Ллэндон, как обычно, шел пешком. Этим утром он оставил своего коня у ворот Лота, чтобы снова явиться на Великий Совет, в глубине души надеясь узнать какие-то новости от Ллиэн. С тех пор как вернулись эльфийские лошади, король Высоких эльфов ничего не знал о том, что с ней стало. Он даже не знал, что она собирается делать, добравшись до Болотных Земель…
Совет на сей раз продолжался всего несколько минут.
Когда он вошел в зал, старый Болдуин, король гномов Красной Горы, был уже там, так же как Пеллегун и сенешаль Горлуа. Вид у всех троих был угрюмый.
Ллэндон единственный представлял эльфов. На последнем собрании Совета — кажется, оно было так давно! — рядом с ним были Ллиэн и его друг Рассуль. Но Ллиэн отправилась в путешествие, оказавшееся гораздо более трудным и опасным, чем они вначале предполагали, а Рассуль… Клянусь всеми лесными божествами! Возможно ли, что Рассуль обратился в бегство?.. В сопровождении Блориана и Дориана, братьев королевы, а также Амлина-менестреля и Кевина-лучника — своих приближенных, с которыми он собрался держать собственный совет,- король Высоких эльфов размашистыми легкими шагами шел по узким грязным улочкам города озерных людей, торопясь выйти на свежий воздух и больше не видеть шумных толп.
По пути Ллэндон заметил несколько косых взглядов, брошенных в его сторону, что слегка удивило его, а порой даже открыто враждебное выражение на лицах некоторых молодых людей, которые при виде эльфов выпячивали грудь и демонстративно поигрывали оружием. В узком лабиринте нижних кварталов города встречалось значительно больше стражников в бело-голубых плащах, чем обычно. Это придавало городу вид военного гарнизона. Казалось, все население Лота высыпало на улицы, преисполнившись бурной активности,- повсюду стоял несмолкающий гул голосов и слышались возбужденные разговоры, однако мгновенно затихавшие при появлении эльфов.
Когда они миновали квартал кожевенников, им пришлось проталкиваться сквозь толпу солдат, стоявших у ворот, ведущих к крепостному валу и городским предместьям. Те расступались неохотно, бросая на эльфов откровенно враждебные взгляды, причину которых они не могли понять.
Блориан и Дориан, обеспокоенные, с трудом поспевали за королем. После возвращения из дворца Ллэндон не сказал ни слова, но они были почти уверены, что новости у него плохие. Оба эльфа опасались за жизнь своей сестры Ллиэн — даже несмотря на то, что Ллэндон казался скорее разозленным, чем печальным.
Ллэндон действительно был очень зол и свирепел все больше при виде непонятной враждебности горожан. Он испытывал одновременно ярость, недоверие и смущение от того, что услышал на королевском собрании. Болдуин без лишних слов объявил ультиматум: либо Рассуль немедленно слагает оружие, либо гномы Красной Горы атакуют серых эльфов.
Ллэндон был буквально оглушен этой новостью.
Он не знал, что Рассуль покинул окрестности Лота, и даже не мог представить себе, чтобы правитель серых эльфов решил взяться за оружие, не сказав ему об этом ни слова. Болдуин и его свита покинули Совет, бросая на эльфов презрительные взгляды при виде их растерянности и смущения. Это было похоже на плевок в лицо.
После ухода гномов король Пеллегун наконец удостоил Ллэндона и его спутников некоторых объяснений. Новости, полученные от посланников Великого Совета, неоспоримо доказывают вину Гаэля, а внезапное бегство короля Рассуля бросает тень серьезных подозрений на весь народ серых эльфов… За этим последовали заверения в дружбе и привязанности — скорее официально-вежливые, нежели искренние,- сделанные сенешалем Горлуа, но Ллэндон оборвал их и попросил разрешения удалиться.
Дойдя до пологой насыпи, отделяющей окраинные дома от крепостного вала, Ллэндон резко остановился.
Многочисленная толпа людей — мужчин и женщин от мала до велика — столпилась вокруг большого костра, обложенного вязанками хвороста, возле которого что-то выкрикивал монах, одетый в коричневую рясу из грубой шерсти и державший в руке огромный крест. Ни Ллэндон, ни другие эльфы не могли расслышать его лихорадочных призывов — так громко вопила толпа, собравшаяся вокруг него.
— Что там происходит? — спросил Блориан, подходя к нему.
— Не знаю…
Эльфы невольно встали вплотную друг к другу и схватились за оружие. Кевин медленно вынул из колчана стрелу и держал лук наготове, оглядываясь по сторонам. Амлин, с лица которого полностью исчезло нежно-задумчивое выражение, встал перед Ллэндоном, заслоняя его собой. Затем эльфы снова двинулись вперед, пристально следя за толпой, расступавшейся перед ними. Они медленно приближались к боковым воротам, ведущим за пределы города.
Внезапно вопли усилились, сливаясь в оглушительную какофонию, где звучали радостные возгласы, смех, свист, проклятия. И тут же вслед за ними раздался пронзительный высокий крик, звучавший призывом о помощи, от чего у эльфов застыла кровь в жилах.
Ибо кричал один из них.
Ллэндон, окаменев от ужаса, смотрел, как двое стражников тащат к костру серого эльфа, связанного, в разодранной одежде, который в отчаянии пытается вырваться. Палачи привязали его к столбу, окруженному связками хвороста, и что-то радостно прокричали в толпу, перед тем как отойти. Монах все еще выкрикивал свою проповедь, размахивая крестом, словно знаменем. Жилы у него на лбу вздулись от напряжения. Вокруг столба начал клубиться черный дым и взметнулись вверх языки пламени, что заставило толпу немного отступить. Эльф душераздирающе закричал, когда на нем загорелась одежда, но его крик был заглушен хохотом и насмешками толпы, получавшей удовольствие от этого ужасного зрелища.
Ллэндон, в тот же миг выйдя из оцепенения, резко обернулся к Кевину. Взгляд его был почти безумным.
— Стреляй! — закричал он. — Убей его!
Кевин вскинул лук, и серебряная стрела вонзилась в грудь казнимого эльфа, отчего его крики мгновенно стихли — так же как и возбужденные вопли толпы.
На площади воцарилась абсолютная тишина — даже стало слышно, как потрескивает горящий хворост. Затем раздался глухой нарастающий ропот, в котором явственно звучала ненависть, и толпа начала надвигаться на небольшую группу эльфов, подобно волнам, набегающим на нос корабля.
Ллэндон и его спутники обнажили оружие, и серебряные вспышки кинжалов заставили первые ряды остановиться. Но давление было слишком сильным, и толпа подступила совсем близко, почти вплотную к ним.
Тогда Ллэндон выпрямился во весь рост и, с побелевшими от бешенства глазами, с искаженным лицом, повелительно закричал громким голосом, который проник до самой глубины души каждого из собравшихся, вызывая у них леденящий ужас.
— Брегеан! Брегеан эарм фирас! Хаэль хлистан!
Все, кто стоял вокруг него, при виде его лица вскрикнули от ужаса и попятились, охваченные паникой. Эльфы, воспользовавшись этим, быстро преодолели то расстояние, что отделяло их от костра, окруженного стражниками в королевских ливреях.
— Кто вам приказал? — закричал Ллэндон.
Стражники застыли в нерешительности. Наконец вперед выступил их командир.
— Господин…
— Ты знаешь, кто я? — перебил Ллэндон.
— Конечно, господин.
— Тогда как могло случиться, что королю эльфов угрожают в столице Великого Совета?
Он резким жестом указал на все еще дымящийся костер.
— А вот это? Что это значит?
— Но я ничего не мог поделать, господин, — пробормотал начальник стражи. — У меня всего несколько вооруженных людей… Но я послал одного из них за подкреплением!
— Слишком поздно!
Стражник опустил голову, не отвечая. Впрочем, что он мог сказать? Ллэндон оттолкнул его и вышел через боковые ворота в крепостной стене в сопровождении своих спутников.
Когда они оказались за пределами города, толпа вышла из оцепенения, и все разом заговорили, обсуж-дая странные события. Монах в коричневой рясе простер костлявую руку вслед эльфам и закричал:
— Колдуны! Чернокнижники!
Этот крик подхватили и все остальные.
Поселение серых эльфов представляло собой шалаши, разбросанные тут и там у подножий высоких вязов и тополей. Нигде не курился дымок костра, не было видно никаких укреплений и заграждений, подобных тем, какими люди окружают свои города и деревни, а гномы — крепости. Однако здесь царила необыкновенная суматоха, обычно не свойственная спокойным и слегка рассеянным эльфам, и Цимми нашел местных обитателей немного… странными. Спутники приблизились к толпе серых эльфов, собравшихся возле одного из шалашей и расступившихся перед Ллиэн. Здесь были только старики и дети, словно все те, кто мог носить оружие — и мужчины, и женщины,- куда-то исчезли. При появлении посланников Великого Совета на их лицах поочередно отразились самые разные чувства: удивление и восхищение при виде королевы Высоких эльфов, облегчение при виде знакомого лица Фрейра, чье поселение находилось всего в нескольких лье отсюда, нерешительность и легкий страх при виде рыцаря, который выглядел мрачным и не совсем здоровым. Наконец они увидели гнома — бородатого и нахмуренного, точь-в-точь такого, как рассказывалось в страшных сказках! — и дети попятились от ужаса, а старики, еще помнившие Древние времена и кровавые набеги гномов, сжали кулаки, охваченные яростью. Тут же толпа серых эльфов снова сплотилась перед хижиной, и теперь на всех лицах читалась враждебность. Даже Ллиэн больше не могла идти вперед.
Она выпрямилась во весь рост, немного возвышаясь над старыми эльфами, которые были высокими, но сгорбленными.
— Гесвикан, деор беарн!
Те дети, которые не разбежались при виде гнома, молча расступились перед ней.
— Гесвикан, дайр леод!
Старые эльфы вздрогнули и тоже расступились.
— Эал хаэль хлистан!
Все опустили головы, побежденные, охваченные страхом, больше не осмеливаясь смотреть на Ллиэн.
— Не бойтесь, — сказал Утер. Это прозвучало глупо, и Фрейр бросил на него недовольный взгляд, заставляя его замолчать.
Ллиэн расслабилась, и ее тело немного обмякло, словно истощенное усилиями, но такое состояние длилось всего несколько мгновений. Когда последние эльфы отошли от порога хижины, Утер увидел, что она собой представляла,- простой шалаш из веток и листьев высотой в несколько футов, без двери, с узким проходом. Он согнулся почти вдвое и вошел внутрь.
Вначале он не видел ничего, кроме устилающих плотный земляной пол циновок, сплетенных из ивовых веток и камыша. Это походило на барсучью нору — такую же темную и так же скудно обставленную, только большего размера. Земляной пол наклонно, широкими уступами, уходил вниз. По мере того как Утер спускался, потолок становился все выше, и вскоре здесь уже можно было выпрямиться в полный рост. Внезапно вспыхнул слабый свет — это Цимми зажег свое огниво.
Утер, обернувшись, поблагодарил его кивком головы. Ллиэн и Фрейр тоже были здесь; варвару все же приходилось идти согнувшись. Утер закусил губу и снова пошел вперед, сжимая рукоятку меча, готовый к нападению.
Чем глубже они спускались, тем просторнее становилось вокруг. Земляные уступы превратились в широкие площадки, вымощенные камнем. Здесь Утер снова увидел несколько эльфов, мрачных и молчаливых. Не говоря ни слова, они расступились перед вошедшими и встали вдоль земляных стен. Было темно, слишком темно для человека, но сквозь узкие скважины, ведущие к поверхности земли, проникал слабый свет, благодаря чему можно было хотя бы смутно разглядеть обстановку. Наконец они оказались в широком зале, убранном в эльфийской манере: стены покрывали плетеные ковры из травы и веток, корни деревьев, выпирающие из земли, служили скамьями или полками. Искусно подобранные гирлянды из листьев дождем свешивались с потолка. Все было пропитано запахом свежесрезанной травы и влажной земли. Справа у входа стояла казавшаяся здесь совершенно неуместной деревянная стойка со всевозможным оружием, включая гномовские топоры и гоблинские пики. Настоящий оружейный склад…
— Посмотрите! — ахнул Цимми.
Утер прищурился (гном, привыкший к своим мрачным подземельям, конечно, видел в темноте лучше, чем он). У дальней стены зала, прислонившись спиной к плетеной занавеси из утесника, закрывающей стену, в окружении коленопреклоненных молчаливых стариков сидел эльф, одетый на людской манер: в расшитой бархатной куртке, с коротким мечом на боку и с серебряным кинжалом тонкой работы у пояса. Голова его была наклонена вперед, и длинные черные волосы закрывали лицо. Руки безжизненно свисали вдоль тела. Весь его вид совершенно не соответствовал обстановке подземного жилища.
Это был Гаэль.
Ллиэн медленно приблизилась к нему, что-то тихо сказала собравшимся эльфам, потом мягко убрала волосы с лица того, кого они так долго искали. Но тут же резко отдернула руку — она была в крови.
— Господи! — прошептал Утер.
От основания шеи почти до середины торса тело серого эльфа было разрублено мощным ударом топора. Бархатная куртка потемнела от крови. Лицо осталось неповрежденным, но было сведено жуткой судорогой, глаза остекленели, губы были плотно сжаты. Возле его правой руки лежал опрокинутый кубок, разлившееся вино уже почти полностью впиталось в земляной пол.
— Рогор! — в отчаянии прошептал Цимми.
Он посмотрел на остальных, но Утер невольно отвел взгляд. Конечно же, Рогор… Кто еще, кроме наследника Черной Горы, мог осуществить свою месть с подобной жестокостью?
Фрейр не отводил глаз, но по выражению его лица Цимми понял, что он тоже ничуть не сомневается в том, кто был убийцей.
— Топор, — вполголоса произнес он в ответ на немой вопрос Цимми. — Это ведь оружие гномов…
В подземном зале воцарилось прежнее молчание. Затем послышался слабый дребезжащий голос, с явным трудом произнесший на общем наречии Свободных народов:
— Нет, не гном…
Королева эльфов и ее спутники одновременно обернулись к старой эльфийке, которая произнесла эти слова. Прислонившись к стене, покрытой травяной завесой, она покачала головой. В ее глазах сверкнула ненависть.
— Его убил не гном…
Рогор бежал сквозь заросли, дыша тяжело, словно разъяренный бык. Его лицо было исцарапано, в растрепанной бороде застряли обломки сучьев. Он обеими руками сжимал топор с окровавленным лезвием. Кровь эльфов, вставших на его пути… В поясницу ему вонзилась стрела, но его ярость от этого только возросла, пересилив боль. Кровь эльфов, которые сейчас неподвижно лежали в болотной грязи с раскроенными черепами… Они стреляли в него из луков, но стрелы не могли пробить его прочные доспехи, отчего эльфов охватывал ужас. Их извечный враг, этот гном с безумными глазами, заросший бородой, с огромным топором в руках, казалось, неуязвим…
Задыхаясь, Рогор с разбегу наткнулся на ствол мощного вяза. Легкие его горели, как в огне. Потом прислонился к стволу дерева, выставив перед собой топор — уже не как оружие, скорее как опору. Он чувствовал, что силы его оставляют, и был готов принять смерть. Впрочем, чего другого ему оставалось желать? Он не смог отомстить. Он не убил Гаэля, даже не смог приблизиться к нему. Он никогда не вернет Меч Нуд-да. Мьольнир погиб напрасно — и в этом тоже была его вина,- утонул в мерзком болоте, утыканный эль-фийскими стрелами, а он, наследник Тройна, сбежал!.. Какой стыд! Какой позор!..
Размахнувшись из последних сил, он вонзил топор в ствол дерева и выпрямился во весь рост, глядя на колышущиеся заросли травы и камыша. Сейчас оттуда вылетит стрела, которая положит конец его жалкому существованию… Он вытащил из бороды обломки веток и листья, пригладил ее и заправил за пояс. Потом принялся ждать, устремив глаза к небу, мрачному, словно предчувствие смерти, напевая погребальную песнь гномов Черной Горы:
Что на наречии людей означало:
Но ответом ему было лишь эхо, разносившееся над болотами. Эльфы не приходили. Даже смерть отказалась от него…
Рогор еще долго стоял неподвижно, до тех пор пока его дыхание не выровнялось и пот на лбу не высох. Потом он выдернул топор из ствола, огляделся, чтобы сориентироваться, и двинулся к переправе.