не пропало, а то кое-кто подбирался к твоим сокровищам…

Снизив голос до шепота, Аня выразительно зыркнула в сторону любопытного соседа, тот почувствовал засаду и скрылся за развернутой газетой. Эльвира, растерявшись от уверенности Ани, стояла, прижав злосчастную сумку к животу и молчала. Она чувствовала, что попала в западню, но совершенно не понимала, кто в данном случае охотник, кто случайный прохожий, и где находится приманка.

Обычно, попав впросак или находясь в опасности, Эльвира нападала и, как правило, пробивала любую преграду, но сейчас она была дезориентирована. Никто не собирался прояснять перед ней ситуацию и выкладывать своих истинных намерений, все молча разбрелись по своим местам.

Дойдя до своего места, Анюта поняла, почему она не видела маминых глаз, Ольга, склонившись к коленям так, чтобы не видела Эля, давилась от раздиравшего ее хохота. Аня, чувствовавшая на себе внимательный взгляд Эльвиры, пыталась удержать маску вплоть до того, как закрыла лицо журналом и тоже прыснула. Ей было хорошо оттого, что она не совершила неприятного деяния, пусть и благого, и сумела с изобретательностью выпутаться из щекотливой ситуации. Ольга вполголоса выразила свое одобрение:

— Умница.

А Эльвира все стояла в проходе, переводя взгляд с Ани на своего соседа, с него на Марка и обратно.