Эльфы покинули Лот в ту же ночь. Королевская чета и свита вернулись в свои покои и быстро собрали свой небольшой багаж. Тилль-следопыт был отправлен вперед, чтобы найти Лама и других свободно пасшихся лошадей и попросить их всех принять участие в совете, который собирался созвать король Ллэндон, — поскольку им тоже предстояло отправиться в экспедицию.

Существа с серо-голубоватой кожей прошли по улочкам спящего города, бесшумно ступая по влажным камням. Ни одна собака не проснулась в изножии кровати своих хозяев, в теплых, наглухо запертых людских домах.

Когда они достигли городских ворот, Тилль, Лам и лошади уже ждали их там. Не говоря ни слова, эльфы вскочили на лошадей и растворились в сумерках. К полуночи они прибыли в свой* лагерь на другой стороне озера.

Во время пути они не обменялись друг с другом ни единым словом, и скрипка менестреля Амлина оставалась немой. Лам несколько раз принимался тихо ржать, словно спрашивая о чем-то, но Ллэндон не отвечал, погруженный в свои мысли, темные и мрачные. Белый жеребец беспокойно встряхивал головой, отчего его длинная грива колыхалась. Казалось, он понимает, что происходит что-то серьезное.

Ллэндон не оставил своим спутникам времени на то, чтобы зайти к семьям. Спешившись возле своего шалаша из веток и листьев, он что-то прошептал на ухо Ламу и жестом пригласил знатных эльфов следовать за собой.

Шалаш был низким и сырым от дождя, лишенным каких-либо признаков роскоши. Он ничуть не походил на жилища, которые сооружали для себя знатные люди и гномы.

Эльфы были равнодушны к погоде и комфорту — за исключением, может быть, эльфов дюн, так любивших солнце. Даже Высокие эльфы — древняя раса, чьей прародительницей была богиня Мориган, — несмотря на свое божественное происхождение, пили дождевую воду и спали на ложах из мха.

В Элиандском лесу эльфы жили на широких деревянных платформах, укрепленных в кронах мощных деревьев, и переходили с одной на другую по веревочным канатам, таким тонким, что их было не заметно снизу, и те редкие дровосеки, которые иногда отваживались забредать вглубь леса, думали, что эльфы летают по воздуху.

Каждый визит в город сильно угнетал Ллэндона — настолько город был противоположен всему тому, что любили эльфы. Существа с голубоватой кожей не любили ни камней, ни огня, ни золота, ни металла, ни богатых тканей — ничего из того, что было мерилом счастья в глазах горожан. В этом смысле людям были ближе гномы, чем непритязательный лесной народ эльфов, хотя гномы не могли жить нигде, кроме своих мрачных подземелий, так пугавших людей.

Ллэндон повел головой и посмотрел на своих подданных, сидевших скрестив ноги вокруг него. Усталый и печальный, он поискал глазами Ллиэн и почувствовал, как рука жены легла ему на плечо. Она опустилась на колени позади него, спокойная и улыбающаяся, как если бы ничего не происходило и ей не надо было завтра уезжать. Ллэндон слегка расслабился, поддаваясь тому меланхолическому настроению, которое было одной из черт, присущих эльфам. Ллиэн покинет его, и он останется один — рядом с городом людей и так далеко от Элиандского леса…

Он сделал над собой усилие, чтобы приободриться, потом заговорил:

— Гномы обвиняют одного из наших собратьев в убийстве Тройна, короля гномов Черной Горы. Совет решил отправить королеву на его поиски, во главе экспедиции, состоящей из представителей разных рас.

Они должны найти его и привести в Лот, чтобы он предстал перед судом.

— Кто он? — спросил Амлин.

Ллэндон помедлил, встретившись взглядом с Рассулем, сидевшим в другом конце шалаша.

— Его зовут Гаэль, — сказал он наконец. — Серый эльф, глава сообщества эльфов Болотных Земель.

Он замолчал, наблюдая за реакцией остальных. с жаром обсуждали эту невероятную новость — Все, за исключением Тилля. Следопыт был, по своему обыкновению, молчалив, но его глаза яростно сверкали. Ллэндон понял, что не ошибался в своих предположениях: Тилль наверняка был знаком с Гаэлем.

— Сейчас мне нужно выбрать из вас того, кто будет сопровождать и охранять королеву во время путешествия.

— Я, — сказал Рассуль, поднимаясь.

Ллэндон улыбнулся своему другу.

— Ты не можешь поехать, Рассуль. И я тоже. Мы — правители и должны остаться, потому что Великий Совет не хочет предавать это дело огласке.

Почти все остальные эльфы, за исключением Ас-сана, который не мог оставить своего короля Рассуля, вызвались ехать. Блориан и Дориан — потому что были братьями Ллиэн; Амлин, менестрель, — потому что говорил на всех языках, а его пение могло усмирять врагов; Кевин — потому что был лучшим эльфийским лучником; Лилиан, жонглер,- потому что его ловкость и проворство могли бы защитить королеву, если бы пришлось вступать в сражение, и, наконец, Тилль — поскольку обладал властью над природой и животными, неведомой противникам, а также тем людям и гномам, с которыми они могли бы столкнуться в пути.

Ллэндон поблагодарил каждого из них.

— Я признателен тебе, Блориан, и тебе, Дориан, доблестные братья. Но вы не поедете. Желание защитить сестру сделает вас слепыми к опасностям, подстерегающим вас на пути… А их будет много.

На лицах обеих принцев отразилось жестокое разочарование.

— Тем более, — добавил Ллэндон, — как можно выбрать одного из вас, не оскорбив другого?

Рассуль звонко расхохотался — словно зазвенел весенний горный ручей. Следом засмеялись и остальные эльфы. Даже Блориан и Дориан улыбнулись, шутливо толкнув друг друга локтями.

— Я благодарю тебя, Амлин, — продолжал Ллэндон, — но ты тоже не поедешь.

— Но почему? — воскликнул менестрель.

— Вспомни, дорогой Амлин, чему ты меня учил, — вмешалась Ллиэн. — Благодаря тебе я говорю на языке гномов и гоблинов. Ты обучил меня и пению. Я твоя ученица, благородный Амлин, и я тебе признательна. Многое из того, что ты знаешь, осталось мне неизвестно, но ведь в конце концов речь идет лишь о том, чтобы отправиться в королевство гномов, а не в Черные Земли.

Менестрель покачал головой и взглянул на королеву с улыбкой, выражающей восхищение и сожаление.

— И тебе я скажу то же самое, Кевин-лучник, — продолжала она. — Тебе, кто потратил столько времени, чтобы научить меня языку тетивы, лука и стрел…

Кевин, в свою очередь, склонил голову и опустил взгляд. Затем он снял с плеча колчан и протянул его Ллиэн.

— Моя королева, возьмите хотя бы эти стрелы.

Ллиэн заколебалась, но приняла дар лучника. Все собравшиеся знали об этих легендарных серебряных стрелах Кевина, выкованных в Древние времена Гвидином Старым, но никто в точности не представлял себе их магических свойств. Но об одном было известно точно: те, в кого попадали эти стрелы, никогда не выживал, а следов от ран не оставалось.

Кевин поклонился, словно затем, чтобы прервать благодарственную речь своей ученицы. К горлу его подступил комок, и он едва не всхлипнул. Остальным трудно было представить, что значили для Кевина его стрелы.

— Я благодарю тебя, Лилиан, — продолжил Ллэндон, — но я не уверен, что твоя ловкость может пригодиться. Речь идет не о том, чтобы неслышно подобраться к защитному укреплению, или вскарабкаться на крепостную стену, или обезоружить часового, — хотя все это ты отлично смог бы проделать.

Твои услуги скорее понадобятся вооруженному войску, а не небольшому отряду, который не собирается воевать.

Лилиан улыбнулся комплименту и поклонился.

— Тогда остаюсь только я, — сказал Тилль, не повышая голоса. — Я знаю Гаэля. Он мой друг. Я не верю, что он убил бородача, но, если и в самом деле убил, значит, у него была веская причина это сделать. Я смог его найти, и он согласится со мной говорить.

Ллэндон кивнул и вопросительно взглянул на Ллиэн и Рассуля, которые ответили молчаливым согласием.

— С тобой, мой друг, королева будет в безопасности, — подтвердил он. — А теперь отдохнем. Завтра вы вернетесь в город людей. А мне еще нужно поговоригь. с Ламом и попросить его выбрать лошадь для королевы.

Эльфы вышли из шалаша, оставив Ллэндона наедине с женой, и ночная тишина, нарушаемая лишь мрач- ным уханьем потревоженной совы, пролегла между ними. Горло у Ллэндона сжалось, и он смотрел на Ллиэн не находя слов. В ночной темноте, еще усугубляемой сумраком шалаша, человек не смог бы ничего разглядеть, но эльфы, дружные с Луной, видят в темноте как кошки. Взгляд Ллэндона был похож на взгляд утопающего.

— Мне нужно всего лишь найти Гаэля в Каб-Баге, — прошептала Ллиэн. — Ничего страшного…

Ллэндон печально улыбнулся.

— Ты думаешь? Не знаю… Да, конечно… Однако после отъезда из Лота я все время чувствую тяжесть на сердце… как будто нам больше не суждено увидеться…

Ллиэн погладила его по плечу. Все эльфы их клана знали о видениях Ллэндона и относились к этому с почтением. Они слишком сильно верили в магию и в сны, чтобы пренебрегать предчувствиями.

— И потом, я сомневаюсь, что Гаэль все еще в Каб-Баге, — продолжал Ллэндон. — Что ему там делать? Мне остается полностью положиться на Тилля. Я не знаю Гаэля и не представляю, на что он способен. Эльфы болот…

Он замолчал на полуслове, решив не говорить о тех затруднениях и чувстве неловкости, которые испытывало большинство эльфов при редких встречах со своими полудикими собратьями. Даже Рассуль был порой таким непредсказуемым…

— Кое-что мне непонятно в этой истории… Гномы обвиняют его в убийстве Тройна — такое действительно могло случиться. Серые эльфы презирают гномов, и особенно тех, кто живет в горах. Если бы речь шла о схватке или даже внезапном нападении, я бы мог без труда в это поверить, но в историю о воровстве!.. Убить короля Черной Горы только ради того, что бы украсть у него кольчугу, пусть даже серебряную… Это уж слишком. Да это просто безумие!

— И что, по-твоему, случилось на самом деле? — спросила Ллиэн.

— Поди пойми этих гномов. Возможно, дело во внутренней распре между их правителями. Кто знает, может быть, кто-то из них захотел унаследовать престол и организовал это убийство с помощью Гаэля или нанял его исполнителем… Возможно, все даже серьезнее. Если Гаэль действительно смог проникнуть в Казар-Ран, если он в самом деле убил Тройна и украл кольчугу, значит, это гораздо более ценное сокровище, чем кажется… Тебе придется в этом разобраться… и не особо полагайся на гномов.

Ллиэн слегка опустила веки в знак согласия, но ее ободрительная улыбка ничуть не успокоила Ллэндона.

— Есть и еще кое-что, — нерешительно сказал он. — Тебе не стоит доверять также и Тиллю, я его опасаюсь. Я знаю, что он не даст привести Гаэля на Совет, даже если для этого ему придется убить всех людей и гномов в экспедиции… Но тебе он подчинится… он по винуется тебе, как и все мы.

Он приблизился к королеве, мягко обхватил ее лицо ладонями и пристально взглянул в глаза. Она улыбнулась и обняла его — сначала одной рукой, затем обеими.

— Я все знаю, мой король. Но я не боюсь. Я полагаюсь на своих спутников.

Ллэндон опустил голову. Этот комок в горле, эта тяжесть на сердце… Может быть, он слишком долго оставался среди людей и перенял это неизвестное эльфам чувство, называвшееся людьми любовью? Он смотрел на Ллиэн, начавшую раздеваться. Эта улыбка в ее глазах, которая ему так нравилась… Любит ли он ее или всего лишь страдает, оттого что им предстоит надолго расстаться?

Длинное муаровое платье королевы соскользнуло на землю. Теперь на ней не было ничего, кроме серебряных браслетов. Ее тело слегка выгнулось, как тростинка на ветру, и желание Ллэндона одержало верх над его печалью.

Разбуженный рано утром пажом короля Болдуина, рыцарь Мьольнир вместо богатых бархатных одежд облачился в более простое дорожное платье и надел кольчугу из потускневшего серебра, доходящую до колен. Гном остался с непокрытой головой, но подвесил к поясу шлем, который иногда глухо ударялся о древко тяжелого стального топора.

Паж был немногословен и ограничился лишь тем, что передал приказ Болдуина: собраться в дорогу и присоединиться к остальным как можно скорее. Слухи среди гномов разносятся быстро, и Мьольнир уже знал о готовящейся экспедиции. Он более пятидесяти лет служил в охране старого короля и считался одним из лучших его рыцарей. Ничего удивительного, что его включили в отряд! (И даже естественно. Кого же еще? Ха!) За это время он научился повиноваться без расспросов, и, даже если, как и любой гном, отказался от роскошных одежд и пуховых подушек не без некоторого сожаления, все равно он был воином.

Проходя мимо оконной амбразуры, он мельком бросил взгляд на занимающийся рассвет. Небо было серым и затянутым тучами. Еще один холодный дождливый день…

В дворцовых коридорах царил полумрак. Лишь кое-где их освещали факелы, укрепленные в железных скобах. В этом сумраке ему было уютно: коридоры напоминали близкие его сердцу подземные туннели, прорытые в горах.

Повернув за угол, он увидел в конце коридора вход в апартаменты Болдуина. Два стражника-гнома, вооруженные копьями, вскочили со скамей, увидев, что он приближается.

— Стой, кто идет? — закричал один.

— Мьольнир, — ответил он. — Доложите обо мне, король меня ждет.

Стражник трижды постучал в низкую дубовую дверь. Архитектор, строивший дворец, позаботился из дипломатических соображений о том, чтобы устроить маленькие двери в апартаментах для гномов. Эта деталь вселяла в них спокойствие: никогда эльф или человек с дурными намерениями не сможет проникнуть сюда, не подвергая себя опасности — наклонившись, чтобы войти, они подставят свой затылок прямо под удар топора гномов.

Стражник, стоявший по другую сторону двери, дал знак пропустить Мьольнира.

Король Болдуин Старый сидел в высоком кресле у камина и, казалось, полудремал, глядя из-под прикрытых век на огонь. Цимми тоже был здесь, и Мьольнир кивком приветствовал его. Мастер-каменщик тоже поедет с ним?

Когда стражник вышел и закрыл за собой дверь, ее тяжелый стук и звонкий лязг оружия эхом отдались под сводами большой комнаты с голыми каменными стенами, мрачной и похожей на пещеру. Но Болдуин даже не шелохнулся.

— Я пришел, король Болдуин, — через некоторое время сказал Мьольнир, надеясь разбудить старого гнома.

— Слышу, слышу, — проворчал тот (но Мьольниру почему-то показалось, что старик продолжает спать). — Хорошо… Думаю, ты знаешь, зачем я тебя позвал.

— Наверно, чтобы рассказать о предстоящей экспедиции…

— Ну вот, — все тем же ворчливым тоном продолжал Болдуин. — Правду говорят, что гномы не умеют хранить секреты.

Он безнадежно махнул рукой. И правда, неистребимая склонность гномов к болтовне не раз играла с ними плохие шутки…

— Если я попросил тебя, как и Цимми, прийти в такую рань, это означает, что вам обоим нужно узнать кое-что, прежде чем ехать.

Мьольнир обогнул массивное кресло и присел на корточки у огня. Только тогда он заметил присутствие гнома высокого роста, одетого как паж, и гримаса презрительного удивления на его лице не ускользнула от Болдуина.

— Успокойся, рыцарь. Этот гном не паж, и кровь его не менее благородна, чем твоя. Для тебя нет никакого бесчестия в том, чтобы сидеть рядом с ним, — вы с Цимми скоро это поймете… Но прежде всего мне нужно сказать вам, о чем я умолчал на Великом Совете.

Болдуин опустил веки и снова стал похож на спящегоили на того, кто видит сон наяву.

— Эльф Гаэль украл не только серебряную кольчугу! — внезапно взревел он своим раскатистым хриплым голосом.- Впрочем, я не верю и в то, что он настолько сумасшедший, чтобы отправиться под землю только ради нее. Старый Тройн, мир его праху, разделался бы с ним по-свойски и за меньший проступок… Нет, его преступление еще страшнее. Гаэль украл Меч Нудда!

Мьольнир вздрогнул. Этот меч согласно одной из самых старых гномовских легенд был вручен богиней Даной Двалину, самому первому королю гномов, чье имя не забыто в веках, и хранился в недрах Черной Горы как символ королевской власти и могущества.

Но это было еще не все. Так же как Священная чаша эльфов или Камень Фал людей, этот меч, называемый гномами Каледвх — «Смертельно поражающий», — был даром всему племени гномов, их общим талисманом и гарантией их выживания. Похитить Меч Нудда означало украсть саму душу гномов и обречь их народ на гибель и забвение.

Согласно легендам Каледвх в Древние времена был единственным мечом, выкованным из золота и насаженным на рукоять из дуба — дерева власти. Сыновья Двалина, а за ними и все остальные его потомки, становившиеся королями Черной Горы, украшали его клинок самым красивым драгоценным камнем, ограненным за время их правления, и поручали эту работу искуснейшим мастерам. Проходили века, множились волшебные истории из тех, что рассказывают на ночь, и в них Меч Нудда превращался в одно из величайших сокровищ на свете.

Редко кому выпадало счастье его увидеть. Мьоль- знал о нем только по рассказам других. Даже Болдуин, в чьих жилах текла королевская кровь и кому Тройн приходился двоюродным братом, никогда не держал Каледвх в руках. Потомки Двалина относились к одной из самых благородных гномовских семей, и утрата талисмана легла бы несмываемым пятном на честь всего рода.

Болдуин продолжал говорить, не открывая глаз.

— Ты понимаешь, Цимми, почему я не стал говорить об этой краже на Совете. Если эта весть распро странится, то весь род Двалина и правители Черной Горы будут опозорены навеки. И еще…

Болдуин медленно покачал головой и наконец открыл глаза. Взгляд его был пустым, потерявшимся в сумраке его ужасных мыслей.

— Все это было так давно… В глубине души я, кажется, перестал верить в Дану и ее талисманы. Да и кто еще в них верит, кроме эльфов? Люди придумали себе единственного Бога, а что до монстров… Но вдруг это правда? Что если это нечто большее, чем золотой меч? Если это действительно талисман гномов?

Говоря это, Болдуин пристально смотрел на Цимми, словно хотел убедить в первую очередь его.

— Ты думаешь, это простое воровство? Меч Нудда, без сомнения, — одно из самых ценных сокровищ, которыми обладают Свободные народы… но это было бы…

Болдуин горько усмехнулся.

— …это было бы слишком хорошо! Простая кража. Вор будет наказан, и все вернется на свои места… Нет, не так все просто. Говорят, что богиня Дана скрылась под землей, оставив свои талисманы четырем племенам. Конечно, это легенда, но это означает что в талисманах заключено божественное начало и каждый из наших народов частично обладает им. Что может произойти, если в руках одного племени окажутся сокровища всех четырех Народов Даны? Что будет с нами, если эльфы, украв наш меч, объединят его силу с силой своей Чаши? Сколько времени гномы смогут просуществовать без своего талисмана?

Высокий гном в красной одежде глухо простонал и уткнулся лицом в колени. Мьольнир снова пристально взглянул на него. Его рост был необыкновенным для гнома — почти такой же, как у короля Пеллегуна или сенешаля Горлуа. Длинная рыжая борода была заправлена за пояс, с которого свисал кинжал — оружие, не слишком распространенное среди гномов. Рыцарь с трудом удержал презрительную гримасу, отвернулся и, встретившись взглядом с Цимми, обратился к нему с немым вопросом. Но тот, со своим обычным спокойствием, лишь покачал головой и продолжал курить трубку из белой глины.

— Род Двалина, однако, еще не угас, — продолжал Болдуин. — Мне сообщил об убийстве Тройна один из членов семьи покойного.

— Значит, у Черной Горы будет новый король! — воскликнул Мьольнир.

— Пока нет, — отвечал Болдуин. — Согласно обычаю, принятому в Казар-Ране, потомок Двалина не может претендовать на трон, если он не обладает Мечом Нудда. В этом и заключается ваша настоящая миссия. Найдите меч, где бы он ни был, и принесите его мне. Постарайтесь, чтобы люди и эльфы, которые поедут вместе с вами, не догадались об истинной подоплеке событий.

— Но… а как же Гаэль? — спросил Мьольнир.

— Не беспокойся об эльфе. Наследник Тройна сам позаботится о том, чтобы отомстить за своего родича.

— А кто его наследник? — спросили одновременно Цимми и Мьольнир.

— Я.

Оба гнома подскочили на месте и резко обернулись к пажу, одетому в красное.

— Я Рогор, племянник Тройна и наследник Черной Горы, — сказал он мощным раскатистым голосом, вызвавшим эхо в огромной пустой комнате. — Я найду Каледвх и убью Гаэля. Клянусь в этом.

Гном встал в полный рост, и Мьольнир невольно вздрогнул при мысли о том, что вел себя недостаточно почтительно. Рогор медленно распахнул красный плащ с вышитыми на нем рунами Болдуина. Под плащем оказались доспехи с изображением черного щита и золотого меча — герб рода Двалина. К ним был прикреплен мощный топор, который оставалось лишь насадить на топорище, чтобы он стал гораздо более грозным оружием, чем простой кинжал.

Рогор снова запахнул плащ и заправил длинную рыжую бороду за пояс.

— Я прошу прощения, государь, — сказал Мьольнир со всей почтительностью, на которую был способен. — Я не хотел тебя оскорбить.

Ты меня не оскорблял, Мьольнир. Кто меня действительно оскорбил, так это Гаэль. Но благодаря вам и доброте короля Болдуина это пятно с моей чести скоро будет смыто. Если королю будет угодно доверить мне охрану Меча, я буду править Черной Горой и сделаю тебя и Цимми своими пэрами…

— Будешь, будешь править, — проворчал Болдуин. — Цимми и мой рыцарь помогут тебе чем смогут, но прежде всего они должны найти золотой меч. Смерть Гаэля для них менее важна.

— Но она необходима, — перебил его Рогор.

Старый гном задумчиво покачал головой. В течение нескольких секунд было слышно лишь потрескивание дров в камине и свист ветра за окном.

— Да, справедливо, что ты хочешь наказать Гаэля, если он виновен в смерти твоего дяди. Но будьте осторожны… Будьте очень осторожны, дети мои. Нам ведь не нужна новая война с эльфами, не так ли?

Он повернулся к Цимми и Мьольниру, и оба отрицательно качнули головами. Но Рогор, судя по его лицу, думал иначе.

— Дело серьезное, но это не повод для войны, — настаивал старый король. — Не забывайте об этом. Ты, Мьольнир, способен усмирить любого из этих воображал с голубой кожей, если они встанут у вас поперек дороги. А ты, Цимми…

Болдуин замолчал. Его глаза из-под кустистых бровей весело блеснули, плечи затряслись, и из густой бороды послышался смех, похожий на кашель.

— Ты должен будешь скрывать свои тайные знания как можно дольше. Пусть в тебе видят всего лишь обычного придворного из королевской свиты.

Цимми отложил трубку и низко поклонился.

— Повинуюсь, повелитель камней.

— Это твой титул, и ты это знаешь, — отвечал Болдуин. — Ты владеешь искусством говорить с камнями и можешь воздвигнуть гору перед своими врагами. Об этом не известно ни людям, ни эльфам. Они считают, что древние деяния мастеров-каменщиков — всего лишь искусный вымысел, и не верят в их могущество. В один прекрасный день они чертовски удивятся… Но до того, как он настанет, не используй ни свой боевой молот, ни пращу, ничего другого!

— Повинуюсь, — повторил Цимми.

На сей раз Болдуин откровенно расхохотался, откинувшись на спинку кресла.

— Кроме того, благодаря нашей уловке вас будет трое, а не двое! Повелитель Рогор останется в своей одежде пажа и ничем не выдаст себя во время путешествия. Всем будет казаться, что он вооружен простым кинжалом и больше ничем. Тем хуже будет для эльфов, когда они поймут, что это просто маскировка!

Гномы засмеялись все, один за другим, глядя на мускулистые руки Рогора и думая о волшебном могуществе Цимми. В самом деле, тем хуже для эльфов…

День наконец занялся. Бледные лучи проникли в зал сквозь узкие бойницы, между которыми на стенах все еще горели факелы. Это была самая верхняя комната дворца, на последнем этаже самой высокой башни, и ключи от нее хранились лишь у сенешаля и дворцового управителя. Она была круглой и почти пустой, если не считать двух больших кресел, в которых полудремали Два человека, и большого сундука, стоявшего у стены.

Король Пеллегун приоткрыл один глаз и потянулся. Все тело ломило, и к тому же он замерз, несмотря на свои меховые одежды. Он поднялся с мучительной гримасой и толкнул сенешаля Горлуа.

— Вставай!

Сенешаль подскочил на месте, и его единственный глаз некоторое время моргал, пока Горлуа не проснулся окончательно.

— Я… я что, заснул? — пробормотал он.

— Вот почему ты всего лишь герцог, а король — я! — ответил Пеллегун, сдерживая зевок. — Который час?

Горлуа тоже поднялся, подошел к одной из амбразур и выглянул наружу.

— Между заутреней и дневной службой… ближе к дневной.

— Нужно спускаться, — сказал Пеллегун. — Мы обо всем подумали?

Горлуа набросил меховой плащ и плотно закутался в него.

— Кажется, да, сир. В Каб-Баге все готово, и ждут лишь их прибытия, чтобы разыграть спектакль. Но всякое может случиться! С гномами никогда нельзя ни в чем быть уверенным!

Пеллегун молча взглянул на сенешаля. Он и сам испытывал сомнение.

— Да уж, гномы…

Потом, словно что-то вспомнив, встряхнул головой.

— Нет, еще не все! Найди мне человека не из наших владений, кого-нибудь из чужих — вора или убийцу из Гильдии… неважно, смотри сам. Пусть он следует за ними и сделает все что нужно. Ты меня понял?

Сенешаль утвердительно прикрыл единственный глаз.

— Мы не можем позволить себе потерпеть неудачу, Горлуа. Это было бы…

Он замолчал на полуслове и провел рукой по усталым глазам и по щекам, на которых уже начала отрастать щетина. Ему нужно было принять ванну, позвать брадобрея, и к тому же он проголодался… Капеллан может и подождать со своей мессой… Что за идея — устраивать мессу до завтрака!

Король взглянул на стоявший у стены сундук с гримасой отвращения. Потом повернулся к молча ожидавшему Горлуа и кивнул, словно отвечая собственным мыслям:

— Если мы потерпим неудачу, друг мой, это будет воистину ужасно!